Яркое июньское солнце залило Версальский дворец, высветив изящные линии его строений на фоне животворной зелени парка и воздушно-легких бассейнов.
— Версаль — чудо света, бесценный дар французской нации человечеству, — сказал я, обращаясь к своему спутнику, историку Альберу Коти, давнему знакомому, которого неожиданно встретил в Париже летом 1989 года.
В Версаль мы приехали утром. Оставив автомобиль на Парижской авеню, пересекли площадь Оружия и прошли через парадные ворота, словно врезанные в изящную черно-золотую решетку. На площади Министров остановились перед памятником Людовику XIV, поставленному через сто двадцать лет после его смерти, в 1835 году. С высоты коня король величественно и грозно смотрит на окружающий его переменчивый мир.
— Вы говорили, Юрий, что работаете над книгой, посвященной дипломатии Людовика XIV. Чем объяснить выбор темы, которой уже занимались многие ученые во Франции?
Вопрос был для меня не новый, и обдумывать ответ не потребовалось. Я сказал, что не имеющее в Европе прецедентов по своей длительности личное правление Людовика — 54 года (получившее название «Золотого века», а его самого нарекли Король-Солнце) — вошло в историю как классический образец абсолютной власти. Диктаторов в разных странах называли по-разному: консул, император, король, государь, царь, председатель, генеральный секретарь, фюрер, дуче. Менялись общественные порядки, традиции, нравы. Но жил и живет институт личной власти, самодержавия, попирающего законность, народную волю, гуманность, гласность.
Не прерывая беседу, мы неторопливо прошли через Королевский двор и направились к «Большим апартаментам» короля. Более подходящего места для суждений о деяниях и жизни «отца сказочного царства Версаля» найти было трудно.
— Знаете, Юрий, уж если речь зашла о режимах личной власти, то хотел бы отметить одну их особенность: чем тяжелее рука бесконтрольного властителя, тем чаще и охотнее он прибегает к псевдодемократическим прикрытиям, лишенным реального содержания и демонстрирующим лишь видимость демократии. Пример: ваш герой. Людовик XIV ограничил полномочия парламентов, лишив их влияния на ход государственных дел. Парижский парламент безропотно регистрировал законодательные акты, королевские ордонансы, не осмеливаясь внести в них малейшие поправки. Но демократическая ширма для высочайших беззаконий сохранялась! Время от времени проводились и гласные расследования (финансовые, уголовные): публичный суд над сюринтендантом (министром) финансов Никола Фуке, громкое дело «об отравлениях» с привлечением к ответственности придворных, титулованных особ. Игнорируя сословные привилегии, король ввел подоходный налог — капитасион, обязательный для всего населения страны, включая дворянство. В один из критических для Франции моментов войны за испанское наследство Людовик XIV обратился за поддержкой ко всем своим подданным.
— Говорят: все могут короли…И не только короли, но и разноплеменные и разноязычные вожди авторитарных режимов, какими бы — приятными или неприятными для слуха — титулами они ни прикрывались. Лжедемократизм и в наши дни — в иных масштабах, формах и проявлениях, с другим социальным содержанием — по-прежнему служит прикрытием честолюбивых амбиций политических авантюристов.
Беседуя, мы продолжали осмотр дворца. Вот и «Большие апартаменты» — воплощение замыслов архитектора Луи Лево, гениального мастера дворцово-парковых ансамблей, и «первого художника короля» Шарля Лебрена, основателя Королевской академии живописи и скульптуры, создателя официального придворного стиля Людовика XIV — торжественно-холодной помпезности. Всего шесть салонов. Один из них — кабинет Государственного совета.
— Что я думаю о роли коллегиальных органов в условиях режима абсолютной монархии? Позвольте мне, Юрий, использовать, наверное, набивший всем в Советском Союзе оскомину термин: административная система. Во Франции в законченном, я бы сказал больше — в изощренном виде ее создал именно Король-Солнце. Для меня его приоритет неоспорим. Нет, я не стою на позициях бездумного национализма, которому все равно чем похваляться: был бы повод для национального чванства. Решал, изрекая истины в последней инстанции, Его Величество. Государственный и другие советы являлись при нем консультативными органами. Король, разумеется, прислушивался к мнениям министров, членов своей семьи, фаворитов и фавориток. Но он твердо стоял на вершине пирамиды власти. Все управление страной было жестко централизовано. В соответствии с самодержавными приказами и указаниями действовали государственные секретари. Каждый из них кроме своей основной сферы деятельности — финансовой, военной, морской, строительной — имел в прямом подчинении несколько крупных административно-территориальных областей — женералите (во Франции их насчитывалось 25). На местах исполнителями воли монарха являлись интенданты, королевские чиновники, занимавшиеся всеми вопросами местной жизни — налоговыми, хозяйственными, правовыми, полицейскими, образовательными, армейскими. Администрация сверху донизу была построена на принципе безусловного подчинения воле и интересам короля всех без исключения классов и слоев населения. Бюрократия была всемогущей! И знаете, она обеспечивала насильственный порядок: в целом успешное, хотя со скрипом и сбоями, функционирование налоговой системы, формирование и снабжение армии. Следует ли подходить к французской государственной системе времен Людовика XIV односторонне критически? Видимо, необходимо учитывать не только ее минусы, но и плюсы. В тогдашних условиях Франция была в экономическом отношении страной богатой, хотя и переживала жестокие неурожаи, голод и смерть миллионов крестьян. Понимаю условность любых исторических аналогий, и все-таки: не напрашиваются ли они в данном случае?
