Слухи о том, что в Мурманск приехал корреспондент, не заглушишь ящиком мороженой рыбы! Дошел он таки и до высоких инстанций. Те, что хотели нас показательно выпороть, решили по мирному "разрулить ситуацию". Руководству АРКС было спущено резюме: "Слишком умные! Пусть в море идут, и работают!". Отход был назначен на раннее утро. А пока, с начальственных глаз долой, "Новоспасск" утащили к причалу плавмастерской "Двина".
На судне, как на хреновом барском дворе, всегда найдется работа: мелкий ремонт, бункеровка, погрузка картонной тары, транспортировка в ресторан "Дары моря" нашего белокорого палтуса.
Нас с Прилуцким это дело вроде бы не касалось - обоих призвали в кадры перед светлые очи непосредственного начальства. Но, как люди ответственные, мы не могли допустить, чтобы рыбу в кабак доставил кто-то другой.
События начинали раскручиваться по знакомой спирали: кабинет Таисии Марковны - волшебный служебный столик. Основательно выпив и закусив, я решил разорвать этот порочный круг и отправился в кадры, требовать отпуск.
- Антон, - взмолился групповой инженер, - три парохода на выбор и все на отходе! Выручи, сделай еще хоть маленький рейс, а потом отдыхай - будет тебе отпуск сразу за три года!
- Здрасьте! - опешил я, - зачем же тогда вы мне прислали замену?
- "Вы прислали"... да если бы я прислал! - взвился Попов. - Пошли они на хрен! Ходят тут всякие, давят авторитетом: этого убери, того замени, а людей я возьму, да из кармана достану! Так да или нет?
С Евгением Селиверстовичем я никогда не спорю. Он ко мне только с добром - я к нему тоже. Мужик он хороший, хоть и держит нас в "черном теле". Главное - горой за своих.
- Который из этих трех уходит последним? - спросил я из чисто практических соображений.
- Последним? - "Норильск". У него сегодня Регистр. Рейс - сорок пять суток, на донные породы, под соль.
Групповой инженер знает, что я за рублем не гонюсь, но все же счел нужным предупредить. Еще бы! Под соль - это пролет.
- Ладно, годится.
- Тогда я пишу направление... на сегодня?
- На завтра!
- Ну, хорошо, на завтра. Ты только к отходу не опоздай! И вообще... сколько можно тебе говорить: в таком виде сюда ни ногой?!
- В каком "таком виде"?! - вполне натурально "обиделся" я.
Селиверстович "брал на понт". Он был сам постоянно "вкинутым", ничего учуять не мог.
- Ладно, пошел вон! У тебя уже трезвого вид, как у пьяного! Дождетесь, возьмусь я за вас!
...К обеду я нализался, как бобик. Было дело, что там греха таить!
Некоторые из сознательных граждан задаются вечным вопросом: отчего моряки пьют? Скажу как эксперт: не от хорошей жизни. Восемь часов вахты, восемь часов подвахты и еще четыре часа, если рыбы невпроворот. Плюс ко всему, в море бывают моменты пострашней самого лютого шторма. Ни с того ни с сего, например, пароход обрастает льдом. Этот процесс довольно стремителен. Тонкий антенный канатик на глазах превращается в лохматый манильский трос. Если не принять срочные меры, судно обречено. Как айсберг, подтаявший снизу, оно теряет остойчивость. Следует "оверкиль" и общая смерть в ледяной воде. Вот почему - день ли, ночь на дворе - капитан объявляет аврал. И все, кто способен "держать оружие", машут кайлом, как стахановцы. Устал - не устал - вперед!!!
Вернешься в каюту после околки - мокрый, продрогший, убитый. "Сейчас бы сто грамм!" - думаешь, а сто грамм-то и нет! Вздохнешь, отогреешься чаем. Только что-то в голове все равно отложилось. И таких вот, "сейчас бы сто грамм" - несколько раз за рейс.
Когда возвращаешься в порт, в голове благие надежды. Ну, что моряку нужно для полного счастья? - купить на базаре стакан семечек, выпить бутылочку пива, да покушать пельменей. Ан, нет! У меня, например, никогда "срасталось". Чаще бывало так: "пивка для рывка, водочки для заводочки" - и понеслась!!! Поперло из подсознания то самое "сейчас бы сто грамм". Полгода не пил человек, много ли ему надо на грешную душу? Глядишь и "поплыл"! А таксисты, официанты, лихие бабенки, ушлые люди со стороны - все берут под опеку, все хотят напоить, опоить. Все знают, как лучше твоими деньгами распорядиться! Налетают, как чайки на рыбный мешок. "Штука" в кармане, две - растащат - ничего не останется! Очнешься в каком-нибудь кабаке, в незнакомой компании, выйдешь на шумный балкон, вытащишь из кармана пучок "трояков" - и швыряешь их вниз, как листовки:
- Здравствуйте добрые люди! Порадуйтесь за меня: я живым из рейса вернулся!
