День 17 августа 1661 года был в окрестностях Парижа необычно жарким и душным. Раскаленная земля потрескивала как перезрелый арбуз в сильных крестьянских руках. Воздух застыл словно густая, обжигающая все живое масса.
Над дорогой, которая вела из королевского дворца в Фонтенбло, построенного в XVI веке в 65 километрах от столицы, клубилось черно-серое облако пыли. Ее подымали копыта сотен лошадей. Бесконечный кортеж выехал в самое жаркое время — в три часа после полудня. Окна раззолоченных карет с дворянскими гербами были закрыты. Придворные задыхались в застегнутых до шеи камзолах с накрахмаленными кружевами. Пот ручейками сбегал из-под пышных париков. Дамы в тяжелых парадных платьях, вышитых золотом и серебром, не находили спасения от пыли, грязи и едкого запаха лошадиного пота, вызывавшего приступы кашля. Карету короля, словно на крыльях, несла шестерка белых лошадей. С ним вместе находились королева-мать Анна Австрийская и брат герцог Филипп Орлеанский. Их сопровождала придворная знать. Охрана — вооруженные мушкетеры и гвардейцы — открывали процессию и замыкали ее.
Королевский кортеж растянулся на большое расстояние. Путь, однако, у него был недалеким: дворец Во-ле-Виконт в 45 километрах от Парижа, под Мелёном. Принадлежал он сюринтенданту финансов Никола Фуке. Визит Его Величества, сопровождаемого многочисленными придворными, был событием знаменательным, из ряда вон выходящим. В марте 1661 года после смерти кардинала Джулио Мазарини, первого министра Франции, 22-летний Людовик XIV начал свое личное правление, отказавшись от опеки матери. Поездка в Во-ле-Виконт — первая крупная публичная акция молодого монарха, имевшая для него особое значение. Почему?
Прежде чем ответить на этот вопрос, расскажем о хозяине дворца, в гости к которому и направлялся Людовик XIV со своим двором.
Никола Фуке (1615–1680)
…Передо мной портрет человека в строгой черной одежде. Ничего лишнего, что говорило бы о власти и богатстве.
Черты лица своеобразны. Прямой, немного длинный галльский нос. Красивые глаза под изогнутыми бровями. Тонкие усы с опущенными вниз концами обрисовывают полные яркие губы. Бледные щеки. Большой лоб, полускрытый волосами, разделенными прямым пробором. Взгляд испытующий, острый, вонзается в собеседника и не выпускает его из поля зрения. Улыбка, выражающая пресыщенное разочарование, не сходит с губ.
Рука держит перо. Она гибкая, как у музыканта, привыкшего касаться нежных стоун скрипки или виолончели. А может быть, это рука опытного любовника, знающего толк в ласках. Замысел художника открывает простор для разных предположений. Изящество руки не обманывает: чувствуется, что она способна и уверенно подписать государственную бумагу, и крепко держать шпагу в бою.
Вглядываюсь в портрет. И одна мысль не выходит из головы. Этому человеку ведомо все человеческое: власть и падение, богатство и нищета, честность и интрига, любовь и измена, дружба и вражда. Кого же нарисовал Шарль Лебрен? Никола Фуке.
Отец Никола — Франсуа Фуке, судовладелец в Бретани, торговавший с колониями, имел большую семью: 16 детей, из которых выжили 12 (пополам — мальчики и девочки). Содержать такую семью нелегко во все времена. Непростым делом это было и для Франсуа, занимавшего с 1663 года скромный пост президента судебной палаты Арсенала — суда с широкой юрисдикцией.
Никола прошел долгий путь государственного чиновника. Советник в парламенте города Меца. Вначале простой армейский интендант, а затем интендант провинции Дофине по вопросам финансов и полиции. Он имел широкие связи, переписывался с кардиналом Ришелье и от него получил разрешение на освоение колоний — мыса Нор, Гвианы и Мадагаскара.
18 лет прослужил Никола кардиналу Мазарини. И когда кардинал после недолгого изгнания вернулся в Париж в феврале 1653 года, то назначил сразу двух сюринтендантов финансов: Фуке и Сервьена. Первый отвечал за доходы государства, второй — за расходы. Именно Никола пользовался доверием банкиров Франции и других стран Европы и под свои личные обязательства получал огромные суммы.
Кардинал Джулио Мазарини (1602–1661)
Формально Фуке был подотчетен только королю, а фактически — Мазарини. Кардинал хищнически обогащался с помощью сюринтенданта и ко времени своей смерти обладал многомиллионным состоянием.
Фуке не только распоряжался финансами королевства, он занимал и высокий пост генерального прокурора парламента Парижа. После канцлера (главы судебного ведомства в стране) это была следующая по значению должность во французской администрации.
Задолго до начала личного правления Людовика XIV против Фуке выступили могучие силы. Прежде всего сам Мазарини. Лицемерный итальянец вел двойную игру. С одной стороны, он осыпал похвалами министра и с его помощью делал деньги, с другой — в беседах с доверенными людьми критиковал Фуке, смелого, преуспевающего, уверенного в себе. Кардинал не любил и побаивался сюринтенданта больше, чем известного своей подлостью канцлера Пьера Сегье; больше, чем сверхосторожного государственного секретаря по военным делам Мишеля ле Телье и изощренного в интригах государственного секретаря по иностранным делам Ломени де Бриена. По сведениям современников, не подтвержденным документами, кардинал незадолго до смерти рассказал Людовику о злоупотреблениях Фуке и даже подготовил записку по этому поводу.
