ИНТУИЦИЯ

– …И ладно бы на этом всё закончилось, так нет же! Шеф, ничего не имею против дисциплины, я и сам вижу, что на берегу ребята малость распустились. Можно было прижать хвосты одному-другому – и всё бы само собой наладилось. Но он окончательно достал Шука, и теперь даже я не знаю, что творится за тридцать третьим шпангоутом. Там остался один зелёный молодняк, который перловку от гречки не отличает.

Капитан, выслушав всё это, вопросительно посмотрел на механика. Тот только пожал плечами, невозмутимо прихлёбывая кофе из флотской кружки. Когда он пожимал плечами, погоны на его рубашке всегда сминались посредине и складывались домиком. Капитан побарабанил пальцами по столу:

– Тамме, я хочу слышать твоё мнение.

Механик опять пожал плечами, зачем-то почесал за ухом и неспешно, растягивая слова, произнёс:

– Ну, если не считать проблем Джока… По приборам всё в норме, общий ресурс девяносто шесть процентов. Вспомогательные обменники заменили, магистрали чистые, оружейники от нечего делать так откалибровали системы, что можно теннисные мячики на Плутоне сбивать. Вроде бы готовы к полной нагрузке…

Но как-то непривычно, шеф. Конечно, через недельку-другую у Джока всё наладится… но, если помнишь, так мы не стартовали оч-чень давно. – Погоны снова встали домиком, когда он повторил: – Как-то непривычно. Капитан повернулся к Джоку.

– Что скажешь?

– А что я ещё могу сказать? – наигранно возмутился Джок. – Мы с тобой ходим вместе не один год и всякое повидали, но с этим лейтенантом стало очень трудно. Даже не знаю, что делать без Шука. Может быть, кто-то из ребят и возьмётся за эту работу, если разгерметизировать два-три контейнера с жёлтыми этикетками…

Капитан нахмурился.

– Ещё немного – и я решу, что вы сговорились. Джок, не стоит даже пытаться меня шантажировать, не то я велю ремонтникам подправить кое-что в переборке сразу за восьмым отсеком по правому борту. Да-да, не делай невинные глаза, мы с тобой знаем, о чём идёт речь. Дай вам волю – вы строевым шагом пойдёте по верхней палубе… Значит, так. Через четыре с половиной часа – в двадцать ноль-ноль по среднесолнечному – мы отдаём швартовы. Я должен знать всё о состоянии «Независимого», и мне совсем не интересно, как вы этого добьётесь.

– Шеф, где же я возьму за четыре часа…

– Четыре с половиной, Джок. На соседнем пирсе, – капитан кивнул в сторону экрана, который занимал одну из стен каюты, – ошвартован «Дерзкий», и что-то мне подсказывает, что у тебя там есть связи, старый ты пройдоха. У тебя есть вакансия. Можешь предложить место в надстройке и повышенный рацион сроком на месяц, но не больше – слышишь меня? К моменту выхода на орбиту я должен быть уверен, что в реакторном и во второй башне всё в порядке. С лейтенантом я сейчас поговорю. Кок разгерметизирует один контейнер из НЗ, на большее не рассчитывай. Тамме, помоги этому наглецу, если что.

– Хорошо, кэп. Что-нибудь ещё? – Механик поднялся, поставил кружку на стол. – Мы давно готовы, ждём только Джока.

– Знаю.

– Володина позвать?

– Не надо, я сам.

– Хорошо. – Тамме Нуорссулайнен махнул Джоку рукой и перешагнул комингс. Пневмоприводы переборки тихонько зашипели, задраивая люк.

Капитан встал, разминая руками затёкшую поясницу, и подошёл к экрану. На экране (капитан привык говорить «за окном», настолько чёткой была картинка) поблёскивал необжитый пока Фобос, суетились челноки снабжения на соседних пирсах. Возле «Независимого» движения не было, флагман давно был готов к выходу, но капитан медлил.

Ему здесь нравилось. Вокруг много света: отражёнными лучами светился Марс, поблескивали, в свою очередь отбрасывая розовые блики на Фобос, традиционно серые плиты брони на кораблях. Мигали габаритами челноки, россыпью огней сияла база. После черноты обычного космоса глаза отдыхали.

Сзади послышался осторожный шорох. Капитан обернулся:

– Джок, бездельник, ты ещё здесь? Учти, ни одной секунды больше не дам.

– Иду, иду, не ворчи.

Капитан прикоснулся к боковой панели. На экране возникло лицо старпома – сейчас была его вахта.

– Да, шеф?

– Привет, Чак. Попроси, пожалуйста, лейтенанта Володина заглянуть ко мне.

– Момент, шеф. Что-нибудь ещё?

Капитан явственно слышал ожидание в вопросе, который механик задавал ему уже не в первый раз.

– Нет, ничего. Спасибо.

– До связи.

– До связи.

Капитан не успел вернуться в кресло, как над люком вспыхнул огонёк вызова, и молодой срывающийся голос произнёс в переговорное:

– Лейтенант Володин прибыл, сэр.

– Входи, сынок. – Капитан открыл люк, и юный лейтенант, держа фуражку под мышкой, несмело шагнул внутрь. – Одно из двух – или ты ждал под дверью, или твоей физической форме можно позавидовать. В любом случае от кофе ты не откажешься, правда?

– Да, сэр. То есть нет, сэр. – Лейтенант растерялся окончательно: старик не каждый день вызывает к себе, хотя ещё никто не видел, чтоб он кого-то распекал. Каюту капитана Володин видел только один раз, второпях, сразу по прибытии из Академии, и теперь осторожно косился на кусок оплавленной брони, висевший в рамке над койкой.

Капитан подвёл его к креслу, где до этого сидел механик, и насильно усадил, надавив рукой на плечо.

Лейтенант присел на краешек, ухитряясь даже сидя сохранять положение «смирно». Капитан вздохнул, устраиваясь напротив.

– Когда-нибудь наступит день, и ты займёшь эту каюту, сынок. Или похожую на другом корабле – всё равно. Если ты не мечтаешь об этом, то флот в тебе ошибся. Прежде, чем ты наделаешь глупостей, я хочу рассказать тебе кое о чём, чего наверняка не преподают в академии. Видишь ли, есть такая штука – интуиция. На флоте говорят, что я старик с причудами…

– Сэр? – Лейтенант порозовел, как девушка.

– Ладно, ладно. – Капитан махнул рукой. – Мне лучше знать, что обо мне говорят. А что, кстати… – Он немного помедлил. – Возню вокруг Реи ещё помнит кто-нибудь?

– Если позволите, сэр. – Лейтенант едва не вскочил, только жест капитана удержал его на месте. – Бросок вашей эскадры на Рею считается образцом современной стратегии, сэр. Его преподают на выпускном курсе. Вице-адмирал Доничелли, когда распределял выпускников по кораблям, сказал, что мне очень повезло, что я попал на «Независимый»… Я тоже так считаю. Сэр. – И он опять покраснел.

– Спасибо, сынок. Значит, Донни дослужился до «вице»? Я его помню ещё молоденьким… Представляешь, он всегда сам готовил пиццу ко дню рожденья на весь экипаж. Страшно смущался, если видел недоеденный кусок – переживал по поводу своего кулинарного таланта. А на Рее держался молодцом, ему тогда крепко досталось… Так о чём я?… Ну да, интуиция.

Представь себе, сынок, с тех времён, когда по морям одной-единственной планеты ходили парусники, мало что изменилось. Мы вышли в Систему, мы построили замечательные корабли, но мало что изменилось… Появилось великое множество умнейших приборов, но ни один из них, оказывается, не в состоянии заменить интуицию. Никто не может объяснить, почему иногда щекочет вот здесь, – капитан похлопал себя по загривку. – А ты должен кожей чувствовать, с какой стороны кораблю грозит опасность, иначе грош тебе цена в Поясе. Твоя интуиция должна уметь проскальзывать в самые потаённые закоулки самого дальнего отсека, ощущать магистрали как собственные нервы и даже чувствовать запахи. (Капитан поморщился, стесняясь цветастых выражений.) Она должна сновать по всему кораблю, и случайно проскочивший в реакторном отсеке нейтрон должен встревожить тебя раньше, чем об этом оповестят приборы. Как ты думаешь, почему мы не выходим в космос, хотя вся эскадра четырнадцать часов дожидается флагмана на орбите? Потому что интуиция пока не позволяет мне нажать на кнопку стартёра, хотя приборы показывают полную готовность механизмов. Команда привыкла к моим чудачествам, а я привык доверять интуиции – и «Независимый» не отдаст швартовы, пока я не буду уверен, что с кораблем все в порядке, или пока меня не выгонят на пенсию. Если хочешь стать хорошим офицером, привыкай полагаться на ощущения. К сожалению, человек не настолько чувствителен – но если тебе интересно, могу поделиться некоторыми соображениями.

Капитан взял кружку, глотнул кофе. В горле пересохло – подолгу говорить он не привык.

– У самого корабля тоже есть интуиция. В конце концов, это в некотором роде живой организм, разве нет? Внутри этого организма постоянно что-то происходит – это тоже осталось со времён парусников. Начав кампанию за гигиену на корабле (надо отметить, весьма похвальное начинание), ты поневоле затронул… как бы это проще сказать… одну из систем жизнеобеспечения. Интуицию. Ты, конечно, учился в Академии на «отлично» и даже наверняка знаешь, что это такое. – Капитан показал на панель в стене каюты, еле видную сквозь полупрозрачный бронепластик. Рядом располагался датчик сетчатки глаза.

– Да, сэр. Конечно, сэр. Это аварийный выключатель силовой установки.

– Так вот. Если когда-нибудь, когда будешь командовать собственным кораблём, ты увидишь, что корабельная интуиция драпает по аппарелям на берег или, поджав хвост, прячется по спасательным шлюпкам – единственным возможным решением для тебя будет нажать эту чёртову кнопку, заглушить реактор и немедленно эвакуировать команду. В тот момент я очень не хотел бы оказаться на твоём месте, сынок. Хочешь знать, как на самом деле выглядит интуиция? Джок, я уверен, что ты всё равно подслушиваешь. Будь любезен, покажись, пожалуйста.

Лейтенант, остолбенев, наблюдал, как под койкой отодвинулась решётка вентиляционной шахты, и здоровенная серая крыса в ошейнике выползла и уселась у ног капитана. Вид у неё был потрясающе наглый.

Капитан продолжал.

– Вот тебе живая интуиция «Независимого». Это существо – как и его сородичи, что прячутся между переборками – лучше нас чувствует неладное, хотя и не может объяснить, почему. Джок знает на корабле такие закоулки, до которых мы с тобой в жизни не доберёмся. Иногда он просто невыносим, бывает, что и у меня руки чешутся накормить его ядом, хотя чаще ему достаётся сыр. Он предпочитает «старый голландский», хотя не отказывается и от нескольких венерианских сортов – «гротта», «десомо» и ещё какой-то с севера. Не представляю, как он может есть такую гадость. Я ничего не забыл, Джок?

– Всё верно, шеф. – Лейтенант дважды моргнул, услышав вполне разборчивую речь.

– Поверь старику, сынок. Капитан может спать спокойно только тогда, когда убедился, что самая никчемная крыса из самого тёмного закоулка сыта, довольна и никуда не собирается бежать. Кстати, на Рее они всё время были с нами – верно, Джок?

Крыса лениво повернула морду к Володину, пару раз втянула воздух, шевеля усами, и – каким бы невероятным это ни было – лейтенанту показалось, что она ему подмигнула.

 

ГАМБИТ

К вечеру настроение у старпома испортилось окончательно. Он стоял возле открытого рундука и с тоской смотрел на его содержимое. Поредевшие запасы и опустевшие вакуумные упаковки казались здесь, в его каюте, невероятным кощунством. Старший помощник любил шоколад – и страшно этого стеснялся. Теперь он видел, что до следующей стоянки обречён питаться кое-как. У старпома не только пропал дар речи, но даже мысли куда-то улетучились.

Наконец он пинком задвинул опустошённый рундук под койку и принялся ходить по каюте, считая про себя – он всегда делал так, чтобы успокоиться. После сегодняшнего происшествия пришлось добраться до третьей сотни, прежде чем к нему наконец вернулась способность нормально мыслить.

В довершение всего ему приснился кошмар. Старший помощник бежал по каким-то тёмным закоулкам, спинным мозгом чувствуя мягкие, но тяжёлые прыжки настигающего чудовища. Почему-то старпому казалось, что он передвигается на четвереньках, но удивительно быстро. Он не останавливался, понимая, что времени остаётся всё меньше и меньше, и еле справлялся с ужасом, бившимся внутри. Ответвление лабиринта, в которое он метнулся, через пару поворотов оказалось тупиком. Оцепенев, он смотрел на глухую стену, перегораживающую путь, и не решался обернуться.

Проснулся за час до своего обычного времени, чувствуя, что уснуть уже не удастся. От мысли, что придётся завтракать за одним столом с Шумейко, ему стало неуютно.

Поначалу старпому казалось, что винить этого офицера не в чем, и он уговаривал себя держаться спокойнее. Чак по праву гордился непредвзятым отношением к любому из экипажа, но сейчас его фундаментальная объективность, похоже, дала трещину.

Старшему помощнику Шумейко не нравился. Развязный и неряшливый капитан-лейтенант не вписывался в команду. Формальных причин для нареканий не было – отделение гидравлики работало как надо, хотя старпом прекрасно знал, что заслуги Шумейко в этом нет. Просто Свайве, выходя на пенсию, сдал своему сменщику отделение в состоянии хорошо работающего механизма. Главный старшина формально выполнял роль командира боевой части, а Шумейко отбывал при нём номер и не очень-то это скрывал. После перевода на «Независимый» он и пальцем о палец не ударил.

Старпом находился в двойственном положении: с одной стороны, он не имел права придираться к офицеру, к которому пока нет нареканий, с другой – поздно будет придираться, когда поводы для нареканий появятся. В том, что они будут, старпом не сомневался – даже хорошо отлаженный механизм необходимо время от времени регулировать и смазывать, а Шумейко своими подчинёнными почти не занимался. Старпому была известна эта порода людей. Они проводят годы в ожидании вознаграждения за поступки, которые могли бы совершить – но ничего не совершают из опасения, что вознаграждение обойдёт их стороной. В конце концов всё сводится к ожиданию должностей и наград за выслугу, а не за заслуги. Старшему помощнику было неприятно, что на «Независимом» обосновался такой тип.

К капитану со своими соображениями он не пошёл – у того своих забот хватает, экипаж – головная боль старпома. Но решил посоветоваться с Шефнером, корабельным юристом. Резюме беседы было неутешительным – в данной ситуации единственным поводом для списания с борта может быть только рапорт Шумейко о переводе. Но Шумейко ни о чём таком не помышлял: всё, что ему было нужно – это протянуть на «Независимом» положенный срок до присвоения следующего звания, а потом получить под командование какой-нибудь корабль. Он не высовывался, держался в рамках устава, тем самым лишая старпома возможности воздействовать на ситуацию административными способами. Руководствоваться субъективным мнением в работе с экипажем и тем более опускаться до интриг старший помощник считал немыслимым.

Утром пришла депеша с грифом Адмиралтейства. Поначалу он обрадовался, решив, что кто-то свыше услышал его мольбы по поводу капитан-лейтенанта.

Всё оказалось гораздо проще. Адмиралтейство извещало старшего помощника о вакансии на капитанском мостике тяжёлого крейсера «Сольвейг» и предлагало принять командование. Такие вещи случались очень редко – раньше Адмиралтейство приказывало, и оставалось только взять под козырёк. Но с тех пор, как в кресло командующего сел Степанов, кадровая политика флота претерпела изменения. С офицерами отнюдь не заигрывали – просто их мнение теперь тоже принималось в расчёт.

Старпом никуда не собирался уходить с «Независимого». Мысли об этом он оставил ещё пару лет назад, когда ему, командиру специалистов управления огнём, предложили перейти старшим помощником на «Нахимов». Он считал себя в некотором роде обязанным – и кораблю, и капитану, с которым довелось съесть не один пуд йодированной соли. С капитаном они служили вместе ещё на «Бойком» – тогда юный старлей, которым был Чак, и думать не смел, что когда-нибудь станет старшим помощником на флагмане. «Нахимов» тоже был флагманом, но флагманом Первой эскадры – а старпом своим домом считал Вторую.

Конечно, честолюбивые мечты иногда вылезали из тёмных закутков, и старший помощник, усмехаясь, их изучал. Но в данный момент его гораздо больше беспокоил капитан-лейтенант Шумейко – и ещё дурацкие сны, которые сбивали весь распорядок.

Так что он с лёгким сердцем поблагодарил Адмиралтейство за оказанное доверие и со своей стороны предложил рассмотреть кандидатуру капитана третьего ранга Рихтера, который давным-давно перерос вверенный ему сторожевик. Копию, как и положено, отправил капитану.

На следующий день, после привычно бессонной ночи, старший помощник совершил непростительный поступок – он опоздал на обед. Распорядком на корабле он по праву гордился – будь хоть метеоритный дождь, а обед подавался по расписанию. А сегодня сам позорно опоздал. Присел ненадолго в каюте, проглядывая на экране графики, и не заметил, как уронил голову на руки и захрапел. Проснулся, как от толчка, и понял, что уже четыре минуты обеденного времени прошли в кают-компании без него.

По коридорам он старался не бежать. Из лифта на верхней палубе вышел, уверенно вздёрнув подбородок: даже безвозвратно загубленная репутация – не повод для потери лица. Но нет худа без добра – шагнув за комингс кают-компании, он услышал голоса офицеров, которые обычно сидели с ним рядом, и зачем-то задержался возле шкафа с кухонной утварью, стоявшим вплотную к переборке.

– …Тревогу не объявляли – значит, всё в порядке. Сейчас придёт. Мало ли где задержался.

– «Старпом» и «задержался» – понятия несовместимые.

– Да ладно тебе, – произнёс голос, в обладателе которого старший помощник узнал Володина. – Ну, устал Чак. Он всю неделю ходит, как привидение. Может, просто аппетита нет.

– Ясное дело – нет, – отозвался второй навигатор Вонг. – Не каждый день от назначения отказываются.

– От какого назначения? – Старпом скривился, услышав голос Шумейко. Понимая, что совершает глупость, он осторожно выглянул из-за переборки. Естественно, все уже были в кают-компании. Пустовало два места – его, старпома, и первого навигатора, который сейчас стоял вахту в центральном посту.

– Как от какого? Ему же повышение предложили, а он отказался. – Вонг подвинул к себе салат.

– Шутишь? – Шумейко даже привстал со стула.

– Нет. – Навигатор пожал плечами. – Не шучу. Старпому предложили «Сольвейг», но он решил остаться здесь.

– Ёлки-палки. – Шумейко с досады бросил вилку на стол. – Он что, от крейсера отказался? Не знал, что на флоте ещё держат дураков…

– Это кто дурак? – холодно поинтересовался Вонг.

– Забудь. – Капитан-лейтенант махнул рукой. – Тебе послышалось. Но такой шанс упустить!

– Ты бы не упустил, да? – ехидно спросил Володин.

– Я-то? – Шумейко мечтательно прикрыл глаза. – Я бы не упустил… И не упущу. Как только появится хоть намёк на вакансию, пусть это будет хоть ржавый тральщик – закидаю рапортами. У меня свой человек в Адмиралтействе, он поможет. Сколько можно эту мелочь на погонах носить? – Он брезгливо покосился на четыре маленьких звёздочки на своём плече. – Давно пора сменить на большие. Хоть на одну. Вот тогда всё пойдёт нормально.

– Не надейся. – Володин поднялся из-за стола, комкая салфетку. – Дураков на флоте всё-таки не держат.

– Что? – Шумейко подался вперёд.

– Забудь. – Володин брезгливо поморщился. – Тебе послышалось.

Старший помощник неторопливо появился из-за переборки, давая спорщикам время остыть, и направился к своему месту. Офицеры затихли и начали по одному покидать кают-компанию. Он кивками провожал их, опять про себя отметив, что Шумейко всё-таки не подходит команде. О том, что ему самому только что перемыли косточки, он даже не думал.

Зато об этом думал капитан. Ближе к вечеру он попросил старпома заглянуть ненадолго к себе.

– Чак, давай-ка начистоту. – Капитан, против обыкновения, присел на откинутую койку, а не в кресло. – Поговорим о том, что известно не только нам двоим, но и всей команде. Как просачиваются эти слухи – ума не приложу. Наказать связистов, что ли… Садись. Кофе будешь?

– С удовольствием. – Старпом сел. Капитан сразу взял быка за рога.

– Чак, чего ради ты отказался от повышения? Объясни-ка мне, старику. Если считаешь, что чем-то обязан кораблю, команде или мне лично – уверяю тебя, эти мнимые долги ты давным-давно уплатил сполна. «Независимый» – это, чёрт побери, не невольничья галера, и мне совсем не нравится, когда кто-то добровольно приковывает себя цепями к вёслам. Достаточно было того, что однажды ты уже совершил подобную глупость. Ты хоть понимаешь, что от Адмиралтейства и один раз такое предложение получить – редкость?

Старпом молча кивнул. Капитан наклонился вперёд, схватившись руками за край койки.

– Я не вижу причин, по которым ты мог счесть возможным отказаться. Если не сложно – объясни мне, пожалуйста, какого чёрта ты это сделал.

Старший помощник позволил себе улыбнуться.

– Скажите мне, шеф, сколько раз вам предлагали повышение?

– Чак, не надо учиться на дурных примерах. – Капитан встал, протянул руку к кружке с кофе. Сделал глоток, поморщился и выплеснул содержимое в утилизатор. Старпом наблюдал, как он пошарил в рундуке и достал металлическую флягу. Кивком спросил мнения старпома. Увидев молчаливое одобрение, вылил и вторую кружку, поставил рядом на стол и щедро плеснул в обе. – Я – совсем другое дело. В моём положении единственное возможное повышение – это письменный стол. Я флотский офицер и не умею водить письменные столы. А вот ты получил бы под командование крейсер. Ты блестящий старпом, и можешь стать блестящим капитаном, получишь наконец первого ранга. Ты что, никогда не мечтал о собственном крейсере?

– Когда-то мечтал. – Старпом сдвинул кружки, чокнулся и выпил. Привычно отметил про себя – надо бы узнать, каким путём попала на борт эта отрава. Внутри обожгло, как будто по горлу проехался кактус. – В детстве. Я мечтал стоять на мостике и смотреть в звёздное небо. Но, шеф, у меня есть место в центральном посту, откуда прекрасно видно звёздное небо. Если вы скажете, что я плохо справляюсь со своими обязанностями – я немедленно напишу рапорт. Если Адмиралтейство прикажет принять корабль – я немедленно подчинюсь приказу. Но пока у меня есть возможность выбирать – я выбираю «Независимый». У меня нет объективных причин, которыми можно было бы это объяснить. Мне почему-то кажется, шеф, что вы меня понимаете. До той поры, пока мне будет позволено находиться на борту этого корабля – я хотел бы продолжать службу здесь.

Они немного помолчали. Старпом почувствовал, что напиток не только дерёт горло.

– М-да. – Капитан прошёлся по каюте, поиграл настройкой изображения стенного экрана. – Видимо, не один я на борту ненормальный. Оказывается, это заразно.

– Как скажете, шеф. – Старпом почувствовал себя очень легко. Марсианская ли настойка сделала своё дело – а может быть, высказавшись, старший помощник наконец выпустил на волю эмоции. – Если хотите, доктор может обследовать нас обоих.

Капитан обернулся, брови у него поползли вверх.

– Чак, ты научился шутить? Пожалуй, я больше не буду тебя угощать. Эта штука странно на тебя действует. А я уж собрался было предложить ещё по одной…

– Можно и ещё. – Старпом расположился за столом поудобнее, легкомысленно подперев голову рукой. – Как-никак, не каждый день от крейсеров отказываются…

В таком приподнятом настроении он вернулся в каюту, хотя поначалу собирался заглянуть к электрикам и устроить нагоняй. Педантично сложил форму в прачечный аппарат, поправил и без того идеальную настройку коммуникатора и улёгся, перед сном похлопав «Независимый» по внутренней обшивке.

За полночь повторился кошмар. Опять снились тёмные низкие коридоры, и опять он загривком чувствовал присутствие хищника.

Он обернулся, холодея от ужаса. Напротив тупика темнота уплотнилась, и старпом уже понял, что спасения нет – чудовище подобралось, готовясь к прыжку, и внимательно наблюдает за ним в полумраке. Он повернул голову, оглядываясь с отрешённостью приговорённого к смерти, и скорее почувствовал, чем увидел, что сгусток темноты беззвучно метнулся к нему, распластавшись в воздухе. Старпом сделал отчаянный рывок навстречу, каким-то чудом проскользнул под брюхом чудовища и припустил со всех ног к выходу из тупика – уже понимая, что добежать до выхода всё-таки не успеет. Преследующий его зверь был стремителен; осознав, что добыча уходит, он развернулся ещё в воздухе, оттолкнулся от стены и теперь настигал жертву широкими стелющимися прыжками. Следующий прыжок должен был стать последним, старпом знал это. Всё, что он мог сделать сейчас – рвануть в сторону, и он рванул, немного не добежав до выхода, и юркнул с удивившей его самого проворностью в сплетение каких-то труб, проходивших из потолка в пол и образующих стену. Здесь тоже был тупик, но тупик не безнадёжный – чудовище было значительно больше размером и пролезть между труб не могло. Во всяком случае, он на это надеялся – и теперь замер, прижавшись к стене, слыша только стук бешено колотящегося сердца. Чудовище шебуршало снаружи, внимательно оглядывая и обнюхивая убежище, и старпом уже решил было, что получил передышку. В клетке из труб, выход из которой существовал только один, можно было переждать какое-то время и хоть немного прийти в себя. Но сквозь щель, в которую он проскользнул, к нему просунулась мохнатая лапа и принялась шарить спокойными движениями, описывая окружности. Растопыренные когти, загнутые внутрь, были огромными и страшными. Старпом откуда-то знал, что стоит хотя бы одному из них зацепить его – и остальные тут же сомкнутся вокруг мёртвой хваткой, впиваясь в шкуру, и его потащат по полу навстречу пасти с оскаленными клыками. Лапа поднялась прямо над ним, напоследок блеснув когтями, и начала медленно опускаться – спасения не было, надежды не было, и старший помощник закричал. Видимо, горло перехватило, и вместо своего голоса он услышал противный писк, от которого и проснулся. Часы показывали половину третьего.

– М-да… – сказал старпом, усаживаясь на койке. Связки ещё были напряжены, и он вздрогнул оттого, что голос опять сорвался на писк. Он прокашлялся, чувствуя себя крайне неловко. – Вот ведь чертовщина. – Он говорил сам с собой для того, чтобы убедиться, что с голосом у него все в порядке. – Надо бы поинтересоваться, из чего нам сегодня ужин готовили. Очень содержательный кошмар. Или отрава эта марсианская подействовала?

Он побродил по каюте, засунул голову под кран с холодной водой и решил, что сегодня больше спать не ляжет – и так нервы стали ни к чёрту.

– А загляну-ка я на вахту в реакторный, – пробормотал он, одеваясь. – Давно я у них не был. И к электрикам неплохо бы зайти, вчера ведь собирался…

Перешагивая комингс, он оглянулся – койка осталось неприбранной, но старпому очень не хотелось к ней возвращаться. Поколебавшись, он махнул рукой и вышел.

Вахту в реакторном сегодня стояли Нуорссулайнен со старлеем-связистом.

– Старший помощник в реакторном, – вскочил старлей, и одновременно с этим старпому послышался подозрительный шорох.

– Вольно. – Старпом махнул рукой. Тамме, которому, как вахтенному офицеру, вставать на боевом посту было не положено, приветственно улыбнулся и махнул худой ладонью. Рядом с ним, на соседнем пульте, красовался куб с трёхмерными шашками.

– И почему мне всё время кажется, что у вас машинным маслом пахнет? – спросил старпом, усаживаясь в свободное кресло. Шутка была бородатой, как Санта Клаус.

– Не успело выветриться. – Тамме внимательно рассматривал шашки. – Вчера якорную цепь мазали.

– Что мазали? – изумился старпом. Связист фыркнул, но тут же одёрнул себя и уставился в коммуникатор – Тамме каждую вахту подкидывал младшим офицерам задачки по прикладной энергетике. Поговаривали, что в отстающие лучше было не попадать, иначе вахты начинали чередоваться через сутки.

– Да так, – пожал плечами механик, и погоны на плечах встали домиком. – Не обращай внимания. Как тебе позиция?

Насколько старпом разбирался в трёхмерных шашках, дела у синих были пока ничего, но через два-три хода всё могло обернуться кошмарным разгромом – противник сосредоточил силы аж по трём векторам.

– Как же ты допустил? – Старпом покачал головой. – Нужно было в дебюте закрываться здесь и здесь.

– Думаешь, в дебюте было легче? – Насколько старший помощник знал механика, у того на обычно невозмутимом лице была досада. – Ничего подобного.

– А с кем ты играешь-то? – Старший помощник оглядел пустой отсек. Старлей с головой ушёл в задачу, даже задействовал штатный вычислитель, и на противника по шашкам никак не походил. Кроме того, старпом знал Тамме как одного из лучших на флоте игроков, и не мог допустить мысли, что кто-то может составить ему конкуренцию.

– Да так, – отчего-то смутился Тамме, и старпому опять послышался подозрительный шорох где-то на уровне пола. – Задачки решаю.

– Ну-ну. – Старпом поднялся с кресла, прошёлся по отсеку. Ненадолго задержался возле настенной плоскостной развёртки. В отличие от центрального поста, где на основной экран давали звёздную сферу, в этом отсеке на стене была развёртка состояния реакции по четырём координатам. Старпом, в принципе, знал составляющие и мог прочитать графики, но никогда не пытался расшифровать картинку, а наоборот – приходил сюда просто полюбоваться зрелищем, благо полюбоваться было чем.

– Да, кстати, – перед уходом он наклонился к механику и сказал почти на ухо. – Что-то давно я Джока не видел…

– Ещё бы! – фыркнул Тамме. – После того контейнера он тебе на глаза ещё месяц не покажется.

Старпом вздохнул.

– Ладно, если сможешь – попроси его заглянуть ко мне. По делу. Скажи, что о контейнере можно забыть. Пока.

Старпом оглянулся на связиста. Старший лейтенант, казалось, был совершенно увлечён задачей – по монитору у него уже бежали итоговые пропорции. Старпом удовлетворённо кивнул и вышел.

* * *

У Джока был в некотором роде праздник. Сидя прямо на столе в каюте старшего помощника, он за обе щёки уплетал шоколад, а подозрительно ласковый хозяин отламывал ему кусочки. Пару минут назад, когда выяснилось, что бить не будут, Джок ещё осторожничал, но теперь вовсю наслаждался моментом. Верхом триумфа было то, что из вентиляционной решётки за ним наблюдали две пары изумлённых глаз. Джок пытался жевать неторопливо и с достоинством, хотя шоколад был чудо как хорош.

Старпом внимательно наблюдал. Улучив момент первого насыщения, он достал из рундука ещё одну непочатую плитку и как бы невзначай положил её рядом.

– Скажи мне пожалуйста, Джок, – тот перестал жевать, – не мог бы ты проконсультировать меня по одному вопросу? Мне бы хотелось, чтобы наш разговор был конфиденциальным. В смысле – с глазу на глаз.

– Я знаю, что означает «конфиденциально», – с достоинством ответил Джок. – Моя бабушка всю жизнь прожила в библиотеке на орбитальной базе. Одну минуту, мистер Чак.

Он отложил недоеденный кусок, тяжело плюхнулся на пол и проследовал к вентиляционной решётке. Послышался негромкий писк, шевеление, что-то прошуршало по вентиляционному коробу, и Джок неторопливо вернулся на место.

– Я весь внимание.

– У нас давно не было случая спокойно поговорить. – Старпом задумчиво разглядывал собеседника. -

Обычно мы с тобой общаемся гораздо короче и эмоциональней.

– Что правда, то правда, мистер Чак.

– Кстати, ты мне никогда не рассказывал, как научился говорить.

– А вы никогда и не спрашивали. Предки научили.

– Да-а? – Старпом вскинул брови. – А они откуда умели?

– Я знаю только, что мой прапрадед ходил на «Прометее».

– Ого, – сказал старпом. – Ничего себе!

Древняя посудина в своё время совершила первый облёт Юпитера. Удивительно, что она не рассыпалась по дороге. Конструкция была весьма рискованной даже по тем временам, когда шло негласное соревнование за приоритет в исследовании Системы, и все ставки делались только на скорость. Нужно было иметь достаточно мужества, чтобы решиться на такой полёт. Экипаж за это мужество поплатился – на обратном пути реактор сифонил, как паровоз. Досталось всем, кому-то больше, кому-то меньше. Несколько человек схватили смертельную дозу, другие пытались вылечиться остаток жизни. Как всегда, не пострадали только расчётливые подонки, отправившие «Прометей» почти без шансов на возвращение. Но корабль вернулся, и с перепугу его сажали на Луне, а потом ещё долго глушили реактор, едва не пошедший вразнос.

– Мутация, – понимающе сказал старпом. – Прапрадед, конечно, выжил. Вы ведь и не такое переносите, правда?

– Радиация. Мутация. Кто его знает, что ещё. – Если бы Джок мог пожимать плечами, он бы так и сделал.

Но только повёл усами. – Переносить-то переносим, но никто не говорит, что безболезненно… Это довольно мучительно. Рассказывали, что прадед уже мог произносить звуки и понимать вашу речь. Отец и мать членораздельно говорили, отец – немного хуже. Он никогда не относился к этому всерьёз; у старика были свои взгляды на жизнь.

– А твои дети?

– Дети-то? – Джок фыркнул. – У меня не так уж много детей – по крайней мере тех, о которых я знаю. Старший сын ходит в Первой эскадре. В принципе, там жить можно, но контакта с экипажем нет, и речь ему пока ни к чему. Младший как родился сухопутной крысой, так ей и остался – живёт с мамашей у астрофизиков на Фобосе. В космос его калачом не заманишь, говорит, что ему там интереснее. Этот болтает вовсю.

– И всё?

– Мы уже давно не плодимся сотнями. Наверное, природа вносит свои коррективы. Старики рассказывали, что раньше было иначе – но я думаю, что безудержное размножение было обусловлено необходимостью выживания вида. – Джок почувствовал гордость, видя, как расширяются глаза у старпома. – На смену инстинктам пришёл интеллект, и необходимость в высокой рождаемости отпала. Но это моё субъективное мнение, в действительности всё может обстоять иначе.

Старпом покачал головой.

– Говоришь, бабушка в библиотеке?

– Ну да. Или вы думаете, что книги можно только жрать?

– Да нет, как раз не думаю… И всё это развилось на протяжении нескольких поколений? Невероятно, просто невероятно!

Джок блеснул глазами-бусинками.

– Ну, это далеко не у всех. Основная масса по-прежнему плохо соображает. И неизвестно, кстати, на протяжении скольких поколений это развивается. Радиация, возможно, только подтолкнула развитие, и неизвестно ещё, к чему оно приведёт… К тому же как-то неравномерно всё. Например, говорю по-человечески я один. Некоторые понимают, а говорю я один. Зато есть экземпляры, у которых очень сильно развиты другие способности.

– Например? – заинтересовался старпом.

– Например, Шифф. Абсолютная невосприимчивость к электричеству. Скачет по высоковольтным шинам – и хоть бы что, только усы вечно опалены. Его электрики подкармливают, когда пора в силовых щитах ревизию проводить. Чувствует обрывы и утечки на расстоянии. Или этот скупердяй из шлюзовых – он постоянно режется в трёхмерные шашки с механиком…

– С каким?

– Ну как с каким? С главным. Сколько ходим вместе, а я так и не могу научиться его фамилию выговаривать… С Тамме, в общем. Шлюзовой говорит, что почти всегда выигрывает. У него пространственное воображение потрясающе развито. Хоть он и жмот, но верить ему можно.

– Так-так-так, – у старпома заблестели глаза. Вот и подтверждение нашлось. Интересно, чем механик расплачивается за проигрыши – не на интерес же они играют, в самом деле?

Джок продолжал. Он порядком устал говорить – всё-таки горло не было приспособлено для речи, но упускать возможность улучшить дипломатические отношения со старшим помощником было никак нельзя.

– Бывают, правда, и неприятные моменты. Не так давно взяли новенького с «Дерзкого» – появилась вакансия в реакторном. Справляется он неплохо, но спать с ним рядом невозможно – ему постоянно снятся кошмары. И ладно бы снились ему одному! Каким-то образом окружающие видят его сны, и это невыносимо. Пару раз он мне такое показывал…

– Погоди-погоди, – старпом поймал ускользающую мысль за хвост. – Он что, телепат, что ли?

– Кто его знает. Во всяком случае, пока бодрствует – нет. Нормальный такой, скромный. А во сне – просто живой кошмар. Он знает за собой этот грех и сёрьёзно переживает. Говорит, что наутро ничего не помнит. Пришлось его попросить подыскать другое место для ночлега, пока он нас совсем не извёл. Я теперь даже не знаю, где он отсыпается.

– А что именно ему снится? – Старпом горел нетерпением.

– Я же говорю – кошмары. Чаще всего убегает от кошки, которая вот-вот его сожрёт. И непонятно, откуда такие сны – он и кошек-то никогда не видел, в космосе уже в третьем поколении. Наверное, родовая память просыпается…

Старший помощник глуповато хихикнул, откинулся на спину, хихикнул ещё раз и наконец засмеялся в полный голос, хлопая себя по коленям и мотая головой. Джок смотрел на него с беспокойством.

– Мистер Чак? Мистер Чак, сэр?

Старпом отсмеялся с облегчением, вытирая глаза, поднялся и положил рядом с Джоком плитку шоколада.

– Мистер Чак, с вами всё в порядке? Старпом ещё хихикал время от времени.

– В порядке. Теперь в полном порядке. Спасибо, Джок, дружище, ты меня просто спас. Я уже начал думать, что схожу с ума, глядя по ночам эти крысиные кошмары. Никогда не думал, что кошка может выглядеть так… так чудовищно… – и он опять захохотал.

– Знал я одну кошку. Совершенно невменяемое создание… – До Джока наконец дошло, и он осёкся. – О-о-о… Теперь я понимаю, где Твич устроил себе спальню. У вас тут в переборке есть милое местечко… Прошу прощения, сэр. Мы найдём ему другое место для ночлега.

– Да ничего, – старший помощник махнул рукой, настроение у него явно поправилось. – Отчасти это было даже познавательно. Да, кстати, – он внезапно нахмурился. – Надеюсь, с его переселением набеги на мой рундук прекратятся? Или мне на собственном корабле нужно пользоваться сейфом? Я ведь именно об этом хотел поговорить.

Джок съёжился.

– Безусловно, мистер Чак, сэр. Я лично прослежу за тем, чтобы вас больше не беспокоили. Конечно, мы не сможем вернуть… э-э-э… изъятое, но мы наверняка сможем компенсировать утрату, сделав что-нибудь полезное.

– Ладно, ладно. – Благодушное настроение перевесило, и старпом с наслаждением потянулся, предвкушая спокойный здоровый сон. – Я имею представление, какую работу вам приходится выполнять на борту, и не прошу невозможного. Команда и так пользуется вашей помощью, хотя и потакает постоянно.

– Это и наш корабль, сэр, – с достоинством ответил Джок. – А таскаем еду мы просто по привычке. Может, это наследственное… Сэр, справедливости ради надо заметить, что кое-кто не упускает случая поживиться, но всё-таки – мы в космосе не за выгодой.

– Это я знаю. – Старпом поднялся, прошёлся по каюте. – В космос ходят не за выгодой. Обычно. Есть, правда, отдельные личности… Хм…

В глазах у старпома вдруг появилось странное выражение. Он остановился, оглянулся на Джока, пожал плечами и сделал по каюте ещё круг, явно размышляя о чём-то. Потом уселся прямо напротив и заговорщически подмигнул.

– Слушай, Джок, – старпом понизил голос и оглянулся, как будто за ними кто-то мог наблюдать. – Не мог бы ты… и этот парень из твоей команды… оказать мне одну услугу личного характера? Естественно, вознаграждение из моих запасов гарантировано…

Через несколько дней Шумейко заявился в корабельную санчасть. Док, предупреждённый заранее, был терпелив – внимательно выслушал жалобы, сочувственно покивал. Провёл несколько диагностических процедур, похмыкал, покачал головой. Капитан-лейтенант смотрел с опасением. Доктор ничего определённого не сказал, чем напугал ещё больше, и велел непременно зайти завтра.

Назавтра процедура повторилась. Только в этот раз док выдал кучу препаратов. Шумейко вышел озабоченным. Док вытирал пот со лба – титаническими усилиями он удержался от того, чтобы не подсунуть пациенту слабительного. Зато по секрету рассказал капитан-лейтенанту о малоизученном заболевании, которое может развиться у некоторых от долгого пребывания в пространственных гравитационных полях. Начинается оно с кошмаров, в точности описанных капитан-лейтенантом. Потом ненадолго наступает ремиссия, а вот в конце… Официально флотом болезнь не признана, поводом для госпитализации служить не может, но он, доктор, может направить капитан-лейтенанта к хорошему знакомому на обследование. Хотя, по правде сказать, единственный выход – бежать, бежать и осесть где-нибудь на планете, желательно в еловом лесу – только ель выделяет флюиды, сводящие на нет симптомы этого страшного заболевания…

Ещё через два дня грустный Шумейко принёс старпому рапорт. Старпом покивал с лицемерным сочувствием, быстро оформил необходимые документы. После того, как дверь закрылась, исполнил замысловатое коленце, смущённо прокашлялся, одёрнул рубашку и отправился на камбуз – распорядиться, чтобы доктору выдали обещанное вознаграждение из личных запасов.

