За двенадцать суток пути от Москвы до Владивостока я прочел массу литературы о Приморье, Владивостоке. По сути дела, я ничего не знал об этом крае, разве что понаслышке. Поражала воображение прежде всего экзотическая природа Дальнего Востока, сочетающая в себе суровость севера и пышность юга. Здесь словно огромный заповедник, в котором собраны растения и животные самых различных зон и поясов. В нетронутой тайге рядом растут кедр и липа, береза и пробковое дерево, лиственница и тис. В дебрях бродят рыси, леопарды, тигры, изюбры, косули. Море изобилует разнообразнейшей рыбой и морским зверем. Есть котики, даже киты. А какие богатства таят недра этой благодатной земли! Железная руда, золото, полиметаллы, гранит, каменный уголь…

Но естественно, не только природа интересовала меня. Я читал и перечитывал все, что характеризовало хозяйственную жизнь края, особенно Владивостока. Каждую цифру, каждый факт, проливающий свет на состояние экономики, заносил в блокнот.

Важны были сведения о грузообороте владивостокского торгового порта, конечного пункта Великого Северного морского пути. Порт во многом определяет жизнь города. Через владивостокский порт, механизированный по последнему слову техники, переправляются миллионы тонн различных грузов. Нужды флота, железнодорожного узла, рыбного промысла обслуживает Дальзавод — огромнейшее предприятие.

В дороге меня грызло беспокойство: как встретят дальневосточники, сумею ли сработаться с ними?

Поезд наш мчался все дальше и дальше от войны. А я думал: не ближе ли?

Давно остались позади седые Уральские горы, широкие сибирские просторы. За окнами вагона замелькали голубоватые склоны сопок. Проехали Волочаевку, скоро Спасск-Дальний… Здесь в боях за Волочаевскую сопку, за город Спасск насмерть дрались дальневосточные партизаны и красноармейцы в годы гражданской войны. Здесь была решена судьба белогвардейщины. Под стук колес я напевал сыну, и он запомнил:

Вот и конец длинной дороге. На фоне темнеющего августовского неба черные силуэты высоких сопок, а у их подножия россыпь огней — Владивосток. За годы войны я уже привык к светомаскировке, и отсутствие затемнения делало для меня город каким-то праздничным. Но я уже знал, что Владивосток жил напряженной жизнью. Да и был ли в те годы всенародной беды такой уголок нашей Родины, где бы все силы не отдавались одному — победе над оголтелым врагом?

Трудящиеся Приморья, Владивостока с первых же дней войны вносили огромный вклад в борьбу с гитлеровской Германией. Десятки тысяч приморцев ушли защищать Родину. Промышленность края, перестроившись на военный лад, снабжала фронт многими видами продукции, трудящиеся города и села собирали для нужд фронта деньги, продовольствие, теплые вещи, слали фронтовикам посылки, сердечные письма.

Владивостокцы работали много и напряженно. Однако нехватка квалифицированной рабочей силы, металла, топлива, сырья сильно сказывалась на работе промышленных предприятий и транспорта.

На пути в крайком партии я приглядывался к людям, рассматривал незнакомый город. От центральной части города, расположившейся на самом берегу бухты Золотой Рог, дома и сады карабкались вверх по сопкам. Там, где берег был свободен от строений, виднелись золотистые ленты пляжей.

Еще в вагоне я прочитал, что знаменитому полярному исследователю Фритьофу Нансену очень понравился вид на город с моря. Он считал, что расположенный на террасах Владивосток вряд ли уступит в этом смысле Неаполю.

С Неаполем я сравнивать не мог. Но вот Севастополь он мне очень и очень напоминал. Благодаря этому Владивосток сразу стал как-то ближе.

Поэт-приморец Григорий Корешов, погибший в боях с фашистскими захватчиками, писал о Владивостоке:

Первого секретаря крайкома партии Николая Михайловича Пегова я в то утро не застал. Незадолго до моего приезда он выехал с отчетным докладом в ЦК партии. Я представился секретарям крайкома Николаю Владимировичу Семину и Николаю Николаевичу Органову.

— Отдохни хорошенько с дороги, — предложил Семин. — До пленума горкома еще два дня.

Но мне уже достаточно наскучило вынужденное ничегонеделанье и не терпелось поближе познакомиться с городом, с его жителями. Попросил председателя горисполкома Владимира Андреевича Молокова быть моим сопровождающим.

— С чего начнем? — с готовностью отозвался он. — В порт или на Дальзавод? И тот и другой, правда, плана не выполняют. Хуже работает разве что городской транспорт…

Странно. Владивосток не казался большим городом. Почему же «узким местом» стал транспорт?

Владимир Андреевич пояснил, что город сильно разбросан, а в трамвайном парке неполадки. Поскольку — трамвай является основным средством передвижения, эти неполадки отражаются на трудовой дисциплине рабочих, служащих, моряков.

За два дня мы побывали на Дальзаводе, в Морском пароходстве, торговом порту, на предприятиях железнодорожного узла и в Главвостокрыбпрома, где работало большинство коммунистов и комсомольцев города.

В торговом порту стояло под разгрузкой и погрузкой множество судов. Порт был оборудован замечательно: мощные краны, лебедки, транспортеры… Оживленным, насыщенным техникой оказался железнодорожный узел. Большие хозяйства имели здесь Морское пароходство, Главвостокрыбпром, Севморпуть.

Когда приехали на Дальзавод, все показалось таким знакомым, будто я снова попал на Севастопольский Морской завод. Вдобавок встретил здесь многих рабочих и инженеров, работавших в канун войны в Севастополе, а потом эвакуированных сюда.

— Не кажется ли тебе, будто снова попал в Севастополь? — точно угадал мои мысли начальник штаба Тихоокеанского флота вице-адмирал Александр Сергеевич Фролов, когда мы с Молоковым зашли к нему.

Александр Сергеевич — мой давний знакомый. Когда-то вместе служили на Черноморском флоте, в дивизионе подводных лодок. Он — командиром, я — старшиной. Перед войной и в самом ее начале Александр Сергеевич был заместителем начальника штаба Черноморского флота, и нам тоже приходилось часто соприкасаться по работе.

— А я-то думал, что только мне так кажется…

— Да нет, не только тебе. Ты обратил внимание, что даже улицы носят похожие названия? Ялтинская, Крымская, Симферопольская, Портовая, Батарейная, Морские, Корабельная набережная… И погода здесь такая же капризная. Сейчас вёдро, а через полчаса дождь.

Кроме Фролова из старых севастопольских товарищей во Владивостоке были командующий Тихоокеанским флотом адмирал Иван Степанович Юмашев, в прошлом командующий флотом на Черном море; начальник Политического управления, бывший член Военного совета Черноморского флота, генерал-майор Анатолий Алексеевич Муравьев. Во Владивостоке, как и прежде в Севастополе, он являлся членом бюро горкома партии.

Здесь же я рад был увидеть генерал-майора Ивана Сергеевича Жилина, с которым пришлось в свое время налаживать противовоздушную оборону в Севастополе. Во Владивостоке он командовал корпусом ПВО. Немного позднее меня на Тихоокеанский флот прибыл, став заместителем начальника тыла флота, бывший командир 7-й бригады морской пехоты оборонявшей Севастополь, генерал-майор Евгений Иванович Жидилов. С ним мы в Севастополе провели вместе немало времени: сначала на строительстве оборонительных сооружений, потом все дни обороны. Здесь также служил полковой комиссар Борис Ефимович Вольфсон. На одной подводной лодке мы с ним и покинули Севастополь. Начальником отдела связи был Петр Яковлевич Смирнов, мой сослуживец по дивизиону подводных лодок Черноморского флота.

На Дальзаводе я встретил бывшего командира линейного корабля «Парижская коммуна» Федора Ивановича Кравченко. На Тихоокеанском флоте он командовал крейсером. Сколько было интересных воспоминаний о днях модернизации линкора и обороны Севастополя!

Центральный Комитет партии и Советское правительство своевременно обеспечили Владивосток — наш форпост на Тихом океане — необходимыми военными кадрами. На Тихоокеанском флоте собралось много военных моряков с других флотов; они имели уже большой опыт боев с гитлеровскими захватчиками.

Конечно, то обстоятельство, что здесь было много людей, которых я хорошо знал, очень помогло мне быстро освоиться с новым местом.

3 августа на пленуме горкома меня избрали секретарем городского комитета партии. Через несколько дней я чувствовал себя так, будто прожил во Владивостоке уже годы. К чему трудно было привыкнуть, так это к разнице во времени. Нелепым казалось укладываться в постель в пять часов пополудни, а вставать в полночь… конечно, по московскому времени.

Включившись в работу, я продолжал знакомиться с историей Владивостока и края.

Прошло всего восемьдесят четыре года, как здесь, в безлюдной тайге, высадились русские моряки и солдаты. Владивосток возник как военный пост. В неимоверно трудных условиях создавался город-крепость. Во время революции 1905 года молодой город смело выбросил знамя восстания. Восемь дней хозяевами Владивостока был народ — революционные моряки, солдаты, рабочие.

20 ноября 1922 года, после освобождения Владивостока от белогвардейцев и интервентов, Владимир Ильич сказал: «…Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский».

Когда во Владивосток приехал Михаил Иванович Калинин, он также обратил внимание дальневосточников на значение их города. «Советская федерация, — говорил Михаил Иванович на общегородском митинге, — имеет на западе город, который является центром, мишенью ненависти буржуазии, но вместе с тем является центром радости и восхищения всех трудящихся масс.

Это город Петроград!

Он является громадной, могучей крепостью нашей на западной границе. Он грозен для врагов, но вместе с тем он служит маяком для всех трудящихся мира.

Другая наша — восточная граница также нуждается в такой же крепости, в таком же маяке, чтобы его могли видеть все, особенно угнетенные массы Востока.

Эту задачу перед Советской властью и перед всеми трудящимися мира должны выполнить вы, рабочие, красноармейцы и молодежь. Вы должны создать здесь, во Владивостоке, такую же первоклассную крепость».

«Нашенский» город, наш далекий, но такой близкий сердцу всех советских людей Дальний Восток! Вся страна помогала строить Советское Приморье. Сюда ехали по зову партии и правительства коммунисты и комсомольцы, рабочие и колхозники, инженеры, геологи, строители. Из отсталой, отданной на откуп иностранному капиталу окраины царской России Дальний Восток превратился в экономически развитый, культурный край. Возникли новые, окрепли старые отрасли промышленности: нефтяная, угольная, лесная, рыбная, зверобойная. Коллективизировано сельское хозяйство. Выросли новые города, благоустроенные поселки, и среди них наша краса и гордость — город Комсомольск-на-Амуре.

К началу Великой Отечественной войны Дальний Восток представлял собой большую экономическую и военную силу. Границы от Южного Приморья до Забайкалья, и от Берингова пролива до Кореи были неприступны для японских империалистов, лелеявших мечту о захвате наших дальневосточных и даже сибирских земель.

Когда на страну обрушилась война с запада, десятки тысяч дальневосточников, тысячи моряков-тихоокеанцев пошли сражаться с немецкими захватчиками. Здесь, как повсюду, ушедших на фронт заменили их жены, матери, сестры.

Приморцы создали фонд обороны, собрали большие средства на эскадрилью бомбардировщиков, на танковую колонну «Приморский комсомолец». Они подготовили и отправили защитникам города Ленина несколько эшелонов подарков.

«Сердечно благодарю трудящихся Владивостока и Приморья за первомайское поздравление и подарки боевым защитникам Ленинграда… — писал А. А. Жданов в телеграмме на имя секретаря Приморского крайкома. — В самые трудные дни боев и блокады мы были сильны сочувствием и поддержкой трудящихся всей нашей необъятной Родины, от Поволжья, Кавказа, Средней Азии и до далекого Приморья».

Мужественно сражались на фронтах войны приморцы и моряки-тихоокеанцы. «Для нас за Волгой земли нет!» — первым это заявил защитник Сталинграда снайпер-приморец Василий Зайцев. Двести сорок два убитых гитлеровца — вот его боевой счет. Бригада моряков, которой командовал полковник Безверхов, получила в боях за Москву звание Второй гвардейской. Звание Героя Советского Союза было посмертно присвоено Алексею Лобченко, который с открытой позиции бил из орудия по немецким танкам. Семьдесят танков не устрашили небольшую группу бойцов во главе с приморцем Леонидом Ковалевым. Тридцать три смельчака отразили эту атаку огня и металла. Таких примеров можно привести множество.

Рабочие порта, железнодорожники работали с огромным напряжением, разгружая и нагружая корабли, отправляя эшелон за эшелоном в глубь страны, на фронт. Горняки Артема и Сучана, рыбаки и лесорубы Приморья трудились за себя и за тех, кого война оторвала от мирного труда.

В морском пароходстве раньше почти не было женщин, работающих на погрузке и выгрузке. А теперь сплошь и рядом. Один из лучших капитанов дальнего плавания — Анна Ивановна Щетинина.

Вместе со всей страной добывали победу дальневосточники, вместе со всем народом они торжествовали, когда враг был выброшен с нашей земли. А победа гремела за победой. Войска 1-го Украинского фронта уже освободили Западную Украину, Молдавию.

Но если пожар войны на западе был близок к концу, то здесь, на востоке, он мог вспыхнуть каждую минуту. Японская военщина сосредоточила в Маньчжурии миллионную армию, без конца провоцировала пограничные конфликты. Отвлекая наши войска, боевую технику от борьбы с фашистской Германией, она помогала гитлеровцам. Японцы топили советские транспорты, множество раз задерживали наши суда, чинили препятствия рыбакам. Поэтому советские войска, Тихоокеанский флот, пограничники, партийные организации, все трудящиеся Дальнего Востока были начеку.

Еще в апреле 1941 года, вскоре после заключения пакта о нейтралитете между Советским Союзом и Японией, министр иностранных дел Мацуока заявил: «Япония будет воевать с СССР, если начнется русско-германская война». Тогда же появился на свет план «Особые маневры Квантунской армии», по которому японцы должны были нанести главный удар по Советскому Приморью и развивать наступление до встречи с гитлеровскими войсками… у Омска.

Только крупнейшие победы Красной Армии над гитлеровскими войсками удерживали японских империалистов от нападения на Советский Союз. Но угроза по-прежнему оставалась, поэтому к событиям, которые могли развернуться на Дальнем Востоке, нужно было тщательно готовиться.

С первых дней пребывания во Владивостоке я попал в круговорот больших дел, и каждое казалось первоочередным.

Секретарь крайкома Н. В. Семин еще при знакомстве сказал мне, что главное — улучшить работу Дальзавода, добиться выполнения плана перевозки грузов, наладить местную противовоздушную оборону. Об этом же неоднократно напоминал прибывший во Владивосток уполномоченный КПК Георгий Иванович Косарев.

Хотя Морское пароходство и торговый порт в эти годы работали лучше, чем до войны, хотя рабочие, инженеры, служащие, руководители предприятий прилагали героические усилив, чтобы выполнить план, с правительственными заданиями они все-таки не справлялись. Во Владивосток тогда доставлялось множество грузов, но портовики и железнодорожники не успевали их перерабатывать. Не ладилось и на Дальзаводе, основном промышленном предприятии города, которое обслуживало нужды Тихоокеанского военно-морского флота. План тоже не выполнялся.

Секретарь крайкома по кадрам Михаил Семенович Дьячков посоветовал мне разобраться как следует, с руководящим составом на предприятиях и в ведомствах, поднимать ответственность людей. Секретарь крайкома по пропаганде Дмитрий Яковлевич Соколов просил самое серьезное внимание уделить идеологической работе.

— Через торговый порт серьезно сказывается влияние заграницы, — пояснил он.

Председателя крайисполкома Антона Федоровича Блощаненко больше всего беспокоило состояние городского хозяйства, снабжение топливом в зимний сезон, положение с городским транспортом. Все было важно, и я стал заниматься этими делами в равной степени. Однако после одного из первых заседаний бюро стало очевидно, что придется перестроиться.

— Безусловно, все требует глаза, — говорил на этом заседании генерал-майор Муравьев. — Но главное сейчас Дальзавод и местная противовоздушная оборона. И действовать вам надо так же, как действовали в Севастополе перед войной. Помните, конечно? — обратился он ко мне.

— Да, только так, — подтвердил вице-адмирал Фролов.

Члены бюро заинтересовались, стали расспрашивать, как именно была организована работа на Морском заводе. Я подробно рассказал.

— Но это же штурмовщина… — заметил кто-то из присутствующих.

— Да, тогда была штурмовщина, — ответил на реплику Анатолий Алексеевич Муравьёв. — Здесь сейчас в этом нет необходимости. А вот опыт мобилизации коммунистов на помощь флоту следует использовать.

На том и порешили: основное внимание городской партийной организации сосредоточить на Дальзаводе и местной противовоздушной обороне.