Мазарини настраивал против Фуке и Анну Австрийскую. Но министр вел ее финансовые дела, снабжал деньгами и считал, что это дает ему право на поддержку королевы-матери. Сюринтендант ошибался. Он ошибся вдвойне, попытавшись объясниться с ней. В ходе беседы министр осмелился намекнуть Анне, что получал сведения интимного характера от ее придворных. Королева была оскорблена: самонадеянный делец не только знал ее долги, но и вторгся в сферу личных отношений.
Анна Австрийская (1601–1666)
Однако главным противником Фуке был Жан Батист Кольбер, занимавшийся вопросами промышленности, торговли, флота и видевший в сюринтенданте удачливого и опасного конкурента.
Жан-Батист Кольбер (1619–1683)
Умный, тонкий и наблюдательный Кольбер изо дня в день подбирал компрометирующие Фуке материалы, ждал своего звездного часа, чтобы нанести смертельный удар по беспечному противнику. Кольбер изучал кипучую деятельность финансового бога. Он даже тайно посетил Во-ле-Виконт. Однако Фуке до поры до времени оставался в безопасности. Как генеральный прокурор Парижского парламента, он был хранителем завещания Мазарини, состояние которого — 14 миллионов ливров, хранившихся в подвалах Венсенского замка, — после смерти кардинала принадлежало Людовику XIV. Даже для богатейших монархов Европы это была астрономическая сумма.
Во-ле-Виконт в период своего расцвета
В своей ненависти к Фуке Кольбер был не одинок. Он нашел союзника в лице генерального адвоката Талона. Это были два совершенно различных человека: изящество и неопрятность; богатство и скопидомство. Талон «носил поношенную, грязную одежду; жил скромной жизнью, с ничтожной женщиной, под надзором высокомерной и сварливой матери», — писал французский историк Лер.
Опасности таились для Фуке и в его собственной семье. Один из братьев сюринтенданта, Базиль, вел борьбу против благодетеля и опоры семьи. Базиль был человеком завистливым, озлобленным, недовольным всем на свете, и прежде всего своими доходами, которые он считал более чем скромными — 150 тысяч ливров в год. Разумеется, в сравнении с деньгами, которыми ворочал Никола, это была капля в море. Разумный человек оставил, бы цезарю — цезарево, не забывая о том, что всякое здание, в том числе и семейное, требует надежного фундамента. Увы, Базиль был слеп и глух к доводам разума. Однажды в январе 1661 года он встретил в Лувре Никола и стал публично обвинять брата в воровстве, в расходовании 30 миллионов ливров на строительство и в принуждении женщин (он бесцеремонно назвал их имена) к сожительству. Но и на этом Базиль не остановился и все свои обвинения повторил Мазарини, Вот уж, поистине, избавь нас Бог от неразумных родственников! В начале личного правления Людовика XIV положение сюринтенданта казалось прочным. Он принимал участие в обсуждении международных дел. Король поручил финансисту ряд сложных дипломатических переговоров.
Фуке достиг соглашения о женитьбе английского короля Карла II Стюарта на португальской принцессе. Это означало, что Португалия займет антииспанскую позицию. Он обсуждал с англичанами вопрос о продаже Франции Дюнкерка.
Сюринтендант, умело используя деньги и искусство обращения с женщинами, добился, что польский король Ян Казимир (царствовал в 1648–1668 гг.) назвал своим преемником герцога Энгиенского, племянника Анны Австрийской. Фуке достиг своей цели с помощью польской королевы, француженки Марии Элеоноры Гонзаг, оказывавшей большое влияние на своего супруга.
Вел Фуке и переговоры о продлении франко-шведского союза, о подписании торгового договора с Голландией. Оба эти орешка разгрызть оказалось нелегко. Но финансист-дипломат показал себя человеком гибким и настойчивым. Это поняли и при дворе. "Распространились слухи, что молодой король назначит Фуке первым министром или канцлером. События, однако, приняли иной оборот.
Возможности талантливого финансиста казались неисчерпаемы. Он затыкал одну дыру в бюджете за другой. Только на первые шесть месяцев 1661 года требовалось 20 миллионов ливров. Огромная сумма! Но сюринтендант пользовался неограниченным кредитом банкиров.
Молодому королю и этих денег было мало. Он ревниво относился к доходам Фуке. Людовика XIV распалял Филипп Орлеанский, неустанно твердивший: «Ваше Величество, станьте сюринтендантом финансов только на один год, и у вас будут деньги на строительство». И Людовик закрыл один из неконтролируемых каналов обогащения, которым, несомненно, пользовался Фуке. Он лишил сюринтенданта права подписи чеков для оплаты секретных государственных расходов. Фуке не сдержался и воскликнул: «Я теперь ничто». Он тут же понял свою ошибку и в ярости прикусил губу.
