Для силы духа и ума, ваш мастер слова будто бы, какая птаха, И, без сомнения, он поработает языком для вас, как само пряха. И вот со мной, кто как бы от берега родного, своего всё-таки отплыл, Тот через миг мгновения уж в мир загадочный, тихонечко подплыл: А над лесным горельефом в небе один из вертолётов здесь парит: А в нём, конечно, как полагается: американо-русская делегация сидит. Нет слов, как намаялись все эти бедолаги в предыдущей той главе; Рассматривать НЛО, да и внеземных пришельцев, так сказать в натуре. Пока вертолёт большой на землю калифорнийскую плавненько садится: Представь себе, мой читатель, всё же, что здесь за ландшафт такой; Куда приземлись путешественники наши на чудо света поживиться. Вся эта местность, к сожаленью, же была на вид сильно мрачноватой: Обычный, одинокий, деревянный домик, в виде пагоды хилой стоял, И он прижимался сиротливо как бы под большой бутылочной скалой. Весь дом уже в тени давно, и даже туман его низовья все тут опоясал; Взяв, несомненно, в плен вот так, своей седой и влажной, пеленой. Два аиста тут в любезностях курлыча, гнездятся на верхушке крыше: Багряный свет скользил ещё по ним, из-за того, что были они выше. Ручей от этого жилища, зигзагами и с брюзгами торопясь бежит, Куда-то с шумом вниз, но о своём одном бубнит, как дух бурчи вый. Чтоб через него пройти, горбатый мостик здесь по праву служит: Он деревянный и резной, а чёрный лак придаёт ему тон отменный. Ступеньки каменные к дому на подъём всех нас, конечно, доведут; От не ходьбы по тропке этой, уже зелёный мох им завладел густой. Как можно не заметить полуразрушенную из кирпичей ограду тут. Их обвивают сплошь кругом плети дички лишь густого винограда, А так же у домика углы до крыши: а ещё выступы у скалы крутой. К сожалению, не весел даже окружающий покой местного пейзажа. Сплошь вокруг просто страшный чёрный лес и ужасный бурелом; По-видимому, тут ураганы, смерчи бывают часто, как в самом аду. И сразу душу гнет, да томит в страхе всех, какая-то тревога колом; Как будто прилетели чудо искатели к «бабушке Яги» на ворожбу. И больше здесь не слухом, и не взором просто даже не найдёшь, Вообще и никогда ни кур, ни коз каких-то, ни псов сторожевых. И, без сомнения, хоть сотню вёрст иль миль ещё вокруг пройдёшь, Представь себе, читатель мой, тут не найти совсем следов людских. И лишь мытари двух супер держав великих, осмотрелись здесь с опаской, Как сразу ж, с шумом-гамом улыбаясь, озираясь, повылезли из вертолёта. Как к ним подошел молодой монашек, по виду, как от веры христианской; С капюшоном, в чёрной рясе и смиренно, из-за разбитого кирпичного пролёта. Он руки только, для приветствия молча на груди своей сложил, и лишь, затем Раскланялся чудо искателям, и уж, следовательно, после этого смиренно всем; Также молча, жестом показал, чтобы они к небольшой пагоде за ним прошли. Все тоже, разумеется, понимая, закивали головами и сразу за ним заковыляли. Хотя Громыко шел со всеми, он как-то недовольно и ехидством носом шмыгнул. По его такой ухмылке можно лишь понять, какую шутку тут с ними пожелали — Проклятые буржуи разыграть, чтобы опозорить все их идеалы в этой жизни. Ведь надо ж, в какую трущобу затащили, чтоб уверовали в мистические бредни. И президент Америки, такое не довольствие его заметил и, конечно же, смекнул: «Видно этому заму, о «Потустороннем мире», не правдиво, неточно изложили». И потому от этого уже у дома, на крыльце Никсон всех чудо искателей остановил, И таким неверующим как Громыко, он настоятельно и серьёзно их предупредил. «Друзья! – начал наставлять президент. – Я призываю к благоразумию вас сейчас; Быть осторожными, во всём, ведь за дверьми Новый Мир, открывается для нас. Оставьте наконец-то здесь на пороге этого дома, все свои вредные привычки: Такие как гордыня, чванство, а также всякие лихие подковырки – поговорки. Не дай Бог, к примеру, кто в мире том из вас безрассудно, попробует с хамить; Тот, к сожаленью, в бездну ада сможет, по-глупому, сразу ж точно угодить. Прямо