Причины отставания местной противовоздушной обороны для меня были ясны: война далеко, есть, мол, заботы поважнее. Но отчего неблагополучно на Дальзаводе?

Мнения были самые противоречивые. Одни говорили, что все дело упирается в руководителей, другие ссылались на плохое снабжение, третьи сетовали на низкую квалификацию недавно принятых рабочих, на плохую организацию производства, низкую дисциплину. Некоторые корень зла видели в слабой работе партийной организации, в том, что наркомат, районные, городские и краевые организации недостаточно помогают заводу.

Стараясь глубже разобраться в положении дел на заводе, мы вместе с первым секретарем Ленинского райкома города Дудоровым и заместителем секретаря крайкома Мараховским, с работниками горкома стали чаще там бывать. Встречались с руководителями, с рабочими, инженерами и служащими, присутствовали на партийных собраниях, на производственных и технических совещаниях. Постепенно стало ясно, что руководители завода, бывшего долгое время в прорыве, потеряли веру в возможность быстро добиться успеха.

Решили собрать в парткоме завода старых производственников для неофициальной беседы за чашкой чая.

Ветеранов труда на заводе было много. Даже те, кому перевалило за шестьдесят, не собирались на пенсию. «Не то время! Каждые рабочие руки на счету, а особенно — наши…»

Старые кадровые рабочие многое могли объяснить и подсказать. В самом деле, кто мог знать завод, со всеми его бедами и победами, лучше, чем, скажем, старый токарь Николай Алексеевич Черных? Он проработал здесь больше полувека. Начинал до революции мальчиком на побегушках за пятнадцать копеек в день. Благодаря упорству, способностям и рабочей сноровке через несколько лет стал артистом в токарном деле. Работа его высоко ценилась. С особой гордостью рассказывал Николай Алексеевич, что точил детали для крейсера «Варяг», когда тот — еще во время оно! — стоял у стенки завода.

После революции Николай Алексеевич вместе с сотнями других рабочих стал подлинным хозяином своего завода. Да разве только завода?! Три года Н. А. Черных был членом Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.

В сорок четвертом, несмотря на преклонные годы, Николай Алексеевич по-прежнему находился в центре заводских событий. К приглашению на чашку чая он отнесся с большой серьезностью. Пришел загодя, чинный и строгий. Да и другие не заставили себя ждать. Пришли приодетые, аккуратно побритые.

Были здесь шестидесятипятилетний электросварщик М. П. Сюткин, и всеми уважаемый на заводе мастер механического цеха В. С. Давыдюк — участник революционного подполья и вооруженного восстания во Владивостоке, а также старший мастер А. Е. Шаповалов. Пригласили мы начальников участков и цехов. Всех я теперь уже не помню, но народу собралось много.

Беседа завязалась быстро и с самого начала приняла деловой и откровенный характер. Чувствовалось, что говорили о наболевшем. Начал Николай Алексеевич Черных.

— В чем дело, спрашиваете вы? — заговорил он рассудительно и спокойно. — А вы по цехам ходили? Ходили, конечно. Ну, а кто за станками стоит? То-то и оно! Не каждого работягу из-за станка видать. Им еще голубей гонять надо, а они заказ выполняют — прави-тель-ствен-ный! Или женщин взять. Вчера они только над кастрюлями были командиры, а сегодня — на ответственном участке! А как стараются! Иная под горячую руку полторы нормы выгонит. Я хочу предложить: давайте к новичкам, к подросткам прикрепим старых производственников, пусть мастерство свое передают. Их и дисциплине обучать надо. И еще: почаще нужно беседовать с рабочими — о войне, о нашей жизни. Читают у нас в цехе газеты? Конечно, читают. Только все ли слушают? А надо добиться, чтоб все! Надо так, чтоб каждую минуту рабочий помнил: «Не просто за станком стою — по врагу бью!»

Поддержал разговор электросварщик Сюткин:

— Не нравится мне во многих новичках вот что: нет в них привязанности и любви к заводу. Хотелось, чтобы все они здесь чувствовали себя как в семье родной. Вот тогда и за дела заводские болеть будут. А то ведь как у иных бывает: резец пережжет — и в стружку его, в стружку… Разве ж можно терпеть такое?! — повысил он голос. — К своему добру небось жалость имеют!

Закончил свое выступление Сюткин совсем мирно, проникновенно:

— Работать надо больше с молодежью, учить и воспитывать ее…

— Верно, есть у нас тут недоработка, — согласно кивал парторг ЦК А. Г. Муленков.

В тот вечер говорили о многом.

— В столовой очереди. Опоздания на работу стали системой. Неужели нельзя составить график работы столовой так, чтобы там не было толчеи?

— На работу многие из нас топают пешком чуть ли не через весь город. В трамвай не влезешь. На это уходит два-три часа. Лучше бы работали это время!

— Неплохо, если б руководители завода почаще выступали перед рабочими… Да и райкомовцам негоже ходить по цехам как экскурсантам… Пусть ближе с людьми познакомятся.

— Иной раз не знаем, как сработала смена. Хоть бы доски показателей вывесили!

Снова поднялся электросварщик Сюткин:

— Лодырей надо покрепче прижать. Да чтоб сами рабочие взялись за них. На собраниях их с песочком продраить, в газете пробрать… Исправятся! Не может быть, чтоб не исправились. Ну, а если… Тогда наказывать, и строго. Время-то военное…

Надолго затянулась наша беседа. И не удивительно. Вопросы обсуждались самые насущные, обстановка располагала к откровенности. Говорили кто как мог: одни пространно, другие ограничивались репликами.

Шла речь также о плохом снабжении металлом, инструментом, материалами, об организационных неполадках. Пришлось выслушать и нам, работникам горкома, горькие, но справедливые замечания.

Старики по очереди пробирались с «бронебойными» самокрутками к форточке, но, сделав несколько торопливых затяжек, снова включались в разговор.

Разошлись в боевом настроении. Чувствовалось, разговор этот не закончился. Он выплеснется еще за стены парткома, заденет сотни рабочих, скрестит десятки мнений. Значит, повысится заинтересованность людей в заводских делах…

Вопрос о работе Дальзавода был вынесен на обсуждение бюро горкома. Основная мысль решения сводилась к тому, чтобы поднять партийную организацию, весь коллектив завода на преодоление трудностей, создать уверенность в возможности выполнения плана. Были намечены меры для улучшения массово-политической работы в коллективе. Подчеркивалась необходимость повысить ответственность каждого рабочего за выполнение плана, в особенности коммунистов и комсомольцев. Хозяйственному руководству и парткому завода предлагалось разработать организационно-технические мероприятия, план партийно-политической работы и производственной учебы.

Вытянуть завод из прорыва можно было только при участии всего коллектива предприятия, наркомата, командования флота, партийных, профсоюзных, комсомольских и советских организаций города и края. Здесь опять использовали великую организующую силу социалистического соревнования.

В сентябре на одном из заседаний бюро горкома мы обратились к руководителям Дальзавода с неожиданным для них предложением:

— А не выступить ли вам инициаторами предоктябрьского соревнования?

Понимали, конечно, что инициатива есть инициатива. Она рождается не в кабинете секретаря горкома, а на заводе, в гуще масс. Однако можно было понять дальзаводцев. Возможно, у них и возникла такая мысль, но могла здесь же погаснуть. Ведь они числились в отстающих. Куда, мол, нам лезть в инициаторы… Вот в этом случае, думаю, подсказка горкома была вполне уместна.

Директор завода Василий Павлович Рудяк и парторг ЦК Александр Григорьевич Муленков недоуменно переглянулись. Наконец, Рудяк попросил время подумать, посоветоваться с активом, коммунистами, рабочими завода.

Дня через два директор и парторг приехали в горком совсем с иным настроением. Сообщили, что коллектив завода рад поднять знамя социалистического соревнования.

— Конечно, вы понимаете, какую ответственность берете на себя? — спросили мы Василия Павловича и Александра Григорьевича.

— Еще бы! — в один голос ответили они.

— Номы понимаем и то, — добавил директор завода, — что это заставит райком, горком, краевые организации, командование флота и наркомат лучше нам помогать…

— И заставит подтянуться всех на заводе, — добавил Муленков.

Через несколько дней дальзаводцы обратились ко всем трудящимся города с призывом развернуть социалистическое соревнование в честь 27-й годовщины Великого Октября, в честь побед Красной Армии.

К этому времени наши войска вышли на государственную границу с Финляндией. Были уже освобождены Белоруссия, значительная часть Литовской ССР и Польши, был взят Бухарест. Советские войска подошли к границе Германии.

«В исторические дни, когда победоносно завершается грандиозная битва за честь и независимость нашей Родины, выполним наш долг перед страной и фронтом, умножим свою помощь Красной Армии и Военно-Морскому Флоту!» — призывали дальзаводцы.

Горком и горисполком решили организовать соревнование между районами города. Для передового района и лучшего предприятия учреждались переходящие знамена горкома и горисполкома. Для передовых цехов Дальзавода — переходящие знамена Военного совета флота, Ленинского райкома и райисполкома.

На предприятиях и в учреждениях города прошли митинги и собрания. Газета «Красное знамя» и местное радиовещание ежедневно сообщали о принимаемых обязательствах.

Огонь соревнования перекинулся из Владивостока на все города и районы края, на все суда.

Комсомольцы завода «Металлист» включили в договор не только производственные задачи, но и такие вопросы, как помощь семьям фронтовиков, благоустройство, борьба за чистоту и порядок на территории, в общежитиях. Эта инициатива была одобрена горкомом комсомола, а крайком ВЛКСМ обратился ко всем комсомольцам, всей молодежи с призывом активно включиться в соревнование.

На Дальзаводе большую работу вели заведующие отделами горкома партии Михаил Михайлович Степанов и Матвей Алексеевич Акайкин. Вместе с парторгом ЦК А. Г. Муленковым они тщательно разобрались с положением дел в парторганизации. Особое внимание уделили выполнению производственных заданий коммунистами. Тех, кто не справлялся с нормами, вызывали на беседу. Для большинства было достаточно разговора по душам, чтобы хорошенько подумать о своей роли на производстве и улучшить показатели. Отстающих же «по убеждению» приходилось, как и советовали кадровые рабочие, пропесочить.

Активнее включился в производственные дела и комсомол. Горком и Ленинский райком комсомола помогали организовать соревнование, создавали новые фронтовые молодежные бригады.

Вторым важнейшим звеном в нашей работе была местная противовоздушная оборона. Чтобы составить ясное представление о ее состоянии, нужны были очередные учения.

От начальника МПВО города В. А. Молокова и заведующего военным отделом Ф. И. Ларина я узнал, что такие учения в последнее время проводились в городе редко, население широкого участия в них не принимало. Светомаскировка соблюдалась из рук вон плохо, а Дальзавод, торговый и рыбный порты нередко освобождались от обязанности участвовать в учениях и даже во время учений флота не маскировались. Старую песенку насчет того, что светомаскировка срывает планы ремонта боевых кораблей, мешает разгрузке судов, я и в Севастополе слышал не раз…

Очередные учения МПВО целиком и полностью подтвердили неблагополучие в этом важном для пограничного города деле. Надо было срочно принимать меры. С учетом опыта Севастополя и других городов в условиях боевой обстановки были разработаны мероприятия по укреплению МПВО. Учения решили проводить регулярно, не менее раза в месяц, и в условиях, близких к боевым; вовлекать в учения все население города, включая детей, которые должны были следить за светомаскировкой, учиться вместе со взрослыми тушить зажигательные бомбы, нести дежурство в убежищах, участвовать в школьных формированиях МПВО.

Особое внимание обратили на комплектование личного состава команд обороны на участках и объектах, на привлечение к этому делу женщин. Горком и райкомы организовали обязательную для коммунистов и комсомольцев военную учебу. От предприятий и населения потребовали строгого соблюдения правил светомаскировки.

Это были лишь первые шаги. Предстояла большая и трудная перестройка всей нашей работы.

Доклад о работе крайкома в ЦК партии состоялся. Все мы ждали приезда из Москвы Николая Михайловича Пегова. В докладе на пленуме краевого комитета он рассказал, что Центральный Комитет строго, но справедливо оценил работу крайкома, горкомов и райкомов. Затем, ознакомив всех нас с решением ЦК ВКП(б), Николай Михайлович подробно проанализировал причины недостатков. Такой анализ помог каждому как бы со стороны взглянуть на свою работу, на свои дела и планы.

Работа предстояла немалая. Центральный Комитет партии указал на серьезные ошибки в руководстве промышленностью, транспортом и сельским хозяйством края. Многие отрасли промышленности значительно снизили объем производства.

Каждое слово в постановлении ЦК задевало за живое членов крайкома, партийных и советских работников, руководителей предприятий. Сидевший рядом со мной первый секретарь Ленинского райкома партии Дудоров заметно нервничал, неосторожным движением обломал кончик карандаша. И его можно было понять. Многое из того, о чем говорилось в постановлении, имело непосредственное отношение к Ленинскому району: именно в этом районе находится Дальзавод. Нервничали и руководители завода. Помню их озабоченные, напряженные лица.

Постановление Центрального Комитета требовало от руководства завода в кратчайший срок изменить стиль работы, поднять дисциплину, добиться, чтобы весь коллектив трудился с подлинным накалом.

Задача не из легких. Шел четвертый год войны. Заводу часто недоставало металла. Вместо опытных рабочих у станков стояла зеленая молодежь. Люди были измотаны тяготами суровых военных лет.

Но и руководители Дальзавода, и все, кто сидел тогда в зале, понимали, что не имеют даже права спрашивать себя: «Справимся ли? Потянем ли?» Признаться, на том пленуме меня с новой силой охватило чувство, будто я вновь попал в предвоенный Севастополь. Та же ответственность, те же трудности и та же готовность людей к самоотверженной работе.

Все сидящие в зале, такие разные и по жизненному опыту и по характеру — сурово сдержанный, требовательный секретарь райкома В. С. Фомичев, вездесущий, беспокойный В. А. Молоков, всегда уравновешенный начальник порта А. X. Передерий, — были на этот раз одинаково взволнованы.

Из постановления ЦК партии, из доклада секретаря крайкома было ясно, что от нас требуется не исправление отдельных ошибок и недостатков, а коренная перестройка стиля и методов руководства. Развернувшиеся прения помогли наметить конкретные пути борьбы за подъем партийной, политической, хозяйственной и культурной жизни края.

Через несколько дней постановление ЦК, итоги пленума крайкома и в связи с этим задачи, вставшие перед владивостокской городской партийной организацией, были обсуждены на пленуме горкома.

В постановлении ЦК партии говорилось, что Владивостокский горком допустил серьезное ослабление большевистской бдительности, успокоенность, благодушие, расхлябанность и нарушение партийной дисциплины в городской парторганизации. Главной причиной этих крупных ошибок, говорилось в постановлении, явилось отсутствие подлинной большевистской критики, самокритики и требовательности в партийных организациях, низкий уровень идеологической и организационно-партийной работы.

Что скрывать, разговор наш был острым и нелицеприятным. Например, выяснилось, что больше года бюро горкома ни разу глубоко и всесторонне не рассматривало вопроса о работе крупнейших предприятий города. А ведь кроме Дальзавода в большой помощи, в деловом руководстве нуждались и торговый порт, и железная дорога, и тот же «Металлист». Ни горком, ни райкомы партии не вникали в причины их отставания, не оказывали им должной помощи, не были требовательными к руководителям, мирились с тем, что политическое воспитание партийного актива поставлено неудовлетворительно, а уровень внутрипартийной работы низок.

Чтобы быстрее устранить эти недостатки, надо было нащупать главное звено, взявшись за которое можно вытянуть всю цепь. Этим важнейшим звеном всегда была политическая работа среди трудящихся.

Предстояло поднять активность масс, опираясь на славные боевые, революционные и трудовые традиции партии и народа, нашего города и флота. Один из вернейших методов воспитания! Многие руководящие работники края и города, командный и политический состав флота, участники Великой Отечественной войны, партийные активисты, преподаватели пополнили состав наших лекторских групп. Они выступали на предприятиях с докладами, лекциями и беседами о героических делах нашего народа, о славном прошлом Владивостока. Живее стали работать агитаторы. По их инициативе проводились экскурсии по историческим и революционным местам города. Газеты «Красное знамя», «Боевая вахта», «Тихоокеанский моряк», краевое радио часто обращались к этой теме.

В городе, пока еще очень скрыто, уже жило ощущение неотвратимости надвигающихся событий. Может быть, поэтому доклады и беседы бывших севастопольцев в те дни вызывали во Владивостоке какой-то особый интерес. Нас засыпали просьбами подробнее рассказать о героизме моряков и жителей Севастополя, о том, как держали себя женщины и дети, о том, как работали в условиях осады партийная и комсомольская организации, советские органы, местная противовоздушная оборона.