Над головой сюринтенданта сгущались тучи. Из разных источников поступали сведения о том, что Людовик намерен расправиться с ним. Но самоуверенный Фуке, человек, избалованный успехом у женщин и деньгами, авантюрист по природе, азартный игрок, игрок во всем, не обращал внимания на предостережения. Более того, он сам лишил себя правовой защиты. Высокий пост генерального прокурора Парижского парламента обеспечивал Фуке личную неприкосновенность. Король, похваливая сюринтенданта, советовал ему посвятить себя полностью государственным делам. Лесть сделала свое дело. Фуке продал должность прокурора за 1 миллион 400 тысяч ливров, из которых — наивность или ослепление? — миллион подарил королю, переправив деньги в одну из башен Венсенского замка. «Все идет хорошо. Он запутывает сам себя» — так оценил обстановку в беседе с Кольбером Людовик XIV.
Король ненавидел своего министра финансов. В этом чувстве слились воедино и политические, и личные мотивы. Людовик XIV жаждал абсолютной власти. Ему нужна была бесспорная демонстрация силы: полное сокрушение всемогущего Фуке. Сюринтендант не понял характера короля, самолюбивого, жаждущего славы и власти в непомерных размерах. Логика финансиста была простой: самовлюбленный юноша попытается взвалить на свои плечи непомерную тяжесть правления, неизбежно будет ею раздавлен и вскоре предпочтет государственным делам развлечения. Людовик действовал вопреки расчетам Фуке. Он решил доказать, что король все знает, все решает, а министры лишь исполняют его волю. Кольбер активно участвовал в осуществлении королевского замысла. Он предлагал готовые решения, авторство которых неизменно приписывалось королю.
Влияние и богатство Фуке, его известность, широкие связи во Франции да и в Европе мешали этим честолюбивым планам. У министра были свои люди при дворе, в финансовых, промышленных, административных кругах, в армии — повсюду, где правили деньги. И сюринтендант не скупился, щедро одаривал тех, кто был и мог быть ему полезен.
Впрочем, Людовик XIV хотел свести и личные счеты с Фуке. Король был завистлив, мстителен и ревнив. Еще при жизни Мазарини, около 1659 года, Людовик, его мать и брат впервые посетили Во-ле-Виконт. Королевская семья прибыла без подготовки, так сказать, по-соседски. Хозяин радушно принял гостей. Размах и роскошь недостроенного дворца поразили Людовика, привыкшего слышать от властного кардинала только об очередных финансовых трудностях. Самолюбие монарха было уязвлено. Теперь его ненависть получила новую пищу.
А Фуке все более осложнял ситуацию. Он вторгся в святая святых: интимную жизнь короля. Людовик увлекся юной придворной Луизой де Лавальер. Девушка не отличалась ни особо привлекательной внешностью, ни знатным происхождением; не имела она и состояния. Но любовь слепа, и короли — не исключение.
Луиза-Франсуаза де Лабом Леблан, герцогиня де Лавальер (1644–1710), в образе Дианы
Понимая, что Луиза, возможно, будет пользоваться политическим влиянием, Фуке, привыкший подкупать придворных дам, через доверенную особу предложил королевской фаворитке 200 тысяч франков. Оскорбленная женщина ответила, что никакие деньги не заставят ее сделать ложный шаг. Посредница почувствовала опасность. Ответ был необычен для двора, где продавалось и покупалось все. Сюринтенданту посоветовали опередить события, самому обвинить Луизу в вымогательстве. Фуке, подчинись своему необузданному темпераменту, поступил иначе. Встретив Луизу, он заговорил с ней о бесчисленных и неоценимых достоинствах Людовика XIV. Именно королю Луиза рассказала о беседе с сюринтендантом. Ревность Его Величества оказалась слепой и жестокой. «Непоправимая ошибка», — заметил историк Лер, оценивая поведение Фуке.
Действия Фуке затрагивали и другие болезненно-чувствительные струны короля. В сентябре 1658 года сюринтендант купил за 1 миллион 300 тысяч ливров остров Бель-Иль в Атлантическом океане. Эта бывшая монашеская обитель принадлежала семье кардинала Поля Реца, политика и писателя, одного из руководителей Фронды.
Примирение примирением, а крупная сделка с семьей Реца казалась окружению короля подозрительной. Правда, серьезных укреплений на острове не было. Стояла маленькая крепость, построенная на голландский манер: донжон и четыре башни, соединенные несколькими километрами укреплений. Уже полвека все оставалось без изменений. Сервьен предложил Мазарини приобрести остров.
Кардинал, с одной стороны, избегал столь очевидной авантюры, с другой — не хотел терять контроль над стратегическим пунктом, служившим рейдом для кораблей, следовавших из Америки. Мазарини решил проблему наилучшим для себя образом: Фуке купил остров «по приказу короля».
Итак, Людовика XIV раздражали богатство Фуке, его самомнение и необузданная гордыня, его надменный девиз: «Разве есть что-либо недоступное для меня?». Казалось, все на свете мог купить министр финансов, нанять лучших архитекторов, художников, оформителей, построить дворец, которому завидовали бы влиятельнейшие и богатейшие властители Европы. Именно так и увековечил себя Фуке. Он построил в своем владении Во-ле-Виконт дворец, способный поразить воображение самых тонких ценителей прекрасного и поднявший престиж хозяина на недосягаемую высоту. Три окрестные деревни были разрушены, чтобы расширить строительную площадку. Для достижения своей цели финансист подобрал неповторимую «команду»: архитектор Луи Лево, художник Шарль Лебрен, скульпторы Франсуа Жирардон и Франсуа Ангье, садовник Андре Ленотр. Сам Фуке, обладая изысканным вкусом, вникал во все детали архитектурного замысла, меблировки и внутренней отделки своего любимого детища.
