Кошка стрелой пронеслась по кустам и, перевернувшись в воздухе, обернулась человеком. Аделия нетерпеливо отбросила растрепавшиеся волосы и вывела на дорогу коня, привязанного в зарослях прибрежной ивы. С легкостью бывалой наездницы она взлетела в седло и ударила пятками по мускулистым поджарым бокам.

Путники, бредущие в ночи, заслышав стук копыт несущейся во весь опор лошади, предусмотрительно сворачивали к обочине. Однажды наперерез ей бросился затаившийся конный отряд, но она подняла руку, и над её головой полыхнул синий огонь ведовского амулета. Тогда воины, давая дорогу ведьме спешно расступились.

После бешеной скачки Аделия подлетела к небольшому костру, горящему в ночи, и бросила поводья подбежавшей Рунике. В ответ на её немой вопрос, она безмолвно опустила веки. Разбуженный граф недовольно проворчал и, повернувшись на бок, плотнее завернулся в одеяло, а приор смерил женщин подозрительным взглядом и, перекрестившись, сжал в руке рукоятку освящённого оружия. «Проклятые ведьмы! Единственно, где ваше место это на костре», — подумал он и с удовольствием представил себе, как Аделия и Руника кричат и корчатся в пламени очистительного костра.

Видя, что не происходит ничего интересного и женщины в молчании устраиваются на ночлег, Вагабундо сладко зевнул и украдкой отхлебнул винца из припрятанной фляжки. Ненадолго отлучившись по нужде, он снова залез под одеяло.

— Ни сна ни покоя от вас, чёртовы интриганки. Прости, Господи, за упоминание нечистой силы в полночный час, — проворчал он во всеуслышание.

Ворочаясь на своём лежаке, приор нечаянно угодил ногой в тлеющий костёр и, позабыв о благочестии, крепко выругался. Женщины переглянулись и, не выдержав, прыснули от смеха, но затем Аделия посерьезнела и, бросив косой взгляд в сторону иезуитов, подалась к своей наперснице и чуть слышно прошептала:

— Будь осторожна, Руника. Из этой парочки слуга гораздо опасней господина. Приор — фанатик от веры, к тому же очень неглуп. Старайся не провоцировать его без нужды и, пожалуйста, не болтай лишнего в его присутствии, хорошо?

— Госпожа, давайте я их прирежу! — откликнулась Руника и с готовностью схватилась за кинжал. Ловкая и гибкая в мужском костюме, сейчас она ничем не походила на степенную хозяйку придорожного трактира.

— Тсс! Не так громко! — прошипела Аделия, приложив палец к губам. — Я же сказала, что господа иезуиты нужны мне для похода в Ночное королевство.

Вагабундо навострил уши — ему не давала покоя загадка ведьмы. Чутьё говорило ему, что она нечто большее, чем эриата высокого ранга. Такие, как она, с младенчества воспитывались в ведовских обителях и хоть ведьмы не теряли связи с породившей их семьёй, после посвящения они признавали только свою внутреннюю иерархию. Потому его сразу же насторожило, что Аделия де Линь представилась им титулом баронессы. Стоило только глянуть на неё и графа, чтобы понять, что они одного поля ягоды. Надменность и привычка к беспрекословному повиновению, отличающие потомственную знать, то и дело прорывались в её манере держать себя, правда, не столь явно, как у де Фокса. Но ведьма, вращающаяся в великосветских кругах, заслуживала особого внимания, — ведь Эвальд, король Эдайна, ненавидел их племя.

Пока приор размышлял о политическом раскладе при королевском дворе, граф тоже был настороже. Трактирщицу он ни во что не ставил, но ведьму опасался. Тем не менее он убрал на место метательные ножи и последовал её примеру, когда она перестала шептаться с прислужницей, и повернулась спиной к костру.

Де Фоксу показалось, что только он сомкнул глаза, как его уже разбудили. Кто-то сдёрнул с него одеяло и он, с трудом разлепив веки, увидел склонившийся над ним женский силуэт, причём очень даже симпатичный — с тонкой талией и аппетитными округлостями. Вот только голос у этого очаровательного создания был далеко не мёд.

— Эй, бездельник, хватит разлёживаться!.. Вставай, я кому сказала?! — громко сказала Руника и, не удовольствовавшись этим, с грохотом бросила ведро. — Живо дуй за водой к колодцу! — распорядилась она.

