1

Огромная роль отечественной космонавтики нашла отображение в современной карте обратной стороны Луны. Имена С. П. Королева, Ю. А. Гагарина присвоены двум гигантским кратерам. Ряд кратеров назван именами наших современников — советских космонавтов и американских астронавтов.

На карте обратной стороны Луны, почти в центре ее, недалеко от кратера, названного именем Циолковского, находится кратер, носящий имя Бабакина. Координаты этого лунного образования: 21° южной широты и 123° восточной долготы. Решение о присвоении ему имени видного советского конструктора было принято XV ассамблеей Международного астрономического союза (MAC), состоявшейся в австралийском городе Сиднее в 1973 г.

Изучение района Марса, сфотографированного в 1974 году станциями «Марс-4» и «Марс-5», позволило выявить наиболее заметные объекты марсианского рельефа. В соответствии с принятыми правилами обнаруженным образованиям были даны названия. Так, теперь уже и на карте Марса появился кратер Бабакина с координатами 36° южной широты и 71° западной долготы. На дне кратера находится куполообразная структура, имеющая в основании диаметр около двенадцати километров.

Кратеры, носящие имя Бабакина, — это навечно запечатленная благодарная память о человеке, под руководством которого были созданы автоматические устройства, позволившие принципиально по-новому исследовать Луну, Венеру, Марс.

Эти совершенные космические аппараты были показаны на крупнейших международных выставках, их видели многочисленные посетители выставок во Франции, ГДР, ФРГ, Венгрии, Болгарии, Югославии, Италии, на Кубе, в Польше, США, Финляндии, Швеции и Англии.

Международная общественность по достоинству оценила вклад советской науки и техники в изучение космического пространства.

За словами «вклад советской науки и техники» стоит труд конкретных людей. Прежде всего велик личный вклад Георгия Николаевича Бабакина. Но залог успеха состоял в том, что он был не один: рядом с ним всегда работали единомышленники — товарищи, друзья, помощники, руководители, каждый из них в полной мере чувствовал свою личную сопричастность ко всем начинаниям и свою ответственность за порученное дело так же обостренно, как и Бабакин. И поэтому все коллективы, в той или иной степени принимавшие участие в создании автоматических станций «Луна», «Венера», «Марс», составили равноправное содружество энтузиастов. И этому содружеству оказались по плечу сложнейшие научные и технические задачи. В таком дружном объединении творческих усилий и заключалась та сила, которая позволяла преодолевать временные барьеры и укладываться в сроки, казалось бы, невозможные.

В. Губарев в книге «Конструктор» вложил в уста своего героя, известного создателя ракетно-космических систем, академика Янгеля такие слова: «Я всегда считал, что главный конструктор — это десятки людей: от моих заместителей до рядовых работников КБ и завода». Это абсолютно верно, ибо на самом деле главный конструктор — не одиночка, пусть талантливейший, умнейший. Нет, не одиночка!

Главный конструктор при всех личных достоинствах есть еще и воплощение мысли и труда многих членов коллектива. Поэтому, говоря о делах главного конструктора, нужно помнить — мы говорим о делах коллектива…

В том, что каждая станция, стартовавшая уже после Бабакина, стала новой вехой в изучении космоса, — огромная заслуга людей, успешно продолжающих дело, которому он служил. Но они и новые доказательства его таланта ученого и инженера. Таланта конструктора. В созданных под его руководством аппаратах были заложены возможности для дальнейшего совершенствования, и этим они как бы надолго определили пути и средства космических исследований.

Академик Георгий Иванович Петров, встречавшийся с Бабакиным в качестве первого директора Института космических исследований Академии наук СССР, оценивает его деятельность так:

— Георгий Николаевич принимал достаточно смелые решения… Он был близок к оптимальному понятию главного конструктора.

И дальше:

— Кем был Георгий Николаевич? Ученым? Инженером? В Академию наук издавна избирались и инженеры-практики. Примеры? Хотя бы тот же Туполев… Ученых трудов не писал, но академик был авторитетный. По моему разумению, Бабакин был ученым инженером. Точно, ученым-инженером. Через дефис. Он представлял себе дело с разных сторон, обладал широчайшим кругозором и сам превосходно разбирался во многих вопросах, в частности в вопросах управления… С этой точки зрения он и был настоящим ученым.