Работы начались в 1656 году и продолжались около трех лет. До 18 тысяч человек трудились, не покладая рук. Здесь же Лебрен создал ателье по производству ковров, впоследствии превратившееся в королевскую мануфактуру гобеленов. Расходы были колоссальными. Они превысили 18 миллионов ливров (годовая зарплата 60 тыс. рабочих). Но в итоге Франция получила архитектурный и художественный шедевр общечеловеческого значения.
Космические крайности богатства! Они с безумной расточительностью проявились в Во-ле-Виконт, куда королевский кортеж прибыл в шесть часов вечера. Сделав полукруг, карета Людовика XIV остановилась у подъезда. Фуке открыл дверцу. Когда он со своим высоким гостем поднимался по ступенькам дворца, в глазах многих участников этой сцены застыл один и тот же вопрос: кто из двоих — монарх?
Сюринтендант хотел, чтобы праздник был незабываемым, превосходящим все, известные во Франции до него. Какое наивное безумство! Показать властелину, что его подданный безмерно богат и всемогущ. Вызвать зависть и ненависть у придворных, у всех титулованных особ, сплотить двор против себя. Такая близорукость означала, что для сюринтенданта праздник неизбежно превратится в трагедию.
Видимо, все это Фуке поймет позже. У него будет слишком много свободного времени — месяцы и годы — для раздумий. А пока он показывал гостям античные мраморные статуи, кариатиды в овальном салоне, картины Лебрена, на одной из которых была изображена Луиза де Лавальер, обитую парчой мебель, бесценные ковры.
Полны чудес были владения финансиста. Король и придворные в специальных колясках проехали по центральной аллее, по обеим сторонам которой сто фонтанов различной высоты образовали две прохладные водяные стены. С холма гостям открывалась панорама дворца с двумя симметричными крыльями, террасами, бассейнами, статуями, узорами из травы и цветов на фоне красного гравия. Видны были и каменные белки, играющие в лапах больших добродушных львов. Король и придворные хотели видеть все, даже огороды и апельсиновые деревья.
Затем началось пиршество. Гостей ожидали 80 накрытых столов и 30 буфетов с 6 тысячами тарелок и 400 блюдами из серебра. На столе Людовика XIV всеобщее внимание привлекал сервиз из массивного золота. Сервиз этот вызвал особое раздражение королевской семьи: ее золотая посуда была переплавлена для оплаты расходов на Тридцатилетнюю войну (1618–1648 гг.) между габсбургским блоком (испанские и австрийские Габсбурги, католические князья Германии, поддержанные папой и Польшей) и антигабсбургской коалицией в составе протестантских князей, Франции, Швеции, Дании, которым оказывали содействие Англия, Голландия и Россия.
За столы сели сразу три тысячи человек. Всем нашлось место. Восторги не смолкали. Наоборот, они усилились, когда гости ознакомились с меню, составленным по лучшим образцам французского двора: фазаны, орталаны, перепелки, куропатки, суп из раков, запеченные паштеты, сладости, фрукты, вина из всех районов страны. Эта гастрономическая роскошь обошлась Фуке в непостижимую сумму — 120 тысяч ливров. Солнце зашло. Посвежело. Все вернулись во дворец. Здесь состоялась лотерея. Наилучшая из возможных — беспроигрышная и с дорогими подарками: оружие, украшения, произведения искусства.
Программа праздника была, казалось, бесконечной. Спектакль Мольера в естественном зеленом театре. Грандиозный фейерверк. 400 ламп в форме лилий освещали аллеи, по которым приглашенные вернулись во дворец для ужина. Только в два часа ночи Людовик XIV дал сигнал к отъезду. Кареты направились к большим узорчатым воротам. И вдруг крыша величественного здания словно взорвалась под ударами мощного ослепительного фейерверка. Лошади, запряженные в карету королевы, поднялись на дыбы. Их с трудом удержали. Небо раскололось над головами.
Взбешенный ослепительной роскошью праздника, король готов был арестовать сюринтенданта в его собственном доме. Мать удержала сына от безрассудного поступка. Судьба Фуке была предрешена. Впоследствии Людовик XIV писал: «Недолго я находился в неведении его недобросовестности. Он не мог остановиться и продолжал свои непомерные расходы, строил укрепления, украшал дворцы, интриговал, передавал своим друзьям важные должности, покупаемые на мои средства, — и все это в надежде вскоре стать суверенным правителем государства».
События развивались в соответствии со сценарием Кольбера — главного заинтересованного лица. Он настойчиво и неторопливо убеждал короля, что «партия Фуке» — это «государство в государстве». Она враждебна королевской власти. А сам сюринтендант не чист на руку. Он преувеличивает расходы и скрывает доходы. При этом Кольбер умалчивал о том, что Фуке получил под свои личные гарантии для королевской казны 20 миллионов ливров и затем возместил их, разработал проекты финансовых реформ. В один ряд стройно выстраивались факты, свидетельствующие о недобросовестности сюринтенданта: огромные затраты на дворец в Во-ле-Виконт, дом в Сен-Манде (предместье Парижа), на строительство укреплений острова Бель-Иль.