говорю: не знаю я, сколько мы будем у этого первоучителя в гостях, Там не бывает времени никогда: и даже стрелки замирают на любых часах. Напоминаю: волшебник сам по национальности, по-видимому, азиат китаец. Ему не нужен переводчик, ни какой, он в жизни нашей пребольшой скиталец. Подумать только господа: прошел по свету все страны, материки и острова; Пока не отыскал в горах Калифорнии, вот эти мирные, совсем спокойные края. И почти один в тиши, и в полном от мира сего уединении в затворничестве Постиг, возможно, в пещерном храме тут «Истинного ученья» в совершенстве». И процитировал: «А сердце его оттого, что отверг он ученья иные, схожи с луной, Чисто и зеркально оно: и на нём, представьте, ни пылинки ереси нет, ни одной». Закончив так путешественникам говорить, хозяин штатов был просто непоколебим. Он сразу же рукой махнул всей своей свите, чтоб они, не боясь, пошли за ним; И развернувшись быстро тут на месте, в избушке ткнул с размаху дверь пинком, И как бы с провожатым иноком из первых, в сей дом проворно влез бочком. И чудо искатели все бесцеремонность, проявили и последовали таким Макаром: Ворвались почти толпой, бегом, в тот скромный, с вида скажем, тайный дом. Забыв за раз от власти своей греховной, от светских своих всех наслаждений, Что ждёт впереди таких людей, которых бремя обняла уже, для испытаний, Где б только ни был путешественник иль странник в чудной стороне, Такого храма, я ручаюсь, без сомнения, он не видывал вообще нигде. Внутри жилища тут нет окон, ни комнат, ни дверей, ни перегородок, А г-образный, длинный, широкий коридор, и пол как лёд был гладок. Здесь в стенках, как бы по бокам: светильники кувшинчики пылают; И от них, конечно, всюду благодатные эфирные пары, клубясь, парят. Но вот прекрасный коридор привёл всех до дугообразного проёма; Когда прошли их, то открылась взору всем, громадный, странный зал. А из глубин его доносились тихое, журчание ручейков: начало из начал. Да, то был действительно, какой-то храм, очень гигантского объёма. Сам зал, как круглый диск, с радиусом так, примерно, в 100 метров. Из-за туманности вверху, наверное, потолок был ещё более высоким. Нашим мытарям, как муравьям сюда заблудшим, не оценить размеров — Сего крова, потому что им казалось всё тут неосязаемым – далёким. Ещё отметим мы: в этом храме было множество проёмов без дверей. Но подсчитать их можно, а таких тут ровно – девяносто одна штука; И все, как близнецы похожи, в виде дугообразных, выгнутых бровей; И, несомненно, видно налицо, таится в этом очень хитрая ловушка. Но, к сожалению, мы об этом не узнаём, а так сам зал почти пустой. Но не грех тут всем полюбоваться лишь одним драгоценным троном. Стоял он лицом, зашедшим, посередине зала, для назначения благой. Но, без сомнения, напоминает в отраженье зеркального пола издали На божественный, распустившийся цветок лотоса на водяной глади. В глазах это просто живая картинка, с очень зачарованным видом. С одного бока сам трон казался путешественникам желто-медовым; С другой стороны уже, или под другим углом, – багряным – червонным, В ковровых накидках, в злаченых нарядах и в алмазных подвесках; Был он высоким, на черепашьем щите, и по праву в царских окрасах, И, следовательно, вот тут, на этом самом драгоценном троне, лично Бессмертный и всесильный человек сидит, действительно, привычно. А рядом, как полагается, склонившись к нему, его послушники стоят. Благие все подвижники – ученики, одетые по сану в монашеские рясы. Их восемь молодых ребят, которые искоса на наших мытарей глядят. На что Громыко за-смеясь, сказал: «Да это явно ряженые лоботрясы». Никсон сразу побледнел, а генсек сказал, чтоб его заму рот зажали. В это время ученики внимали, чему прочитанная учителем сутра учит. А мытари, уняв Громыкина, сейчас глазели тут на необычайное светило. Которое было вверху над троном и, явно, над головой учителем парило В метрах так, двадцать пять от пола, без сомненья, а может и более. Оно было как жемчужина, но освещало весь зал в