— Отстань, коровница! Это твоя работа! — пробормотал де Фокс и, нащупав одеяло, снова в него завернулся. — Разбуди, когда приготовишь завтрак… — И тут на его голову обрушился целый водопад ледяной воды, во всяком случае, ему так показалось. — А-а!.. Сдурела, дрянь!

Он взметнулся, да так быстро, что опешившая Руника отшатнулась и вытаращила глаза. Злой как чёрт де Фокс замахнулся дать ей пощёчину, но она с неожиданной легкостью уклонилась от его удара, и он чуть было не свалился, потеряв равновесие.

Бормоча что-то нелестное об изнеженных мальчишках, без дела распускающих руки, трактирщица неспешно поставила опустевший кувшин на землю и, подбоченившись, смерила графа вызывающим взглядом.

— И что дальше, красавчик? Неужели рискнешь ударить? — сказала она, смело глядя на де Фокса. И столько лукавого задора было в позёрстве молодой женщины, что он смутился и опустил руку, занесённую для повторного удара.

— Допросишься, подлая крестьянка, — буркнул он и потянулся за одеждой, в беспорядке разбросанной у лежака.

— Да, ну?! — воинственно настроенная трактирщица, вплотную подступила к графу. — Эй-эй! Чего отвернулся? Струсил, что ли, али стыдно? А ну давай, попробуй меня тронуть! Увидишь, что будет! — подзадоривала она его.

Де Фокс с многозначительным видом положил ладонь на рукоять хлыста.

— Если так уж не терпится, то, пожалуйста, могу выпороть. Или ты ожидала чего-то другого, нацепив на себя оружие?

— Негодяй! На своём веку я повоевала больше, чем ты живёшь на свете!

— И всё же ты подлая крестьянка, с которой ни один порядочный дворянин не станет драться, а вот выпороть за хамство — это в любое время, было бы желание.

— Скотина! При желании я сама тебя выпорю!

Некоторое время они мерялись взглядами, а затем Руника схватила пустое ведро и снова протянула его графу.

— Дуй за водой! Нечего пялить на меня свои зенки, не испугаешь.

— Не пойду.

— Пойдёшь или не получишь завтрак, — стояла на своём Руника и смерила де Фокса уничижительным взглядом. — Неужто изнеженный господинчик не в силах донести ведро воды? Так бы и сказал, чем лаяться…

— Карамба! — чуть ли не дымясь от злости, граф схватил злосчастное ведро и бросился по тропинке, ведущей к придорожному колодцу. «Вот ведь дрянь!.. Прицепилась как репей! Иди да иди!.. Мужичка! Дура неотёсанная!.. Нет, чтобы послать приора, так нет, ей нужно унизить меня и специально послать за водой как какого-нибудь кухонного мужика! — де Фокс скрипнул зубами. — Я не я буду, если как следует не проучу стерву! Так проучу, что мало не покажется!.. Хамка! Эдайновская шлюха!.. Ни стыда ни совести у мерзавки! Напялила мужской костюм, который ничего не скрывает, и теперь воображает, что ей всё сойдёт с рук!.. — граф затряс головой, отгоняя от себя видение роскошной фигуры и задорное выражение на лице очень симпатичной, но крайне зловредной трактирщицы. — Вот ведь зараза! Даже сейчас нет от неё покоя!.. Пошла к чёрту, негодяйка! Да у нас в поместье, таких, как ты, хоть пруд пруди, а некоторые и моложе, и красивей будут, чем эта дрянь. Уж наши крепостные девки знают своё место, им даже в голову не придёт орать на господина. Чернь обязана беспрекословно исполнять волю высокородных, на то она и чернь …»

Задетый за живое сиятельный граф всю дорогу обругивал нахальную простолюдинку, и очередь у колодца не добавила ему хорошего настроения. Недолго думая, он подошёл прямо к журавлю и, оттеснив степенного дедка, набрал воды. Народ заворчал, но без особого надрыва. По вызывающей манере поведения люди сразу поняли, с кем имеют дело. Правда, кое-кто не удержался, и вслед де Фоксу понеслись тихие проклятья, а кто-то смелый добавил оскорбительное замечание.

— Наглый козлина? — граф резко развернулся, не замечая, что при этом расплескал половину воды. — Ну-ка, грязные свиньи, повторите, что вы сказали! Скажите мне это, глядя в лицо, — процедил он, злобно глядя на мужчин из очереди, но они упорно молчали и отводили глаза, встречаясь с ним взглядом. — Трусливые шавки! Ещё раз тявкнете за моей спиной, пожалеете, что на свет родились.

