— Марго.

— Диана.

— Ребекка.

— Адель.

— Мари…

Они кружили вокруг — любопытные и веселые, развевая ветром мои одежды, норовя прикоснуться, погладить, засыпая вопросами. Кто я, откуда, о моей семье, о людях, которых я знала и не знала, о местах, в которых была и в которых никогда не бывала… Как-то незаметно одежды на мне осталось немного и они все же увлекли меня в бассейн. Правда, теперь, когда мужчины ушли, я не слишком-то сильно сопротивлялась. Это было нескромно, но в целом весьма приятно.

Я, разумеется, тоже спрашивала. О том, на что хватало фантазии. Сильф Лиса среди них не было. Самой старшей из присутствующих было где-то за восемьдесят (считать годы она давно перестала). Жизнью своей они были вполне довольны (правда, старшая уже не помнила, где и как жила до того, как попала в долину). О прошлом не слишком скучали (хотя — скучали ведь, иначе откуда вопросы). О сыттарах говорили немного. Я узнала, что Ридириан — веселый, Ландалиан — строгий, Касавьен — серьезный, Герлистэн — насмешливый. С последним спорить было бы трудно, так что пришлось и остальное принять на веру.

Вообще, вопросы им задавать было сложно. Вот веселиться, дурачиться — это да. Они легко и естественно приняли меня в свой круг и вели себя так, будто всю жизнь меня знали. А вот нить беседы… возникало чувство, что они просто не могут долго удерживать внимание на чем-то одном, оно порхало у них, словно бабочка, от предмета к предмету. Для них было естественно задать вопрос и потерять интерес к ответу. Видимо, это усиливалось с возрастом, но я пока не очень разобралась, кто здесь кого старше, их было слишком много, они мелькали — кто-то неожиданно покидал нас, растворяясь в воздухе или уносясь куда-то ввысь, кто-то столь же неожиданно появлялся и включался в веселье. Не здороваясь, не прощаясь, они кружили по долине, легкомысленные и беззаботные, словно дети. Будто став сильфами они не только перестали взрослеть, но действительно откатились назад, в некое подобие счастливого детства, правда, судя по тому, что я видела — обильно сдобренного эротикой.

Из бассейна они утянули меня в воздух. Летать самой было мне в новинку, и потому немного страшно. Все же летала я в своей жизни только однажды, причем — крепко держа Лиса за руку. Но новые подружки, смеясь и весело щебеча, дали мне несколько уроков, а затем устроили веселую игру в догонялки. И у меня просто времени не осталось переживать о том, чего я не могу, боюсь и не умею. Надо было убегать, а потом, наоборот, ловить, совершая вслед за сильфами, умопомрачительные виражи и кульбиты.

Через какое-то время, полностью выдохшись, я сидела у края бассейна и уже просто наблюдала за их беззаботными играми. И тогда появилась она. Та самая сильфа, Анабель.

— Развлекаешься, значит? Решила меня не слушать? — укорила тихо, опустившись рядом. — Променяешь жизнь на лживые речи и воздушные крылышки?

И так не вязалась ее серьезность с всеобщей веселостью.

— Даже если и так — что тебе с того за печаль?

— Мне? Мне нет печали, я сильфа, — она опустила в воду изящную ножку в полупрозрачной шелковой туфельке и резко качнула ей, поднимая фонтанчик брызг. — Свою первую жертву я убила уже давно, а последнюю убью еще не скоро. Впрочем, можно и не убивать, а просто тянуть у них жизненные силы — долго-долго-долго… Правда, в конце они все равно умирают. Но с этим что уж поделать, верно? — она вновь качнула ножкой, устроив всплеск, и улыбнулась мне светло и безмятежно.

— Погоди, какие убийства, какие жертвы? — мгновенно напряглась я. О подобном речи не шло и близко. — Разве сильфы… убийцы? — на этом слове горло перехватило. Вновь вспомнился Лис с ледяным копьем в руке, и тело, грузно падающее на ступени…