Вспоминается такой случай. Заведующий городским отделом народного образования пригласил меня выступить на учительской конференции.

Рассказав о героизме моряков, приморцев и гражданского населения Севастополя, о дружбе между населением и фронтовиками, о славных традициях города-героя, я подчеркнул руководящую роль партийной организации города, ту большую работу, которую вели в дни обороны учителя. Говорил и об учительнице Александре Сергеевне Федоринчик, о том, как помогали фронту дети… В заключение — о задачах, стоящих перед владивостокцами, перед учителями.

Доклад уже длился два часа, а участники конференции продолжали внимательно слушать. Потом посыпались вопросы. Для ответов на них требовалось не менее часа. Посоветовавшись с президиумом, я решил отвечать очень кратко, но слушатели запротестовали… Давно наступило время обеда, а наша беседа продолжалась. Интерес к обороне Севастополя, к положению на фронтах, к мужеству советских людей, видимо, объяснялся и тем, что чувствовалось приближение развязки на Дальнем Востоке.

Вспоминается другой случай. Правда, он не относится к дальневосточному периоду, но заодно расскажу — тема та же: величайший интерес к Севастополю, городу-герою. Было это в августе 1942 года в Боровом Казахской ССР, где Ефремов, Кулибаба, Троценко и я лечились после Севастополя. Во время нашей беседы с ранеными воинами ко мне подошла женщина. Спросила, не смогли бы мы выступить перед академиками, которые живут в Боровом. Мы дали согласие и договорились о времени и месте выступления. Лишь позднее я узнал, что это была Мария Федоровна Андреева — известная в прошлом актриса Московского Художественного академического театра, активная революционерка, друг Алексея Максимовича Горького. Последние предвоенные годы она работала директором Дома ученых в Москве. Вместе со многими академиками была эвакуирована в Боровое и работала там парторгом.

Академики со своими семьями собрались в уютной комнате отдыха. Среди них были Зелинский, Образцов, Зернов и многие другие виднейшие советские ученые. Слушали меня внимательно и, как я видел, с большим интересом, но вопросов не было. Зато в тот же вечер и в последующие дни при встрече в парке они усаживали меня на скамейку и задавали десятки самых разнообразных и неожиданных вопросов.

Потом я часто виделся и беседовал с Марией Федоровной. От этой умной и очаровательной женщины я узнал много интересного о ее жизни и работе в большевистской партии, о жизни Алексея Максимовича. В 1968 году, когда Марии Федоровны Андреевой уже не было в живых, во втором издании книги «М. Ф. Андреева», выпущенной издательством «Искусство», я прочитал письмо Марии Федоровны из Борового к Н. А. Пешковой:

«…Недавно приехали сюда четверо товарищей, последними оставившие Севастополь. Один из них, секретарь горкома и председатель комитета обороны товарищ Борисов, рассказал о жизни и великой борьбе города, о краснофлотцах, красноармейцах… Сами эти четверо — таких простых, скромных — дают впечатление такой несокрушимой твердости, решимости к победе, что сердце в груди растет от радости за свою страну, за того Человека, о котором мечтал Алексей Максимович. Ах, как бы он гордился и радовался за этих людей, но и каким горем, какой горькой обидой горела бы его душа…»

Но вернемся к Владивостоку. Выступая, мы всех серьезно предупреждали о возможности провокаций и о том, как важно быть бдительными. Во Владивостоке в то время находились три иностранных консульства: американское, китайское (чанкайшистское) и японское. И все они, естественно, не гнушались шпионажем.

Сотрудники консульств старались завязать всевозможные связи с населением. Они посещали вечера танцев, выдавая себя за советских людей, заводили знакомства с женщинами не слишком скромного поведения. Находились в городе и такие, которые за пеструю заграничную тряпку готовы были поступиться честью и совестью.

На пленуме крайкома партии особое внимание обращалось на то, что вместе с американской «помощью» на нашу землю проникают буржуазные нравы, буржуазная идеология. Об этом свидетельствовало множество фактов.

Как-то пошли мы с Матвеем Алексеевичем Акайкиным в театр. Спектакль публике нравился. Вдруг по окончании первого действия в шуме аплодисментов раздался резкий свист.

— Это наши «американцы» выражают свое одобрение, — Матвей Алексеевич указал на нескольких молодых людей, вызывающе одетых. — Некоторые считают это мелочью, — с досадой продолжал он. — «Ну, подумаешь, — говорят, — один аплодирует, другой свистит». Но ведь с таких мелочей и начинается проникновение буржуазных нравов, духовное растление! Тот, кто читает Драйзера и Уитмена, не станет свистеть. Свистят другие — те, кто гоняется за американским барахлом и верхом удовольствия считает пожевать резинку. А потом следуют порнографические картинки, а там, глядишь, появилась и литература, восхваляющая американский «образ жизни». А вместе с нею небылицы и сплетни о нашей действительности. Конечно, такой цепной реакции подвержены недоучки, люди с ограниченным политическим кругозором. Но это наши, советские люди, и за них надо бороться — учить, воспитывать…

Дни, до отказа заполненные самыми разнообразными заботами, мелькали незаметно. И вот наступил такой, когда можно было порадоваться первым успехам, которых добилась городская промышленность, и в том числе Дальзавод.

Соревнование сыграло свою роль: цех соревновался с цехом, участок с участком, бригада с бригадой. Настроение рабочих, инженеров и техников заметно поднялось. А тут еще на помощь Дальзаводу пришли сотни военных моряков. И наркомат стал конкретнее руководить заводом, и снабжение улучшилось.

В первых рядах соревнующихся шли ударные фронтовые бригады. В сентябре их было создано сто пятнадцать, в октябре — еще сто шесть. Принимая высокие обязательства, члены этих бригад тем самым как бы ставили себя в одну шеренгу с воинами, сражающимися на переднем крае. Многие фронтовые бригады, за работой которых на Дальзаводе пристально следил весь коллектив, стали выполнять ежедневно нормы на сто пятьдесят — сто восемьдесят процентов. Особенно отличилась комсомольско-молодежная бригада, возглавляемая Катей Барышниковой. Дружная бригада, состоявшая всего из трех человек, продукции давала за шестерых.

— Дело пошло, — радовался директор завода Василий Павлович Рудяк, — скоро план дадим.

— А как в этом месяце?

— В этом еще не осилим. Но если в следующем не вытянем, то ставьте вопрос на бюро — на месте ли руководители завода, — полушутя-полусерьезно сказал Рудяк.

— Ну что ж, будем иметь в виду, — в тон ему ответил я.

В сентябре мы уже могли так шутить. Завод изо дня в день набирал темпы. Дудоров, Муленков, Рудяк каждый день сообщали в горком о новых трудовых высотах, взятых фронтовыми бригадами.

Бригада сборщиков под руководством Баранова систематически перевыполняла задания в два с лишним раза. У молодой работницы Тани Шевченко перевыполнение нормы тоже стало системой. Помнится, Муленков с гордостью рассказывал о шестнадцатилетней девушке Клаве Карташовой. Она пришла в цех год назад ученицей токаря, а теперь уже перегнала своих учителей. Быстро добился успехов и молодой рабочий Петр Чура. Ему было всего пятнадцать лет, а его считали одним из лучших строгальщиков.

Хорошо помогала коллективу заводская многотиражка. Она рассказывала об опыте лучших рабочих и кандидатов производства, критиковала отстающих. Листаешь сейчас ее пожелтевшие страницы и словно чувствуешь напряженный пульс того незабываемого времени.

«Сейчас, когда на заводе создалось исключительно напряженное положение с планом, хорошая работа не удовлетворяет, нужна отличная, — писала газета. — Удвоить, утроить темпы! Завод не имеет права не выполнять обязательства. В это время требуются не разговоры, а мобилизация всех рабочих, оперативность, разворотливость в выполнении взятых обязательств…

Коммунисты, комсомольцы обязаны в первую очередь быть застрельщиками соревнования. Объявим борьбу расхлябанности! Под обстрел отстающие участки!.. План — государственный закон, и все силы должно бросить на его выполнение. Обязательства — дело чести коллектива. Весь край смотрит на завод!»

Фронтовики, бывшие рабочие завода, часто писали письма своим товарищам по участку, цеху. Нельзя было не откликнуться на эти взволнованные строчки. «Друзья! Помогайте нам, фронтовикам. Своим трудом приближайте день окончательной победы над врагом… Я со своей стороны клянусь, что буду бороться до последнего дыхания!»

Эти письма читались в цехах, бригадах, на участках, публиковались в многотиражке, в стенных газетах, передавались по радио. Рабочие заверяли фронтовиков, что выполнят свой долг перед Родиной.

Комсомолка Ася Догадова писала другу на фронт, что будет упорно трудиться, чтобы приблизить день окончательной победы над врагом. Свое слово она сдержала: стала одним из лучших токарей цеха, выполняла задание на двести и более процентов.

За работу в сентябре первое место на заводе завоевал коллектив цеха, где начальником был коммунист Кричевский. Дирекция, партийная и профсоюзная организации позаботились, чтобы опыт цеха стал достоянием всего завода.

У этого коллектива многому можно было поучиться. На каждом участке здесь составлялись месячные графики. Бригады и отдельные рабочие оперативно получали задания, инструмент, чертежи, хорошо знали сроки исполнения. Итоги работы подводили ежедневно. Каждый рабочий мог наглядно представить, какой шаг сделан цехом, бригадой вчера или сегодня. В налаживании ритмичной работы огромную роль играли мастера. Руководители цеха правильно делали, расширяя права мастера, точно определяя его обязанности.

Партийные, комсомольские, профсоюзные организации цеха сумели мобилизовать рабочих на выполнение и перевыполнение взятых обязательств. Застрельщиками в соревновании были коммунисты.

Соревнование захватило не только Дальзавод — коллективы всех предприятий боролись за подъем производства. Когда настало время подвести итоги работы за сентябрь, телефоны горкома и райкомов буквально захлебывались звонками: «Как идут дела?», «Кто впереди?», «Ну что, знамя — наше?», «Кто на Доске почета?»

На заседании жюри возник серьезный спор. По показателям два района претендовали на первое место — Ленинский и Фрунзенский, и мнения членов жюри разделились. Пришлось перенести решение вопроса на бюро горкома. Во время обсуждения первые секретари райкомов партии Вячеслав Моисеевич Дудоров и Александр Иванович Щеголев хотя и спорили, но старались сдерживаться. Чувствовалось, что каждый вот-вот может вскипеть, доказывая право своего района на первое место и переходящее Красное знамя.

После горячего обмена мнениями договорились: первое место присудить Ленинскому району, второе — Фрунзенскому. Чашу весов в пользу Ленинского района перевесил Дальзавод. Хотя плана он еще не выполнил, но работу заметно улучшил.

Переходящее Красное знамя было присуждено также рыбкомбинату острова Попова Ворошиловского района.

Когда все приглашенные разошлись, члены бюро с удовлетворением отметили, что соревнованию задан правильный тон. Чувствовалась большая заинтересованность людей в успехе общего дела.

В октябре Дальзавод выполнил план досрочно и был занесен на городскую Доску почета. Переходящее Красное знамя вручили дальзаводцам, а первое место в соревновании снова завоевал Ленинский район. На этот раз Щеголев уже не спорил.

С хорошим настроением встречали мы 27-ю годовщину Великого Октября. Больше всего, конечно, радовали победы на фронте.

Но не следует думать, что все в городе уже пошло как по маслу. Трамвай… Сейчас трудно в это поверить, но нам «трамвайная проблема» больше всего попортила крови. Центральный Комитет в своем постановлении обратил внимание краевых и городских организаций на запущенность коммунального хозяйства Владивостока.

В самом деле, представьте себе город, растянувшийся по берегам бухты на много километров. А трамвай — основное средство передвижения. Вагонов мало, на остановках люди подолгу ждут, а подойдет трамвай — сесть нельзя: битком набит. Рабочие опаздывали на работу, школьники и студенты — на занятия. Те, кто жил на окраине, не рисковали выбраться в театр или кино. Все это сказывалось на настроении людей, а значит, и на работе. Справедливые упреки сыпались на голову трамвайщиков и городских руководителей. О наших трамвайных неполадках писала даже «Правда».

Ознакомившись с положением дел, мы с Молоковым на заседании бюро горкома предложили план улучшения работы трамвая. Я припомнил, как восстанавливали трамвайный парк в дни обороны Севастополя.

— Неужели нам это не под силу?

— Надо только как следует взяться, — ответили товарищи.

План состоял в следующем. Вагоны для капитального ремонта распределить между крупными предприятиями: Дальзаводом, «Металлистом», паровозным депо. Часть вагонов должно было привести в порядок само трамвайное депо. Для ремонта путей и контактных сетей предлагалось привлечь рабочих со всех предприятий города.

План одобрили. Секретарь горкома партии по кадрам Василий Игнатьевич Макаров взялся за укомплектование депо рабочими-специалистами. Ленинский райком прикрепил к парку своих работников в помощь первичной парторганизации.

Вместе с Молоковым и Дудоровым мы часто наведывались в трамвайный парк, на предприятия, проверяя ход работ. Но дело продвигалось медленно, так как везде не хватало рабочей силы, а ремонт вагонов не засчитывался в производственный план.

Пришло время подумать о благоустройстве города. По этому поводу рабочие торгового порта собрались на митинг.

— Тридцать три года живу я во Владивостоке, — сказал на митинге работник порта Козлов. — На моих глазах вырос он и стал гордостью приморцев. Но больно смотреть, как постепенно разрушаются дороги, мостовые, трамвайные пути. В свободное время негде отдохнуть. В скверах нет даже скамеек. Не таким должен быть наш город. Жители Севастополя, Ленинграда, Киева и Минска показывают пример заботы о своих городах…

Портовики приняли обращение к трудящимся города.

«Наш Владивосток имеет прекрасные традиции самоотверженной революционной борьбы, борьбы за честь и независимость нашей великой Родины, — говорилось в обращении, — Эти традиции зовут нас также к любовному, бережному отношению к городу, к постоянной заботе о его красоте и благоустройстве… Мы призываем каждого взрослого жителя города отработать в течение 1945 года не менее 70 часов на его благоустройстве».

Горисполком и бюро горкома партии одобрили эту инициативу. В поход за благоустройство города вышли коллективы всех предприятий и учреждений, домохозяйки, военные, студенты, школьники.

Еще перед приездом во Владивосток я где-то прочитал, что здесь редко бывает снежная зима. А в эту зиму, как-то проснувшись, увидел город занесенным снегом. Огромные сугробы, местами до полутора метров толщиной, пришлось пробивать для проезда транспорта…

Наступал новый, 1945 год. С этим годом советский народ связывал большие надежды на победу над фашистской Германией, на возвращение к мирному труду наших славных воинов-победителей. Начало года ознаменовалось торжественными событиями.

…Зал краевого драматического театра заполнили моряки Дальневосточного морского пароходства, члены их семей, гости.

— Встать! Смирно!

Звучит марш, и в зал в сопровождении почетного караула торжественно вносят алое бархатное знамя.

— Товарищи моряки Дальневосточного морского пароходства! Мне поручено вручить вам, отважным морякам, завоеванную вами в декабре высшую награду во Всесоюзном социалистическом соревновании — переходящее знамя Государственного Комитета Обороны, — приподнято говорит представитель командования гвардии майор Радус. — Ваш самоотверженный труд, ваша работа, умение, навык и закалка обеспечили вам большую победу. Но помните, товарищи, что война не закончена, фронт требует еще многого. Моряки Советского Приморья должны с честью выполнить все его требования…

Гремят аплодисменты, здравицы в честь героев торжества — моряков-дальневосточников, в честь Красной Армии и Военно-Морского Флота.

Но все это радостное кипение мгновенно утихает, когда к знамени подходит начальник пароходства Георгий Афанасьевич Мезенцев. Преклонив колено, он целует знамя…

Много могли бы рассказать моряки о том, с каким трудом была добыта эта победа. Пытаясь сорвать перевозки грузов, японские империалисты задерживали и топили наши суда. С декабря 1941 года по апрель 1945 года японцы задержали сто девяносто четыре советских торговых судна. Только в 1941 году их военный флот и авиация потопили десять наших транспортов. Японский военно-морской флот пытался блокировать наше побережье. Трудности и провокации поджидали моряков на каждом шагу.

Многие жители Владивостока навсегда запомнили день, когда по городу разнеслась весть о гибели нашего парохода «Белоруссия», возвращавшегося с грузом из-за океана.

Только два члена экипажа — кочегары Почерин и Петровичев — остались в живых. Но и они попали в плен к японцам. Советских моряков долго держали в застенках, издевались над ними, но в конце концов вынуждены были передать нашему консульству. От Почерина и Петровичева стала известна правда о гибели парохода. Его торпедировала японская подводная лодка в Охотском море, близ Курильских островов.