Главный конструктор радиосистем, подводя итог своим воспоминаниям о Бабакине, пришел к такому выводу:

— Сила Георгия Николаевича состояла в том, что он умел заглянуть достаточно далеко вперед и оценить, что же в этом «впереди» более нужное, реальное и приоритетное. И в гибкости, в умении, не усомнившись в целом, чуть отойти при необходимости в сторону. На время… И в широте кругозора… И наконец, в умении и желании довести начатое и не растеряться… Бабакину безраздельно принадлежит большой этап в исследовании космоса.

Лауреату Ленинской премии доктору технических наук А. Селиванову запало в память иное:

— Я питаю слабость к интеллигентным руководителям, а он именно из них…

Интеллигентность, мягкость в обращении подчеркивали все, с кем мне приходилось иметь дело при подготовке книги. Несколько человек, а раз несколько, значит, это уже система, обратили внимание на большое сходство в стиле работы Георгия Николаевича Бабакина и другого видного ученого — главного конструктора двигателей, которые стояли на многих бабакинских автоматах, А. М. Исаева, человека необычайно тонкого, умного, простого в отношениях, неизменно поддерживавшего Бабакина во всех начинаниях.

Г. И. Петров коротко сказал так: «Еще таким был Исаев», а известный летчик-испытатель, Герой Советского Союза М. Галлай в своей новой книге «С человеком на борту» написал:

«…Нельзя не заметить, что и в реальной действительности тех же самых лет напористая резкость и подчеркнутая властность обращения с окружающими отнюдь не были обязательной чертой, чуть ли не определяющим признаком каждого сильного руководителя крупного масштаба. Нет, черта эта выражалась часто, очень часто, но — не всегда. И в то время существовали выдающиеся руководители, отличавшиеся спокойной, вежливой, подчеркнуто уважительной манерой обращения с людьми. Достаточно вспомнить таких главных конструкторов, как Алексей Михайлович Исаев, Семен Алексеевич Лавочкин, Георгий Николаевич Бабакин».

 

2

Есть еще одна сторона памяти, о которой нужно непременно сказать. Особая сторона. Воплощена она непосредственно в том, во имя чего жил и работал главный конструктор Бабакин. Речь идет о самих автоматических станциях. Лунных. Межпланетных.

Кажется, сегодня все уже известно об этих замечательных труженицах науки. Их внешний вид и характеристики, принципы работы и возможности. Широкие круги общественности достаточно полно осведомлены о научных результатах полета той или иной станции, понимают их важность и значение, четко представляют себе их роль в дальнейшем развитии многих наук и отраслей промышленности.

Действительно, о станциях известно многое, но далеко не все знают, что некоторые из них еще и… рекордсмены — держатели мировых рекордов в таком сложном, каждый раз полном опасностей и неожиданностей деле, как космический полет к Луне и планетам.

Борьба за рекорды — явление общественное. Она пронизывает спорт, труд, науку… Сброшенная доля секунды в беге на сто метров и плавка, равной которой еще не знала металлургия, самая глубокая буровая скважина и рекордный урожай пшеницы. Все волнует и восхищает нас, если полезность и нужность рекорда неоспорима.

Большинство рекордов в явном, а иногда и в неявном виде становится стимулом прогресса.

Рекордсмены-одиночки, к примеру, раскрывают потенциальные возможности человека и указывают практический путь к совершенству. Своим рекордом они убедительно говорят: «Это подсильно человеку». Ткачиха, обслуживающая одновременно какое-то число станков, тоже не ставит рекорд ради рекорда. Она как бы зовет за собой: «Так могут многие».

В этом смысл рекордов.

Космические рекорды особые. Даже если тот или иной космический аппарат добился выдающихся результатов, это отнюдь не означает, что следующий, или пятый, или десятый за ним аппарат обязательно должен его превзойти по этому показателю. Нет, космический рекорд, как кажется, это фиксация достижений, полученных, я бы сказал, попутно при выполнении главной задачи — программы полета. И все-таки значение космического рекорда исключительно важно, он косвенно несет в себе, в частности, информацию о научно-техническом приоритетном достижении конкретной станции и, конечно же, об общем уровне состояния космической техники.

Конструкторы космической техники идут на очередной рекорд, не задумываясь об этом. Они создают станцию не для рекорда. Но может так случиться (и как правило случается), что успешному выполнению основного задания будет сопутствовать установление рекорда. Объяснить это явление несложно: для решения все возрастающих по трудности задач создаваемые автоматы становятся все более совершенными.

Действующая четкая классификация космических аппаратов разработана Международной авиационной федерацией (ФАИ), членом которой является и Советский Союз. В ней четыре класса. К первым двум А и В относятся совершающие полет в околоземном пространстве пилотируемые аппараты и автоматы.