храме, тем не менее. Вращаясь там, на месте колесом, оно как солнышко прекрасное, сияло. Само примерно – так с яйцо, но писк свой однотонный тихо испускало. И это крохотное чудо даёт неограниченное, неиссякаемое, тепло и свет; И только людям грешным будет, безусловно, не ласков от неё привет. Пока, пожалуй, озираясь тихо, вся группа к трону медленно здесь шла, До греха водных дядек, такая речь от первоучителя – понятная дошла: «Любое всё, что с виду формой обладает как-то, В действительности, и по сути формы лишено. Пустое ж место завсегда и никогда не пусто; Хоть пустотой одной нам, кажется, всегда оно. Шум один, иль тишина одна, молчанье и беседа В действительности меж собой равны всегда. Бывает иногда в полезном даже деле видно Лишь только бесполезность скрывается одно. Причины и следствия бед и несчастья, о которых мы здесь говорили, Вещают лишь об одном: какую неправду лжецы на земле прославляли. Когда по неведенью в нашей жизни люди зло вместо блага творили; Какие народы земли для духа отраву от лживых пророков приняли. Все наши помыслы, утехи мирские, как и всё тайное с миром родство, Известно Всевышнему, но не мешает теченью, саму суть к измененью; Возможно, намеренья для грехопаденья, подталкивает на то божество. Испытывая так, чтоб жили мы не по своему, а по избранному течению. Достойные ж, братья мои, по жизненному пути идя, совершайте деянья; И вы узнаёте последовательность, пророчества от школы созерцанья. Как трудно очень, пред бездной неизвестности, благочестивым идти: Всё время, совершенствуясь к перерождению, по неизведанному пути. Так, вы же изгоните вон, раз и навсегда, в конце концов, из своих сердец Завистливые, лживые и всякие юродствующие душу, порочащие страсти. Сумейте, продолжал праведник слова, – сор ереси от истины смести: Да так, чтоб засиял вовек над вашей головой – божественный венец. Ведь тлен из жизни, без сомнения, как и вся жизнь, из тлена вытекает На смертных или на-бессмертных их Нирвана Бога только разделяет! Но посмотрите-ка сюда, – продолжал истолковывать праведник слова, — К нам в обитель: Девяти истоков пожаловали важные господа снова. Но запомните, ученики мои, среди них есть один заблудший обманщик. Он грешен так, как будто выполз к нам из пекла ада бес – приёмщик. Но, как истинный партиец, обожает сильно злые подковырки и обман. Такие неверующие в Бога люди, как правило, таскают при себе наган; И уже сейчас от его ехидной трухлявой оболочки, смрад один идёт; Но вот таким, конечно, верю, он сегодня к бесам на отмывку попадёт». Несомненно, дабы лучше рассмотреть наших всех путешественников, А может, просто из-за приличия, праведник с царского трона встал; И поэтому на небольшое, некоторое время он, разумеется, замолчал. А мой дух, так же вместе с дорогим читателем, в группе спутников, Подошли степенно, почти к этому времени, до самого золотого трона, И стали разглядывать хозяина храма, которому прибыли неспроста: Сам он был немножко сухощав и, можно сказать, среднего так, роста. Наверное, на вид лет шестьдесят, но очень крепкого, волевого стана. Лицо у него точно и явно не сильно морщинистое и уж совсем не белое; А цветом, так сказать, скорее так, было восточное, золочёное, желтое. Ещё нельзя не отметить, широченные брови и зоркие очи, как у орла. Даже зубы, заметили все потом, были у него чуть-чуть лишь редкие: Но зато, уж конечно, отменно – крупные и жемчужно – белые – крепкие. А борода у праведника коротка и редка и трезубцем была вся бела. Сам праведник замысловато тут одет, как будто с царских он палат: На нём сидит с большими очень рукавами, китайский шелковый халат. А на голове его отменно сделанный убор косынкой из дорогой парчи; И на ногах лишь укороченные, из дублёной кожи, коричневые сапожки. Он руками, как бы опирался важно на металлическую, в палец, трость; И со стороны, без сомнения, подчеркивало в нём достоинство и честь. Такой человек таит в груди, бесспорно, незримый луч сияния святого; Чтоб побеждать не силой, а молитвой душе губителя врага