Сколько тревог и волнений пережили жены и дети наших моряков, ожидая их возвращения из плавания! В славной награде есть частица и их труда и забот.

Хотя Владивосток находился в глубоком тылу, наши моряки совершали немало самых настоящих подвигов.

На пароходе, капитаном которого был Гришин, вышел из строя котел: лопнули водогрейные трубки. Шесть моряков — механик Кузнецов, старший кочегар Крыжанов, машинисты Григорай и Керносов, кочегар Никитин во главе со старшим механиком Юрченко — решили произвести ремонт котла.

В море штормило. Невзирая на сильную качку, они принялись за работу. Чтобы не терять времени, не стали даже тушить котел. В тяжелейших условиях, обжигая лица и руки, самоотверженно работали моряки. Судно прибыло во Владивосток вовремя.

Да, будни наших моряков по праву называли героическими.

— Будем работать еще лучше, с честью выполним все задания партии и правительства, — принимая знамя, сказал Мезенцев. Дружные, горячие аплодисменты были подтверждением готовности моряков к новым подвигам.

С большим трудовым праздником поздравил моряков в своей телеграмме Анастас Иванович Микоян. «Поздравляю моряков, портовиков, инженерно-технических работников и служащих Дальневосточного бассейна с выполнением государственного плана перевозок по Дальневосточному пароходству за 1944 год. Желаю дальнейших успехов».

В столь же торжественной обстановке вручалось знамя Государственного Комитета Обороны и коллективу торгового порта. Присуждение знамен ГКО Морскому пароходству и порту было большим праздником для трудящихся Приморья. Это событие фактически предрешило заключение жюри о присуждении первых мест в соревновании за работу в декабре. Победителями на этот раз стали Фрунзенский район и торговый порт.

Через день на собрании партийного актива Ленинского района секретарь райкома Дудоров рассказал об итогах работы промышленности города и района, сообщил решение жюри. Активисты заверили, что в январе и феврале их район наверстает упущенное и знамена вернет. А руководители Дальзавода Рудяк, Муленков, Бабенко и Сенин обещали, что их коллектив будет бороться за первое место во Всесоюзном социалистическом соревновании.

Заявление было смелым и не безосновательным. План декабря завод выполнил.

— Ремонт трамвайных вагонов и путей будет обязательно учитываться при подведении итогов в соревновании, — неоднократно напоминали мы секретарям райкомов и председателям райисполкомов.

Как-то первый секретарь Первореченского райкома Василий Сергеевич Фомичев высказал обиду:

— Мы в городе вроде бедных родственников.

— О чем бы ни шла речь, нас даже в расчет не принимаете. Только и слышишь: Дальзавод да торговый порт, торговый порт да Дальзавод, — поддержала его секретарь того же райкома Лидия Филипповна Степанова.

Фомичев и Степанова были правы. Горком партии недостаточно занимался двумя другими районами — Первореченским и Ворошиловским. Единственное, что мы там не выпускали из виду, так это местную противовоздушную оборону.

В Первореченском районе находилось большинство предприятий железнодорожного узла, а железнодорожниками много занимались секретари крайкома, транспортный отдел краевого комитета и особенно заместитель секретаря Дмитрий Никитич Шнуренко — энергичный и знающий дело работник. Первому секретарю райкома Василию Сергеевичу Фомичеву тоже опыта не занимать.

Вскоре вместе с заведующими отделами горкома М. И. Скубко, М. М. Степановым и М. А. Акайкиным мы поближе познакомились с работой партийных организаций Первореченского района. В их практике оказалось много поучительного, что следовало бы перенять предприятиям и организациям других районов.

Большую роль в жизни коллектива паровозного депо Первой речки играли агитаторы. «От слов — к делу» — таков был девиз их работы. Каждая беседа увязывалась с задачами, стоящими перед коллективом, с потребностями производства. Агитаторы передавали опыт передовиков, помогали отстающим работать лучше. Нередко можно было увидеть агитатора, который остался в цехе после работы, чтобы помочь кому-то из товарищей наладить новое приспособление или показать, как лучше оборудовать рабочее место, как экономить топливо, смазочные материалы. Такую агитацию делом вел в депо почти каждый коммунист. Взаимопомощь стала в коллективе законом.

Все это способствовало тому, что производственные показатели работы паровозного депо за последние месяцы намного улучшились. Вскоре паровозники выступили инициаторами соревнования в честь 27-й годовщины Красной Армии и Военно-Морского Флота. Коллектив взял обязательство выполнить двухмесячный план к 23 февраля.

«Будем трудиться с такой же самоотверженностью, с какой бьются советские воины!» — писали первореченцы в обращении к трудящимся города.

Быстро набирал темпы и Дальзавод. Он взял на себя на этот раз немалые обязательства. Двухмесячный план коллектив решил выполнить на пять дней раньше срока. Хорошие результаты давала работа с рационализаторами, которые предполагали за два месяца осуществить двести предложений по совершенствованию производства. Около четырехсот человек было привлечено к технической учебе.

В январе мы поздравили дальзаводцев с третьим местом во Всесоюзном социалистическом соревновании. Городская промышленность и транспорт выполнили план. Но то, что месяц назад мы сочли бы за успех, теперь нас не удовлетворяло. Ни один район не выполнил условий соревнования по благоустройству, по-прежнему плохо работал трамвай, не выполнялся план мобилизации средств. Приняли решение переходящее знамя и места в соревновании за январь никому не присуждать.

В феврале был сделан шаг вперед по преодолению всех наших неурядиц. Руководители Ворошиловского района Е. И. Ванаке и П. Н. Строганов и Первореченского — В. С. Фомичев и А. В. Подовинников были настроены по-боевому, хотя и знали, что их районы не могут претендовать на первое и второе места в соревновании.

— Рыбаки не тянут, — сокрушалась первый секретарь райкома Екатерина Ивановна Ванаке. — Но что поделаешь, и японцы мешают ловить рыбу, и с рабочей силой очень трудно.

— Ну, с этой трудностью вы, кажется, умеете справляться, — заметил я.

Вспомнилась первая наша встреча с Екатериной Ивановной. Она тогда попросила помочь району рабочей силой, чтобы перегрузить рыбу с судов в вагоны.

— Простаивают суда, простаивают вагоны, портится рыба… А мы ходим вокруг да причитаем, — резковато говорила она.

— А разве у себя в районе вы не можете найти людей? Мобилизуйте служащих, домохозяек, учащихся.

— Если б можно было, то не просили бы… Уже всех, кого могли, мобилизовали.

— Что же предлагаете?

— Взять из Фрунзенского и Ленинского районов.

— Но у них тоже нехватка рабочей силы.

— В обоих районах много учреждений, на один день закроют — ничего не случится, зато рыба будет. Все служащие нашего района работают в рыбном порту чуть ли не через день, и пока дело не страдает… К тому же в Ленинском и Фрунзенском районах много домохозяек, студентов…

— Хорошо, разберусь.

Я уехал из Ворошиловского райкома, где состоялся этот разговор, вечером. А утром, едва только появился у себя в кабинете, — телефонный звонок. Екатерина Ивановна спрашивала, как решился вопрос с рабочей силой. Я ответил, что не успел еще этим заняться.

— Тогда я позвоню вам часика через три, подошло новое судно.

Можете не сомневаться, помощи Екатерина Ивановна добилась.

Я привел этот эпизод потому, что он характерен для облика Екатерины Ивановны Ванаке. Уж кто-кто, а она умела добиваться своего. Некоторых раздражали ее настойчивость и резкость. Но я считал так: раз делу на пользу, значит, этому не следует придавать особого значения.

Первенства в соревновании в феврале снова добился Ленинский район: Дальзавод работал теперь ровно.

Масла в огонь соревнования часто подливала рабочая молодежь во главе с комсомольцами. Так было и во время подготовки к 27-й годовщине Красной Армии и Военно-Морского Флота. Молодые рабочие одного из цехов Дальзавода обратились с открытым письмом к комсомольцам и всей молодежи Ленинского района. Они сообщали о своих обязательствах в честь славной даты и призывали молодых тружеников включиться в соревнование.

Немало хорошего наметила сделать заводская комсомолия. Прежде всего, молодые рабочие твердо решили добиваться, чтобы каждый из них выполнял норму не меньше, чем на сто пятьдесят процентов. Комсомольцы организовали новые фронтовые бригады, записались в кружки техминимума, обещали собрать не менее двадцати рационализаторских предложений. Особенно порадовало их шефство над заказом для сельского хозяйства. Кроме того, ребята взялись своими силами изготовить десять комплектов инструмента для МТС. Решили также, что каждый комсомолец сдаст зачет по стрельбе и будет активным бойцом МПВО.

Комсомольцы Ленинского района, а затем и всего города подхватили инициативу молодых дальзаводцев. Соревнованием больше стали заниматься первичные комсомольские организации.

В это время произошло еще одно событие, которое помогло поднять молодежь на большие дела. Я имею в виду городскую комсомольскую конференцию. Мы считали необходимым укрепить руководство горкома комсомола и просили крайком ВЛКСМ послать к нам первым секретарем Павла Кашкина. Он хорошо зарекомендовал себя на комсомольской работе. Еще до того, как Кашкина избрали вторым секретарем крайкома комсомола, он был старшим инструктором в политуправлении флота. На случай войны как раз такой подтянутый, энергичный, грамотный человек, каким был Павел, нам и нужен. Чем-то он мне напоминал Сашу Багрия.

Кашкин был избран секретарем горкома, и вокруг него быстро сложился крепкий актив. Хорошими друзьями и помощниками ему были секретарь горкома комсомола по военной работе Ваня Петушенко, секретарь по пропаганде Аня Кузнецова, секретарь по школам Фаина Карасева.

Павел часто заходил ко мне, к другим работникам горкома партии, в крайком комсомола, советовался. Горком комсомола стал серьезнее вникать в производство, больше внимания уделять военной и физкультурной работе.

Занимаясь текущими делами, мы внимательно следили за международным положением страны. Когда в феврале 1945 года в Ялте состоялась конференция руководителей трех великих держав — СССР, США и Великобритании, — все с огромным интересом читали ее решения. Некоторые партийные работники были информированы о том, что на конференции советская делегация дала согласие после капитуляции Германии выступить против союзницы Германии Японии. Это решение было продиктовано стремлением Советского правительства как можно скорее положить конец кровопролитной мировой войне.

Для нас это означало, что Владивосток должен быть готов к большим событиям, что нам следует уделять больше внимания военной работе, особенно местной противовоздушной обороне, держать тесный контакт с командованием и политическими органами флота, с кораблями, частями и соединениями. Вопросы оборонной работы все чаще и чаще обсуждались партийными органами, коммунистами, комсомольцами, рабочими и служащими города.

За укрепление местной противовоздушной обороны непосредственно взялись первые секретари райкомов, являвшиеся комиссарами МПВО районов. Председатели райисполкомов, как начальники МПВО, требовали неуклонного выполнения мероприятий по противовоздушной обороне от всех без исключения хозяйственников. Этим важным делом повседневно интересовались секретари и военный отдел крайкома, Военный совет и политическое управление флота, командующий береговой обороной генерал-лейтенант Кабанов, командующий ПВО генерал-майор Суворов, начальник гарнизона контр-адмирал Федоров, генерал-майор Жилин.

«Провел совещание всех основных руководящих работников города, районов, предприятий, МПВО по вопросу выполнения решений XIX пленума горкома по МПВО, — занес я в свою записную книжку в конце марта, — Основное: дальнейшее проведение учений, приближенных к условиям боевой обстановки».

Теперь, как когда-то в Севастополе, в учениях по противовоздушной обороне во Владивостоке принимали участие все. На занятия различных оборонных кружков спешили после уроков школьники. Женщины обучались санитарному делу при домоуправлениях. Мне случалось присутствовать на таких занятиях. Женщины с самым серьезным видом накладывали шину на воображаемый перелом. Странно было слышать, как пожилая работница, словно старательная ученица, отвечала на вопрос инструктора: «Раны бывают разные: огнестрельные, колотые, резаные…»

Невеселые это были занятия. Но людей поддерживало сознание, что, если наступит трудный час, мы будем хорошо подготовлены к нему.

Большие учения были проведены в те дни совместно с флотом. В моей записной книжке сохранились такие сведения:

«Репетировали подрывы рельсов и шпал на путях железной дороги, выключали воду, свет, телефонную станцию, имитировали пожары. Перевели несколько тысяч человек на казарменное положение, в том числе три тысячи коммунистов и комсомольцев. Устраивали срочные вызовы отряда коммунистов и комсомольцев… Отзыв командования и населения положительный».

В планы нашей подготовки к возможным военным событиям входила также разгрузка торгового порта. Там скопились сотни тысяч тонн грузов. Все причалы, склады, эстакады были завалены ящиками, тюками, бочками. А во Владивосток начали уже прибывать грузы оборонного значения. Николай Михайлович Пегов, пригласив к себе меня и Александра Ивановича Щеголева, предупредил, что поток грузов с каждым днем будет нарастать, поэтому необходимо напрячь все силы, но ускорить оборачиваемость судов. Вот тогда-то и возникла мысль о комплексном соревновании.

Вместе с А. И. Щеголевым и М. И. Скубко я несколько дней провел в пароходстве, в порту, у железнодорожников. Советовались с руководителями, с опытными работниками, ветеранами производства.

Мне и раньше нравилась манера работы Щеголева: непоказная, а всегда ухватывающая самую суть. Я все больше убеждался, что он и дело хорошо знает, и с людьми тесно связан. В порту, например, не только руководители, но и моряки, механики, грузчики звали его по имени-отчеству, охотно вступали в разговор.

Выяснив на месте положение дел, мы могли приступить к организации соревнования.

Когда собрался партийный, хозяйственный и комсомольский актив транспортников, кто-то пошутил:

— Ну, какой курс указывает «флагман»?

«Флагманом» называли управление пароходства. Много лет назад архитектор, проектируя здание управления пароходства, прибег к весьма недвусмысленной символике. Он придал зданию вид огромного каменного корабля: окна круглые, как иллюминаторы, балкончики похожи на палубы, лестницы напоминают трапы…

«Флагман» взял курс на комплексное соревнование.

Совещание длилось два вечера. С докладом выступал заместитель секретаря крайкома по транспорту Дмитрий Никитич Шнуренко.

Комплексным соревнование называлось потому, что в него включились организации, коллективы, бригады, обслуживающие весь комплекс работ на кораблях и в порту. Цель соревнования — ускорить оборачиваемость судов, улучшить работу пароходства. Моряки наметили увеличить скорость судов, добиться образцовой работы механизмов. Кроме того, экипаж каждого корабля взялся своими силами разгрузить хотя бы один трюм. А это было нелегко после утомительного рейса. Работники торгового порта обещали досрочно разгружать суда, у них была возможность повысить уровень механизации разгрузочных работ. Решили перерабатывать с помощью механизмов не менее восьмидесяти пяти процентов груза. Ну, а если и железнодорожники обеспечат своевременную подачу порожняка в порт, то разгружать суда можно будет по принципу «борт — вагон», без перевалок. Железнодорожники обязались не допускать простоя вагонов, своевременно формировать и отправлять груженые составы. Работники Наркомвнешторга заверили, что будут без задержек оформлять всю документацию.

Количество грузов в порту уменьшалось с каждым днем. Сотни рабочих, служащих, домохозяек, студентов и школьников участвовали в этом большом аврале.

Массовое социалистическое соревнование трудящихся города и края дало плодотворные результаты. На очередном пленуме краевого комитета партии отмечалось, что после постановления ЦК партийная организация края успешно перестраивает свою работу, выполняют план промышленность и транспорт, улучшилось положение в сельском хозяйстве. Нам было приятно услышать в докладе крайкома о том, что значительных результатов добились городская партийная организация и все трудящиеся Владивостока.

Николай Михайлович Пегов в докладе похвалил Дальзавод. Это не могло не радовать. Ведь на прошлом пленуме завод подвергся суровой критике. Добившись в четвертом квартале значительного улучшения производства, коллектив дальзаводцев закрепил достигнутые результаты и в первом квартале 1945 года пошел вперед. Трижды завод занимал первые места во Всесоюзном социалистическом соревновании.

В докладе также отмечалось, что заводу стали лучше помогать и глубже вникать в его работу Ленинский районный и Владивостокский городской комитеты партии. Лучше стали работать Морское пароходство, торговый порт. На 1 января в порту было заморожено четыреста тысяч тонн грузов, а на 1 апреля осталось только четыреста тонн.

Мое выступление на пленуме было обращено не только к сидящим в зале. В нем я подводил итоги минувших месяцев работы и для самого себя. Доложил пленуму, что парторганизации города стали больше уделять внимания партийно-политической работе, повышена ответственность за выполнение партийных решений. Улучшились политическая учеба, марксистско-ленинское образование кадров. Это помогло улучшить массово-политическую работу среди трудящихся. Теснее стала связь с комсомолом, горком партии более конкретно руководил боевым отрядом молодежи.

