«Не в моих интересах было брать на службу наиболее именитых подданных. Прежде всего следовало утвердить мою собственную репутацию». Эти слова Людовика XIV вполне применимы к Кольберу — «финансовому богу» первого двадцатилетия личного правления короля.
Да, Жан Батист Кольбер не мог похвастать знаменитой родословной. Придворные и чиновники его не любили, в лучшем случае относились снисходительно. Сомневались даже в его благородном происхождении, хотя в «Словаре дворянства» главу семьи — Никола Кольбера именовали «сеньором Вандьер» (по названию поместья Кольберов). Сомнения никогда не оставляли и самого Жана Батиста. Отец, поколачивая своего сына каминными щипцами, — он частенько проделывал эту несложную операцию — приговаривал: «Мерзавец, ты только маленький буржуа, и если мы обманываем общество, то я хочу, чтобы ты по крайней мере знал, что ты собой представляешь».
Родился Кольбер в Реймсе в 1619 году. Учили его иезуиты. Затем юноша пробовал свои силы в торговле, на работе в банке. Счастье ему улыбнулось, и он попал в бюро государственного секретаря по военным делам ле Телье. Мнение о молодом человеке сложилось самое положительное, и в 1649 году он становится интендантом у самого кардинала Мазарини, расшатанные денежные дела которого привел в порядок с умопомрачительной быстротой.
Мазарини видел в Кольбере своего человека. «Я принимаю участие во всем, что Вас касается, как если бы речь шла о моих собственных интересах». Отнесемся с доверием к этим словам кардинала. Ведь с помощью таких своих верных слуг, как Фуке и Кольбер, Мазарини стал богатейшим человеком страны. Кардинал — а он, как первый министр, не имел права заниматься спекулятивными операциями — взял в свои руки доходнейшее дело — снабжение армии. Правда, перед смертью Мазарини решил замолить грехи: он завещал Людовику XIV свое состояние, втайне надеясь, что монарх не примет дара. Сделав широкий жест, расчетливый итальянец воскликнул: «О, моя бедная семья, у нее не будет даже хлеба!». Страхи были напрасными. Наследники получили богатства покойного.
Мазарини не только доверил Кольберу исполнение своего завещания, он рекомендовал его Людовику. У финансиста и монарха оказался общий враг — Фуке, суд над которым сблизил короля и его нового министра. Кольбер быстро продвигался по лестнице власти. Он получал одно назначение за другим: генеральный контролер финансов; сюринтендант искусств и мануфактур; государственный секретарь по вопросам флота, торговли и дома короля. В руки неизвестного дворянина из Реймса перешло, кроме армии, управление всей Францией, включая духовенство.
Политическое влияние министра возросло. При его участии готовились все важнейшие документы внутренней и внешней политики Франции. Только выяснив мнение генерального контролера финансов, Людовик XIV назначал высокопоставленных чиновников: губернаторов провинций и колониальных администраторов, интендантов и послов.
Свою власть Кольбер сознавал в полной мере. Министр был всегда спокоен и уверен в себе. Внешне холодный и бесстрастный, он больше слушал, чем говорил. Угрюмо-сосредоточенное лицо, на котором выделялись густые брови и суровые глаза. Глубокие морщины врезались в лоб. Казалось, напряженные мысли никогда не покидали министра. Видимо, так оно и было. И летом, и зимой Кольбер начинал работать в 7 часов утра. Его трудовой день продолжался 15–16 часов. Тратить время на встречи и беседы с людьми, в том числе и влиятельными, он не любил. Дело доходило до смешного. Мемуаристы рассказывают, например, что однажды придворная дама просила Людовика XIV помочь ей встретиться с Кольбером.
Министра отличали не только фантастическое трудолюбие, но и способность принимать решения на основе обширной информации, получаемой из разных источников. Он умело использовал статистику, документальные материалы, донесения интендантов, дипломатическую переписку.
Был ли богат человек, собиравший, считавший и тративший деньги всего королевства? Да, Кольбер был богат. Его состояние превышало 10 миллионов ливров. Одни земельные владения оценивались в 1400 тысяч ливров. Честным ли путем было нажито это богатство? По тем временам оно имело законные источники, известные Людовику XIV. По крайней мере, историки не располагают документами, которые позволили бы поставить Кольбера в один ряд с Фуке.
Не только власть и деньги составляли силу Кольбера. Семейные связи роднили его с аристократией. Три дочери министра вышли замуж за герцогов Шеврез, Бовилье, Мортемар. Каждая получила приданное в 400 тысяч ливров. Старший сын маркиз Сеньоле был государственным чиновником и дипломатом, второй сын — архиепископом Руана. Три других сына Кольбера погибли в боях. Не были обделены судьбой и братья всесильного министра. Один из них — Круасси, посол и затем государственный секретарь по иностранным делам; второй — Молеврие, генерал-лейтенант; третий — епископ Монпелье.
