С момента написания этой замечательной повести прошли десятилетия. Все изменилось, но, как любая хорошая литература, романы Стругацких — вне времени…
— Борис Натанович, век подходит к концу. Скоро мы перейдем тот рубеж, за который заглядывали фантасты, создавая свои модели будущего. Сбылись ли ваши ожидания или к концу века вы рассчитывали увидеть нечто совершенно иное?
— Если говорить о сенсациях, которые состоялись здесь, у нас, то это, конечно крушение социализма. Мы были абсолютно убеждены, что этот строй будет еще очень долго и только молили бога, чтобы его крушение не сопровождалось реками крови. Тот мир, который окружает нас сегодня, казался нам самой невероятной фантастикой.
— Вы имеете в виду демократическое общество, к которому мы так стремились. Многие называют вас идеологом или вернее вдохновителем перемен. А вам не кажется сегодня, что это не совсем та свобода и демократия, которую вы ожидали?
— Всем, кто размышляет об этом, я бы советовал прочитать роман Фейхтвангера «Лисы в винограднике», где прекрасно описано, как реализовывалась демократия в США в конце 18-го века. Как не похожа она была на те идеалистические, романтические трели, которые испускали ее первые певцы, как она была груба, жестока, пропитана коррупцией, ложью…
— Вы считаете, что это неизбежно?
— Мы присутствуем при родах демократии в стране, которая не знала ее со времен Новгородского вече. За десятки лет не изменить то, что складывалось много сотен лет. Когда смотришь на эту громаду неизжитого феодализма, понимаешь, что нам еще лопатить и лопатить… Но это естественный путь человечества. И мы идем по нему, как шли Франция, США, даже Япония (с той только разницей, что роль буржуазной революции там сыграло военное поражение 45-го года).
#i_033.jpg
Фото Павла Маркина
— У Иосифа Бродского, в одном из стихотворений есть такие строки «Ах, свобода. Ах, свобода, У тебя своя природа, У тебя такой капризный климат. Ты наступишь, а тебя — не примут…»
— Да, об этом же пел Высоцкий, а мы написали «Гадкие лебеди», где человек оказывается в мире, о котором он мечтал и не понимает, что ему в этом мире делать. Это вполне естественно. Мы живем на переломе событий. У нас завтра очень непохоже на вчера.
— А что не сбылось, вопреки вашим ожиданиям, и ожиданиям человечества вообще?
— Вместе с учеными фантасты были убеждены, что еще в этом веке будет решена проблема термоядерной энергии. В 60-е годы мы свято верили в то, что человек ступит на Марс и Венеру… Были серьезные надежды на то, что удастся установить контакт с иным разумом во Вселенной. Думали, что поймем природу НЛО, найдем Снежного человека, и — ничего. Правда разрешилась загадка Лох-Несс, которая будоражила умы в 60-е годы, но самым неинтересным образом — выяснилось, что это была ловкая подделка фокусников и шутников.
— Поговорим о дне завтрашнем. Что, на ваш взгляд будет сопутствовать развитию постиндустриального общества?
— Да, в общем, все то же, что уже происходит в США или, скажем, Швеции… Это общество развивается по своим законам. Подавляющее большинство получает вполне сносные условия жизни. Если же говорить об отрицательных сторонах, то это наркомания, СПИД, депрессии, приливы цензуры, которые поражают сегодня США… Человек становится сытым, но не перестает быть невоспитанным. Получает информацию, но не умеет ею пользоваться…
— Вы считаете, что сытое общество ведет человека к духовному голоду? Сегодня в России на всеобщее обозрение выходит клан «новых русских». Они же просто поражают бездуховностью в сочетании с размахом и богатством…
— Нет, просто их бездуховность становится особенно заметна. С голодного человека, который бьется, чтобы раздобыть средства к существованию, какой спрос? А тут мы замечаем, что этот сытый, ежедневно моющийся в душе человек, ничего не читает… Вчера он подпирал подворотню, курил и сплевывал, а сейчас он — богат, у него свой особняк, автомобили, вот тут ему и говорят: «Займись собой. Ты же духовно неопрятен». Наступило время спроса.
— Недавно я перечитывала ваш роман «Пикник на обочине». И подумала о том, что так же как ваши герои, вынеся из Зоны предметы внеземной цивилизации, не знали, что с ними делать, мы, ухватив многое из западной цивилизации, не можем правильно воспользоваться знаниями. Это приводят к странным метаморфозам.
— Не думаю, что это верная аналогия. Наши герои действительно не могли представить, что они находят. Мы же идем в затылок целой цивилизации. Понятно, что нужно делать, неясно только, как доставить меньше страданий народу… Скажем, чтобы поднять экономику, надо закрыть три четверти падающих предприятий и вложить деньги в процветающие. Но это — путь к страшной безработице. Быстро это проделать означает причинить страшные страдания…
— Волнует ли вас судьба тех, кто именно сейчас набирает свой духовный багаж? Наши дети растут сегодня в окружении телевизоров и компьютеров. Они мало читают и, на мой взгляд, мало думают…
— Я не вижу ничего ненормального в развитии современной молодежи.
— Но они не читают…
— Когда я учился в школе, половина класса не брала в руки книги, а половина — читали запоем. Тогда было 3 телевизора на весь Ленинград, и, конечно, книга долго оставалась главным развлечением. Сейчас все изменилось.