Эпилог драмы свершился в Нанте. Людовик выехал туда из Фонтебло 27 августа 1661 года. Он прибыл в старинный замок герцогов Бретани через два с половиной дня, проделав немалое по тем временам расстояние в 350 километров. План ареста Фуке был разработан до деталей. Однако с присущим ему лицемерием Людовик предварительно решил выпотрошить «денежный мешок». По просьбе короля Фуке занял 200 тысяч ливров, нашел дополнительно 88 тысяч ливров на оплату расходов флота. Под давлением сюринтенданта дворянство Бретани подарило Людовику огромную сумму — 3 миллиона ливров. Но ничто уже не могло смягчить ненависть монарха. Операцией по «захвату» сюринтенданта руководил младший лейтенант первой роты мушкетеров Шарль де Ба Кастельмор, всемирно известный по романам Александра Дюма под именем д'Артаньяна (не следует путать с маршалом д'Артаньяном).
Три мушкетера! Кто в юности не увлекался их подвигами? Реальные ли это были люди или они — плод талантливой фантазии замечательного писателя? Да, французы с такими именами жили в свое время. Настоящее имя Атоса — Арманд де Сийер д'Атос д'Отовиль. Его отец — разбогатевший торговец, купивший дворянское звание. Атос умер в Париже в 1643 году. Портоса звали Исаак де Порто. Служил он в королевской гвардии и в роте мушкетеров. Дата смерти неизвестна. Аббат Арамис — в миру Анри Арамиц — был мушкетером под началом своего двоюродного брата Тревиля. Бог знает, когда он умер.
Шарль Ожье де Бац де Кастельмор, граф д’Артаньян (1613–1673)
Письменные источники называют местом рождения Шарля д'Артаньяна замок Кастельмор. Какой уж там замок! Небольшой одноэтажный дом, много раз перестроенный. Богатства или даже достатка в нем никогда и не было. В конце 1644 года гасконец стал мушкетером. И с тех пор судьба постоянно сводила его с сильными мира сего. Мазарини давал мушкетеру ответственные поручения; во время Фронды д'Артаньян, например, поддерживал связи с командующими армиями, электорами (германские князья или епископы, избиравшие императора Священной Римской империи германской нации) Кёльна, Бонна.
Увы, солдатская жизнь никогда не была такой безоблачной и красивой, как представляют ее нам прославленные романисты. Даже немногочисленные мушкетеры — их вначале насчитывалось 100, а затем 150 — не имели своей формы и гарцевали на лошадях разного цвета. А каким мучением было стрелять из мушкета! Стрелок закладывал порох и пулю через ствол, зажигал фитиль. Мушкет, опирающийся на рогатину, он прислонял к щеке. Затем включал несложный механизм, опускавший фитиль на пороховой заряд.
В конце 60-х годов XVII века положение мушкетеров изменилось. Иногда сам король командовал ими. Появилась и красивая форма — лазурные плащи с серебряными крестами. И лошадей стали подбирать одной, серой масти. Отсюда и название, придуманное народом: «серые мушкетеры».
Судьба не подарила д'Артаньяну долголетия. Он погиб в июне 1673 года при осаде Маастрихта (центр провинции Лимбург в Нидерландах). Смерть была мгновенной. Пуля пробила горло. Мушкетеры, понеся большие потери, под градом пуль вынесли своего командира с поля боя. Как говорилось в «Дневнике осады Маастрихта», опубликованном в 1674 году, «д'Артаньян и слава лежат в одном гробу».
В 1661 году до печального конца было еще далеко, а вот из мушкетера стать тюремщиком пришлось. 4 сентября Людовик XIV пригласил к себе д'Артаньяна и сначала устно, а затем письменно отдал приказ об аресте Фуке. «Сегодня утром сюринтендант пришел, как обычно, работать со мной, и я беседовал с ним то об одном, то о другом, делая вид, что ищу бумаги. Это продолжалось до тех пор, пока я не увидел через окно д'Артаньяна во дворе замка. Тогда я отпустил сюринтенданта», — сообщил Людовик в письме матери.
Трагические события в Нанте не были для Фуке неожиданными. Его давно предупреждали о том, что король намерен избавиться от своего министра финансов. Многие придворные не хотели исчезновения Фуке: он щедро разбрасывал деньги и раздавал должности. Некоторые опасались, чтосюринтендант взбунтует соседние с Бель-Иль провинции — Нормандию и Бретань и дело дойдет до новой Фронды. Иными словами, расправа с Фуке была связана для Людовика с опасными осложнениями. «Из всех дел, которыми мне пришлось заниматься, арест сюринтенданта и суд над ним принесли мне самые большие огорчения и создали наибольшие трудности». Признание короля. Откровенное, правдивое.
Фуке был человеком самолюбивым и избалованным и, как ни странно, легкомысленным и доверчивым. Тревожные сигналы поступали к нему по разным каналам, прежде всего от придворных и администраторов. Накануне отъезда в Нант Фуке говорил государственному секретарю по иностранным делам Ломени де Бриену, что, по словам Анны Австрийской, король намерен захватить Бель-Иль. «Нант — Бель-Иль, Нант — Бель-Иль», — неоднократно повторял в ходе этой беседы сюринтендант.
