Почему на Неве затонул сухогруз «Каунас», не вписавшись в Литейный мост, — не знает никто. Нет, версии, конечно, звучали, идет расследование. То ли лоцман сделал неверный маневр, отклонившись от фарватера, то ли руль на корабле 1957-го года постройки не послушался рулевого. К счастью, никто не пострадал, все спаслись. Пострадали только Нева, Литейный мост и ОАО «Волжское пароходство». Вообще-то — позор. Так мне говорили знающие люди.

Позорнее в истории судоходства на Неве был, говорят, только один случай, о котором мне рассказали в музее ВМФ. Это, когда среди бела дня, при всем честном народе недалеко от Горного института неожиданно затонуло госпитальное судно «Народоволец». Дело было в 1920-м году. Ну, не так уж это было неожиданно, как выяснилось в ходе расследования. Старый немецкий пароход давно кренился градуса на три, о чем капитан писал соответствующие рапорты, а их футболили от начальника к начальнику. А тут вдруг судно накренилось на 15 градусов и, как раз в отсутствие всех специалистов, от капитана до механика, которые не вовремя сошли на берег. За них нес вахту неопытный старшина, который, увидев такое дело, начал откачивать воду — хотел спрямить крен. И ничего не получилось. Но, что с него взять, говорили расследователи. Салага.

Что в 20-м году, что в 2002-м, — суть одна. Кто виноват? Дураки и дороги. Капитаны и неисправные механизмы. Мосты и неудобные для судоходства реки. «Это только кажется, что провести здесь корабль — дело нехитрое. Нева — очень сложная река», — говорит научный секретарь музея, в прошлом судостроитель Сергей Климовский с некоторой тоской глядя из окна своего кабинета, что в здании Биржи. Тоска его отнюдь не экзистенциальная, а имеет свое логическое объяснение. Построенное на стрелке здание Биржи, все в строительных лесах (реставрация перед 300-летием), терпит бедствие, совсем как сухогруз «Каунас». Почва у нас тут зыбучая, о чем Петр Первый в свое время не подумал. Или подумал, но государственные интересы перевесили. И вот теперь подвалы исторического здания заливает водой, а куски штукатурки падают с потолка.

«Особенно в районе Литейного моста надо быть осторожным, — продолжает Климовский. — Течение сильное, оно и прибивает к мосту. А у Летнего сада, кстати, глубина — метров 18…»

Правда, когда я сообщила ему, что по собранным мною сведениям, в акватории Невы и Финского залива от Ладожского озера до Кронштадта насчитывается 138 затонувших судов, причем на первом этапе городской программы «Судоподъем» предполагается поднять со дна 52 затонувших судна от Котлина до моста Лейтенанта Шмидта, уважаемый ученый секретарь очень удивился.

Действительно, это же просто «Бермудский треугольник» какой-то!

«Но думаю, что касается Невы, то, в основном, это — хлам. Брошенные суда, остатки катеров с частных водомоторных стоянок…»

Но вернемся к «Каунасу», груженному двумя тысячами тонн металла и 35-ю тонн горючего. Конечно, все видели на экране, как городские власти, МЧС и представители «Волгобалта» колготились с затонувшим сухогрузом, перегородившим фарватер. Неделю держалась пробка на этом судоходном проспекте, а чтобы восстановить движение, пришлось срезать выступающие части сухогруза. Начали поднимать рубку — лопнул трос, многокилограммовая конструкция рухнула на парапет, чуть не задев любопытствующую публику. Чуть-чуть — не считается. Чиновники рапортовали перед камерами, что, мол, все идет по плану. Лопнул трос? Тоже по плану. Вот в таком, примерно, духе.

А что делать, если оборудование для спасательных работ закупалось в 60-70-х годах, а один плавучий кран, говорят, достался Советскому Союзу еще по ленд-лизу в годы войны.

Судоходство восстановили, под мостом пошли груженые корабли, имеющие осадку 3,6 метра (освобожденная глубина фарватера — 4 метра). Только-только. После прохода под Литейным мостом первого судна с тяжелым грузом, спасатели облегченно вздохнули — навигация действительно восстановлена.

Итак, все вздохнули и начали думать, что делать дальше. Грубо говоря, объяснял мне помощник вице-губернатора, возглавляющего штаб по ликвидации последствий аварии, Владимир Аникеев, «резать, оттаскивать или поднимать». «Народоволец», кстати, в свое время, как написано в архивных документах, «спрямили», откачали воду, и корабль всплыл. Правда, ждать пришлось четыре года.

По поводу «Каунаса» постановили — резать и быстро. За работу взялось Балтийское Аварийно-спасательное Управление. «Нам ведь что важно, — объяснял Аникеев. — Главное — мост не повредить. Так что водолазы работают — ведут исследования».

…Я пришла к месту аварии как раз в промежуток между этими событиями: авария уже произошла, судоходство восстановлено, а сухогруз еще не достали. Хотела посмотреть, как же они работают, водолазы. Никого, кроме одинокого милиционера, не увидела. Может, водолазы быстренько отстрелялись и ушли? Не знаю. Еще увидела рабочего в каске, который производил жуткий шум, что-то делая с гранитным парапетом. То ли ровнял, то ли зачищал. Сюда, вспомнила я, и рухнула будка.

Вглядывание в глубь вод не привело ни к чему. Но я знала— вот там, совсем недалеко от берега лежит корабль, в нем — топливо. «И главное, чтобы с опорой моста ничего не случилось», — говорили специалисты. Конечно, нашему мрачному воображению разыграться ничего не стоит. Я сразу представила и Неву, по которой дрейфует мазутное пятно, и в нем плещутся ребятишки у Петропавловки, а рыба плавает брюхом вверх, и закрытый мост. Или, не дай Бог, авария случится в момент особо бурного транспортного потока…

Три дня, как на работу, я ходила к набережной. На меня косо смотрел местный дворник. Мальчишки-рыбаки хихикали. Прилично одетый дяденька заподозрил в суицидных намереньях. А я в это время думала, не поверите, что надо бы обновлять торговый флот и закупить новое оборудование для спасательных работ. Интересно, что бы сказал дядечка, если бы я объяснила, что в настоящий момент меня беспокоит акватория Невской губы и самочувствие родного Литейного моста. А ведь это — чистая правда.

2002

#i_013.jpg

Фото Владимира Григорьева