Засыпая, он улыбался, как ребёнок. Зато капитан-лейтенант Шумейко вздрагивал каждые полчаса и молился, чтобы ночь поскорее кончилась.

За завтраком старший помощник пребывал в отличном настроении. Только что ушёл медицинский бот – «крестик», как его называли за форму корпуса. На нём отчалил, имея на руках направление в госпиталь, капитан-лейтенант Шумейко. Рундук в каюте старпома остался гостеприимно распахнутым – но он предупредил Джока, что готов сегодня стерпеть всё что угодно, кроме мусора.

Док благодушествовал за соседним столом, допивая компот и представляя, как он вечером откупорит бутылку доброго вина.

Старпом обратился к механику.

– Тамме, я тут подумал на досуге… Ты в шашки ещё играешь?

Нуорссулайнен захлопал светлыми ресницами.

– Н-ну, иногда разминаюсь…

– Может, сразимся с «Нахимовым»? Вызовем на турнир. А то давно им от нас не доставалось.

– Дался тебе «Нахимов», – сказал Вонг, допивая компот. – Они и так вечно вторые. Стреляем мы лучше. По тревоге выходим быстрее. Чего тебе ещё надо?

– А тут мы их ещё и в шашки, – старпом мечтательно прищурился. – Стрелять и ходить лучше всех нам и без того положено. А вот в шашки…

– Боюсь, не получится, – погоны у механика на плечах встали домиком. – У них Эстевес очень сильно играет. Наверняка выставят его, а я с ним как-то едва-едва к ничьей свёл.

– Никто не мешает тебе выставить сильнейшего игрока на корабле, – старший помощник намеренно сказал «на корабле», а не «в команде», – или, по крайней мере, воспользоваться его консультациями.

И побарабанил пальцами по столу, внимательно глядя на собеседника.

– А! – подумав, после паузы сказал механик.

– Ну, – ответил старпом, пожимая плечами, – а ты думал, я тебе о чём?!

 

ГЛАВНЫЙ КАЛИБР

Катер Паркера шёл как по ниточке, но причальная команда флагмана не сводила с него глаз – мало ли что. Разошлись створки гостевого шлюза, выпустив крохотное облачко неоткачанного воздуха. Шлюз осветился изнутри, и Паркер буркнул: «Ничего себе…» В таком ангаре можно разместить штук десять катеров. «Независимый» вообще производил впечатление. На подлёте Паркеру казалось, что приборы врут, показывая расстояние – флагман словно не приближался, а только рос и рос в размерах. Со стороны он выглядел массивным, но отнюдь не перекормленным – уж коренной-то африканец знает, чем отличается носорог от жирного бегемота, так Паркер и сказал Венёву. Носорог при всей своей кажущейся массивности и неторопливости может быть стремительным; рискующие проверить это очень быстро расстаются с иллюзиями.

– Вы не возражаете, доктор, если мы немного подправим курс? – прозвучало в наушниках. – Пять градусов вправо, два градуса вниз с вашей стороны. Конечно, мы примем вас и так, но если поправить, будет совсем хорошо.

Стыковочная автоматика, рассчитывая безопасное сближение, обычно направляла корабль в геометрический центр шлюза. Паркер ухмыльнулся, когда представил, как глупо будет выглядеть крохотный катер в центре посадочной платформы, и согласился с тем, что можно подвинуться в сторону – ещё для кого-нибудь место останется.

– Валяйте.

– Спасибо, доктор. Поправка внесена. – Катер, повинуясь управляющим командам флагмана, чуть повёл носом. – Расстояние ноль-ноль-четыре, время сближения тридцать секунд. – Паркер услышал, как где-то там щёлкнула пара переключателей. – «Независимый» – «Валькириям» «два три» и «два четыре»: катер «Сон-ни» бортовой номер эс-один-один-семь принимаю во второй шлюз, спасибо за эскорт.

– «Валькирия» «два три» «Независимому», – отозвался хрипловатый насмешливый голос, уже знакомый Паркеру. – Доставили гостя в целости и сохранности, берегите его там. Мягкой посадки, доктор. А вы шалун, оказывается! «Два три» – «два четвёртому»: строй – правый уступ, расстояние ноль-ноль-ноль-две…

На экране кормового обзора Паркер увидел, как «Валькирии», до того неподвижно зависшие на границе шлюзовой зоны, сорвались с места, синхронно развернувшись, и пропали из виду, сливаясь в одну точку на радаре.

– За что это он назвал тебя шалуном, Парки? – Ве-нёв с любопытством повернул к Паркеру забрало шлема.

– А кто его знает. – Паркер пожал скрытыми под скафандром плечами. На самом деле, конечно, было за что. После отстыковки от танкера, подбросившего их до места дислокации эскадры, «Валькирии» вышли навстречу, как и было оговорено. Разошлись по бортам и словно прилипли на неправдоподобно малом расстоянии. Паркер в глубине души считал себя неплохим пилотом и даже держал собственную яхту в лунном доке, хоть и обходилось это удовольствие весьма недёшево. Когда выдавался отпуск, он с удовольствием проводил на борту неделю-другую. Сближение с «Валькириями» беспокоило его и противоречило практике гражданского судовождения. «Господа, мы не поцарапаем друг другу борта?» – «Всё в порядке, мистер Паркер. Сейчас мы стоим гораздо шире, чем обычно. Будьте любезны, возьмите сорок два градуса влево и двенадцать вверх – с вашей стороны…» Венёв вопросительно посмотрел на него, и Паркер кивнул в ответ, но чувствовал себя неуютно. Флотское пижонство мешало расслабиться, и тогда он начал потихоньку играть с направлением и скоростью, чтобы дать понять сопровождающим, как опасно прижиматься вплотную. Но «Валькирии» шли как приклеенные, точно повторяя все его движения. Даже, казалось, предугадывали следующий манёвр, и насмешливый голос в наушниках, без малейшей тени недовольства, по-прежнему вежливо диктовал поправки по курсу и скорости. Попытки сбить с толку флотских не удались, и расстроенный Паркер вскоре бросил это занятие. Если бы он дал себе труд увеличить картинку на экране бокового обзора, то, конечно, заметил бы кое-что интересное. Например, ряд тёмных пятнышек на броне «Валькирии» с бортовым номером двадцать три, которая намертво прилипла справа. При ближайшем рассмотрении пятнышки оказывались девятиконечными звёздами, вплавленными в бронеплиту под самым кокпитом. Никакая краска не выдерживала температур, которые иногда приходились на броню, и техникам приходилось вручную вплавлять звёзды из молибденового сплава, несмотря на официальный запрет. На броне было одиннадцать острых звёздочек. На другой «Валькирии» их было только шесть – хотя вряд ли уместно говорить «только», если знать, как они достаются.

Эскорт провёл катер, словно на обзорной экскурсии – гости увидели почти всю эскадру, заходя на неё сзади сверху. Паркеру было невдомёк, что курс проложен так, чтобы катер всё время находился в зоне досягаемости орудий кораблей поддержки: гости гостями, а правила – правилами. Не знал он и о том, что катер тщательно просканирован кораблями охранения, несущими боевое дежурство. Заметить их было невозможно – во всяком случае, средствами катера. Наглухо заэкранированные сгустки темноты соблюдали радиомолчание.

Шлюз приблизился. Теперь он казался ещё просторнее, стала видна разметка на посадочных плитах. Катер легонько повело вправо, развернуло кормой вперёд и плавно опустило на платформу. Створки сомкнулись, отсекая шлюз от тьмы за бортом.

– Пожалуйста, оставайтесь на местах до тех пор, пока не сравняется давление. В данный момент давление ноль три атмосферы, идёт проверка возможных утечек. Тяготение через двадцать секунд.

– Уже? – Венёв огляделся, посмотрел на Паркера. – Мы уже стоим, да?

Паркер старался не подавать вида, что мягкость швартовки удивила и его. Когда стыковались с танкером, подбросившим их до этого участка Пояса, тряхнуло будь здоров. Но эти флотские своё дело знали. Впрочем, чему удивляться – наверняка им приходилось заниматься этим по нескольку раз на дню, решил Паркер. Катер слегка дрогнул – присоединился стыковочный рукав. Стали слышны звуки: воздух понемногу заполнял рукав и шлюзовую камеру, рукав – чуть быстрее. В принципе, можно было обойтись и без рукава до створок внутреннего люка каких-нибудь пятьдесят метров, можно добраться и пешком.

Когда-то давно, когда шлюзовались без рукавов… – хотя, если разобраться, не так уж давно: каких-то восемь среднесолнечных лет назад – корабль поддержки «Нельсон» во время боя принял в шлюз искалеченный истребитель. Причальная команда кинулась спасать экипаж: пилот искалеченными руками зажимал пробитый скафандр стрелка, из которого вместе с воздухом уходила кровь и жизнь. Кокпит был весь забрызган красным. В этот момент в «Нельсон» попали, и попали будь здоров: защитное поле в зоне шлюзов не успело выйти на полную мощность, заряд по идиотской случайности пришёлся прямо в стык основных створок, а дублирующие закрыться не успели. Разгерметизация шлюзового отсека выбросила в открытый космос причальную команду и сорвала с платформы истребитель. Уцелели двое – стрелок истребителя, дыру в скафандре которого всё ещё зажимали руки мёртвого пилота, и паренёк из причальной команды, который приложился шлемом о стойку шасси «Валькирии» и зацепился за неё, чудом не повредив скафандр.

С тех пор все флотские шлюзы были оборудованы стыковочными рукавами, и причаливание проводится с двойной страховкой, когда давление в рукаве немного превышает давление в камере. Причальная команда может разгуливать по шлюзу только в исключительных случаях, заранее пристегнувшись страховочными трос-сами к леерам.

– Пожалуйста, отключите основные системы корабля и переведите двигатель в режим холостого хода, но не глушите. Стыковка завершена, давление в норме.

Добро пожаловать на борт «Независимого», джентльмены.

Паркер почувствовал, как постепенно обретает вес – словно лежишь в ванне, из которой уходит вода. Ощущение было привычным, но Паркер всегда расставался с невесомостью с некоторым сожалением – с одной стороны, начинаешь чувствовать собственный организм, с другой – лишаешься удивительного чувства лёгкости, которое бывает только в космосе да ещё во сне, пожалуй… Он пощёлкал выключателями, производя требуемые операции. Тихонько зажужжал механизм, открывающий люк катера. Паркер помог Венёву отстегнуться от кресла, поднялся сам, в очередной раз стукнувшись шлемом о невысокий потолок – катер не предназначался для пеших прогулок, а рост Паркера был притчей во языцех.

В стыковочном рукаве их ждал офицер в сером флотском скафандре; насколько Паркер мог судить по эмблемам, лейтенант.

– Рад приветствовать вас на борту «Независимого», джентльмены. Сюда, прошу вас.

Надо сказать, что в скафандре под тяготением Паркер двигался не очень проворно – не говоря уж о Венё-ве, который и летал-то лишь когда в этом была крайняя необходимость, вот как сейчас. Едва они прошли шлюзовую зону, на них налетела причальная команда, помогая снять скафандры. Разделся и провожатый – молодой смуглый лейтенант с невозмутимым лицом.

Паркер огляделся. Вокруг было светло и чисто; запах казармы, который, как он думал, будет ждать его на борту, отсутствовал, зато свежо пахло озоном. Венёв пригладил всклокоченные седины вокруг лысины, по-стариковски суетливо оглядываясь. Скафандры быстро развесили на штативах, техник с чемоданчиком тут же занялся их осмотром. Флотские занимались своими делами. Паркеру сначала показалось, что вся команда на одно лицо. Потом он понял, что люди только одеты одинаково, а вот лица как раз у всех разные. На гражданских смотрели с любопытством, словно ожидая чего-то. Лейтенант остановился поодаль, тоже поглядывая на гостей. Повисла неловкая тишина.

– Кхм… – Венёв смущённо прокашлялся, потёр руки. – Скажите пожалуйста, молодые люди… Кому мы обязаны столь мягким приземлением? Хотелось бы… э-э-э… выразить признательность…

Паркера поморщился, услышав термин «приземление» – никакая здесь не Земля, но что с Венёва взять… Лейтенант чуть улыбнулся, кивнул:

– Конечно. Ирвин, подмени его на минутку. Паркер не успел разглядеть, к кому он обращается – флотский юркнул в люк, едва створка приоткрылась. Через несколько секунд оттуда показался худощавый темноволосый парень, подошёл ближе, едва заметно поклонился. На воротнике у него были какие-то знаки отличия, но Паркер не знал, что они означают.

– Дежурный оператор стыковки Токугава. Надеюсь, касание не доставило вам неудобств?

– Мы его и не заметили! – Венёв благодарно потряс его руку. – Потому что оно было лёгким, как… как пушинка. Верно, Паркер?

Паркер подошёл ближе, протянул руку оператору. Ладонь у флотского оказалась тонкой, с длинными пальцами.

– Благодарю.

– Не за что, доктор Паркер.

– Ну, я не совсем доктор… – Паркер пожал плечами. – В смысле, я не врач. Это просто степень. Вообще-то я ксеноархеолог.

– О-о-о… – Парень блеснул глазами, улыбнулся. – Надеюсь, вы к нам не просто так, да?

– Я тоже надеюсь, но пока это только надежды. Лейтенант взглянул на манжет, где поблёскивал коммуникатор.

– Мартин, Грове – катер осмотреть, состояние доложить через десять минут. – Он обернулся к гостям. – Прошу вас.

Гостей повели просторными коридорами. Внутри флагман казался даже больше, чем снаружи. По дороге к лифтам Паркер спросил лейтенанта:

– Скажите, а разве прибывающих не должен сажать автомат?

– Только не на флагмане, мистер Паркер. Капитан считает (Паркер явственно услышал, что слово «капитан» было произнесено с большой буквы), что везде, где только возможно, автоматика страхует человека, а не наоборот. Вам что-то не понравилось?

– Да нет, посадка была выше всяких похвал…

– Касание всегда мягче, когда сажает человек. То-кугава, скажу я вам, чувствует любой корабль в шлюзе так, словно держит его на вытянутой руке… Сюда, пожалуйста.

Лифт распахнул двери. Кроме Венёва, Паркера и лейтенанта, в кабину вошли ещё двое флотских в тёмно-синих комбинезонах. Один что-то показывал другому на планшете. Тот, к кому обращались, флегматично пожимал плечами. Вышли они на третьей палубе, гости отправились дальше.

Возле лифта их встретил высокий худой офицер. Впрочем, Паркеру все на корабле поначалу казались худыми – только теперь он сам задумался, что и ему не мешает сбросить несколько килограммов.

– Меня зовут Чак, я старший помощник капитана «Независимого». Капитан просит вас составить ему компанию за обедом. Он будет в кают-компании через пять минут.

– Но нам бы не хотелось терять время…

– Он будет через пять минут. – Офицер вроде бы даже удивился, что его не поняли с первого раза. – Прошу.

Лейтенант козырнул и вернулся в лифт, а офицер повёл гостей дальше. Свернули во вторую слева дверь, прошли в помещение, которое оказалось кают-компанией. Ряды столов пустовали, флотский в поварском колпаке накрывал на троих.

– Располагайтесь, прошу вас. Капитан сейчас будет. Он распорядился перенести свой обед на более позднее время, чтобы иметь возможность угостить вас. – Офицер произнёс это спокойно, но Паркеру показалось, что его обвиняют во всех немыслимых грехах. Он уже собирался ответить какой-то подковыркой, но офицер повернулся и вытянулся.

– Капитан в кают-компании!

– Вольно. – Вошедший седой офицер сказал это негромко, подошёл ближе, протянул руку. – Рад видеть вас, джентльмены. Надеюсь, вы не откажетесь разделить со мной обед? У нас обычно неплохая кухня – особенно когда удаётся убедить кока, что есть на свете блюда, которые не стоит поливать соевым соусом…

Флотский в колпаке поднял к потолку раскосые глаза:

– Сэр, если бы мне хоть раз позволили дать команде отведать настоящей кухни…

– То наш доктор, изнывающий от безделья, сказал бы тебе спасибо, – посмеивался капитан, усаживаясь. – Я ещё помню тот соус. Больше всего на свете я боялся, что кто-нибудь случайно прольёт каплю, и «Независимого» прожжет насквозь до самого трюма… Что же вы, джентльмены?

Паркер бросил взгляд на часы. Венёв дёргал его за рукав, подмигивал, и Паркер нехотя опустился на стул.

– Видите ли, нам бы хотелось поговорить о чрезвычайно важном деле, и времени у нас очень мало. Если быть точным – около двенадцать часов.

– Если быть точным, – капитан бросил взгляд на свой коммуникатор, – четырнадцать часов и двадцать с небольшим минут, если мы говорим об одном и том же. Точнее скажут навигаторы.

– Так вы уже знаете?

– Смотря что. – Капитан пожал плечами. – Расположение небесных тел не есть нечто постоянное, навигаторы докладывают мне обо всём, что может сказаться на кораблевождении. Но я надеялся услышать от вас подробности и полагал, что лучше это сделать в непринуждённой обстановке – так, может быть, не будем терять времени? Адмиралтейство распорядилось оказать вам всю возможную помощь, и можете не сомневаться – вы её получите.

Паркеру оставалось только пожать плечами. «Война – войной, обед по расписанию» – военные, видимо, та ещё бюрократия, будь она неладна… Нехотя он придвинулся ближе к столу.

– Полагаю, коллега Венёв начнёт – в конце концов, это его станция.

– Охотно. – Венёв оторвался от салата, положил вилку. – Вы ведь знаете, где мы сейчас работаем?

– Разумеется. – Капитан кивнул. – Двадцать двадцать семь а-дэ, если я не ошибаюсь?

– Совершенно верно. Работы там начались два месяца назад. Ничего необычного, знаете ли. У нас он давно стоял в планах, просто были задержки с доставкой оборудования с предыдущей станции. Потом всё вошло в рабочую, так сказать, колею, в смысле – в скважину. Мы берём глубокие пробы и пытаемся с помощью анализа материалов обосновать одну гипотезу о никелистых…

– Я читал вашу книгу. – Капитан кивнул седой головой. – Не могу сказать, что полностью согласен с выводами, но есть любопытные моменты.

– В самом деле? – Венёв расцвёл на глазах. – А что, позвольте спросить, вызвало несогласие? Обычно оппоненты упоминают…

Капитан поднял руки.

– Прошу прощения. Я ведь просто сказал, что читал её – но это не означает, что я всё в ней понял. Военные, знаете ли, вообще не очень быстро соображают…

– Ну почему же, – засмущался Венёв. – Я думаю, будь у нас с вами возможность подробно поговорить на эту тему, мы сумели бы прояснить очень многое.

– Охотно верю, – кивнул капитан. – Но подробный разговор займет много времени, а у нас есть только четырнадцать часов. И мистер Паркер на нас косится. Вот позже, если не возражаете…

– Ну да. – Венёв сконфузился. – Конечно. Так вот, мы начали работы, углубились метров на триста, пошла очень любопытная порода… Настолько любопытная, что мы обратились к коллеге Паркеру… Пожалуй, он расскажет лучше, у меня вообще, знаете ли, беда с устной речью – я и защищался-то довольно забавно… Прошу прощения, об этом, видимо, лучше в другой раз. Коллега, расскажите, пожалуйста.

Капитан поднял глаза на Паркера. Тот пожал плечами.

– Да, прямо скажем – нехарактерный пошёл материал для М-астероида. Мы многое о них знаем, но такого не встречалось почти никогда – за исключением экспедиции Джейкобса. Правда, Джейкобс не доставил почти никаких образцов, только описания, к тому же это было так давно, что результаты выглядят сомнительными: что они могли знать в то время?

– Так что там было? – Паркер заметил в глазах капитана огоньки живого интереса. – Если можно – в общих чертах?

– Да как вам сказать… – Паркер помедлил. – Если в общих чертах – то элементы знакомые, и соединения почти все знакомые… Почти…

Капитан слушал его и думал, как странно получается: за всё время поисков братьев по разуму не было получено ни одного веского доказательства существования этого самого разума. Люди прочесали Землю, облазили доступные области других планет, но, кроме легенд и слухов, не обрели ничего, что можно было бы потрогать руками и сказать: вот оно, неопровержимое доказательство того, что мы не одни. Легенд и слухов хватало за глаза, а вот доказательств… То ли искали не то, то ли копали не там. У капитана было сложное отношение к поискам внеземного разума. Когда-то в юности он, естественно, мечтал, что именно в его вахту из пустоты возникнет прямо по курсу чужой корабль. Огромный и сверкающий, передвигающийся в пространстве на неведомых принципах. Или тёмный, загадочный, возникнет ниоткуда и исчезнет в никуда, оставив о себе только воспоминания и запись с бортовой оптики. Или мёртвый, как летучий голландец, продырявленный метеоритами за тысячи лет скитаний, но от этого не менее величественный. И тогда он, зелёный лейтенант, станет первым, кто оповестит человечество о том, что одиночество кончилось… Но вахты шли, часы отсчитывали положенное время, и вместе с уходящим временем таяла надежда. Космос, видимо, оказался слишком велик, чтобы за короткий срок существования человечества в нём смогли встретиться цивилизации.

Паркер, стало быть, являлся представителем науки, которая базировалась на отсутствующих знаниях. Ксе-ноархеология возникла с того момента, как человек впервые ступил на поверхность другой планеты. Но всякий раз, когда возникали подозрения о возможных следах иной цивилизации, ксеноархеологи авторитетно и разочарованно заявляли: увы, и в этот раз нет, но надежды терять не стоит. Паркер понимал уязвимость этой позиции. В глубине души он сам искренне верил, что иная жизнь существует совсем рядом, просто человечество пытается нащупать её слишком привычными средствами. Тыкая в океан палкой, не изучишь ни планктон, ни кита – один слишком мал, другой слишком велик… Он уклончиво сказал:

– В общем, есть над чем поломать голову, хотя с определённостью ничего сказать нельзя. Если не считать того, что бур остановился.

– То есть?

– То есть – остановился. Нет, механизмы работали исправно, бур вращался, но с какого-то момента перестал углубляться. За сутки мы не сумели продвинуться больше чем на двести миллиметров! Увеличение нагрузки ничего не дало – мы подняли до максимума, ещё немного – и вырвали бы растяжки буровой…

– А лучевым буром вы принципиально не пользуетесь?

– Видите ли, – вмешавшись, развёл руками Венёв, – луч даст нам пар, или, в лучше случае, перемешанный расплав. Конечно, с расплавом тоже можно работать, но нам-то нужны слои, именно в этом весь смысл. Можно догадаться, из чего сварена каша, но вот в каком порядке и в какое время клались ингредиенты – и есть тайна рецепта, не так ли? Исходя лишь из теории…

– Лучевой у нас, конечно, есть. – Паркер счёл нужным перебить, иначе бы повествование Венёва растянулось на годы. – Используется при строительстве. Когда встал механический, мы посовещались и решили попробовать – терять уже было нечего. Коллега Венёв был против, как чувствовал. Кстати, буровая головка от механического, когда мы её достали, выглядела так, словно вчера со станка сошла. Если не считать того, что развалилась сразу же – видимо, мы её чрезмерно нагрузили… Хотя не знаю, можно ли так нагрузить дайнит, чтоб он в пыль рассыпался… В общем, мы поставили лучевой и дали пробный импульс. Видимо, где-то ошиблись в расчётах, потому что генераторы вырубило сразу же.

– Подождите-ка. – Капитан откинулся на спинку стула. – В каком смысле – вырубило генераторы?

– Н-ну… – Паркер помялся. – Просто вырубило. Внешне выглядят исправными. Я не специалист… но энергии на станции сейчас нет. Батарейное питание. Вроде бы должно хватить на двое суток.

Подали десерт. Капитан поднял глаза; подошедший флотский склонился к нему. Капитан показал глазами на поднос с сырами и что-то спросил. Флотский замялся и принялся шептать что-то капитану на ухо, время от время пожимая плечами.

– Ах вот как… Ну, кое-кому мы хвост прижмем, – непонятно пробормотал капитан. – Ладно. Скажи Володину… Хотя нет, не надо. Я сам этим займусь. Так вот, джентльмены. Насколько мне известно, стационарные генераторы… у вас ведь типовые, на мягком охлаждении, верно? – Венёв и Паркер синхронно кивнули. – Генераторы – во всяком случае те, о которых я знаю, теоретически могут выйти из строя… ну, скажем, если рядом вспыхнет сверхновая, чего в вашем районе не наблюдалось… Можно уточнить у энергетиков… Кстати, а что ваши говорят по этому поводу?

– Ничего не говорят. – Паркер поморщился. – Бегают с безумными глазами и кричат, что такого быть не может. Как бы там ни было – энергии нет. И тут ещё валится этот астероид…

– Ну, о том астероиде, – капитан поднялся, – мы поговорим отдельно.

Откуда-то – Паркеру показалось, что прямо из воздуха, – возник офицер, который сопровождал их сюда.

– Чак, – негромко обратился к нему капитан. – Попроси, пожалуйста, Вонга быть в большой навигационной через десять минут и проводи туда гостей. Джентльмены, я вас оставлю ненадолго…

* * *

Володин возился возле терминала, время от времени бросая взгляд на противоположную стену – там на мониторе бежали кривые, иногда пересекаясь, иногда выдавая причудливые всплески. Рядом сидел Джок. Говорил в основном он, Володин только хмыкал время от времени.

– …перегрузка была такая, что я хвост еле тащил! Переборки трещали, вот какая была перегрузка. И тогда я сказал ребятам…

Джок первым заметил открывающуюся створку и начал потихоньку отодвигаться в сторонку, зачуяв неладное.

Володин оглянулся, перевел терминал в режим ожидания и вытянулся перед остановившимся на пороге капитаном.

– Вольно, – сказал капитан, не глядя на него, нагнулся, расстегнул застёжку и теперь стоял, задумчиво подбрасывая в руке только что снятый ботинок.

– …в общем, я сказал ребятам… – Джок сделал пару коротеньких шажков, безошибочно уловил момент, когда капитан размахнулся, и, метнувшись в дальний угол отсека, едва успел юркнуть между труб в вентиляционную шахту. Ботинок в полёте не кувыркался, что свидетельствовало о четко заданной траектории. Он просвистел совсем рядом с успевшим увернуться Джо-ком, стукнулся каблуком о край решётки и отскочил куда-то под трубу.

Капитан прохромал мимо стоявшего навытяжку Володина, нагнулся, пошарил под трубой и достал ботинок. Критически осмотрел его, удовлетворённо хмыкнул, не обнаружив следов пыли, и обулся. Володин с тщательно скрываемым интересом следил за развитием событий.

– Старший лейтенант.

– Я. – Володин был весь внимание.

– Свои отсеки вы содержите в порядке, и это хорошо. – Капитан остановился рядом, бегло глянув на терминал. – А вот камбуз запустили, и это плохо. Четвёртый рефрижератор разгерметизирован, а я узнаю об этом случайно.

– Виноват. – Володин вытянулся ещё больше и залился краской так, что капитан отвернулся. – Разрешите навести порядок и доложить!

– Разрешаю, – капитан кивнул. – Сегодня в шестна-дцать-ноль. Ну, работайте, работайте.

Он прошёл обратно к створке люка, распахнул её и обернулся на пороге.

– Заодно рекомендую провести осмотр переборки за восьмым отсеком. На второй палубе.

Откуда-то из вентиляции раздался негодующий писк:

– Шеф, это уже чересчур!

Капитан с довольным видом кивнул и подмигнул Володину, отчего тот покраснел ещё больше.

– Осмотрите и доложите. Всё.

Створка закрылась. Володин вздохнул и облокотился на терминал. Краснеть он так и не разучился, знал об этом и потому смущался ещё больше.

По вентиляции простучали коготки, из-под решётки показалась недовольная морда Джока.

– Старый я уже для таких штучек. Скачешь тут, как кенгуру, и всё из-за какого-то несчастного кусочка, от которого один запах и остался…

Старлей наблюдал, как Джок вылез на середину отсека, поправил ошейник и уселся, взъерошенный и надутый.

– Достукался, – мрачно констатировал Володин. – За каким чёртом ты полез в резервный рефрижератор, а? Там же святая святых, запасы для гостей.

– Да знаю, – Джок пошевелил носом. – Но я тут краем уха слышал, что на Венере будем нескоро…

– Этот край уха – тощий такой, усы подпалены с одной стороны?

– Ну да. – Джок выглядел озадаченным. – А ты откуда знаешь?

– Оттуда. Мне по должности положено. Как не знать, когда он пасётся всё время в штурманских отсеках. Дедукция, мой серый друг, дедукция… Значит, ты услышал, что на Венере будем нескоро, и решил перераспределить корабельные запасы?

– С тобой невозможно разговаривать. Ну, решил, и что с того? Я же не знал, что гости пожалуют, а наши станут потчевать их из резерва. Могли бы угостить попроще.

– Это ты мог бы питаться попроще. Если твои закрома тряхнуть, скряга, наверняка весь экипаж неделю кормить можно.

Немного помолчали.

– А знаешь, – сказал Джок, – однажды нам так и пришлось сделать, ещё на «Бойком». На неделю, правда, не хватило бы… Хватило на четверо суток, а там и помощь подошла. С водой, правда, плохо было. Шеф тогда придумал вымораживать один кормовой отсек, потом собирать со стен конденсат. Хорошо, что воздух был… Зато еды хватило, никто не умер, только зубы обломали некоторые – грызть-то люди совсем разучились… Эх, молодость. Что делать-то будем? Может, не полезешь в переборку, а?

– Полезу, – вздохнул Володин. – Приказы не обсуждаются, а выполняются. Но сначала я займусь рефрижератором, стало быть, у тебя есть как минимум три часа. Кстати, как ты ухитрился пробраться в этот холодильник? Там же магистрали высоковольтные кругом, криостанция рядом, и всё вплотную – так, что… – он хотел сказать «мышь не пролезет», но только прыснул. Оказывается, не только пролезет, но и вытащит награбленное.

– Ну да, трудновато там. – Джок приосанился. – Но мы справились. Красиво было сделано. Ну, сам оценишь, когда твои ребята будут чинить. А с переборкой… Ты куда сначала, на правый борт или на левый?

– А как лучше?

– Лучше бы на левый.

– Ладно, пойду на левый. Да не переживай ты так, приказано было только осмотреть и доложить.

– Не понравится шефу твой доклад. Пойду свистну своим, чтобы прибрались там.

– Ты что, свистеть умеешь?

– С вами и не тому научишься. Ботинками ещё кидаются, скачи тут…

В большой навигационной был полумрак, к которому Паркер не сразу привык. Оглядевшись, он понял, почему эта навигационная называлась большой – одну стену целиком занимал экран, и россыпь звёзд сияла словно в окне, распахнутом в открытый космос. Иногда Паркер невольно косился в ту сторону, отрывая взгляд от объёмной карты участка Пояса, возле которой они и собрались. Вонг докладывал, обращаясь в основном к капитану:

– …эффект Ярковского исключён. Таким образом, при сохранении текущих условий через тринадцать часов сорок восемь… виноват, сорок семь минут сорок секунд астероид девятнадцать девяносто восемь эр-эйч шесть имеет все шансы столкнуться с астероидом двадцать двадцать семь а-дэ. На данный момент скорость девятнадцать девяносто восемь постоянная, направление постоянное.

Он прикоснулся к клавишам на боковом пульте, показал вектор и дистанцию. Венёв почесал затылок, встопорщил оставшиеся седые волосы.

– Спасибо. – Капитан повернулся к гостям. – Если я ещё в ладах с математикой, то девятнадцать девяносто восемь сошёл с орбиты и начал двигаться в направлении станции где-то шесть часов назад?

– Ну да. – Паркер поёжился. – Прежде, чем генераторы сдохли, радар засёк начало движения. Потом его включали с интервалом минут в десять, чтобы не сажать батареи – сирена орала, как резаная… А потом мы на аварийной частоте связались с Марсом, и нам сказали немедленно обратиться к вам.

– Значит, начало вы видели?

– Да нет, не успели. Я же говорю – генераторы тут же сдохли, секунды не прошло. Успело сработать оповещение – я думаю, что оно там орёт до сих пор, как только в систему подают энергию… Всё очень быстро случилось.

– Я понял. Вонг, спасибо ещё раз, – навигатор слушал бесстрастно, но Паркеру показалось, что по лицу офицера мелькнула тень озабоченности. – Вести девятнадцать девяносто восемь постоянно, обо всех изменениях курса и скорости докладывать немедленно. Через двадцать минут дайте мне уточнённые данные о размерах и массах… Не сейчас, Вонг. Через двадцать минут. Можете идти.

Венёв опять взъерошил волосы. Капитан сделал пару шагов к карте, заложил руки за спину, глядя на астероид, который на объёмной картинке казался безобидным камешком – заурядное небесное тело, детально отрисованное проектором…

– Чак, – сказал он, и старпом мгновенно оказался с ним рядом. – Мы должны быть здесь, – он показал. – «Лефорт» – здесь. Охранение лучше держать левее, пусть стоят за нашей бронёй. Пусть кто-нибудь из младших навигаторов попробует посчитать диспозицию. Как думаешь, кому стоит доверить?

– Я полагаю – Вальмье.

– Что скажет Вонг?

– Полагаю, согласится. Вальмье у него на хорошем счету.

– Хорошо, пусть будет Вальмье… Только скажи ему, чтобы в этот раз не пытался меня удивить – мне нужна диспозиция, а не брабантские кружева. Пока всё.

Вслед за навигатором вышел и Чак. Капитан повернулся к гостям.

– Ну что же, джентльмены…

Паркер довольно невежливо перебил его.

– Позвольте спросить – как мы может успеть что-то сделать, если до сих пор бездействуем? Вы не отдали даже распоряжения сдвинуться с места, а там астероид валится прямо на станцию!

Венёв, полностью растрепавший седую шевелюру и ставший похожим на одуванчик, растерянно переводил взгляд с одного на другого. Офицер за боковым пультом окаменел, услышав такое кощунство.

– Мистер Паркер, – капитан поднял бровь, и Паркер опять увидел лукавый огонёк в его глазах. – Военные, конечно, тугодумы и бюрократы… но мы идём полным ходом к станции с того момента, как приняли вас в шлюз.

За ужином, пользуясь имеющейся на «Независимом» относительной свободой нравов, Володин выбрал место поближе к главному механику. Нуорссулайнен сидел в такой позе, в какой обычный человек сидеть не может – но при его росте и худобе иначе расположиться было трудно. Удивительное дело – он никогда не был предметом для шуток, хотя флотские обычно не упускают возможности подтрунить над кем-нибудь.

Володин подсел поближе, дождался, пока механик доест, и издалека завёл разговор о том, что уже было известно большинству офицеров. Для Володина, да и не только для него, это было первое сёрьёзное дело, и любопытство просто распирало старшего лейтенанта – флагман идёт в район предполагаемого столкновения двух астероидов, на одном из которых находится исследовательская станция. Само по себе столкновение не бог весть какая редкость – Пояс живёт своей жизнью, постоянно «дышит», но одно дело, когда легонько касаются друг друга десятитонные кусочки, и совсем другое – когда речь заходит о таких махинах. Масла в огонь подливал слух о том, что виновник тревоги, девятнадцать девяносто восемь, сдвинулся с места без всяких видимых причин, словно его пнули. Навигаторы будто воды в рот набрали, добиться от них чего-нибудь было невозможно. Володин понимал так, что данное происшествие озадачило их больше, чем кого-либо – им по долгу службы положено знать, какая пылинка сдвинется на сколько метров в следующем году, а тут такое творится…

Механик отвечал флегматично, подолгу взвешивая слова.

– Всё выяснится по прибытии на место. Не беги впереди паровоза.

– Впереди чего?

– Было когда-то такое транспортное средство, очень большое и тяжёлое.

– Смысл понял. – Володин поставил кружку на стол. – Но хотелось бы знать, что мы будем делать? Вот прибудем, осмотримся, и дальше что? Что нам делать с этим астероидом?

Механик повёл плечом, и вечно смятый посредине погон встал домиком.

– А что бы ты сделал?

– Я-то? Да разнёс его… дал бы залп-другой главным калибром.

– Главным? – Тамме помолчал немного, потом произнёс медленно, будто с неохотой. – Можно, конечно, и главным… Ты хоть знаешь, сколько раз использовался главный калибр этого корабля?

– Ну… – Володин подумал. – Наверняка не скажу, а на Рее ведь стреляли.

– На Рее вели огонь в первый раз. А всего стреляли дважды. – Механик сказал это как-то очень твёрдо, словно поставил точку в разговоре.

Главный калибр «Независимого» был весомым аргументом флота. Самым весомым. И самым последним. Оружие, полный залп которого способен оставить на поверхности планеты воронку глубиной километра три – это если на планете есть плотная, подобно земной, атмосфера. Вернее, не оставить ничего, кроме воронки – аннигиляция сжирает всё без остатка. Огромное количество вспомогательных механизмов занимало столько места, что нести боевые аннигиляторы были способны только флагманские корабли – «Независимый» да «Нахимов» из Первой эскадры.

Володин знал о необходимых мерах безопасности: для того чтобы разблокировать управление главным калибром, требовались согласованные действия командира, старпома и главного механика. Даже на учебных стрельбах главный калибр никогда не использовался, только калибровались системы наведения.

Володин не понимал, почему механик так странно отреагировал. Военный корабль должен стрелять, на то он и военный корабль.

Тамме словно читал его мысли.

– Стрелять военный корабль должен. А вот апокалипсис без повода устраивать… И даже если повод есть…

Он поднялся, раскладываясь в несколько приёмов, как перочинный нож, и похлопал Володина по плечу:

– Спроси капитана, что за штука висит у него на стене… Да, кстати – мне показалось, что я видел незакрытый люк в систему охлаждения на второй палубе, сразу под башней. Если мне память не изменяет, твои там закончили работу ещё вчера? – И Володин густо покраснел.

После ужина старший лейтенант отправился к люку. Створка действительно была приоткрыта, и теперь краснеть пришлось старшине, которого Володин вызвал. Задерживаться не стал – теперь можно не сомневаться, что пристыжённый старшина наведёт порядок – и отправился на камбуз разбираться с проделками Джока.

Над коком Володин всегда подтрунивал – трудно понять, как можно оставаться таким худым на камбузе. Кок только загадочно улыбался и угощал чем-нибудь вкусненьким. В этот раз Володину достался кусочек какого-то желе, пахнущего клюквой. Володин поблагодарил и принялся за работу. Отодвинул панель, включил терминал и перекинул питание на резервное – камбуз, как и центральный пост, питался от основных систем жизнеобеспечения «Независимого», в этом Володину виделся один из основных постулатов флотской философии. Старлей повесил на бедро планшет с инструментом. Дал команду автоматике открыть нижний люк. Кок наблюдал за его манипуляциями, возясь с кухонным комбайном. Володин подмигнул ему, взял фонарь и нырнул за внутреннюю обшивку. Здесь приходилось бывать нечасто, и Володин на секунду задумался: он иногда проверял себя, пытаясь обойтись без помощи коммуникатора, в который перенёс основные схемы корабля. Прошёл второй рефрижератор, подобрался к третьему. Обогнул толстую трубу, нагнулся, свернул влево и протиснулся между выступом корпуса и клапаном системы вентиляции. Дальше пришлось пробираться на четвереньках, а вскоре и совсем ползком.

Проход сузился ещё, в луче фонаря стала видна задняя стенка четвёртого холодильника. В ней красовалось аккуратное отверстие размером чуть меньше яблока. Володин качал головой, глядя на то, как ювелирно Джок и его шайка обошли трубы криогенной установки и шины энергоснабжения. Оставался открытым вопрос, как они сумели справиться с термоизоляцией такой толщины… Где-то сбоку послышался осторожный шорох. Володин посветил туда, но успел заметить только мелькнувший в луче фонаря хвост. Простучали по металлу коготки, и снова всё стихло.

– Вот черти, – сказал Володин и стукнулся головой обо что-то. – Эй вы там, позовите Джока немедленно!

В ответ что-то прошуршало. Через полминуты откуда-то сбоку высунулась усатая мордочка, втянула носом воздух и пискнула:

– Кто меня звал?

– Это так ты, значит, наводишь порядок в переборке? – свирепо спросил Володин, потирая ушибленный затылок. – Тащишь остатки, пока можно?

– Виноват, – кротко сказал Джок. На хитрющей физиономии не было и следа раскаяния. – За всеми не уследишь. Что я могу сделать, если каждый старается, как может? Они же для общего блага… Запасы…

– Вот я им постараюсь, – пригрозил Володин. – Можно подумать, их не подкармливают! Животы себе отожрали, скоро в вентиляцию пролезать перестанут!

Джок ждал, умильно поблёскивая глазами-бусинками. Сукин сын умел держать паузу, прекрасно зная людскую натуру.

– Ладно, – буркнул старлей. – Если ты ещё способен пузо волочить, подай мне ключ из планшета, а то я достать не могу. Твои, между прочим, проделки исправлять собираюсь.

Тут действительно было тесно – Володин так и не смог дотянуться до ключей. Джок пропал из поля зрения, потом старлей почувствовал бедром осторожное движение.

– Синий или чёрный?

– Синий. Надо холод перекрыть, чтобы реагент в контур не пошёл, пока заплатку ставить будут. У-у-у, зубастое отродье…

Планшет на бедре задёргался, послышался тихий звук соприкосновения металла с металлом – Джок тащил ключ по жёлобу. Пролез у Володина под мышкой и положил ключ прямо возле руки.

– Спасибо.

– Не за что.

– Как вы это прогрызли-то?

– Не скажу, а то в следующий раз не получится.

– Я тебе устрою следующий раз…

Ещё минуту старший лейтенант пыхтел, пытаясь дотянуться ключом до клапана. Джок внимательно наблюдал.

– А общий перекрыть не проще будет?

– Не проще. Остальные должны работать. Или ты и их распотрошил?