В Нанте Бриен несколько раз посещал заболевшего и лежавшего в постели Фуке. Сюринтендант упорно считал, что арестуют не его, а Кольбера. Заблуждение было настолько непоколебимым, что Фуке распорядился привести в порядок тюремные помещения в замке Анжера. «Вас обманывают. Ваши друзья очень боятся за вас», — говорил Бриен своему упрямому другу.
До последнего мгновения у Фуке оставалась возможность избежать ареста. Отель де Руже, в котором министр жил в Нанте, подземным ходом сообщался с Луарой; у берега стояло готовое к отплытию судно. Но самонадеянный, верящий в счастливую звезду финансист не унизился до бегства и жестоко поплатился за свое решение.
В день ареста сюринтенданта намечалась королевская охота. Заседание Государственного совета перенесли на более раннее время. А финансисту подготовили настоящую засаду. 40 мушкетеров на лошадях были готовы к атаке. Другие прогуливались по двору, расположились у выходов, ведущих из крепости. Вроде ничего необычного: так было всегда, когда Людовик отправлялся на охоту или прогулку. Д'Артаньян арестовал Фуке. Его посадили в карету вместе с четырьмя офицерами-мушкетерами. Вскоре к ним присоединились 100 человек охраны. Бывшего министра конвоировали как опаснейшего государственного преступника! А он оставался тем же самоуверенным человеком. Уже в пути Фуке написал коменданту Бель-Иль приказ о передаче острова королю. Он отдал этот документ д'Артаньяну, а тот переправил его Мишелю ле Телье. Опальный сюринтендант пожертвовал своим владением, на землю которого, кстати, его нога так ни разу и не ступила.
В тот же день, 5 сентября 1661 года, король объявил придворным об аресте Фуке. Воцарилось гробовое молчание. Только Юг де Лион, вскоре возглавивший дипломатическое ведомство, попросил разрешить жене опального министра разделить судьбу мужа, но получил категорический отказ. Мадам Фуке вынуждена была немедленно уехать в Лимож. Детей (младшему было два месяца) отправили в Париж к бабушке. Пострадала вся семья сюринтенданта. Его братья, в том числе и озлобленный Базиль, лишились своих мест и были сосланы. После ареста в течение восьми месяцев Фуке тайно перевозили из тюрьмы в тюрьму: Нант, Анжер, Венсен. Бастилия была уже шестым местом заключения бывшего министра. Но к суду над ним начали готовиться без промедления. Уже 15 сентября 1661 года король создал специальный трибунал для расследования преступлений, совершенных в области финансов. Речь шла, таким образом, о гласном, большом и шумном политическом процессе. Обычно монарх пользовался иными, тайными и более надежными средствами. Он подписывал «летр де каше» — приказ об изгнании или заточении без суда и следствия. Свою подпись на документе ставил и государственный секретарь. О содержании бумаги, находившейся в конверте, узнать было невозможно, не сломав личной печати короля. Вначале «летр де каше» использовали для наказания придворных или министров, а затем и более широко — для заточения или ссылки любых неугодных властителю лиц. К Фуке этот испытанный метод Людовик XIV решил не применять, рассчитывая на угодничество суда. И просчитался.
Со дня ареста сюринтенданта и до начала судебного процесса над ним прошло 38 месяцев. Кольбер принимал непосредственное и активное участие в подготовке суда над Фуке. Злоупотребляя служебным положением, он лично подбирал людей, знакомившихся с документами, с регистрами государственной казны. По указанию Кольбера мушкетеры пытались получить для публикации материалы, компрометирующие сюринтенданта. Но судейские чиновники сами отвезли досье в Фонтенбло королю, и Людовик через несколько дней вернул бумаги, кроме уничтоженных по его указанию писем, компрометировавших придворных дам. Люди Кольбера успели снять копии и распространить их с целью подогреть враждебные Фуке настроения.
Наибольшую опасность для Фуке представляла найденная в его доме в Сен-Манде, за зеркалом, рукопись (26 страниц), работу над которой он завершил в 1658 году. Это был «Проект восстания» против Мазарини. Сюринтендант писал о «злой воле» кардинала, его «абсолютной власти» над королем и королевой. Кардинал «убрал» бы и Фуке, но страшился его братьев, их друзей, их крепостей. «Итак, нужно всего бояться и все предвидеть», — говорилось в записке. Программа действий, намеченная Фуке, предусматривала укрепление островов Бель-Иль и Конкарно, отправку туда нескольких кораблей с людьми и снаряжением, покупку лошадей. Комендант Бель-Иль располагал для этого необходимыми деньгами. Десятки сторонников Фуке получили задания по снаряжению судов и солдат. Намечалось в момент выступления захватить влиятельных людей, например государственного секретаря по военным делам Мишеля ле Телье и других.
Фактически в проекте речь шла о гражданской войне с участием в ней населения близлежащих районов. По соседству с Бель-Иль находились вечно недовольные королевскими властями Нормандия и Бретань. Они тоже могли взбунтоваться.