— Сильфы… — протянула она, скривившись. — Это просто так говорится. Сыттарам нравится так называть нас в память о тех временах, когда они были свободны. Тогда их и впрямь окружали сильфы — прекрасные и беззаботные дети воздуха, спутники Вольных Ветров… — она мечтательно улыбнулась, задумавшись на миг, но тут же резко ударила мыском ноги по воде, словно сердясь на себя за эту задумчивость. — Мы — не они, мы их подобия, пародия, — поведала она мне с горечью. — Мы — лярги, темные злые твари, тянущие жизненные силы у своих жертв. Присосавшись к ним, мы пьем, и не можем насытиться, потому что пьем не в себя — все уходит сыттару. Накормишь его хорошо — в благодарность получишь кусок его силы, что поддержит силы в тебе. Не накормишь… а как не накормишь? Он прикажет — и ты повинуешься, — резко закончив баловаться с водой, она развернулась и взглянула на меня с мрачной усмешкой. — Все еще хочешь стать «сильфой»? Давай, это, в общем-то, просто: сначала ты убьешь герцога. Да-да, того самого, герцога Александра, своего мужа, чьей верной женой ты у алтаря обещала стать. Делать тебе ничего не надо, тут вообще главное — ничего не делать: привязка работает, силы тянутся. Ты даже и не заметишь, как он умрет. Заметишь ты другое: в тот же миг ты станешь сильфой. Полноценной — как я, как они. И уже не живой.

Я нервно сглотнула. Как-то это… совсем не то, что рассказывал Лис. Умереть самой, перевоплотившись в воздушную фею — ну, ладно, возможно, это не очень страшно. Они же так существуют… веселятся даже. И Лис… и мои с ним сто лет… Но убивать… убивать людей ради того, чтоб бездумно порхать здесь в воздухе…

— А вот дальше станет сложнее, — мрачно продолжала Анабель, не сводя с меня взгляда. — Дальше жертву надо будет искать, привязку к ней создавать, и жертву регулярно и осознанно «доить» — само оно не пойдет. Конечно, первое время жертвы тебе будет указывать сыттар. И помогать… советом и предложением. Но входить в сны своих жертв ты будешь сама. И соблазнять их, распаляя чувственными ласками, ты тоже будешь сама, и доводить до изнеможения порочной страстью ты тоже будешь…

— Но я не буду! — воскликнула я, перебивая. — Я ничего этого не буду, я не желаю!..

— Бу-удешь, — протянула она с неприятной улыбкой. — Ты просто еще не знаешь, что значит голод. Настоящий, безграничный, скручивающий… И приказ господина. И его обещание кусочка силы… И ты пойдешь, побежишь, полетишь — и будешь! Все, что потребуется, так, как угодно… Измотаешь и убьешь одного — перейдешь к следующему — потом еще, снова… Это как сон — его сон, твой сон, он потом забывается, память удерживает лишь обрывки — но ведь сон повторяется, повторяется… в общих чертах ты все же запомнишь. Правда, тебе станет уже не важно — ну, подумаешь, сдох очередной сладострастный извращенец. Смешной — он молил тебя о любви! Разве лярги могут любить? Только брать, ведь люди для того лишь и созданы, чтоб доить их…

— Нет! Нет-нет, так не будет, ты врешь мне! И Лис не станет, он никогда…

— Но ведь он так питается. Он так делал с тобой, и ты для него будешь делать так же с другими. А ты что же, думала, он любил? Нет, малышка, он ел, — любезно пояснила мне моя собеседница. — А сюда он тебя привел — для того, чтобы просто познакомить с другими? Или для того, чтобы они научили тебя плясать без одежд? — озадачила она меня новым вопросом. — Чему они станут учить тебя, когда с первым этапом освоишься, рассказать? Или сама попробуешь догадаться?

— Прекрати! Хватит! Хватит! — я не выдержала, вскочила на ноги, бросилась прочь. Куда-то убежала, забилась в угол, долго рыдала, не в силах прийти в себя от подобных известий. Потом пыталась успокоиться и все обдумать. Сравнить слова Анабель с намеками и недомолвками Герлистэна. И вновь рыдала, от того, что сходилось.

— Тяжело? — разумеется, он нашел меня. Закончил беседы с братьями — и нашел. Поднял с пола и нежно обнял. Все такой же — ласковый… Ласково убьет меня и столь же ласково научит убивать других…

— Это правда? Скажи мне, это правда? Герцог умрет?

— Едва ли он планировал жить вечно.

— Не смейся сейчас! Не переводи разговор, я прошу! Он умирает? Я убиваю его?

— Я убиваю его, моя Роззи, — Герлистэн отозвался непривычно жестко. — И я убью. Намеренно и осознанно. И его, и еще многих из тех, кто именует себя Рыцарями Дэуса. Убил бы и Дэуса — вот за все вот это. Но, увы, он бог, до него мне не дотянуться.

— Какой кошмар! Это все из мести? Ты зол на Дэуса и за это убиваешь его верных?

— Не вникай в это, Роуз, не стоит. Разборки высших не для испуганных юных девочек. Что тебе тот герцог? Вы даже с ним не знакомы. Он пройдет свой путь, ты — свой.