людского. И только лишь хозяин храма тут открыл свои уста, как сразу ж снова, Все чудо искатели вновь поняли без переводчиков такие вот слова. Господа! Я приветствую вас с прибытием в храм: Девяти источников! Я знаю также без знакомств, безусловно, все ваши фамилии и имена; А ещё, что привело вас всех сюда под прикрытием, путешественников; И в каких познаниях цепи, вам недостаёт, всего лишь одного звена. По рангу, я Боде-дух Небесный, но вы называйте проще: дед Сун Дин. Но, к сожаленью, на земле грешной остался я бессмертный лишь один. Но с вами, господа, мне нужно договориться, как-то раз и навсегда, Что я исполню вам чудачество любое, коль в этом ваша вся отрада. Только с носа по одному желанью, от которого волос встанет дыбом; Но без капли крови, чтоб душа у вас заколыхалось радостным костром. Но зато взамен, за это, я у каждого из вас засушу кусочек мозга в голове, Чтобы всё забылось тут для вас, а нас наконец-таки оставили в покое, Наступило небольшое молчание в храме, а Сун Дин, как бы в забытье; Заговорил потом тихо – пре тихо, не исключено даже, для себя стихами. В словах мудрёных, почувствовалось, на мой взгляд, какое-то нытьё; Вот-те строфы, но их просто трудно передать поэтическими словами. Вредны бесчисленные снедающие, пагубные страсти: От их влияния нам суждены всегда – одни напасти. Однако же природа таковых от них почти едина; И, кажется, печаль в судьбе опять непреодолима. Но это всё, увы, от тысяч дум, волнений и забот, С которых нас затянет в свой гибельный круговорот, И им уж здесь не будет никогда, ни края, ни конца: Раскрытые, растерзанные, смутьянские, гиблые сердца. Но всё– таки настанет день, когда всему предел, Положен будет нашим тяжким сильно испытаньям: Лавине всяких пустотелых, столь неотложных дел, Всем суетным мечтам, а также суетным дерзаньям. Прибудет всё же день, когда к земным страстям Дух человеческий, неугомонный разом охладеет, Тогда душа, ослепшая на веки – вечные прозреет; И, образ, взяв нетленный, вознесётся к небесам! «И так, гости дорогие, – к пришедшим обратился вновь волшебник, — Моих стихов вам не понять, хотя вас ровно здесь восемь человек. Но вы летели столько времени ко мне, как на какой-то праздник: Хотите истину узнать про этот, ну и, конечно ж, про грядущий век. Что ж! Для вас готов любое сделать чудо, лишь от души пришло оно. Но, как я и говорил, по одному желанию, это есть условие моё одно. Пусть даже бредовая или мудрая идея, её исполню враз к примеру; Притом, что в голову при этом, к сожаленью, вам не ёкнула сдуру. И вот теперь, когда моё желание вам тоже, как говорится известно, Скажите прямо, без кривляк: на моё условие сие вы согласны честно?» Тут наши путешественники дружелюбно дружно, конечно, пошептались, И сразу одобрительно после закивали головами, то есть согласились. Тогда Сун Дин похлопал вмиг в ладоши, как истинный владелец дома, Перед приверженцами – послушниками своими, и тут же распорядился: «Сию минуту: накрыть в этом зале стол, для самого высшего приёма!» Но сразу после слов своих, почему – то, от чего – то тут же испарился. Но ненадолго, примерно, через одну минуту он снова появился здесь. Прямо пред ошарашенными чудо искателями, просто как-то извиваясь; Но за такой поступок свой он поклонился им, и этим извинился всем. И сразу же потом Сун Дин забормотал губами заклинание своё затем. И чудо! Из ничего появился на полу прямоугольный деревянный стол. И он расположился там, где находился у чародея его золотой престол. И как ни странно, уже напичкан был разными, изысканными яствами; А запах с этих блюд, заставил всех гостей уж предвкусить слюнями. Все ученики чародея, разбежались по дверным проёмам кто куда. Но ненадолго, и вот уже к яствам на столе, несут и добавок уж сюда, А также принесли послушники ещё обтянутые в кожи кресла-стулья, И сразу ими, естественно, обставили богатый стол со всех его сторон. И вот как в ресторане уж, шум да гам и разный посудный перезвон. Теперь подробней, что из блюд с яствами тут увидел