— Да, напрашиваются. Удивительная вещь история. Каждое событие, любое общественное движение, отдельный человек — неповторимы. А тенденции и закономерности социально-политических процессов у разных народов общие. Согласен, аналогии в общественной жизни всегда относительны, а иногда и опасны, особенно при сравнении режимов, которые разделяют века. И, тем не менее, существуют некие принципы административной системы: доведенный до абсурда централизм; бездумный приказной стиль и насильственная дисциплина; попрание законности, свобод общества и личности; бездушный бюрократизм; пассивность «низов» и отсутствие политической инициативы с их стороны. Будущее всегда рождается из прошлого и настоящего. Новые поколения несут на себе отпечаток опыта своих предшественников. Режим авторитарной власти неоднократно повторял сам себя в истории. Многие его черты раскрылись в полной мере во Франции в период правления Людовика XIV. Личная власть и тогда была личной властью со всеми ее пороками и преступлениями. Даже строгий придворный этикет имел своей целью укрепление престижа короля.
Мы осмотрели спальню Людовика XIV, где в течение многих лет ежедневно — в 8 часов утра и около полуночи — свершались церемонии пробуждения короля и его отхода ко сну. Отсюда короткий путь и до «Галереи зеркал», или «Большой галереи», длиной в 75 метров и шириной в 10 метров, с 17 огромными окнами и панно из 400 зеркал. В них по вечерам отражались 3 тысячи свечей, зажигаемых во время торжественных событий, дворцовых праздников, приемов иностранных послов. Цель преследовалась одна и та же: возвеличивание монарха.
— Могущество и величие…Не считаете ли Вы, Альбер, что культ правителя, первобытное идолопоклонство — неизбежные спутники авторитарного режима?
— Разделяю эту точку зрения, Юрий. Для меня Людовик XIV существует в двух образах. Один — государственный деятель, занимающий прочное, на века, место в истории Франции и Европы. Другой — иконописный, культовый, материализованный в дворцах и памятниках, в мемуарах и романах, в картинах и медалях. Дома храню памятную медаль 1663 года — семейную реликвию, унаследованную от предков дворянского происхождения. Его Величество в образе Аполлона спускается прямо с небес. В правой руке у него рог изобилия, в левой — оливковая ветвь. На одной стороне медали надпись: «В какие счастливые времена мы живем», на другой: «Не многим равный». Посланец бога и сам полубог, принесший на Землю всеобщее благоденствие и прочный мир! Образ, основанный на концепции божественного происхождения королевской власти, утверждала официальная пропаганда.
— Официальная пропаганда? Не модернизируете ли Вы прошлое, Альбер?
— Нисколько. Это емкое понятие вполне применимо к Франции второй половины XVII века. Короля уже при жизни делала святым церковь. Его воспевали романисты и газетчики. От его имени действовали министры и генералы, дипломаты и консулы. Архитекторы, скульпторы, живописцы прославляли короля, изображая его античным героем. Все средства активного воздействия на умы и души людей использовались для обоснования божественного происхождения Людовика XIV. В этом отношении властители последующих эпох, в принципе, не придумали ничего нового. Правда, в XX веке они поставили себе на службу современные средства массовой информации, обладающие такими пропагандистскими возможностями, о которых не мечтали триста лет назад.
— Бесспорно, Альбер, идолопоклонство присуще любому режиму личной власти. Черта непременная, но не главная. Главное — насилие. Государство Короля-Солнца было отнюдь не солнечным. Непослушание и вольнодумство — политическое и религиозное, — «оскорбление Величества» карались смертью, длительным, часто пожизненным тюремным заключением, каторгой и галерами. А сотни тысяч протестантов, убитых, насильственно обращенных в католичество, разоренных, вынужденных бросить имущество и покинуть Францию. А безжалостное подавление народных восстаний. Гильотину еще не придумали, но непокорных расстреливали, вешали, морили голодом.
Невеселый разговор. Мы продолжали гулять по Версалю. Каждый из нас много раз бывал в этом дворце. Но прекрасное всегда многогранно: неизменно открываешь что-то новое. На этот раз бросилось в глаза тесное переплетение в скульптуре и живописи тем войны и мира, оружия и дипломатии. Мир в Нимвегене (современный Неймеген), запечатленный кистью Лебрена на плафоне «Большой галереи». Вступление Людовика XIV в Дюнкерк, изображенное на гобелене в «Салоне Марса». Как известно, короли даже со шпагой хотят выглядеть миролюбивыми. Династия Бурбонов не была исключением. И в «Салоне мира» на картине Лемуана правнук Короля-Солнца — Людовик XV высокомерно дарует мир измученной войнами Европе.