– Да нет, не трогал я их. Там ничего интересного нет.

– А-а-а… – Володин наконец дотянулся, нажал на ключе клавишу. Клапан дважды мигнул и встал в положение «закрыто».

– Ну, я пошёл? – осведомился Джок.

– Слушай, – сказал Володин, вспомнив что-то. – Скажи-ка мне, а что в каюте капитана висит на стене? Ну, кусок брони в рамке. Откуда он?

– На стене-то? – Джок остановился. – А тебе шеф не говорил?

– Да нет. Джок помедлил.

– Ну, тогда и я не скажу.

– Да что за секреты, в самом деле! – рассердился Володин. – Тоже мне, тайны мадридского двора!

Но Джок не ответил, нырнув в свою вентиляцию, а Володин опять ударился затылком.

В центральном посту капитан слушал доклад Вонга.

– … километров, масса – два и два на десять в двенадцатой степени килограммов. Если направление и скорость не изменятся, прогнозируем столкновение через девять часов тридцать три минуты. Станция безусловно пострадает, скорее всего – несущий астероид будет разрушен полностью. Последствия разлёта обломков сейчас рассчитываются, все возможные варианты будут доложены через полтора часа.

Капитан кивнул.

– Когда мы окажемся у станции, сколько у нас будет времени до столкновения?

– При соблюдении текущих условий – минут тридцать пять – сорок.

– Негусто… но лучше, чем ничего. Капитан помолчал.

– Скажите-ка мне, Ли… Скажите вот что. С чего это он вдруг рванул с орбиты, по которой крутился столько лет? Если мне не изменяет память, этот участок Пояса очень давно не «дышит».

– По правде сказать, сэр, – навигатор помялся, – нам это тоже кажется странным. Память вам не изменяет, этот сегмент всегда считался спокойным – насколько спокойно могут себя вести астероиды. Этот чёртов камень… прошу прощения, сэр… он сдвинулся с места и пошёл так, как будто точно знает, куда ему нужно. С постоянной скоростью. Постоянным курсом. И не по орбите, а по прямой. Это астероид-то! Конечно, прошло совсем немного времени, чтобы говорить точно – но мне кажется, сэр, что Юпитер должен был намного оттянуть его на себя, раз уж он решил зашевелиться. Совсем немного, но должен был. Возможно, отклонение настолько незначительно, что мы его не замечаем… Но у меня ощущение, что отклонения нет.

– Я тоже так думаю. – Капитан кивнул. – Прямее некуда. Хотите, подкину ещё задачку? Не одному же мне голову ломать… Чак, ты нас слышишь?

– Так точно.

– Присоединяйся. Джентльмены, я тут сопоставил время – и у меня получилось, что девятнадцать девяносто восемь соскочил с места в тот самый момент, когда на станции «посветили» лазером в скважину – плюс-минус несколько минут. Может быть, и случайность. Но если верить Паркеру, сразу после включения лучевого бура – он не уточняет, когда именно «сразу» – у него остановились генераторы.

Раскосые глаза Вонга медленно расширились.

– Я тоже не очень поверил. – Капитан опёрся о пульт локтями. – И попросил механика разобраться. Сначала он, конечно, решил, что на станции поселились недоучки. Однако – нет, ребята там оказались вполне квалифицированными… Тамме уже полчаса сидит с ними на прямом канале, наши связисты качают в эфир киловатты – станция-то на батарейном питании, даже антенны повернуть не может… Так вот, наш механик сейчас выглядит как портативная шаровая молния – волосы дыбом и вот-вот взорвётся. Факт остановки генераторов для него всё равно что отмена закона сохранения энергии. Ему кажется, что такого не может случиться никогда. Мне тоже так казалось, но теперь я уже не уверен. В принципе, случиться может всё, что угодно, уж мы-то с вами помним…

… Да уж, случиться может всё. Всё, что угодно. Например, на должность начальника штаба Адмиралтейства могут назначить Саровски. Контр-адмирал отнюдь не был глуп (всё-таки он был контр-адмиралом), но и умным капитан его назвать не мог. Какая-то логика в его действиях была, но вот какая, оставалось загадкой для большинства офицеров. Возможно, контр-адмирал хотел прослыть реформатором, но уж очень нетрадиционные пути он для этого выбрал.

Например, Саровски реанимировал проект «Саламандра», зарубленный ещё десяток лет назад, и даже смог выбить под него финансирование. Разработчики спешно привели проект в соответствие с требованиями сегодняшнего дня, пробный крейсер в рекордные сроки был построен на верфи «Флокс».

Капитан, тогда ещё не настолько седой, как сейчас, тщетно пытался получить хоть какую-то информацию об этой затее – крейсер должен был войти в его эскадру, и капитан, по идее, имел право знать его сильные и слабые стороны. Адмиралтейство отмалчивалось, но делало это как будто с ухмылкой – время от времени приходили депеши, вроде бы никак не связанные с его запросами, но на самом деле исключающие саму возможность воздействия на ход работ. Было ощущение, что Адмиралтейству вообще не до того – кого-то назначали, кого-то снимали, бурно создавались управления. Строевые офицеры морщились, наблюдая за этой вознёй.

Капитан расположился в кают-компании поздно вечером, в очередной раз разложив перед собой распечатки – по старой привычке. Напротив сидел Санчес – тогдашний старпом. Санчесу до пенсии оставалось всего ничего. Капитан иногда чувствовал неловкость от того, что отдает приказания человеку гораздо старше и опытнее себя, но старик, похожий на индейца, видел капитана насквозь и только невозмутимо поднимал бровь, когда чувствовал слабину. Капитан был благодарен ему за это. Сейчас разговор шёл о насущном.

– …откуда он вообще взялся?

Санчес поморщил медный лоб, вспоминая.

– Кажется, он ходил у Тихонова навигатором. Или старпомом, не помню точно.

– Давно?

– Ещё до Реи.

– А потом?

– Потом его перевели куда-то, когда Четвёртую расформировывали. Тихонов ушёл на «Резкий», но с собой его не взял.

– А мог?

– Конечно. Ему тогда дали полную свободу в подборе экипажа.

– Мог, но не взял. – Капитан облокотился на стол. – Значит, не за что было брать. Хороших офицеров Тихонов не отпускал… Не нравится мне это.

– Выскочки никому не нравятся.

– Да я не про него. Мне вся эта затея не нравится, как яблоко с червоточиной. Запросы устал посылать. Документацию не дают, к проекту не подпускают. Кое-что я всё-таки получил, неофициально… Подняли из старого проекта… Вроде бы должен получиться не корабль, а сказка. Красивый. Бронеплиты из другого материала, тёмные. Но – не нравится мне, почему – не могу объяснить. Пожалуй, ещё один рапорт напишу, прямиком на имя командующего. Знаешь, душа не на месте. Старею, что ли.

– Кто бы говорил. – Санчес улыбнулся как-то устало, погладил ладонью бритую голову. – Это у тебя не старость, это твоя хитрая интуиция, которую ты слушаешься чаще, чем приказов. Пожалуй, в этот раз я тебя понимаю. Обычно я тебя понимаю потом, после того, как всё случилось… Послушай-ка, тебе известно, что на «Саламандре» расчёт второстепенных целей будет выполнять автоматика?

– Нет, по боевой части вообще ничего узнать не удалось, как ни пытался… Ну и что – автоматика? Так и у нас не вручную.

– Да нет, ты не понял… Трофейный «Тор» помнишь?

– Ещё бы не помнить. – Капитан настороженно оглянулся через плечо, словно мог видеть сквозь переборки давнюю пробоину в прочном корпусе «Независимого». Он даже опустил ладонь под стол, чтобы Сан-чес не видел, и украдкой погладил корабль. Санчес продолжал:

– Ты же помнишь, к нему подобраться можно было только… Как в древности Суворов ходил? Через Альпы, вот именно… А почему? Потому что на нём похожая система стояла, даже с погибшим экипажем эта штука огрызалась будь здоров. Наши умники расковыряли её, как умели, и решили, что могут сделать такую же и даже лучше. Почему, как ты думаешь, экипаж такой маленький – сто шестьдесят восемь человек на целый крейсер?

– Не знаю. Я решил, что это только для ходовых, потом доукомплектуют…

– Вот и нет. Сто шестьдесят восемь – весь экипаж.

– Откуда информация?

– Не скажу. – Санчес пожал плечами. – Мне тоже стало интересно, и я кое-какие справки навёл.

– Вот оно что… – Капитан задумался, помедлил немного. – В принципе – почему бы и нет? Наверное, так и должно быть – корабли становятся мощнее, а экипажи меньше.

– Ты меня уговариваешь или себя? – Санчес поднял брови. – Автоматика – дело хорошее, но вот на «Саламандре» автоматика будет не только вторичку считать, но и определять приоритет огневых задач.

– Даже так?

– Именно так. Так что твоя заноза имеет вполне логичное объяснение – Мэрфи помнишь?

– Кого?

– Не помнишь. А говоришь – старость… Старость – это когда и рад бы забыть, да уже не можешь. Был когда-то в наземной авиации офицер, который после испытаний изрёк знаменитую фразу…

– Вспомнил. – Капитан улыбнулся. – «Если неприятность может случиться, она обязательно случается».

– Не то. Это выжимка, суррогат для прессы. – Сан-чес вздохнул. – На самом деле фраза звучала так: «Если существует больше одного способа сделать что-либо, наверняка это сделают тем самым способом, который ведёт к катастрофе».

– Ну уж прямо так… – слабо попытался возразить капитан.

– Так или не так – время покажет, а тогда это привело именно к катастрофе… Просто ты мне сказал, что тебе проект не нравится, а я попытался тебе объяснить, почему именно он тебе не нравится. Ты ведь деталей не знал, да?

– Не знал.

– Зато заноза твоя и без деталей всё знала.

– Далась тебе эта заноза! Такая у каждого есть…

– У каждого есть, не каждый чувствует.

– Джок научил. Ты же помнишь, как тогда на «Бойком»…

– Помню.

– Если бы не этот негодяй, было бы совсем плохо.

– Это да.

Они помолчали немного.

– Жалко, у Шеппарда такого Джока нет.

– А ты ему предложи. – Санчес улыбнулся, немного разгладились рубленые морщины на лице, медный индейский загар с которого не сошёл даже за столько лет пребывания в космосе.

– За сумасшедшего сочтёт. – Капитан пожал плечами. – Он хороший парень, но прагматичный. Не повзрослеет, пока не попадёт в какую-нибудь передрягу.

– Лучше бы не попадать.

– Конечно лучше, кто же спорит? Только ведь у нас получается так – пока не узнаешь, почём фунт лиха, ничему не научишься.

– Хочешь сказать – ты чему-то научился? – Санчес смотрел на капитана с улыбкой. – Вон как Саровски тебя из колеи выбил, а всего-то – ещё один адмирал от письменного стола.

– Н-ну… – Капитан помолчал. – Не думаю, что Саровски и есть тот самый фунт лиха.

– Кто знает, кто знает… – Санчес поднялся. – Прошу разрешения отбыть ко сну.

– Разрешаю. – Капитан опять почувствовал себя неловко.

Санчес козырнул и вышел из кают-компании, а капитан остался размышлять о «Саламандре», Шеппарде и ещё ста шестидесяти семи ребятах, которых ему предстояло доставить на базу «Флокс».

Шеппард был ему симпатичен. Такой молодой, но уже капитан второго ранга, он должен был принять под командование «Саламандру», провести ходовые испытания и ввести крейсер в строй Второй эскадры. Сейчас весь экипаж будущего крейсера отсыпался в кубриках «Независимого», пока команда флагмана стояла вахты. Некоторых капитан знал, с кем-то успел перекинуться словечком, насколько хватало времени – команда «Саламандры» поднялась на борт позавчера, а скоро уже должна была сойти. До «Флокса» оставалось всего полсуток ходу. Вот так и проходит служба – только потом, на берегу, узнаёшь, что одноклассник ходил с тобой борт о борт… Капитан посидел немного и тоже пошёл спать.

Наутро они с Шеппардом разглядывали на обзорном экране центрального поста медленно приближающуюся базу. В левом доке темнел бронёй новёхонький крейсер, возле него ещё суетились челноки снабжения. Обводами он отличался от тех, что сейчас стояли в строю: узкий в миделе, вытянутый силуэт с приземистой надстройкой. Шеппард разглядывал «Саламандру» влюблёнными глазами. Капитан прекрасно его понимал – не часто за время службы удаётся увидеть собственный корабль со стороны. Именно поэтому на флоте так популярны модельки, которые личный состав, стесняясь сослуживцев, хранит в личных вещах.

– Волнуешься?

– Конечно, шеф. – Шеппард улыбнулся благодарно. – Конечно, волнуюсь. Хорошо, команда не видит.

– Если и увидит – ничего страшного, поверь мне. Команде полезно знать, что ты тоже человек.

– Хорошо вам говорить…

– Это мне-то хорошо? – Капитан прекрасно знал, что имеет в виду Шеппард. – Станешь и ты старым волком, вот как Санчес, и это тебе ещё наскучит… Только бороду не отпускай и попугая не бери, начальство не поймёт.

– Есть. – Шеппард засмеялся. – Да и жена не одобрит.

Капитан знал, что Шеппард женат – не частый случай среди флотских.

– В центральный-то пустишь? Хоть одним глазком взглянуть?

Шеппард покраснел. Настойчивость, с которой Адмиралтейство сохраняло в секрете проект до окончания ходовых испытаний, стала предметом едких острот среди офицеров – и не только среди них, подшучивали все, кому не лень, даже сантехники на верфи. Но капитан поглядывал добродушно, и Шеппард, поняв, что в этот раз над ним не смеются, пробормотал, словно оправдываясь:

– Само собой, шеф. Куда угодно. Кто это всё придумал, интересно?

– Кто придумал, тот тут же и засекретил, чтоб остаться неизвестным дураком… Иди готовь своих, скоро швартоваться будем.

– Есть.

– Стив, – остановил его капитан. – Что ты заладил «есть» да «есть»? Ты ведь теперь тоже капитан, привыкай.

«Независимый» подходил к базе. «Флокс» дал фарватер, и капитан, поприветствовав командира базы, которого знал давным-давно, с лёгким сердцем оставил швартовку вахтенному навигатору. Выставив корабли охранения у ближнего буя, флагман аккуратно подошёл к пирсу. С мягким щелчком присоединился стыковочный рукав, внутри него наполнился воздухом другой.

На второй палубе капитан наблюдал за тем, как раскрасневшийся от волнения Шеппард перед строем экипажа «Саламандры» – а на флагмане было где построиться – принимает рапорт от своего старшего помощника. Затем сам принял доклад от Шеппарда и провожал глазами выходящий строем экипаж крейсера. Замечая знакомые лица, еле заметно кивал, получая в ответ благодарные улыбки.

После швартовки капитан зашёл к себе в каюту. Джок в углу хрустел печеньем, капитан прихлёбывал кофе. Болтали о пустяках.

– А знаешь, ещё была традиция такая на новоселье…

– Что такое «новоселье»?

– Ты хоть прожуй сначала. Новоселье – был такой праздник у людей, когда они впервые входили в новый дом. Ну, они могли ходить по нему и раньше, но когда приходили в дом именно жить, то первой за порог пускали кошку.

Джок перестал жевать.

– Ну что ты уставился? Кошку, обычную кошку, – поддразнивая, подтвердил капитан.

– Бред. – К Джоку понемногу возвращался дар речи. – Не может быть.

– Может, может. – Капитан допил кофе и поставил кружку на стол, косясь на Джока.

– Нет, не может, – мрачно повторил Джок. – Не верю. Бред. И вообще…

Он покрутил мордой, не зная, что сказать, потом демонстративно повернулся к капитану спиной (чтобы не сказать задом) и опять захрустел, от обиды давясь крошками и фыркая. Капитан с удовольствием наблюдал за ним.

– Ладно, нечего тут дуться. У Шеппарда кошки нет, да и на «Флоксе» наверняка тоже нет… И вообще эту традицию почти никто и не помнит.

– Наконец-то вы поумнели, – мстительно заявил Джок из угла. – Это же надо – кошку…

– Не уверен, что поумнели. – Капитан поднялся. – Глядя на некоторых контр-адмиралов, этого не скажешь… Ладно, собирайся. Прогуляемся на «Саламандру».

– Чего мы там забыли-то? – фыркнул Джок.

– Чего, чего… Пройдёмся, посмотрим. Неужели неинтересно? Новый совсем корабль.

– Наш тоже не старый…

– Ну вот что. – Капитан начал было раздражаться, но потом усмехнулся, решив, что Джок просто отыгрывается за кошек. – Есть возможность привести старую традицию, как говорят, в соответствие с требованиями времени. Эпохальный момент. Никаких кошек нет, зато у нас есть ты. Конечно, команда уже вступила на борт, так что момент новоселья почти прошёл… да и не могу я торжественно обставить твоё прибытие, сам понимаешь. Придётся тебе как-нибудь самому потихоньку… Но если ты откажешься, я просто решу, что ты уже не способен сам лазейку найти.

– Я? Лазейку не способен? – Джок даже подпрыгнул. Похоже, мысль о том, что можно первым из четвероногих взойти на борт, только что до него дошла. – Посмотрим, кто из нас там раньше окажется!

– Посмотрим, посмотрим, – миролюбиво кивнул капитан и коснулся настенной панели.

– Слушаю, – отозвался вахтенный.

– Когда там у нас следующее увольнение на берег?

– Через семнадцать минут, старший капитан третьего ранга Вайс.

– Я пойду с ними, командование принимает Санчес. Постараюсь не задерживать, но если что – пусть подождут минутку, скоро буду.

– Есть.

Оглянувшись, капитан увидел мелькнувший под койкой хвост. Усмехнулся, поколдовал немного над панелью, перекинув управление аварийными функциями старшему помощнику, и шагнул через комингс. Удачно, что удалось отправить Джока на «Саламандру» – пусть полазит, пощупает своими локаторами. Может, выяснится, отчего так тревожно на душе.

В шлюзе его ждала команда сходящих в увольнение. Капитан завел на «Независимом» порядок: если есть возможность, на берег поочерёдно сходит весь экипаж без исключения. Глупо лишать возможности прогуляться людей, и без того запертых пусть и в очень большой, но всё-таки консервной банке. Если среди экипажа и есть нарушители корабельной дисциплины, разбираться с ними надо на корабле, но никак ни на берегу. Да и берегом космобазу называли весьма условно – вот сравнялось давление, открылись створки люка, и ноздри почуяли чуть другой запах – но это всё тот же кондиционированный воздух, отделённый от ближайшей планеты миллионами километров пустоты…

Откозыряв Старику, увольняемые разбежались кто куда, остался один Вайс. Вдвоём с капитаном они не спеша дошли до лифтов. Вайс отправился вниз, в гражданский сектор, капитан окинул взглядом настенную схему базы – вот и ещё один сегмент пристроили, скоро без провожатого не разберёшься.

База «Флокс» была, наверное, самой старой в Системе. Когда-то именно отсюда стартовали близнецы «Байконур» и «Канаверал» – два корабля-прототипа, которым суждено было впервые испытать возможности новых двигателей, установленных теперь на большинстве кораблей. Тогда, собственно, и было положено начало современному флоту… С того времени доки дважды перестраивались, появился новый жилой комплекс с оранжереей и ещё много чего.

На «Флоксе», само собой, имелись батареи охранения и несколько приданных сторожевиков, но на самом деле это была скорее верфь, чем настоящая военная база, и большинство флотских знало об этом – здесь было полно гражданских специалистов, не очень-то признающих военные порядки. Поневоле хорошо знал и командир, вынужденный заниматься не только базой, а ещё и строительством и текущим ремонтом разрастающегося хозяйства, снабжением, обеспечением, улаживанием бесконечных конфликтов и ещё чёрт знает чем. Капитан только головой качал, глядя на него – коммуникатор не умолкал ни на секунду, на панелях перемигивались лампы вызова. Командир базы, уже немолодой, но весёлый толстячок, ухитрялся управляться со всем этим хозяйством, одновременно прихлёбывать чай и рассказывать капитану свежие новости. Он многих знал – так или иначе, каждый корабль хоть раз да побывал здесь.

Когда речь зашла о «Саламандре», он вдруг нахмурился, отставил кружку и одним щелчком вырубил всю свою коммуникацию. Повисла тишина.

– Слушай, какое дело… – он прокашлялся. – Не знаю, что они там себе в штабе думают, как-то странно это всё выглядит… В общем, мне приказано выпустить крейсер в одиночку. Без охранения, то есть без тебя. К моменту выхода надо очистить два сектора на подходах, левый и средний верхние. И связь заглушить.

– В смысле? – удивился капитан и тоже отставил кружку. – То есть как без охранения? А мы?

– А вас к этому времени должен и след простыть. Я думал, ты в курсе.

– Да нет. – Капитан пожал плечами. – Приказа не было.

– Значит, будет. Я сам получил часа полтора назад.

– Интересно… – Капитан не успел договорить, теперь зажужжал коммуникатор у него. Мигал индикатор закрытого канала.

– Извини, – сказал он командиру базы, вставляя в ухо наушник.

– Да ничего. – Тот щёлкнул переключателем, и кабинет опять наполнился шумом.

Капитан нажал пару кнопок. Вызывал Санчес.

– Есть связь с Адмиралтейством, получен приказ на твоё имя. Могу подключить прямо на выход дешифратора.

– Давай.

Приказ предписывал именно то, о чём говорил командир «Флокса» – высадить экипаж «Саламандры» на базу, отшвартоваться и убраться за тридевять земель – на дальнюю площадку. По прибытии обеспечить безопасность полигона, дождаться «Саламандры» и ни в коем случае не совать туда нос, пока крейсер будет проводить учебные стрельбы. Капитан дослушал всё это, пытаясь оставаться бесстрастным, заново вызвал Санчеса и вкратце пересказал ему основное.

– Понял, – ответил Санчес. – Увольнения отменяю, возвращаю всех на борт. Когда выходим?

– Через тридцать минут. Я всё-таки хочу взглянуть – хочется понять, что на «Саламандре» такого, что это нужно прятать даже от нас. Вряд ли увижу, конечно, но кто знает…

Капитан вынул наушник, повернулся к командиру базы, который в это время распекал кого-то за челнок, оставшийся без связи. Тот заметил взгляд капитана, вопросительно поднял брови.

– Ты был прав. – Капитан развёл руками. – Выгоняют нас отсюда.

– Хорошо хоть не сказал, что это я вас выгоняю… Когда вернётесь?

– Пока не знаю.

– Как там Чак у тебя служит?

– Хорошо служит, такого стрелка поискать.

– Привет ему. И… удачи. Извини, если что не так.

– Да ладно. Спасибо.

Капитан прошёл в зону лифтов, по дороге отвечая на приветствия военных. Немного постоял у настенного монитора, который давал панорамную картину доков. «Саламандра» всё-таки получилась красивым кораблём. Капитан разглядывал стройный, с хищными обводами корпус крейсера, стараясь не думать о том, почему ему, командиру эскадры, не позволено знать подробности о корабле, поступающем под его командование.

Подошёл лифт. Капитан поднялся на третий ярус, прошёл в зону шлюза с «Саламандрой». Через дежурного офицера запросил канал связи с Шеппардом и попросил разрешения подняться на борт.

Шеппард встретил его прямо у люка, безуспешно пытаясь сдержать гордую, мальчишескую улыбку. Крейсер изумительно пах новым кораблём. Тихонько шумели за обшивкой вспомогательные механизмы, по палубам деловито сновал экипаж. Коридоры были просторнее и светлее, чем на флагмане, капитан отмечал про себя иное расположение внутренних помещений. Шеппард провёл его в центральный пост, и капитан остановился на пороге, заложив руки за спину. Вспомнил Джока и улыбнулся – интересно, успел тот добраться или нет? Не видно вентиляционных решёток, здесь всё построено иначе…

Вахтенные негромко переговаривались между собой, время от времени поглядывая вверх. Капитан тоже поднял голову. Посмотреть было на что – обзорный экран заходил далеко на потолок, панораму давал изумительную. Показался краешек Солнца, светофильтры тут же смягчили яростное сияние. Шеппард сделал приглашающий жест рукой, но капитан отказался, так и стоял на пороге, пытаясь понять, где пульт офицера управления огнём. Там – вахта, тут – пустующие пока кресла навигаторов, вот здесь, где сейчас стоит Шеп-пард – места командира, и, кажется, старпома… Спрашивать как-то неловко. Может, здесь? Не похоже, это скорее для связистов…

– Ну что же, – капитан глянул на коммуникатор. – Достойный корабль, рад за тебя, Стив. Ещё раз поздравляю. Мне пора.

– Понимаю. – Шеппард посёрьёзнел. – Вам ведь уже выходить? Жаль, я хотел показать…

– В другой раз. – Капитан отметил, что Шеппард не удивился и не возразил – значит, тоже был в курсе. Странно получается, все вокруг в курсе… – В другой раз, капитан Шеппард. Ждём вас на полигоне. Посмотрим на мишенях, чему ты научился.

Шеппард улыбнулся смущённо:

– Конечно, с Чаком нам пока не тягаться… Но мы тоже кое-что умеем, да и птичка наша… – он замолчал.

– Ну вот и посмотрим. – Капитан сделал вид, что ничего не заметил, похлопал Шеппарда по плечу. – Будь здоров.

Флагман медленно отходил от базы. Всё происходило как и тысячу раз до этого, и капитан очень хотел казаться спокойным, глядя на удаляющийся силуэт стоящей в доке «Саламандры». Что-то было не так. Неизвестный корабль. Непонятные приказы. Куда-то запропастился Джок, будь он неладен: появился на секунду, пискнул «уходим, шеф» и снова юркнул в свою вентиляцию. Возможности задержать выход не было – остаться дольше означало подвести и Шеппарда, и «Флокс», у них свои приказы имелись, и их надлежало выполнять.

– Ну и ладно. – Капитан скинул наушник. Санчес повернулся к нему, вопросительно поднял бровь. Капитан раздражённо повёл плечом. – По удалению на три единицы «Рузвельту» и «Лефорту» – левый пеленг, охранению стоять по периметру двойным ромбом. «Рузвельту» – держать два звена «Валькирий» снаружи в готовности один. Эсминцы – внутрь охранения. Вахты стоять по боевому расписанию, двойным составом. Всё. Управление вахтенному офицеру передал.

– Управление принял, – отозвался вахтенный. – Навигаторам – дать курс, расчётное время…

– Старший помощник, – негромко позвал капитан, отключив коммуникатор. Санчес кивнул и поднялся из кресла.

По коридору капитан шёл чернее тучи; встреченный электрик, увидев лицо капитана, ужом юркнул в какой-то люк.

– Так что? – спросил Санчес, едва переступив комингс капитанской каюты.

– Не знаю. – Капитан не садился, мерил каюту шагами. – Ничего не знаю. И ничего не понимаю. Новейший крейсер должен выйти с базы и чесать на полигон без охранения. У них там под фуражками хоть немного мозгов осталось? И ещё – темп, в котором всё это делается. Сомневаюсь, что экипаж хотя бы пожитки успел распаковать, а им уже – вперёд, бегом, за двое суток ходовые и на стрельбище!

– Да, кто-то очень торопится. – Санчес подошёл к креслу, но садиться не стал. – Но экипаж наверняка сёрьёзно готовили, без этого нельзя.

– Готовили-то готовили, – отмахнулся капитан. – Только вся эта подготовка… Чтобы понять повадки корабля, даже не месяцы нужны – годы! Го-ды…

– Давно я тебя таким не видел. Даже на Рее ты был поспокойнее.

– На Рее всё было понятно. – Капитан вздохнул. – Там не до того было… «Флоксу» приказано блокировать связь на время выхода, представляешь? Джок! Джок, чёрт тебя дери!!

– Я здесь, шеф. – Усатая морда показалась из-под койки.

– Ты мне что за номера выкидывать вздумал? «Уходим, шеф» – и в нору! Что это значит? Что с кораблём?

– С нашим – всё в порядке, – спокойно ответил Джок. – Не мог доложить подробнее, нужно было время пробежаться, узнать, все ли на месте. Мы же рванули, как ненормальные. Меня в шлюзе чуть створкой не прищемило! – пожаловался он Санчесу. – С чего такая спешка?

– С чего, с чего… – пробурчал, остывая, капитан и присел к столу. – С того. Ты на «Саламандре» хоть был?

– Был. – Джок выбрался на середину каюты.

– И что скажешь?

Санчес облокотился на спинку кресла, заинтересованно посмотрел на Джока.

– Плохой корабль, – сказал Джок безо всякого выражения и принялся тереть лапой усы. Капитан переглянулся с Санчесом.

– Что это значит «плохой»? – Капитан был озадачен. У Джока была своя классификация. Некоторые корабли он называл «жадными», про какие-то говорил, что они «узкие», видимо, имея в виду внутреннее пространство. Но чтобы просто «плохой»…

– Да объясни ты толком, – вмешался Санчес. – Понятное дело, новый корабль, по-новому построен. Там что, тесно? Неудобно?

– Нет.

– Душно?

– Нет.

– А что тогда?

Джок перестал теребить усы и переводил глаза-бусинки с одного на другого, точно надеясь, что непонятливые люди наконец сообразят.

– Плохой корабль, – повторил он. – Нельзя жить. Нельзя, и всё. Хорошо, что мы ушли.

– Мы-то ушли, – устало сказал капитан. – Мы ушли. А они остались… Ладно, иди отсюда.

Джок не спеша добрался до решётки вентиляции, оглянулся на капитана, выждал секунду и исчез.

– Неисправности? – предположил Санчес.

– Вряд ли, иначе бы вся база на ушах стояла, – ответил капитан. – Да и Джок объяснил бы. Нет, тут другое что-то… что нельзя измерить и объяснить. Нехорошо всё это. Ладно, пойду-ка я опять в центральный. Твоя вахта когда?

– Ночью, с двух часов.

– Если что – сам знаешь…

– Знаю.

Из центрального поста капитан снова запросил связь с «Саламандрой», дождался, пока на экране покажется лицо Шеппарда.

– Стив… – Капитан долго подбирал слова, не зная, что сказать. – У тебя на борту всё в порядке?

– Насколько я знаю, да, – удивился Шеппард. – Что-то случилось?

– Да нет, – капитан не мог сказать ему напрямую о визите Джока и неожиданных выводах. – Вроде бы ничего. Просто машина новая, неопробованная, кто его, знает, какие могут быть сюрпризы… Ты повнимательнее там, хорошо?

– Есть, шеф, – ответил Шеппард, решительно ничего не понявший. – Будем внимательнее…

– Приказывать я тебе не могу – «Саламандра» должна вступить в строй эскадры только после стрельб, – но очень тебя прошу: обшарь как следует крейсер, осмотри всё пристально, и не бойся казаться занудой. Подними документацию, тебе-то её наверняка выдали всю… Если хоть одна заклёпочка не на месте, никуда не выходи.

– Я понял, шеф. – Шеппард свёл брови к переносице. – Пожалуй, мы ещё раз осмотримся. Хотя времени в обрез, уже начали прогон основных систем, пока всё в норме… Я понял. Сделаю.

– Ну и хорошо. – Капитан, вопреки ожиданиям, облегчения не чувствовал. – Удачи.

– Удачи. Спасибо, шеф.

Связь прервалась. Капитан подумал немного, скомандовал вахтенному навигатору сбросить ход эскадры до малого. Хотел было выключить свой пульт, но махнул рукой и начал стучать по клавиатуре, набирая текст. Вахтенные осторожно поглядывали на него – Старик редко когда засиживался во время чужой вахты и ещё реже работал с текстами в центральном посту.

Капитан морщился, подбирая неуклюжие канцелярские слова.

«…ввиду вышеизложенного, считаю крейсер „Саламандра“, бортовой номер 2055, вошедшим в строй Второй эскадры, находящейся под моим командованием, до проведения ходовых испытаний и учебных стрельб. Однако, в связи с неоднократными отказами штаба Адмиралтейства по запросам о предоставлении доступа к технической и эксплуатационной документации, считаю необходимым в очередной раз доложить соображения…»

Он ещё раз перечитал написанное, откинулся на спинку, прикрыл глаза. Что, интересно, скажет Санчес? Скажет – похоже на шантаж. Да ладно, что бы он ни сказал – хуже уже не будет. Пахнет ловушкой, как тогда на Рее… Только штабные ловушки – это не военные действия, тут всё исподтишка, а флоту так не пристало. Запасной колоды в рукаве капитан никогда не держал, стало быть, следовало ходить с козырей, и гори оно всё, как в реакторе. Там – целый крейсер, с которым что-то не так, и ничего не подозревающая команда, в которой полно новичков. Вот пусть фуражки в штабе и разбираются, или – или…

«… в противном случае прошу освободить меня от занимаемой должности». Точка. Дата. Подпись. Идентификатор.

Капитан запросил связистов, коснулся нескольких сенсоров на пульте. Рапорт ушёл в шифратор, превратился в мешанину букв, цифр и случайного шума, сорвался с кончика антенны дальней связи и понёсся в пространстве в сторону планеты Земля.

Капитан поднялся, кивнул вахтенному офицеру и вышел из центрального поста. Только что он положил на чашу весов свою репутацию. Неплохо бы узнать, что находится на другой. Хотелось поговорить с кем-нибудь, с тем же Санчесом – но Санчес сейчас отдыхает, ему ночью заступать. Или к Тамме сходить, он давно косится, как будто хочет что-то спросить, но не решается… Да многие косятся… Ладно, что сделано – то сделано, вот дадут отставку – тогда и будем думать.

Других рычагов у капитана не осталось, он уже использовал всё, что мог. Оставался, правда, ещё вариант – задержать выход «Саламандры» под каким-нибудь предлогом. Капитана не пугала репутация паникёра, но вот нарушать тем самым прямой приказ он не хотел, как не хотел и подставлять Шеппарда. Хотя, возможно, это стоило бы сделать. Размышляя так, он дошёл почти до медицинского отсека, рассеянно отвечая на приветствия.

Коридор взвыл сиренами, на потолке замигали тревожные лампы. Зажужжал коммуникатор. Капитан, обругав себя, развернулся и бросился обратно, на бегу всовывая наушник.

«Капитана – в центральный пост…» – прозвучал в наушнике голос, который капитан не узнал – настолько тот был искажённым от волнения. «Капитана – в центральный…» – И – по закрытому каналу: «Капитана – в центральный пост. „Саламандра“ ведёт бой с базой…»

Проваливались в стены люки, выскакивающие люди на ходу застёгивались – экипаж разбегался по боевым постам. Вроде бы не быстро, но споро, без лишней сутолоки. Капитан держался в потоке. Очень хотелось прибавить, но тогда пришлось бы расталкивать других, которые тоже спешили не на прогулку. Наушник хрипел: «Саламандра» ведёт бой с базой…» Капитан влетел обратно в центральный и упал в кресло, на ощупь застёгивая ремни. Вахтенный, уже пристёгнутый, докладывал:

– Капитан в центральном посту!

– Командование принял…

– Командование сдал.

– …разворот на сто восемьдесят ровно, обстановку доложить на ходу! Механик на месте? Полный, Тамме, самый полный! «Рузвельту» – немедленно убрать «Валькирии», все убрать! Разрешаю задержаться до выполнения, «Свифту» и «Гордому» обеспечить прикрытие. Дайте картинку «Флокса» и связь…

Вскрикнули сирены, пол под ногами поплыл – флагман шевельнулся, разворачиваясь. Под полом взвыли генераторы искусственного тяготения, пытаясь смягчить перегрузку. Никто не спрашивал, куда движется эскадра, по тревоге окутанная пузырями силовых полей – всё было понятно и так. Только что с «Флокса» пришёл обрывок радиограммы, которая больше походила на сигнал SOS: «Саламандра», не отойдя и на единицу, открыла по базе огонь. Больше ничего не поступало, картинки не было.

В центральном звучали приглушённые команды, которые капитан слушал одним ухом, прижимая ко второму наушник. В наушнике была тишина – эскадра беззвучно и организованно перестраивалась. На обзорном экране была только бесстрастная россыпь звёзд.

– Нет картинки, оптика не достаёт. Далеко слишком…

– Дай с прицельной, – вполголоса скомандовал второй навигатор.

– С неё и пытаюсь, не с ходовой же!

– И не берёт?

– Не берёт… С «Флокса» картинки тоже нет. Сигнал глушится.

Кто– то ещё влетел в центральный, спешно занял своё кресло. Весь пост был на местах по боевому расписанию. Через секунду чей-то бас посоветовал:

– А с телескопа?

– Там ни данных, ни сетки. Да ещё на ходу…

– А у нас и так никаких данных. Давай, давай…

Обзорный экран затуманился, изображение дёрнулось в сторону и резко придвинулось. На краю показалась крохотным паучком база. Пошло увеличение, база уплыла за край экрана, изображение дёрнулось ещё раз. Флагман набирал ход, корректируя курс. Данные на командирском пульте гласили, что скорость достигнет крейсерской только через сорок секунд. Масса покоя есть масса покоя, физику не обманешь… Капитан почти физически чувствовал, как уходят бесценные секунды. Хотя – он зло кольнул себя – что толку сейчас жалеть секунды, когда были упущены часы? Нельзя было уходить с «Флокса», нельзя…

Оператор всё-таки нащупал базу корабельным телескопом, и изображение появилось на экране, мутное, на пределе увеличения. Естественно, ни координатной сетки, ни маркеров у телескопа не было, и край экрана, на котором обычно высвечивались данные, сейчас пустовал. Чернели и дубль-мониторы на боевых постах, только бортовая информация шла исправно. Радары тоже работали, но понять по их показаниям, что происходит, было невозможно. Сдвоенная жирная точка в месте расположения базы «Флокс» разливалась зеленоватой мутью, как амёба, которая собиралась делиться.

– Ну, теперь антенны туда же, – снова прозвучал бас. – Все радиоканалы в центральный, попробуем отсортировать. И отстрой картинку, не видно ни зги.

По экрану побежала быстрая рябь, сквозь которую едва проступали контуры базы. Поблёскивали огоньки. Когда картинка немного прояснилась, капитан увидел, насколько плохо дело. «Саламандра» не успела уйти далеко – висела с разбитой почему-то кормой возле второго пирса, очень медленно поворачиваясь в пространстве.

И лупила всей огневой мощью левого борта по собственной базе.

Радужный пузырь силового поля вокруг «Флокса» прогибался в местах попаданий, пространство вокруг было усеяно обломками – наверное, поэтому радары давали такое количество помех. На миг в центральном повисла тишина, и кто-то справа от капитана пробормотал:

– Чёрт меня дери…

На него шикнули. Капитан попросил:

– Связь.

Связист ответил:

– Сейчас в эфире ничего, кроме сильных помех. Связь с эскадрой ведём направленным лучом. Есть фрагмент пятиминутной давности с ближайшего спутника, успели дешифровать.

– Давайте.

В наушник капитану брызнули обрывки радиопереговоров.

«…мандра, прекратить…» – «…уводи буксир, уводи!..» – «…здесь твори…» – «…потери на батарее, связи не…»

– Это всё?

– Всё.

– Дайте эфир.

– Даю…

Капитан отдёрнул голову от хрипа наушника. Поверх этого шума лёг бесстрастный голос первого навигатора:

– Расчётное время до точки – восемь минут сорок, если не тормозить.

Капитан качнул головой. Он и так видел по приборам – Тамме дал всё, что мог.

– А если тормозить?

– До какой скорости?

– До нуля.

Навигатор мельком взглянул на него и отвернулся к своему пульту, замелькали над клавишами руки. Останавливать корабль, пусть даже огромный флагман, в зоне боевых действий и превращать его в неподвижную мишень казалось полной глупостью. Даже если эскадра прикроет. «Саламандра» сейчас ведёт огонь по всему, что находится вокруг – навигатор только что увидел, как одна из установок правого борта, до этого молчавшая, вдруг полыхнула нитями накала, и на краю экрана вспыхнула звёздочка: в зону обстрела попал спутник связи. Если эта штука с первого же попадания парой стволов выносит сёрьёзно защищённый, тяжёлый спутник, какая же у неё совокупная?…

Выставить неподвижный флагман – не лучший способ. Капитан понимал это; но он понимал также, что «Флокс» долго не протянет, и хотел втиснуть «Независимый» между взбесившимся крейсером и базой, подставив собственный борт. Потом «Саламандру» можно будет оттеснить корпусом в пространство, подавить огонь, взять на абордаж, наконец. Но это всё потом. Флагману крепко достанется, но сейчас погибал «Флокс» – капитан видел, как одна за другой замолкают батареи; видимо, командир базы, поняв, что достать крейсер невозможно, перебрасывал остатки энергии на защитное поле.

– От восемнадцати до двадцати двух минут. Если в пределе – то четырнадцать-пятнадцать, не меньше. И то очень рискованно, придавит нас перегрузкой…

– Понял вас, – сухо сказал капитан. Время работало против флагмана. По мере приближения картинка становилась всё более отчётливой, и капитан видел, как пульсирует и прогибается от попаданий защитное поле «Флокса», почти обнажая дальние пирсы.

– Не протянет, – против воли сказал из-за соседнего пульта Санчес. – И пяти минут не протянет, у него уже генераторы садятся… А сейчас ещё носовые…

– Эсминцы послать? – спросил кто-то. – Они быстрее, могут успеть…

– Куда успеть? На убой? Он их выметет с одного залпа…

Центральный корпус базы до сих пор оставался в относительной целости потому, что «Саламандра» была почти неподвижна. Носовые установки крейсера, работавшие в передней полусфере, сейчас смотрели в открытый космос. Но крейсер медленно, возможно по инерции, поворачивался, и через тридцать-сорок секунд, максимум минуту база должна была оказаться в зоне досягаемости носовых установок. Капитан прикинул, что трёх-четырёх залпов будет достаточно, чтобы окончательно смять защитное поле. Что будет потом, ему и думать не хотелось.