Особенно много внимания Кольбер уделял старшему сыну — Сеньоле. Он был с ним суров и требователен. Указывал, что читать. Выговаривал за плохо написанное письмо, за опоздание на несколько минут. Отец отправил сына на стажировку к знакомому интенданту в Рошфоре, посылал в поездки по европейским странам. Из Голландии Сеньоле привез сведения об организации адмиралтейства, о флоте, арсеналах, численности тяжелых орудий.
По инициативе отца Сеньоле посетил Геную, Флоренцию, Рим, Неаполь, Равенну, Фаянцу, Римини, Венецию, Милан, Мантую, Турин. Подробный план поездки был составлен Кольбером. Он рекомендовал сыну в каждом из итальянских государств лознакомиться с дворянскими семьями, близкими к местным властям, с должностными лицами и их функциями. Сеньоле поручалось разобраться в механизме принятия политических решений, ответить на многочисленные вопросы: кто вносит предложения, как принимаются законы, решаются вопросы войны и мира, споры между итальянскими государствами: какие из них независимы, какие находятся под влиянием Святого Престола или императора, в чем особенности союзных отношений между итальянскими дворами. Кольбер ждал от сына обстоятельных ответов на многие вопросы, включая требования этикета, значение обычаев, традиций.
Сеньоле имел два рекомендательных письма королевы: к вице-королю Неаполя и к губернатору Милана, открывших у многие двери. Молодой дипломат встречался с папой его родственниками, с французскими кардиналами в Ватикане. По совету отца Сеньоле следовало «самому говорить мало и дать возможность много говорить другим».
И еще одну интересную задачу поставил Кольбер перед Сеньоле: ознакомиться с итальянскими архитектурой, скульптурой, живописью. Он думал о сыне, который «в один прекрасный день будет способен выполнять обязанности сюринтенданта по вопросам строительства». Далеко вперед смотрел министр Людовика XIV. С согласия короля Сеньоле принимал участие в повседневной работе отца.
Хотя Кольбер — глава семейного клана и Кольбер-администратор были, разумеется, неотделимы друг от друга, государственные дела всегда были у него на первом месте. Он верой и правдой служил своему господину, который понимал и ценил это. По словам Людовика XIV, он «оказывал все возможное доверие» Кольберу. Министр этого заслуживал.
Споры о жизни и деятельности Кольбера не прекращаются вот уже более трех столетий. Одни считают министра финансовым и экономическим гением, другие — тупым администратором, жрецом протекционизма. Истина где-то посередине, между двумя крайними точками зрения. Бесспорно, Кольбер был выдающимся государственным деятелем своей эпохи. Сменив Фуке на посту главы финансового ведомства, он занялся прежде всего поисками новых источников доходов и уменьшения государственного долга, равновесия бюджета. Финансист стремился расширить круг налогоплательщиков, увеличить поступления от королевских владений, лишить привилегий многочисленных дворян-самозванцев, вопреки законам королевства присваивавших себе дворянские звания.
Разумеется, главным источником пополнения бюджета являлась эксплуатация 15 миллионов крестьян. Уровень их жизни был низким, смертность — высокой. Во Франции из 100 новорожденных 25 умирали до одного года, 25 не доживали до 20 лет, 25 человек смерть уносила в возрасте от 20 до 45 лет и только 10 доживали до шестидесяти.
Таковы были неизбежные следствия недостаточного питания, неблагоустроенного жилья, непосильного труда. Маршал Вобан, крупнейший военный строитель, специально изучавший социально-экономические проблемы страны, писал, что в 1698 году одну десятую часть населения страны составляли нищие, пять десятых не были в состоянии подать милостыню, три десятых увязли в долгах и в судебных исках, и только одна десятая являлась обеспеченной (дворяне, духовенство, военные, судейские чиновники, крупные торговцы).
Крестьяне разорялись, так как в 60-х годах цены на зерно были очень низкими (как при правлении Генриха IV). А французские торговцы наживались на вывозе зерна в Испанию. Но вскоре обстановка изменилась. В 70-х годах в связи с плохими урожаями цены на зерно выросли, а зарплата не менялась. Не успевали хоронить покойников. В 1685–1689 годах урожаи опять стали обильными и цены на хлеб и зерно упали. Рекорд дешевизны был установлен в 1688 году.
Откуда было брать деньги крестьянину? Он и его семья постоянно недоедали, жили в трудных условиях. Окна в домах бедняков не имели стекол. Мебель, даже простая, была редкостью. Вместо шкафов использовали сундуки. Спали на общих кроватях. Употребляли в пищу много хлеба. Его пекли сразу не менее чем на неделю.