С большим удовлетворением я называл цифры итогов работы городской промышленности. В марте план был выполнен на сто десять процентов, а за весь первый квартал — на сто два процента.

Чувствуя себя именинниками, мы, однако, сознавали, что впереди трудные дни, что назревают события, которые должны стать суровым экзаменом и для всей партийной организации города, и для каждого из нас.

Впрочем, бывали такие минуты, когда думать об этом просто не хотелось. Война с немецкими фашистами шла к развязке. Да и сама природа располагала к миру. Уже по-весеннему оделись тополя на набережной…

В самый канун майского праздника нас ждала еще одна радость, опять-таки завоеванная упорным трудом. Вечером 30 апреля владивостокцы не увидели очередей на трамвайных остановках. Вместо облупленных старых вагонов по рельсам бежали нарядные трамвайные поезда. Вагоновожатые и кондукторы, все в новой форме, с улыбкой приглашали: «Проходите, товарищи!»

— Вот это подарок к празднику! — то и дело слышалось кругом.

На торжественном заседании, посвященном Первому мая, по поводу трамвая поздравлений было, пожалуй, не меньше, чем с праздником. На другой день трамваем завладели дети. Многие отцы и матери катали их, показывая праздничное убранство города.

Торжественное заседание, посвященное Первомаю, прошло особенно празднично. Рабочие, инженеры, руководители передовых предприятий и районов — герои дня. Их имена на городской Доске почета, в газетах, звучат по радио, упоминаются в докладе!

Когда в Москве куранты отбили три часа ночи, во Владивостоке улицы уже были запружены празднично одетым народом. Парад, вслед за ним многолюдная, красочная демонстрация, музыка, песни, радостный смех.

Да и как не радоваться! Был уже виден конец мировой войне, развязанной германскими империалистами. «Крушение гитлеровской Германии — дело ближайшего будущего», — говорилось в первомайском приказе Верховного главнокомандующего.

В этом была заслуга и владивостокцев — не только тех, кто в солдатской шинели с автоматом в руках далеко на западе громил фашизм, но и тех, кто сейчас шел здесь, в рядах праздничной демонстрации.

Вот они шествуют, славные воины труда — рабочие Дальзавода, моряки, портовики, железнодорожники, судостроители, металлисты, рыбаки. Ярко освещенные весенним солнцем транспаранты возвещают об их победах. Трибуны встречают их громкими здравицами.

А следующий день, 2 мая, принес долгожданную весть: советские войска овладели Берлином! С этим сообщением я выступил на митинге рабочих Дальзавода.

«Досрочно выполним полугодовой план!» — таким решением ознаменовал многотысячный коллектив завода великий ратный подвиг Вооруженных Сил Советской Родины. Этот призыв был подхвачен всеми предприятиями города. Еще большей верой в свои силы, в свои возможности прониклись трудящиеся Владивостока, когда Дальзавод и торговый порт получили за работу в апреле переходящие знамена Государственного Комитета Обороны. Владивостокское отделение железной дороги получило переходящее знамя Наркомата путей сообщения и ВЦСПС.

И надо же, чтоб в это горячее время я внезапно вышел из строя. Врачи уложили меня в постель: дала знать о себе нога, покалеченная в Севастополе. Я скучал вторые сутки в тихой белой палате. Вдруг дверь распахнулась совсем не по-больничному, и на пороге появился сияющий начальник Политуправления флота Анатолий Алексеевич Муравьев:

— Германия капитулировала!

Я не дал ему договорить:

— Сестру, врача!

Через час я был «на воле». А еще через несколько часов мы шагали на Привокзальную площадь. Город успел принарядиться. Корабли расцветились флагами. Предприятия прекратили работу. Никто не хотел оставаться в четырех стенах, все высыпали на улицу. Гремели оркестры, звучали песни.

Громкий, торжественный голос диктора, раздавшийся из уличных репродукторов, заставил всех умолкнуть. На многолюдной площади стало тихо, как в пустой квартире.

— Говорит Москва… Одновременно работают все радиостанции Советского Союза. Внимание!

А когда умолк голос, возвестивший миру о великой победе Страны Советов над германским фашизмом, словно шквал пронесся по площади. Все смешалось: звуки победных маршей и песен, счастливые возгласы, смех людей, хлопки разноцветных ракет…

Молодая женщина, смеясь и плача, крепко прижимала к себе и осыпала поцелуями недоумевающую малышку лет четырех: «Папа теперь вернется, обязательно вернется!»

Рядом двое стариков истово, по-русски целовались, поздравляя друг друга с победой. Зараженные всеобщей радостью, рабятишки не знали удержу. С ликующими криками они носились по улицам. Военных, оказавшихся в толпе, то и дело качали.

Вот она пришла наконец, долгожданная победа, завоеванная беспримерными боевыми подвигами, добытая самоотверженным трудом, оплаченная тяжкими муками, кровью и слезами нашего народа.

В гуще ликующего народа мой взгляд выхватывал и скорбные, без улыбки лица. Это те, кому уже некого было ждать, у кого война забрала самое дорогое — родных и близких.

— Фашистское германское государство повержено в прах! Так поклянемся же светлой памятью тех, кто пролил бесценную кровь за Родину, что мы будем еще больше трудиться над укреплением военно-экономической мощи нашей Родины! — так закончил свое выступление на митинге в честь Победы Н. М. Пегов. Не ошибусь, если скажу, что эту клятву мысленно дал каждый присутствовавший на митинге.

Владивостокцы чувствовали, что близки решающие бои с империалистической Японией. Ратные и трудовые победы народа обязывали нас, руководителей города, направить энергию людей по нужному руслу. Срочно собралось бюро горкома. Были приглашены заведующие отделами горкома, первые секретари райкомов, секретарь горкома комсомола. Обсудив положение дел в городе, договорились сосредоточить внимание партийной организации на обслуживании нужд флота, оборонной работе, повышении бдительности и дисциплины.

На другой же день райкомы провели совещания секретарей парторганизаций. Еще через несколько дней собрали секретарей на специальные семинары, где детально обсудили задачи партийных организаций в новых условиях. В основу был положен опыт партийно-политической работы в городах-героях в дни борьбы с фашистскими захватчиками.

Моряки Дальневосточного пароходства, портовики и судоремонтники проявили новую патриотическую инициативу: они обратились ко всем морякам, портовикам, судоремонтникам морского флота нашей Родины с призывом шире развернуть соревнование в честь победы над гитлеровской Германией.

Второй район торгового порта организовал скоростную выгрузку парохода «Ижора». Коллектив района взялся выгрузить с этого парохода 3000 тонн грузов за 24 часа вместо полагавшихся по плану 170 часов. Фактически выгрузку закончили за 18 часов. Это был новый всесоюзный рекорд.

Ранее он принадлежал портовикам Одессы. Достичь такой высокой производительности удалось благодаря хорошо продуманной организации труда, дружной совместной работе моряков пароходства и железнодорожников. Начальник района Греку и секретарь партбюро Новосельцев умело расставили кадры специалистов и партийные силы по всем участкам, продумали буквально все мелочи. Команда «Ижоры» подготовила трюмы, грузовые средства, организовала ночное освещение, сама участвовала в разгрузке. А железнодорожники бесперебойно подавали порожняк, быстро отправляли груженые вагоны.

Бюро горкома рекомендовало руководству порта широко популяризировать опыт ижорцев. Крайком партии нас поддержал. Тогда примеру второго района последовал первый район порта. Здесь также тщательно продумали порядок скоростной разгрузки судов, разъяснили его грузчикам. Заместитель секретаря крайкома Шнуренко, а также Щеголев, Скубко и другие работники крайкома, горкома и Фрунзенского райкома партии постоянно находились в порту, помогали мобилизовать людей на ударный труд. Начальник района Потурнак и секретарь партбюро Пронин лично руководили разгрузкой. И вот результат: 6840 тонн грузов с парохода «Менделеев» были выгружены в течение 32 часов, а стоянка парохода в порту сокращена на 230 часов. Только что завоеванный на «Ижоре» всесоюзный рекорд был побит.

Газеты и радио подробно и ярко освещали ход социалистического соревнования, победы портовиков. Агитаторы в своих беседах рассказывали о примерах трудового энтузиазма и образцовой работе лучших производственников.

Но вот 26 мая коллектив второго района устанавливает новый рекорд. Он освободил трюмы парохода «Находка», в которых было более 8000 тонн грузов, за 36 часов. Срок стоянки судна под разгрузкой сократился на 11 с половиной суток. И это оказалось не пределом. 30 мая второй район поставил мировой рекорд скоростной выгрузки: 9600 тонн за 41 час! Стоянка судна была сокращена на 327 часов.

Примеру второго и первого районов последовал четвертый. Скоростным методом были разгружены пароходы «Ереван», «Псков», «Десна», «Брянск».

Производительность труда грузчиков и механизаторов достигла небывалых показателей. Бригада Чуракова выполнила нормы на 535 процентов, бригада Никифорова — на 586, Кожина — на 590, а Казарина — на 610 процентов. За 40 дней работы в мае и июне портовики сократили срок стоянки только восьми судов на 85 суток!

Настало время подытожить небывалые успехи портовиков, проанализировать их, изучить опыт, чтобы взять его на вооружение в дальнейшем. Ведь поток грузов во Владивосток непрерывно возрастал, вопрос о напряженной работе порта и железнодорожного узла не снимался с повестки Дня.

Портовики основательно подготовили и с большим практическим результатом провели производственно-техническую конференцию. Начальники районов доложили о работе своих коллективов, а секретарь парткома Беляев — о роли партийных, профсоюзных и комсомольских организаций в комплексном соревновании. В конференции участвовали моряки, железнодорожники, представители общественных организаций.

Метод комплексного соревнования и скоростной выгрузки получил единодушное признание. Решено было широко внедрять и расширять прогрессивный опыт.

Достижения приморцев, их самоотверженный труд получили высокую оценку партии и правительства. Около 2000 моряков Дальневосточного бассейна, в том числе 329 работников торгового порта, за успешное выполнение заданий по доставке и обработке грузов для нужд фронта и народного хозяйства были награждены орденами и медалями. Вымпелом Государственного Комитета Обороны был отмечен теплоход «КИМ», переходящие вымпелы Наркомата морского флота вручены морякам «Аскольда», «Ташкента», «Войкова», «Пскова», «Белгорода».

Получили награды железнодорожники и энергетики Приморья. А Дальзавод в связи со своим шестидесятилетием был награжден орденом Ленина. Орденов и медалей удостоена большая группа рабочих завода.

Теперь, когда Приморский край успешно выполнял постановление ЦК партии о работе промышленности края, на очередном пленуме крайкома намечалось обсудить вопрос о ликвидации запущенности городского коммунального хозяйства, о чем также говорилось в постановлении ЦК.

В этом отношении удалось кое-чего добиться. Хотя мы и были на грани войны с Японией, но люди, воодушевленные победой в Великой Отечественной войне, уверенно смотрели в будущее, твердо знали, что скоро наступит мирная жизнь. Владивостокцы стремились прибрать, украсить, благоустроить свой город. Окончив трудовой день, рабочие, служащие, моряки, солдаты выходили ремонтировать мостовые, тротуары, трамвайные пути. От них не отставала молодежь — студенты, школьники. Всем находилась работа, принимали в ней участие и секретари, члены бюро горкома партии.

С увлечением взялись жители за озеленение города. В скверах и парках появилось много новых клумб и газонов. На голых улицах поднялись аллеи молодых деревьев, протянулись пестрые цветники. Только в мае — июне владивостокцы посадили 42 тысячи деревьев и кустарников. На старом Семеновском базаре строился стадион.

Как-то в первых числах июля зашел ко мне Владимир Андреевич Молоков.

— Февраль — 472 тысячи, март — 812, апрель — 668, май —2506 тысяч, — прочитал он и поверх очков поглядел на меня.

— Столько пассажиров перевезли наши трамваи, — пояснил Владимир Андреевич.

Отлично! На следующий день эти цифры были опубликованы в газете «Красное знамя».

Наступил день открытия пленума крайкома, на котором обсуждался наш отчет о благоустройстве города. Настроение было приподнятое. Ведь если за четыре предыдущих года объем работ по благоустройству города составил 5 миллионов рублей, то лишь за пять месяцев 1945 года было освоено уже 5400 тысяч. Переправа на Чуркинский мыс налажена, «трамвайная проблема», можно сказать, решена, здания ремонтируются, улицы озеленяются…

Об этих достижениях я и говорил преимущественно в своем докладе. Это был явный просчет. И критика, которую потом пришлось выслушать в прениях, была подобна ушату холодной воды. Товарищи неопровержимо доказали, что сделано еще мало, что многие возможности не используются. Справедливая критика помогла нам разработать и принять еще ряд серьезных мер по развитию коммунального хозяйства города и его благоустройству, по улучшению культурно-бытового обслуживания трудящихся.

Главной задачей в то время по-прежнему оставалось укрепление местной противовоздушной обороны. Командные пункты МПВО переводили в укрытия скального типа, их электрифицировали, оборудовали средствами связи и оповещения, строили убежища, рыли щели для населения, подбирали дополнительные помещения под хлебопекарни, разыскивали и чистили заброшенные колодцы. Формирования МПВО укреплялись кадрами, проводились тренировочные сборы всех служб и команд. К учениям по местной противовоздушной обороне широко привлекалось население.

По примеру Севастополя и других фронтовых городов нашей страны на предприятиях и в учреждениях создавались вооруженные отряды коммунистов и комсомольцев. Они несли охрану предприятий, вместе с милицией и моряками патрулировали город. Четверть состава отрядов находились на казарменном положении.

К сожалению, проявлялись и настроения шапкозакидательства. Некоторые говорили: «К чему такая тщательная подготовка? Зачем нужна светомаскировка? К чему затрачивать столько сил и средств, если кругом сосредоточивается столько войск и военной техники?» Как дорого обошлась стране подобная близорукость некоторых руководителей накануне Отечественной войны!

Я записал тогда:

«Переключаюсь исключительно на мобилизационные вопросы и МПВО. Решаем вопросы на случай боевых действий: о снабжении водой, хлебом, электроэнергией; об укрытиях, эвакуации, создании вооруженных отрядов коммунистов и комсомольцев. Беседуем с каждым руководителем в отдельности… Просматриваю все севастопольские материалы. Все, что может пригодиться для обороны города, стараюсь учесть. Руководящий состав подтягивается, принимает все серьезно».

Во всех городских организациях, на предприятиях и в учреждениях, в штабах МПВО было установлено круглосуточное дежурство ответственных работников. Руководящим работникам города, районов, предприятий и учреждений запрещено было без разрешения отлучаться из Владивостока.

А тем временем через Сибирь непрерывным потоком двигались на восток воинские эшелоны. На вагонах бойцы писали: «Смерть японским самураям!» Войска рассредоточивались по границе с Маньчжурией и вместе с дальневосточными гарнизонами готовились к ликвидации последнего очага мировой войны. Не терял времени и Тихоокеанский флот. Срок осуществления соглашения, принятого на Ялтинской конференции руководителей трех держав, приближался.

Японская военщина чувствовала наступление роковых для нее дней. Дипкурьеры то и дело шныряли по железной дороге из Владивостока в Москву и обратно, проявляя повышенный интерес к массовому передвижению наших войск и боевой техники. Сотрудники японского консульства стали чаще появляться на улицах города.

«По-видимому все станет ясно в первые дни августа», — написал я в своей записной книжке. Далее идут такие записи:

«22. VII. Ввели частичную светомаскировку на судах Госморпароходства, Главвостокрыбпрома… Постепенно выключаем уличные огни, устанавливаем глубокие колпаки на фонарях.

23. VII. Проверяем, как будут пользоваться предприятия, учреждения и население водой без Седанского водопровода.

26—28.VII. Выключаем полностью Седанку… Пользуемся водой только из водокачек железной дороги, Мингородка, из колодцев. Готовимся к камуфляжу…»

27 июля стало известно, что главы государств Китая, Соединенных Штатов Америки и Англии обратились к Японии с ультиматумом, требуя от нее немедленной и безоговорочной капитуляции. Япония ответила отказом.

В тот же день командующий флотом адмирал И. С. Юмашев пригласил к себе меня и председателя горисполкома В. А. Молокова. У него в кабинете были член Военного совета флота генерал-лейтенант С. Е. Захаров, начальник штаба вице-адмирал А. С. Фролов и начальник Политического управления генерал-майор А. А. Муравьев. Командующий попросил нас подробно рассказать о подготовке города на случай, если начнется война с Японией. Члены Военного совета внесли ряд конкретных предложений, главным образом касающихся местной противовоздушной обороны, обслуживания нужд флота в условиях войны, эвакуации детей и женщин.

— Учтите, что все может начаться в ближайшие дни, — сказал в заключение адмирал Юмашев.