— Но я не хочу так, Лис! Я так не хочу! Чтобы он умирал от того, что я тяну его силы! Чтобы другие умирали! Чтобы я…

— Ну, все, успокойся, не надо, — он мягко погладил по волосам, поцеловал в лобик. — Слишком много впечатлений для первого дня, слишком много ненужных знаний… Зря они тебе рассказали. Рано. Идем, — он чуть отстранился и протянул мне руку. — Займемся лучше тем, что точно тебя порадует.

— Я уже не уверена, что такие вещи остались.

— Остались, Роззи. Хорошее всегда остается. Надо только уметь его видеть.

И он повел меня — переходами, галереями, дворами, садами… Там было красиво. Наверно, там было красиво. Там везде красиво. Только я уже не смотрела. Не любовалась. Не могла любоваться. В глазах стояла пелена слез, в душе клубился непроглядный мрак, сердце сжималось от отчаянья и безысходности. Сказочно-прекрасная долина, беззаботные воздушные феи, вечная молодость, красота… А ценой всему — смерть, смерть, смерть. Я — чудовище. Я приговорена стать чудовищем. Только разве я на такое согласна?..

— Смотри, кто у нас здесть… Роз-зи! — Лис отчаянно пытался привлечь мое внимание.

— Что? А, да, очень красиво… — за очередным окном открывался очередной головокружительно-прекрасный вид, но едва ли это было тем, что могло бы меня сейчас обрадовать.

— Красиво? Роззи, да ты не смотришь совсем! А кто утверждал, что лошадок любит? Кто переживал, что мало в детстве катался? Кто верхом стремился весь свет объехать? Ну-ка, смотри, кто у нас там пасется?

— Кони… — я, наконец, разглядела. — Кони…

Лис что-то еще говорил мне, я кивала, не слишком вникая в смысл его слов. Кони… Я вспоминала, как мы скакали во весь опор — на перевал, а дальше… А дальше мы летели: я — сильфа. Та, что проходит сквозь стены. И, наверное, сквозь людей… Призрак, морок, не больше… Я для людей теперь — не реальна…

— Держи, моя Роззи, — Лис протянул мне пару дамских перчаток, отвлекая от невеселых раздумий. — Это тебе.

— Перчатки? — удивилась я, принимая. Белая лайка была прохладной и гладкой на ощупь. И какой-то удивительно настоящей — более плотной, что ли, чем все то, что окружало меня в долине.

— Ты ведь уже знаешь, зачем они?

— Догадываюсь… — вспомнились его руки — неизменно в перчатках, даже когда на теле одежд не оставалось. И как он эти перчатки снимал: одну — чтоб удержать бестелесную меня, но остаться материальным, и две — чтоб улететь бесплотным духом. То есть, если их одеть… — Ты хочешь сказать, что я вновь?.. Что я стану?.. Что я смогу?.. — заволновалась я, сжимая в руках его подарок. — И ты вот так просто мне их отдаешь?

— Да, моя белая роза. Ведь это и есть сейчас твое самое главное желание, верно? Хоть ненадолго вновь стать человеком? — улыбнулся Лис на мои восторги. — Становись. Но помни — это продлиться недолго. Дня три-четыре. Может быть, пять. Пока не растратишь силу источника. А потом не помогут даже перчатки…

— И?.. Что случится потом?

— Станешь вновь бестелесной сильфом. Воздушной и свободной. И снова сможешь летать, — он все улыбался, глядя на меня, так привычно лаская взглядом. А вот я… Я улыбнуться ему в ответ уже не могла. Я думала только о том, сколько времени потребуется мне, чтобы доскакать до перевала. Конечно, быстрей долететь. А перчатки надеть потом. Но одежда! Надев перчатки, я окажусь абсолютно голой, а не надев — не смогу даже в руки взять человеческую одежду.

— Надевай, моя Роззи, не стоит раздумывать, — подбодрил меня Лис. — Время идет, силы тают. Так давай заберем от жизни все, что можно, и не станем тратить ее на слезы и раздумья!

— Лучше сожалеть о том, что сделал, ты полагаешь? Чем о том, на что так и не решился? — попыталась я улыбнуться ему в ответ. И надела перчатки — одну, а затем и другую.

И мир вокруг оказался лишь разноцветным туманом — зыбким, нечетким, и я провалилась в него, с головокружительной скоростью полетев вниз, сквозь все призрачные этажи этой призрачной башни. Растерялась, закричала от ужаса. И конечно же, он меня поймал. Мягко подхватил на руки почти у самой земли и поставил на землю.

Не Герлистэн. Лис. Мой бессовестный конюх в пропахшей лошадьми линялой рубахе и затертых до дыр дешевых штанах.