Обнаружили в Сен-Манде и документы, разоблачавшие связи Фуке с особами прекрасного пола. Одна дама из окружения королевы получила в подарок 50 тысяч экю, другая — 30 тысяч и жемчуг, третья приобрела дом с помощью сюринтенданта финансов. Мужчины получали значительно большие суммы. За «полное взаимопонимание» Фуке заплатил герцогу Бранкасу 600 тысяч, герцогу Ришелье — 200 тысяч, маркизу Креки — 100 тысяч ливров. Финансист имел при дворе свою разведку и свою контрразведку. Он был в курсе всех придворных интриг.
16 ноября 1664 года генеральный прокурор обвинил Фуке в хищении государственных средств, в «оскорблении Величества» и потребовал для него смертной казни через повешение на площади перед Бастилией. Это был замысел короля. Он рассчитывал на безусловное послушание Правовой палаты — специально созданного чрезвычайного суда из 27 членов.
Кольбер и Людовик XIV оказывали неприкрытое давление на судей. 1 августа 1661 года наиболее влиятельные из них предстали перед королем, не скрывавшим политического смысла процесса. Председателя суда Ламуаньона, стремившегося к объективности, заменили канцлером Сегье, верным слугой короля и врагом Фуке. Но и Фуке не дремал. Готовясь к защите, он потребовал для изучения архивы — свыше 60 тысяч документов. Подсудимого защищали два адвоката. Они установили многочисленные факты нарушения законности: материалы следствия фальсифицировались; изымались одни документы и заменялись другими; подкупались свидетели; оказывалось давление на судей и адвокатов. Обвиняемый через друзей опубликовал материалы в свое оправдание, но власти захватили их в типографиях. Мари Мадлен, жена Фуке, находила новых издателей и новых читателей. В итоге репутации Кольбера и его «людей» был нанесен тяжелый удар.
Обстоятельной критике подверг судебный процесс над бывшим сюринтендантом писатель Поль Пелисон. Он написал «речь, обращенную к королю одним из его верных подданных по поводу процесса над Фуке». Аргументы? Судебные инстанции не имеют права заниматься делом министра финансов. Это юрисдикция монарха. Большинство судей заслуживало отзыва.
Как вел себя Фуке на суде? Он защищался умело и твердо, приводя в свое оправдание многочисленные документы. Их проверяли, обсуждали, снова проверяли, бесконечно спорили. «Враги (Фуке. — Ю. Б.) старались сделать веревку столь длинной, что она уже не могла удушить». Это замечание маршала Анри Тюренна правильно отражало обстановку.
Король и Кольбер рассчитывали, что Фуке приговорят к смертной казни за «оскорбление Величества», подготовку антигосударственного заговора. Фуке дал другое объяснение: он готовился защитить себя от Мазарини, а не от Его Величества. К тому же закон наказывал не за замысел, а за его осуществление.
Грозная тень Мазарини стояла за спиной Фуке. Как ни пытались избежать Людовик и Кольбер даже упоминания имени Мазарини, фактически судили покойного кардинала, а следовательно, королеву-мать и косвенно самого короля. Фуке обвинял Кольбера в исчезновении более чем 1200 писем Мазарини. Если бы Фуке располагал ими, суду стало бы ясно, что он действовал по указаниям кардинала или с его согласия, обогащая первого министра и не забывая о собственной выгоде. Бывший сюринтендант доказывал, что кардинал на свои личные расходы «заимствовал» из казенных денег от 18 до 20 миллионов ливров. Фуке обвиняли в том, что только за три года он истратил 23 миллиона. Подсудимый оспаривал эту цифру и доказывал, что источником его средств являлись деньги жены и личные доходы. Да и долги составляли 12 млн. ливров.
Сам же Фуке считал себя виноватым только в нарушении некоторых финансовых формальностей. Генеральный прокурор придерживался иного мнения. Он привел сведения о расходах Фуке. Так, в 1660 году содержание прислуги обошлось сюринтенданту в 371 тысячу ливров; придворная осведомительница мадам Дюплесси-Бельер получила от него 234 тысячи ливров. Оправдываясь, Фуке подсчитывал деньги, данные ему лично королем. Но арифметика подводила. Сюринтендант в общей сложности располагал 600 тысячами ливров дохода, а его расходы исчислялись миллионами. Многие растраты были бесспорными.
Тем не менее первый докладчик на суде Ормессон главную ответственность за финансовые злоупотребления возложил на Мазарини. Он признал, что быстро нажитые состояния подозрительны в принципе, но отклонил обвинения Фуке в воровстве казенных денег, признав лишь наличие упущений в управлении финансами страны. Ормессон не нашел и оснований для обвинения подсудимого в тяжком преступлении — «оскорблении Величества».
Результаты голосования судей не отвечали надеждам короля и Кольбера: 9 голосов было подано за смертную казнь и 13 — за ссылку. Людовик XIV, по словам поэта Жана Расина, в день объявления приговора сказал Луизе де Лавальер: «Если бы его приговорили к смертной казни, я бы дал ему умереть». Казнить Фуке королю не удалось. Однако злопамятный Людовик нанес тяжелый удар бывшему министру финансов: он своей властью заменил ему ссылку пожизненным заключением. Редчайший случай, когда глава государства использовал гуманное право помилования для антигуманного акта — ужесточения наказания.