Несколько раз приглашали нас тогда и секретари крайкома Николай Михайлович Пегов и Николай Владимирович Семин. Главной темой бесед была работа промышленности и транспорта в условиях войны, обслуживание флота, работа с населением, МПВО, эвакуация. С началом войны можно было ожидать сильной бомбежки. В памяти у меня всплывали дни обороны Севастополя — массовые разрушения, жертвы…

Собрав членов бюро и заведующих отделами горкома, секретарей райкомов, я передал содержание бесед в крайкоме и Военном совете. Мы вновь возвращались к одному и тому же: не забыли ли чего важного, все ли предприняли на случай войны?

Сильно тревожило то обстоятельство, что в городе, особенно в его центральной, густо населенной части, оставалось еще много детей, женщин, стариков. Секретарь горкома партии Макаров, секретарь горкома комсомола Кашкин вместе с представителями горздравотдела и гороно не раз выезжали в пригороды Владивостока, подбирая помещения для тех, кто будет эвакуирован.

Правда, еще весной тысячи детей были отправлены в пионерские лагеря, которых в том году было создано чуть ли не вдвое больше, чем в предыдущем. За городом находилось и большинство детских учреждений. Женщинам с детьми настойчиво советовали выезжать в районы Приморья или даже за пределы края.

Несколько раз вместе с генерал-лейтенантом Захаровым, начальником гарнизона контр-адмиралом Федоровым, командующим ПВО генерал-майором Суворовым, генерал-майорами Жилиным и Жидиловым, комендантом города подполковником Горбенко, мы собирались, проверяя готовность к обороне. В те дни особенно много военных бывало в горисполкоме. Подбирали помещения для госпиталей, для размещения частей, определяли запасы донорской крови, объем поставок необходимых материалов.

Приближалось восьмидесятипятилетие со дня основания Владивостока, и решено было тщательно готовиться к этому юбилею. Широко развернулась подготовка к дням железнодорожника и физкультурника, к встрече демобилизованных воинов Красной Армии, которые уже были в пути. Много занимались благоустройством. Эти задачи сами по себе имели значение, но одновременно помогали нам несколько замаскировать усиленную подготовку флота и города к войне с Японией и отчасти сбить с толку чересчур любопытных дипломатов.

Забегая вперед, скажу, что момент начала наступления наших войск, по крайней мере для японских дипломатов, оказался неожиданным. Они видели нашу подготовку к войне, чувствовали это на каждом шагу, но не смогли предугадать начало наступления. Этому в какой-то мере способствовала та шумиха, которую мы подняли вокруг юбилея города.

Владивосток с каждым днем выглядел все краше. Но на нашу беду, в самом начале августа прошли ливни, и на улицы из-за неисправности ливнестоков хлынули бурные потоки воды, нанесшие камни, мусор. Ох уж эти владивостокские ливнестоки!.. Работы добавилось.

А тем временем моряки доставляли все больше грузов во Владивосток. Портовики и железнодорожники ежедневно отправляли составы всевозможных грузов для снабжения армий, сосредоточенных на границе.

7 августа во Владивостоке был еще один большой праздник, не предусмотренный календарем. В тот день в город прибыл эшелон с первой группой демобилизованных воинов — дорогих наших защитников, славных победителей.

Привокзальная площадь была затоплена нарядной, пестрой толпой. Владивостокцы вышли сюда семьями, с пышными букетами цветов. Думаю, каждый, кто был тогда на площади, пережил счастливое, глубокое чувство полного душевного слияния со всеми окружающими. Тысячи сердец бились, как одно. Тысячи глаз смотрели неотрывно в ту сторону, откуда должен был показаться дымок паровоза. Едва он появился из-за поворота, как тысячи уст одновременно выдохнули: «Идет!» Музыканты грянули туш. «Ура!» — неожиданно раздался высокий женский голос. «Ура! Ур-ра!» — немедленно подхватила вся площадь. Из окон поезда тоже махали, тоже кричали что-то. Каждого солдата, выходящего из вагона, подхватывали на руки, засыпали охапками цветов. Просто удивительно было, как матери, жены, сестры ухитрялись найти в этой радостной толкотне своих близких, протиснуться к ним и наконец-то припасть к родной груди…

— Вот вы и вернулись, родные! Спасибо вам за ваш подвиг — так или почти так заканчивалось каждое выступление на митинге в честь возвращения наших воинов.

Ответное слово держал сержант Доценко:

— Наша победа была бы невозможной без крепкого тыла, — говорил он. — Вы отдавали все силы, чтобы снабдить нас первоклассным оружием. А мы старались использовать это оружие как можно лучше…

Я неотрывно смотрел на людей, плотно окруживших трибуну. Наверное, никогда еще этой площади не приходилось вмещать столько счастья сразу. Я видел солдата средних лет, загорелого дотемна. Он был весь прямо-таки обвешан ребятишками. Рожицы сияют, и мать тоже рядом, улыбается, а слезы льются градом. А рядом пожилая женщина крепко держит за рукав гимнастерки высокого молодого солдата, будто боится, что он опять уйдет. По ее щекам катятся счастливые слезы, и она не утирает их.

Видел и другие слезы… Припав головой к чугунной ограде, навзрыд плакала молодая женщина. Ей уже некого было встречать. Смертоносными, разрушительными были битвы на фронтах Великой Отечественной войны. Советский народ вышел победителем. Наши солдаты, все советские люди горели желанием вновь приступить к мирному созидательному труду. Но, чтобы не допустить огромного кровопролития здесь, на востоке, предстояло вступить в новый бой.

Обстановка накалялась день ото дня. Даже неопытному в военном отношении глазу было видно, что войска и флот только ожидают сигнала. Боевые корабли, береговая оборона находились в полной готовности, в авиачастях, в частях противовоздушной обороны близ Владивостока было сосредоточено огромное количество военной техники.

Сотрудники японского консульства наверняка неплохо разбирались в военном деле. Во всяком случае, они усиленно интересовались такими районами города, где им совершенно нечего было делать. Невозмутимое, равнодушное выражение их лиц никого не могло обмануть: японцы нервничали. Все больше появлялось дипкурьеров. Все чаще летели в эфир радиограммы консульства.

В своей записной книжке я сделал такую запись: «По всем данным, на днях начнутся военные действия… Ведем большие работы по маскировке домов, нефтебазы, рассредоточению судов, затемнению. Составляем и просматриваем планы на случай военных действий».

8 августа днем нас с Молоковым пригласил к себе Н. М. Пегов. Владимир Андреевич нагнал меня у входа в крайком. Глаза его за стеклами очков возбужденно блестели.

— Неспроста обоих в одно время вызвал… Как думаешь?

Ничего, собственно, странного в этом не было. Но все мы в те дни находились в таком напряженном ожидании близких решающих событий, что придавали значение каждому, даже незначительному, факту.

Молоков не ошибся. Войдя в кабинет Пегова, мы сразу поняли, что разговор будет необычный. Николай Михайлович встал из-за стола, не предлагая нам сесть:

— Война начнется сегодня ночью. Расскажите о готовности города.

Докладывая, я мысленно оценивал сделанное и вновь перебирал в памяти: все ли предусмотрено, что можно и нужно сделать в оставшиеся часы?

— А как вы смотрите на то, чтобы не вводить в городе угрожаемое положение и светомаскировку до начала наступления? Не выключить ли свет прямо с электростанции, когда штаб флота даст команду? — спросил меня Николай Михайлович. — Ведь вы, кажется, так сделали в Севастополе?..

— Я как раз хотел предложить это.

— Ну что ж, желаю успеха. Зайдите в Военный совет и… Как это говорят моряки, когда необходимо привести все в полную готовность?

— Все на — товсь!

— Ну так вот: все на — товсь!

В Военном совете Иван Степанович Юмашев и Семен Егорович Захаров рассмотрели наше предложение со всех сторон.

— Сколько понадобится времени для выключения света по всему городу?

— От момента сигнала до полного затемнения — не больше пяти минут.

— Это, кажется, нас устраивает? — спросил командующий вице-адмирала Фролова.

— Вполне. Быстрее, чем за семь-восемь минут, японские самолеты не смогут достигнуть Владивостока… Это с самых ближайших аэродромов.

Иван Степанович тоже был возбужден. То и дело вставал и ходил по кабинету.

— Люди расставлены? Надежные?

— Все будет в порядке.

— Ну, тогда счастливо, — заключил командующий. — Остальное увязывайте с начальником гарнизона контр-адмиралом Федоровым, с командующим ПВО… Ну, а если что, то прямо к нам.

— Да, да. Не стесняйтесь, — подтвердил вице-адмирал.

Командующий флотом, член Военного совета и начальник штаба крепко пожали нам руки.

Я слушал Пегова, Юмашева, отвечал на их вопросы, говорил с Молоковым, а мысли то и дело возвращались к Севастополю, к тем дням, когда мы готовили и держали оборону.

Сравнивал обстановку, все обстоятельства там и тут, соображал, что еще может пригодиться из опыта города-героя.

Вернувшись в горком партии, я вызвал секретарей, заведующих отделами горкома, секретарей райкомов. Через полчаса все были в сборе. Так же как давеча мы с Молоковым, каждый догадывался, в чем дело. Екатерина Ивановна Ванаке, всегда собранная, энергичная, словно еще строже подтянулась. Фомичев, видимо не раз все взвесивший и продумавший, сосредоточенно и спокойно ждал сообщения. Дудоров и Щеголев переговаривались вполголоса, и я уловил, что речь идет о светомаскировке.

Как ни готовы были товарищи к тому разговору, ради которого они собрались, каждый изменился в лице, когда я рассказал о нашей беседе с товарищами Пеговым и Юмашевым. Трудно сказать, что в большей степени отразили их лица: тревогу или, напротив, чувство облегчения. Кто-то даже произнес:

— Наконец-то…

Да, наконец. Мы ведь знали, что это неизбежно. Я рассказал товарищам, что кому нужно делать сейчас и когда «это» начнется. Предупредил о необходимости строго соблюдать тайну и всю подготовку вести под видом учения. Разговор был недолгий: дорожили временем.

Затем мы собрали руководителей основных предприятий Владивостока. Пришли начальник управления Морского пароходства Мезенцев и начальник политотдела Пелипенко, директор Дальзавода Рудяк и секретарь парткома Муленков, начальник торгового порта Передерий и секретарь парткома Беляев, начальник отделения железной дороги Гулько, управляющий Дальэнерго Белов… Люди, которые приложили столько усилий, чтобы поднять, вывести в передовые доверенные им важнейшие предприятия и участки промышленности. Теперь надо было позаботиться о защите их от возможного разрушения.

— На девять вечера назначьте у себя на местах производственно-технические совещания. Проследите, чтобы присутствовал весь руководящий состав. Совещания не заканчивайте, ждите нашего звонка. Все работники МПВО ваших объектов должны быть на местах. Проверьте их, если надо, усильте охрану. Еще раз просмотрите планы…

Я говорил скупо. В такие минуты важно было направить внимание людей на конкретное, основное, поставить четкие задачи.

— Все понятно, товарищи?

— Все…

Расходились быстро и молча. Впереди была ночь, которой суждено стать вехой в истории.

С Павлом Кашкиным я задержался. Говорили о том, какую роль в предстоящих событиях должны сыграть городские комсомольцы и он сам, их вожак. Павел по-военному подтянулся и хрипловатым голосом произнес:

— Все ясно. Сейчас же приступим.

— Только без шума, без суеты.

— Есть без шума и суеты!

Молоков уже проинструктировал своих заместителей, заведующих отделами, председателей райисполкомов. Они с начальником штаба МПВО майором Попченко давали распоряжения начальникам служб штаба и объектов. Посоветовавшись, мы поручили выключить свет по сигналу командования самому управляющему Дальэнерго Николаю Семеновичу Белову.

— Не беспокойтесь. Будет выполнено, — ответил он.

Я не беспокоился. За год работы во Владивостоке убедился в дисциплинированности и исполнительности Белова. Через несколько минут он сообщил:

— На полное выключение света по городу и его окрестностям с момента подачи команды потребуется четыре минуты. Все точно рассчитано…

Договорились с Молоковым встретиться через полчаса в штабе МПВО. Когда я остался один, можно было подумать о семье. Хорошо, что они сейчас на даче, как и семьи многих владивостокцев… Но так хотелось именно сейчас повидать их! Слишком хорошо я знал, что такое война с воздуха, что может ожидать каждого из нас через несколько часов. С этой мыслью отворил дверь своей квартиры и… не сразу опомнился от изумления. Мне навстречу выскочил Валерик, за ним торопилась жена, Людмила Ивановна.

— Вот и хорошо, пообедаем вместе! — обрадовалась она.

— Почему вы в городе?

— У Валерика сильный кашель. Надо показать врачу. А ты разве уже пообедал?

— Нет, некогда. Да и вам надо поторапливаться, чтобы засветло вернуться на дачу.

— Мы до утра останемся в городе. Сегодня день моего рождения… А ты и не поздравил, — упрекнула жена.

— Извини меня, не обижайся. Замотался совсем. Но вам надо обязательно уехать через час — полтора.

— А что такое?

— Ничего особенного…

Она не стала расспрашивать. Мы простились — я торопился в штаб. Жена, показав сына врачу, прямо из поликлиники уехала на дачу.

— Мне все было ясно, — сказала она при новой встрече, уже после того, как началась война с Японией. — Твой тон и вид были такими, как в первую ночь войны, в Севастополе…

Я, действительно, заново переживал памятный июньский день 1941 года.

На КП города работники штаба и начальники служб МПВО уже были в сборе. Система МПВО развертывалась по-деловому, организованно. На КП перевозились наиболее важные документы горкома партии и горисполкома.

Вместе с Молоковым поехали по районам. На командных пунктах нас встречали начальники и комиссары МПВО, то есть председатели райисполкомов и секретари райкомов. Рапортовали четко, по-военному, но волнение людей все-таки пробивалось наружу. Ожидали, готовились к тому, что японская военщина будет бомбить город. Все формирования МПВО и многие работники партийных, советских и комсомольских органов были переведены на казарменное положение. По всему городу проверялась готовность убежищ.

Как и всегда по вечерам, работали кинотеатры, драматический театр, светились витрины магазинов и окна домов. Ночь надвигалась мягкая, теплая. На улицах гуляло много народу. Лишь боевые корабли и суда Морского пароходства заметно притушили огни. Больше было постов милиции и краснофлотских патрулей, но это в глаза не бросалось.

В двенадцатом часу ночи мы доложили крайкому о готовности Владивостока. Николай Михайлович Пегов связался с Маршалом Советского Союза Кириллом Афанасьевичем Мерецковым, который командовал 1-м Дальневосточным фронтом, проинформировал его о принятых мерах. Затем Пегов говорил с адмиралом Юмашевым. Из их разговора я понял, что командующего продолжает беспокоить Владивосток.

Шел первый час ночи. Мы с Молоковым в крайкоме ждали сигнала. Время от времени звонили на КП, справляясь, нет ли чего нового. В кабинет Пегова то и дело заходили работники крайкома.

Стало душно. Открыли окна. Слышны были гудки паровозов, буксиров, судов. В торговом порту выгружали прибывшие грузы. Работала ночная смена Дальзавода.

На кораблях отбили полсклянки. Половина первого…

О чем только не передумали тогда! За выключение света я не волновался. Все было отработано хорошо. Тревожило другое: уж очень много оставалось в городе детей и женщин. Надо было по тревоге быстро всех укрыть, а днем постараться двадцать — тридцать тысяч человек вывезти в пригороды.

— Уже скоро час, — вздохнул Пегов. Он снял трубку и попросил командующего флотом: адмирал Юмашев ответил, что с минуты на минуту ждут сигнала. Мы немедленно предупредили об этом майора Попченко и Белова.

Стрелки больших часов, стоявших в кабинете, как будто совсем остановились, а тиканье маятника слышалось все громче и невыносимее. Час пятнадцать… Час двадцать… Час двадцать пять.

В половине второго раздался звонок. Я быстро снял трубку.

— Сигнал принят! — послышался тревожный голос Попченко.

— Сигнал принят! — произнес я.

Все поднялись. Николай Михайлович снял телефонную трубку…

Только успели выйти из кабинета — свет в здании крайкома погас. Из окна было видно, как город, район за районом, погружается в темноту. Через две-три минуты мы уже были на КП, который находился рядом. Штабы районов и вышковые то и дело сообщали, как идет затемнение. Лишь кое-где появлялись вспышки огоньков в окнах: жители, не зная о причине выключения света, зажигали лампы, свечи.

— Хорошо, четыре минуты! — позвонил на КП командующий флотом.

— Как получилось? — через минуту спрашивал по телефону управляющий Дальэнерго Белов.

— Только что звонил Иван Степанович: четыре минуты — и похвалил. Передайте об этом всем товарищам.