— Гегемония Франции в Европе…Как Вы думаете, Альбер, ставила ли перед собой такую цель внешняя политика Людовика XIV?
— Об этом, несомненно, мечтали в Версале, вот здесь, в этих залах, по которым мы с вами ходим. Но планы как отдельных людей, так и государств, увы, часто выходят далеко за пределы возможного. И французская монархия три столетия назад не располагала необходимыми ресурсами: экономическими, финансовыми, людскими для господства на Европейском континенте. Пожалуй, император Наполеон Бонапарт впервые в новой истории Франции реально претендовал на роль европейского властителя. И его расчеты оказались построенными на песке. Могучая империя рухнула. Но предостережение истории сохранилось: авторитарная власть рождает агрессию.
— Это и моя точка зрения, Альбер. Сила и дипломатия, диктат и переговоры — вот вопросы, которые меня интересуют. Людовик XIV всегда отдавал предпочтение силе. Его армия была самой многочисленной в Европе. Она сражалась повсюду: на территории Священной Римской империи, Нидерландов, Италии, Испании и Португалии, даже в далекой Америке. Мир был лишь перемирием между вооруженными конфликтами. Войны разоряли Францию, обрекали ее народ на голод, лишения и вымирание. И, тем не менее, победоносную войну король предпочитал успешной дипломатии.
— Какую же роль, Юрий, играла, по вашему мнению, дипломатия Людовика XIV в его международной политике?
— Прежде всего, она не выполняла своей главной функции, не выступала в роли поборника прочного и длительного мирного порядка в Европе. Предвижу возражение: ваша постановка вопроса нереальна для эпохи, когда оружие часто было не только решающим, но и единственным аргументом в межгосударственных спорах и конфликтах. Дипломаты короля готовили его войны, смягчали их последствия при неблагоприятном для Франции ходе военных действий, вели переговоры о союзных и мирных договорах, об условиях перемирий. Дипломатическая работа была основана не на строгом учете объективных факторов, интересов европейских государств, а на щедром субсидировании союзных армий, на организованной коррупции, на подкупе королей и принцев, князей и герцогов, членов их семей, министров и генералов, государственных чиновников и святых отцов. Ненадежные, грязные методы. Деньги: они приходят и исчезают. На подкупе, даже систематическом, надежные внешнеполитические союзы не построишь. Понял ли это Людовик XIV? Возможно, на исходе жизни, когда его солнце уже скрывалось за горизонтом.
Мой вежливый собеседник не прерывал явно затянувшийся монолог. Он выслушал меня до конца и спросил, намерен ли я рассказать, что представляла собой система «субсидий» иностранным государствам и их правительствам, как монархия безжалостно грабила французский народ.
— Так уж получилось, Юрий, что мои научные интересы «заставили» меня заниматься историей денег во Франции.
Деньги…деньги…деньги…С тех пор как появились денежные знаки в человеческом обществе, они были и остаются источником влияния и силы одних, пределом мечтаний — других, причиной горя и страданий — третьях. Деньги — одно из орудий государственной политики, как внутренней, так и внешней. И эпоха Людовика XIV подтверждает эту истину. Несколько слов о деньгах.
Основной денежной единицей при Людовике XIV являлся ливр или франк (официально франк заменил ливр в 1799 г.). Один ливр делился на 20 су, а су — на 12 денье. Серебряная монета — экю — равнялась трем и более ливрам. Золотой луидор был эквивалентен 24 ливрам. На территории Франции, Германии, Италии в обращении находилась испанская монета — пистоль, равная 10 и более ливрам. Между прочим, у Мольера маркизы считают пистоли, а не луидоры. Стоимость денег менялась в зависимости от конъюнктуры и устанавливалась государством.
Каковы были заработки людей из народа? В крупных городах — Париже, Лионе, Руане — большинство ремесленников — суконщики, обработчики шерсти, слесари получали от 15 до 30 су в день. На крупной мануфактуре в Сен-Гобене оплата квалифицированного рабочего колебалась от 310 до 620 ливров в год.
Естественно, что простой труженик стремился покупать продовольствие по самым низким ценам. На память помню данные, взятые из счетов больницы в Невере за 1694 год: хлеб (примерно 450 граммов) стоил 2–3 су; фунт говядины или пинта вина (0,93 литра) — 2–3 су; цыпленок — 15 су; фунт масла — 5–8 су. Больница платила за пару мужской обуви 3 ливра, детской — 14 су, за дюжину деревянных башмаков (сабо) — 25 су.
Рабочий, получавший ливр в день, считался обеспеченным человеком. Каким же безмерным было социальное неравенство во французском обществе, если стоимость бриллиантов, украшавших персону Людовика XIV во время официальных церемоний, составляла 16 миллионов ливров!
— А сколько же стоили государственной казне внешняя политика и дипломатия короля? Астрономических сумм! Знаете, Альбер, обобщающие данные отсутствуют и подсчитать их невозможно. Дипломатия и финансы тесно переплетались. Дипломаты занимались вопросами внешней торговли, колоний и даже пропаганды. Вот они — далекие, глубинные истоки современности, неизмеримо, разумеется, более сложной, чем дипломатическая история времен Людовика XIV.