Голод был частым гостем в деревне. Крестьяне ели траву, каштаны, корни деревьев. Они не давали увозить хлеб из амбаров для армии. Грабили склады с мукой и зерном. Народные волнения вызывались также непосильными налогами, которые из года в год возрастали. «Сбор налогов с каждым днем становится все затруднительнее. Бедствия делают население в некоторых районах таким буйным, что сборщики налогов не желают работать. Они боятся крестьян, опасаются за свою жизнь. Я решил воспользоваться военной силой. Сюда как раз прислан на постой драгунский полк», — писал в 1696 году генеральному контролеру финансов интендант из Монтабана. Но произошло непредвиденное: офицеры отказались применять силу против мирных жителей.
Кольбер отдавал себе отчет в том, что репрессиями и узаконенным грабежом нельзя подчинить крестьянство. Поэтому в 1663 году были объявлены неприкосновенными скот, орудия сельскохозяйственного производства. Принимались меры для его развития: закупали испанских баранов; распространяли высокосортные семена; поощряли посевы таких технических культур, как лен, конопля, табак; сажали тутовые деревья; строили новые конные заводы в Нормандии и Пуату. Была создана лесная администрация, которая начала свою деятельность с учета и описи всех лесов в стране.
Крестьяне-налогоплательщики являлись фундаментом финансовой системы абсолютизма. Но в ней не было четкости и слаженности. Ее разъедала коррупция. И Кольбер объявил войну расхитителям. Чрезвычайный суд рассматривал финансовые злоупотребления, совершенные на протяжении нескольких десятилетий. В тюрьме оказались многие интенданты, финансисты. Одного из них — Дюмона повесили перед Бастилией. Такая же участь постигла и сборщика налогов в Орлеане.
В общей сложности 500 человек понесли наказание. Некоторые из них внесли в казну по 2–3 миллиона ливров. В итоге Кольбер собрал богатый «урожай» в 110 миллионов ливров — сумму, равную доходам государственный казны за полтора года (стоимость двух Версалей). Часть этих денег — минимум 15–16 процентов — получали доносчики, разоблачавшие владельцев нечестно нажитых состояний.
Обворовывали государство и самозванные дворяне, не платившие сословного налога — талью. Сословные привилегии они присваивали себе, например в связи с выполнением совершенно незначительных официальных — иными словами, привилегированных — функций (сбор соляной подати и др.). И на самозванцев повел наступление Кольбер. В 1664 году он провел «переаттестацию» дворянства. Были аннулированы все дворянские грамоты, выданные после 1634 года. Самозванцы внесли в казну 2 миллиона ливров штрафов. Они стали постоянными платилыциками тальи. Общая численность дворянства сократилась на 40 процентов.
Однако главными расхитителями государственных средств являлись Людовик XIV и его семья. Словно ненасытные чудовища пожирали они несметные богатства. Чего стоили одни королевские дворцы! С 1661 по 1710 год затраты на их строительство составили: в Версале и его окрестностях — 117 миллионов ливров, в Фонтенбло — 2,8 миллиона, в Лувре и Тюильри — 10,6 миллиона, в Шамборе — 1,2 миллиона ливров. Королевская площадь у дворца Вандом стоила 2 миллиона. А лошади Его Величества? Две конюшни короля обошлись более чем в 3 миллиона ливров. А 512 слуг королевы? На их содержание казна выплачивала 466 тысяч ливров. Дорогие подарки, стоившие непостижимых денег, редчайшие драгоценности, роскошные праздники, пиры и приемы, пожизненные пенсии придворным и администраторам, военным. Да разве можно хотя бы просто перечислить тайные и явные каналы, по которым, совершенно бесконтрольно, по воле короля, растекались народные деньги?
Проявляя личную смелость, Кольбер говорил и писал Людовику XIV, что из года в год растут королевские расходы на питание, лощадей, прислугу, на многочисленные празднества. Министр подчеркивал, что в прошлом короли избегали «расходов, не являвшихся необходимыми». Кольбер продолжал: «Ваше Величество тратит 200 тысяч пистолей наличными на поездку в Версаль, 13 тысяч на игру свою и королевы в карты, 50 тысяч ливров на трапезы».
Увы, финансовая дисциплина была незнакома Его Величеству. Однако Кольбер пытался придать видимость законности оформлению государственных расходов. Счет подписывал государственный секретарь, по ведомству которого тратились деньги. Затем требовалась виза генерального контролера финансов, определявшего источник ассигнований. Если речь шла о выплате более чем 300 ливров, Людовик делал пометку: «Хорошо» — и ставил свою подпись. Однако король часто лично проверял сведения о доходах и расходах, хотя специалистом в этой области считал только Кольбера. Людовик говорил своему министру: «Вы знаете, что в вопросах финансов я одобряю все, что Вы делаете, и, по-моему, делаете хорошо».