Через майора Попченко мы объявили благодарность всем, кто обеспечил своевременное принятие сигнала и выключение света. В штабы районов и объектов передали, что в городе введено боевое угрожаемое положение; вся система МПВО города, района, объектов немедленно должна быть приведена в боевую готовность.

Началось!.. Люди спешили на предприятия, в учреждения, на корабли, с синими огнями мчались машины. Телефоны звонили непрерывно…

В четвертом часу по звонкам от военных и из Москвы — там был девятый час вечера — мы узнали о переданном по радио Заявлении Советского правительства правительству Японии. Это Заявление во Владивостоке слушали лишь в шесть часов утра: наша радиостанция не работала и прозевала передачу. Казалось, все предусмотрели, а вот вышло, что нет.

«Учитывая отказ Японии капитулировать, — говорилось в Заявлении, — союзники обратились к Советскому правительству с предложением включиться в войну против японской агрессии и тем сократить сроки окончания войны, сократить количество жертв и содействовать скорейшему восстановлению всеобщего мира.

Верное своему союзническому долгу, Советское правительство приняло предложение союзников и присоединилось к заявлению союзных держав от 26 июля сего года.

Советское правительство считает, что такая его политика является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германией после ее отказа от безоговорочной капитуляции.

Ввиду изложенного Советское правительство заявляет, что с завтрашнего дня, то есть с 9-го августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией».

О Заявлении правительства мы сразу же оповестили райкомы, штабы МПВО, руководителей предприятий и учреждений. Бюро горкома приняло постановление «О мероприятиях в связи с вступлением СССР в войну с Японией». Райкомам партии и первичным партийным организациям предлагалось провести митинги с разъяснением Заявления Советского правительства. Поставили задачу: перестроить всю работу предприятий, учреждений, партийных, советских и комсомольских организаций на военный лад, мобилизовать все силы на помощь фронту, на повышение бдительности, на образцовую работу служб МПВО.

В эту ночь противник не отважился бомбить Владивосток. Раньше, чем обычно, вышли утром рабочие и служащие на работу. Везде до начала дневных смен собрались митинги.

Особенно многолюдным был митинг на Дальзаводе. С большим волнением слушал я выступления рабочих.

— Мы давно ждали этого момента, и наконец он настал, — заявил мастер Панасенко. — Разве мы когда-нибудь забудем, как в годы гражданской войны японская военщина пыталась вырвать из наших рук власть, как зверски расправлялась она с нашими людьми! На ее совести и замученный председатель первого Совета Константин Суханов, и заживо сожженный в паровозной топке командир партизанских отрядов Сергей Лазо. А был ли год, когда мы могли быть спокойны за неприкосновенность наших границ?!

Пришла пора рассчитаться. Мы должны считать себя мобилизованными и всеми средствами помогать нашей Красной Армии и Военно-Морскому Флоту выполнить миссию, возложенную на них Родиной.

— Пусть Япония знает, что сейчас не 1905 год и что она имеет дело не со старой царской Россией, а с могучим Советским Союзом, — сказал старейший мастер завода Шарапов.

— Мы должны обеспечить Тихоокеанскому флоту возможность наносить быстрые и грозные удары по врагу, — призвал ветеран труда мастер Авдюков.

Прошли митинги тружеников торгового и рыбного портов, завода «Металлист», предприятий железнодорожного узла, моряков пароходства, матросов боевых кораблей, воинов частей и подразделений, расположенных во Владивостоке. Рабочие объявляли себя мобилизованными, встали на фронтовую вахту.

Вышли газеты с приказом командующего Тихоокеанским флотом адмирала Юмашева. В нем говорилось, что с 9 августа на территории города Владивостока, а также в ряде других городов объявляется военное положение; что все органы государственной власти, государственные, общественные учреждения, организации и предприятия обязаны оказывать полное содействие военному командованию в использовании сил и средств для нужд обороны страны и обеспечения общественного порядка и безопасности. Предлагалось ввести полную светомаскировку, воспрещалось уличное движение с двенадцати часов ночи до пяти утра для лиц и транспорта, не имеющих специальных пропусков.

Военный совет флота призывал всех граждан поддерживать полный порядок и спокойствие, повысить бдительность, соблюдать трудовую дисциплину, оказывать всяческое содействие Красной Армии и Военно-Морскому Флоту в выполнении стоящих перед ними задач.

В то же утро во Владивостоке было опубликовано и обращение командующего 1-м Дальневосточным фронтом Маршала Советского Союза К. А. Мерецкова.

Горком партии и городской Совет по радио обратились к населению города с призывом отдать все силы на помощь фронту, соблюдать спокойствие и порядок. Всем, кто не был связан с работой, рекомендовалось эвакуироваться за пределы города. Одновременно руководителям городских и районных организаций были даны указания обеспечить эвакуированных жильем, продовольствием и врачебной помощью, предоставить транспорт.

К железнодорожным станциям, за город, на грузовых машинах и автобусах, с чемоданами и узлами двигались тысячи владивостокцев, главным образом женщины и дети. С утра везде рыли щели, приспосабливали под укрытия подвалы. Кто знал, сколько времени продлится война с Японией? Красили в темные цвета здания заводов, заклеивали полосками бумаги окна, переводили в укрытия оборудование некоторых предприятий. На станции переливания крови, не дожидаясь вызовов, приходили доноры. Каждую минуту их кровь могла понадобиться для спасения раненых.

На улицах появились краснофлотские патрули. Вместе с милицией и краснофлотцами порядок охраняли вооруженные коммунисты и комсомольцы. У подъездов домов дежурили бойцы МПВО.

Комсомольцы и пионеры следили за соблюдением светомаскировки, помогали эвакуировать женщин и детей, учились тушить зажигалки.

Все это было так знакомо мне…

Днем состоялось собрание городского партийного актива. Доклад о задачах городской парторганизации в связи с войной сделал секретарь крайкома партии Н. М. Пегов. Сразу же после собрания большинство работников крайкома и крайисполкома выехали в города и районы края для оказания помощи местным организациям.

В полдень я зашел в Политуправление флота к Анатолию Алексеевичу Муравьеву. Он заканчивал инструктаж политработников кораблей, уходивших на выполнение боевых заданий. Освободившись, Анатолий Алексеевич рассказал:

— Ты знаешь, что три дня назад американцы сбросили на Японию атомную бомбу. Разрушен город Хиросима, погибли тысячи мирных жителей. А сегодня — еще бомба. Еще десятки тысяч убитых, калек… Для чего это нужно? — возмущался генерал. — Все равно с нашим вступлением в войну судьба Японии предрешена…

— А что слышно с фронта?

— Войска всех трех фронтов перешли в наступление. Начали боевые действия флот, Амурская Краснознаменная и Северная Тихоокеанская флотилии. Японцы везде застигнуты врасплох. Наступление развивается успешно…

В городской и районные военкоматы приходили мужчины, юноши, женщины и девушки, просили направить их на фронт. В числе подавших заявления было много коммунистов и комсомольцев. Комсомольцы приходили в райкомы и горкомы целыми группами.

Ко мне зашел секретарь горкома комсомола Павел Кашкин:

— В Ленинский райком пришла группа девушек-комсомолок из ремесленного училища № 5, просят направить их на фронт. В райкоме им заявили, что в этом нет необходимости. Они пришли к нам, в горком. Наши разъяснения тоже не помогли. Продолжают настаивать…

Я попросил переговорить с юными патриотками заведующего отделом пропаганды и агитации горкома партии Матвея Алексеевича Акайкина. Посоветовал сказать девушкам, что при первой же необходимости их просьба будет удовлетворена. Но и это не помогло. Отправились в крайком комсомола.

В своем заявлении в крайком девушки писали:

«Мы были в Ленинском райкоме и Владивостокском горкоме ВЛКСМ, где убедительно просили послать нас в ряды действующей героической Красной Армии, но нам везде говорят одно и то же: учтем вашу просьбу. А мы ждать не можем. Ведь мы комсомолки и имеем право сражаться с ненавистным врагом. Помогите нам. Мы будем сражаться стойко и не опозорим знамя трижды орденоносного Ленинского комсомола».

Я видел этих девушек — совсем еще молоденьких, шестнадцати-семнадцати лет. Они были очень удручены, когда и в крайкоме комсомола им сказали то же самое. Я утешал их, советовал набраться терпения и подождать.

Девушки оказались удивительно настойчивыми. Позже они пытались попасть на фронт через военкомат. Когда же и там получили отказ, переключились на сбор подарков фронтовикам, дежурили в госпиталях, работали в командах МПВО и все заслужили благодарность от командования. Я очень сожалею, что не записал фамилии этих девчат.

Вечером город погрузился в темноту и тишину. На КП подводились итоги работы в первый день войны. Слушали доклады секретарей райкомов и председателей райисполкомов.

На предприятиях новые отряды рабочих вставали на фронтовую вахту. На Дальзаводе бригада судосборщиков орденоносца Фаткулина на одном из важных объектов закончила работу намного раньше срока. Во втором районе торгового порта бригада грузчиков Майданюка выполнила дневное задание на триста процентов, а в третьем районе бригада Лобашова — на двести сорок. Рабочие паровозного депо, чтобы выполнить фронтовой заказ, трудились с утра до трех часов ночи. Только из торгового порта железнодорожники отправили за сутки триста сорок восемь вагонов различных грузов, большинство их предназначалось фронту.

Какие выводы можно было сделать после первого дня войны с Японией? Наши войска, моряки флота успешно вели наступление. Трудящиеся Владивостока и всего края проявили выдержку, высокий патриотизм, дисциплину, все силы отдавали на помощь фронту. Коммунисты, как всегда, были в первых рядах воинов и тружеников тыла.

Наступила вторая ночь войны с Японией. Как и накануне, во Владивостоке все были настороже. С минуты на минуту ждали налета японских бомбардировщиков.

Вместе с Молоковым мы вновь побывали во всех районах города. Предварительные тренировки сыграли свою роль. Затемнен Владивосток был хорошо, хотя жизнь кипела повсюду. Дальзаводцы вели срочные работы на боевых кораблях, в торговом порту суда готовились к участию в военных операциях, по соседству сосредоточивались предназначенные для морских десантов войска.

Вторая военная ночь тоже прошла спокойно, если не считать стрельбы зениток, ставивших заградительный огонь. Позднее оказалось, что тревога была напрасной. Это появились в воздухе наши самолеты, сбившиеся с курса.

Утром 10 августа мы слушали сводку Совинформбюро. Советские войска 9 августа пересекли границу на широком фронте Маньчжурии, в Приморье, в районе Хабаровска, в Забайкалье. «В общем за 9 августа, — говорилось в сводке, — наши войска продвинулись от 15 до 22 километров».

Райкомы провели совещания секретарей парторганизаций об очередных задачах в связи с войной. Вечером, по окончании рабочего дня, с этой же повесткой прошли партийные собрания. Коммунисты единодушно заверяли Центральный Комитет партии и Советское правительство, что отдадут все силы на борьбу с врагом.

Эти слова подтверждались делами. В горкоме и райкомах находились лишь дежурные, все остальные начинали и кончали рабочий день на предприятиях, помогая перестраивать работу на военный лад. Секретари райкомов докладывали, что вооруженные отряды коммунистов и комсомольцев укомплектованы, четвертая часть личного состава находится на казарменном положении.

— Несколько сот комсомольцев просят послать их на фронт, — заявил Павел Кашкин. — Я тоже в их числе.

— Здесь ты не менее нужен, — ответил я. — И комсомольцы пусть пока работают. Потребуется — скажем.

Много забот было у Матвея Алексеевича Акайкина, у всех работников отделов пропаганды и агитации горкома и райкомов, у секретарей парторганизаций. Население хотело знать, что происходит на фронте, как воюет наш флот. Агитаторы по два-три раза в день проводили беседы и читки газет. В городском агитпункте, открывшемся в помещении парткабинета, с утра до ночи было полно народу. Лектор, докладчик, агитатор, каждый житель Владивостока мог получить необходимую консультацию, справку, послушать лекцию, прочесть свежую газету, узнать последние новости с фронта, получить плакаты, листовки, тексты лозунгов.

Репродукторы не выключались. Все жадно ловили каждое новое сообщение с фронта. Газеты «Красное знамя» и «Боевая вахта» были нарасхват.

Всюду чувствовалась уверенность людей в безусловной и быстрой победе над врагом. А когда 11 августа стало известно, что японское правительство заявило о своей готовности принять условия Декларации союзников от 26 июля, среди населения и даже у отдельных руководящих работников появилось настроение благодушия. Кое-где ослабили внимание к светомаскировке, стали возвращаться в город эвакуированные, пошли разговоры, что войне конец.

Зная повадки врага, мы немедленно дали партийным организациям указание повысить бдительность, развенчивать демобилизационные настроения, возвращающихся из эвакуации отправлять обратно, усилить наблюдение за светомаскировкой. Пропагандисты и агитаторы разъясняли населению, что война еще не окончена и меры предосторожности крайне необходимы.

Военные действия продолжались. Наши войска с боями продвигались вперед, в глубь Маньчжурии и Кореи. Успешно вели операции корабли и части Тихоокеанского флота. 10 августа торпедные катера 1-й бригады, которой командовал капитан 2-го ранга Кухта, в корейском порту Расин потопили четыре транспорта противника, а в порту Сейсин — семь. Моряки-тихоокеанцы с боем овладели японскими базами в Корее — морскими портами Юки и Расин. Японцы потеряли еще два миноносца и четырнадцать транспортов. При налете на Расин младший лейтенант-тихоокеанец Михаил Янко повторил подвиг капитана Гастелло. Ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. В десантных операциях отличился разведывательный отряд моряков Героя Советского Союза североморца старшего лейтенанта Леонова.

15 августа в корейский порт Сейсин была высажена 13-я бригада морской пехоты, насчитывавшая пять тысяч бойцов. 16-го прибыл новый десант, и город был полностью очищен от японцев. В тот же день в Сейсин вошли части 1-го Дальневосточного фронта.

В боевых операциях тихоокеанцев активное участие принимали моряки Дальневосточного морского пароходства. Они доставляли десантные войска, боевую технику, боеприпасы. Каждый их рейс был смертельно опасен. Но моряки с честью выходили из труднейших положений.

Вот что рассказал об одном из таких рейсов первый помощник капитана парохода «Сучан» Иван Павлович Данильцев:

«На четвертый день войны капитан парохода Вениамин Исаакович Факторович получил боевое задание — принять на борт войска, технику и следовать в корейский порт. Когда закончилась погрузка, на борт взошли войска. Моряки встретили их радушно. Среди бойцов нашлись друзья, знакомые, сослуживцы.

Капитан отдает последние распоряжения:

— Поднять трап! Отдать концы!

Начался боевой рейс. 15 августа на горизонте показался маяк вражеского порта. Навстречу «Сучану» стремительно несся советский катер-охотник.

— Следовать за мной! — подали сигнал с катера.

— Право на борт! — приказал капитан.

Вдруг слева по корме раздался взрыв. Столб воды взметнулся вверх. Судно задрожало, послышался треск и звон разбившихся приборов. Оказалось, взорвалась вражеская мина.

Когда пароход «Сучан» подходил к вражескому порту, рядом с ним взорвалась еще одна мина.

— Машина вышла из строя. Руль не работает. Рация молчит. Компасы разбиты, — доложили капитану Факторовичу.

Судно по инерции шло к берегу. Казалось, корабль неминуемо будет выброшен на скалистый берег. Только благодаря исключительному спокойствию и выдержке экипажа катастрофа была предотвращена.

С мостика раздался уверенный голос капитана:

— Спокойно! Экипажу находиться на своих местах, воинским частям — на верхней палубе…

Самообладание капитана Факторовича внушало спокойствие и остальным. Среди моряков и красноармейцев не было ни тени паники.

— Отдать оба якоря! — последовала новая команда. Судно остановилось. Бойцы напряженно прислушивались к тому, что происходило внизу, под палубой.

В это время в машинном отделении стояла нестерпимая жара. Горячий пар со свистом вырывался из лопнувших труб. Все было залито жидким топливом. Одна динамомашина разворочена, подшипники гребного вала сломаны. Но никто из машинной команды не оставил рабочего места. Обливаясь потом, задыхаясь от пара, люди устраняли повреждения. Скорее дать ход судну! Оторвать его от вражеского берега! Благодаря мужеству и мастерству команды, умелому руководству старшего механика Бондарева и второго механика Калашникова это удалось сделать. Через сорок минут Бондарев доложил, что основные агрегаты исправлены, машина может работать. К ночи судно своим ходом отошло от берега.

Никто из десантников не подозревал, что корабль стоит на минном поле. Бригада тральщиков под командованием капитана 1-го ранга Капанадзе приступила к расчистке фарватера. Вдруг в двадцати — тридцати метрах от борта раздались два сильных взрыва. Вновь послышался треск лопающихся приборов. Машина и радиостанция вышли из строя. Снова экипаж принялся за ремонт. Люди трудились, не щадя себя. Через пять часов заработала машина, старший радист Дормидонтов послал в эфир позывные.