С гримасой отвращения на лице он ещё раз оглядел народ у колодца и, плюнув, пошёл прочь. Коренастый крепыш дёрнулся следом за ним, но мужчина постарше ухватил его за ворот рубахи.

— Сдурел? Глазом не успеешь моргнуть, как он тебя убьёт.

— Да я с голыми руками на медведя хаживал! — возмутился парень. — Если что, так товарищи подмогут, — добавил он, подмигнув друзьям.

— Это вам не медведь, дуболомы! — рассердился мужчина. — Да пока вы будете на него замахиваться, он сто раз успеет покрошить вас на мелкие кусочки.

— Так уж на кусочки! — не поверили парни.

— Ну сходите, проверьте, ежели ума совсем нет…

— Я вам проверю, оглоеды! — вмешалась в разговор пожилая женщина и стукнула ведром зачинщика смуты. — Я сейчас таких вам оплеух надаю, что неделю охать будете!

— Мамка, ну хватит драться! Чего ты позоришь меня перед друзьями?

— Ах ты, паразит! Ему перед друзьями стыдно! А обо мне ты подумал? Если тебя убьют, с кем я в старости останусь? Хочешь, чтобы я немощная по людям ходила, да? — с надрывом проговорила женщина и заплакала.

— Да ладно тебе, мать! — смущённо пробормотал крепыш, косясь на друзей-товарищей. — Пропади он пропадом этот надутый индюк. Вот попадётся вдругорядь, тогда и накостыляем ему на шее, а сейчас не плачь.

Поняв, что на этот раз беда миновала, женщина утёрла слёзы.

— Бери вёдра, сынок! — распорядилась она. — Видишь, наша очередь уже подходит, а господа на то они и господа. Лучше лишний раз стерпеть, от нас не убудет. Помолчи! Вон один твой дружок уже довыкобенивался, теперь с синей рожей висит на суку и дразнится высунутым языком.

* * *

— Получи, что заказывала.

Де Фокс бухнул ведро у ног Руники, и на неё плеснула вода, прозрачная как слеза. Она отскочила в сторону и, заглянув в ведро, возмутилась:

— Красавчик, между прочим, я посылала тебя не на прогулку!

Граф тоже заглянул в него, но не подумал сдавать позиции.

— Ослепла, мужичка? Попробуй только сказать, что в ведре не вода.

— Ах ты, бездельник! Да я больше извела на твою побудку!

— Баш на баш! Вместо того чтобы гонять меня попусту, использовала бы воду по назначению и завтрак был бы уже готов.

— Нет, вы только послушайте этого паразита! Я же ещё виновата! Да пока ты шлялся, я уже всё приготовила…

Сидящий неподалёку Вагабундо за обе щёки уплетал кашу, щедро сдобренную маслом, и с удовольствием прислушивался к перебранке трактирщицы с графом. Пока тот ходил за водой, он внёс свою лепту в общие работы — набрал хвороста и умело разжёг костерок, и на этом счёл свою миссию выполненной. Когда варево забулькало, распространяя умопомрачительные ароматы, приор напустил на себя важный вид и подступился к общему котелку с черпаком и плошкой в руках. Руника скривилась, видя это, но не стала ругаться.

Наконец граф устыдился своей перепалки с простолюдинкой — под влиянием особо острого приступа голода. «Совсем чернь распустилась! Ты ей слово, она тебе двадцать в ответ», — сердито подумал он и коротко распорядился:

— Хватит орать! Давай завтрак.

— Si, señor!

К его удивлению трактирщица не стала спорить. Бросившись к скатерти, расстеленной на траве, она схватила миску и плюхнула в неё варево из котелка.

— Дорогим клиентам у нас ни в чём нет отказа. Кушайте и наслаждайтесь, — пропела она.

Де Фокс с подозрением глянул на слащаво улыбающуюся молодую женщину, а затем заглянул в миску — еды там было столько, что её не хватило бы накормить даже кошку.

— Да как ты смеешь!.. Дрянь!

На этот раз граф взбесился по-настоящему, и Руника не успела уклониться от пощёчины. От такого оскорбления она побелела как смерть, и в её руках оказался короткий меч.

— Ах ты, скотина! Сейчас я накормлю тебя на всю оставшуюся жизнь!