«Саламандра» всё-таки была современным крейсером, и не батареям «Флокса» с ним тягаться. Просто чудо, что база ещё держалась. Что именно там произошло – капитан не хотел даже предполагать, сейчас не до того. Но на мятежника «Саламандра» не походила, уж мятежников-то капитан повидал. Чтобы так палить по всему, что находится в зоне досягаемости, нужно было свихнуться. Так свихнуться, что напрочь забыть о возможности ведения маневренного боя на дальних дистанциях и просто висеть под огнём, качая всю имеющуюся энергию из реактора прямиком в орудийные установки. Капитану уже приходилось видеть такое.

Мутная картинка на экране снова подпрыгнула, мигнула, и на её место легло контрастное изображение с координатной сеткой – стала справляться прицельная оптика, флагман подошёл на расстояние поражения. В подробностях побоище выглядело ещё хуже, база вот-вот должна была попасть под огонь носовых установок «Саламандры».

– Отставить, – сказал капитан непонятно кому. Центральный пост затих. Стало слышно, как время от времени пробегает по полу непривычная вибрация – флагман шёл на пределе.

– Дайте прямой нешифрованный канал. Максимум частот. Максимум мощности на антенны… «Независимый» – «Флоксу», – сказал капитан и поморщился, услышав сквозь помехи в наушнике свой голос со стороны. – «Независимый» – «Флоксу». Персонал немедленно в укрытие. Всю энергию – на поле. «Независимый» – «Саламандре». Шеп… любой, кто меня слышит – эвакуируйте экипаж. Тридцать секунд, больше времени нет.

Он мельком глянул на старпома. Запершило в горле, но капитан мотнул головой и вытолкнул слова:

– Главный калибр, цель – «Саламандра». Рассчитать полное поражение, за точку прицела взять центр масс.

Санчес кивнул и сорвал опломбированную крышку с боковой панели своего пульта. Капитан увидел, что запульсировал и второй огонёк – механик снял свою блокировку. Капитану тоже откинул крышку и приложил к панели ладонь – второй раз в жизни.

Чак ещё раз пробежался взглядом по экранам. У него всё уже было готово – с момента подачи команды прошло две секунды, а этого более чем достаточно, чтобы нацелить обе башни и рассчитать мощность боевого заряда. Чак молился, чтобы не было ошибки – иначе вместе с взбесившимся крейсером под огонь пойдёт и база.

Обзорный экран зажёгся предупреждающими надписями, контур «Саламандры» подсветился. Под надстройкой зажглась яркая точка – центр масс.

– Огонь. – Центральный пост встретил команду гробовой тишиной.

Чак отчего-то зажмурился и толкнул педаль под пультом. Для него время остановилось, и он не почувствовал, что педаль уже упёрлась в стопор – продолжал давить изо всех сил.

Флагман вздрогнул. Для необстрелянных это было неожиданностью – никогда, ни при каких условиях «Независимый» не трясло. Перегрузки при маневрировании случались, генераторы справлялись не всегда. Конечно, в бою доставалось и флагману, два отсека хранили отметины от заделанных пробоин, но поколебать эту массу не могло даже прямое попадание планетарных батарей. Вот так, всем телом, корабль не вздрагивал никогда.

Рядом с базой «Флокс» беззвучно зажглось солнце. Протуберанцы едва не лизали базу, которая осветилась до белизны. «Саламандра» словно провалилась внутрь себя, исчезая в топке аннигиляции. Оптика притушила вспышку, и распухающий шар уже не так резал глаза.

Капитан смотрел прямо в огонь, не мигая. За несколько секунд до попадания он явственно увидел, как с правого борта «Саламандры» сорвались несколько аварийных капсул. Значит, Шеппард его услышал; значит, Шеппард был на связи. Но уйти капсулы не успели, оттуда невозможно было уйти.

– Санчес, – тихо позвал капитан, взводя блокировку на пульте управления главным калибром. – Будь любезен, доведи эскадру до базы, пожалуйста. Я пока просто посижу… Да, и перешли на мой терминал копию записей бортовых систем.

– Есть, – ответил старпом, с трудом разжимая вспотевшие ладони. Рядом Чак осторожно поднял ногу с педали, и она толкнула его в подошву, возвращаясь в исходное положение.

– Тормози потихоньку. Пройдем мимо базы на небольшом удалении, пусть «Рузвельт» сбросит пару «крестиков» и прочешет окрестности. – Капитан говорил негромко. – Экипажам – тяжёлые скафандры. Потом, когда развернёмся, нам понадобится челнок на «Флокс». Чак, отправишься туда. Возьми с собой кого-нибудь из службы жизнеобеспечения, лучше – Тойчева…

– Понял. – Старший помощник, спохватившись, защёлкнул крышку бокового пульта и принялся за работу. – Энергетикам – холостой ход, готовимся к торможению. Навигатор, считаем курс с удалением пять единиц…

Экраны потускнели. Видно было, как вспыхивают крохотные облачка – догорало всё, что осталось от крейсера. Посылать спасательные корабли, «крестики», в общем-то было бессмысленно.

Капитан поднялся из кресла, прошёлся по центральному посту. Попытался сосчитать, успел бы флагман к отходу «Саламандры», если бы он не тратил время на рапорт. По всему выходило – всё равно не успел бы, но утешением капитан это не считал. Просто не надо было никуда выходить…

Челноку еле удалось состыковаться – автоматика основных шлюзов не работала, пришлось подойти к аварийному, но и тот едва приоткрыл одну створку. Пилот с трудом, почти обдирая борта, протиснул челнок в шлюз. Стыковочный рукав навстречу не вышел. Чаку пришлось выбраться в скафандре наружу, несколько раз пнуть створку люка – открываться самостоятельно она не хотела. На помощь пришёл Тойчев, вдвоём они кое-как пробрались внутрь. Горели слабенькие аварийные светильники – видимо, в этом секторе вышибло генераторы и остальную электронику. Не считая освещения, других повреждений пока не было видно. Чак остановил пробегавших куда-то в тяжёлых скафандрах людей, спросил, где можно найти командира базы.

Лифты не работали. Пришлось двигать к аварийным выходам, которые на третьем ярусе оказались заблокированы деформированными конструкциями. Где-то стонал раненый. У Чака шевелились волосы под шлемом, когда он думал, чего могла бы стоить, допустим, ошибка в расчёте при выстреле из главного калибра.

Командира базы они нашли у медиков. Похоже, во время боя не все успели добраться до укрытий, и командир был в их числе. Медики суетились вокруг – нога была раздавлена в нескольких местах. Чак откинул забрало шлема и присел рядом. Командир был в сознании, Чака узнал сразу.

– Не понимаю, – сказал он заплетающимся от транквилизаторов языком. – Ничего не понимаю. Шеппард со старпомом были у меня перед выходом – как положено, шампанского принесли. Нормальный мужик… Отстыковались аккуратно, отошли на ноль четыре малым ходом. Потом ни с того ни с сего дали из кормовых, попали в сектор два. Батарея ответила – чёртова автоматика среагировала как положено, а потом понеслось… Вовремя вы подоспели, он бы нас угробил как пить дать… Буксир прямым попаданием, два сторожевика, батареи тоже накрыло…

– С борта принимали что-нибудь? – Чак чувствовал себя неловко, перебивая раненого.

– У связистов узнать надо. Должны были принимать. – Командир дышал тяжело, морщился, торопился договорить, но инъекции, видимо, делали своё дело. – У связистов. Сектор шесть, второй ярус.

– Ладно, ладно. Я найду. – Чак неуклюже поднялся, повернулся к белобрысому парню с нашивками врача. – Любая помощь, какая скажете. Эскадра уже здесь.

– Хорошо. – Парень говорил через плечо, возясь с портативной аптечкой. – В принципе, у нас почти всё есть, энергии только не хватает.

– Как только сможем, доставим аварийные генераторы. – Чак посмотрел на Тойчева. Тот кивнул, уже наговаривая что-то в микрофон.

У двери его окликнули.

– Да, слушай…

Он оглянулся. Командир базы приподнял голову. Видно было, что сейчас он отключится и торопится что-то сказать.

– Спасибо.

Чак как-то странно повёл плечом, и Тойчев увидел, что лицо офицера управления огнём заливает краска стыда.

Связистов они нашли быстро. Этому сектору не досталось, или перед выстрелом флагмана здесь успели отключить оборудование. Даже лампы горели, хоть и в полнакала. Лейтенант с ошалевшими глазами (видно, из необстрелянных) суетливо сделал копии записей систем, Чак тут же убрал кристаллы за пазуху, в нагрудный карман. Делать здесь больше было нечего – сектор работал с предельной нагрузкой, приводя к пирсам сыпавшиеся с кораблей эскадры челноки с людьми и снаряжением.

Чак оставил Тойчева в помощь здешним офицерам, сам вернулся в шлюз к челноку.

– Ну как там? – Пилот смотрел с надеждой.

– Да ничего. – Чак пристегнулся. – Могло быть гораздо хуже. Гораздо… Ладно, поехали домой.

Одна створка шлюза отошла полностью – база потихоньку приводила себя в порядок. Челнок выскользнул в проём и поплыл к висевшей неподалёку громаде флагмана.

* * *

Капитан просматривал записи у себя в каюте. Один из моментов прокручивал несколько раз с разным увеличением. Синхронизировал время и начал сначала, очень медленно. Смотрел на экран внимательно, не мигая. Остановил. Вернул немного назад, задумался. Над дверью прозвучал сигнал вызова. Капитан открыл, на пороге стоял командир связистов Вайс.

– Есть что-нибудь?

– Так точно. Правда, почти неразборчиво…

– Заходи.

Вайс прошёл к терминалу, вывел запись. Сквозь шум помех на всех частотах, которым окружила себя во время идиотского боя «Саламандра», пробился единственный импульс, почти на пределе слышимости. Связисты, гоняя запись взад-вперёд, по мере сил попытались отстроить сигнал от помех и сделать хоть немного разборчивей. Теперь капитан с Вайсом вслушивались, стараясь разобрать обрывки слов.

«…не… слу… таемся… отклю… кировки… само… огонь не давали!.. таемся… увести… нево… давите наши орудия! Гото…» Продолжительное шипение… и – после паузы: «…щита систе… потери… не подда…»

– Это всё?

– Всё. Вы позволите, сэр?

– Само собой.

– Из того, что я видел и слышал, – Вайс осторожно пожевал губами, – можно предположить, что автоматика крейсера действовала независимо от команды. И даже вопреки команде… Я такое видел, да и вы тоже…

– Да, – вздохнул капитан. – Видел. «Тор». Команда ушла на аварийных капсулах, а корабль отстреливался.

Он прокрутил запись до конца, коснулся клавиш на панели:

– Старших офицеров прошу быть в малой навигационной через десять минут.

Офицеры собрались раньше – входя в навигационную, капитан своим появлением прервал негромкие разговоры.

– Джентльмены… – Он прошёл к проектору, прокашлялся. – Прошу вас объявить личному составу благодарность за отменную работу по боевой тревоге, формулировки – на ваше усмотрение. Давайте посмотрим записи, я их переслал сюда. Хочу услышать ваши мнения. Левин, будьте любезны…

Первый навигатор включил проектор, офицеры подошли ближе. Над пьедесталом проектора появилось изображение, поначалу мутноватое. Левин подправил что-то, картинка стала яснее. Это был вид с центрального корпуса «Флокса» на док, из которого выходила «Саламандра». При медленном повторе всё было видно в подробностях.

Вот заработали на холостом ходу маршевые двигатели. Уполз в недра пирса шлюзовой рукав. Вот дрогнули стопора, начали расходиться лапы, освобождая крейсер из цепких объятий – немного несинхронно, но «Саламандра» тут же погасила крен маневровыми – молодцы навигаторы у Шеппарда, отреагировали. Слышны переговоры: «Вышли штатно, жду разрешения на малый». – «Красиво идёте. Примите градус вправо-вверх с вашей стороны». – «Понял, принимаю». Крейсер не спеша выплывает из дока, немного прибавляет ход, доворачивает на фарватер – очень аккуратно, грамотно. «Удаление ноль два, малый разрешаю». Из нижнего шлюза выходит челнок, идёт к пирсу. Это, похоже, лоцман возвращается с крейсера на «Флокс». Вот какая-то помеха на экране, челнок странно дёргается. От него отлетает что-то – может быть, кусок обшивки; кувыркаясь, летит обратно к крейсеру. Брони коснуться не успевает – «Саламандра» вдруг вспухает фиолетовыми разводами силового поля, обломок отбрасывает куда-то за пределы экрана. Канал связи мгновенно глохнет, забитый помехами. Поле стремительно расширяется, выходя на максимальный объём. Челнок, находящийся на самой границе «мыльного пузыря», отталкивает с такой силой, что тот сбивается с траектории. Беспорядочно поблёскивая двигателями – пилот отчаянно пытается стабилизировать кувыркающуюся машину, – летит в сторону второго пирса. Но удариться о пирс ему не суждено – пробудившиеся стволы с кормы крейсера внезапно дают залп по челноку, от крохотной птички остаются одни рассеянные обломки. Второй заряд проходит сквозь них, бьёт в пирс, сметая пришвартованный буксир. Батарея «Флокса», дёрнув стволами, немедленно отвечает, прямым попаданием сносит кормовую башню крейсера. Луч старой батареи расфокусирован, часть широкого тяжёлого пучка корёжит дюзы двух маршевых двигателей. Немедленно гаснут остальные. «Саламандра» ощетинивается стволами всего левого борта, экран освещается сполохами – начинается кошмар… Два сторожевых корабля «Флокса», находящиеся в охранении возле дальнего буя, открывают огонь по взбунтовавшемуся крейсеру, и через несколько секунд от них остаются медленно расплывающиеся останки – «Саламандра» бьёт точно, насмерть, импульсами такой мощности, что хватило бы на небольшую луну…

Офицеры смотрели в молчании. У Санчеса подёргивалась морщинка возле глаза. Запись обрывалась, когда после выстрела «Независимого» сквозь мгновенно расплавившуюся оптику была ещё видна слепящая белизна, заливающая всё вокруг. По просьбе капитана первый навигатор ещё раз прокрутил запись, в нормальном темпе. Дал послушать запись, подготовленную Вайсом.

– Ну что же, джентльмены, – капитан заложил руки за спину. – Вы всё видели и слышали. Конечно, эти записи ещё сто раз будут рассматриваться и прослушиваться в Адмиралтействе, но, полагаю, их выводы не сильно будут отличаться от наших… Несмотря на то, что они там знают что-то, чего не знаем мы. Прошу высказываться.

Офицеры пока молчали. Капитан был рад, что не ошибся в них – никто не произнёс глупых вопросов вроде «как такое могло случиться?» и никто не вздумал обвинять команду Шеппарда в мятеже. Кажется, если не все, то многие успели составить верное представление о происшедшем.

– Кое-кто в штабе предполагал… – Первым начал Санчес, пытаясь гримасой удержать дёргающееся веко. – Эти сукины дети предполагали, или, по крайней мере, не исключали возможность того, что крейсер может оказаться параноиком. Поэтому они и убрали нас отсюда, чтобы мы в случае чего не сцепились.

– Вероятно, – глухо ответил капитан. – Есть ещё мнения?

– Убрали не только нас, – испросив взглядом разрешения, подал голос Нуорссулайнен. – Насколько мне удалось узнать, двое суток назад с «Флокса» ушёл лайнер с частью гражданских специалистов. Внеочередной отпуск.

После паузы заговорил Чак, осторожно взвешивая слова.

– Сэр, крейсер всё равно сцепился – не с нами, так с базой. И мы вынуждены были его остановить… Жаль, мы не знаем, как действовал экипаж. По обрывкам фраз можно понять, что они пытались обесточить систему управления огнём…

– И не только, – заметил Вайс. – Если позволите, Левин – немного назад… Ещё… Достаточно. Вот здесь хорошо видно, что экипаж пытается отключить силовое поле – поначалу не сегментами, а всё целиком. Автоматика тут же выровняла интенсивность, тогда они обесточили здесь и здесь. Видимо, они решили подставить крейсер под огонь, чтобы батареи «Флокса» подавили корабельные орудия. Может быть, надеялись сохранить корабль.

– А почему не попытались уйти? – спросил кто-то.

– Неразумно, – тут же откликнулся механик. – Они поняли, что у них разбиты дюзы, но не знали, какие и насколько. В таких случаях без внешнего осмотра свести факел невозможно, а давать ход наугад – почти наверняка пустить реактор вразнос… Осталось бы пепелище. И от «Флокса» тоже… Полагаю, они сделали, что могли. И мы сделали, что могли.

– Вы – да, – отозвался капитан. – А вот я – нет.

В ответ на вопросительные взгляды он поднял руку:

– Я бы хотел сказать ещё вот что. Джентльмены, незадолго до выхода «Саламандры» из дока я подал срочный рапорт на имя командующего. Я обосновывал, почему считаю крейсер вошедшим в строй Второй эскадры до проведения испытаний, и настаивал на задержке выхода. В случае несогласия с моими доводами и выхода крейсера из дока я просил командующего принять мою отставку. Пожалуй, с моей стороны это была попытка шантажа. Попытка не удалась. Уведомление о доставке рапорта я получил. Крейсер вышел. Стало быть, отставка принята. Формально я уже не командир…

Ему пришлось ещё раз поднять руку, чтобы добиться тишины.

– … с данной минуты обязанности командира эскадры исполняет капитан второго ранга Санчес. Кроме того… – Он помедлил, продолжил намеренно сухо: – У меня были основания полагать, что с крейсером не всё в порядке… но я не принял их в расчёт, решил, что обойдётся. Не обошлось. Считаю себя полностью ответственным за происшедшее, готов ответить перед Адмиралтейством. Полагаю, они ждут не дождутся возможности задать мне несколько вопросов… Как, впрочем, и я им… Убываю через час. Все свободны. Рад был служить с вами, джентльмены…

Капитан сдал командование эскадрой старшему помощнику, попросил его связаться с «Рузвельтом» и выяснить возможность содействия в доставке на околоземную станцию одного пассажира. Всё это время он пытался избежать разговоров с офицерами. На какое-то время пришлось отключить коммуникатор и заблокировать люк в каюту – сигнал вызова мигал беспрестанно. Капитан позвал Джока, который, казалось, ждал за решёткой вентиляции.

– Ну что, пройдоха ты этакий… Давай прощаться.

Джок демонстративно зевнул. Вообще-то, насколько капитан знал, крысы не умеют зевать, но у Джока получилось очень похоже.

– Чего это вдруг?

– Не притворяйся, что не знаешь. Слухи у нас расходятся со второй космической скоростью.

Джок перестал кривляться.

– Ну, знаю. И что теперь? Скатаешься на Землю и вернёшься.

– Начальству виднее, – горько усмехнулся капитан. – Да, и знаешь что? Ты был прав тогда…

– Когда?

– Когда сказал, что «Саламандра» – плохой корабль. Ты был прав. А я ведь, дурак, тебя не послушал. Надо было вернуться на «Флокс» и задержать выход. И надо было поселить на крейсер кого-нибудь из твоих, они быстро бы нащупали, что в системе не так…

– Шеф, – очень сёрьёзно сказал Джок. – Это был плохой корабль. Очень плохой. Там нельзя было находиться. Я пробежался под второй палубой, заглянул в центральный, даже на камбуз заглянул – везде одно и то же. Никто из моих не согласился бы там жить по доброй воле. Там было плохо, очень плохо.

– Можно подумать, теперь лучше, – размышляя о своём, продолжил капитан. – Сто шестьдесят восемь человек, не подозревающих, что с минуты на минуту им придётся воевать с собственным крейсером. Видеть, как орудие в твоих руках стреляет по своим… И ждать, пока не подойдём мы. И, наверное, надеяться, что мы что-нибудь придумаем… И мы придумали. Спалили их дотла.

– Шеф, – тихо попросил Джок. – Не надо, а? Ну не надо, пожалуйста.

– Ладно. – Капитан поднялся. – Не буду. Я своё уже сделал. Знаешь что… В общем, будь здоров. И помни, что ты был прав. Вместо меня будет Санчес, он тебя слушает внимательнее, чем я. Всё. Иди.

– Ну и ладно. – Джок отвернул морду в угол. – И пойду. Только ты там долго не задерживайся, погостишь – и давай домой…

Несущий крейсер «Рузвельт» изъявил готовность помочь всеми имеющимися средствами. Капитан мягко, но настойчиво попросил одну «Валькирию» со свободным местом стрелка, и желательно без сопровождения. Спустя четырнадцать минут «Валькирия» стояла в гостевом шлюзе. Капитан, втискиваясь в скафандр, отводил глаза – ребята из причальной команды заглядывали в лицо, словно хотели сказать что-то. Но никто ничего не сказал, кроме обязательных фраз, и капитан был благодарен им за это.

Топая по стыковочному рукаву, капитан кожей чувствовал, как смотрит ему в затылок сопровождающий лейтенант. Подошли к люку «Валькирии», и капитан понял, что его провели: на люке красовались цифры «ноль один», это была машина командира «Рузвельта». Он повернулся раздражённо, зыркнул на лейтенанта, словно тот был в чём-то виноват, и обречённо полез в люк.

Радж Леннарт, старый друг, невозмутимо наблюдал, как капитан усаживается на место стрелка, справа от пилотского. Лейтенант с «Независимого» помог пристегнуться и замер в ожидании. Радж кивнул ему, поднял кверху большой палец в перчатке, и лейтенант заторопился, козырнул и с трудом принялся выбираться. Внутри «Валькирии» и для двоих было тесновато.

Капитан дождался, пока задраится люк, потом раздражённо ткнул пальцем в сенсор внутреннего переговорного устройства:

– Ну и что это за выходки?

– Шеф, разве я доверил бы тебя кому-то из молодых? Нет уж, сам довезу. – Леннарт немного пошевелился, что можно было истолковать как пожатие плечами под скафандром.

– Я гляжу, эскадра пошла вразнос. – Капитан исподлобья смотрел на капитана. – Полная анархия. Командовать некому, все норовят разжаловаться.

Створки шлюза начали медленно раскрываться.

– Отставить разговоры. – Командир «Рузвельта», а в данный момент пилот «Валькирии» положил руки на органы управления. – Стрелку – доложить готовность. Старт по команде «Независимого», расчётное время – тридцать секунд. «Валькирия» «ноль один» – «Независимому»: двигатель на режиме, основные системы на режиме, готовность к старту минус двадцать семь…

Капитан хотел было сказать ещё что-то, но поймал себя на том, что руки уже выполняют полузабытые с курсантских времён действия. Обзор боковых полусфер – есть, кормовой обзор – есть, системы ведения огня – взведены, на предохранителе, доложить пилоту готовность, резервные системы – активированы, на предохранителе… Капитан потратил несколько минут на то, чтобы хоть немного восстановить навыки многолетней давности. Для боевой машины не существует оправданий, сел в кресло – изволь соответствовать. Он почти не почувствовал, как Радж набрал тягу. Старики не любят рвать с места так, чтобы трещали переборки. Это забава для молодых, горячих… и неопытных.

«Валькирия» выходила за пределы боевого охранения по плавной гиперболе. Капитан краем глаза отметил участки темноты, сквозь которые не проникал даже звёздный свет – там находились сторожевики. На покинутый флагман он старался не смотреть.

Радж вёл спокойно, разговорами не досаждал, и капитан, немного освоившись, сказал:

– Ладно, нечего прятать ведомого. Зрение он у тебя испортит – всю дорогу в выхлопе болтаться.

Леннарт покосился на стрелка и недовольно буркнул:

– «Ноль первый» – «ноль четвёртому»: строй – левый уступ, расстояние… на усмотрение. – И, переключившись на внутреннее, спросил с досадой: – Как же ты его разглядел, а?

– А я его не видел. – Капитан, занятый своими мыслями, отвечал неторопливо. – Но он должен был быть, знаю я тебя. Кстати – мы так и будем плестись всю дорогу?

Кроме ведомого, которого командир «Рузвельта», несмотря на просьбу капитана (это звучало именно как просьба, а не как приказ – «без сопровождения»), всё-таки взял с собой, за пределом видимости пассивного радара шёл ещё и малый сторожевой корабль в режиме «тень», и Леннарт поддерживал одинаковую с ним скорость. Теперь предстояло от него оторваться. Командир сказал надо – значит, надо, сторожевик придётся оставить. Запас топлива его не беспокоил – Леннарт заранее договорился с командиром Первой эскадры. «Нахимов» выслал заправщик, до точки встречи четыре часа ходу.

– Ладно, прибавим…

Капитан только кивнул. Больше он за всю дорогу не произнёс ни слова – ни при дозаправке, ни на подходе к Луне. Леннарт видел, что он не дремлет – время от времени шевелит руками, касаясь органов управления. На дозаправке, где стрелку отводится основная роль, отработал аккуратно, но медленно – видно было, что вспоминает по ходу дела. Шестичасовой перелёт перенёс без единого звука. «Валькирия» уже состыковалась с орбитальной станцией, когда Леннарт решился его потревожить:

– Шеф…

– А? – Совсем не по-военному отозвался капитан, занятый своими мыслями. – Извини, Радж. Задумался.

– Шеф, возвращайся скорее.

Капитан замялся, хотел что-то сказать, но передумал, неуклюже махнул рукой и полез в люк.

На станции он сдал скафандр пожилому сержанту-механику. Сержант смотрел сочувствующе, и капитан подумал с горечью, что летай хоть со скоростью света – а плохие новости всегда распространяются быстрее. Он сделал необходимые отметки в документах, подхватил чемоданчик, козырнул и вышел в гражданский сектор.

Юноша за стойкой отвечал подробно, время от времени сверяясь с экраном. Капитан может лететь прямо сейчас – челнок на Пекин стоит в четвёртом шлюзе, отправление через восемь минут, свободные места есть. Нужно в Женеву? Из Пекина нет прямого рейса, но можно добраться кругосветкой с посадкой в Милане или континентальными линиями. Впрочем, быстрее получится, если дождаться европейского челнока – он прибудет через час десять, через час сорок пойдёт обратно, посадка в Висбадене. Капитан кивал, чувствуя себя неловко – мундир под скафандром измялся, надо было взять запасной и переодеться в военном секторе.

Пришлось поступить по-другому – поблагодарив юношу, капитан отошёл в сторонку, снял мятый китель и перекинул его через локоть. Быстро пересёк зал и вышел к лифтам, ведущим на шлюзовую палубу. Средние двери распахнулись, и капитану пришлось отступить в сторону – из лифта с гомоном хлынула ватага школьников, летевших с экскурсией на лунную обсерваторию. Зал ожидания сразу стал похож на многоцветный растревоженный муравейник. Капитан сочувственно кивнул сопровождающим парню и девушке – если лунный челнок задержится хотя бы на пять минут, то жертв и разрушений избежать не удастся. Обсерватории можно только посочувствовать.

На шлюзовой палубе капитан присел в углу возле информационной консоли, достал старенький коммуникатор (служебный оставил на «Независимом») и принялся за работу. Прибывали и отправлялись челноки, люди высыпали из дверей и исчезали в них, словно волны выкатывались на морской берег. Палуба ненадолго пустела, чтобы через несколько минут вновь наполниться шумом голосов и спешащими пассажирами. Иногда капитан поднимал голову, вглядывался в лица проходящих мимо людей, и снова тыкал пальцами в консоль. Через час двадцать работа была закончена. Капитан поднялся, критически осмотрел помятый китель, вздохнул и снова перекинул его через руку.

В шлюзе уже толпились ожидающие посадки пассажиры. Капитан дождался, пока пройдут вперёд самые нетерпеливые, и позволил стюардессе провести его в салон.

– Извините, я, наверное, заняла ваше место. Мне так хотелось посмотреть в иллюминатор…

Старушка в какой-то пёстрой накидке смотрела на него с лукавой улыбкой. Видимо, этот фокус всегда ей удавался; удался и сейчас. Капитан, естественно, предложил ей остаться, а сам занял её место возле прохода. «Интересно, – подумал капитан. – Сколько же ей лет, если она называет мониторы иллюминаторами?» Вслух он, конечно, ничего не сказал. Старушка поблагодарила «молодого человека» за оказанную любезность, капитан кивнул и прикрыл глаза.

По проходу между креслами из кабины шёл второй пилот челнока, привычно оглядывая пассажиров. Возле капитана он замедлил шаг, присмотрелся внимательнее.

– Сэр?

Капитан поднял голову.

– Прошу прощения, сэр. У нас в кабине есть свободное место, мы иногда разрешаем кому-нибудь из пассажиров… Я хотел сказать – вы могли бы провести полёт с экипажем, сэр.

Капитан оглядел пилота. Конечно, форма пассажирского флота гораздо красочнее обычной военной, но если на этого парня примерить тёмную рубашку или скафандр…

– Мы встречались раньше?

– Нет, сэр. Мой отец был с вами на Рее, сэр.

– Ну да, конечно…

Упрямый взгляд, выступающие скулы и характерно приподнятая левая бровь. Конечно, у сына черты лица мягче, волосы светлее. Капитан не решился спросить, жив ли отец. Пилот ожидал ответа, чуть наклонив голову, и этот жест тоже был капитану знаком.

– Благодарю. Не думаю, что я чем-то могу помочь экипажу, – капитан развёл руками. – Но мне кажется, что вон тот юный джентльмен (он подмигнул мальчишке с соседнего ряда, который жадно прислушивался к разговору) был бы очень раз возможности посмотреть, чем занимаются в космосе мужчины. Пилот кивнул.

– Как скажете, сэр. В любом случае кабина для вас всегда открыта. Ну что, молодой человек, – он повернулся к мальчишке. – Хотите увидеть работу экипажа челнока?

Мальчишка покраснел до ушей, вскочил с места и покосился на мать, сидевшую рядом. Женщина благодарно улыбнулась пилоту.

– Если он будет мешать, только скажите.

– Я не буду мешать! – Мальчишка надулся. – Я же всё понимаю… Куда следовать, сэр?

– За мной в кильватере. – Второй пилот ещё раз оглянулся на капитана, кивнул и направился в кабину. Мальчишка важно проследовал за ним, возле створки обернулся и показал капитану язык.

Всю дорогу до Земли капитан словно дремал с открытыми глазами. Старушка показывала ему что-то в иллюминаторе, он согласно кивал, думая о своём, и пришёл в себя только тогда, когда вышел из челнока на горячие плиты лётного поля. Налетевший утренний ветер надул пузырём рубашку, пробежался по коротким волосам.

Капитан остановился на секунду. В космосе не бывает ветра. Кондиционированный воздух ровным потоком поступает из систем вентиляции, а любое дуновение расценивается как признак утечки. Он попытался вспомнить, как ощущался ветер в детстве – и не смог вспомнить. В детстве голова занята совсем другими, гораздо более важными вещами, чем какой-то ветер.

Он неловко улыбнулся, дегустируя запахи зелёной планеты. Мальчишка, который провёл рейс в кабине экипажа, помахал ему рукой. Капитан кивнул в ответ и зашагал к зданию порта.

В Женеву он прибыл в половине девятого. Гостиница после военного корабля казалась чересчур просторной, а потому полупустой. Капитан побродил по номеру, открыл настежь все окна и отправился в ванную. Форму сложил в прачечный автомат, начисто выбрился и отправил несколько запросов через гостиничный информатор.

Семьи у капитана не было. Вернее, не было семьи в понимании большинства людей, но одиноким он себя никогда не чувствовал. Младший брат занимался океанологией Южного полушария, кочуя с женой и двумя детьми с одного побережья на другое. Они с капитаном редко обменивались сообщениями – по укоренившейся привычке считая, что отсутствие плохих новостей само по себе хорошая новость. Ему хотелось увидеться с братом – после того, как закончит с делами.

Без семи минут десять по местному капитан, привычно откозыряв флагу, взбежал по ступеням Адмиралтейства в Женеве. Пришлось вспоминать, как правильно пользоваться пропуском – слишком давно он здесь не был. Десантники возле турникета уже начали ехидно улыбаться, глядя на бестолкового флотского. В приёмную командующего он вошёл, не докладываясь, без двух минут десять.

Приёмная была полна – на десять ровно было назначено еженедельное оперативное совещание. Среди флотских мундиров виднелись тёмно-зелёные кители офицеров планетарных войск. Большинство, конечно, уже знало о случившемся. Разговоры стихали, головы начали поворачиваться в его сторону. Кто-то – капитан не разглядел, кто – сделал шаг ему навстречу, кто-то поднял руку в приветствии. Капитан только кивнул – сейчас ему было не до того. Среди прочих он увидел Саровски и поправил курс на два румба влево. Не сбавляя шага, миновал группу офицеров, которые расступились перед ним, как перед ледоколом, подошёл и молча дал контр-адмиралу в морду. Саровски потерял равновесие, повалился набок, пытаясь ухватиться за локоть стоящего ближе других – но офицер брезгливо повёл плечом, убирая руку, и контр-адмирал рухнул на журнальный столик, подняв кучу пластиковых брызг. В наступившей тишине капитан подошёл к двери командующего.

Адъютант мгновенно решил, что лучше потом получить нагоняй от начальства, чем прямо сейчас попасть под горячую руку командира Второй эскадры, и распахнул дверь.

Капитан отдал честь на пороге и направился прямо к столу. Дилинджер стоял у окна в дальнем углу кабинета, заложив руки за спину. Когда открылась дверь, он только повернулся, не меняя позы, и теперь молча смотрел, как капитан выкладывает на полированную поверхность стола всё, что привёз с собой. Казалось, командующего ничуть не удивило присутствие капитана, который в данный момент должен был находиться очень далеко отсюда.

Привезённого было немного. Капитан выкладывал на стол кристаллы, и каждый из них касался столешницы со стуком, отдающемся по помещению, как тиканье старинных механических часов. Первым был кристалл с записью боя из архива «Независимого». Вторым – кристалл с копией отчёта систем обороны базы «Флокс». Третьим – дубликат рапорта об отставке.

Капитан сделал шаг назад, козырнул, повернулся через левое плечо и вышел из кабинета. Командующий не шевельнулся. Только когда капитан выходил, Дилинджер вздохнул ему вслед – впрочем, капитан этого уже не слышал.

В приёмной было очень тихо. Боковым зрением капитан увидел Саровски, уже поднявшегося из развалин столика и зажимающего разбитый нос, и с трудом подавил желание повторить манёвр. Никто не препятствовал капитану, и он проследовал к выходу мимо офицеров, расступившихся перед ним.

В гостинице он долго мыл руки.

Оставались ещё и другие дела, которые капитан считал первостепенными.

Аэротакси он отпустил в пригороде Ванкувера. Ещё по дороге начал накрапывать дождь, и капитан задумчиво смотрел вперёд сквозь стекло, по которому растекались капли. Такси шло прямо под нижней кромкой облачности.

Город подружился с лесом, превратив беспорядочные заросли в аллеи. Домов на улочке было достаточно, но капитан, не колеблясь, направился ко второму по правой стороне. Шеппард как-то рассказал ему, как здорово жить в старом доме – конечно, не так комфортабельно, как в современном, но зато удивительно приятно. Дом выглядел приземистым по сравнению с соседями, взметнувшими вверх разноцветные башенки. Зато, похоже, он был обшит настоящим деревом; из трубы поднимался еле заметный дымок – видимо, топили старомодный камин: капитан где-то читал о том, как это делается.

Налетел резкий порыв ветра, с шуршанием понёс по улице опавшую листву. Капитан подошёл к двери, снял фуражку и понял, что совсем забыл, каким бывает дождь на планете. Холодные капли скатывались по коротко остриженным волосам, липли к коже, словно пытаясь согреться, и растекались по мокрому воротнику форменной рубашки.

Он немного помедлил, прежде чем нажать кнопку вызова. Поднял голову, подставляя лицо дождю. Осень пришла в северное полушарие, пришла неотвратимо, и эта холодная неотвратимость подтолкнула капитана. На вызов никто не отозвался, он переступил с ноги на ногу и нажал кнопку ещё раз. Дверь открылась странно – не ушла в стену, как это обычно бывает, а распахнулась вбок, словно была закреплена на шарнирах с одной стороны. В дверном проёме стояла совсем молоденькая темноволосая женщина, больше похожая на подростка. Она смотрела на капитана снизу вверх, смотрела с вызовом – совсем не так, как ожидают добрых новостей. Капитан колебался – жену Шеппарда он не знал в лицо и никогда не видел на стереографиях. Но натолкнувшись на взгляд, полный безмолвной решимости, понял, что это она, и что ей, конечно, всё уже известно: он был явно не первым военным, приносящим плохие вести. Он сказал, глядя прямо в покрасневшие глаза:

– Здравствуйте, миссис Шеппард. Я – тот, кто убил Стивена.

* * *

У капитана было записано сто шестьдесят восемь адресов, и он побывал везде. Принимали его по-разному. В четырёх местах с ним отказались разговаривать, просто не впустили в дом – и он уходил, оставляя данные, по которым с ним можно связаться. Иногда его осыпали проклятиями, и он терпеливо сносил их. Чаще встречали отстранённо и холодно, но понемногу разговор завязывался, и капитану приходилось рассказывать и разглядывать семейные стереографии – так, словно он был не убийцей, а просто сослуживцем в отпуске. Понемногу капитан понял, что Земля с самого начала не очень-то верила, что кто-то из них вернётся; провожая, прощались почти навсегда. Отчасти это было правдой – отпускники и отставники, возвращавшиеся домой, иначе двигались, иначе говорили и иначе думали. Но там, в космосе, они постоянно чувствовали ниточку, связывающую их с Землёй – а вот Земля отпускала эту ниточку сразу, едва челнок отрывался от плит космодрома. Так ребёнок, заигравшись, случайно отпускает в небо воздушный шарик – и с горьким изумлением смотрит вдогонку, понимая, что вернуть уже ничего нельзя.

Трудно пришлось в одном мексиканском городке, где полуслепая, выжившая из ума старуха приняла его за собственного сына, наконец-то вернувшегося домой. Она не хотела слушать ничего из того, что он говорил, только ощупывала его лицо дрожащими сухими ладонями. Ему пришлось прожить там сутки, пока не приехал брат убитого им старшины.

Капитан чувствовал, что устал – каждый следующий визит давался всё труднее. В космосе было гораздо проще… Хуже всего пришлось в Шотландии. Это был сто шестьдесят второй адрес в списке. Дремучий старик открыл дверь, провёл его в пустой дом, усадил за стол и молча слушал, пока капитан говорил. За всё то время он не проронил ни слова, только смотрел куда-то сквозь капитана, шевелил кустистыми бровями, и капитан даже не знал, слышат его или нет. Было трудно ещё и потому, что какое-то время старший лейтенант МакКой служил под его началом на «Независимом». Когда капитан окончательно выдохся, старик поднялся, не говоря ни слова, и, шаркая, направился к лестнице – он увидел, как шевелятся под рубашкой широкие костлявые плечи. Капитан не знал, что делать дальше. Он посидел немного в одиночестве, соображая, не пора ли уходить, когда с лестницы раздались шаги. Старик спустился, держа в руках пыльную бутылку. Плеснул в стакан, подвинул через стол и хрипло сказал: «Пей». Капитан поднял на старика совершенно больные глаза, и старик повторил: «Пей, парень. Это нужно».

Капитан не стал спорить – просто поверил, поднял стакан и проглотил содержимое, как пьют лекарство, прописанное корабельным врачом. Спустя минуту тёплая волна, поднявшаяся откуда-то изнутри, мягко стукнула его по затылку. Старик не спеша продолжал: «Я бы рад был составить тебе компанию, да уже не могу. Но, – он наставительно поднял вверх палец, – тебе это мешать не должно». Горький напиток, пахнущий зерном и дымом, согрел капитана.

Старик повёл капитана на веранду второго этажа. Вечер уже перетекал в ночь, и капитан смотрел, словно впервые, как солнце опускается за горы. Он так давно не видел, какой бывает вечерняя заря на планете, что стоял, замерев, вцепившись в перила. Вернул его обратно голос старика: «Выпей, парень». Капитан обернулся. Старик снова держал налитый стакан. «Грег вот так же глазел на закат. Его было силой не загнать в дом, пока у него глаза не слипались. Бывало – и засыпал здесь, прямо под звёздами… Ты пей, и если хочешь – послушай старика. Ведь он был не сын мне – внук… Знаешь, как говорят? Первый ребёнок – последняя игрушка, а первый внук – первый ребёнок. Его родители погибли давным-давно, ему и десяти не было… Пей, парень. – Старик говорил так, как уже давно не говорят – неторопливо подбирая ёмкие слова и тщательно выговаривая их с лёгким акцентом. – Не верь тому, кто скажет, что в одиночку пить стыдно. Стыдно только тем, кто боится оставаться наедине с самим собой; добрый напиток – он как зеркало, проявляет и проясняет всё то, что человек хотел бы утаить от себя самого, ты мне поверь, я ведь кое-что о жизни знаю…»

И капитан пил и слушал старика, а когда не стало сил – уснул на невысоком табурете, прислонившись к перилам, уснул со странным облегчением прямо под звёздами. Старик сходил в дом, вынес клетчатый плед и укрыл капитана, а сам уселся в кресло напротив.

Наутро тело побаливало оттого, что спать пришлось в неудобной позе, но гораздо больше ныло внутри: сидящий в кресле старик так и не проснулся, и капитан судорожно тыкал пальцами в коммуникатор, вызывая ближайшую медстанцию. Когда прибыл санитарный геликоптер, капитан сидел рядом с креслом. Старик, годившийся ему в отцы, а может быть – и в деды, накануне сумел рассказать капитану что-то такое, от чего внутри саднить не перестало, но – боль стала иной, щадящей, почти терпимой… Не осталось никого из Мак Коев, кому он мог бы вернуть хоть часть этого долга.