Генеральному контролеру приходилось закрывать одну брешь за другой. Фантазия его была неистощимой. При нем подорожали должности секретарей короля, нотариусов, прокуроров, казначеев. Повысили налоговый сбор со строящихся в Париже домов. Почтовый тариф увеличили с 2 до 5 су. Сдача в аренду почтового ведомства сразу же дала доход в 1200 тысяч ливров. Табачная монополия приносила казне 1600 тысяч ливров. Возросли доходы от королевских лесов, от соляной пошлины. Ввели продажу муниципальных должностей (мэров, офицеров милиции), гербов для лиц, не являвшихся дворянами. Взималась такса с приобретаемых духовенством имуществ. В общей сложности чрезвычайные меры, осуществленные Кольбером, в 70-е годы дали 150 миллионов ливров дополнительных доходов. Государственные расходы снизились более чем в два раза. Бюджет был уравновешен, но всего лишь на несколько лет. Людовика XIV считали самым богатым монархом в Европе.
Несколько лет Кольберу удавалось сводить концы с концами без дефицита бюджета. Войны пожирали и средства, и людей. Основной сословный налог — талья — в конце правления Мазарини давал 40 миллионов, ко времени смерти Кольбера — 35 миллионов ливров. Пополнялась казна в значительной мере за счет налогового обложения продовольствия, соли, напитков. Поступления от этих статей в начале деятельности Кольбера на посту генерального контролера финансов составляли 5 миллионов ливров, в конце — 20 миллионов.
Стабильность ливра являлась одной из целей политики генерального контролера. И ему удалось на время добиться устойчивости французской валюты. Было запрещено использование мелких медных монет — иностранных и выпускавшихся на присоединенных к Франции территориях (Оранж, Авиньон, Траву — столица княжества Домб в Бургундии). В этих городах были закрыты монетные дворы. Сурово наказывали фальшивомонетчиков.
После смерти Кольбера наступил конец денежной стабильности. Рубеж — 1689 год, когда были сделаны первые попытки введения бумажных денег. Циркулировали в стране и ассигнации государственных ведомств, хотя их использование было ограниченным. Государство прибегало к займам. Но остановить процесс инфляции было невозможно. Не позволяли дорогостоящие войны. В итоге в 1715 году, ко времени смерти Людовика XIV, стоимость ливра упала с 8,33 грамма чистого серебра до 5,33 грамма.
Кольберу не удалось избежать денежного дефицита. Уже в год его смерти для равновесия бюджета не хватало 6 миллионов ливров. Трудно представить иное — благоприятное для королевства положение в финансовой сфере. Ведь Людовик XIV и его министр пытались примирить непримиримое: огромные, все возрастающие расходы на дипломатию и войны с развитием промышленности и сельского хозяйства Франции. Финансы любой страны неотделимы от ее экономики. Они взаимосвязаны, как внутренние органы в живом организме. Кольбер понимал это. Был ли у него свой план организации промышленного производства во Франции? Несомненно. План предусматривал создание мануфактур короля (например, по производству гобеленов) и поддержку частных предприятий в различных формах: государственные субсидии; освобождение от уплаты налогов; предоставление монопольных прав на изготовление и продажу товаров. Оба типа мануфактур — королевские и частные — ориентировались на рынок предметов роскоши: ковров, дорогих тканей, хрусталя, парфюмерии. Качество экспортных изделий поддерживалось строжайшей регламентацией технологического процесса, инспекторским надзором и суровыми санкциями против нарушителей регламентов. Жесткая дисциплина, навязанная фабрикантам и рабочим, позволяла сократить дорогостоящий импорт.
Регламенты обязывали фабрикантов выпускать ткани определенной ширины, длины, окраски. Таможенные тарифы ограничивали или закрывали доступ в страну иностранным товарам, способным конкурировать с национальной продукцией.
Высокое качество товаров генеральный контролер финансов обеспечивал принудительными мерами. Французский историк Буасонад называл Кольбера «маньяком регламентации». Например, «генеральный регламент» устанавливал производственные требования к сукну. Готовили регламент долго — семь лет. И, тем не менее, в 1681 году дополнили новыми правилами. Инструкции были подробными. Например, в регламенте для фабрики в Амьене насчитывалось 248 статей. Главная цель состояла в том, чтобы гарантировать покупателю высокое качество изделия, его соответствие установленным образцам, изготовленным на лучших машинах.