— Кажется, герцогиня вновь не позаботилась о наряде? — знакомые синие глаза глядели из-под спутанных черных прядей с позабытым уже нахальством. А улыбка, с которой он осмотрел мое обнаженное, как и ожидалось, тело, была откровенно вызывающей.

Полагаю, ему хотелось меня взбодрить. А я почувствовала, что у меня вновь катятся слезы. Лис… Мой конюх, похитивший герцогиню… И ведь я была согласна идти за тобой… за конюхом. Но вот за сыттаром… Я не убийца, Лис, я не согласна. Даже за сто лет твоих улыбок…

— Ну, не стоит так расстраиваться, ваше высочество. Специально для упавших мне с неба герцогинь я всегда храню под рукой вот это, — и он широким жестом указал на стоящий чуть в стороне от нас знакомый сундук. Так вот он где, оказывается! Просто стоит на земле… в одном из помещений нижнего этажа, я полагаю. Поскольку наверх его никак не поднять. — Полагаю, здесь найдется, во что вас приодеть.

Ну, еще бы! Волшебный сундук, в нем всегда все находится. Я выбрала амазонку. Ту самую, в масть коня и под цвет глаз графа Герхарда — черную с зеленой отделкой.

— Именно ее? — удивился Лис. — Там есть и другие. Разве достойно герцогини надевать дважды одно платье? Подумают, я плохо тебя содержу.

— На кого подумают, Лис? На графа Герхарда? Или на герцога Александра? — возразила с усмешкой, натягивая белье. — В любом случае, не на тебя. Так о чем печаль? — не объяснять же ему, что именно в этом платье я последний раз была живой, настоящей, счастливой, преисполненной надежд! Он либо и сам понимает это прекрасно, либо и с объяснениями не поймет.

— Черный несколько мрачен, — пожал Лис плечами, отступаясь.

— Если только для бала, а я не туда. Застегнешь? — надев амазонку, я повернулась к нему спиной.

— Как прикажете, моя герцогиня.

Застегнул. И неожиданно крепко обнял.

— Ты чего? — не расположена была к объятиям, но замерла в кольце его рук, опасаясь вздохнуть, шевельнуться. Мой герцог, мой граф, мой конюх. Мой Лис… Как же жаль… — А кто мне поседлает коня? — отбросив ненужные сожаления, я вновь настроилась на поездку.

— У тебя есть личный конюх, а ты еще спрашиваешь? — отпустив меня, он снял со стойки седло, бросил сверху потник и попону, прихватил уздечку.

— «У вас», — поправила я его, прикалывая к волосам изящную шляпку. — Я, все-таки, твоя герцогиня.

— У вас, — легко согласился он, включаясь в игру. — Прошу вас, ваше высочество. Следуйте за мной.

А потом я стояла посреди луга и держала коня за уздечку, пока он затягивал подпруги. Или наоборот — держалась за уздечку, поскольку конь никуда не рвался. А мне вновь хотелось расплакаться.

— Ты поедешь со мной? — спросила у Лиса.

— Может быть, в другой раз, — отозвался он, расправляя стремена. — Сейчас я немного занят. Слишком много вопросов накопилось за время моего отсутствия. Давай подсажу, — он легко подкинул меня в седло. — Сегодня не уезжай далеко, хорошо? Просто погуляй, осмотри окрестности, вспомни ощущения. А уж завтра мы с тобой в дальнюю дорогу отправимся.

— В Черный замок?

— Да, моя Роззи, в Черный замок, — он взглянул непривычно серьезно. — Без тебя — без живой тебя — он своих секретов не откроет. Ни мне, ни кому другому.

— И что же там за секреты?

— Это можно узнать только внутри, — он чуть легкомысленно пожал плечами. — Ну, все, удачной прогулки! А то меня братья развеют по ветру, ежели не вернусь немедленно.

— Надеюсь, что не развеют, — отозвалась, тихонько трогая коня. — Ты мне дорог живым, если это слово к тебе применимо, конечно.

— Остановимся на слове «дорог», — он ожидаемо улыбнулся. — И, Роззи, — окликнул, когда я отъехала уже на десяток шагов.

— Да?

— Если что-то случится — упадешь, собьешься с пути, встретишь лихих людей — просто сними перчатки. Как можно быстрее. И лети. Хорошо?

— Да, конечно… Да ты не волнуйся — я недалеко.

— Я знаю, Роззи, — он развернулся и отправился назад — туда, где неясным туманным маревом возвышалась громада сыттарского замка. А я сорвалась в галоп. Прочь, не оглядываясь и как можно быстрее. Вновь появились слезы. Это было больно — нестись вот так, прочь от него, понимая, что обратно мне уже не вернуться. Что я сделаю для этого все. Что при следующей встрече мы, возможно, будем врагами. Или не будет уже этой встречи. Но иначе я не могла.