Одиннадцать мин взорвалось в районе стоянки корабля, но «Сучан» свое задание выполнил».

Образцы мужества и выдержки показала команда другого парохода, капитаном которого был Всеволод Мартынович Башкович. Этот пароход доставлял в Сейсин подкрепления и боеприпасы. Рабочие Владивостокского порта при тщательной светомаскировке ночью погрузили боеприпасы и снаряжение, пароход принял бойцов и в сопровождении конвоя вышел в море.

В Сейсине еще продолжались ожесточенные бои. Пароход осторожно входил в порт. Внезапно с левого борта раздался сильный взрыв. Судно накренилось и потеряло ход: была повреждена главная машина.

Конвойный корабль взял пароход на буксир и поставил к пирсу. Солдаты, сойдя на берег, тут же вступили в бой. А команда судна под обстрелом выгружала боеприпасы и снаряжение, чинила машину. Полностью выполнив задание, судно вышло во Владивосток.

В эти же дни с большим патриотическим подъемом трудились рабочие Владивостока. Коллективы заводов и фабрик, торгового и рыбного портов, железнодорожного узла решили: не выполнив очередного задания командования, не уходить с работы.

Бригада судосборщиков Дальзавода пятеро суток не покидала цех, ремонтируя боевой корабль. Рабочие пассажирского депо произвели ремонт санитарных вагонов за три дня вместо отведенных девяти.

Судоверфь Главрыбпрома получила заказ срочно отремонтировать пострадавший во время боевых операций корабль. Все рабочие объявили себя мобилизованными. Бригада котельщиков, возглавляемая коммунистом Кондрашиным, выполняла нормы на 420 процентов. Мастер Титков стал на плотницкие работы и выполнял нормы выработки на 300 процентов. Заказ был сдан досрочно.

Комсомольско-молодежная бригада слесарей-монтажников Дальзавода в составе Артемиди, Власенко, Воробьева и Салая, возглавляемая Мордвиным, обратилась к передовой комсомольско-молодежной бригаде шахтеров и к ее бригадиру Кочегарову с призывом:

«Давайте соревноваться на лучшую помощь фронту! Условия соревнования мы предлагаем такие: давать каждый день по три нормы при отличном качестве… Чем лучше будем работать, тем скорее закончится нашей победой война с японскими захватчиками».

Инициативу бригады Мордвина поддержал крайком ВЛКСМ. Сотни комсомольско-молодежных бригад приняли смелый вызов.

«Дорогие товарищи! С волнением прочитали мы ваше письмо, в котором вы вызываете нас соревноваться на лучшую помощь фронту, — отвечала бригада Кочегарова. — Ваш вызов принимаем… В оставшиеся дни августа обязуемся выдать на-гора сверх государственного плана 500 тонн угля».

На владивостокском заводе «Металлист» комсомольско-молодежная бригада Грузинцева стала давать по три-четыре нормы. Токарь вагоноремонтных мастерских комсомолец Николай Белов 14 августа перевыполнил задание в восемь раз, а токарь Валя Кулакова стала ежедневно давать 400–500 процентов нормы.

Охваченные трудовым энтузиазмом, высокими патриотическими чувствами, передовые рабочие и служащие подавали заявления с просьбой принять их в партию, молодежь — в ряды комсомола.

Мы ежедневно устно и письменно информировали крайком, командование и Политуправление флота о работе промышленности и транспорта, о том, как обеспечиваются нужды фронта, о состоянии местной противовоздушной обороны, о ходе эвакуации и массово-политической работе с населением, о внутрипартийной работе.

В эти-то горячие дни Владивосток отмечал свой юбилей.

Еще в первой половине июля на бюро горкома был утвержден план подготовки и празднования юбилея. Предполагалось отметить его торжественно. Это особенно важно было накануне тех больших событий, которые должны были развернуться на Дальнем Востоке. Но обстановка сложилась так, что военные действия начались раньше, и многое, что намечалось в наших планах, — торжественное заседание, парад физкультурников, различные соревнования — пришлось отменить.

Газеты «Красное знамя», «Боевая вахта» и «Тихоокеанский моряк» были заполнены материалами, посвященными юбилею. Несмотря на воскресный день, все предприятия города работали. В торговом порту, у рыбников, на железнодорожных станциях шла погрузка и выгрузка военных материалов, заводы ремонтировали боевые корабли, изготовляли боеприпасы. Зорко несли службу части ПВО, в боевой готовности находилась местная противовоздушная оборона, улицы усиленно патрулировались.

На здании гостиницы «Челюскин», где во время японской интервенции размещался возглавляемый Сергеем Лазо партизанский штаб, на здании Института эпидемиологии и бактериологии, где Лазо, Луцкий и Сибирец были арестованы, на стене Дома пионеров, где работал первый Владивостокский Совет рабочих и солдатских депутатов, в торжественной обстановке устанавливались мемориальные доски. Жители города и моряки посещали в этот день выставки, слушали доклады, беседы об истории города.

В небольшом скверике на улице Ленина собрались тысячи людей на открытие памятника организатору вооруженной борьбы с японскими интервентами в годы гражданской войны Сергею Георгиевичу Лазо.

Примечательна история создания этого памятника. Скульптор Писаревский, выполнив в гипсе модель, не дождался отливки памятника в металле и уехал на Черноморский флот. Отлить памятник на месте было не под силу. Мы пытались сделать это в Ленинграде, Свердловске или в Хабаровске. Везде получили отказ. Заводы работали на войну. Кто-то предложил еще раз обратиться к владивостокцам: пусть проверят свои возможности, посоветуются с литейщиками. Однако ни один завод не брался за этот необычный заказ.

Однажды утром в горкоме раздался телефонный звонок. Говорил председатель завкома судоремонтного завода. Он сообщил, что несколько старых рабочих-умельцев хотят попробовать свои силы.

В тот же день мы встретились с ними. Видно было, что старший мастер литейного цеха Мешков, формовщик Гонтарюк, модельщик Волков уже во всех деталях обдумали предстоящую сложную и почетную работу.

— Вы беретесь отлить памятник? — спросил я.

Мешков обвел взглядом товарищей и спокойно ответил:

— Сделаем.

— А модель видели?

— Два вечера ходили вокруг. Все обмозговали. Сделаем, — и он снова взглянул на товарищей.

Гонтарюк кивнул головой, а Волков пристукнул большой темной ладонью по столу и проговорил:

— Нельзя не сделать. Это же памятник нашему Лазо.

Директор завода Желтовский, секретарь парткома Бабаков и конструктор Бойко, которые также пришли в горком, пообещали мастерам свою помощь.

Так Мешков, Гонтарюк и Волков, слесари Сипливый, Заев и Верещак, инженеры Бойко и Рогозин взялись отлить памятник доблестному бойцу революции, человеку, дорогому для каждого владивостокца, — Сергею Лазо.

Были у них неудачи, бессонные ночи, валящая с ног усталость. Трудности помогла преодолеть поддержка заводского коллектива.

Вскоре памятник был готов. Народ, собравшийся на митинг, окружил монумент, окутанный полотном. Вероятно, в мыслях каждого в те минуты прошла короткая героическая жизнь легендарного героя. Вот он накануне восстания без оружия и без охраны отправляется на Русский остров в школу прапорщиков, где большинство офицеров настроено против большевиков.

«За кого вы? — обратился к ним Лазо. — Русские люди, молодежь русская, за кого вы? Вот я к вам пришел один, невооруженный; вы можете взять меня заложником… Убить можете… Этот чудесный русский город — последний на вашей дороге! Вам некуда отступать: дальше — чужая страна… Чужая земля… И солнце чужое… Мы русскую душу не продавали по заграничным кабакам, мы ее не меняли на золото и заморские пушки… Мы не наемными, мы собственными руками защищаем нашу землю. Мы грудью нашей, мы нашей жизнью будем бороться за Родину, против иноземного нашествия. Вот за эту русскую землю, на которой я стою сейчас, мы умрем, но не отдадим ее никому!»

После этой пламенной речи большинство офицеров школы присоединилось к восставшим…

И вот когда митинг закончился и полотно, закрывавшее памятник, соскользнуло вниз, открылся народу Сергей Лазо — во весь рост, в солдатской шинели, с обнаженной головой. В дни борьбы с японскими империалистами новую силу приобрели его слова, начертанные на памятнике: «…За эту русскую землю, на которой я стою сейчас, мы умрем, но не отдадим ее никому!»

Несмотря на то что военные действия развивались успешно, а налетов на город не было, мы не прекращали эвакуации населения. Только за четыре дня войны из города было вывезено свыше двадцати тысяч человек, из них около шестнадцати тысяч детей. Всего эвакуировалось несколько десятков тысяч человек. Работой среди эвакуированных и их обслуживанием ведала специальная комиссия горкома партии, возглавляемая секретарем горкома Василием Игнатьевичем Макаровым. Хорошо помогали комиссии комсомольские организации, работники отделов народного образования и здравоохранения, женский актив.

В город прибывали раненые моряки и солдаты. Сотни женщин и девушек пошли работать в госпитали, сдавали свою кровь, собирали для фронтовиков подарки. Делегации от трудящихся Владивостока посещали боевые корабли и авиачасти.

Делегация Ворошиловского района, возглавляемая секретарем райкома Екатериной Ивановной Ванаке, навестила раненых краснофлотцев, которые участвовали в десантных операциях при взятии городов Юки и Расин. Делегация Фрунзенского района во главе с секретарем райкома Александром Ивановичем Щеголевым побывала в гостях у героев-летчиков. Я вместе с Павлом Кашкиным и работниками Севморпути был в бригаде торпедных катеров под командованием капитана 2-го ранга Кухты. Восемьдесят два офицера и матроса этой бригады были награждены орденами и медалями Советского Союза. Побывали мы на одном из торпедных катеров, вся команда которого во главе с командиром Соколовым была награждена орденами и медалями. Рассказали морякам о том, что делает город для фронта, а они нам — о своих боевых подвигах.

Помогая действующим частям, владивостокцы в свою очередь постоянно чувствовали на себе заботу и внимание всей страны. В адрес командования, крайкома, городских организаций из близких и дальних городов и сел шли телеграммы. «Враг будет разбит. Победа будет за нами!» — этим убеждением была проникнута каждая из них. Прислали телеграммы и севастопольцы. Секретарь горкома партии Лесик, мои старые друзья — Ефремов, Сарина и другие выражали уверенность, что опыт работы в дни героической защиты Севастополя поможет нам выполнить долг перед страной. «В эти дни наш коллектив особо вспоминает тебя в период севастопольской обороны, — писали мне руководители севастопольского Морзавода. — Желаем успеха и скорой победы».

17 августа было опубликовано разъяснение начальника Генерального штаба Красной Армии генерала армии А. И. Антонова, что действительной капитуляции вооруженных сил Японии еще нет, что японцы продолжают сопротивляться и что поэтому советские войска на Дальнем Востоке будут продолжать свое наступление.

Значит, правильно мы поступали, не дав раньше времени ослабнуть боевому напряжению. Вероломство японской военщины особенно наглядно проявилось 18 августа.

Около часу дня позвонил дежурный штаба МПВО:

— Над городом в районе Первой речки самолет противника!

— Перепроверьте. Свяжитесь со штабом ПВО…

Послышалась стрельба. Дежурный сообщил, что вражеский самолет пикирует на танкер «Таганрог» в районе нефтебазы.

Не медля ни минуты, мы направились в порт. Здесь уже находилось командование ПВО, в том числе генерал-майор Жилин. Танкер стоял в каких-нибудь ста метрах от берега.

Капитан «Таганрога» Зайцев и капитан-лейтенант Бурмистров доложили, что они заметили на небольшой высоте японский бомбардировщик. Наблюдатели ПВО приняли самолет за свой. Воздушной тревоги не было, по вражескому самолету никто не стрелял. На танкере дали сигнал тревоги. Зенитчики открыли огонь. Набрав высоту и обстреливая судно из пушек, бомбардировщик пикировал на танкер. Капитан-лейтенант Бурмистров огнем из пулемета сбил его. Объятый пламенем, японский самолет упал в море в нескольких десятках метров от судна.

Самолет подняли. У японского летчика-смертника подпоручика Уиохара Иосира нашли записную книжку. В ней было написано:

«Задача — нанести таранный удар на полном газу при скорости 550 километров. Удар нанести прямо в трубу или мостик.

До последнего момента, не смыкая глаз, хорошо прицеливаться. Если нет кораблей, выбрать в городе самый большой дом.

В случае обстрела зенитной артиллерией или встречи с вражескими истребителями помахать крыльями и выпустить шасси, выкинуть японский флаг и, сделав знаки о сдаче, продолжать любыми средствами выполнять задание по нанесению таранного удара по самому большому кораблю в порту Владивостока».

И это произошло после того, как Япония заявила о своей безоговорочной капитуляции! К тому же погибший летчик использовал трассу, специально предназначенную для полетов японских дипломатов и военных на переговоры с нашим командованием.

Но японским милитаристам не могли уже помочь никакие ухищрения: 18 августа наши десантники овладели в Корее городом-портом Оденцином. Успешно развивались операции, предпринятые 2-м Дальневосточным фронтом, Тихоокеанским флотом и Тихоокеанской флотилией по овладению Южным Сахалином и Курильской грядой.

19 августа Советское Информбюро сообщило, что в Маньчжурии войска Квантунской армии на большей части фронта прекратили сопротивление и сдаются в плен.

«Мы рассчитывали обороняться на этом рубеже не менее полумесяца, а затем отойти в горы Северной Кореи, где могли бы в течение лет трех сдерживать наступление любых сил», — заявил сдавшийся в плен начальник штаба Квантунской армии генерал Хата Хикосабура. Наступление советских войск было столь стремительным, что японской военщине не удалось осуществить ни этот, ни какой-либо другой план.

22 августа по Владивостоку был объявлен приказ начальника гарнизона контр-адмирала Федорова: «С сего числа в гарнизоне города Владивостока и его окрестностях светомаскировку отменяю».

Владивосток засверкал огнями. Жители с облегчением снимали с окон быстро надоевшие шторы. Это было большим облегчением для промышленных предприятий, торгового порта, железнодорожников.

На совещании руководящих работников города и районов мы предупредили, что военное положение еще не снято, что нельзя отменять круглосуточное дежурство в штабах МПВО, на заводах, в организациях и учреждениях. Бойцы МПВО, вооруженные отряды коммунистов и комсомольцев должны остаться на казарменном положении. Было предложено не торопиться с возвращением в город эвакуированных.

В то же время началась подготовка к мирной зиме, к новому учебному году в школах, вузах, техникумах.

23 августа наши войска вступили в порт Дайрен и Порт-Артур. 28-го закончилось освобождение южной части Сахалина. 1 сентября от японских войск были очищены Курильские острова.

Военное положение во Владивостоке было отменено 31 августа, и все мы с нетерпением ждали безоговорочной капитуляции врага, чтобы достойно отметить победу над Японией и окончание второй мировой войны.

Этот день настал. 2 сентября 1945 года представители Японии подписали акт о безоговорочной капитуляции. 3 сентября было объявлено Днем победы над Японией.

Владивосток ликовал. На его долю выпало стать последним военным городом в долгой, изнурительной войне, навязанной нам фашистскими агрессорами. Враг повержен, разбит и на западе, и на востоке. Хорошо сказал об этом Лебедев-Кумач:

На привокзальной площади рокотало людское море. Никогда в жизни, кажется, не волновался я так, как в тот раз, открывая митинг. Один за другим поднимались на трибуну руководители края, города, воины, рабочие. Все они поздравляли Красную Армию, Военно-Морской Флот, советский народ, трудящихся Приморья и Владивостока с победой, призывали самоотверженно трудиться, чтобы скорее залечить раны, нанесенные войной.

Командование, краевые и городские организации были засыпаны поздравительными телеграммами. Не скрою, самой дорогой была для меня телеграмма из Крыма: «Трудящиеся Севастополя поздравляют трудящихся Владивостока и моряков Тихоокеанского флота с Днем победы над Японией. Желаем успеха в мирной работе».

Тысячи и тысячи матросов, солдат и офицеров Тихоокеанского флота были награждены за проявленное в боях геройство. Сорок два матроса и офицера получили звание Героя Советского Союза. Многие корабли и части флота стали гвардейскими, были награждены орденами Советского Союза. Ордена и медали получили сотни трудящихся Приморья и Владивостока, в их числе двести восемьдесят три моряка Дальневосточного морского пароходства.

Отгремели бои. Наша Родина, весь советский народ с честью вышли из тяжкого испытания, доблестно выполнили свою историческую миссию. В эту блистательную победу свой патриотический вклад внесли и владивостокцы.