У капитана больше не осталось дел. Адмиралтейство молчало. Капитан связался со штабом сам. Офицер у коммуникатора был терпелив и немногословен: на имя капитана не поступило ни распоряжений, ни предписаний. Да, в Адмиралтействе есть его координаты. Да, с ним обязательно свяжутся, когда возникнет необходимость. Нет, официального ответа на рапорт пока не было.

В гостинице капитана посетила мысль переодеться в гражданское. Пришлось пройтись по магазинам, но разведывательный рейд ничего не дал – он даже не мог толком объяснить, что ему нужно. В этом сезоне царила мода на глубокое ретро – камзолы апельсиновых расцветок с дутыми на плечах рукавами повергали капитана в шок. Тогда он подошёл к делу иначе: заказал на гостиничный визор каталоги и провёл пару часов, педантично отмечая более-менее подходящее. Связался со службой доставки и продиктовал каталожные номера. «Надеюсь, вам нравятся эти вещи, – сказала с экрана визора задорная китаянка. – Но если позволите высказать мнение, они больше пошли бы… ну, скажем, отставному военному». Капитан, расхаживавший по номеру с коммуникатором в руках, остановился прямо перед камерами визора, растерянно глядя на экран. «Ага, – сказала девушка и залихватски приложила ладонь к непокрытой голове. – Прошу прощения, сэр. В течение двадцати минут заказ будет на месте. Всего хорошего!» Он только развёл руками.

Переодевшись, набрал номер брата, который получил от информатора ещё неделю назад – и через несколько часов сошёл на лётное поле в Новой Зеландии, окончательно запутавшись в часовых поясах. Несмотря на ночь, было жарковато, и капитан, немного поколебавшись, махнул рукой и расстегнул верхнюю застёжку на рубашке. Брат отпустил бороду и обзавёлся ещё одним сыном. Они крепко обхватили друг друга, и капитан почувствовал, что младший стал шире его в плечах. Жена с детьми стояли поодаль – несмотря на ночь, такое событие никто не захотел пропускать. Особенно племянники, которые тут же облепили капитана. Через несколько минут ему казалось, что их вдвое больше, чем есть на самом деле. В глубине души он им позавидовал, вспоминая свое стеснительное детство.

– Представляешь, какая незадача, – говорил брат в такси. – Завтра в два нас ждут в Чили. Там прямо на побережье попадаются любопытнейшие экземпляры (тут он выговорил что-то совсем непонятное), если мы опоздаем к концу сезона, придётся ждать целый год. Ты надолго?

Простой вопрос поставил капитана в тупик. Он понятия не имел, надолго ли он здесь.

– Ну, я не знаю… – выдавил он и почувствовал всю нелепость фразы. Флотский никогда так не скажет. «Да какой я к чёрту флотский, – резко подумал капитан. – Сначала тянул время, потом глупо опоздал, а в довершение всего отправил на тот свет сто шестьдесят восемь человек, пытаясь исправить собственную ошибку – и это не считая потерь на „Флоксе“, которых тоже не должно было быть…»

– Вот и замечательно! – просиял брат. – Поселишься здесь, а мы вернёмся месяца через полтора. Надеюсь, тебе не покажется тесно…

Тесно и быть не могло – капитан едва сумел разглядеть углы отведённой ему комнаты. Поворочавшись с боку на бок, он передвинул здоровенную кровать вплотную к стене и наконец уснул. Рано утром брат, мечтавший показать ему земную экзотику, предложил выйти на яхте – благо что дом стоял на океанском побережье.

К стыду своему, через двадцать минут путешествия капитан почувствовал себя отвратительно. Брат забавлялся, глядя на побледневшего капитана. «Флот! – кричал он. – Вы поглядите на флотского офицера, который не знает, что такое качка!» Капитан мотал головой, пытаясь удержать внутри завтрак. Густо-зелёные океанские волны равномерно накреняли судёнышко. В космосе качки не бывает. Невесомость и перегрузки есть, но качки-то не бывает никогда.

Присев на песок, он долго собирался с силами, пока вестибулярный аппарат не пришёл в норму. Брат сидел рядом, поглядывая со снисходительной улыбкой. Потом заставил его подняться и потащил в дом, пообещав никому не рассказывать.

После шумного обеда подошла пора прощаться, и через полчаса капитан опять остался на пороге один, провожая взглядом аэротакси. Люди путешествовали теперь с той же лёгкостью, как несутся по ветру семена одуванчика.

Он немного побродил по опустевшему дому. Заглянул в детскую. Впрочем, вряд ли её можно было назвать детской – судя по тому, что находилось вокруг, люди здесь жили здесь вполне взрослые и самостоятельные. Капитан повертел в руках модельку «Байконура» – и уважительно положил на место. Модель была подробнее той, что когда-то была у него.

Впервые за многие годы капитан не знал, чем ему заняться. Он по привычке просыпался в пять тридцать по местному, босиком пробегал по песчаному берегу десяток километров. К воде привыкнуть так и не смог, хотя научился заставлять себя плавать по двадцать-тридцать минут. Организм, когда-то без труда свыкшийся с невесомостью, теперь протестовал против качки на волнах.

Капитана никто не тревожил. Было несколько сообщений от семей погибших на «Саламандре», капитан добросовестно отвечал. Дважды приходили приглашения совершить туристическую поездку на Луну – видимо, по ошибке. Адмиралтейство пока молчало, но капитан чутьём опытного военного понимал, что это ненадолго – просто время ещё не пришло. Неожиданно пришло сообщение от Джойса ван Стайна, преподавателя капитана ещё по академии. Он давно вышел на пенсию по ранению и теперь служил консультантом в ведомстве Дальней разведки. Старый чёрт всегда был в курсе всего на свете. Каким-то образом он прознал про мордобой в приёмной командующего флотом и теперь сообщал, что проект «Саламандра» закрыт и разбирается по косточкам, Саровски после выписки из госпиталя куда-то забрали, и явно не на повышение, но это ещё не конец – Адмиралтейство наконец взялось за ум и затребовало максимум данных по проекту; видимо, будут далеко идущие выводы.

В данный момент ван Стайн застрял на форпосте за Сатурном, и, видимо, надолго, так что – домик на берегу Балтийского моря находится в полном его, капитана, распоряжении. Код доступа к домашнему коммуникатору и карта местности прилагались. Капитан пошевелил губами, пытаясь выговорить название населённого пункта, не сумел, не стал повторять попытку и пошёл варить кофе. Достаточно было того, что он научился выговаривать фамилию своего главного механика.

Кофе он теперь варил сам, почувствовав в этом занятии вкус. Ван Стайн намекал, что в Дальней разведке всегда найдётся место профессионалу, но капитан пока не хотел об этом думать. Он вообще на какое-то время запретил себе думать о будущем – достаточно было свеже-саднящего прошлого.

С соседями он едва перебрасывался несколькими словами во время прогулок, зато неплохо изучил окрестности. Часто усаживался на холме возле монорельсовой дороги, наблюдая за проносящимися вагончиками. Поначалу он ещё ждал вызова в Адмиралтейство, потом перестал – пусть всё идёт, как идёт.

Изредка налетал шторм – как раз был сезон. О непогоде, как правило, сообщали заранее. Капитан выходил к океану в дождевике и подолгу стоял, глядя, как стихия наводит на побережье свой, отличный от человеческого, порядок. Океан темнел, ярился, ветер рвал полы дождевика. Капитан с удивлением наблюдал за происходящим; иногда он не верил, что родился на этой планете.

Вечно такая жизнь продолжаться не могла. Однажды, где-то через месяц после его появления здесь, капитан проснулся с ощущением, что каникулы закончились. И в самом деле, на коммуникаторе были два сообщения. Адмиралтейство извещало капитана первого ранга, что отставка не принята, отлучка приравнена к отпуску, который истекает через несколько дней. Приказ предписывал прибыть в указанный срок за дальнейшими распоряжениями.

Второе сообщение было от Сильвии Шеппард-младшей. Она просила встретиться с ней – капитан глянул на время – уже через тридцать минут. Он отбил «добро» и отправился в ванную бриться. Дочь Шеппарда он встретил возле дороги. Девчонка была одета в балахон, от которого у капитана зарябило в глазах. Кроме того, руки у неё, по какой-то странной моде, торчали из рукавов где-то в районе локтей. Когда она принималась жестикулировать, рукава болтались, и ему никак не удавалось за ними уследить.

Капитан не знал, как себя вести, но Сильвия взяла инициативу на себя:

– Мама просила передать вот это. – Девчонка шмыгнула носом, и из тёплой ладошки в руку капитану перекочевали кристалл и какая-то металлическая штуковина. – Она узнала, что вы здесь, и попросила меня… Ещё мама просила передать извинения за то, что не может сама приехать, а визор она не любит. Вообще-то она сейчас не в лучшей форме… А как там в космосе? Когда вырасту, я на Венеру полечу. Мы тут с классом на экскурсии…

Капитан поговорил с ней, пытаясь подобрать нужные слова. Беззаботное детство, не способное долго хранить в памяти мрачные события, рвалось на волю, и капитан вынужден был подчиниться этому напору.

– В космосе бывает по-разному, – отвечал он. – В основном – темно и пусто, и приходится очень много времени проводить в темноте и пустоте, прежде чем прибудешь в нужное место…

Проводив девочку, он вставил кристалл в визор. Сильвия Шеппард-старшая на экране выглядела иначе, чем в жизни – а может быть, она немного изменилась за это время. В том, как она держала голову, больше не было обречённости. Была странная гордость, капитан бы сказал – независимость.

– Здравствуйте, капитан. Надеюсь, вы позволите мне так обращаться к вам – Штефан всегда вас так называл… (Капитан помнил, что она звала Стивена на свой манер.) Я хотела сказать вам, что не виню никого, кроме себя. Штефан, до того как улетел, всегда говорил мне, что любой миг, даже самый счастливый, для нас с ним может оказаться последним – а я не очень ему верила. Как-то забыла со временем, что он может оказаться прав. И поняла только тогда, когда это случилось. Человеку ведь очень трудно жить каждый день так, как будто этот день – последний, правда? Нужно прикладывать слишком много сил… Но теперь я знаю – только так и нужно, и не надо бояться, что не будет завтрашнего дня, если сегодня ты прожила так, как будто это был последний день… Я попросила Сильвию передать вам одну вещь. Это штучка, которая обычно стояла у Штефана на письменном столе. Она очень ему нравилась – я думаю, иногда ему казалось, что она приносит удачу. Штефан в этот раз забыл её дома, может быть поэтому всё так получилось… Он с ума сходил по старинным вещам, все об этом знали. Капитан, я просто женщина и не знаю, во что верят мужчины. Конечно, глупо верить в талисманы, но ведь надо же во что-то верить… Не знаю, что ещё вам сказать. Извините.

Она улыбнулась неловко, протянула руку куда-то за край экрана, и визор погас. Капитан медленно поднялся с места, прошёлся по комнате. Немного подумал и запросил на экран энциклопедию, держа в ладони металлический предмет, больше всего похожий на литую модельку древней баллистической ракеты.

Как он и предположил, предмет оказался боевым зарядом существовавшего когда-то огнестрельного оружия. Энциклопедия дала ему исчерпывающие данные – пороховые газы выталкивали из металлического ствола металлическую же пулю, а гильза просто отбрасывалась, как отходила когда-то в сторону отработавшая своё первая ступень ракеты. Оружие казалось капитану неэффективным, к тому же изменяющим массу по мере уменьшения боекомплекта – но согревшаяся в ладони металлическая штуковина была вполне материальной и весомой, угрожающе поблёскивала тускло-жёлтым. Капитан прикинул в уме кинетическую энергию, снова взглянул на ладонь, на этот раз уважительно – и убрал талисман Шеппарда в нагрудный карман.

В Адмиралтействе всё тот же адъютант распахнул перед ним дверь кабинета. Капитан невольно коснулся нагрудного кармана, нащупав талисман: что его там ожидает?

Навстречу поднялся из-за стола Степанов, и капитан понял, что означала фраза Ван Стайна насчёт далеко идущих выводов. «Вывели», видимо, многих.

Степанов был в рубашке, китель без наград повесил на спинку. Усадил капитана в кресло, сам сел напротив. Капитан понял, что разговор пойдёт по-простому – с этим человеком иначе быть не могло.

– Адмирал флота Дилинджер попросил отставки по состоянию здоровья, обязанности командующего временно исполняю я. Расследование… – Степанов поморщился, подбирая слова, – инцидента показало, что ваши действия были правильными и своевременными. В чём я и не сомневался с самого начала… Группа офицеров во главе с Саровски находится под следствием. Между нами: я не подозревал, что у вас такая тяжёлая рука… Хотя и сам бы не отказался, ну да это уже другой разговор. Кое-кто тут предлагал наградить вас за спасение «Флокса», но я это дело приостановил – неловко стало, когда представил, что вы посоветуете им сделать с этой наградой.

– За спасение «Флокса» – в смысле за расстрел «Саламандры»? – прищурился капитан.

– Всё, всё, хватит. – Степанов поднял кверху ладони. – Всё. Брэк. Достаточно. Адмиралтейство в моём лице просит у вас прощения за действия штабных офицеров. Я лично прошу.

– Почему у меня? Просите у погибших. У семей просите.

– Обязательно сделаю. – Степанов кивнул. – Обещаю.

– И потом – штабные офицеры… – брезгливо проговорил капитан. – Дмитрий, вы хоть время от времени под ковёр заглядывайте, а то у вас тут такое творится…

– Знаю, всё знаю, – Степанов насупился, потёр широкое лицо руками. – А где хороших взять? Хорошие все в космос рвутся. Вы же в Адмиралтейство не пойдёте?

– Не пойду.

– И Торнелья не пойдёт. И Дженкинс. А должность заместителя вакантна… Так что остаётся мне пока служить с… с другими. Но потихоньку мы этот факел сведём, это я вам тоже обещаю. Ну, теперь о неотложном.

Командующий встал. Капитан поднялся навстречу, опустив руки по швам.

– Приказываю принять под командование Вторую эскадру Объединённого флота Солнечной системы в полном составе во главе с флагманским кораблём «Независимый». Об исполнении доложить.

Капитан подобное развитие событий предчувствовал.

– Прошу назначение отложить, эскадру передать под командование капитана второго ранга Санчеса.

Степанов набычился.

– Не понял. Вы что, устав забыли? Обжаловать можете после исполнения. Отставку вашу никто принимать не собирается, даже не надейтесь. Так что забирайте обратно своих ненормальных. Пока вы загорали, они, с вашим любимым Санчесом во главе, мне два контейнера рапортов наприсылали. Наведёте порядок и доложите. Свободны.

Капитан понял, что сейчас лучше не спорить. Отдал честь, развернулся и зашагал к двери. Степанов сказал вдогонку:

– В предбаннике адъютант вам эти рапорта отдаст. Считайте, я их не видел. И знаете что… Не все такую встряску могут нормально пережить, какие-то изменения в экипажах всё равно произойдут. Вам там, из центрального, виднее, кого куда. Я мешать не буду; шлите списки, завизирую.

Эскадра лежала в дрейфе возле Фобоса – «Рузвельт» стоял на профилактике двигательной установки. Экипаж встретил капитана с тщательно скрываемым волнением. Капитан шёл по палубам, вдыхая суховатый кондиционированный воздух. Встречные подтягивались, с удовольствием отдавая честь, и капитан отвечал, чувствуя комок, подступивший к горлу. Вернуться потихоньку у него не получилось. Ещё в шлюзе, пока он благодарил оператора за мягкую стыковку, ему пришлось постараться, чтобы прибытие не превратилось в пресс-конференцию. Подоспевший Санчес разогнал флотских по местам нарочито ледяным взглядом, деловито сдал командование. Но было заметно, что он тоже рад; в морщинах пряталась улыбка.

Капитан заходил в каюты к экипажу, подолгу беседовал. Почти все из подавших рапорта охотно забрали их обратно, узнав, что капитан вернулся. О «Саламандре» старались не говорить, но капитан видел, чего это стоило экипажу. Степанов оказался прав, не все оказались готовы. По счастью, таких было совсем немного.

Привезённых с Земли сувениров на всех, естественно, не хватило, и капитан, не долго думая, решил устроить праздничный обед, благо был подходящий повод – день рожденья Санчеса. Об этом капитан и зашёл поговорить с именинником.

К его удивлению, Санчес оказался одним из тех, кто не забрал рапорт. Причина оказалась весьма проста.

– Ты хоть помнишь, сколько мне стукнуло? – Сан-чес улыбался. – Считать не разучился?

– Вот тебе раз, – удивился капитан. – Что, уже?

– Уже, – подтвердил старший помощник. – Я уже законный пенсионер.

– М-м-м-да. – Капитан развёл руками. – Кажется, склероз. Это мне пора на пенсию, а не тебе.

– Склероз – болезнь молодых. Я же тебе говорил, старость – это когда уже ничего не забывается.

Капитан помолчал, собираясь с мыслями.

– И куда теперь?

– Посмотрим. – Санчес пожал плечами. – Сначала надо как следует устать от безделья. Знаешь, очень хочу устать от безделья. Давно хочу.

– Это быстро, – усмехнулся капитан. – Я пробовал.

– Вот видишь, ты пробовал, а я ещё нет. Дискриминация. Но вообще-то у тебя от этого отдыха только седины прибавилось.

– Что, заметно?

– Ещё как.

Капитан попытался представить себе центральный пост без Санчеса. Да что там центральный… А палубы? А кают-компания? А флагман вообще?

– Ладно тебе убиваться. – Санчес читал его мысли. – Люди приходят и уходят, флот остаётся. Кстати – я бы тебе посоветовал взять старпомом Чака, а то пришлют кого-нибудь…

– Не пришлют.

– Да? Это хорошо. Значит, что-то всё-таки сдвинулось с мёртвой точки.

– Сдвинулось, сдвинулось. Уж если командующий просит прощения за штабных…

– Вот как? Хотя чему тут удивляться, Степанов нормальный мужик. Я помню, как он на двух дюзах в ближний кинулся – хода нет, тяги нет, но маневровыми такое вытворял, что волосы дыбом. И прошёл ведь, да как прошёл! Шарахались от него, понимали, что если у него даже реактор кончится – зубами загрызёт… Были времена…

Санчес принялся гладить рукой бритый затылок, и капитану показалось, что старший помощник прячет глаза и как-то часто помаргивает.

– Ладно, – неловко сказал капитан, пытаясь сменить тему. – А почему Чака?

– Ну как почему, – после паузы ответил Санчес. – Потому что это место его заждалось, пока я на нём штаны просиживал. Кстати – ты знаешь, что его на «Нахимов» старпомом зовут? И не просто зовут, а готовы с руками оторвать. Грамотный офицер. Своё хозяйство содержит образцово. Пунктуальный, как все стрелки. Даже педантичный. Но, заметь – не мелочный, и попусту никого в обиду не даст. Да и пора ему второго ранга получать, засиделся… если не хочешь его в Первую отдавать. Правда, Джок от него наплачется…

– Джоку, – заметил капитан, – ещё неделю будет всё равно, я тебе точно говорю. А через неделю привыкнет, да и распустился он у нас с тобой…

Джоку действительно было не до этого – он страдал от тяжкого переедания. Когда капитан по возвращении шагнул в свою пустую, стерильно чистую каюту, Джок уже ждал – серый собрат из шлюзовых быстро разнёс по флагману весть, что капитан вернулся. Не здороваясь, Джок приступил к делу.

– С голоду опухнешь, пока тебя дождёшься. Давай, чего у тебя там есть.

– Ничего себе, – опешил капитан. – Это что за встреча?

– Ну ладно, здравствуй, здравствуй. Давай, выкладывай.

– Вот негодяй. – Капитан прошёл к настенной панели, привычно нажал несколько клавиш. – Подождёшь пять минут.

– Ну, если пять, то подожду, – согласился Джок, уже обнюхивая багаж капитана. – Ну-ка, ну-ка… Голландский? Не может быть! Шеф, беру свои слова обратно. Готов ждать хоть час. Даже, пожалуй, два.

– Не выдержишь. – Капитан положил чемоданчик на койку, открыл. – Не выдержишь и испортишь мне чемодан. На, обжора.

– Не согласен! – мгновенно возразил Джок, впиваясь в сыр зубами. – Категорически! Обжора – это тот, кто без разбора, а я очень даже… М-м-м…

Капитан тем временем налил себе кофе. Уселся в кресло, попутно отметив, что кофе на «Независимом», может, и не такой насыщенный, зато куда более привычный. Особенно если пить его из своей, хорошо знакомой кружки. Минут десять прошли в молчании, вернее – в нечленораздельных звуках, издаваемых Джо-ком. Потом звуки стали реже, и наконец Джок увалился на пол рядом с обгрызенной головкой сыра, выпятив неестественно раздувшийся живот. Капитан, наблюдавший за ним почти с нежностью, вздохнул:

– Видимо, спрашивать тебя о положении дел на борту бессмысленно. Вижу, что всё в порядке, раз в здоровом теле – такой здоровый дух. То есть как минимум здоровый аппетит.

– Куда уж… – через силу произнёс Джок. – Ой, худо мне, благодетель…

– Ладно. – Капитан поднялся. – Прибери тут за собой. Или позови кого-нибудь из своих, чтобы доели.

– Ещё чего! – Джок на мгновение ожил. – Не заслужили! Нет, в общем-то, заслужили, но всё равно не отдам… Нет, ладно, отдам, но не всё…

* * *

– … и немного строгого обращения ему не повредит, – заключил капитан. – Ну что же, пусть будет Чак, я только «за». Мы ведь с ним ещё с «Бойкого». Да и с тобой тоже… Трудно мне будет без тебя.

– Не трудно, а непривычно. – Санчес поднялся. – Да и то поначалу. Прошу разрешения отбыть.

На следующий после роскошного и, увы, прощального обеда день капитан отослал списки в Адмиралтейство. Он тщательно просмотрел все личные дела – пожалуй, впервые представилась такая возможность. Задержавшихся на должности капитан просил перевести на корабли, где были вакансии, заодно можно было пополнить экипаж «Независимого» свежей кровью. Степанов сдержал слово – подтверждение вернулось меньше чем через час, все перестановки были одобрены. В шифрованном дополнении командующий извещал капитана, что впредь Адмиралтейство готово также учитывать мнение личного состава о предполагаемом месте службы. Экипаж крейсера «Саламандра» представлен к наградам посмертно, семьи получат все возможные привилегии. Капитан не знал, что и думать.

Команда прощалась с теми, кто покидал флагман. Тойчев уходил замом по жизнеобеспечению на «Рузвельт», двое связистов переводились – один с повышением на сторожевик в Первую эскадру, другой – на «Флокс», где погиб его племянник. Всего в шлюзе было человек пятнадцать, ожидающих посадки на «крестик».

Санчес беседовал со старшиной гидравликов, тоже уходящим на пенсию, когда молодой лейтенант из причальной команды голосом, срывающимся от волнения, объявил:

– Капитан на палубе!

– Вольно. – Капитан подошёл к пенсионерам, осторожно поинтересовался: – Хью, я вам не очень помешаю?

– О чём речь, сэр, – понятливый старшина улыбнулся. – Нам ещё всю дорогу до Земли трепаться, надоест до смерти.

Он подхватил чемоданчик, отошёл в сторону.

– Слушай, – обратился капитан к Санчесу. – Вряд ли мы когда-нибудь скажем друг другу всё то, что на самом деле нужно бы сказать. Но я хотел…

– Да ладно. – Санчес полез в нагрудный карман кителя, достал что-то. – Может, и не надо ничего этого говорить. Я знал, что ты придёшь. Вот, держи.

Из ладони в ладонь капитану перекочевал крупный кусок оплавленного металла.

– «Саламандра»? – догадался капитан, пристально разглядывая тёмный сплав. – Откуда?

– Ребята с «Флокса» подобрали, передали с оказией. – Санчес одёрнул китель. – Чёрт знает, как это осталось целым – шарахнули мы будь здоров. Пусть у тебя будет.

– Спасибо.

– Да не за что. Ну что, пора мне – вон уже шлюз открыли.

– Ладно, иди. Не похож ты на пенсионера, слишком весёлый.

– А ты дослужись до пенсии, я на тебя посмотрю.

– Не так уж долго мне осталось.

– Долго не долго, а дослужись.

Санчес махнул рукой, исчезая в шлюзовом рукаве. Капитан прощался с другими отбывающими, левой рукой прижимая к бедру кусок оплавленной брони.

На верхней палубе возле лифта его встретил Чак, вчера официально вступивший в должность. На старшего помощника было глазам больно смотреть – вычищенный и выглаженный, он, казалось, испускал сияние от невидимого нимба.

– Чак, – пряча улыбку, обратился к нему капитан, – могу я обратиться к вам с личной просьбой?

– Само собой, сэр. – Старший помощник пошёл рядом, стараясь попадать в ногу.

– Мне бы хотелось, чтобы вот это, – он протянул старпому кусок брони «Саламандры», – висело в моей каюте. У механиков есть мастера на все руки, можно того же Майлза попросить. Неплохо было бы какую-нибудь рамку…

– Будет исполнено, сэр. – Чак бережно взял в руки обломок, и капитан увидел, что вчерашний офицер управления огнём всё понял. – Будет исполнено.

– Спасибо. Только попросите их не плести брабантские кружева. Просто скромная рамка, ничего более, хорошо?

… случиться может всё что угодно, уж мы-то с вами помним. Стало быть, наша задача – по мере возможности предусмотреть все возможные варианты развития событий. Так что сделаем вот что. Вонг, переключите на себя основные вычислительные мощности, пусть ваши люди посчитают все возможные варианты, сколько успеют. Чак, нам понадобится помощь энергетиков.

Как только Нуорссулайнен немного остынет, мне бы хотелось знать, сколько мы можем выдать пиковой мощности. И не просто в пике, а максимально, с отключением всех потребителей, включая камбуз, кондиционеры и вспомогательные механизмы. Кроме, того, я хотел бы поручить тебе ещё одну миссию. Дело несложное, но нужное, я знаю, ты справишься. Всё, за работу…

…Тамме пожал плечами, погоны встали домиком.

– Я посчитал, вот что у меня получилось. Капитан посмотрел расчёты, прикинул что-то в уме.

– А что ещё можно обесточить?

– Обесточить можно всё, что угодно. Куда тебе такая прорва энергии?

– Да понимаешь… – Капитан заложил руки за спину, прошёлся. – Теоретически можно было бы подправить курс этому камешку, если чуть оттолкнуть его силовым полем. Я тут хотел посчитать…

– Не получится, – безапелляционно возразил механик.

– Вот так сразу и не получится?

– Вот так сразу. – Нуорссулайнен принялся набрасывать. – Если бы мы шли с ним почти параллельно и захотели оттолкнуть его по касательной градуса на полтора… ну, на градус… ты напряжённость поля какую брал?

– Ноль восемь.

– Ого… ну хорошо, пусть будет ноль восемь. Вот смотри. Так… не знаю, как ты считал, но чтобы отдать ноль восемь на секунду, даже на полсекунды, нам пришлось бы даже свет в гальюнах погасить… Вот. Видишь?

– Вижу.

– И это в идеальных условиях – почти параллельные курсы, одинаковая скорость. А у нас всё не так, мы заходим ему почти в лоб, стало быть, напряжённость нужно считать… вот… чуть не забыл, здесь в кубе… Вот так. И так. Столько у нас нет и никогда не будет. Даже четверти от этого не будет.

Капитан разглядывал цифры. Цифры ему не нравились.

– Ну что же, – он привычным уже движением поднёс руку к нагрудному карману, коснулся талисмана Шеп-парда. – Тогда придётся стрелять. Не хотелось, а придётся.

– Это нам с тобой может не хотеться. – Тамме улыбнулся краешками губ. – Мы уже настрелялись, дай бог каждому. А кому-то только дай волю, любую мишень вдрызг, и непременно главным калибром…

– Молодёжь?

– Молодёжь. А что тут сделаешь? «Военный корабль должен стрелять», и всё тут.

Капитан присел в свободное кресло, уставился на экран с расчётами:

– Не слишком ли часто ты богов вспоминаешь?

– Да нет. – Тамме поднял погон домиком. – Мне любопытна сама концепция, что за пределами обозримой вселенной могут обитать некие сверхразумные. И легенда о том, что эти существа наблюдают за всем, что происходит, и иногда вмешиваются, но только если им это интересно.

– А что, было бы неплохо свалить на кого-нибудь из них ответственность за принятые решения.

– Не получится. – Нуорссулайнен опять улыбнулся. – Адмиралтейство не пропустит. Хотя в древности такие номера проходили запросто.

– Завидую древним. – Капитан вздохнул и поднялся. – Ладно, своими силами обойдёмся, не впервой. Слушай, если всё же придётся стрелять, не жадничай, хорошо? Кто его знает, может, действительно понадобится вся энергия. Уж очень здоровый этот камень.

– Понадобится – отдадим. – Механик развёл в стороны худые ладони. – Куда же нам деваться?

Паркер мерил шагами отведённую каюту. Мысли громоздились, цеплялись одна за другую, карабкались выше, как по дереву – а потом с грохотом валились вниз, уж очень неустойчивой получалась конструкция. Паркер морщился, глядя на дремлющего Венёва – хорошо всё-таки быть человеком чистой науки; можно счесть сторонние факты идущими вразрез с основной гипотезой и на этом уснуть, как младенец.

Над дверью замигал сигнал вызова, раздался мелодичный звон. Паркер вздрогнул. Потом, одёрнув себя, коснулся клавиш, впуская входящего. Старший помощник прошёл внутрь, садиться не стал.

– Извините, что потревожил, мистер Паркер. Через двадцать минут эсминцы «Евфрат» и «Амазонка» уходят вперёд, чтобы эвакуировать вашу станцию. Не хотите поучаствовать? Времени на эвакуацию будет в обрез, ваши знания пригодились бы. Всё вывезти мы не сможем, хотелось бы забрать самое ценное.

– То есть как – эвакуация? – Паркер вскипел. – Ваше начальство заверило нас, что мы можем получить помощь, а не просто вывезти людей и материал! Если бы мы знали, обошлись бы своими силами…

– Мистер Паркер, – перебил его Чак, – вам прекрасно известны масштабы происходящего. И возможные последствия – тоже. Я не ошибаюсь?

Паркер нехотя согласился.

– Мы ставим своей целью сохранить станцию, – продолжал старпом. – Но нам хотелось бы быть уверенными в том, что в тылу у нас не останется слабых мест. Вы готовы помочь или нет?

Паркер кивнул, тем не менее чувствуя, что его загнали в угол. Сейчас эти добродетели в погонах примут на борт людей, отойдут подальше и отрапортуют, что всё возможное сделано. А чего ещё от них ожидать? Если бы он знал, что так выйдет…

– Ну и хорошо. – Старший помощник замолчал, глянув на перевернувшегося с боку на бок Венёва, потом продолжил гораздо тише, почти шёпотом: – На всё отводится час. Надо постараться успеть.

– Но, офицер, – попробовал возразить Паркер. – Не получится успеть за час, на станции образцы бурения, лабораторное оборудование, а энергии нет – стало быть, ничего не работает; всё придётся таскать вручную, а там не роботы, там живые люди, в конце концов…

– Именно потому, что живые люди, – сказал Чак, внимательно глядя Паркеру в глаза. – Немедленно эвакуировать всех. Вас ждут в шлюзе, челнок на «Евфрат» через десять минут. Пожалуйста, не опаздывайте.

В малой навигационной капитан рассматривал проекции возможных вариантов, которые дали ему навигаторы. Время расчётов прошло, осталось время действовать – ходу до станции осталось всего ничего. Команды эсминцев провели эвакуацию в рекордно короткие сроки, обозлённый Паркер вернулся на флагман. Его не удалось успокоить даже тем, что в центральном посту ему выделили место за пультом связистов – в нарушение всех правил.

Капитан дошёл до диспозиции, предложенной Вальмье, отметил про себя – не бесспорно, конечно, но остроумно, где-то даже изящно. Хотя в нынешней ситуации всё складывается слишком просто, чтобы можно было по-настоящему оценить навигатора. В тире каждый может покрасоваться, надо бы посмотреть парня в манёвре. Там иногда всё так переплетается, что и бывалые теряют в проекции корабли…

Сбоку послышался осторожный шорох.

– Чего тебе? – не оборачиваясь, произнёс капитан. – Ещё раз ботинком захотел? Учти, эту проделку я тебе надолго запомню.

– Шеф, – вкрадчиво заговорил из угла Джок. – Ладно тебе. Ну, виноват… А ты точно хочешь его весь разнести?

– Хочу – не хочу, а придётся. – Капитан поставил кружку с кофе, повернулся. – И не разнести, а сжечь так, чтоб обломков не осталось. А что?

– Да не знаю… – Джок помялся. – Не знаю я… Может, оставим кусочек? Тебе что, жалко, что ли?

– Жалко, – жёстко сказал капитан. – Мне людей жалко.

– Знаешь, – Джок зашевелился, поправил ошейник, – мне почему-то кажется, что если мы сожжём его весь, то будем жалеть… Не хочешь – не верь, я же не прошу… Но ведь интересно посмотреть, что у него внутри, а?

Астероид казался умиротворённым и неподвижным. Он даже не вращался. Но это была только иллюзия – по краю экрана бежали данные, которые неопровержимо свидетельствовали – движется, движется потихоньку, но уверенно. Паркер застыл за монитором, Венёв нервно потирал руки, поглядывая на капитана.

Навигаторы сработали неплохо – подвели флагман сбоку к исследовательской станции и плавно, очень плавно затормозили. Теперь эскадра вращалась вместе со станцией по одной орбите. Флагман повис в пространстве, едва-едва подрабатывая маневровыми двигателями – слабенькие гравитационные поля нужно было уравновешивать.

На случай разлёта осколков выше и ниже плоскости эклиптики разместились тяжёлые корабли, готовые поддержать флагман огнём. Корабли поддержки отвели в плоскости вглубь системы. Три сторожевика встали над станцией, растянули между собой тоненькую плёночку силового поля. Конечно, напряжённость была такова, что от мало-мальски сёрьёзных обломков поле бы не спасло, но такой задачи и не ставилось. Энергетики застыли у пультов, готовые немедленно перебросить максимум питания на двигатели – на случай, если придётся уходить.

Экипажи работали с удовольствием – всё-таки это был не исхоженный вдоль и поперёк полигон, а настоящее живое дело.

Капитан придирчиво осмотрел расстановку, ещё раз запросил данные о векторах.

– Ну что же, доктор, – окликнул он насупленного Паркера, – давайте уберём этот камешек. Экипажам – готовность три минуты. «Независимому» – главный калибр к бою.

Готовность можно было не объявлять – всё и так было давно готово. Капитан дождался, пока старший помощник и главный механик снимут свои блокировки, но свою панель откидывать не спешил. Повернулся, окидывая взглядом центральный пост. Запустил в нагрудный карман руку, нащупал остроконечную пулю, доставшуюся в наследство от Шеппарда, почувствовал тепло – кусочек металла нагрелся на теле.

– Торопов.

– Я, – отозвался офицер управления огнём.

– Посчитайте-ка вариант поражения не на всю катушку, а процентов на восемьдесят, и давайте сместим точку прицела выше и левее.

Чак, придирчиво наблюдавший за действиями преемника, вывел результаты расчётов к себе на пульт, кивнул капитану одобрительно. Торопов доложил:

– Готово.

– Хорошо. «Независимый» – «Лефорту»: в вашу сторону с большой вероятностью пойдёт крупный обломок. Пока будет возможность, воздержитесь от залпа, отойдите выше на ноль пять. Но без лишнего риска, как поняли?

– Есть, – коротко отозвался наушник.

– Экипажам – готовность тридцать секунд. Навигаторы?

– Готовы.

Секунды не спеша утекали в прошлое.

– Главным калибром огонь.

Флагман дрогнул. Замерли люди, затаились корабельные жители. Палубой выше Володин, уставившись в свой пульт, понял, что имел в виду механик, когда говорил про апокалипсис. Одно дело – знать процесс теоретически, в мегаджоулях и гигаваттах, и совсем другое – увидеть вот так, воочию, свежезажжённую звезду. Старлей вдруг подумал, что рановато капитан перестал обращаться к нему «сынок»…

Из ослепительного облака выскользнул крупный оплавленный обломок, уходя ниже эклиптики. «Лефорт», не сводя с него стволов, отошёл, как и было оговорено. Необъяснимый расчёт капитана оказался верен – через секунду по скале побежали трещины, и медленно, беззвучно обломки разошлись в стороны, освободив из каменного плена до невозможности странный объект.

– Вот ведь негодяй хвостатый, – вполголоса сказал капитан и включил наушник. – «Независимый» – «Лефорту»: работайте по крупным обломкам. «Независимый» – «Рузвельту». Радж, давай «Валькирии», пусть почистят у тебя, только осторожно… Видишь ту штуку? Не трогай её пока…

Выдержав паузу, из шлюзов «Рузвельта» посыпались прятавшиеся до поры до времени «Валькирии», короткими вспышками носовых орудий вычищая пространство от каменного крошева. Они держались на безопасном удалении от эпицентра, в сектора обстрела тяжёлых кораблей не совались. Несколько крупных обломков достались на мишени «Лефорту», и он их поразил почти все. То ли вкралась ошибка, то ли обломки столкнулись между собой – а один из выстрелов «Лефорта» только опалил край кувыркающегося камня. Эсминец, прикрывающий подбрюшье тяжёлого крейсера, тут же записал мишень на свой счёт.

– Вот тебе раз, – вполголоса заметил кто-то из навигаторов. – Ну, гореть теперь «Лефорту» со стыда и угощать стрелков с «Евфрата»…

Станция осталась в неприкосновенности. Капитан видел на своём пульте, что напряжённость поля, растянутого сторожевиками, почти не изменилась – несколько крохотных кусочков, всё-таки долетевших, можно было не считать.

А посреди медленно расходившихся осколков в секторе «Рузвельта» неподвижно висела странная, чужая штуковина. Другого определения капитан подобрать не мог. Он посмотрел на офицера управления огнём – Торопов только кивнул, не сводя с неё глаз и перекрестья прицела. «Рузвельт» отозвал истребители, чтобы кто-нибудь из пилотов не сунулся посмотреть поближе – благо посмотреть было на что.

Тёмная, графитового оттенка ажурная сфера с ветвистым отростком, на конце ярко-зелёным, словно светящимся изнутри. Размером чуть больше челнока. Паркер прилип к монитору, вытянул руку к самому экрану, почти касаясь его – он боялся ошибиться, боялся, что изображение пропадёт, оставив тёмную пустоту с вкраплениями звёзд. Но объект не пропадал, он находился в зоне досягаемости датчиков флагмана, реальный и осязаемый. Повисший смирно, неподвижный по отношению к станции. По краю экрана пошли строки с данными – удаление, величина, температура на поверхности, радиационный фон. Приборы видели объект, и видели его люди, прильнувшие к экранам. Вот зелёное кружево чуть потускнело, и по нему быстрой волной пробежала рябь, как будто разошлись волны от брошенного в воду камня. Через полсекунды оно вновь засияло ровным светом, и капитан моргнул, решив, что ему показалось. Пискнул сигнал вызова. Закрытый радиоканал в наушнике капитана ожил.

– «Рузвельт» – «Независимому». Шеф, вы видите то же, что и мы?

– Ага. – Голос капитана прозвучал непривычно тихо, и старпом впервые услышал, что капитан, кажется, волнуется. – Видимо, то же самое, что и вы, Радж. Держим на прицеле на всякий случай. Дай нам пару минут осмотреться, ладно?

– Ну да, – невпопад, совсем не по-военному ответил командир «Рузвельта» и отключился.

– Мистер Паркер, – капитан повернулся к ксеноархеологу, – вы случайно не это искали? Тогда, боюсь, вы копали не там.

Паркер медленно повернул голову. На лице у него застыло выражение человека, который до смерти боится проснуться.

– Я уж и не знаю, что мы искали, капитан. Но и это тоже неплохо…

Кто– то прыснул за пультами энергетиков, и центральный пост ожил и зашевелился. У старпома пошли радужные круги перед глазами – оказывается, всё это время он сидел, набрав полную грудь воздуха, и теперь наконец выдохнул.

За вентиляционной решёткой, расположенной на уровне пола прямо перед пультом навигаторов, Джок ткнул в бок приятеля – тощего, с опалёнными с одной стороны усами.

– Видел? Теперь мы с тобой тоже попали в историю… Ладно, пошли.

Тот поднял морду и вопросительно пискнул. Джок посмотрел тоскливо – с какой серостью приходится работать, с ума сойти.

– То есть как куда? На камбуз, идиот. Команде теперь без нас забот хватит, а на Венеру мы точно не скоро попадём.

 

ДВЕРЬ В ЗИМУ

 

Пролог

Кухонная дверь тихонько приоткрылась, и Он замер на пороге, разглядывая комнату. Она, конечно, не ждала его – вздрогнула и вскочила с кресла, прижав руки к груди. В дверном проёме сияло солнце, горячий ветер шевелил барханы, наметая песок на комнатный ковёр. Свет упал в квартиру ровной трапецией, и тень странника разлеглась поперёк дивана, уткнувшись головой во включённый ночник.

– Можно? – Он развязал платок, который прикрывал нижнюю часть лица. Из складок ткани тоже сыпался песок.

– Конечно. – Она пришла в себя, запахнула полы атласного халата.

Он шагнул в комнату и прикрыл за собой дверь. Сразу стало темно и прохладно. Он скинул с плеч тощий рюкзак, повертел в руках, примеряясь, куда бы его поставить, ничего не придумал и поставил возле ног. Стянул с головы бандану. Песок на ковре выглядел нелепо и противно хрустел под подошвами.

– Сейчас я тут приберусь.

– Да ладно. – Она вздохнула, подняла рюкзак и понесла его в прихожую. – Проходи, не стой столбом.