С 1666 по 1683 год были приняты 44 регламента и инструкции. Их жесткость вызывала возражения и протесты как промышленников, так и рабочих. Повсюду требовали реформ, либерализации законодательства и административных правил. Кольбер стоял на своем. Он требовал «пунктуального выполнения» регламентов и наказания их нарушителей.
В Париже активно поддерживали репрессивные меры на местах. Так, в 1670 году интендант Тура решил вывешивать на позорном столбе кусок ткани, выработанной с нарушением официальных норм, и при этом указывать фамилию виновного. Кольберу идея понравилась. По его предложению был принят королевский ордонанс, установивший наказания для «нечестных» фабрикантов, торговцев и рабочих: при первом нарушении регламента ткань с дефектами и табличка с именем ее владельца вывешивались на позорном столбе; при повторении «злонамеренных действий» выносилось публичное порицание нарушителю порядка; в третий раз жертву на два часа приковывали железным ошейником к позорному столбу, а запасы ткани конфисковывали. «Драконовское законодательство», — замечает Пьер Клеман.
Главное бесспорно: мануфактуры, опекаемые Кольбером, освободились от ремесленных форм средневекового контроля, получили кредиты и налоговые льготы, законодательные и административные привилегии. Они занимали монопольное положение на рынке. Жесткая правительственная регламентация способствовала улучшению качества продукции.
Однако оценка деятельности Кольбера в исторической литературе неоднозначна. Н. И. Кареев, например, считает, что «Кольбер был только один из многих: он не был ни единственным представителем такой политики, которую даже окрестили названием «кольбертизм», ни ее инициатором, хотя только что приведенное название и оправдывалось той широтой захвата, той неустанной энергией, той последовательной систематичностью, которые проявились во всей экономической политике знаменитого министра Людовика XIV».
Сам Н. И. Кареев употребляет термин «кольбертизм», хотя и утверждает, что Кольбер не являлся единственным инициатором политики, носившей его имя. Вместе с тем русский историк отмечает энергию, последовательность генерального контролера финансов в осуществлении идей, размах деятельности. Суть «кольбертизма» сводилась к укреплению финансовой системы страны, развитию производства на передовой для того времени технологической основе, к государственному регулированию экономики и торговли, к протекционизму — поддержке французских промышленников и коммерсантов, защите внутреннего рынка Франции от иностранной конкуренции.
Просчетов у генерального контролера было много. Всю хозяйственную жизнь страны он загнал в капкан мелочной регламентации. Промышленность ориентировалась не на массовых, а на избранных аристократических покупателей. Но не в этом суть экономических и финансовых трудностей королевства. Одна из главных причин — узость внутреннего рынка Франции, объясняемая бедностью крестьянства, доходы которого во времена Кольбера катастрофически упали. Сложилась и неблагоприятная для Европы международная деловая конъюнктура, особенностями которой являлись упадок производства и низкие цены. И в этих сложных условиях генеральный контролер уделял постоянное внимание развитию внешней торговли Франции, для которой, по его мнению, главную опасность представляла Голландия. В Гааге, в свою очередь, опасались и серьезной конкуренции со стороны созданных Кольбером торговых компаний.
В 1664 году начали действовать компании Восточной Индии (территория современной Индонезии) с исключительным правом торговли на гигантских просторах от мыса Доброй Надежды до пролива Магеллана и Западной Индии (так назвал Христофор Колумб Америку), осуществлявшей коммерческие связи между Нантом, Сен-Мало, Бордо и Сенегалом, островами Гаити, Сент-Кристофер, Гваделупа, Мартиника. Объекты коммерции были весьма различными — от негров-рабов до сахара.
Торговым компаниям уделяли большое внимание в Версале. Король, королева, принцы участвовали в их финансировании. Но дворяне относились к новшествам с недоверием. Их не соблазняли ни перспективы больших доходов, ни подвиги миссионеров, обращавших местное население в католическую веру.
Торговые компании, основанные Кольбером, не принесли ему славы. Компания Западной Индии прекратила свое существование уже в 1674 году. Компания Восточной Индии отказалась от торговли с Цейлоном, Мадагаскаром и в 1682 году от своих монопольных прав. Были распущены и компании Севера и Леванта.
Два десятилетия просуществовала компания Сенегала, возникшая в 1673 году. Она получила право монопольной торговли неграми на африканском побережье, покупая рабов по 13 ливров «за голову».
Однако ни одна из компаний, созданных Кольбером, не добилась стабильностии эффективности. Администраторы некоторых из них встали на путь мошенничества, преследуя только одну цель — скорейшее обогащение. В марте 1672 года в письме директору компании Леванта Кольбер выражал изумление в связи с тем, что она отправила в Португалию парчу с фальшивой золотой и серебряной отделкой. И даже возмущение португальцев генеральный прокурор считал не самой худшей неприятностью для французских коммерсантов, стремившихся закрепиться на рынках Турции. Он писал: «Если компания позволит себе подобные проделки с турками, она рискует получить самые жестокие оскорбления, каким только они подвергают христиан».