Наказал король не только Фуке. Ормессону, например, его беспристрастие дорого стоило. Он лишился интендантства и звания государственного советника. С некоторыми судьями поступили еще круче: их сослали. А осужденного отправили в долгий путь на франко-итальянскую границу — в крепость Пиньероль у подножия Альп в Северной Италии, которая перешла к Франции по договору 1631 года. Город нельзя было назвать ни французским, ни итальянским. Жители говорили на местном наречии. Проникнуть за городские стены было нелегко. Цитадель просто наглухо закрыли. Никто не мог переступить и порог камеры осужденного. Ему запретили не только переписываться, но и разговаривать с кем бы то ни было. Ни бумаги, ни перьев арестанту не давали. Обращаться он мог только к Богу во время мессы, проходившей не в часовне, а в комнате, примыкавшей к тюремной камере. Что поделаешь — приказ короля.
Город Пинероль, в крепости которого был заключен Никола Фуко
Роль королевского тюремщика превосходно исполнил д'Артаньян. Он заслужил высокую оценку Мишеля ле Телье. «Д'Артаньян выполнял свои функции по охране столь Пунктуально, что Фуке не получал никаких известий о том, что происходит в связи с ним», — писал государственный секретарь, выражая, несомненно, мнение короля. Иначе чем объяснить, что вскоре после осуждения Фуке д'Артаньян возглавил королевских мушкетеров? («Самая лучшая должность в королевстве», — заметил Кольбер.)
Прошло восемнадцать лет со дня ареста Фуке. И только в мае 1679 года его жена и дети получили разрешение на первое свидание в Пиньероле. Фуке оставалось жить несколько месяцев. В конце марта 1680 года он скончался. Правда, акта о его смерти не существует. Вскрытия тела не было. Гроб сразу запломбировали. Странные предосторожности. И в наши дни необычные обстоятельства смерти сюринтенданта питают легенду о мученике Никола Фуке, которого некоторые историки считают человеком в «железной маске».
А каков приговор времени, приговор истории? Кто он — Никола Фуке? Невинная жертва королевского произвола? Да, жертва, но, увы, не невинная. Этот человек запускал обе руки в государственный карман. Так действовали при феодальном строе «финансовые боги» и до Фуке, и после него. Ответственность сюринтендант должен был поделить с фактическим главой государства — Мазарини. Отвечать пришлось одному Фуке. Но именно тень Мазарини спасла финансисту голову.
Приведем мнения ученых. Французский историк Пьер Клеман считает, что Фуке совершил государственное преступление. Безымянный автор предисловия к публикации писем, инструкций и записок Кольбера называет Фуке «бесстыдным взяточником», беззастенчиво грабившим казну. А денег сюринтенданту нужно было много, бесконечно много. Его обуревали две дорого стоившие страсти: дворцы и женщины. Трудно сказать, какой из этих стратей он отдавал предпочтение, но обе, несомненно, требовали больших расходов.
Политическая дуэль с Кольбером закончилась поражением Фуке. «Кольбер показал себя значительно более сильным, чем Фуке. Он также ворует, но насколько более ловко, более тонко, более скрытно», — пишет историк Мишель де Грес. Кольбер навсегда избавился от опасного конкурента и прочно занял место одного из главных должностных лиц в государстве.
Не слишком ли много внимания уделил автор трагической судьбе королевского министра финансов? Наверное, этот вопрос возникает у читателей. Да, внимание действительно большое. И, добавим, заслуженное. «Дело Фуке» явилось демонстрацией силы, твердости молодого короля, его уверенности в себе, способствовало укреплению абсолютизма во Франции.
Правда, суд над Фуке вызвал глухое недовольство среди промышленников, финансистов, администраторов, некоторых аристократов. «Хотя ни одного слова по этому поводу не было произнесено, абсолютизма страшились. Многие не хотели допустить бесчестия обладателя должности, его разорения и даже смерти, потому что он кому-то не понравился. Сам не ведая того. Фуке стал рупором подпольной, но сильной оппозиции». Эта оценка историка Жоржа Бордонов отражает те процессы, которые происходили во Франции в 60-х годах XVII века.
Король не собирался ни с кем делить власть: ни с новым кардиналом или первым министром, ни с матерью или другими кровными родственниками, ни со знатными аристократами, всегда готовыми ухватить самый большой кусок сладкого государственного пирога. Его Величество твердо и непреклонно решил стать самодержавным правителем Франции. Это первый урок «дела Фуке». Тонкая и всегда чреватая взрывами сфера финансов должна была находиться под постоянным королевским контролем. Беспощадное наказание — неизбежный удел каждого, кто запустит руку в казну. Отныне монарх решил не допускать, чтобы кто-либо, кроме него самого, распоряжался доходами и расходами государства. Да и сам пост всемогущего сюринтенданта финансов стал не нужен, более того, вреден. Таков второй урок «дела Фуке».
Общественное мнение — категория условная для XVII века и, тем не менее, реальная. Людовик рассчитывал взять его полностью под контроль. Переоценивая свое влияние на административную систему Франции, он решился на открытый процесс над бывшим министром. Но голову Фуке король не получил. Значит, следовало ограничить судебные, парламентские учреждения, поставить их под жесткий контроль надежных людей монарха. Вот и третий урок «дела Фуке».
И, наконец, расправа с сюринтендантом раскрыла значение политического наследия Ришелье и Мазарини для неограниченной королевской власти. Именно их идеи явились фундаментом здания абсолютной монархии, которое Людовик XIV перестроил по своему образу и подобию.