– Ага. – Он развязал шнурки тяжёлых ботинок, аккуратно вылез из них, прошёл и уселся в кресло, стараясь не очень мять покрывало. Она расположилась на диване напротив, подобрав под себя ноги. Телевизор что-то бурчал, отбрасывая в комнату разноцветные блики. После обжигающего солнца Ему приходилось напрягать глаза, чтобы нормально видеть в полумраке.

– Вот, – нарушил он неловкое молчание. – Решил зайти. Прости, что напугал.

– Ничего. Я уже привыкла.

Ему было неловко. Хотелось снять одежду с просоленными кругами под мышками.

– Сейчас я что-нибудь приготовлю. – Она встала с дивана, подошла к двери, в которую Он вошёл, взялась за дверную ручку, помешкала немного – вдруг там опять окажется пустыня? – и осторожно приоткрыла. Кухня была на месте. Она прошла внутрь, нажала кнопку электрического чайника – а Он, услышав, как капает из неплотно закрытого крана вода, судорожно глотнул и попросил внезапно охрипшим голосом:

– А просто водички можно?

– Конечно. – Она пожала плечами, набрала стакан воды из-под крана и принесла ему.

– Спасибо. – Он осторожно взял высокий стакан, разглядывая его на свет, облизнул сухие губы и сделал маленький глоток. Вода скользнула прохладой, проникла, казалось, до самых кончиков пальцев на ногах, и организм, встрепенувшись, тут же потребовал добавки. Он позволил себе ещё один маленький глоток и поставил стакан на столик, любуясь прозрачной влагой.

– Здорово. – Неожиданно для себя Он засмеялся. – Здорово как…

Она только пожала плечами – какой смысл в том, чтобы мучить себя жаждой, когда вода просто течёт из крана? И незачем мотаться пешком по пустыне, если можно заказать сафари-тур… Или сафари – это по прериям?

Он полез куда-то за пазуху, вытащил кожаный мешочек. Достал из мешочка что-то, завёрнутое в платок, и принялся развязывать узлы.

– Вот. – Он улыбался, как ребёнок, чрезвычайно гордый своей находкой. – Возьми, это тебе. Красиво, правда?

На его ладони, потрескавшейся от жары, лежала фигурка, которую ветер и песок выточили из куска вулканической породы. Тёмно-коричневая, почти чёрная, с багряной прожилкой, ветвящейся надвое, она казалась объёмным иероглифом – или сплетением ветвей, если посмотреть сбоку.

Она взяла подарок, повертела его в руках, чувствуя, как камень исходит теплом.

– Ну как ты тут? – Наклонив голову, Он разглядывал Её из-под выгоревших бровей.

– Нормально. Как всегда. – «Тебя ведь не очень интересуют мои проблемы, правда?» – Цены опять подскочили.

– Ах да. – Он хлопнул себя ладонью по лбу. – Извини, пожалуйста.

Он полез в карман жилета и высыпал на журнальный столик несколько матовых кристаллов, пару старинных монет и небольшой тускло-жёлтый камешек – всё это с пригоршней песка. Она вздохнула. Конечно, это в его стиле – каменную безделушку прятать за пазуху, а неогранённые алмазы носить в кармане вперемешку с песком.

– И что я с этим буду делать?

– Продай кому-нибудь.

– Как ты себе это представляешь? Я не пойду на рынок торговать драгоценностями.

– И не надо на рынок. Обратись к ювелиру.

– Любой ювелир поинтересуется, откуда у меня всё это.

– Скажи, что нашла. Можешь даже сделать официальное заявление о находке.

– Чтобы мне досталось только двадцать пять процентов?

Он развёл руками.

– Извини, в пустыне нет банкоматов. Всё, что можно выменять за эти камешки там, не имеет никакой ценности здесь. За серебряную монету я могу получить немного воды у караванщика – если, конечно, повезёт встретить караван.

Она отошла к окну и отвернулась. Вспомнив о воде, Он поёрзал в кресле:

– Знаешь, я бы принял ванну.

– Конечно.

Вертя в руках камень, Она слушала фырканье и плеск, доносящиеся из ванной комнаты. Не спеша сходила на кухню, достала пару китайских чашек с полки и приготовила кофе. Через четверть часа – по телевизору как раз начались новости – Он опять появился на пороге, на этот раз посвежевший, с капельками воды на бровях. В мокрой футболке, как будто только что вернулся из субтропиков.

– Чувствую себя бегемотом. Знаешь, для чего бегемоту широкие ступни? Чтобы удобнее было скакать по кувшинкам.

Теперь, когда Он перестал щуриться, на обгоревшем лице проявились светлые морщинки. Хорошо, что не побрился, а то стал бы похож на африканскую маску.

– Хорошо, что ты не побрился.

– Там, куда я собираюсь, с бородой будет теплее.

– Опять собираешься? – Она встала, разгневанная не на шутку. – Он собирается, с ума сойти! А может, мне запереть тебя?

Он поставил на стол недопитый кофе.

– Боюсь, ничего не выйдет. Все замки не запрёшь, а каждая дверь куда-то ведёт – если знаешь, куда.

– У тебя все они ведут прочь.

– Но я же возвращаюсь. Я всегда возвращаюсь…

– А я должна, как идиотка, всю жизнь дожидаться твоего возвращения?

– Тебе не нравится твоя жизнь?

– А тебе твоя, я вижу, нравится. Ты, конечно, неплохо устроился.

– Я предлагал тебе…

– Предлагал что? Рай в шалаше? Постель под открытым небом?

– Ты же свободна – и можешь делать всё, что хочешь, а не только то, что разрешают местные правила приличия… Никто не виноват в том, что для тебя свобода выбора – это всего-навсего возможность пойти в другой солярий или возможность сменить парикмахера. Свобода выбора лака для ногтей… Устрой свою жизнь, как считаешь нужным. Сделай что-нибудь, что тебе хотелось сделать с самого детства. Не обращай внимания на людей, которые свободны только в выборе индивидуальной клетки.

– Конечно, для тебя целый город – это клетка! Миллионы людей живут в городах.

– Ничего не имею против миллионов людей. Жаль только, что они такие одинаковые.

Бесконечный – с паузами в несколько месяцев – диалог продолжался.

– Если дело только в недостатке внимания – в конце концов, ты можешь завести себе любовника.

– Для того чтобы однажды ты, ввалившись без предупреждения, застал меня в объятиях другого?

Он смутился.

– Ну, ты же знаешь – я могу вернуться только сюда. Почему-то только сюда. Я пробовал входить в другие двери… не получается. Наверное, я вообще не способен возвращаться ни к кому, кроме тебя.

– А как же хвалёная свобода передвижения? – продолжала издеваться Она. – Вся твоя свобода замыкается на этом месте, да?

– Получается так. – Он немного подумал. – Получается, что я никуда не могу уйти с этой планеты. Пока.

– О боже! Я говорю тебе о доме, а не о планете.

– А что такое дом?

Такая постановка вопроса её озадачила.

– М-да. – Он поднялся. – Пожалуй, я пойду. Ты ещё не выбросила тёплый спальник?

Она молча смотрела, как он собирается. Куртка на пуху, толстые штаны, перчатки до локтей. Откуда-то из кладовки появился моток репшнура. Рюкзак разбухал на глазах. Когда Он оделся и протопал альпинистскими ботинками к двери, ведущей в коридор, Она остановила его и протянула вязаную шапочку.

– Да, мне нравится жить в городе. Мне нравится, что из крана течёт вода и что по телевизору показывают кино. Что диван – мягкий. Что не надо беспокоиться о ночлеге и что можно валяться у синего моря в шезлонге, не думая ни о чём. Не вижу в этом ничего плохого.

Он пожал плечами.

– Если смотреть из шезлонга, море всегда одинаково синее – даже если оно Красное или Жёлтое.

Потом Он просто открыл дверь и вышел в горы.

Сразу за дверью, в которую он шагнул, вместо коридора начиналось заснеженное ущелье. Он шёл, проваливаясь по щиколотку, не останавливаясь, не оглядываясь – только один раз замедлил шаг, чтобы поддёрнуть рюкзак повыше. У неё замёрзли ноги в домашних тапочках, но она стояла и смотрела ему вслед, зная, что стоит закрыть дверь – коридор вернётся на привычное место, и останется только лужица на паркете.

В горах вставало солнце. Следы, которые начинались от порога, ветер тут же заметал снегом.

 

Там, за дверью

Непонятный был сон. Олегу снилось, что он ходит в каком-то тумане, держа в руках странную металлическую штуковину. Нужно было что-то сделать, но он никак не мог понять, что именно. Время от времени он просыпался, смотрел в темноту, переворачивался на другой бок – и опять уплывал в туман. Бесцельное перемещение в пространстве без верха и низа ему совсем не нравилось.

С таким настроением и проснулся. Жена посапывала под боком, плотные шторы едва пропускали свет. Прошлёпал в ванную, взглянул в зеркало, поморщился. Физиономия выглядела помятой, с беспомощным выражением в глазах. Олег очень не любил неопределённость. Даже во сне. Не любил, и всё. Осталось раздражение, которое, как он чувствовал, испортит ему весь день.

Галстук выбирал долго. Поняв, что никакой выбор его всё равно не устроит, повязал первый попавшийся и набросил пиджак. Неудачный день всё равно придется прожить, никуда не денешься. Прошёл в спальню, тронул за плечо жену. Раньше одиннадцати она с постели не вставала, он к этому давно привык. Жена потянулась, не открывая глаз, подставила для поцелуя щёку и перевернулась на другой бок. Олег равнодушно ткнулся в эту щёку губами и вышел.

«Вот кому хорошо живётся», – с внезапной завистью подумал он, сбегая с крыльца: у бомжа, привалившегося к мусорному контейнеру, сонная физиономия излучала блаженство. «Всё просто и ясно, никаких проблем. Зимой, правда, тоскливо. Однако – нужно тряхнуть управляющего, пусть выметет это безобразие со двора, иначе придётся жильё менять. А не хочется, привык…»

Автомобиль мягко щёлкнул центральным замком. Олег бросил кейс на заднее сиденье, уселся поудобнее и выехал со двора. Бомж приоткрыл один глаз, дождался, пока огоньки пропадут из вида (Олег безопасность ценил, всегда ездил с включёнными габаритами) и шустро поднялся. Скинул пальто и вязаную шапку, всю в картофельной шелухе, затолкал отрепье в мусорный контейнер. Протёр лицо салфеткой, обмахнул вполне приличные брюки и ботинки и не спеша вышел через арку на проспект.

На работу Олег опоздал. Не потому, что пробки задержали – к ним он привык и выезжал загодя, зная, в какое время примерно по проспекту пролетает кортеж с мигалками. Обычно удавалось пристроиться кортежу в хвост и проскочить основные перекрёстки. Подъехал к офису он вовремя, но какой-то новичок из отдела продаж успел втиснуть свою развалюху на его место. Олег долго выговаривал охране про субординацию, охрана послушно кивала. Про себя Олег охранников иначе как туполобыми не называл, но на людях обычно был сдержан. А сегодня едва не сорвался. Вошёл к себе, когда часы показывали двадцать минут одиннадцатого.

Глуповатая длинноногая секретарша (Олег искренне считал, что деловое «секретарь» этой особе не подходит) хлопала ресницами, путаясь в трёх словах. В конце концов удалось у неё выяснить, что шеф спрашивал Вайнгардта четверть часа назад. Ждать шеф очень не любил.

Разрываясь от бессильной злобы к амёбе, у которой не хватило интеллекта на звонок по мобильному, Олег пешком взлетел на следующий этаж и замер перед дверью шефа, переводя дыхание. Умница Светочка сразу сняла трубку, набрала номер и через секунду кивнула – можно. Олег отворил дверь и вошёл.

– Садись. – Шеф никогда ни с кем из подчинённых не здоровался – во всяком случае, на памяти Олега такого не случалось. Отодвинув единственный стул, он присел за девственно чистый приставной стол точно напротив шефа, зная по опыту, что тому это нравится.

– Слушай, Олег, есть одно дельце. – Шеф раскрыл визитницу и принялся копаться в ней. – Куда я его задевал? Здесь же был, сам видел… Свалился тут один буржуй на мою голову, я ему назначил на сегодня, а у меня дела, как назло.

Олег догадывался, какие у шефа могут быть дела. Завтрак в гольф-клубе или очередная прогулка с женой по магазинам – вот и все его дела. Правда, завтрак с каким-нибудь министром иногда способен дать больший результат, чем изысканный маркетинговый ход.

– Во, нашёл. – Шеф выковырнул визитку из пластикового кармашка, повертел в руках и бросил через стол Олегу. Картонный прямоугольник скользнул по полированной поверхности и непременно бы упал, если бы Олег не прижал его на самом краю.

– В принципе, особо с ним разговаривать не о чем. Так, в общих чертах… Хорошо бы понять, чего ему от нас надо. По-русски он чешет нормально, да и у тебя с языками порядок, так что непонимания быть не должно. Назначено на одиннадцать… Если решишь, что дело того стоит – своди его куда-нибудь, представительские возьмёшь у секретаря. Особо не шикуй, иностранцы этого не любят.

Шеф откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе, выжидательно глядя на Олега. Обычно это означало конец аудиенции. Олег поднялся, аккуратно поставил стул на место и вышел из кабинета.

Иногда приходилось заниматься подобными делами. Похоже, шефу нравилось, когда компанию представляли молодые сотрудники – с одной стороны, бизнес требует определённого стандарта поведения, «чи-и-из» в шестьдесят четыре зуба и грамотно подобранного галстука, с другой – всегда можно вмешаться в процесс, снисходительно похлопав по плечу лезущего вон из кожи юношу, и закончить дело лёгким движением мизинца, благо вся подготовительная работа уже сделана. Олег давно понял эту несложный механизм и занял в нём своё место шестерёнкой нужного размера, зная, что каждый оборот в правильном направлении добавляет циферку на счётчик.

К себе он вернулся почти спокойным. Правда, когда увидел секретаршу, мстительно запросил данные из филиалов за предыдущую неделю. Криво улыбнулся, глядя в испуганные глаза, и неплотно прикрыл дверь, чтобы во всех подробностях слышать, как дура будет биться в истерике – какие уж там данные из филиалов, она и кофе варить толком не умела. Уволить её он не мог – по слухам, кому-то из городского начальства корова служила подстилкой, и шеф пристроил её к Олегу, зная его лояльность интересам фирмы.

Снял пиджак, откинулся в кресле, вертя в руках визитку. «Томас Т. Томас, консультант по общим вопросам. Скайшайн интернешнл». Знаем мы этих консультантов, не хозяева и не работники – так, сбоку припёку. «Скайшайн». Какой-нибудь оффшор задрипанный, а туда же – «интернешнл»… Из-за двери донеслись первые всхлипы – концерт начинался. «Выбирают же… – Олег с отвращением покачал головой. – Хотя что с них взять? Какое начальство, такие и подстилки…»

Без пяти минут одиннадцать он, белозубо улыбаясь, вошёл в переговорную с протянутой для пожатия рукой.

– Мистер Томас?

Стоявший возле окна мужчина обернулся, сделал пару шагов навстречу и флегматично протянул руку. Пожал крепко, но не чрезмерно. Олег предложил садиться, принесли кофе. Теперь нужно было извиниться за отсутствие шефа. Здесь всё проскочило гладко – гость улыбался понимающе.

– Руководители – люди страшно занятые. – Олег отметил про себя незнакомый шепелявящий акцент и приличный словарный запас собеседника. Говорили по-русски. – Но я не сомневаюсь, что ваш босс сделал лучший выбор, предоставив мне возможность побеседовать с компетентным специалистом…

Титульная часть шла размеренно. Олег приглядывался к гостю, понимая, что гость так же приглядывается к нему. Первое впечатление было спокойным. Одного с Олегом роста, чуть шире в плечах. Волнистые светлые волосы, причёска от хорошего мастера – не всякий справится с кудрями. В глаза смотрит редко, но внимательно. Не очень правильные черты, хотя лицо, в общем-то, приятное. Одежда неброская. Галстук повязан чуть небрежно – ровно настолько, чтобы было видно, что повязан самостоятельно. Сдержанный интерес к положению компании Олега на рынке. Возможность совместных перспектив. И всё это как бы между прочим, как разговоры о погоде. Олегу почему-то казалось, что для гостя это не главное.

Разговор перешёл в иную плоскость. Гость не торопясь полистал записную книжечку, черкнул что-то и согласился поужинать вместе завтра вечером. Он-де путешествует в одиночку, но если Олег сочтёт возможным познакомить с женой, будет очень рад. В ответ на удивлённо поднятые брови взглядом указал на кольцо Олега. Сам не носил ни колец, ни часов, по которым так легко определяется статус – это Олегу не то чтобы не понравилось, просто… Просто Олег очень не любил неясностей. Например – прощаясь, он разглядел у гостя морщинки, по которым можно было легко накинуть десяток-другой лет, а ведь разговаривали они как ровесники.

Проводив мистера Томаса Т. Томаса к лифту, он подошёл к окну, чтобы посмотреть, на чём тот уедет. С гостевой стоянки подошла презентабельная «Вольво», судя по номерам – арендованная. Гость легко сбежал с крыльца, сел на заднее сиденье. Перед тем, как захлопнуть за собой дверь, поднял голову вверх, посмотрел прямо в глаза Олегу и улыбнулся. Олег отпрянул от окна, словно его уличили в какой-то непристойности, чертыхнулся и пошёл к себе, вымещать злобу на секретарше.

Сам он ездил на недавно купленном «Опеле». На модель этого года денег не хватило, а покупать «сэ-конд-хэнд» уже не позволял статус. Олег дождался распродажи и купил прошлогоднюю модель с хорошей скидкой. Различия между машинами этого и прошлого годов выпуска не очень бросались в глаза, а для всезнаек пришлось пустить слух, что машины свежей серии имеют хронический заводской дефект.

К полудню позвонила соизволившая проснуться жена.

– Чмок, – сказала она в трубку, позёвывая. – Ты на работе?

– Да, милая. Где же мне ещё быть? – Олег снова начал раздражаться. «А куда ты, интересно, позвонила, как не на работу?!»

– Мы сегодня идём куда-нибудь?

– Сегодня – нет. Идём завтра. Деловой ужин с потенциальным партнёром. Пожалуйста, постарайся не забыть.

– Лежик, я не спрашивала про завтра. – В трубке было слышно, как она отхлёбывает что-то. – Я спрашивала про сегодня, ты что, глухой у меня?

– Нет. Я всё прекрасно слышал. – Олег оттянул ворот рубашки, настолько захотелось выругаться. – Сегодня у нас свободный вечер.

– Тогда я поеду в сауну. Девчонки обещали отличную сауну. Чмок.

Как всегда, она прервала разговор без предупреждения. Олег так хрястнул трубкой по столу, что пластмасса брызнула в стороны. В дверь просунулась испуганная физиономия с коровьими ресницами.

– Что? – свирепо спросил Олег, и физиономия исчезла. Он прошёл к двери и распахнул её настежь. Секретарша похудела на глазах.

– Закажите мне новый телефон.

– Х-хорошо. – Она судорожно принялась перебирать бумажки, как будто на столе не было компьютера. – А… а какой?

– Точно такой же, как этот – он кивнул на обломки. И добавил контрольный в голову: – Только целый, пожалуйста.

* * *

На неприятности у Олега было чутьё с самого детства. Достаточно острое чутьё. Поначалу он не отдавал себе в этом отчёта – просто успевал улизнуть до того, как они, неприятности, должны были начаться. Ему ничего не стоило вдруг бросить в самом разгаре футбол во дворе и сбежать за минуту до того, как мяч влетал в соседское окно. Во дворе его считали везунчиком и относились с лёгким подозрением – в рискованных мероприятиях он никогда не участвовал. Почти никогда.

Однажды он чуть было не стащил у приятеля многоцветную шариковую ручку. Став взрослыми, люди забывают, какой бывает жажда обладания – странная тяга, почти мания, гораздо больше похожая на любовь, чем на зависть. Ручка была безумно хороша; Олегу она даже снилась. Ему было неприятно, как Серёга обращается с ней – бросает где попало, один раз чуть не наступил ногой. Олег едва не вскрикнул. Он бы никогда такого не допустил. Он бы хранил это сокровище в укромном месте, изредка прикасаясь к нему ради удовольствия. Он представлял себе, каким свободным и размашистым станет у него почерк, когда он возьмёт её в руки… На большой перемене, когда класс умчался в столовую, Олег вернулся и запер за собой дверь. Сглотнув, он на дрожащих ногах подошёл к парте и подёргал замок Серёгиного портфеля. Не решаясь заглянуть внутрь, засунул руку и нащупал вожделенную ручку в тоненьком кармашке. Как только пальцы коснулись её, он замер.

Он вдруг очень ясно понял, что не сможет сохранить в тайне обладание этим предметом. Не потому, что проболтается одноклассникам, нет, всё должно было произойти иначе… Он почувствовал вдруг, что ручку случайно найдёт мать, и она не постесняется прийти в школу и навести справки. Бесславие и позор, которые наступят неизбежно, ошеломили его, и он отдёрнул руку, словно обжёгшись. Всё это промелькнуло перед глазами в один миг. Олег сразу поверил, что именно так всё и произойдёт, настолько резким было впечатление.

Трясущимися руками он открыл дверь и вышел в коридор. Вряд ли он тогда понял, что случилось. Но вкус ещё не случившихся событий запомнил надолго.

Постепенно он это ощущение осознал и привык к нему. Иногда удивлялся – неужели остальные не чувствуют, что в случае того или иного поступка обязательно случится что-то неприятное? Потом перестал удивляться, приучив себя обходить расставленные ловушки. На экзаменах выбирал самые простые билеты – достаточно было прикоснуться к ним рукой, и всё становилось ясно. Репутация везунчика только укрепилась, и никто не знал, что везение – обратная сторона предусмотрительности. У Олега словно появился наставник, время от времени говоривший «нельзя».

Как оказалось, очень многого в жизни можно добиться, если просто не ввязываться в истории. Правда, путь наименьшего сопротивления был не так прост, как может показаться. Иногда приходилось поступать вразрез с собственными желаниями. В институте, куда он с лёгкостью сдал вступительные, ему понравилась бойкая девчонка с параллельного потока. После пары месяцев знакомства он пригласил её домой и познакомил с матерью. Мать, конечно, отнеслась к ней прохладно – Татьяна Алексеевна вообще ни с кем не допускала панибратских отношений, не делая исключения и для собственного сына. Она всегда ставила перед ним планку выше той, которую он мог взять. Девочка это поняла и не обиделась, по натуре она была вполне покладистым человеком. Олег надеялся, что мать со временем оттает. Всё шло к женитьбе, но однажды он почувствовал неясную тревогу. К этому времени он вполне полагался на ощущения и знал, что колокольчик просто так не зазвонит. Какие-то неприятности должны были произойти – скорее всего не сейчас, а в отдалённом будущем. Но неприятности ни в каком виде его не устраивали. Помучившись пару недель, он всё-таки разорвал отношения.

Подружку он увидел пару лет спустя – она стояла, покачиваясь, с бутылкой пива возле автобусной остановки. Юбка не прикрывала ничего, зато блузка была с рукавами до самых кистей – и это в тридцатиградусную жару. Олег перешёл на другую сторону улицы, старательно разглядывая витрины.

Женился он на четвёртом курсе. Ольга была милой, не слишком ветреной, не слишком домашней. Главное – Олег чувствовал, что от неё не пахнет проблемами, и это ему очень нравилось. Мать, кажется, даже была довольна – невестка умела держаться со светским достоинством, когда это было необходимо. Кроме того, «Олег и Ольга» звучало очень романтично.

Поначалу жили в однокомнатной квартире, которую снимали на деньги матери. Тесть Олега молодую семью не баловал – с точки зрения человека военного, не служивший юнец мало на что годится, даром что безотцовщина. Но Олег вёл себя уважительно, никогда ни о чём не просил, к жене был по-настоящему ласков и вскоре после выпуска с отличием тесть пристроил его в крупную компанию, которой руководил приятель, отставной полковник какой-то из спецслужб.

Олег попал в отдел аналитики и прогнозирования. Вот здесь он почувствовал себя как рыба в воде – освоившись с обстановкой, сделал несколько весьма точных прогнозов, чем позже заслужил внимание руководства.

Начальник отдела поначалу от Олега отмахнулся – он был математиком, а не политиком и доверял цифрам. Выкладки вернул Олегу с визой: «Липа. Больше работать с материалом». Дата. Подпись.

Олег только пожал плечами – он и так прекрасно понимал, что сёрьёзной проверки сделанная им работа не выдержит. Он полагался на собственное чутьё больше, чем на исходные данные, и поэтому просто подогнал задачку под ответ. Оставалось только ждать – один из прогнозов был на два месяца вперёд.

Когда через два месяца рынок дрогнул и повернулся в предсказанную им сторону, Олег вернулся к этому вопросу, выложив начальнику на стол зарезанный прогноз. Начальник смущённым не выглядел – и не такие случаются совпадения, а вот неточности в цифрах – это, батенька, кощунство. Второй сбывшийся прогноз его уверенности тоже не поколебал. Олег почувствовал, что работает впустую.

Тем временем рынок тревожно пошевеливался. Назревало что-то большое, Олег это ясно чувствовал. Ситуация его беспокоила, хотя он, как обычно, не мог обосновать причины беспокойства. Для него ощущение было привычным. Он доверился предчувствиям, как уже привык делать, и постарался защитить свои небольшие средства. Когда эта работа была сделана, он собрался с духом и записался на приём к самому шефу.

Внимательно выслушав все выкладки запинающегося Олега, шеф побарабанил пальцами по совершенно пустому столу и сказал с непонятным сожалением:

– Эх, мальчик, тебя бы тогда к нам… А теперь что? Деньги, только деньги… Ладно, иди, работай.

Шеф давно знал о том, что должно было произойти на рынке, и принял необходимые меры. Но он прекрасно понимал, что одно дело – знать, имея достоверные данные сверху, а совсем другое – вот так, вслепую, прочитать и просчитать ситуацию. Когда-то людей с такими способностями быстренько зачисляли на государственную службу… Кроме того, Олег изложил ему ещё один вариант развития событий, который на первый взгляд выглядел совсем невероятным, но… Шеф знал не понаслышке, что раз в год стреляет и незаряженное ружьё. Он потыкал пальцем в кнопки мобильника и развернулся вместе с креслом к окну, из которого был виден проспект.

– Сан Николаич? Здравствуй, дорогой. Сдаётся мне, кое-что мы с тобой упустили – или ты решил без меня втихую сработать, старый мошенник… Конечно, не по телефону. Нет, давай через два, я подъеду – побродим, поговорим…

Через неделю, когда страна сходила с ума, Олег получил толстый конверт и место начальника отдела. Математика задвинули куда-то на периферию – за недальновидность. Олег вступил в должность, чувствуя за спиной шёпоток и любопытные взгляды. Набравшись терпения, он в течение года под разными предлогами уволил всех своих бывших сослуживцев и только тогда вздохнул спокойно. Для вновь нанятых сотрудников он был боссом с самого начала.

Вначале пришлось работать за троих – новый отдел был сыроват. Там, где не хватало информации, Олег откровенно полагался на чутьё, другого выхода у него не оставалось. К тому же он предусмотрительно оставил пару вакансий на случай, если руководство захочет пристроить кого-то из своих, и сам компенсировал недостаток сотрудников.

Шеф издалека наблюдал за его действиями, никак не комментируя. Приказы об увольнениях и назначениях возвращались подписанными, премии выплачивались исправно.

Однажды он вызвал Олега к себе, подошёл к окну.

– Всё на совкомобиле ездишь? Пора тебе транспорт сменить, как-никак начальник отдела. Иди вниз, глянь вон ту лайбу. Понравится – отдам недорого. Ключи на охране, передашь – я сказал. – И ткнул пальцем за окно. Олег со своего места увидел только тёмную покатую крышу.

Послушно спустившись вниз, он взял ключи и вышел на стоянку. Там стоял антрацитовый «Ауди», опираясь на асфальт широко расставленными лапами. Автомобиль холодно смотрел на визитёра с выражением тевтонского превосходства. Олег осторожно уселся в пахнущее дорогой кожей кресло. От машины исходил такой явный запах тревоги, что ему было не по себе. Из уважения к шефу он посидел ещё немного, потом обошёл машину кругом, сдал на охрану ключи и поднялся обратно наверх.

– Ну что? – Вопреки обыкновению, шеф изучал какую-то бумагу. – Берёшь?

Олег пожал плечами.

– Большое спасибо за предложение, но скорее всего, нет…

Шеф положил бумагу на стол текстом вниз.

– Что так?

– Вы же знаете, у меня жильё сейчас в первую очередь… Не могу. – Олега что-то дёрнуло. – И вам не советую.

– Ну-ка, ну-ка, – шеф повернулся заинтересованно. – Это почему?

– Так… – Олег замялся, пытаясь обернуть всё в шутку. – Вам больше бы «Мерседес» подошёл.

Шеф по какой-то своей причуде продолжал ездить на «Волге». Правда, «Волга» была не простая.

– «Мерседес», говоришь… Ладно, – он махнул рукой. – Иди, работай.

Про себя отметил, что с машиной надо побыстрее расстаться: если этот мальчик что-то учуял, то с «Ау-ди» наверняка что-то не так… или станет не так в ближайшее время. У парня нюх на подобные вещи. Со временем надо будет подтянуть его поближе. Сейчас рановато, молодой совсем…

Слова шефа про совкомобиль Олег запомнил. Он вообще многое помнил и быстро учился, уже по привычке избегая нежелательных последствий. Пришлось купить старенькую, но с виду вполне приличную «Рено». Хлопот с ней было достаточно, но Олег тщательно это скрывал. Откровенничать он и так не любил, а за всё время работы близко ни с кем не сошёлся. С корпоративных вечеринок уходил, едва разъезжалось начальство. Пил понемногу, о футболе не рассуждал и старался держаться чуть в стороне. На практике это выглядело – чуть сверху.

Олег подозревал, что шеф уже пригляделся к нему. Иногда на совещаниях задаёт вроде бы пустяковые вопросы и внимательно слушает – но не сами ответы, а интонацию. Иногда посылает на встречи с партнёрами, расспрашивает о результатах, пытаясь в первую очередь выяснить его, Олега, мнение.

Олег и сам понимал, что успевает за несколько минут общения с человеком почувствовать, способен ли контакт доставить неприятности. По его инициативе однажды был разорван достаточно крупный контракт. Финансовый директор рвал, метал и требовал объяснений. Шеф, как обычно, ушёл в тень и наблюдал оттуда за кипевшими страстями. Олег от схватки привычно уклонялся, понимая, что время работает на него. В итоге он оказался прав – что не удивило ни его, ни шефа, – и заставил финансистов прислушиваться к себе.

Положение Олега в компании вызывало осторожную зависть сослуживцев. Ему доверяли многое, поручали ещё большее. Со временем он обзавёлся жильём в престижном районе, вернул долги матери – в финансовых вопросах был страшно педантичен. Свято чтил шекспировского Полония: «Не занимай и не ссужай – ссужая, лишаемся мы денег и друзей, а займы притупляют бережливость». Жена потихоньку привыкла просыпаться ближе к полудню и не слишком заботилась о завтрашнем дне.

А Олег иногда стал просыпаться по ночам оттого, что привиделось что-то странное. Но всёрьёз этому значения не придавал. Карьера росла как на дрожжах, метафизические вопросы о смысле жизни отползли куда-то на второй план и понемногу угасли. Свою способность предчувствовать Олег осознал и оценил, но теперь относился к ней иначе – по пустякам не напрягался, берёг для сёрьёзных дел.

Шеф использовал Олега аккуратно. Чаще всего – для прощупывания новых партнёров. И Томаса к нему направил не случайно – старые связи не дали никакой информации ни персонально по Томасу, ни по «Скай-шайну». Поэтому предстояло отдуваться Олегу.

Без пяти минут восемь они с женой вошли в ресторан при гостинице. Жена была в вечернем платье, волосы чуть осветлила и уложила. На шее было неброское, но дорогое колье.

Томас был уже здесь, и Олег почувствовал неловкость – вроде бы и пришёл заранее, а всё равно опоздал.

– Моя жена Ольга, – представил Олег.

– Томас. Я знаю, что на вашем языке собеседника иногда принято называть по отчеству, но в моём случае это очень просто – зовите меня Томас, Томас Томас или, если угодно, Томас Томас Томас. Очень удобно, как видите.

– Мистер Томас, ваши родители – весьма остроумные люди. – Ольга чуть улыбнулась. – По крайней мере, они позаботились о том, чтобы никто не путался в ваших именах.

– Благодарю, миссис Вайнгардт. – Томас чуть поклонился. Олег отметил, как внятно, до буковки, Томас выговорил фамилию. – Право, будь вы с ними знакомы, ваше мнение насчёт их остроумия было бы чуточку иным…

За светским трёпом прошли две перемены блюд. Томас вёл себя свободно, даже раскованно, время от времени посматривая на Олега холодными глазами. Олегу не нравилось, что предчувствия молчали. Не то чтобы благоприятно молчали, а были словно заглушены. Он не мог определить ни национальности Томаса, ни статуса. А неопределённость никогда ему не нравилась.

Томас подливал и подливал Ольге в бокал, и она, глупая, только кивала благосклонно. Олег видел это, но сделать ничего не мог – этикет сковывал руки.

Жену уже понемногу заносило. Олег почувствовал это и решил не доводить до крайности – вызвал такси, шепнул жене «милая, тебе нужно отдохнуть» и выпроводил её, вздохнув с облегчением. Томас меланхолично наблюдал за происходящим, никак не выказывая своего отношения. После десерта он так же спокойно заметил:

– Мы могли бы продолжить разговор в моём номере.

– А вы остановились именно здесь? – Олег демонстративно поднял брови. – Надо же, какое совпадение! Если бы я знал, что вам уже знакома кухня этого ресторана, мы бы выбрали другое место.

Совпадением здесь и не пахло. Ещё в полдень Олегу сообщили название гостиницы и номер, в котором Томас остановился. Оставалось только разыграть партию.

– Да, в некотором роде я выступаю хозяином, поскольку поселился здесь. Если я правильно помню, принимающая сторона по русской традиции оплачивает угощенье. – Томас не дал Олегу возразить. – Но, поскольку гостиница находится в России, а стало быть – мы оба «принимающая сторона», предлагаю всё же поделить расходы поровну. Кажется, это будет вполне справедливо, вы не находите? Давайте так и сделаем, ни мне, ни вам не будет обидно…

Предложение было разумным, Олег не стал возражать. Обычно все расходы ложились на него. Шефу легко говорить – «не шикуй, иностранцы не любят».

Ещё как любят, едят и пьют за милую душу! Понятное дело, чеки в секретариат Олег не носил, считал ниже своего достоинства.

В лифте ехали молча. Томас распахнул дверь, жестом пригласил Олега в номер. Пока гость осматривался, так же молча налил виски, протянул стакан. Олегу пришлось начинать разговор заново:

– У вас очень хороший язык.

– Сёрьёзно? – Томас поднял брови, легко улыбнулся. – С ума сойти, какой комплимент. Невелика заслуга – черпать недостающие слова из головы собеседника. Правда, иногда попадаются заковыристые выражения. А некоторые вообще мыслят такими категориями, что произносить страшно.

– Что есть – то есть. – Олег мало что понял, но беседу надо было поддержать. Хотя разговор сворачивал совсем не в ту сторону.

– Ладно, к делу. – Томас в кресло не сел, отошёл к окну со стаканом в руках. – Полюбезничали – и будет. Как ты понимаешь, я здесь по твою душу. – Олегу снова бросился в глаза странный акцент. – Ты не хочешь ничего сказать Курьеру?

Олег пожал плечами. Непонятно складывалась беседа. Вернее, монолог Томаса.

– Ты хорошо спрятался. Я тебя выхаживал почти месяц по местному календарю… Расскажи хоть в общих чертах, как обстоят дела.

Разговор принимал совсем дурацкий оборот. Курьер какой-то. Это что, наркомафия? За кого тогда его принимают?

– Н-не понимаю, как это относится ко мне. – Олег откинулся в кресле. – Вы меня ни с кем не путаете?

– Нет, ты прелесть. Ты просто прелесть, Разведчик. – Томас произнёс это, как выплюнул. Скинул пиджак, повесил на спинку кресла. – Изволь, я скажу тебе всё. Несмотря на все твои заслуги… Мне на тебя смотреть противно. С каких это пор тебя стал устраивать такой образ жизни? Взгляни на себя в зеркало, растение! Завёл себе нору, которую вы здесь называете домом, завёл глупую самочку, которую, правда, не стыдно показать другим самцам. У тебя есть даже общественное положение и возможность плевать на тех, кто стоит на ступеньку ниже. И что ты будешь делать со всем этим дальше, а, Разведчик? Сожрёшь через пару лет своего босса, купишь машину побольше и нору попросторнее? Поднимешься ещё на одну ступеньку? Может быть, ты и сына научишь быть таким же жадным идиотом? Хотя нет, ты не родишь сына – для этого ты слишком себя любишь и прекрасно знаешь, что можешь потерять… – Олег хотел возразить, но Томас требовательно поднял руку. – И у тебя не останется ни одного шлюза, ни даже крохотной тропинки между звёзд, которую могли бы назвать твоим именем. Хотя, что тебе звёзды? – Он раздражённо дёрнул плечом. – Их в кошелёк не положишь… Вот уж никогда не думал, что так может кончиться Разведчик. Да ты и не Разведчик уже – так, мелкий обыватель, который использует свой дар для того, чтобы набить пузо поплотнее. Как тут говорят, забил гвоздь микроскопом. По самую шляпку забил. Видно, не зря ходят слухи, что на этих задворках даже Посланники спиваются от безысходности, настолько тут климат… своеобразный. И чего тебя сюда потянуло, в таком случае? Где твоя хвалёная интуиция? Что, нельзя было другой маршрут проложить?

Он повернулся к Олегу – прямой, холодный, со сложенными на груди руками. Олег встретился с Томасом глазами и вздрогнул: глаза у Томаса, внезапно потемневшие, поблёскивали синеватыми искорками. Олегу стало зябко отчего-то, и даже обида от несправедливого выговора запнулась на полуслове – настолько непривычно выглядел собеседник.

Через пару секунд Томас, только что стоявший как статуя, вздохнул и расслабился. Плечи опустились, глаза сначала потухли, потом наполнились обычной синевой. Олег, всё это время молчавший, несмело произнёс:

– Что здесь всё-таки происходит? Я ничего не понял из того, что вы сказали. – Постепенно он пришёл в себя и начал злиться. Дурацкие разговоры, дурацкие кошмары по ночам, ещё и спятивший иностранец на его голову. Олега понесло. – Какие разведчики? Какие казаки-разбойники? Какой на хрен дар? Ты что, «Звёздных войн» насмотрелся? Ещё мечом джедайским помаши, ненормальный. У психиатра давно был?

– Ах вон ты как? – сказал Томас почти уважительно. – Ну, тогда не обессудь.

Что-то мокрое текло по лицу. Было очень неприятно, но открывать глаза не хотелось.

– Давай-давай, – приговаривал Томас, похлопывая его по щекам. – Давай, поднимайся, не так уж тебе и плохо.

Голова была набита ватой, подташнивало, и боязно было вставать. Томас помог ему приподняться, и Олег сел, привалившись к стене.

– Извини, ошибочка вышла. – Томас разглядывал его внимательно, словно видел в первый раз. – Сбил ты меня с толку. Хотя если разобраться – не совсем ошибочка. Кое-какие признаки налицо… – Он сосредоточенно посмотрел Олегу в глаза.

Где-то ближе к затылку защекотало, и Олег невольным жестом втянул голову в плечи.

– Вот видишь, – Томас удовлетворённо кивнул. Потом поднялся с корточек, прошёлся по номеру, набросил пиджак. – Кто же ты такой, Олег Вайнгардт? Ну ладно, всё равно не скажешь, потому что сам не знаешь, кажется. Надо бы покопаться в твоей родословной на досуге… Прощай. Извини ещё раз.

Он подошёл к двери, ведущей в ванную, и распахнул её. Из дверного проёма хлынул свет, Олег увидел яркую зелень каких-то растений и почувствовал странный запах, словно смешанный из нескольких знакомых. Томас на мгновение задержался на пороге, хотел что-то сказать – Олег ясно увидел, как дрогнули губы – потом с безнадёжностью махнул рукой и шагнул вперёд, плотно закрывая за собой дверь. В номере остался запах прелых листьев и каких-то тропических фруктов. Помотав головой, Олег решил, что ему всё-таки померещилось – там, за дверью, явно был полдень.

С трудом поднявшись, он вытер лицо свисавшим с головы полотенцем. Прямо боевик какой-то, Голливуд отдыхает. Он помнил, как Томас вытянул руку ему навстречу, и как он отлетел в угол номера и прилип к стене, как бабочка на булавке. Потом Томас удивлённо наклонил голову, словно ожидал чего-то другого, сделал странное движение кистью, и Олег оказался на полу, свалив по дороге кресло.

Пошатываясь, он прошёл к двери в ванную и открыл её. Было темно, капала вода из неплотно закрытого крана. Олег пошарил рукой, нашёл выключатель. Ванная как ванная, для такого отеля – ничего особенного. Машинально он закрыл кран, повесил на дверную ручку мокрое полотенце. Поглядел в зеркало, причесался, поправил галстук. Идиотизм. Галлюцинации. Надо придумать, что сказать шефу. Не докладывать же, что этот тип устроил сеанс гипноза и ушёл в джунгли сквозь ванную комнату?!

Ближе к полуночи Олег добрался домой. Жена уснула, так и не успев раздеться. Олег подвинул её бесчувственное тело на противоположный край кровати, выпил пару таблеток аспирина и повалился навзничь.

Снилась опять белиберда. Олег шастал по поляне, выискивая какое-то непонятное место, и даже во сне очень болела голова. Он проснулся и лежал в постели, разглядывая в полутьме потолок. Эти одинаковые сны настолько ему осточертели, что даже закрывать глаза не хотелось.