Я могу согласиться на многое, меня хорошо воспитали. Я могу выйти замуж за незнакомца, ибо такова воля отца. Могу отдать ему самое сокровенное через час после знакомства… да что там, еще прежде знакомства, и не сокрушаться об этом — ведь он мой муж, подчиняться ему самим Дэусом заповедано. Могу принять в качестве мужа многоликого духа, могу согласиться идти с ним его дорогой, позабыв о своей — ибо в природе женщины повиноваться мужчине, следовать безоглядно за мужем своим, кем бы он ни оказался. Даже жизнь потерять… преобразить… преобразиться — как угодно, пожалуйста. Жене жизнь положить за мужа и по малейшей прихоти его со смирением должно… Но убивать… стать чудовищем, монстром… Я не могу, это немыслимо!

Где перевал, я помнила смутно. Вот та седловина. Кажется. Или за ней. Оставалось надеяться только, что конь меня вынесет. Он же умный. Ну, про коней так всегда говорят — что они умные, и способны сами находить дорогу. Ага-ага, а еще знают, куда поставить ногу и не спотыкаются никогда… Сказки! Ну какие же сказки!

Гром нашел дорогу в такие заросли!.. А потом еще так навернулся, выбираясь из очередного ручья!.. Нет, не упал, но поскользнулся знатно и на попу присел. Ничего, удержались. Вот только дорогу потом пришлось выбирать уже мне, хватило на сегодня «конячьей интуиции». Не, не конской. Конячьей. Хваленая конская нас бы уже к перевалу вывезла. А так блуждали. У меня с интуитивным поиском дороги дела не намного лучше, чем у Грома, как выясняется. То поедем по гребню, а дальше обрыв, то поедем низом — а там отвесные скалы со всех сторон… Вновь и вновь возвращаюсь, ищу, кружу — нет выхода из кольца этих гор, нет пути к перевалу!

И когда я совсем уж отчаялась, решив вернуться обратно к Лису, а о побеге думать потом, когда он повезет меня в свой вожделенный Черный замок, вновь появилась Анабель. Все такая же прекрасная, изящная, невесомая — настоящая фея воздуха, какой я и представляла их в детстве, читая сказки. Вот только не знала в счастливом детстве, что они воплощение наших желаний лишь оттого, что их цель — заставить желать еще безоглядней, еще неистовей. До края бездны, а то и дальше — до темного дна преисподней. И что коварный сыттар уже выбрал меня для пополнения их рядов.

Впрочем, сейчас цель у Анабель была более чем благородной: она пыталась помочь мне сбежать. Видно, жалея о том, что в свое время ей никто не помог, не подсказал, не направил. А выход есть, она уверяла: он есть!

— Твой настоящий супруг — Рыцарь Дэуса, — объясняла она, летя рядом со мной и указывая дорогу к перевалу. — Ему доступны Архивы Храма, ему доступны сильнейшие артефакты, созданные в начале времен. Он уже разгадал загадку, он знает, как освободить вас обоих от власти сыттара. Но чтобы отменить совершенный сыттаром обряд, ему нужна ты, без тебя ничего не получится. Беги к нему, скорее! Пока ты еще человек, пока изменения еще обратимы!

— Но куда бежать, Анабель? Как мне его разыскать, где? Да меня к нему даже близко не пустят! Он сиятельный герцог, а я? Ведьма и самозванка?

— Не выдумывай! Ты дочь графа и законная его жена! И потом — тебе же не во дворец. Он сам тебя ищет, полстраны проскакал, с ног сбился. В имении барона Даренгтона его люди уже были, про твое бегство с Летнего бала ему сообщили. Если дальше он сможет двигаться по твоим следам, они приведут его ко входу в долину. Если следов не найдет — отправится в Черный замок по Арранскому тракту. Передвигается он инкогнито, представляется лейтенантом Кимвелом. С ним трое людей, как и он — в мундирах Дайронского полка. Капитан и два рядовых, так что формально — герцог там даже не самый главный. Но в лицо его ты узнаешь, — инструктировала она меня. — Его лицо ты ведь видела?

— Да, меня просветили, — мрачно кивнула, вспомнив первый день своего «замужества». Наш с Лисом первый день. Сказочный, как и любой день, проведенный с ним. Он умел превращать мои дни в сказку. Почему же теперь я бегу прочь? Почему мне нельзя остаться с тем, кто дорог?.. Нельзя, увы, нельзя! Ради призрачной мечты нельзя становиться нечестью! Нельзя брать на душу грех убийства! Я не чудовище, Лис! И я им не стану!