С этими словами она набросилась на де Фокса, и ему не оставалось ничего другого, кроме как принять вызов. К счастью ведьма появилась вовремя и не дала разгореться страстям.

— А ну-ка все успокоились! — властно приказала Аделия, вклиниваясь между противниками. — Руника, не дури, убери оружие.

Когда телохранительница подчинилась, она повернулась к де Фоксу, и на её лице появилось укоризненное выражение.

— Сударь! Я думала, вы выше подобных мелочей.

— Извините, сеньора, но ваша служанка непростительно дерзка и способна вывести из себя даже святого. — С холодным выражением на лице граф убрал оружие и церемонно поклонился. — Простите, что вмешиваюсь не в своё дело, но разрешите дать вам добрый совет. Накажите её, пока не поздно. Иначе она натворит таких дел, которые поставят вас в очень неловкое положение.

В ответ на его тираду на лице Аделии появилось не менее ледяное выражение.

— Граф, я не нуждаюсь в чьих-либо советах, особенно в том, что касается управления слугами. И вы ошибаетесь, принимая госпожу Клейн за мою служанку. В нашей компании она находится добровольно…

— Госпожа, я не виновата! Этот гад начал первым…

— Помолчи, Руника!

— Но я!..

— Ещё слово и я прогоню тебя! — резко проговорила Аделия и, отвернувшись от виновато поникшей трактирщицы, снова обратилась к де Фоксу: — Прошу вас, сударь, не обращайте внимания на выходки Руники. — Выражение её лица смягчилось. — Конечно, она невоздержанная на язык и несёт всё, что ей придёт на ум, но это больше от прямоты характера, чем от свойственной ей дур… чего-либо другого.

— Я постараюсь, сеньора, но…

— Подождите! — прервала его ведьма и, подозвав к себе трактирщицу, распорядилась: — Покорми графа и впредь веди себя как положено, не забывай, кто ты и кто он, — добавила она тоном, не терпящим возражений.

— Хорошо, госпожа, — протянула обиженная Руника и неохотно протянула графу миску, доверху наполненную дымящейся кашей.

Де Фокс приподнял бровь.

— Где ложка, хлеб и кофе?

— А пинка не добавить? — возмутилась она и, поймав предостерегающий взгляд ведьмы, тяжело вздохнула. — На, держи, паразит!.. Чтоб ты подавился! — добавила она вполголоса.

— И не надейся! — граф смерил её испытующим взглядом и тихо предложил: — Вижу, ты никак не успокоишься. Если не трусишь, давай встретимся без лишних глаз и окончательно выясним отношения.

— Где?

— У излучины. Там, где вчера поили лошадей.

— Не хочу, чтобы госпожа беспокоилась. Чур, я ухожу первая, а ты следом, — чуть слышно прошептала Руника и бросила опасливый взгляд в сторону ведьмы, но та занялась сортировкой лечебного сырья и не обращала на них внимания.

Де Фокс кивнул и она, собрав грязную посуду в корзинку, пошла к реке. Граф убрал свои вещи в перемётные сумки и тщательно почистил оружие, а затем прихватил лошадей и двинулся следом за ней. Само собой, что у приора, привыкшего шпионить за вся и всеми, тоже нашлись дела в том направлении.

Аделия сделала вид, что не заметила исхода своих спутников. За Рунику она не волновалась, а приготовление зелий с применением магии требовало неусыпного внимания, и малейшая ошибка могла свести на нет все её труды. Когда чудодейственный заживляющий состав был готов, она аккуратно перелила его во флакон и полюбовалась им на свет. Зелье удалось на славу, в прозрачной светло-желтой жидкости плавало множество лейков — белесых сгустков, которые успешно заживляли даже самые страшные раны. Единственным недостатком зелья было то, что оно быстро теряло свою силу и через три дня превращалось в мутную дурно пахнущую дрянь, которая вдобавок норовила взорваться, если вовремя её не вылить. «Надеюсь, они не поубивают друг друга и мне будет, кого лечить», — хладнокровно подумала она и, улегшись на траву, занялась тем, что на родине Юлиана называют медитацией.

Пока ведьма приводила в состояние гармонии душу и тело, Руника до блеска намыла посуду и аккуратно сложила её в корзинку. Затем она насухо вытерла покрасневшие руки захваченным с собой полотенцем и только после этого обернулась к графу — тот валялся на берегу, в ожидании, когда она закончит возиться с хозяйственными делами.

— Ну что, приступим?