Пришлось сходить на кухню и оглушить себя хорошей дозой выпивки. Правда, под утро всё равно пришлось бродить по лесу с какой-то странной железкой в руках, и уж совсем некстати в голове поселилась мысль об отце.

Утром, одеваясь, Олег пытался размышлять – настолько, насколько позволяла распухшая голова. «Что там говорил этот тип? „Покопаться в твоей родословной“? Да я бы ещё и заплатил ему, если бы удалось что-нибудь раскопать…» Олегу родословная ни о чём не говорила. Были сплошные неясности с отцом. С детства он знал только, что отец погиб в какой-то экспедиции. Мать этого вопроса старательно избегала – «мы поговорим, когда ты подрастёшь». Поговорить как следует так и не удалось, а со временем этот вопрос перестал Олега интересовать. В анкетах он добросовестно указывал: профессия отца – геолог, ставил год предполагаемой смерти. С детства ему не казалось странным, что он носит фамилию Вайнгардт, а мать так и осталась Николаевой. Может быть, у отца остались родственники? Можно попробовать их найти – и хотя бы попытаться понять, что Томасу было нужно…

Шеф на работе сегодня отсутствовал, а стало быть, и доклад о происшедшем откладывался. Но легче от этого не было – пытаясь отвлечься, Олег засиделся за каким-то пустячным делом допоздна и, уже выходя с работы, убедился, что мрачные мысли никуда не делись.

Ещё с полудня начал накрапывать дождь, а к вечеру полил как из ведра. В машине Олегу пришлось включить «дворники» на всю катушку. Неторопливые красные огоньки попутных машин казались стоящими на месте, когда он пролетал мимо них, разбрызгивая воду.

В таком настроении он и повернул в арку – резко, как всегда. Но сегодня получилось не как всегда – фары выхватили из темноты что-то материальное, справа раздался противный хруст, и машина замерла. Оставшаяся фара освещала низкую радиаторную решётку напротив. Олег выскочил из машины под дождь:

– Какого хрена?…

А напротив стоял здоровенный старый «Форд», прямоугольный, как холодильник, только чёрный. Совершенно незаметный в сумерках. И какого лешего он оказался именно здесь?

Водительская дверь не спеша открылась, под дождь вышел парень в кожаной куртке, небритый, как Бандерас. Он флегматично обошёл машину, держа руки в карманах джинсов, и подошёл к кипящему Олегу.

– Проблемы?

– Это у тебя проблемы! – кричал Олег, размахивая руками. – Куда ты выскочил? Какого хрена?

– Да никуда я не выскакивал. – Парень нагнулся к капоту, осмотрел повреждения. – Стоял себе, никого не трогал. С габаритами, между прочим.

– Запрещена здесь стоянка! – Олег понимал, что не прав, но остановиться уже не мог. – Никто никогда здесь машины не ставил!

«Опелю» досталось – разбитая фара, треснувший бампер. Решётка лопнула в двух местах. Крыло и капот были целы, но Олегу больше всего было обидно, что дремучий «Форд» вообще отделался только облезшим хромом на массивном бампере. В двух шагах от дома, в знакомой подворотне – и так попасть! Конечно, по собственной глупости, но надо ж хотя бы попытаться развести этого типа…

– …Тут одного ремонта баксов на триста! Какого чёрта ты мне подставился?

– Да никому я не подставлялся. – Парень поморщился. – Я же тебе говорю – стоял.

– А я тебе говорю – здесь стоять нельзя! Короче, я звоню в ГАИ, пусть разбираются.

– Триста, говоришь? – Парень наклонил голову, и Олегу на мгновенье почудилось что-то знакомое. – Ну что же… Триста баксов ты за неё по любому получишь. На, держи.

Он поднял руку, держа за брелок раскачивающийся ключ, и уронил его Олегу в ладонь. Похлопал древний аппарат по капоту, пробурчал: «Прощай, малышка…» и сделал несколько шагов в сторону, тут же пропав в сырой темноте.

Олег недоумённо оглянулся.

– Эй, ты куда? Я не понял, и что я теперь делать буду?

– А что хочешь, – донеслось из темноты. – Документы за козырьком.

Затихали удаляющиеся шаги. Олег почувствовал, что вода потекла за шиворот, плюнул и полез к себе в машину. Посидел несколько минут, успокаиваясь. Завёл «Опель», объехал монументальное творение потомков Генри Форда и потихоньку вкатился во двор, освещая дорогу единственной уцелевшей фарой. Почему-то он не стал звонить ни в ГАИ, ни в страховую компанию. Он и сам толком не понимал, почему. Наверное, его просто ошеломил сам факт, что привычное чутьё на неприятности в этот раз промолчало. Впрочем, молчало оно и в случае с Томасом… Может быть, он просто разучился чувствовать? Олегу стало настолько не по себе, что он по возвращении домой опять налил себе хорошую порцию коньяка и завалился спать, надеясь, что утро вечера мудренее.

Мудренее оказалась ночь. Опять снилось путешествие по странному туману, опять в руках был какой-то кругляш, увенчанный сверху штуковиной, похожей на стрелку от компаса, и опять Олег чувствовал себя не в своей тарелке. Что-то было не так с этими снами. Во всяком случае, опухшая физиономия наутро совсем не была похожа на лицо довольного жизнью человека.

– Что там с этим… – Шеф пошевелил пальцами, испытующе глядя на Олега.

– Томасом.

– Ну да.

– Да ничего. – Олег пожал плечами, пытаясь казаться равнодушным. – Познакомились. Поговорили. Выпили. Ничего интересного.

– А где он теперь?

– Уехал. – Олег поморщился, вспомнив процедуру «отъезда», и соврал: – Вернётся через месяц.

– Да? – Шеф, как обычно, изображал простачка. – Ну и ладно. Вернётся – поговорим. Иди, работай.

С трудом дождавшись окончания рабочего дня, Олег решил заехать к матери.

По лестнице он поднимался, как поднимаются на эшафот. Вопросы наверняка расстроят мать, а Олег старался никогда её не расстраивать. Не потому, что сильно любил, а потому, что побаивался, как побаиваются некоторых учителей.

Мать никогда не расслаблялась и никогда не уставала – наверное, потому, что никогда не расслаблялась. Она терпеть не могла халатов и бигудей, даже дома носила туфли на шпильках и была всегда аккуратно причёсана. Вообще для своего возраста выглядела потрясающе.

– Здравствуй, Олег. – Татьяна Алексеевна подставила щёку для сыновнего поцелуя. Олег неловко прикоснулся губами к щеке. Ему всегда казалось, что этот ритуал отдаёт театральностью. Мать провела его в комнату, усадила на диван и присела напротив, положив ногу на ногу.

Олег помялся немного, не зная, с чего начать. С матерью он всегда робел. Татьяна Алексеевна никогда не допускала фамильярности – и с пелёнок лишила Олега желания когда-нибудь прильнуть к материнскому плечу. Даже став взрослым, он каждый раз словно сдавал экзамен, разговаривая с ней – и с облегчением вздыхал на лестничной клетке оттого, что экзамен закончен. Но сегодня ему нужно было кое-что выяснить – так сказать, «покопаться в родословной». Очень нужно.

– Мама, я хотел поговорить с тобой об отце. Татьяна Алексеевна отреагировала незамедлительно.

– Мне кажется, мы с тобой закончили этот разговор давным-давно, и не хотелось бы к нему возвращаться.

– Мы никогда его не начинали, мама. Мне очень нужно у тебя кое-что узнать.

– Мне виднее, что тебе нужно знать, а что – нет. – Татьяна Алексеевна поджала губы. Олег видел, что настроение у матери испортилось, но продолжал настаивать.

– Мама, я уже давно взрослый мальчик и в состоянии понимать некоторые вещи.

– Мне совсем не нравится, когда ты начинаешь говорить со мной таким тоном.

Олегу воспитательный процесс набил оскомину ещё много лет назад, и он ляпнул сгоряча:

– Ей-богу, ещё немного – и мне начнёт казаться, что я появился на свет от непорочного зачатия.

– Олег, не смей оскорблять мать. – Татьяна Алексеевна поднялась, приняв вид поруганного достоинства. Когда она начинала говорить о себе в третьем лице, разговор дальше можно было не продолжать. Олег и без того понял, что ничего не добился. Не солоно хлебавши, он покрутился по комнате, чертыхнулся про себя и ушёл, хлопнув дверью.

Ничего нового ссора с матерью не принесла. Наоборот – сны стали сниться чаще, а некоторые моменты из них даже стали проникать в повседневную жизнь. Однажды утром Олег обнаружил себя осторожно выливающим кофе из чашки на пол коридора. Только что ему грезилось, что он бродит по лесной поляне, отыскивая какое-то страшно необходимое место. Привычное пространство вокруг пересекали разноцветные линии, и Олег пытался каким-то образом сориентироваться между ними. Жена смотрела с ужасом. Олег сумел обратить всё в шутку, но испугался здорово.

Пришлось всёрьёз задуматься. В собственном душевном здоровье он не сомневался, вернее сказать – почти не сомневался. Никто обычно не сомневается – до тех пор, пока тело не начинает вытворять вещи, о которых его не просила голова. Один раз приступ застал его сразу после работы.

Олег как раз усаживался в машину, когда это случилось. Среди бела дня это происходило впервые. Он едва успел упасть на сиденье, как перестал чувствовать собственные руки. Перед глазами опять поплыл туман, исчёрканный разноцветными штрихами.

Охранник тряс его за плечо.

– Олег Сергеич…

Олег поднял тяжёлую голову. Руки продолжали шевелиться против воли, он едва ощущал их движение. Лицо охранника плавало в воздухе.

– Всё нормально. – Олег криво улыбнулся. – Это разминка такая… по системе йогов. За рулём помогает.

Охранник отошёл, подозрительно оглядываясь. Олег закрыл дверь, со второй попытки завёл машину и потихоньку выехал на проспект. Руки едва чувствовали руль. Деревянным пальцем он потыкал в кнопки климат-контроля, сгоняя температуру на минимум. Ледяной воздух потёк в салон.

«Надо что-то с этим делать». Проспект, как всегда, был одной вялотекущей пробкой. «Так можно окончательно съехать. Однажды взять и съехать». С соседнего ряда к нему попыталась втиснуться какая-то «десятка», он привычно заткнул лазейку, прижавшись к бамперу впереди стоящего – обойдёшься, щенок. «Позвонить Климовичу, у него доктор какой-то был. Главное, чтобы на работе не узнали – сожрут в момент…» Голове стало холодно, но кондиционер он не выключал.

До светофора оставалось метров пятьдесят. Слева блеснул купол колокольни, по ассоциации проскочила мысль: «В церковь сходить?!» Попов Олег презирал, считая церковь разновидностью лохотрона, но сейчас… кто его знает… все средства были хороши.

По пробке, ловко пробираясь между рядов, шастали нищие, заглядывали в тонированные стёкла. Олег опустил своё, жестом подозвал того, что поближе. Нищий подковылял, заискивающе подставил лодочкой грязную ладонь – и даже отшатнулся, таким холодом веяло из открытого окна.

Олег обычно никогда никому не подавал. Опустил руку во внутренний карман, потрогал бумажник, понял глупость ситуации – не кредитной же карточкой подавать милостыню. Полез в бардачок, нащупал горсть мелочи – осталась как-то после заправки – и высыпал в подставленную руку, стараясь не касаться грязной ладони.

Нищий принялся кланяться, отходя, но руки не опускал. Олег поднял стекло, продвинул машину чуть вперёд. Он не видел, как нищий, поковырявшись в ладони, выудил две монетки покрупнее, а остальные высыпал на асфальт, брезгливо пошевелив пальцами, и тут же засеменил в соседний ряд к «Мерседесу» – там из приспущенного окна торчал краешек купюры.

В церковь Олег, естественно, не пошёл. Но Климовичу позвонил, соврав, что знакомому позарез нужен психолог (едва не сказал «психиатр»), и получил рекомендацию.

Порекомендованный специалист на доктора был похож мало, зато здорово смахивал на отрицательного, но по-своему симпатичного героя боевика. Брил скуластую монгольскую голову и носил тоненькую бородку, рукава халата закатывал до локтей. Олег даже подумал, что для завершения образа он сейчас положит ноги на стол – из-под брюк торчали острые мысы хороших сапог, которые неплохо бы смотрелись и на столе. Но доктор сел рядом, а не напротив, как следовало бы, и этим сразу сократил дистанцию.

– Значит так. – Он не стал тратить время на обычные «на что жалуетесь», сразу приступил к делу. – Как говорил старик Гиппократ, в этом кабинете нас трое – ты, я и какая-то напасть. Если ты останешься со своей напастью – скорее всего, я помочь не смогу, потому что останусь в одиночестве. Если ты будешь со мной – вдвоём мы наверняка одолеем. Так что давай, выкладывай.

Олег, поначалу запинаясь, выложил почти всё – умолчал о Томасе и о событиях в отеле. Доктор пожевал губами, походил по кабинету, глядя на мысы своих роскошных сапог, и сказал:

– Ну, пока достаточно. Остальное расскажешь, если сам захочешь. Давай-ка я тебя пощупаю, а там решим, что делать.

Он помял Олега, проверил рефлексы. Заставил улечься в томограф и долго смотрел результаты. В конце концов развёл руками:

– Практически здоров… с точки зрения анатомии. Но – здоровье тела и здоровье духа всё-таки разные вещи, что бы там древние ни говорили. Сейчас ты услышишь совет, который покажется тебе глупым. Попробуй передвинуть кровать в другое место. Спишь вместе с женой?

– Да.

– Скандал будет… А оставлять всё как есть тоже нельзя.

– Вы думаете…

– Нет, на воду дую. Смени место. Попробуй лечь один, в другом углу. Желательно головой на север. Загляни через недельку, расскажешь, как жизнь.

Олег выходил с лёгким чувством недоверия. Мгновенного излечения не обещали – несомненный плюс, но и диагноз не поставили…

Жена только скривила губы, но истерику закатывать не стала. Олег оставался демонстративно спокоен, переселяясь в другую комнату. Две ночи прошли без происшествий, и он было решил, что выход нашёлся. Но на третью накатило пуще прежнего, и он проснулся затемно, чуть не воя от досады.

На работе стал раздражительным и резким, едва не нагрубил шефу. Потом у себя в кабинете вытирал пот со лба, с трудом успокаиваясь.

Доктор, увидев его снова, отложил ручку и встал из-за стола.

– Можешь ничего не говорить, всё понятно. Я не особенно и надеялся. – Ошарашив Олега таким откровением, он подошёл и снова сел рядом. – А вот скажи-ка мне, когда ты в отпуске был?

– Год назад. Почти год… – Олег поморщился. Как всё, оказывается, тривиально – сейчас ему предложат прокатиться на Канары и посоветуют турагенство…

– А ты попробуй уехать куда-нибудь. – Доктор смотрел выжидательно.

– На Канары? – не удержался Олег.

– Да нет, я бы не стал. – Доктор наверняка догадался, о чем он подумал. – Так далеко смысла нет. Куда-нибудь в среднюю полосу, километров за двести-триста. На недельку, а?

Олег пожал плечами.

– Сейчас некогда.

– А когда будет «когда»? На пенсии? Не надейся, мил друг, – Доктор опёрся на его плечо, поднимаясь. – До пенсии ещё надо дотянуть, и по возможности живым и здоровым. Такими темпами мы с тобой не дотянем.

– И что мне это даст?

– А я откуда знаю?

Олег поднял глаза в недоумении.

– Понимаешь, я не собираюсь тут корчить всезнайку и выписывать порошки, которые ты и так можешь купить в любой аптеке. Ко мне не за этим ходят. У тебя очень… как лучше сказать?… очень направленные сны. В принципе, ты и сам догадываешься – просто тебе нужно, чтобы я это сказал. Так вот, я тебе это говорю. Любое из твоих видений – это побуждение к какому-то действию, и тебе лучше знать, к какому. Очень часто подобные вещи связаны с местоположением или состоянием. Один парень долго ходил ко мне с кошмарами – ему мерещилось, что ноги просто отнимаются от боли, хотя с ногами всё было в порядке. Как я его ни уговаривал, он так и продолжал гонять на машине, пока ему ступни не прищемило в аварии… Это я к тому, что иногда надо послушаться. Самого себя послушаться. Ведь это не кто-нибудь – это ты, ты сам хочешь сделать что-то, что тебе не даёт покоя по ночам, ты об этом не думал? И не думай. Просто возьми и сделай.

– Да как я сделаю, когда не знаю, что нужно? – взорвался Олег. – Думаешь, я не пытался понять? Тыщу раз пытался, только хуже было…

– Во-о-от, дорогой мой, – удовлетворённо кивнул доктор. – Вот тебе и наука. Не шути с подсознанием. Оно способно дать тебе некие абстрактные образы, не более того. Но если ты начнёшь на него давить, требуя конкретики, оно просто обидится, потому что не в состоянии эту конкретику дать. Тут надо ненавязчиво очень. Может быть, тебе всего и надо – уехать куда-нибудь в деревню и погулять денёк под берёзками. Но – очень сильно надо, просто жизненно необходимо. Может быть – не просто в деревню, а в какое-то определённое место. Скорее всего, ты даже знаешь, в какое. Но сопротивляешься изо всех сил. – Доктор взял стул, поставил напротив Олега спинкой вперёд и уселся верхом, глядя прямо в глаза. – Вот что. Попробуй самого себя терпеливо выслушать и не злиться, хорошо? Возможно… я повторяю, не наверняка, а лишь возможно – ты сам знаешь, что нужно делать, но считаешь, что кто-то навязывает тебе свою волю. И упрямишься всеми силами. Попробуй допустить, что тебя о чём-то просит твоя собственная личность, которая никак не может до тебя докричаться. Хотя бы выслушай её. Возьми недельку отпуска и съезди куда-нибудь, проветрись.

– Н-ну… – Олег сознавал справедливость совета и вместе с тем чувствовал досаду. – Не могу сейчас. Некстати это всё…

– Смотри сам. – Доктор пожал плечами, поднимаясь. – Твоя голова – твоя проблема. Я своё мнение сказал. Порошки выписать?

– Да не надо. – Олег тоже поднялся, протянул доктору руку. – Спасибо.

Сегодня он укладывался спать, всё-таки решив досмотреть сон до конца. Но приснилось ему совсем не то, что он ожидал увидеть. Снилась какая-то медовая попса из фантастических книжек – дорога среди звёзд, по которой он, насвистывая, шёл с рюкзаком за плечами. Хотя было романтично, красиво и как-то очень спокойно. Он и проснулся с ощущением покоя, словно принял решение, которое давно откладывал. На самом деле ни о каком решении и речи не было.

Олег не стал будить жену. Постоял немного у окна, разглядывая субботнее утро. На сегодня дел особенных не было, и он, побродив немного по дому, решил наконец заняться «Фордом», который так и стоял без движения за аркой с того самого вечера. Нашёл ключи, которые оставил ему тот странный парень.

Знакомый посоветовал ему частный сервис за городом, где автомобиль можно оценить и продать по сходной цене, целиком либо на запчасти. Заработать на этом Олег не рассчитывал – ему просто нужно было продать этот автомобиль, не привлекая внимания.

Он вышел в арку. Подошёл к «Форду», открыл дверь, уселся. Роскошный диван от двери до двери скрипнул пружинами. Машина изнутри выглядела очень прилично – похоже, хозяин старался сохранить её в первозданном виде. Большой в диаметре, но тоненький руль. Архаичная приборная панель. Смешные рычажки.

Откинув противосолнечный козырёк, он поймал выпавший оттуда техпаспорт. Заполнил на себя доверенность от имени владельца, которое ему ничего не говорило. Открыл «бардачок», пошарил в карманах на дверях. Нигде ничего не было, словно автомобиль готовили к продаже.

Олег вставил в замок ключ, повернул. Аккумулятор оказался в порядке – где-то под капотом фыркнул мотор, приборы ожили. Звукоизоляция в салоне, пожалуй, не уступала «Опелю». Олег подождал немного, перевёл «кочергу» на руле в положение «драйв». Осторожно отпустил тормоз. В недрах автомобиля что-то дрогнуло, и, чуть покачиваясь, дредноут не спеша вырулил на проспект.

Несколько минут привыкания к чужому автомобилю прошли быстро. «Форд» оказался тяжелым и неповоротливым, каким ему и следовало быть, зато над дорожными ухабами он проплывал, просто не замечая их. Олег немного расслабился. Спешить было некуда, он неторопливо передвигался вместе с дачниками. Увидел нужный указатель, повернул и через несколько минут притормозил возле ржавого ангара, окружённого «Фордами» разной степени укатанности. Покраске здесь, видимо, особого значения не придавали – некоторые экземпляры выглядели шедеврами абстракциониста.

Парень, к которому обратился Олег, поблёскивал лысиной и металлической оправой очков. Он быстро облазил машину, открыл капот. Завёл двигатель, погазовал, послушал.

– Ну что же. – Он задрал очки на лоб. – Гуд. Даже вери гуд. Очень приличный экземпляр. Но больше полторашки я за неё не дам – и не потому, что жмот. Цены такие.

– Больше чего, простите? – Олег разглядывал подкапотное пространство. Двигатель если и не блестел, то как минимум выглядел очень достойно, как, впрочем, и всё остальное. Вообще Олег, заново оглядев автомобиль, немного смутился – сейчас, при свете дня, тот неожиданно ему понравился. Была в нём какая-то грубоватая прямота, что ли.

– Больше полутора тысяч. В смысле – одной тысячи пятисот нерусских долларов. – Обладатель роскошной лысины пошевелил бровями, и очки ловко упали обратно на нос. – Ну хорошо, тысяча шестьсот – и ни центом больше.

Как там говорил этот небритый? «Триста ты за неё по любому получишь»? Олега озадачил такой разброс в цифрах. Ему стало интересно.

– Ну хорошо. – Он пожал плечами. – Я подумаю. Закрыл капот и сел в машину. Лысый подошёл, по-приятельски облокотился на крышу.

– Уважаю подход делового человека. – Улыбка выглядела заговорщически. – Готов предложить лучшие условия. Я на этом ничего не заработаю. Купил бы для себя.

– Я подумаю, – повторил Олег. Глядя на морщинку, появившуюся на лице у парня, добавил: – Больше никому предлагать не буду. Если соберусь – приеду сюда.

– Договорились. – Морщинка разгладилась, парень хлопнул ладонью по крыше. – Всегда рад. Буду ждать.

Олег кивнул и не спеша вырулил на дорогу. Захотелось прокатиться просто так. Он заново приглядывался и прислушивался к автомобилю, который нравился ему всё больше и больше. По крайней мере, в отличие от фригидного «опелевского» салона, здесь пластмасса не прикидывалась деревом. Широченный диван оказался весьма удобен. Олег покрутил хромированную ручку приёмника – никаких тебе цифровых технологий, – и даже не удивился, когда салон наполнился звуками кантри. Сел поудобнее, с удовольствием даванул на педаль. Автомобиль взревел, присел на корму и пошёл рассекать широким носом окружающий воздух.

Укатив за город километров на тридцать, Олег остановился у шашлычной. Немного посидел в тени, с неожиданным аппетитом умял порцию шашлыка, чуть сдобренного придорожной пылью.

«А почему бы, собственно, и нет?» – Сегодняшний день вообще навевал странные мысли, и Олег не спеша перебирал их, глядя на капот «Форда», проплывающий над асфальтом. – «Завтра на работу не надо, махнуть куда-нибудь… И доктора вон советуют!» – Это обстоятельство почему-то его развеселило, и он уже привычно повернул тоненький руль чуть раньше, чем сделал бы это на другом автомобиле, и добавил газу – тяжёлому аппарату требовалось некоторое время на раздумья. Машина заурчала и развернулась носом к центру города.

– Привет. – Олег легкомысленно чмокнул в щёку жену, которая разгуливала ещё в халате, со стаканом «боржоми». – Я тут решил проветриться немного. Вернусь завтра вечером.

Он открыл дверь кладовки и ушиб ногу, споткнувшись о пылесос. В другое время он бы отшвырнул несчастный агрегат, а сейчас только потёр ногу и принялся шебуршить на полках, вспоминая, куда был засунут роскошный канадский спальник, подаренный как-то на день рожденья.

Жена неодобрительно наблюдала за сборами, подперев голову рукой – то ли «боржоми» не помогал, то ли левая нога коснулась пола раньше правой. Олег спиной чувствовал её хмурое молчанье – и подумал вдруг, что не так уж и много связывает его с женой. В сущности, всё ожидаемо и удобно… Удобно, да.

Спальник в конце концов нашёлся. Олег похлопал пыльный мешок по боку и изрёк что-то о том, что бесполезных подарков не бывает. Жена только поморщилась – кажется, его хорошее настроение действовало ей на нервы.

Олег не очень-то и расстроился. Сейчас он не собирался никому ничего объяснять, поэтому просто вышел на лестницу и аккуратно прикрыл за собой дверь.

– Ну, и куда же мы отправимся? – спросил он у машины, с удовольствием устроившись за рулём. – Куда у тебя фары глядят?

Приёмник мурлыкал что-то про Калифорнию.

– Не-е-ет, брат, это далековато. Ладно, поехали на юг. – Олег дал газу и выехал со двора, даже не взглянув на покинутый «Опель».

Картой он решил не пользоваться. В конце концов, он не ставил себе задачи попасть в какое-то определённое место. Отмахав километров сто, подъехал к заправке и с уважением покачал головой, оценив аппетит автомобиля и размеры бензобака. Не спеша перекусил и тронулся дальше, подпевая приёмнику – сам с удивлением вспоминая, когда это с ним такое происходило.

Машин на дороге становилось меньше. Солнце уже искало подушку своей круглой щекой, поперёк дороги разлеглись длинные тени. Олег не искал ночлег – спальник лежал рядом, а размеры заднего сиденья позволяли разместиться там как минимум троим. Когда стемнело, он просто скатился на поперечную грунтовку и остановился возле кустов.

Наутро он высунул нос из спальника, не очень понимая, где находится. Во сне пришло удовольствие оттого, что наконец-то сделано что-то правильное. Было тепло и спокойно, и была уверенность в том, что теперь всё идёт как надо. Или почти всё. Он не понимал, что именно идёт как надо, но происходящее ему нравилось. Нужно было только взять левее – говорил он себе, стоя где-то между звёзд со странной ребристой штукой в руках. Потом сделал один шаг, за ним другой – каждый следующий давался всё легче – и вскоре уже уверенно двигался вперёд, что-то напевая себе под нос, и звёзды дрогнули и поплыли назад, за спину, а впереди появлялись другие, и он улыбался им, как старым знакомым…

Почему-то сейчас сон не казался ему бессмыслицей. Особенно когда он перестал отгораживаться от него. Может быть, прав был тот доктор.

Олег распахнул дверь, впустил в машину пахнущий росой ветерок. Выскочил на траву, поджимая босые ноги, несколько раз присел и даже попробовал пробежаться. Вид битого стекла в траве быстро его отрезвил, но хорошее настроение осталось.

– Взять левее, говоришь? – добродушно пробормотал он, заводя двигатель. – Ну, давай возьмём левее.

Ещё один день прошёл в дороге. Теперь Олег никуда не спешил – ему важно было выдержать направление. В результате под вечер он заехал в какую-то деревушку, едва не застрял в огромной луже и заночевал на поле рядом с ржавым остовом комбайна. О том, что минуло воскресенье и утром нужно быть на работе, он как-то не вспомнил.

Когда наутро зазвонил мобильник, Олег даже вздрогнул. В старомодном автомобиле само существование мобильного телефона казалось нелепостью. Какое-то время ушло на то, чтобы сообразить, в каком кармане он лежит.

– Алё.

– Лежик, – требовательно сказала жена, – с каких пор ты перестал ночевать дома? Ты где вообще?

– Я-то? – Олег поднял голову, огляделся по сторонам. – На поле.

– На каком поле? Ты что мне голову морочишь?

– Я не морочу. Вот комбайн рядом стоит. – До Олега потихоньку доходила нелепость разговора.

– Ладно, когда протрезвеешь – позвони домой. – Она положила трубку.

– Вот чёрт. – Олегу стало досадно. Всё правильно, сегодня был понедельник, он должен был вернуться в город вчера вечером. А сейчас, по идее, должен был сидеть на работе, а вместо этого находился неизвестно где – он и сам не очень хорошо представлял себе, как сюда попал. Но досада была не от этого. Олег не мог вспомнить, что ему снилось. А снилось что-то важное, что-то опять связанное с направлением. Он уже не сомневался в том, что ему нужно побывать в каком-то определённом месте. Зачем ему это место и что там нужно сделать – он не представлял, но чувствовал, что всё идёт как надо. В этот раз сон не был беспокойным, наоборот – казалось, что теперь всё будет хорошо. Разговор с женой сбил его с мысли, и несколько минут он потратил на попытки вспомнить сон. Вспомнить так и не удалось, и в расстроенных чувствах Олег позвонил шефу.

– Ну, – буркнул шеф.

– Добрый день, – сказал Олег и растерялся. Нужно было как-то объясниться. – Шеф, мне очень нужно несколько дней. Правда очень нужно. У меня… проблемы со здоровьем.

– Причём такие проблемы, о которых жене знать не следует, – хохотнул шеф. – Взрослеешь, мальчик! Ладно, погуляй… до четверга. Я скажу, что ты в командировке.

Олег немного посидел, размышляя. Он, взрослый обстоятельный мужчина, сделал вдруг изрядную глупость: бросив дом, жену, работу, умотал в какую-то тьмутаракань на неизвестно чьей машине, чтобы проснуться на поле рядом с заброшенным комбайном. И самое противное – никаких угрызений совести он по этому поводу не испытывал, хотя вроде бы должен был.

Наоборот, откуда-то появился азарт школьника, впервые решившего прогулять урок. Ощущение не совсем законной свободы. Но никакими неприятностями не пахло, в этом он был уверен. Махнув рукой, Олег впервые в жизни решил оставить всё как есть. Стало даже интересно, чем закончится эта история. По дороге купил рюкзак легкомысленной расцветки и вывалил туда всю мелочь из карманов.

Сегодня он не знал, куда ехать. Вспомнить сон так и не удалось, поэтому Олег просто вырулил на дорогу и через пару километров остановился у ближайшей заправки. Почти вся наличность ушла на бензин. Теперь нужно было добраться до какого-нибудь города, где можно было найти банкомат. Олегу пришло в голову, что неплохо было бы обзавестись домкратом, насосом и прочими принадлежностями для путешествия. Неизвестно, когда оно должно закончиться – странно, но и эта мысль его не очень удивила.

Вечером он наткнулся на небольшой мотель и с удовольствием растянулся на свежих простынях. Когда глаза уже слипались, Олег виновато подумал, что за весь день так и не позвонил жене. Впрочем, она тоже не позвонила – найдя себе оправдание, он с облегчением уснул.

И обнаружил, что во сне он не один. Рядом сидел Томас и ехидно улыбался. Ничего не говорил, только разглядывал Олега. Олег опять топтался на поляне со странной железкой в руках. Но в этот раз топтался бесцельно – сегодня он ощущал, что находится очень далеко от нужного места. Дальше, чем вчера. Подумав, он решил, что весь день ехал не в ту сторону. Томас одобрительно кивнул, поднялся и исчез.

Наутро Олег сосредоточенно размышлял, валяясь в кровати. Какие-то вещи понемногу связывались воедино, хотя до полной ясности было ой как далеко. Несомненным было одно – направление.

Расплатившись, Олег сел в машину и не спеша развернулся. Сегодня было пасмурно, дорога настраивала на философский лад. Удивительное дело – он провёл в пути уже несколько дней, и в эти несколько дней прекрасно обходился без тренажёрного зала, галстука и бильярдного клуба. Зато пришёл в согласие со своими сновидениями и чувствовал себя неплохо. Сейчас неопределённость ему совсем не мешала. У этой истории был странный, но приятный вкус.

Жалко лишь, что узнать, туда ли он движется, Олег мог только во сне – да и то не каждую ночь. На следующую ночь он очень рассчитывал, но вышло иначе – спалось без сновидений. Поутру Олег расстроился этому. «Хотя – думал он, разглядывая себя в зеркало, – если бы что-то шло не так, мне бы наверняка дали знать».

Знать дала жена. Едва Олег воткнул только что купленное зарядное устройство в давно севший телефон, как аппарат ожил.

– Лежик, мне плевать на твои командировки, если тебе плевать на меня.

– Ну погоди. – Олег устало поморщился. – Что случилось-то?

– Он меня ещё спрашивает, что случилось! Кто обещал оплатить путёвку на Мальту? Скотина ты всё-таки, Вайнгардт…

– Ну всё, всё, всё. – Олег сам себя не узнавал – давно не был таким добродушным. – Ты можешь это сделать самостоятельно, возьми карточку в ящике письменного стола. Код я продиктую…

Разговор с начальством был гораздо более неприятным.

– Не нагулялся? – В трубке слышалось раздражённое пыхтенье.

– Шеф, мне нужно ещё несколько дней. В конце концов, я давно не был в отпуске.

– В отпуске? А у меня такое ощущение, что тебя банально купили, и ты просто прячешься. Кто? Никитский? «Стаффорд»? Кто? Я ведь всё равно узнаю…

– Шеф, – почти умоляюще начал Олег, но потом отчего-то взъерепенился. – Не надо мерить людей по себе! Я не крыса какая-нибудь!

– Да? Ну и хорошо. – Шеф мгновенно успокоился и отключился.

Олег раздражённо плюнул, попал в телефон и растерянно вытер его ладонью. Достанут же…

Дорога неспешно текла под колёса. День за днём, он привык к состоянию поиска и даже чувствовал лёгкий азарт. Ещё пару раз ему случалось промахиваться, наутро он разворачивался и начинал всё сначала. Сны становились всё более осмысленными – теперь было ясно, что нужное место находится где-то на опушке, Олег во сне уже неплохо эту опушку изучил. Однажды ему показалось, что он только что проскочил нужный поворот, и он в панике навалился на тормоз. Сзади раздался негодующий гудок, мимо пролетел тяжело гружёный «МАЗ». Олегу стало неловко. Вернувшись к повороту, он съехал к лесу, побродил по опушке. Место было похоже, не более того. Олег вздохнул, сел в машину и затолкал обратно под сиденье ружьё, выпавшее при торможении.

Помповик появился у него случайно. Или, как сказали бы юристы, непреднамеренно. Засветло проскочив стоянку дальнобойщиков, он решил почему-то, что успеет доехать до следующей деревни – по указателю выходило недалеко. Однако через полчаса начал позёвывать, почти прямая дорога между елей убаюкивала, и Олег притормозил. Машина, похрустывая гравием, скатилась на обочину. Что-то не давало ему расслабиться до конца, какая-то неясность. Пришлось на всякий случай прогуляться метров пятьдесят назад и поставить знак аварийной остановки – дорога научила.

Он вернулся к габаритным огням, заметив, что ночь уже накрыла лес. Сладко потянулся, зевнул и зажёг свет в салоне. Хотелось почитать газету, купленную на сдачу в ларьке, но глаза слипались.

Готовясь к ночлегу – расстилая на заднем сиденье спальник – он не услышал, как в темноте подъехала машина и хлопнули дверцы. Увидел только свет фар. Когда вылез из салона и обернулся, обнаружил, что перед ним на корточках сидит, покуривая и покачиваясь, не сильно обременённый волосами тип.

– Привет.

– Привет, – Олег встал напротив.

– Надолго в наши края?

– Да так. – Олег пожал плечами, уже понимая, что влип. – Ночку переночевать.

– Ночки у нас неспокойные. – Парень перестал раскачиваться, выщелкнул окурок в темноту. – Но тебе повезло, ты попал на охраняемую стоянку.

Олег ждал продолжения, чувствуя под селезёнкой противную дрожь. Он и один на один не умел драться, а уж одному против нескольких…

– Здесь расценки сонсные. За ночь – по сотенке с человека. – Парень поднялся, с хрустом покрутил бритой головой. – Но тебе повезло, сегодня праздничные скидки. Даже эти пацаны, – он кивнул куда-то за спину, – признают скидки и готовы обеспечить спокойную ночь всего за семьдесят зелёных. Из уважения к гостю.

Олег прищурился на свет фар. Кажется, вместе с разводящим их было трое – хотя в машине наверняка оставался ещё водитель. Хотелось отдать деньги и не связываться с уродами. Просто достать бумажник и отдать. Очень хотелось. Ещё немного – Олег так бы и сделал. Надо было остановиться у дальнобойщиков, к ним эта мразь не суётся: там прилетит из темноты монтировка – и кончен бал, потухли свечи. А одиночку чего же не пощипать? Но, во-первых, семидесяти долларов у него просто не было, а было только триста рублей до следующей заправки и кредитная карточка. А во-вторых, что-то непонятное шевелилось внутри, подталкивало, поёрзывало, и Олег с трудом сопротивлялся искушению.

– А не дорого берёшь, – он поморщился, прежде чем произнести, – командир?

– Да ты что? – разводящий с недовольством развёл руками, и справа из темноты выступил невысокий в коже, передернув по-киношному, с клацаньем, помповое ружьё за цевьё одной рукой. – Эти пацаны задаром не работают. Хочешь спать спокойно – поделись, охрана стоит бабок…

Олег встал напротив разводящего, зачем-то поддёрнул джинсы, прекрасно понимая, что шансов нет и больше никогда уже не будет. Тот, что слева, почувствовал что-то и пригнулся в темноте, переминаясь по-звериному. Разводящий в саму возможность сопротивления на ночной дороге, видимо, не верил и пёр до конца. В затылке у Олега защекотало.

– …Не надо нас сердить, ты понял, залётный? Расплатись – и спи на здоровье, до утра никто тебя не тронет, я обещаю…

– Знаешь что, – Олег уже почти ничего не соображал, в глазах стоял туман, затылок холодел, – я по пятницам не подаю.

И без замаха пнул разводящего в колено, как читал в книжках. К его удивлению, номер прошёл – парень дёрнулся, заорал нечеловеческим голосом и как-то очень медленно начал оседать на дорогу, запрокинув голову. Для Олега пространство вокруг вдруг покрылось разноцветными линиями, и он сдвинулся чуть в сторону, чтобы не касаться этих линий; особенно не нравилась жирная красная, которая упиралась ему в бок. Ослепительно жахнуло, за спиной раздался странный лязг. В бок толкнуло, но Олег, только качнувшись, в два прыжка оказался возле картинно раскорячившегося парня с ружьём. Олегу не казалось странным, что фигуры вокруг двигаются неторопливо, как в замедленной съёмке. Он почти ничего не видел и не слышал, единственное, что его сейчас доставало – холод в затылке. Одной рукой Олег ухватился за горячий ствол, а другую, неумело сжав в кулак, сунул куда-то в темноту, где, по его мнению, должна была находиться голова. Рука тяжело ушла вперед, как будто в ней была гиря. Олег, к полному своему изумлению, опять попал – кисть одеревенела, что-то тяжело шмякнулось на асфальт, он даже подошвами это почувствовал. Развернулся, так и держа помповик за ствол.

Он не слышал, как сдавленный голос выкрикнул: «Валим отсюда!», как завизжала резина и кто-то поволок стонающего разводящего прочь. Через минуту вата в ушах стала таять, а он по-прежнему одиноко стоял на дороге. Повернувшись к машине, сделал несколько шагов на негнущихся ногах. Страшно болела голова, особенно затылок. Просто зверски болела.

Олег повёл носом. Воняло горелым тряпьём. Прошло несколько секунд, прежде чем он сообразил оглядеть себя. Куртка была разодрана на боку, из дыры торчали тлеющие лохмотья футболки. Он разжал ладонь, ружьё лязгнуло об асфальт. Неловкими движениями разделся до пояса и замер, глядя на горсть картечи, которая вдавилась в бок.

– Мама дорогая, – сказал Олег безо всякого выражения и сел на дорогу. Осторожно потрогал обжигающие свинцовые шарики, и некоторые посыпались на асфальт, оставив на коже ямки. Тогда он стряхнул оставшиеся, как стряхивают прилипшую пыль, кряхтя, поднялся, почти ничего не соображая, и полез спать в машину.

Спалось без сновидений. За всю ночь он даже не перевернулся ни разу и наутро с изумлением оглядывал место происшествия, почёсывая щёку, на которой отпечатался шов от сиденья. Валялся на асфальте помповик, заднее крыло некрасиво ощетинилось порванным металлом – часть картечи ушла в багажник. На боку наливался синячище.

– Кто ты, Олег Вайнгардт? – спросил он у зеркала, выпячивая щёку для бритья. Зеркало в ответ скорчило рожу и ничего не ответило.

На посту усатый гаишник, весь какой-то оплывший, долго и равнодушно листал документы. Дохнул луком, обошёл Олега, ткнул жезлом в сторону исковерканного крыла.

– Это что?

– А кто его знает, – легкомысленно пожал плечами Олег. – Лось, наверное. Рогами ткнул и убежал. Я же в лесу ночевал.

– Ну, ну. – Гаишник поднял на Олега усталые бесцветные глаза. – Лось… Скажи ещё – ёжик поцарапал.

Он повернулся и ушёл в свою конуру, в которой не было даже туалета – дощатый шалаш стоял метрах в двадцати в стороне. Олег сел в машину, не спеша проехал унылый перекрёсток и сразу за изгибом дороги от души дал газу. Подъезжая к посту, он совсем забыл про ружьё, которое валялось на полу возле пассажирского сиденья, и теперь ругал себя на чём свет стоит.

С тех пор он старался ночевать поближе к населённым пунктам, либо, если рядом ничего не было, загонял машину в лес подальше от дороги. Когда шёл дождь, спал подолгу – в дождь спалось хорошо. Однажды выплыл из дрёмы оттого, что машина поскрипывает подвеской, странно покачиваясь. Решил, что приснилось, и собирался было перевернуться на другой бок, когда машину опять качнуло. Олег опустил стекло и высунул, озираясь, голову под дождь голову.