Знаете, мне кажется, обилие информации приводит к такой своеобразной игре. Когда-то аварии, убийства, катастрофы, дикие выходки молодежи просто не становились нам известны. В газетах не писали о том, что по Москве ходит маньяк-убийца, так называемый «Мосгаз». Он говорил, «Я из Мосгаза» и убивал за какой-нибудь телевизионный ящик… Сейчас наши СМИ, как и во всем мире, исповедуют истину: если собака укусила человека — это не событие, а если человек собаку — это событие…
Так что впечатление о бездуховности молодежи — обманчиво.
— И информация об обморочном состоянии культуры тоже не кажется вам очевидной?
— Никаких признаков упадка я сегодня не наблюдаю. Выходят хорошие книги, появляются новые фильмы, не смотря на полумертвое состояние кинематографа. Конечно, экономика подорвана. Но не все потеряно. Государство еще не создало такую налоговую систему, при которой вложения в культуру, благотворительность станут выгодными. Когда эта система заработает, деньги потекут в культуру и фундаментальную науку.
На самом деле экономика весьма косвенно связана с культурой…
— Наша литература середины века развивалась под сильным давлением, была всегда в оппозиции…
— И возникала специфическая диссидентская литература. Но это совсем не единственно возможный путь развития. Ни Хемингуэй, ни Фолкнер, ни Моэм не были диссидентами. Кстати произведения наших диссидентов — Владимова, Войновича, Максимова — вовсе не были антисоветскими, просто запреты цензуры были совершенно нелепы. Сейчас появляются очень интересные книги Волкогонова, Радзинского, Бунича… Так что не вижу оснований для ахов и охов.
— У вас довольно позитивный взгляд на действительность. Вас ничто не пугает? Все кажется гармоничным на пути прогресса?
— Нет, конечно. Приведу пример. Страшным последствием прогресса стала наркомания. Это действительно ужасно, но не потому что человек получает удовольствие таким неестественным способом, а потому что он тем самым убивает себя. Если бы придумали наркотик, который не угнетает жизнедеятельности человека… но сейчас они уходят в иллюзорный мир ценою жизни.
— Недавно в Америке наркоманкой была признана женщина, которая днями напролет бродила по Интернету… Мне кажется, что любой уход в иллюзорный мир — опасен.
— Но ведь и чтение — это в каком-то смысле уход… Но не волнуйтесь — все в мир иллюзий не уйдут никогда. Мне, например, реальный мир гораздо интереснее, и таких, как я, — большинство.
Настоящий наркоман ужасен тем, впадает в нравственную деградацию, убивает себя и убивает всех вокруг — люди престают ему казаться людьми.
— Вот еще одно «замечательное» следствие прогресса — клонирование. Это изобретение на рубеже веков всем кажется очень опасным.
— У меня недавно были гости. Сидели умные немолодые люди, и я попросил их предложить вариант вредного, недобросовестного использования клонирования. Они ничего не смогли придумать.
— Вас не пугает создание идентичных особей?
— Ну, что вы! Разве индивидуальность человека определяется цветом глаз и волос? Для создания такой же вот Аллы недостаточно вырастить такую же клетку. Надо маленькую девочку поместить в те же условия, протащить ее через те же события в жизни… И даже это не поможет. У однояйцовых близнецов ведь папиллярные узоры — разные. Даже на физическом уровне идентичности достичь не удается, а вы хотите — на ментальном.
Когда появились первые локомотивы, было ясно, что пассажиры сойдут с ума от скорости, а наблюдающие — от шума. А когда появился автомобиль, считалось, что перед ним должен идти человек и размахивать колоколом, предупреждая прохожих…Не существует ни одного изобретения, которое не имело бы, кроме пользы, весьма вредных последствий.
— И в какой-то момент это может привести к гибели человечества?
— Есть такое замечательное правило: если человечество осознает опасность угрозы, катастрофы не происходит.
— И вы не думаете, что XXI — век принесет нам новую мировую войну, очередную революцию?
— Нет, мне кажется, все будет идти мирным путем. Существует, конечно, огромное количество чисто теоретических «бумажных» угроз, наподобие войны исламского фундаментализма с европейским миром или «желтой» опасности. Но, думаю, времена мировых войн миновали — они потеряли какой бы то ни было смысл. Сейчас воюют не танками, а долларом. Конечно, можно представить себе падение гигантского метеорита или возникновение супер-СПИДа, заразного, как грипп… Но вероятность очень мала.
— А чего же все-таки ждут фантасты от нового века?
— Конечно, по-прежнему мы ждем создания источника энергии. Термояд становится задачей номер один. Стоит ожидать эликсира, продлевающего жизнь. По-прежнему надеемся на контакты с другими цивилизациями, хотя надежда встретить множество обитаемых миров угасает… Уже ясно, что если жизнь во вселенной есть, она является большой редкостью. Когда мы с Аркадием Натановичем начинали, нам казалось, что вселенная вполне может быть заполнена разумом. Нет, это не так. Имеет место так называемый основной парадокс ксенологии. С одной стороны, кажется очевидным, что раз возникнув, разумная жизнь достигает, каких угодно высот, а с другой — она должна тогда стать явлением космического масштаба, а мы этого пока не наблюдаем…
— Значит, мы — исключение из правил вселенной?
— Правило. Но очень редко реализуемое…
— Позволю себе спросить, пишите ли вы сейчас что-то новое?
— Пишу. Но медленно. Трудно.
1998