восхищённо я. На столе большом, покрытом строго – чёрным лаком С тонким, врезанным, замысловатым в нём рисунком Разложены сотни лакомств – много рядно – ловко тут. В чашах, вазах дорогих к искушенью сразу вовлекут. А сколько в них плодов румяных или изумрудных; Груши с заячью головку или мясистый виноград, Груды яблок, персиков, бананов, ананасов сочных; Радующий на вкус любой и на искушенный взгляд. Ну и, конечно, здесь закусок просто море свежих: Это рыба и икра, всякой масти видов осетровых, Тут заправленные блюда лишь с подливкой острой. Здесь с горошком вся, а вот уже под сладкой соей. Безусловно, есть и с мясной начинкой баклажаны — Будто только что с плиты горячей сразу принесены. Есть даже шашлыки тут, а также всякие балычки; В закопченном виде ещё дичь: утки, гуси, куропатки. А сколько на столе колбас, это просто туча блюд: А к ним томаты, и на их основе перчик и аджика Почитателей своих, бесспорно, уж давно тут ждут. Золотые сыры везде, а ещё со сливками клубника. Здесь и рис отварной, со специальной приправой, От него распространяется пар аппетитный такой. А сколько хлебных пирогов воздушных и сдобных: Столько же было пампушек солёных и медовых. Сколько из рассола здесь нежно сладких грибов, Или ряды салатов из хрустящей капусты да огурцов. Яств и кушанья, различных валом, просто вдоволь, Перечислить о застолье этом точно болей не берусь. Без сомненья, все там были вкусовые сочетанья: Винов вдоволь всех и всё, для такого угощенья. И вот лишь под попечительством кудесника, за угощением расселись, Глаза чудо искателей вмиг невольно жадно по застолью разлетелись. Сун Дин тоже сел к столу, но перед едой расслабиться призвал. Затем опять привстал и без церемоний, отведать пищу наказал. А дальше по-простецки, всем гостям сказал лишь напоследок: «Вы ещё не знаете, но перед вами я очень даже старый предок. Сейчас за застольем всё, что вы будете, несомненно, пить и есть Является тут божественным волшебным питанием, что ни на есть; И, следовательно, если вы, господа, каждый день такую пищу ели, То, без сомнения, тогда три столетия, без болезней вы б прожили! И уж после этого моего скромного и чудодейственного угощения Три дня не будете справлять свою нужду от благого причащения. Столько времени, потом забудете ощущать ещё и чувство голода. И потому тревожится затем, вам нет никакого от этого повода». И лишь после этого кудесник сел, а его гости кушать принялись, У многих путешественников от нетерпения даже руки затряслись. Но всё же все здесь они свою бесцеремонность дружно проявили: Набросились, как голодные волки, на еду и почти всё употребили. Но волшебник распорядился, и сызнова накрыли так же этот стол. А гости, поедая всё за обе щеки, говорили, чмокая, все до одного: «Что за вкус и аромат? И что за дух в нас божественный зашел?! Признаться честно, никогда и нигде мы не ели ничего подобного!». А дальше здесь всё, может было бы за застольем таким отлично; Но вот когда изрядно гости все до отвала тут наелись и напились, Как бы из-за барского стола Громыко вышел дерзко непристойно. И обратившись до Сун Дина, сказал ему, зловеще ухмыльнувшись: «Владыка! Вам нужно знать, что не для того в гости едут далеко, Что в своём родимом доме кушать, может, нет совершенно ничего. Хотелось бы убедиться в вас на самом деле, какой бессмертный вы?! Или, к сожалению, такая же труха, как все собравшиеся здесь мы?! А в ваши фокусы не верю, и, следовательно, не желаю их я знать, И в ваш капкан гипноза не позволю, своим товарищам попасть?!». Лишь Громыко смолк, волшебник из-за стола к трону чинно вышел И, развернувшись до гостей, сказал, как будто всё уже предвидел: «Есть у русских поучительная поговорка: «от волка оборонишься, А вот от злого ненавистного человека уже никуда, не упрячешься?!» И только после этого он Громыкину здесь на заданный вопрос сказал. «Ну что ж, герой, гляди сюда, – и палец кверху, говоря ему, поднял, — Сейчас ты и все, безусловно, видят надо мной крохотное светило, Но это, скажу так: внеземная