Возле машины стояла корова – тощая, с обломанным рогом. Болтая обрывком верёвки на шее, размеренно поднимала голову и лизала задний поворотник. На опушке было как-то скудно, и красный фонарик ей, видимо, очень нравился.

– Ты чего машину ломаешь? – Олег повозился в салоне, достал засохшие полбатона белого и открыл дверь. – На сладенькое потянуло? На, иди сюда, сырьё микояновское. Ну иди, что ли, бестолковая…

Корова оторвалась от поворотника и переступила с ноги на ногу, задумчиво глядя на хлеб. Олег высунул наружу босые ноги, разломил хлеб на несколько кусков. Дождик щекотно тукал по голым ступням.

– Смотри, прозеваешь – сам всё сожру, а тебе опять поворотник достанется. Иди, говорю. – Он протянул угощение.

Корова отшатнулась было в сторону, потом подумала немного и ткнулась мордой Олегу в ладонь. Руке стало щекотно, как будто по ней прошлись тёркой, и хлеб исчез. Корова шумно и тепло задышала и принялась жевать, качая головой.

– Фу, всю руку обслюнявила. – Олег поболтал кистью в воздухе, и корова тут же ткнулась в неё мокрыми ноздрями. Пришлось немедленно выдать остальное, и благодарная скотина долго не уходила, признательно глядя на Олега огромным тёмным глазом и чавкая. Он всё-таки вылез под дождь, постоял босиком, подставив лицо дождевым каплям. Корова топталась рядом, мешала думать, но прогонять её Олегу не хотелось. С опушки он уехал в каком-то раздёрганном настроении, не совсем понимая, что с ним происходит.

Путешествие продолжалось, пошла третья неделя. Если разобраться, от города он отъехал не очень далеко, но за это время порядочно попетлял. Деньги закончились, пришлось загнать ружьё дальнобойщикам за канистру бензина и пятьсот рублей. Впрочем, об этом Олег не жалел. Обращаться с оружием он толком не умел, с помповиком в руках чувствовал себя глуповато. Хотя как-то на пустыре, набравшись наглости, решил испытать ружьё. По кустам пролегла просека, дымящаяся гильза скатилась в кювет. Олег только вздохнул и пощупал порванную куртку, совсем ничего не понимая. Оружие было в полном порядке.

Сны понемногу стали иными. Чаще стали сниться звёзды и какие-то цветные линии в тумане, и странная ребристая штуковина с деталькой сверху, похожей на стрелку от компаса.

Однажды, задумавшись, он увидел над дорогой странную тёмно-красную ленту. Она висела прямо в воздухе, выходя из-за поворота и пересекая полосу движения Олега. Словно во сне, он налёг на тормоза – и очнулся только тогда, когда вылетела встречная машина, неловко вильнула по дороге и с грохотом улетела в поле всего в паре метров перед его капотом, пройдя точно по только что висевшей в воздухе линии.

Олег затормозил на обочине, собираясь броситься на помощь – он и сам не ожидал, что окажется к этому готов. Из машины вывалился полупьяный мужик, немного прошёлся на четвереньках и с трудом поднялся, оперевшись о капот. «Чё? – спросил он в пространство. – Ничё, нормально всё…» Пострадавшим он явно не выглядел. Возиться с ним Олег не стал, поехал дальше, пытаясь переварить происшедшее – получалось, он только что увидел траекторию ещё не случившегося события.

Чувствовалось, что поиски близятся к завершению. Он уже понял, что нужное место находится где-то в круге диаметром сорок-пятьдесят километров. Точнее определиться с местом и с тем, что именно он там должен сделать, пока не получалось. Поразмыслив, он решил, что ему запросто может не хватать какой-то важной информации. Получить её было неоткуда, хотя… мистер Томас Т. Томас – вот кто наверняка мог рассказать всё. Жаль, что на равных поговорить не удалось… Как он сказал тогда? «Не останется даже тропинки между звёзд, которую могли бы назвать твоим именем…» Потрясающе звучало, хотя Олег понятия не имел, о чём шла речь.

Подумав, Олег решил заглянуть домой – навести справки, а заодно пополнить отощавший кошелёк. Деньги окончательно иссякли, продавать больше было нечего. По опыту зная, что в выходные дни окрестные дороги заполняют дачники, он решил переждать до понедельника, устроив небольшой перерыв в поисках. Спалось спокойно; ему словно решили дать отдохнуть. Он купался в местной обмелевшей речушке, собирал на поляне землянику и даже напился с трактористом, который проезжал мимо. Словоохотливый небритый мужик сам предложил ему тяпнуть по маленькой, пересказал местные новости за прошедшие десять лет, и Олег веселился, слушая его благодушный трёп.

В понедельник он развернул машину и поехал обратно. Настроение было задумчивое, в таком настроении ехать лучше всего – руки-ноги делают свою работу, а голова, как ей положено, витает где-то в облаках… Олег сам не заметил, как отмахал почти до кольцевой. Заправившись перед въездом на остатки мелочи, он направился в туалет. Странное состояние опять сыграло с ним шутку, на этот раз злую – открывая дверь, он запоздало почувствовал в затылке странную щекотку, но остановиться на полушаге не смог… и вывалился из кладовки собственной квартиры, опять споткнувшись о пылесос.

Ольга взвизгнула и вскочила с постели, закрываясь одеялом. В комнате было сумрачно, шторы отсекали солнечный свет. Олег, стоя на четвереньках, помотал головой.

– Ты всё в постели, – сказал он жене. – День давно на дворе.

Жена, прижимая одеяло к груди, прищурилась в его сторону. Олег не спеша поднялся, зачем-то потрогал колени и отправился на кухню – опять жутко болела голова, хотелось пить. Он достал с полки длинный стакан, налил его из-под крана и начал жадно глотать, словно не пил, а ел, откусывая воду большими кусками.

Жена почти пришла в себя – во всяком случае, одеяло отпустила. Осмелев, прошла мимо Олега и встала у окна, уперев руки в боки.

– И долго ты прятался в кладовке?

– А что, – он оторвался от стакана, – за всё это время ты так и не решилась там прибрать, да?

– А ты надеялся, что я рождена для швабры? – Она потихоньку выходила из обороны. Олег усмехнулся; партия читалась на несколько ходов вперёд. Он легко соврал:

– Бедная, ты даже не знаешь, сколько времени я там провёл.

Жена замолчала на полуслове, вздёрнула голову и ушла обратно, шлёпая босыми ногами по полу. По идее, Олегу стоило бы учинить грандиозные разборки с пристрастиями. Но ему почему-то было наплевать – он допил, аккуратно поставил стакан в раковину и остановился на пороге комнаты, глядя, как жена одевается. Странно, но женское тело сейчас его не возбуждало. Хотя, может быть, не возбуждало именно это тело.

– Слушай, – сказал Олег. – Ты не одолжишь мне денег? И по тому, как сложился вопрос, он почувствовал, как много изменилось. Вряд ли он смог бы сформулировать, что именно. Но то, что он вошёл в этот дом совсем другим, чем когда-то из него вышел, отложилось в голове.

– И сколько? – вызывающе спросила жена, натягивая на себя лёгкий свитер. Она снова почувствовала себя хозяйкой положения. Олегу даже стало её жалко.

– Тысячу… – Жена напряглась. – Рублей. Ненадолго, на месяц.

Ольга глянула на него брезгливо и потянулась к сумочке. Вытащила оттуда несколько купюр, пошла в прихожую, порылась в карманах плаща. Олег поглядывал на всё это со снисходительной усмешкой.

– Тысячи нет, – сказала жена, вернувшись. – На карточке всё. Есть шестьсот двадцать рублей. Тебя устроит? – И снова состроила гримаску, словно подавала бомжу.

– Ага. – Олег радостно кивнул и сцапал деньги. – Всё, я пошёл. Пыль вытирай хотя бы. – Он не решился снова отправиться в кладовку, прошёл в прихожую и открыл дверь на лестницу. – Я загляну как-нибудь. Пока. – И потопал вниз.

Выскочив на улицу, он думал только об одном. Оказывается, не только Томас может уходить в дверные проёмы. Спросить бы у него, как делать это правильно…

Полчаса спустя он звонил в дверь к матери, надеясь, что та окажется дома. Дверь открылась немедленно – Татьяна Алексеевна стояла в прихожей, собираясь куда-то уходить. Она ничего не сказала, но покачала головой так, что Олег вжал голову в плечи. Вместо своего сына, всегда прилично одетого, она увидела нечёсанного парня в разодранной на боку куртке и старых джинсах. Хуже того – несмотря на смущённый вид, в глазах у Олега ясно читалось, что ему ни капельки не стыдно за свой внешний вид. Она словно вспомнила что-то – лицо у неё дрогнуло и немного смягчилось.

В комнату Олег не пошёл, остался в прихожей. Мать встала напротив, закрыв дверь.

– Мама, я знаю всё, что ты хочешь сказать. Я прошу у тебя прощения. Давай пропустим несколько страниц и поговорим спокойно, ладно?

– Ну хорошо. – Татьяна Алексеевна надменно качнула головой. – Давай поговорим. Может быть, ты всё-таки пройдёшь?

Олег задержался на пороге комнаты, словно входил сюда в первый раз. Потом, повинуясь наитию, развязал кроссовки и оставил их на пороге. Сделал несколько шагов и сел почему-то не на любимый диван, а в кресло; сел осторожно, стараясь не мять покрывало. Татьяна Алексеевна взглянула на него с непонятной болью, положила сумочку и ушла на кухню, загремела там посудой.

– Кофе будешь?

Олег глотнул, пытаясь прогнать непонятно откуда взявшуюся сухость в горле, и попросил каким-то чужим, хриплым голосом:

– А просто водички можно?

С кухни донёсся звон разбитой чашки. Мать медленно вошла в комнату и остановилась, прижав одну руку к груди.

– Олег, нам надо поговорить…

– …Поначалу он всегда звал меня с собой. Потом перестал. Но ты же знаешь, мне трудно без обычного городского комфорта. Я никогда не мечтала спать под открытым небом или лазить по каким-то пещерам. И никогда не ощущала из-за этого какой-то ущербности, понимаешь? – Олег расхаживал по комнате. Мать сидела, сложив руки на коленях, и говорила тихо, словно обращаясь к самой себе. – Он приходил и уходил, он бродил постоянно, словно искал что-то. А может, в самом деле что-то искал, я не знаю. Мог появиться в любую минуту – и так же внезапно уйти. Для него любая дверь выходила в какое-то другое пространство. Я никогда тебе не рассказывала, ты бы просто счёл меня сумасшедшей. Он мог открыть дверь, вот эту дверь – и там была бы какая-нибудь пустыня, или горы, или море. А если открывала я – там была только кухня. Обычная кухня, которая всегда была на этом месте. В это трудно поверить, я знаю. Но ты хотел знать – пожалуйста, я говорю тебе правду. Теперь можешь сдать меня в психушку.

Олег, который подозревал что-то в этом роде, вовсе не удивился. Он подошёл и неожиданно для себя поцеловал мать в макушку.

– Не надо, ма. Я знаю, что так может быть. – Татьяна Алексеевна попыталась вывернуться, но Олег крепче ухватил её за плечи. – Я тебе верю, ма. Говорю не просто чтоб успокоить, а по-настоящему верю. Правда. Скажи мне только, почему вы расстались?

– Да не расставались мы. – Губы у Татьяны Алексеевны дрожали, она старалась не расплакаться. Олег чувствовал, как напрягаются под его руками плечи. – Не расставались. Просто однажды он не вернулся. Не вернулся, и всё. А я ждала. Потом я поняла, как мне его не хватает – несмотря на то, что мне его не хватало и тогда, когда он был со мной. И всё равно ждала. Сколько лет прошло… Может быть – он наконец нашёл то, что искал. А скорее всего – просто ушёл, потому что больше не захотел возвращаться. Знаешь, – она храбро улыбнулась сквозь слёзы, – я даже пыталась отправиться за ним вслед. Тебе полтора годика было. Я собралась сама, как умела, тебя собрала, даже нашла те вещи, которые он обычно брал с собой. Ходила по квартире и открывала все двери подряд. По нескольку раз. Можешь себе представить? Я не знаю, как у него получалось уходить. Но тогда я сидела посреди комнаты с тобой на руках и ревела оттого, что никогда, ни единого разика даже не попыталась уйти вместе с ним, как он меня ни звал. С ним могло что-нибудь случиться, а я не могла ничем помочь, потому что не научилась делать так, как он. И до сих пор жду его возвращения, хотя уже и не надеюсь.

Она поднялась и вышла, закрывая руками лицо. Олег остался стоять на месте. Мать появилась через несколько минут, привычно строгая, с прямой спиной. Потом остановилась у окна, вздохнула и как-то обмякла, проводя пальцами по набухшим векам.

– Знаешь, Олежек, – сказала она почти спокойным голосом. – Хуже всего стало после твоего рождения. Он безумно тебя любил, но ему что-то не давало покоя. Он стал совсем одержимым – всё время говорил, что ему нужно успеть, пока ты… как он говорил-то, господи? – пока ты не забрал у него всё, вот. И сделать это нужно непременно, иначе ты не успеешь подрасти и дорога прервётся – или что-то в этом роде. По-моему, он был… не совсем здоров. А однажды он просто не вернулся, и всё. Ты ведь за этим приехал, да?

– Наверное. – Олег подошёл, ткнулся матери в плечо. Куда-то подевалась холодная отчуждённость, годами державшая его на расстоянии. – Прости, ма.

– Всё, Олег. – Татьяна Алексеевна понемногу успокоилась, в голосе появились привычные нотки. – Всё. Иди. Мне нужно побыть одной. Да, кстати, – она встрепенулась, – тобой интересовались… Звонил мужчина неделю назад, кажется, иностранец. Говорил с акцентом. У тебя какие-то дела с иностранцами?

– Томас? – выдохнул Олег. – Что он сказал? Передал что-нибудь? Телефон оставил?

– Нет, ничего. По-моему, он ничуть не удивился, что ты пустился в бега. Сказал, что сам тебя найдёт. Олег, я надеюсь, это не криминал? – Татьяна Алексеевна смотрела требовательно.

– Э-э-эх, – расстроился Олег. – Как жаль… Ничего-ничего не оставил? Как же мне его найти, а?

– Ну, если он ещё позвонит… – Татьяна Алексеевна пожала плечами.

– Стоп, – сказал Олег. – Знаю. Всё, ма, я пошёл. Он чмокнул мать в щёку и сбежал по лестнице.

В переулке возле здания компании было тихо. Олег соображал, как лучше встать, не попадаясь никому на глаза. Ему нужен был кто-нибудь из сослуживцев, чтобы тихонько навести справки о Томасе. Перебирая варианты, он с опозданием понял, что в фирме вряд ли найдётся человек, желающий помочь дезертиру. Идти к шефу совсем не хотелось. Вообще не хотелось, чтобы сослуживцы знали, что он здесь. Он спрятался в подворотне, наблюдая за входом. Город шумел, вонял автомобильным выхлопом и занимался своими делами. Олегу сейчас многое казалось странным и неуместным. Рабочие возились с огромным щитом, сдирая старую рекламу. Вот один из них поддел с краю, и бумага пластом сорвалась вниз, обнажив давний плакат. Олег увидел две целенькие нью-йоркские башни, вонзившиеся в синее небо. Внизу шла подпись: «Что случится в мире через час? На НТВ выйдут новости». Олег даже замотал головой от такого изощрённого цинизма.

– Олег Сергеич…

Он вздрогнул, обернувшись. Рядом стояла его секретарша (ну не подходило ей слово «секретарь», хоть убей!) с коровьими ресницами. Он даже не заметил, как она подошла тихонько с другой стороны.

– Ты чего не на работе?

– Да так… – Она откровенно смутилась. – Я давно вас в окно заметила, всё думала – вы или не вы, вот решила подойти… Олег Сергеич, у вас всё в порядке? Вам ничего не нужно?

– Мне-то? – Олег не раздумывал. – Мне нужны координаты представителя компании «Скайшайн интернешнл» Томаса. Хорошо бы узнать, как с ним можно связаться. Визитку. Телефон. Любые данные. Всё, что угодно. Секретарша наморщила лобик. Олег пояснил:

– Ну, он был здесь… незадолго до моего отъезда. Он мне очень нужен. Сможешь узнать?

– Я постараюсь. Томас?

– Да. Мистер Томас Т. Томас, «Скайшайн интернешнл». Сделай это по-тихому. И вот что: здесь меня не ищи, через полчаса буду в скверике направо за углом, хорошо?

– Хорошо, Олег Сергеич. – Она кивнула и пошла к офису, аккуратно вышагивая длинными ногами.

«Святая простота, – подумал Олег. – Даже не спросила, зачем мне это нужно. Вот как хранится коммерческая тайна…»

Мороженое оказалось на удивление вкусным. Олег развалился на лавочке в сквере, щурясь на солнце. Голуби шастали по дорожкам, заглядывали в глаза.

Она опять появилась незаметно, подошла к скамейке сзади. Олег увидел её, когда повернулся к урне, чтобы выбросить обёртку.

– Тебе бы в разведке работать, – усмехнулся он. – Как у тебя всё тихо получается… Садись. Есть что-нибудь?

– Не знаю. – Она присела рядом, пожала плечами. – Я ничего не нашла. Ни визитки, ни телефонов.

– У Светы спрашивала?

– Спрашивала. Она тоже не знает. И в отделе никто не знает.

– М-да. – Олег покивал. – Это как раз нормально. В отделе никто ничего не знает. Вот это – нормально.

– А у вас в кабинете кто-то безобразничал.

– И что, – Олег усмехнулся. – На стол нагадили?

– Нет, – сказала девочка и покраснела. – Я никого туда не пускаю и за уборщицами смотрю… У вас на стене картина висит, там такой мостик нарисован…

– Ну да. – Олег вспомнил пейзажик, который ему почти навязала мать. Неплохой, кстати, пейзажик. Старый мост через речку, дорога в полях. – И что?

– Кто-то там стрелку нарисовал. – Секретарша смутилась. – Сразу за мостом направо. Фломастером.

– Ты смотри, какие негодяи… – начал Олег и осёкся. Он же видел эту дорогу. Точно видел. Дня три назад. Сейчас он вспомнил, что почему-то тот мост показался ему знакомым. Конечно, пейзаж на стене кабинета! А за мостом он направо не свернул… Почему, интересно, не свернул? Ч-чёрт, там же ремонт был, асфальт разворотили весь, и он поехал прямо, в объезд…

– Умница ты у меня, – тепло сказал Олег и сжал руки между коленями, заново вспоминая дорогу. – Просто умница. За мостом – направо. – Он даже зажмурился.

– Олег Сергеич… – Она принялась копаться в сумочке.

– Что? – Олег поднял глаза.

На ладони у неё лежали деньги и ключи.

– Олег Сергеич, хоть вы и сказали, что у вас всё в порядке… У меня есть квартира на окраине… – Она заторопилась, боясь, что перебьют. – Если вам неприятно, то, конечно, не надо… Хотите – я не буду туда ходить, а кроме меня там нет никого. А готовлю я неплохо… В общем… – Она окончательно смутилась и замолчала.

– Горе ты моё, – задумчиво сказал Олег. Девочка, ясное дело, поняла ситуацию по-своему. Олегу вдруг стало стыдно – он даже не мог вспомнить, как её зовут. – Спасибо тебе. Не думаю, что могу принять приглашение – мне сейчас всё равно уезжать… А вот деньги взаймы возьму. Не все, только половину, ладно? Поровну поделим.

Она благодарно закивала. Олег взял несколько купюр, уже на бегу крикнул «Спасибо!» и рванул к ближайшему метро. Машина так и осталась стоять на заправке, когда Олег бессовестно исчез в туалете.

За город его подбросил дальнобойщик. Горячий асфальт шипел под колёсами, неспешная беседа о том, о сём успокоила Олега. Предстартовая лихорадка прошла.

Машина по-прежнему стояла возле колонки. Олегу пришлось оставить разъярённому заправщику сотню за беспокойство, басне о прихватившем животе заправщик поверил и на прощанье посоветовал поменьше жрать всякую гадость из придорожных ларьков.

Дорогу Олег вспомнил моментально. Он старательно сдерживал себя, чтобы не вдавливать педаль в пол, и ближе к вечеру почти добрался до места. Когда впереди показался мост, Олег вздохнул с облегчением. Мост был на месте, и поворот был на месте, и асфальт по-прежнему был разворочен. Теперь Олег не поехал прямо – вместо этого крутнул баранку и направил «Форд» в траву. Взрёвывая двигателем и тяжело раскачиваясь на кочках, автомобиль попрыгал немного по полю и снова уцепился колёсами за разбитый асфальт по ту сторону кратера, оставленного ремонтниками. Олег вытер лоб. Не хватало ещё застрять прямо здесь.

Метров через пятьсот дорога пошла плавным изгибом в лес, но Олег по ней не поехал. Дорога больше не нужна.

Здесь.

Всё должно случиться именно здесь. Вот берёза с раздвоенной верхушкой, вот мохнатый куст. Вот она, та самая поляна.

Олег не сразу вышел из машины – посидел немного, собираясь. Всё оказалось так буднично, так просто, что даже не верилось. Словно в полусне, он отошёл на несколько шагов от машины и присел на пенёк. Холодок в затылке появился не сразу, понадобилось несколько минут. Олег неожиданно для себя опустил руку – так, словно уже делал это когда-то. Ощупал гладкое дерево, нашёл едва ощутимую ложбинку и провёл по ней пальцем. Когда палец упёрся, надавил сильнее.

Под правой стопой зашевелилась земля, и он поспешно убрал ногу. Дёрн разошёлся. В аккуратной выемке покоился ребристый шар, увенчанный сверху ромбом, похожим на стрелку компаса – Олега даже затрясло. Он осторожно взял шар в руки, и дёрн лёг на место. На ощупь предмет, который он про себя сразу назвал артефактом, был размером с крупное яблоко, чуть тёплым и очень тяжёлым.

Олег поднялся и пошёл дальше по опушке, держа артефакт перед собой. Ему показалось, что нужно сместиться левее, и он послушно повернул. Ладонь ощутила тепло – а может, предмет просто нагрелся от его руки. Олег решил, что артефакт следует поместить в какую-то определённую точку на местности, но зачем – пока не понимал.

Исходив за полчаса поляну вдоль и поперёк, он остановился. Сначала ему казалось, что артефакт немного меняет температуру в зависимости от направления, как в игре «горячо-холодно». Потом он понял, что нагревается и остывает эта штука сама по себе, с периодичностью – он засёк – минута двадцать две секунды.

Он положил артефакт в траву и присел рядом, не зная, что делать дальше. Сбоку раздался шорох, и Олег, ни капельки не удивившись, увидел, как из кустов вылезает мистер Томас Т. Томас в камуфляже, явно купленном в туристическом магазине.

– Ну-ну. – Томас одобрительно хмыкнул. – На что-то ты всё-таки оказался способен.

– Знаешь что, – Олег насупился, вспомнив гостиницу, – давай без панибратства.

– Да ну? – Томас подошёл вплотную, с любопытством глядя на артефакт. – Механическими апельсинчиками балуемся? – И он потрогал артефакт ногой в грубом ботинке.

Олег почему-то смертельно обиделся. Ему вдруг очень захотелось, чтобы этот пижон в необмятом камуфляже убрался с глаз долой – захотелось настолько сильно, что защекотало в затылке. Он перевёл яростный взгляд на Томаса.

И тот вдруг, нелепо взмахнув руками, улетел обратно в кусты, с треском ломая сучья. Олег растерялся.

Из кустов послышался осторожный шорох.

– Сдаюсь. – Казалось, Томас был ничуть не сконфужен подобным приключением. – Силён, силён. – Он показался снова, шутовски подняв вверх руки. Олег почему-то знал, что поднятые руки на самом деле ничего не значат, можно прекрасно обойтись и без рук. Но вспышка ярости мгновенно прошла, осталось изумление.

– Слушай, – заикаясь, спросил он. – Это я тебя так? Томас развёл руки в стороны.

– Нет, Пушкин. Быстро же ты научился. И шлюзовой механизм нашёл, молодец. – Он кивнул на артефакт, отряхиваясь.

– Да ничему я не научился. – Олег раздосадованно махнул рукой. – Просто наугад тыкаюсь. И не представляю, что получится в результате.

– Наугад, не наугад, – Томас прищурился, – а делаешь пока всё правильно, насколько я могу судить. Похоже, ты просто этого не осознаёшь. Знаешь что? Давай так. Я сяду в сторонке, мешать тебе не буду. А ты попробуй сосредоточиться – или наоборот отключиться, как тебе удобнее… И постарайся сделать всё, что считаешь нужным. Не отрываясь на осмысление. У тебя родовая память работает потрясающе.

– Догадался? – Олег больше не сердился. Он давно понял, что Томас Томас нашёл его не случайно, и что именно от него можно получить ответы на вопросы – если и не на все, то на очень многие.

– Из догадок шубки не сошьёшь. – Томас уселся в сторонке, внимательно наблюдая. – Я всегда выполнял домашние задания. Разведчик просто так не пропадает. Он может только передать дар по наследству, как передали тебе. И твой батя – не исключение, он вообще Разведчик потомственный и легендарный. Самая большая опасность – в том, что с момента появления наследника дар у Разведчика угасает. И проходит какое-то время, прежде чем наследник научится им владеть.

– Слушай, у тебя всё-таки потрясающий язык. Томас вздохнул.

– Кажется, перехвалил. Я уже говорил тебе, что глупо не пользоваться словарным запасом собеседника – конечно, если ты в состоянии его произнести. Ладно, работай давай.

– Ага. Понятно теперь. – Олег пытался собраться с мыслями. – Слушай, а что должно получиться в результате? Какая-то дорога, да?

– Путь, малыш. – Олег понял вдруг, что «малыш» – это вовсе не насмешка, и Томасу на самом деле гораздо больше лет, чем может показаться. – Это называется Путь. Разведчик ставит шлюз на планете. Потом ещё один шлюз, уже на другой планете. Потом ещё один. Не спрашивай меня, как это работает, я тебе всё равно не скажу. Но в результате можно путешествовать так же свободно, как делают пересадку в здешнем метро. Твой отец прибыл сюда задолго до твоего рождения. Планета у вас непростая, но ему была вполне по силам. Почему-то – пока не знаю, почему, – он не успел поставить шлюз, которым должен закончиться Путь. А этот Путь – самый длинный, и, надо сказать, один из самых интересных. Сквозь четыре системы. Ты ещё не понимаешь, что это значит.

– И он пока что заканчивается тупиком. Вот здесь.

Так?

– Ну, в общем так.

– Слушай… – Мысли Олега метались в голове, как вспугнутые птицы в клетке. – А предыдущие… шлюзы стоят ещё? Ну, в смысле – тот отрезок Пути ещё держится? Ведь столько лет прошло…

– А за каким лешим, по-твоему, я здесь? – Томас уселся поудобнее, облокотившись на кочку. – То-то и оно, что держать незаконченный Путь довольно трудно. Это потом он стабилизируется и стоит сам по себе. Никто никогда не торопит Разведчика, но всему должны быть разумные границы. Пришла пора закончить работу – не отцу, так тебе. Моим долгом было найти Разведчика и выяснить причину задержки. Считаю, что свою часть работы я сделал. Давай наконец, делай и ты свою, сколько можно ждать? Чёрт, муравейник здесь…

– Ага, легко сказать. – Олег несколько раз сжал и разжал внезапно вспотевшие ладони. – Свою работу… Какой из меня Разведчик?

– Знаешь что? – Томас сменил дислокацию, подложил под локоть рюкзак Олега и растянулся на траве. – Не напрягай извилины заботами о судьбах вселенной. Просто делай свою работу. Заодно мне удовольствие доставишь – просто в награду за то, что я столько с тобой возился. Ни разу не видел, как Разведчик ставит шлюз. Говорят, работа тонкая и нудная. В теории – знаю, а живьём не довелось как-то…

Олег выдохнул несколько раз, понимая, что нормально соображать сейчас всё равно не может. Он присел на корточки, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Томас участливо затих.

Олег поднялся не спеша, прошёлся по поляне. Зачем-то прикоснулся к одной из граней артефакта, и грань чуть подалась. Олег присел рядом, пытаясь понять, правильно ли он действует. Ничего не выходило, и виной тому было вовсе не присутствие Томаса. «Чёрт, я всё делаю не так…» Просто волна куда-то ушла, потерялся настрой. Олег запаниковал, проклиная собственную бездарность, и беспомощно оглянулся – Томас лежал, вежливо глядя куда-то в сторону. Олег ещё немного побродил. Солнце уже садилось, из лесу потянуло холодком.

– Вот что. – Олег остановился, отрешённо глядя себе под ноги. – Ни фига у нас сегодня не получится. Я не знаю, что надо делать.

– Не получится – так не получится, – неожиданно легко согласился Томас. – Давай тогда на ночлег устраиваться.

Они подогнали машину поближе. Олег вытащил на траву спальник, уселся на него и смотрел, как Томас раскладывает костёр и возится со спичками.

– Слушай, а у вас там… ну, там, откуда ты… что, никаких походных наборов не предусмотрено? Всяких там супер-квазиобогревателей…

– «У вас там», – скривившись, передразнил Томас. Язычок пламени лизнул бересту, затих, потом осмелел, разгораясь. – «У нас здесь»… Питекантроп ты, а не Разведчик. Зачем, скажи мне, раздавать бусы аборигенам? Что, аборигены бусы делать не умеют? Ещё как умеют. Если постараются. И бусы у них лучше получатся, потому что они точно знают, какие бусы им нужны. Ну, притащу я сюда портативный реактор или дом поставлю силовой – тебе легче станет? Сначала ты вытаращишь глаза, будешь ахать и охать, а потом привыкнешь и напрягаться совсем перестанешь. Пройденный этап. Есть у вас слово такое смачное, всё время забываю…

– Халява.

– Вот-вот. Расслабляет и развращает. И потом – нет никакого смысла тащить с собой всё это барахло. Живут же люди – значит, и Курьер выживет, иначе какой он Курьер? Вообще для жизни ничего не нужно, кроме головы. Всё остальное имеется вокруг, и имеется в избытке. Уж ты, как Разведчик, должен это знать.

От костра пошёл ровный жар. Первый смоляной дымок исчез в потемневшем небе, растворился среди звёзд. Томас беззастенчиво расстегнул Олегов рюкзак, вытряхнул содержимое на траву.

– Машину эту ты мне подсунул? – мелькнула у Олега догадка.

– Ага. – Томас довольно захрустел печеньем. – Я.

– Зачем?

– Ну-у-у, брат. – Томас развёл руками. – Задачка для второго класса. Когда я понял, что всё-таки в тебе не ошибся, нужно было подтолкнуть тебя к путешествию. Метод достаточно стандартный. У любого народа есть характерный образ бродяги. Ну, там, вольный ветер в голове и всё такое. Каждый нормальный мужик хоть раз в жизни, но мечтает об этом. В вашем случае странник – это волосатый такой тип в кожаной куртке, у которого вся жизнь – дорога, но почему-то непременно асфальтированная. Забавный стереотип. Когда я понял, что на мотоцикле ты ездить не умеешь и кожаные куртки носить не станешь, решил подкинуть тебе вот этот атрибут дальних странствий. Как видишь – сработало. Фиг бы ты поехал на своём «Опеле» шлюз ставить.

– Ну да. – Олег представил себя на мотоцикле. Может, стоит как-нибудь попробовать? – На «Опеле» бы точно не поехал. А как тебе, кстати, автомобили вообще? Смеёшься над нами, наверное?

– Да нормально, – меланхолично пожал плечами Томас. – Бывает хуже. Видел бы ты, какие штуки ездят на Сайове-Торни, вообще бы в обморок упал.

– Где-где?

Томас обернулся, подумал секунду и ткнул пальцем в небо куда-то в район Кассиопеи.

– Там.

Олег только вздохнул и полез в спальный мешок. Удивляться уже не хотелось. Томас долго устраивался в машине. Олег слушал, как скрипит заднее сиденье. Перед тем, как дрёма склеила веки, он вдруг встрепенулся.

– Томас, а Томас…

– Ну?

– А если здесь вообще не то место, которое нужно? – Он вспомнил, как бесцельно бродил по поляне, и сам испугался такого предположения. – Если всё это впустую, а?

– Вряд ли. – Голос из машины звучал глухо. – Я думаю, твой старик место определил точно, всё-таки Разведчиком он был классным. А вот развернуть шлюз сил уже не хватило, и он оставил эту работу тебе. Так что спи давай, сил набирайся. Всё будет нормально.

– Ты говоришь, классным Разведчиком был… А что с ним могло случиться?

– А что случается с человеком, который внезапно слепнет? Споткнётся, упадёт куда-нибудь, головой стукнется – и привет… Он же всё тебе отдал, сам остался ни с чем. Но попыток, насколько я понял, не оставлял, хотел до конца довести… Мужик…

Олег закутался, выставив наружу один нос. Слишком много мыслей роилось в голове; они перебивали одна другую, и казалось, что заснуть не удастся никогда. Пару раз он открывал глаза, глядел в звёздное небо. Потом опять зажмуривался, пытаясь успокоиться. Слишком легко он принял всё, что с ним произошло. Было чувство, какое бывает на экзамене – вроде бы знаешь ответ на поставленный вопрос, но безнадёжно забыл всё, на чём этот вопрос базируется, даже школьные учебники вылетели из памяти. Олег горько усмехнулся: «А как быть тому, кто этих учебников вообще в глаза не видел?» С этой мыслью и уснул, зажав в кулаке артефакт.

А проснулся в серо-голубоватом тумане, который пересекали разноцветные гудящие линии. Видно было не очень далеко, всего на несколько метров. Линии-нити пронизывали пространство насквозь, как лучики сигнализации в боевиках. Только здесь они возникали из тумана и в туман же уходили. Одни были совсем тоненькие, едва видные, и звенели по-комариному. Другие были толще и звучали иначе – басовито, как высоковольтные линии. Правда, в отличие от проводов, они были не опасны – Олег пробовал касаться их рукой, и рука проходила, не встречая сопротивления, оставалась лишь лёгкая щекотка в ладони. Не все были прямыми. Некоторые, размытые, плавно изгибались, и время от времени по ним словно пробегали вспышки. Олег двигался вперёд в тумане, осторожно переставляя ноги. Под ногами тоже был туман, но ступни не проваливались – туман мягко пружинил. В одном месте Олег почему-то обогнул широкую белую ленту и остановился. Повернул направо, сделал ещё два шага. Ниоткуда вынырнула странная мысль: «Вектор входа». Он осторожно двинулся вперёд, поднырнул под поющее на разные голоса сплетение и вышел на относительно свободное пространство. Здесь висел конец тускло-зелёной нити, уходящей широким изгибом далеко в туман. Просто висел в пустоте, и всё. Олег поднёс к этому месту артефакт, который, оказывается, всё это время держал в руке. Чтобы дотянуться, пришлось сделать шаг вперёд, и ногу вдруг кольнуло. Олег невольно открыл глаза.

Он стоял на поляне, по колено в сырой от росы траве. Солнце ещё не встало, туман клочьями висел между деревьев. Рядом на четвереньках в позе гончей сидел полуодетый Томас и смотрел на него сумасшедшими глазами. Олег перевёл взгляд на собственную руку, держащую артефакт.

– Что? – встревоженным шёпотом спросил Томас. – Сейчас, сейчас…

Он вытащил из травы корягу, уколовшую Олега, и попросил жалобно:

– Давай, родной, давай. Не останавливайся, пожалуйста…

– Ага, – хрипло отозвался Олег и зажмурился. Вернуть прежнюю картину удалось с большим трудом. Он чувствовал, как ручеёк пота пробежал между лопаток, но не решался пошевелиться, пока туман опять не сгустился вокруг. Нужная нить была еле видна, и он очень осторожными, по миллиметру, движениями поднёс к ней артефакт. Одна из граней ребристого шара вдруг ушла внутрь, и Олег понял, что и как он должен сделать. Он просто надел артефакт на кончик нити, и в приборе что-то звонко щёлкнуло. Грани подвигались и замерли, артефакт повис в пространстве. «Что ещё?» – панически спросил себя Олег. – «Что-то ещё нужно. Соображай, чёрт тебя дери…» Он попытался задержать дыхание и расслабиться. Туман вокруг начал блёкнуть, линии то проявлялись, то таяли. Олег чуть не плакал от досады. Потом, сам толком не понимая, что делает, обернулся и шагнул назад, к сплетению разноцветных нитей. Протянул руку, обхватил ладонью серую и замер, дожидаясь чего-то. Вот нить стала ощутимой, даже напряглась в ладони, слева направо по ней побежал фиолетовый блик – и Олег ухватил этот зайчик второй рукой, чувствуя холодок. Потом разъединил нить точно по фиолетовому огоньку, и она разошлась с хрустальным звуком. Не колеблясь больше, он потянул оба конца на себя и подсоединил их к артефакту – один снизу, другой зачем-то слева. Артефакт снова шевельнул гранями, зелёная нить ослепительно вспыхнула, и Олег, уже не колеблясь, повернул штуковину, похожую на стрелку компаса, в направлении, которое показалось ему правильным, и вдавил её большим пальцем.

На поляне дохнуло морозом, иней схватил траву в радиусе нескольких метров, и Олег увидел, словно в замедленной съёмке, как расходится от артефакта тугая волна; Томаса отшвыривает в сторону, как куклу, он неловко падает и медленно катится по земле; ветер взметает пепел вчерашнего костра и уносит порывом прочь вместе с каким-то мусором.

Через секунду всё закончилось. Олег, невредимый, подогнул трясущиеся ноги и плюхнулся на колени. После всего случившегося шлюз выглядел вульгарно просто, как дверной проём. В воздухе колыхалась будто очерченная тонким карандашом рамка, внутри клубился туман. Дыша, как загнанная лошадь, Олег оглянулся вокруг. Отец ошибся всего на несколько метров.

– Чёрт, я не знал, что это опасно для жизни. Всё у вас, Разведчиков, не как у людей. – Поднявшийся Томас широко улыбался, потирая ушибленное плечо. Несмотря на то, что ему опять досталось, казалось, что его вообще ничего не брало, а вот Олег чувствовал себя пустым, как барабан. – Получилось, ёлки-палки. Всё-таки получилось… Ты посмотри, красота какая.

Туман в рамке потихоньку рассеивался, и там стали видны тёмно-серые высокие дюны до самого горизонта. По небу плыли облачка, почти такие же, как на Земле. Растительности не было видно. А над самым горизонтом висела, закрывая полнеба, ещё одна планета. Облачные спирали клубились над материком, протянувшимся по экватору. Хотя это запросто мог оказаться и не экватор вовсе – следовало понаблюдать, как планета вращается и вращается ли вообще. Дюны немного порозовели с одной стороны – видимо, появилось тамошнее светило. Вообще-то пейзаж не казался обжитым. Вот другая планета отсюда выглядела гораздо привлекательнее.

– Слушай, – забеспокоился Олег. – Я, наверное, ошибся…

Словно в ответ на его слова, с верхушки ближайшей дюны посыпался песок. Откуда-то изнутри выдвинулась платформа, накрытая полупрозрачным колпаком. Когда на куполе не осталось ни песчинки, он разошёлся на три части и опустился, оставив на платформе странный аппарат, немного похожий на жучка-водомерку. Аппарат высоко поднялся на тоненьких ножках, каждая из которых заканчивалась широченной плоской ступнёй – видно, чтобы ноги не проваливались в песок, – и резво затопал вниз. Олегу стало понятно, откуда на песке взялись цепочки круглых следов. В открытой кабине сидели двое. Один, жестикулируя, что-то рассказывал другому. Другой, постарше, сидел неподвижно, его длинные седые волосы трепал ветер. Звуков не было слышно – видимо, сквозь шлюз они не проходили. Аппарат, смешно перебирая ножками, пробежал совсем рядом со шлюзом и скрылся из поля зрения.

– Разведчики никогда не ошибаются. – Томас похлопал Олега по плечу. – Ты что-то про автомобили спрашивал?

– Люди, – ошарашенно пробормотал Олег. – Обалдеть можно. Обычные люди.

– А ты кого думал увидеть? – удивился Томас. – А-а-а, ну да. Зелёные человечки и всё такое. Инопланетная протоплазма, шестирукие одноглазые пришельцы. Нет, милый мой. Как у вас говорят, добро пожаловать в реальный мир.

Олег сидел, обхватив руками колени, и смотрел туда. Из другой дюны, совсем далеко, выдвинулось целое сооружение. Отсюда невозможно было понять, каких оно размеров на самом деле. Утолщение наверху раскрылось, как бутон, и от него протянулись вдруг оранжевые лучики по всему небу. С вершины сорвалась серебристая точка, повисела немного и отправилась прямиком к той, другой планете, оставляя за собой пушистый белый след.

Томас бросил рядом с Олегом рюкзак и кроссовки. Солнце уже пригревало. Иней на поляне почти сошёл, но было ещё сыровато. Олег зябко передёрнул плечами – он так и сидел в трусах и футболке.

– Хватит прохлаждаться, одевайся – да пошли.

– Куда пошли? – Олег поднялся и запрыгал на одной ноге, пытаясь обуться.

– Туда. – Томас кивнул в сторону шлюза.

– Прямо сейчас?

– А когда же?

Олег наконец завязал шнурки, зачем-то пригладил волосы. Томас поглядывал снисходительно.

– Готов? Ну тогда пошёл. – И он подтолкнул Олега.

– Я первый, что ли? – Олег попытался унять возникшую вдруг дрожь, замерев в шаге от шлюза.

– Ну не я же. – Томас пожал плечами. – Курьеру такое по рангу не положено. Это ты у нас Разведчик.

Тебе и шагать.