— Может, в другой раз? — лениво отозвался де Фокс. — Смотри, какое утро! — и он продекламировал:

…И я уйду. А птица будет петь как пела, и будет сад, и дерево в саду, и мой колодец белый. На склоне дня, прозрачен и спокоен, замрёт закат, и вспомнят про меня колокола окрестных колоколен. С годами будет улица иной; кого любил я, тех уже не станет, и в сад мой за беленою стеной, тоскуя, только тень моя заглянет… И я уйду; один — без никого, без вечеров, без утренней капели и белого колодца моего… А птицы будут петь и петь, как пели. [15]

— Как это понимать? Струсил что ли, красавчик? — поинтересовалась Руника, несколько озадаченная его лирическим настроем.

— Тёмная ты мужичка! — снисходительно произнёс граф, жмурясь на солнце, как довольный жизнью кот. — Это поэтическое выражение того, что мне не хочется портить такой чудесный день твоим убийством.

Руника понимающе кивнула.

— Так бы и сказал, а то наводишь тень на плетень!

Она одернула выбившуюся из жилета голубую кофточку, вышитую легкомысленными ромашками, и её пальцы скользнули на широкий пояс, оснащённый множеством потайных карманов. Ловкий бросок и рядом с головой де Фокса вонзилось лезвие небольшого ножа.

— Опаньки! Не попала!

— Ты что, мужичка? Совсем сбрендила? — рявкнул он, вскакивая на ноги.

— Не боись! Я правила знаю. Это было предупреждение, — весело отозвалась Руника, снова подивившись быстроте его движений. — Ну что, красавчик, ежели ты уже подобрал поэтические сопли, может, займёмся делом, ради которого ты попёрся следом за мной? — И она потянулась к мечу, с которым не расставалась ни днём ни ночью.

— Что ж давай немного позабавимся, если тебе так уж не терпится, — ухмыльнувшись, согласился де Фокс и сбросил куртку. — Только сначала давай уточним, это не я за тобой попёрся, как ты изящно выразилась, а это ты всё утро цеплялась ко мне, стараясь привлечь к себе моё внимание…

— Что?! — возмутилась Руника. — Ах ты, гад ползучий! Хочешь сказать, что я строила тебе глазки?

— Конечно же, chica! Не стоит отрицать очевидное, — отозвался граф с чувством превосходства. — Даже слепой заметил бы, какие пламенные взоры ты бросаешь в мою сторону.

Он отбил атаку рассерженной противницы и, забавляясь, перебросил меч из руки в руку.

— Спокойней, chica! Поменьше пыла, а то я могу нечаянно попортить твою шкурку. Между прочим, хорошо дерёшься, конечно, для простолюдинки… Ай, умница! Очень хороший выпад!.. Двигайся, двигайся, chica! Ещё быстрей или я добавлю тебе прыти!

— Да пошёл ты!.. — огрызнулась Руника, с трудом отбивая атаки, сыплющиеся на неё как из рога изобилия.

Стремительная и гибкая она держалась очень хорошо, но она была опытным бойцом и с самого начала поединка поняла, что у неё нет ни единого шанса на победу. Такая филигранная техника боя, и такое искусство владения мечом, встретились ей впервые. Но хотя противник был чрезвычайно силён и явно ей не по зубам, из чистого упрямства она не желала сдаваться, да и он не спешил принудить её к капитуляции.

В общем, утро действительно было чудесным, тёплым и солнечным, потому де Фокс и крестьянская воительница, находясь в приподнятом настроении, от души наслаждались смертельной игрой.

Вагабундо припозднился к началу их поединка. Хотя он сделал вид, что уходит, но слежка за ведьмой была для него приоритетней и лишь, когда она улеглась, глазея в небо, он бросился к реке.

Долго искать не пришлось. Ориентируясь на звон мечей и азартные выкрики, приор направился к прибрежным зарослям, и когда они кончились, выглянул из-за куста. Бой на речном пляже был в самом разгаре, и он устроился поудобнее, собираясь всласть полюбоваться бесплатным развлечением. Вскоре на его физиономии расплылась понимающая ухмылка: он видел, что граф дерётся не в полную силу. Его развлекал боевой задор противницы, и он намеренно тянул время, прежде чем нанести решающий удар.

Понемногу поединок переместился на заболоченную луговину, и тут вмешался их величество случай. Де Фокс споткнулся о кочку и с трудом увернулся от смертельного удара. Не успел он подняться, как Руника приставила острие меча к его горлу.