— Значит, найдешь, — продолжала инструктировать меня сильфа. — Чаще спрашивай. Чаще говори, что ты жена герцога Александра. Его люди кружат по округе, собирают слухи и новости. На него работает куча шпионов в каждом городке и поселке. Позволь им услышать о тебе — и он найдет тебя сам быстрее, чем ты его.

К перевалу она вывела меня быстро. Даже удивительно, как я так долго не могла сюда попасть. Сверху дорога обратно в долину казалась прямой и понятной. Да и в другую сторону… Я видела цель — маленький городок почти на горизонте. Мы не доехали до него по дороге сюда, свернули в горы раньше. Что ж, значит, дорога где-то ближе. Но она идет вдоль горной гряды, значит, не промахнусь.

— Прощай, — махнула мне Анабель, не в силах перейти незримой границы. Я же свободно миновала каменную пирамидку, впитавшую некогда капли моей крови, и поспешила вниз, к людям. Сгущались сумерки, ехать предстояло всю ночь, но опыт у меня уже был. На дорогу я выбралась на рассвете, а где-то к полудню достигла заветного городка.

Там решила воспользоваться советом Анабель и позволить герцогу себя отыскать. Да, я боялась его до дрожи, но больше спасения мне ждать было не от кого. Родители мне не помогут, даже если (вдруг) и обрадуются моему визиту.

А потому я заявилась в самую роскошную гостиницу в центре города, сняла комнату, назвавшись герцогиней Раенской, и пообещала серебряную монету тому, кто найдет лейтенанта Дайронского полка, путешествующего в компании трех однополчан, и проводин его ко мне. Монеты — целый кошель — по счастью, отыскались в седельной сумке. И я бы, наверное, стала благодарить судьбу, что все так удачно вышло, если бы не нашла среди монет свою подвеску — ту самую, что украл у меня когда-то один синеглазый конюх. Потом вернул, а потом… со всеми этими превращениями в сильфу я, должно быть, опять ее потеряла. А он сохранил. И отдал.

И ни кошелек, ни перчатки, ни вовремя поданная лошадь не были счастливым совпадением для удачливой беглянки. Он меня отпустил. Он понял — и отпустил. Дал мне мой шанс все отыграть и вернуть. Получится, нет — я не знаю, но он мне позволил… Я снова плакала, когда поняла это.

Лейтенант Кимвел меня не нашел. А вот капитан Дайронского полка с двумя подчиненными явился ко мне в номер всего сутки спустя, и тоном, не допускающим возражений, пригласил «госпожу герцогиню» следовать за ним. Причин отказываться у меня не было.

Закрытая карета ждала меня у выхода.

— Я бы хотела забрать коня, — объявила своим провожатым.

— Едва ли он вам понадобиться, — невозмутимо «обрадовали» меня.

— Еще меньше он понадобится владельцу гостиницы. Конь — моя собственность. Вернее — собственность моего мужа. Едва ли его высочество простит вам небрежное к ней отношение.

— Вам лучше просто сесть в карету, — с нажимом проговорил капитан, недовольно поджимая губы. Его спутники «невзначай» опустили руки на эфесы шпаг.

— Да разве я возражаю? — постаравшись не выдать испуга, пожала плечами и села в карету. Компанию мне не составили, а вот дверцу защелкнули на задвижку.

— Эрни, захвати коня этой самозванки, — донеслось до меня снаружи.

Что ж… Я ведь не ждала, что все будет просто. Но, по крайней мере, Гром не пропадет, а я встречусь с герцогом в самое ближайшее время. Правда, в качестве арестованной по его приказу самозванки… Но ведь не может же он быть заранее уверен, что я именно та, что навязана ему в жены. Впрочем, подобное легко проверяется в храме. А для этого, опять же, нужна личная встреча. Так что не все так плохо!

Так я себя всю дорогу и убеждала, не давая страху превратиться в панику. Мне ведь нужна эта встреча. Ну вот и… Все правильно пока идет, ничего ужасного и непредвиденного.

Приехали мы уже в сумерках. К какому-то темному загородному особняку. Не слишком большому, не особо роскошному. Для кузена короля — мелковато. Даже наш дом выглядел несколько величественнее. Видимо — не его. Ну и правильно — даже кузен короля не может иметь собственность в каждом уголке страны. Зато может позаимствовать ее на время, чтобы расположиться с комфортом. Особенно, если он, вдобавок, еще и начальник Тайного Сыска.

Вот о последнем вспомнила зря — вновь стало очень страшно. Но в дом послушно вошла. Впрочем, какие у меня были варианты?