История с парчой не являлась исключением. Компании злоупотребляли своим монопольным положением. Они занимались контрабандой, нарушали правила производства товаров. Это было неизбежным: жесткое регулирование деятельности мануфактур подавляло самостоятельность предпринимателей. К концу жизни Кольбер понял это. Государственный совет 6 января 1682 года разрешил свободную торговлю в Восточной Индии при условии, что частные лица будут перевозить свои товары на кораблях компании и продавать их в ее магазинах.
В целом эксперимент с созданием новых торговых компаний Кольберу не удался. Серьезно потеснить голландцев в сфере международной торговли французские компании не смогли. Но там, где не преуспели коммерсанты, обогащались рыцари морского разбоя. В 80-е годы в пору процветания вступил город пиратов Сен-Мало. Он стал первым портом Франции, одним из крупнейших в мире. Две тысячи кораблей ежегодно заходили в Сен-Мало. Они прибывали из Европы и Америки, Гренландии и Новой Земли. Состояние многих судовладельцев измерялось миллионом и более ливров.
Вся история пьяного от богатства Сен-Мало свидетельствовала о том, что без мощного военного и торгового флота Франции не удастся потеснить англичан и голландцев в сфере международной торговли. Кольбер знал это. Его можно назвать отцом французского флота. Если при Ришелье насчитывалось 80 парусных судов и 20 галер, а в период правления Мазарини только 2–3 корабля и 6 галер находились на плаву, то благодаря политике генерального контролера финансов положение быстро изменилось. К 1 января 1667 года у Франции имелось 270 кораблей и 30 галер. Число моряков составляло 52 тысячи человек. На содержание флота расходовалось 10 миллионов ливров.
Вновь созданный военный флот остро нуждался в офицерах и матросах. Их набирали во всех приморских районах, где переписали 200 тысяч моряков. Они были обязаны служить на флоте один год из каждых трех или четырех лет (в разных провинциях — разные сроки). Офицеры и матросы проходили специальную подготовку. В 1669 году Кольбер открыл в Сен-Мало специальную школу, в которой обучали гидрографии, артиллерийскому делу, мореходству. Школы гидрографии и стрельбы появились в Дьеппе, Гавре, Бордо, Марселе, офицерские академии — в Тулоне, Рошфоре, Бресте.
На галерах три четверти гребцов составляли каторжники, остальные — рабы (их «поставляли» мальтийские рыцари). Кольбер настойчиво искал все новых отверженных. В письме от 11 апреля 1685 года он, например, просил главу судебной власти в Дижоне заменять осужденным смертную казнь работой на галерах. Аналогичные призывы из Парижа шли и по другим адресам. В итоге с мая 1685 года по февраль 1690 года в Марсель прибыли 5178 каторжников. Из них 39 процентов — дезертиры из сухопутных войск, 38 процентов — уголовники. За несколько лет более половины погибли от каторжного труда, непосильной тяжести цепей, от эпидемий. Однако, вопреки распространенному мнению, галеры были не самым худшим местом на земле. В Марселе — на суше, в арсеналах и в порту — люди тысячами умирали от истощения, голода, болезней.
Флот обживался на земле. Велось большое строительство в портах. В Бресте 30 новых трехэтажных зданий предназначались под склады для продовольствия, снаряжения, инструмента, канатов. На мельницах мололи зерно, в кузницах ковали якоря, в мастерских делали пушки. Бурно развивались порты Тулона, Дюнкерка, Рошфора, Гавра, Лорьена.
Несмотря на большие финансовые и материальные затраты, политика развития морских сил Франции проводилась непоследовательно. Эта оценка в полной мере относится и к торговому судоходству, хотя по инициативе Кольбера затрачивались крупные средства на строительство торгового флота. К 1689 году Франция имела 219 торговых судов. Немного. 18 тысяч кораблей насчитывал флот Голландии.
Для развития французской внешней торговли Кольбер стремился использовать не только флот, но и консульскую службу. Должность консула продавалась. Цена колебалась в зависимости от района, города, страны. В Смирне или Алеппо (Халеб в Сирии) надо было платить 24 тысячи ливров в год, в Александрии — 12 тысяч. Консулы являлись торговыми агентами. Особенно многочисленными и активными они были в районе Средиземноморья.