Не зря говорят: "В чем отличие моряка от ребенка? - хрен побольше, да умишка поменьше"!
В общем, пьяный в дымину, я вернулся на свой пароход: собирать вещи. "Новоспасск" стоял у плавмастерской "Двина", вторым корпусом к какому-то чумазому "рыбачку". Прикатил я туда на такси, в полной уверенности, что сейчас глубокая ночь. (Поди разберись, если солнце за горизонт не заходит?) Даже расплатился с таксистом по двойному, ночному тарифу. А раз такая оказия - с собой прихватил ящик пива и шесть "пузырей" водки.
Водку я рассовал по карманам, а пиво понес впереди себя. Но только ступив на трап, с тоской обнаружил, что совсем ничего под ногами не вижу - мешает ящик!
Сейчас грохнусь, - мелькнула мыслишка. Пока я ее думал - и точно грохнулся!
Ящик рассыпался, зазвенел. По железной палубе "рыбачка" потекло, запенилось пиво.
Надо же! Девять литров - коту под хвост! - чуть не заплакал я, догоняя две уцелевших бутылки. - Хорошо хоть водка не пострадала!
- Эй, угости пивком!
Вот сволочь! У человека горе, а он еще и подкалывает!
- Пошел на ...! - внятно сказал я прямо в чумазую морду, что вынырнула из трюма. И протрезвел.
К моему удивлению, кругом было людно. (Еще бы, разгар рабочего дня!) Начальство в погонах с широкими лычками брезгливо отряхивало форменные штаны, гоняя по пальцам пивную пену.
- Свинья! - мысленно произнес седовласый гигант с шевронами капитана-наставника.
Критику я проглотил, счел ее справедливой: и правда, свинья! Это же надо, восемнадцать бутылок! Хорошо хоть не водки!
Шагая на борт "Новоспасска", я выронил сразу две "беленьких" - выпали из карманов. Их подхватил на лету тот самый чумазый тип:
- Бутылочку не продашь? - спросил, возвращая пропажу.
- Ты что?! - возмутился я, - если кто-то узнает, что Антон на "Двине" водкой торгует - заплюют и правильно сделают! Рад бы помочь, да никак не могу. У нас на борту полна хата голодных ртов. И вы расстарайтесь, раз припекло. Зашлите кого-нибудь на "железку".
- Тут видишь какое дело, некого посылать. Регистр у нас.
- Регистр?! - (Так, так, так, что-то мне это напоминает!) - А как называется ваша посудина?
- С утра называлась "Норильск".
- Во! - меня осенило, - а ты кто такой?
- А я старший механик.
- "Дед", значит... ну, ладно, если не врешь, загляну.
Заглянул я к нему с литрушкой в кармане. Сразу предупредил:
- Не продаю, угощаю.
- Заметано.
Звали стармеха Леха Рожков. Жил он в стандартной каюте, но довольно зажиточно. В узкую щель между переборкой и рундуком умудрился втиснуть холодильник "Морозко", а на синий линолеум пола постелил, хоть и старенький, но настоящий ковер. Это говорило о том, что "дед" в экипаже - человек постоянный. А значит - свой, Архангельский, не вербованный, не лимитчик. Пил он тоже по-нашему: без закуски. Стакан хватанул и сказал:
- Зашаило.
- Ты у себя? - одновременно со стуком, в каюту протиснулся рыжий приземистый хлопец в рыбацком свитере.
Это мне не понравилось. Ни "здравствуйте", ни "приятного аппетита" (хоть я и не представляю, как аппетит может быть неприятным), а сразу:
- Ну, что там у нас с КИПами?
"Что нам у нас с КИПами", было мне совершенно по барабану. Пока Леха оправдывался, я позволил себе задуматься о насущных делах. Дел было много. Перенести вещи, как следует "затовариться" водкой и, пожалуй, самое главное - зацепить бабенку без комплексов, чтобы было над чем попотеть.
- Это наш капитан, - обращаясь ко мне, наконец, пояснил стармех.
- Какой такой капитан, - встрепенулся я, - случайно не Витька Брянский? (Именно эта фамилия фигурировала в моем направлении).