Герцог ожидал меня в гостиной, небольшой, но довольно уютной комнате в темно-синих тонах. Света было немного — свечей еще не зажгли, однако лицо своего супруга я разглядела прекрасно. И невольно улыбнулась, словно старому знакомому — ну, еще бы, мужчину с этим лицом я знала и даже л… Впрочем, обойдемся без громких признаний. Тем более, герцог заговорил, и улыбка моя тот час же погасла — другой голос. Тембр, интонации, выражения — все!

— Итак, меня почтила визитом сама герцогиня Раенская, — бросил он, не поднимаясь с кресла. — Польщен, не скрою. Чем обязан?

Интересный вопрос, учитывая конвоирующих меня гвардейцев. Впрочем, я действительно разыскивала его, и разыскивала громогласно.

— Добрый вечер, ваше высочество. Рада, наконец, познакомиться с вами. Вы мне позволите сесть? — проговорила максимально ровно, очень надеясь на ответную любезность. Напрасно.

— Разумеется, — нет, в просьбе не отказал. Вот только, повинуясь его знаку, один из гвардейцев взял от стены простенький жесткий стул и установил его посредине комнаты. — Прошу вас.

Я бы предпочла диван. Или второе кресло, парное к тому, в котором сидел герцог. А так это все слишком сильно напоминало допрос арестованной. Нервировало. Но — села, куда велели, решив, что покорностью я сумею расположить его к себе больше, нежели беспричинной строптивостью.

— Зажгите свет, — коротко распорядился мой вроде-как-супруг. — Хотелось бы видеть нашу гостью максимально отчетливо. Или это уже невозможно? — его пронзительный и жесткий взгляд вновь вернулся к моему лицу. Не сказать, чтоб это было приятно. Лис смотрел… даже глазами герцога Лис смотрел теплее.

— Нет, почему же? — немного растерянно отозвалась я, нервничая под этим взглядом и судорожно пытаясь сообразить, нет ли в моем нынешнем облике изъянов, выдающих мою… двойственную теперь природу. Но нет, я материальна, я полностью материальна.

— Итак, представьтесь, — повелел герцог, когда все свечи зажгли, и гостиная озарилась ярким, словно в праздник, светом.

— Роуз Элизабет Ривербел, дочь Чарльза Николаса Ривербела, графа Хатора, и Клариссы Катарины Ривербел, графини Хатор, в девичестве Доринсвор, — с готовностью сообщила его высочеству. В самом деле, он ведь может и сомневаться, что я — это действительно я. Ему ведь мой облик едва ли кто показывал. Хотя — пара моих миниатюрных портретов дома была, мог уже и заполучить. — После обряда, проведенного в храме Сторина двадцать шестого числа прошлого месяца, в глазах Дэуса являюсь вашей супругой. Последнее, впрочем, вы уже знаете, как мне сказали.

— Да, у меня была возможность это выяснить, — кивнул герцог, внимательно меня разглядывая. — Очень, знаете, интересная возможность. Запоминающаяся.

— Меня моя свадьба тоже весьма впечатлила, — поддержала я этот обмен воспоминаниями. Если он решил выставить себя единственной пострадавшей стороной — то напрасно. Подставляла его не я. И планы его ломала не я. Моя жизнь, вообще-то, тоже немного сломана. — Тем более что моего согласия на брак никто не спрашивал.

— Юных девиц о таких вещах и не спрашивают, тут к вам вопросов нет, — спокойно согласился герцог. — Не их ума это дело — женихов себе выбирать.

По мне — так недурно бы было порой и спросить, меньше б потом проблем возникало. Но кто я, чтобы спорить с его высочеством? Да и не за тем я к нему приехала. Промолчала.

— Расскажите мне подробнее о вашей свадьбе, — попросил… нет, скорее, потребовал у меня герцог. На просьбу это отданное холодным тоном распоряжение все же не потянуло.

— Свадьба была короткой, — чуть пожала в ответ плечами. — Вошли в церковь, совершили обряд, вышли из церкви. Затем сразу уехали. Ни празднования, ни гостей, ни друзей. О свадьбе мы с матушкой узнали лишь накануне, никого пригласить попросту не успели. Впрочем, кто-то в церкви все-таки был. Но, судя по тому, что с поздравлениями не подходили — случайные люди.

— Судя по тому? — нахмурился герцог. — А в лицо вы что, знакомых от незнакомых не отличаете?

— Мой жених запретил мне видеть свадьбу, это было его обязательное условие.

— То есть, вы что же, зажмурились? — недоуменно (а может, и недоверчиво) нахмурился высокородный сыскарь.