Консульской службе Кольбер уделял постоянное внимание. Он отчетливо видел ее недостатки. Так, в декабре 1664 года в одном из официальных документов, исходивших от генерального контролера, указывалось, что консулы в Леванте не выполняли свои обязанности. Они злоупотребляли властью, устанавливали коммерческие связи на свой страх и риск, перепоручали консульские функции случайным людям, не заботясь о том, справятся ли они с порученным делом. Под предлогом уплаты штрафов туркам консулы брали с каждого судна сбор в 2–3 тысячи пиастров. Всем французским консулам в Леванте поручалось немедленно вернуться к месту службы, в течение шести месяцев направить Кольберу отчеты о своей деятельности, отказаться от личного участия в торговле, от получения взяток в форме неофициальных сборов. Через несколько лет генеральный контролер направил всем консульским чиновникам циркуляр, в котором перечислял сведения, интересовавшие финансовое ведомство: описание товаров, как местных, так и привозимых по суше и по морю; число кораблей, используемых для доставки грузов; получаемые судовладельцами прибыли. От консулов Кольбер требовал информации о состоянии международных отношений в регионе.
Генерального контролера интересовали сведения и по конкретным торговым вопросам, затрагивавшим французские интересы. Из Франции и Италии, например, вывозились монеты стоимостью 5 су, которые в Турции использовали как украшения, и поэтому платили за них высокую цену. Этим воспользовались фальшивомонетчики. В их руках монеты, экспортируемые в Оттоманскую империю, делались «легче» и в итоге теряли до одной пятой стоимости. Кольбер требовал от консулов информировать его о средствах борьбы с мошенниками, в результате действий которых Франция терпела финансовые потери.
Не только консульские, но и дипломатические вопросы входили в компетенцию Кольбера. Именно генеральный контролер «делал деньги», которые Людовик XIV тратил на временную и долговременную оплату внешнеполитических союзов, услуг монархов и их доверенных лиц, кардиналов и епископов, тайных агентов. А головы от этих безумных расходов болели не у короля и его фаворитов, а у Кольбера и его сотрудников. Вместе с тем министр финансов лично вел ответственные переговоры, участвовал в назначении послов, подготовке для них инструкций, в выработке внешней политики страны.
Главным противником Франции Кольбер считал Соединенные провинции. При любой возможности он стремился ущемить их интересы. В 1664 году генеральный контролер ввел тарифы, вызвавшие в Голландии негодование. Через три года — новое повышение таможенных ставок, предусматривавшее удвоение сборов с ввозимых в страну импортных товаров. С целью ослабить монополию голландцев на вывоз из Франции продовольствия, в том числе сахара, Кольбер стремился создать благоприятные условия для торговли датчан, шведов, португальцев. А в Голландии запретили ввоз из Франции пищевых продуктов и вин. Это была настоящая экономическая война, вступившая в противоречие с союзными отношениями между двумя странами.
Четыре года Кольбер вел переговоры с послом Соединенных провинций о заключении франко-голландского наступательного и оборонительного союза, направленного против Англии. В конечном счете политические интересы стран взяли верх над их разногласиями. Союзный договор был подписан 27 апреля 1662 года. Он дал Голландии и материальные выгоды. Голландцы платили пошлину в 50 су за тоно (2,83 м) один раз — при выходе корабля из французского порта. Расходы судовладельцев сократились вдвое, а для тех, кто импортировал французскую соль, — на три четверти. Обмен ратификационными грамотами франко-голландского договора состоялся в конце 1663 года. Вскоре и началась битва таможенных тарифов.
Это были первые, но не последние дипломатические переговоры, которые вел генеральный контролер. Внешняя политика постоянно привлекала его внимание. Иначе и не могло быть: она дорого стоила, а финансы находились в руках Кольбера.
При Кольбере торгово-экономические вопросы вошли в сферу деятельности дипломатической службы. Ее генеральный контролер считал важнейшим канал торгово-экономи-ческой информации и поэтому поддерживал постоянные связи с французскими посольствами в Англии, Дании, Голландии, Испании, Венеции. Он писал своему брату Круасси в Лондон: «Не забывайте интересоваться всем, что касается потребления в Англии наших вин, продовольствия, промышленных изделий, и информируйте об этом самым тщательным и самым секретным образом».
В итоге при Кольбере французским дипломатам приходилось систематически заниматься торговыми отношениями, главным образом со странами Европы. Инструкции они получали от короля. 6 апреля 1680 года Людовик XIV в письме послу в Стокгольме Фукьеру поставил ряд отнюдь не дипломатических вопросов: какова стоимость соли в Швеции и Португалии? Смогут ли французы продавать ее по высокой цене? Возможно ли содействие шведского короля в экспорте французских вин в его страну? Цель состояла в том, чтобы потеснить голландцев и англичан на рынках севера Европы. Швеция не являлась единственным примером. Повсюду французская дипломатия поддерживала коммерсантов Франции.
