Они лежали друг против друга на узких диванчиках и оба не могли уснуть. Алеша от усталости, а штурман — от тревожных мыслей.
Тишину нарушали только щелчки автоматических приборов и тихий скрип обшивки «Зари». Это, чуть шевелясь, терлась о бок корабля ледяная глыба.
— Товарищ штурман, — привстал Алеша, — вы не спите?
— Нет, мальчик. Думаю, куда нас несет комета: к Солнцу или от Солнца, по эллипсу или по параболе. — Петерсен встал и потянулся: — Попробую спросить у нашего советчика.
— Советчика? — Алеша соскочил с дивана.
— Есть у нас кибер-советчик. Правда, данных маловато, но попробую, — и Петерсен углубился в вычисления. Он вытащил бортовой журнал, выписал из него последние данные, потом уселся с угломером у иллюминатора и долго ловил место наибольшего блеска…
Кибер-советчик напоминал старинные стенные часы. Не было маятника, но зато на широком циферблате дрожали шесть стрелок разного цвета. Петерсен осторожно перевел их на нужные отсчеты и включил ток.
Кибер-советчик загудел, защелкал и сказал металлически звонко:
— Скорость около сорока километров в секунду. Расстояние от Солнца около ста восьмидесяти миллионов километров.
Петерсен потер небритый подбородок:
— Мы мчимся к Солнцу. Скорость еще увеличится. Мы пройдем вскоре мимо Земли. Неужели нас не заметят?… Я хочу сказать, неужели наша комета не попалась на глаза ни одному астроному?
Штурман встал и начал вытаскивать из ящика консервы, пачки концентратов и тубы с питательной пастой — традиционной «аварийной» пищей космонавтов.
— Вот и все, — сказал старик, — мало.
— Но вы же говорили, что пищи хватит на месяц? — удивился Алеша.
— Это я так, чтобы ободрить тебя. Пищи хватит дней на пятнадцать. Разделим ее на пайки. Сперва будем есть консервы. Тубы — на конец.
У Алеши сжалось сердце. Страх и горькое чувство беззащитности охватило его. Но он заставил себя выговорить побелевшими губами:
— Нас найдут через несколько дней.
Ответ как будто обманул Петерсена. Он поглядел на Алешу грустными выцветшими глазами и подумал: «Мне бы твою уверенность». А вслух заворчал:
— Вот наша молодежь: всегда-то они спокойны, все им кажется обыкновенным. Как же! С детства привыкли слышать: десять миллиардов людей думают о тебе! Кругом автоматы. Захоти — и получишь…
…Однообразно тянулись часы. Самым тяжелым было не ограничение в еде, а вынужденное бездействие, невозможность активно бороться с несчастьем.
Они пересекли орбиту Земли, тщетно вызывая родную планету. В ответ, будто издеваясь над ними, гремела страшная какофония. Это возвращались к ним их же изуродованные передачи.
Несколько раз Алеша просил Петерсена пустить его «поплавать» в космосе, но штурман не позволил:
— Береги скафандр, Алеша. Если откажут наши автоматы и жить в каюте станет невозможно, скафандр спасет тебя.
— А вы? Ведь скафандр у нас один.
— Что я? Я — старик. Я прожил жизнь. А тебе еще только начинать ее.
…Измученный Алеша крепко спал и не слышал, как осторожно поднялся со своего диванчика Петерсен. Старик был бледен до синевы и долго стоял, покачиваясь, упираясь плечом в стену. Потом, тяжело передвигая ноги, он подошел к ящику с продуктами и несколько минут о чем-то думал, перебирая тубы и пакеты с концентратами. Наконец, видимо приняв решение, вытащил из-под дивана противорадиационный плащ, и, громко шурша шершавой тканью, надел его на себя. Подошел к спящему Алеше, постоял над ним и, что-то прошептав, открыл в стене дверцу с красной надписью:
«Без защиты не входить. Радиация».
Долго не возвращался штурман. Из-за дверцы слышались странные звуки: шипение, свист, отрывистые фразы. Прошло два часа…
Алеша открыл глаза. Перед ним в желтом, остро пахнущем плаще стоял Петерсен.
— Проснулся, мальчик?… Я тебе должен сообщить дурную весть: автоматы надо перезарядить, иначе мы пропали. Нам придется на время расстаться… Что же ты испугался? На время, да и голос мой ты будешь слышать. Я пойду, — старик указал на дверцу с красной надписью, — их перезаряжать. Это дело долгое. Я взял с собой продукты и воду. За меня не беспокойся. Ты будешь по-прежнему в каюте, а я там, за дверцей. Эта работа требует нескольких дней. Я там буду и днем и ночью. До свиданья, мальчик.