— У меня были завязаны глаза, — ответить постаралась спокойно, хотя признаваться в этом факте было не слишком приятно.

— Никто из свидетелей почему-то не упоминал подобной детали.

— Не упоминал или отрицал? — его недоверие раздражало. — К тому же, на моем лице была густая вуаль. О том, что я ничего не вижу, было известно лишь отцу с матерью. Вы можете уточнить у них.

— Уточню, — спокойно кивнул мой-как-бы-муж. — И что, как ваш… ну, будем называть «жених», объяснил вам необходимость ношения повязки? Когда вы ее сняли, кстати?

— В карете, — вопрос смутил. Конечно, едва ли герцог подозревал, но я-то помнила: все, что было в карете, все, что было на конюшне, и потом, и еще, и снова… — А объяснил, — заставила себя вынырнуть из потока ненужных воспоминаний, — да уже не помню, своей прихотью, вроде. Для него это все — шутка, игра, забава. Ему нравится играть роли, менять маски, создавать различные игровые ситуации… Конечно, для него игровые, — чуть вздрогнула, припомнив тех бандитов, убитых Лисом в переулке. И как он с ними играл. И как это все перестало быть игрой — в миг.

— А для вас?

— Я все-таки живу в первый раз. Первый и единственный… и мне очень сложно воспринимать свою жизнь как игру.

— Не очень люблю, когда мне отвечают такими общими фразами. Хотелось бы больше конкретных примеров.

— А мне бы хотелось освежиться с дороги. И чтобы вы пригласили меня отужинать с вами, — решила наглеть, поскольку терпеть становилось уже сложновато. О моем комфорте здесь рвутся заботиться явно не больше, чем во время утомительной дороги до герцогского дома. — А вот за ужином я готова вам все рассказать. А то я сегодня даже пообедать не успела — ваши люди меня забрали, и все везли, везли…

— В самом деле? Не думал, что вам еще требуются все эти бытовые мелочи, — герцог лишь удобнее откинулся на спинку кресла и, видимо устав любоваться на меня невооруженным взглядом, решил полюбоваться через лорнет. Матушка говорила в свое время, что взгляд сквозь лорнет может являться элементом флирта. Но здесь был другой случай. Тот, когда «может и не являться».

— Я человек, и как любому человеку… — начала я несколько обиженно.

— В самом деле? — не дослушал герцог. — А впрочем, давайте поужинаем, будет любопытно. Ланс, покажи нашей гостье ее покои. Освежайтесь, — царственно кивнул мне напоследок его высочество, даже и не думая подниматься с кресла, — ужин подадут через полчаса.

Покои были весьма скромны, а решетки на окнах так и вовсе делали их похожими на тюремную камеру. Но я убеждала себя, что дом не его, а потому — «чем богаты», что до решеток — так меня при необходимости даже стены не остановят.

Увы, сменить наряд к ужину, как то, несомненно, полагалось бы герцогине, я не могла, хоть и понимала, что амазонка для данного мероприятия несколько не подходит. Но это Лис мог создавать из воздуха наряды и украшения… А еще копье для убийства, одернула я себя. Хватит уже мечтать о Лисе! Он чудовище и убийца, пожирающий чужие жизни. И только герцог может меня от него спасти. Должен спасти!

За ужином изменилось не многое. Любезнее мой богом-признанный-супруг не стал, а поглощение пищи под его изучающим взглядом невольно пробуждало в памяти выражение «следственный эксперимент». Есть при столь пристальном внимании было сложно, аппетит почти сразу пропал. Но отказаться от еды — это все равно, что подтвердить его сомнения в моей человеческой природе, а мне казалось важным доказать ему, что я не сильфа, на уровне бытовых моих потребностей в том числе. Поэтому я продолжала трапезу, попутно пытаясь отвечать на вопросы.

Интересовала герцога свадьба, а именно мои ощущения во время взаимодействия с алтарным камнем. Интересовало наше с Лисом последующее путешествие: поведение и привычки сыттара, мое самочувствие и те изменения в себе, которые я постепенно ощущала. Причем то, что изменения были, и я их ощущала, он утверждал, мне же оставалось лишь описать, какие именно.

И что отвечать, я толком не знала. Да, я вспоминала и пыталась описывать те изменения в ощущениях, что были до памятной дуэли. Но они были минимальны, герцог же явно ждал чего-то большего, а признаваться в том, насколько все со мной плохо, я боялась. Что он сделает, когда узнает, что мое физическое тело — лишь результат воздействия энергии источника, да волшебные перчатки?

А с другой стороны: как он сможет помочь мне, если не будет точно знать, от чего спасать?