- Виктор Васильевич Брянский. А что? - насторожился рыжий.
- Так, ничего... садись, капитан, выпьем!
- Не пью, - он хотел сказать, не пью с алкашами, но передумал.
- Тогда мы с тобой не сработаемся!
У него округлились глаза:
- Ты вообще-то откуда, прохожий?
Нервы у него тоже ни к черту. Надо понимать, обижает.
- Я то?! - мой голос напрягся и зазвенел в предвкушении драки. - Я вообще-то начальник радиостанции, а также акустик и навигатор - все в едином лице. Хотел пойти на твой пароход. Думал, здесь работают люди.
- Направление покажи.
Я плюнул в ладонь и скрутил ему дулю:
- Может тебе и диплом предъявить, чтобы ты из талона решето сделал, дурак гребаный?
Витьку перекосило. Он решил ухватить "пьяного наглеца" за шиворот, выволочь, как щенка, с вверенной ему территории и вышвырнуть на причал. А хренушки! Когда я на взводе, мысли людей для меня - открытая книга. И это бесит еще сильней.
Не глядя, я поймал его за запястье и швырнул на диван. Швырнул через спину, по высокой, крутой траектории. Он удивленно хэкнул, но тут же вскочил, сжав кулаки.
Стармеха, как своего, я двинул локтем под дых. (Легонько, "любя", чтобы только не путался под ногами). Той же самой рукой зарядил Брянскому "в дыню". Хорошая драка у моряков - обязательный ритуал. Это продолжение пьянки, одна из ее составляющих. Но я ни разу не видел, чтобы кто-то на судне схватился за шкерочный нож.
- Наших бьют! - донеслось от матросской "четырехместки".
- Наших бьют! - отозвались с борта 1444-го.
Прорываясь к "пяти углам", я "мочил" и своих и чужих. Чья морда мелькнет в "перекрестье прицела" - тот и попал.
- А ну прекратить!!!
Белой холодной глыбой, над побоищем возвышался Иван Алексеевич Севрюков.
И все прекратили. Народ смущенно попятился: "чего это мы?"
- Морконя, опять нажрался? Ну-ка заприте его в каюте, водку конфисковать!
А что? - этот запрет!
- Я больше не ваш, Иван Алексеевич.
- Вот как? А чей?
- Направили на "Норильск".
- Кого присылают, Иван Алексеевич, кого присылают?! - причитал Брянский, утирая сопатку. - Нет, сейчас же иду в кадры!
- Охолонь!
Капитан Севрюков для Витьки авторитет. Для него океан - как собственный огород. Чтобы когда Севрюков вернулся в Мурманск без плана? - такого ни в жизнь не бывало! Витька знает, он сам начинал под крылом у Ивана: сначала матросом, потом - третьим штурманом. Есть у старого капитана целая куча только ему известных, укромных "нычек", где в самую лихую годину можно снимать неплохой урожай.
- Ты его, главное, в море вывези, - сказал он тихо и флегматично, без эмоций и ударений, как будто бы про себя, - там он нормальный. А спрячете водку, уберете одеколон из артелки - будете с рыбой.
- Вы что, Иван Алексеевич? - Витька был изумлен, - вы что, хотите сказать, что этот хмырило умеет ловить рыбу? И как, интересно, выглядит весь процесс?
- Хрен его знает как, - пожевал губами Иван, - но будете с рыбой...
Водку мою, понятное дело, конфисковали - Севрюкова никто не посмел бы ослушаться. Вот только проспаться мне так и не дали. Пришел новый радист и начал качать права: моя, мол, каюта - освобождай! Я обиделся, тут же собрал вещи, и перешел на "Норильск", поскольку напрочь забыл, что учинил там драку.
Ох, Брянский повеселился!
- Вон отсюда, ханыга! - орал он, как потерпевший, указуя перстом на трап. И все норовил пнуть меня ботинком под зад. Его изо всех сил удерживали Леха Рожков и высокий патлатый парень с повязкой вахтенного матроса.
- Ты чемодан на причале оставь, - улучшив момент, прошептал "дед", - я его потом к себе занесу.
Пришлось повернуться к Витьке спиной, пошаркать ногами по вымытой пивом палубе и сказать, чтобы он услышал:
- Пойду-ка отсюдова, а то еще люди подумают, что я тебя знаю!
Впереди были сутки свободы и шанс на реванш, а в кармане - сберкнижка. За три года без отпуска на нее что-то много "накапало".