— Подождите! — закричал Алеша. — Как же так? Я еще не понял: почему нельзя нам работать вместе? Я не хочу оставаться один! Я… я сойду с ума! Не уходите!..
Лицо Петерсена стало строгим и угрюмым:
— Замолчи и выполняй приказ! Ты обещал мне быть смелым, быть настоящим мужчиной, а скис при первом осложнении. Привыкай! Космонавт не должен бояться одиночества. А ты… Я же буду за дверцей, близко. — Петерсен резко отвернулся от Алеши. — Прощай!
Дверца со звоном захлопнулась. Алеша остался один. «Черствый, злой старик, — думал обиженный Алеша. — Я так к нему привязался, жалел его, а ему до меня и дела нет! Я ему, наверно, наскучил, вот он и заперся со своими автоматами. Назло ему не буду с ним разговаривать. Пусть сидит и работает».
Легко было так решить, но не легко выполнить. Прошло всего два дня, а Алеше уже стало невыносимо одиноко. Он много спал, ел и пил, не соблюдая строго установленной штурманом нормы, и валялся на диване, насвистывая любимые песни. Песен было много, но это занятие Алеше вскоре надоело. Он достал тетрадь и принялся за дневник. Но, чтобы писать, надо переживать какие-то события, а с того дня, как Петерсен скрылся в автоматной кабине, никаких происшествий не было. Из-за дверцы с красной надписью слышались вздохи, кряхтенье и хриплые восклицания. Иногда Алеша слышал надоевшие ему до жути советы Петерсена; они сводились к одному: надо сохранять спокойствие, а если станет невозможно жить в каюте, то следует надеть скафандр…
Алеша поймал себя на том, что пишет одну и ту же фразу: «Что делать? Что делать? Скорее бы штурман закончил ремонт…»
Так тянулись день за днем, день за днем…
— Мы приближаемся к Солнцу, — неожиданно громко проговорил из-за дверцы Петерсен, — не волнуйся, мальчик. Автоматы снизят температуру. Сейчас плюс двадцать пять. Я продолжаю работать. Еще много, много работы. Не скучай.
— Товарищ штурман! — завопил Алеша и, подскочив к дверце, забарабанил кулаками в холодную сталь. — Впустите меня!
— Не волнуйся, мальчик, — прохрипел в ответ Петерсен, открыть дверцу не могу. Радиация, У тебя нет плаща. Помни, мы приближаемся к Солнцу. Если станет очень жарко, невыносимо жарко, надевай скафандр.
Да, становилось жарко. Алеша взглянул на термометр. Плюс 32! Он снял верхнюю одежду, опустился на пол. Выпил стакан воды.
Вот этого делать не следовало. Пот залил глаза. Стало еще жарче.
— Спокойно, мальчик, — опять заговорил Петерсен, — если станет жарко, невыносимо жарко, надевай скафандр. Я продолжаю работать. Еще много работы.
А термометр уже показывал плюс 40! Алеша изнемогал. Ему казалось, что еще немного — и кровь в нем вскипит…
— Я больше не могу! — закричал он, подполз к дверце и прижался лицом к стальному листу.
Он ожидал, что почувствует прохладу, но стальная дверца уже нагрелась, как печь.
— Спокойно, мальчик, — захрипел из кабины штурман, — если станет жарко, невыносимо жарко, надевай скафандр. Я продолжаю работать. Еще много работы.
Мокрыми от пота, вялыми руками Алеша медленно натягивал на себя скафандр. Прорезиненная ткань выскальзывала из рук.
Термометр показывал плюс 55!..
Уф! Какое облегчение почувствовал Алеша! Превосходный костюм отлично регулировал температуру. Алеша ожил, с жадностью сделал несколько глотков питательной смеси.
Гермошлем не пропускал звуков. Связи с Петерсеном не было. Как он переносит такую температуру в тесной кабине автоматики!
Скорее наружу!
Алеша залез в тамбур, захлопнул за собой крышку. Некому было его катапультировать. Пришлось открывать наружный люк «вручную». С этой задачей он все-таки справился, и то, что Алеша увидел вокруг «Зари», на миг заставило забыть все: и уход Петерсена, и свое отчаянное положение.