сфера, чтобы моя душа в ней царила! И чтобы разум твой и моих гостей в догадках сердце не томило, Скажу вам по секрету лишь одно: в этой оболочке вся моя сила! Но именно из-за неё я смог однажды бессмертие в себя вдохнуть! А чтоб оно светило эдак?! Я в тигле золотом покорил живую ртуть!» Здесь все головы приподняли и бросили окончательно пить и есть, И к бровям приставили ладошки, чтоб вновь светило рассмотреть. А это «Крохотное солнце», быть может, лишь величиною, так с кулак Было, как я уже сказывал, примерно, в метрах около тридцати так. И всё так же на плаву в пространстве теплотой дышало и парило, Давая вечный день в подземном храме этом, как микромодуль НЛО. «Ха-ха! Бессмертный? – и Громыко начал нарываться на волшебника, — Так я на слове, как мошенника, сейчас тебя уже подловил, владыка, И посмеяться никому не дам, над нашей коммунистической главой, Хотя б и пришлось бы мне за правду – матку поплатиться головой!» Тут все глядят, как в одно мгновенье, этот большевистский идеал Перевоплотился на глазах у всех, и стал уже как уличный жиган. Под продолжающийся свой хохот, он враз из своих брючин достал Настоящий самый, скажем так, шпионский, чёрный, небольшой наган. «А ну-ка, сидеть тихо, господа, – Громыко на американцев закричал, — А не то с кудесником вас всех могу до одного, как собак перестрелять! Сегодня я на вас, проклятые буржуи, очень даже сильно осерчал: За одурачиванье пролетарий, таких людишек надо б точно истреблять. Тут дальше, без сомнения, события уж больно круто развернулись. От дерзости такой у всех приоткрылись рты, и языки зараз отнялись. Зато хозяин дома, достойный чудотворец про-прадедушка Сун Дин Не выдавал своего, к удивлению, никакого беспокойству тут один. А, в общем, со стороны казалось, что ему, наверно, здесь всё равно, Хотя наган этого злодея был направлен точно и только на него давно. Конечно, сей рассказ мой больно тихонечко и медленно уж ведётся; А дальше дело происходило так, как в комнате веничком метётся. И министр Громыко никого здесь не собирается зазря страшить, Но хочет взять на душу грех большой и личную правду доказать. Для точности злодейства подошел к волшебнику почти вплотную И, выстрелив в него четырежды, осознал в момент, что всё впустую. Гордец Громыко побледнел тут, сконфузился, и даже содрогнулся, И, быстро потерев глаза, которым впервые не поверил, испугался. Зато дедушка Сун Дин нагнулся и, найдя четыре пули под ногами, Подбросил ловко на ладошках их, и хило посмеялся пред гостями. Тут лишь у гуляк страх сошел, и они вздохнули мигом с облегченьем. Вскочили с мест, хлопая в ладони, как будто в цирке веселились. Но Громыко никогда с позиций так своих, не уходит с пораженьем. Он поднимает сызнова свой наган, и снова все тут насторожились. По натуре Громыко тихий был, а тут как демоны в него вселились: Зелёные злые огоньки в его глазах, отчего-то разом засветились. На сей раз он цинично метится уже не в человека и не в людей; А в чудо – сферу над Сун Дином, в его талисман «Маленькое солнце». А с зала выкрики уже чудо искателей: «Ты что же делаешь, злодей? Не смей, басурман, стрелять туда, ведь там, у чудотворца сердце?!» Но, к сожаленью, скажем, к бунтарю слова встревоженных людей Как будто бы так в пустое место, иль вовсе не доходят до его ушей. И вот из его нагана, гремят уже два прицельных выстрелов всего, Но только сам как скошенный замертво упал от злодеяния своего. Но сразу ж рифмы, как нещадные грехи, Сложились в ситуации такой в стишки. Откроем мы ж тогда смятённые сердца, Чтоб жизнь была без тлена, без конца. Так, бренное тело, презрев и покинув, Родной дух отошёл, оболочку отринув. Вот пробил разлуки томительный час: Тигель остался, а пламя огня уж угас. Кто отлетевший тот дух потревожит? Кто воспрепятствовать этому сможет? Нам сразу знать то, всё пока не дано; А в жизни бывает так, что всё решено! Но всё же все подробности, дорогой читатель мой, уже в другой главе, Чтоб с передышкой, несомненно, посвежей, виденья были б в голове.