Для Кольбера внешняя торговля и консульская служба, созданный по его инициативе военный и коммерческий флот, торговые компании и конторы, дипломатическая деятельность — все эти инструменты государства служили созданию и укреплению колониальной империи Франции. Применимо ли понятие «колониальная империя» к эпохе Людовика XIV? Да, хотя с оговорками. Географическая карта заморских владений Англии, Испании, Голландии, Франции постоянно перекраивалась в результате бесконечных войн. Освоение природных богатств колоний являлось еще делом будущего. Эмиграция из Европы была ограниченной, затрудненной бескрайними расстояниями океанских просторов, отделявших Америку, Антильские острова от метрополии.
Кольбер высоко оценивал значение заморских владений. «Что может быть более великим и более полезным, чем колония? Разве не с ее помощью, скорее чем каким-либо иным путем, можно в условиях справедливости расшириться и усилиться?», — писал генеральный контролер, обосновывая свои подходы к колониальной политике.
В Северной Америке шла острейшая борьба за господство между Англией и Францией. Французы владели на Американском континенте огромными территориями. Новая Франция при Людовике XIV включала в свой состав территорию двух провинций на побережье Атлантического океана, в наши дни входящих в состав Канады, — Новую Шотландию и Новый Брауншвейг. Присоединил эти территории Робер Кавалье, руанский коммерсант. 12 мая 1678 года он получил от Кольбера официальные документы на управление колонией и через два месяца отплыл из Ларошели с 30 своими людьми, оружием, снаряжением, продовольствием.
Закрепляя свои приобретения, Кавалье построил форты на озерах Онтарио и Мичиган, на Миссисипи. В бассейне этой могучей реки он основал колонию Луизиану (в честь Людовика XIV) общей площадью свыше 4 миллионов квадратных миль (сухопутная миля — 1,6 км). 9 апреля 1682 года был оформлен акт на владение французским королем этими необозримыми просторами.
Как управлялись французские колонии в Америке? Кольбер создал систему администрации на местах во главе с губернаторами. Королевский губернатор назначал и смещал всех чиновников, командовал войсками, вел переговоры с иностранными представителями. Находившиеся в его подчинении интенданты занимались экономическими, полицейскими, правовыми, финансовыми вопросами. По мере падения влияния Кольбера при дворе снижалась и эффективность созданной им управленческой структуры. Губернаторам платили мало — 1800–2000 ливров в год. Более трех-четырех лет никто из них не засиживался на своем посту.
Но недремлющий Кольбер видел все издалека. Вот пример. В 1672 году губернатором Новой Франции был назначен граф Фронтенак. Он созвал Генеральные штаты (делегаты духовенства, дворянства, третьего сословия) для принятия присяги в верности королю. Кольбер дезавуировал действия Фронтенака. Он писал ему: «Вы должны очень редко (точнее говоря, никогда) прибегать к этой форме представительства жителей Канады».
Население Новой Франции было малочисленным: 7833 француза в 1675 году. Генерального контролера беспокоило такое положение. Были приняты меры по стимулированию эмиграции в колонии, повышению рождаемости. Каждый юноша в день свадьбы получал от короля 20 ливров. А холостяки платили большой налог. Семья с 10 детьми имела пособие в 300 ливров, с 12 — 400 ливров в год. Поощрялись даже браки французов с индианками. Кольбер писал губернатору, что король будет оценивать его деятельность по числу работников, «которых он привлечет».
Кольбер занимался и проблемами экономического развития французских владений в Америке. По его инициативе компания Западной Индии распространила свою деятельность на Новую Францию. Она содействовала торговле, поиску железной руды, меди, строительству верфей, рыболовству. Англичане монополизировали ловлю трески у берегов Новой Земли (остров у устья реки Сен-Лоран; в наши дни одна из провинций Канады). В связи с этим между Англией и Францией возникали острые конфликты.
Неутомимый Кольбер не щадил себя. Он умер в 1683 году в возрасте 64 лет. Расстались навсегда король и его подданный отнюдь не наилучшим образом. Людовик XIV направил умирающему Кольберу личное письмо, но министр, неизменно послушный монаршей воле, на краю могилы взбунтовался. Он отказался читать высочайшее послание, сказав: «Я не хочу слышать о короле; пусть по крайней мере сейчас он оставит меня в покое».
Казалось, что смерть Кольбера не особенно взволновала Людовика XIV, значительно позже оценившего всю тяжесть утраты. Зато придворные вздохнули с облегчением. Ликовал клан военного министра Лувуа, считавшего, что наконец-то пришло время его бесконтрольной власти.