К классу С относятся лунные аппараты, а к классу D аппараты, предназначенные для исследования планет. Каждый из этих классов включает в себя по две категории аппаратов — пилотируемые и автоматические. ФАИ утвердила также перечень достижений, по которым определяются рекорды, оценка наивысших успехов в космонавтике обрела четкость и категоричность. К примеру, мировые рекорды в классах С и D можно «завоевать» разными способами: длительностью активного существования на поверхности конечного пункта «следования» и величиной максимальной массы, доставленной на нее, величиной максимальной скорости движения самодвижущегося аппарата на «чужом» небесном теле и величиной расстояния, пройденного этим аппаратом…

Советские лунные и межпланетные автоматы вписали не одну славную страницу в таблицу рекордов. И почти все они на сегодняшний день в той или иной степени связаны с именем Георгия Николаевича Бабакина.

Первая станция, ушедшая с «верфи» КБ Бабакина «Луна-9», стала дважды мировым рекордсменом: сто килограммов веса были по тем временам наибольшей массой, доставленной на Луну, а сорок шесть часов пятьдесят восемь минут тридцать целых и тридцать три сотых секунды, которые она там проработала, стали первым рекордом продолжительности активного существования станции на лунной поверхности. Эти рекорды продержались четыре года и были «побиты» бабакинскими же лунными станциями второго поколения. «Луна-16» превысила рекорд «Луны-9» по наибольшей массе сразу на 1780 килограммов, а «Луноход-1» стал новым чемпионом по длительности активного существования, которое достигло прямо-таки феноменальной величины — свыше трехсот суток!

Первый в мире искусственный спутник Луны «Луна-10» поставил сразу три рекорда. Вот два из них: мировой рекорд максимальной массы, доставленной на лунную орбиту, и мировой рекорд продолжительности активного существования на ней. Почти пятьдесят шесть с половиной суток вела исследования первая в мире окололунная лаборатория.

«Луна-16», оставившая позади рекорд «Луны-9» по наибольшей массе, доставленной на Луну, стала в своем классе мировым рекордсменом и по максимальной массе, возвращенной с поверхности Луны на Землю, и по максимальной массе доставленной на Землю лунной породы.

Шло время, менялись чемпионы. Поставленный «Луноходом-1» мировой рекорд общего расстояния, пройденного им, продержался до 1973 года и был превзойден «Луноходом-2» более чем в три раза. Этот аппарат, основные принципы которого были заложены еще при Бабакине, обошел «Луноход-1» по максимальной массе автоматического самодвижущегося аппарата на поверхности Луны. А вот рекорд первого лунохода по продолжительности активных действий на поверхности Луны до сих пор еще не улучшен.

Спускаемый аппарат «Венеры-7», как известно, в декабре 1970 года совершил посадку на ночную сторону Венеры и положил начало непосредственным исследованиям на ее поверхности. Успешное решение сложнейшей инженерно-технической задачи по обеспечению работы спускаемого аппарата при температуре венерианской атмосферы порядка пятисот градусов Цельсия и давлении около ста атмосфер тоже сопровождалось установлением мировых рекордов: максимальной массы, доставленной на поверхность Венеры станцией класса D, и продолжительности активного существования аппарата, которое составило двадцать две минуты и пятьдесят восемь секунд. Спускаемый аппарат следующей «Венеры», являвшийся дальнейшим развитием своего предшественника, превосходил его не только по насыщенности научной аппаратурой. Он установил и новый мировой рекорд: продолжительность активного существования станции на поверхности планеты достигла пятидесяти минут.

Аппарат работал, вел исследования в неимоверно трудных условиях — на него как бы давил километровый по нашим земным меркам столб воды, а температура атмосферы заставляет плавиться олово и свинец!

Станция «Марс-3», детище Георгия Николаевича, тоже стала рекордсменом. Она установила мировые рекорды как по максимальной массе спускаемого аппарата, впервые в мире совершившего посадку на поверхность красной планеты, так и по максимальной массе, выведенной на орбиту ее искусственного спутника.

В 1975 году советская межпланетная техника вновь продемонстрировала свой высокий научно-технический уровень. «Венера-9» и «Венера-10», первые станции нового поколения автоматов, стали первыми в мире искусственными спутниками Венеры, а их посадочные аппараты, совершив мягкую посадку на ее поверхность, передали на Землю первые в мире телевизионные панорамы района посадки. Этими аппаратами, созданными уже после смерти Бабакина, установлено несколько мировых рекордов. Но разве он не стоял у их истоков?

В конце шестидесятых, когда две «Венеры», пятая и шестая, почти подобрались к поверхности планеты (до нее оставалось приблизительно двадцать километров), стало возможным по проведенным измерениям определить порядок давления атмосферы возле нее. После этого конструкторы уже знали, на какую величину давления нужно проектировать спускаемый аппарат, в частности, для «Венеры-7».

…В рабочем кабинете президента Академии наук СССР, небольшой скромно обставленной комнате, собралось несколько человек.

— Пожалуйста, Георгий Николаевич, — не повышая голоса, как всегда, спокойно сказал Келдыш и облокотился на спинку кресла. — Начинайте.

Бабакин поднялся и подошел к стойкам, на которых висели плакаты, изображающие компоновку станции, схему спуска.

— Основной задачей «Венеры семьдесят», — именуя очередную станцию по году ее запуска, начал Главный, — является осуществление посадки на планету…

Вслед за этим были обсуждены конкретные задачи нового космического эксперимента. Видно, все было правильно, потому что непродолжительная дискуссия не внесла в программу существенных изменений. Казалось, совещание вот-вот закончится. И вдруг Келдыш задал вопрос:

— Георгий Николаевич, а когда вы собираетесь передать панораму с Венеры?

— Не понял, Мстислав Всеволодович… — Бабакин, казалось, был чуть-чуть растерян.

— Хорошо… Повторю вопрос… Когда мы получим картинку с поверхности Венеры, как считаете? — Келдыш смотрел на Бабакина внимательно, взгляд его выдавал большую заинтересованность.

— Мстислав Всеволодович, мы об этом еще не думали…

— Вот и подумайте. Температура, давление, состав атмосферы, — перечислял президент, — какие-то характеристики освещенности, грунта очень важны, я не спорю. Но что может быть убедительнее и весомее непосредственного взгляда человека на окружающий мир. Картинка нужна. Очень! Я прошу проработать этот вопрос, — он обращался уже ко всем находившимся в кабинете, — и не откладывая в долгий ящик.

— Мстислав Всеволодович, разрешите. — Бабакин снова подошел к плакатам. — Для получения изображения нужен новый спускаемый аппарат, который мог бы совершать ориентированную посадку, ну и, конечно, новая радиолиния… С большей скоростью передачи информации, чем сейчас…

Бабакин начал говорить так, что всем стало ясно: он уже успел вникнуть и в суть неожиданно возникшей проблемы, и увидеть некоторые пути ее решения.

— Георгий Николаевич! — остановил его Келдыш. — Не будем сейчас заниматься конструированием. Ладно? — он с видимым удовольствием смотрел на Главного; ему нравились такие люди, понимающие его с полуслова, мыслящие, всегда находящиеся в «боевой готовности»… — Поработайте, а потом и встретимся.

…Георгий Николаевич Бабакин не успел сделать новые «венеры». Они были созданы уже без него. Это и были «Венера-9» и «Венера-10».

 

3

Вслед за полетом «Луны-16» в серии «Библиотека «Известий» вышел специальный выпуск — «Луна-16»: космический геолог». На экземпляре, подаренном самому, вероятно, близкому еще по юношеским годам другу, 14 марта 1971 года Георгий Николаевич сделал такую надпись: «Поверь, что нам было очень трудно, гораздо труднее, чем написано в этой книжке. Но мы стараемся и будем всегда стараться».

Примерно такими же словами 26 сентября семидесятого года главный конструктор Бабакин лично заверил Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, когда, вернувшись из цеха, где рабочие осторожно, бережно извлекли ампулу с бесценным грузом из обгоревшего при входе в земную атмосферу возвращаемого аппарата, услышал по телефону теплое, сердечное поздравление по случаю успешного завершения эксперимента по доставке лунного грунта на Землю.

«…Мы стараемся и будем всегда стараться», — сказал тогда Бабакин. В этих словах и отчет, и наказ — самому себе, коллегам, всему коллективу. И как не сказать здесь, что наказ этот создателя многих умных станций успешно претворяют в жизнь люди, которые, как и Георгий Николаевич, верят в неограниченные возможности межпланетных автоматов. Их упорный труд, желание приумножить научно-технический потенциал социалистической Родины — порука тому, что программа космических исследований будет и впредь расширяться и нести людям новые знания об окружающем мире, без которых не мыслится прогресс человечества.