— Сдавайся, красавчик, или твоя песенка спета! — воскликнула она с торжеством.

На физиономии графа появилась скорбная мина падшего ангела. Он сделал вид, что сдаётся, а затем неожиданным выпадом перехватил её руку и заставил бросить оружие.

— Как гласит пословица, никогда не торопись хоронить льва, не удостоверившись, что он мёртв, — назидательно проговорил он и в свою очередь приставил кинжал к горлу противницы, извивающейся как угорь. — Стой спокойно! Ну что, сдаёшься? — весело добавил он.

— Ни за что! — воскликнула Руника, находящаяся уже не в столь радужном настроении.

Изловчившись, она пнула графа в колено, но это не помогло ей освободиться, как и прочие, прежде безотказные уловки. Сколько она ни старалась, ей было не вырваться из его хватки.

Дело кончилось тем, что в результате их возни у молодого человека подозрительно заблестели глаза и она, заметив это, злобно прошипела:

— Даже не думай, урод, не то пожалеешь! Так исполосую физиономию, что мама родная не узнает!

— Chica! — де Фокс укоризненно покачал головой. — И даже не мечтай, ты не в моём вкусе. Но ты хорошо держалась в бою, потому я не буду с тобой особо суров. Извинись за своё хамство, и я тебя отпущу.

— Не дождёшься, гнида! Я не буду извиняться перед каждой свиньёй, возомнившей себя пупом земли!.. Пусти! Кому я говорю?! — с отчаянием выкрикнула Руника и в запале добавила массу выражений, принятых в простонародье.

Слушая отборную солдатскую ругань, звучащую особенно неприлично в женских устах, де Фокс искренне огорчился, но не потерял хорошего настроения.

— Всегда знал, что чернь крайне распущена на язык, — миролюбиво проговорил он и, улучив момент, применил приём по обездвиживанию, которому его научил наставник. Пока Руника хватала ртом воздух, он спокойно связал ей руки, а затем вернул возможность дышать. — Что ж, если не хочешь извиняться по-хорошему, поищем другой подход, — добавил граф и потянулся за плёткой. Заметив, что её глаза испуганно расширились, он усмехнулся. — Успокойся, дурочка, я не собираюсь тебя бить.

Руника ему поверила и перевела дух, но на этом испытания не кончились — де Фокс потащил её к огромной сосне, под которой находился громадный муравейник. Догадавшись, что он собирается сделать, она зажмурилась от страха, но гордость наглухо запечатала ей рот. И так её самочувствие было не из лучших, как граф вдруг вспомнил о своей миссионерской миссии и взялся читать нотацию о том, какие адские муки ждут язычниц, особенно тех, что сквернословят. При этом он почему-то ни разу не заикнулся о наказаниях, что ждут блудниц.

«Вот ведь мерзавец! Специально он что ли запугивает меня?» — с тоской подумала Руника. Красочное описание адских пыток поневоле вызвало в её душе суеверный ужас, и она с удвоенной силой рванулась из рук своего мучителя. Но как она ни старалась затруднить ему задачу, он всё равно притащил её под сосну.

— Пусти, гад! Делай, что хочешь, всё равно я не буду извиняться!

— Это мы ещё посмотрим! — отозвался граф и водрузил пленницу прямо в центр муравейника. После недолгой, но ожесточённой борьбы, он привязал её за руки к низко спускающейся ветви дерева, воспользовавшись при этом плёткой в качестве верёвки.

Сделав своё чёрное дело, он отступил в сторону и тщательно отряхнул с себя крупных чёрных муравьёв — потревоженные, они нещадно кусались.

— Ну, что теперь скажешь, chica? — поинтересовался он, глядя на Рунику.

— Лучше сдохнуть, сожранной муравьями, чем унижаться перед такой заносчивой скотиной! — выкрикнула она, хотя в душе уже была готова пойти на попятный.

— Ладно, дело хозяйское.

Перед тем как уйти де Фокс дополнительно разворошил сапогом муравейник и под очередную порцию брани, несущейся ему вслед, направился к лошадям. Но по мере того, как он удалялся, а полчища муравьёв, горящие возмездием, приближались к незащищённым участкам тела, решимость Руники стоять до последнего таяла как снег на солнце.

— Эй! Постой! — завопила она во весь голос, ощутив, что муравьи ползут уже по шее. — Вернись, гад!.. Я не хочу ослепнуть!

Заслышав отчаянный зов о помощи, де Фокс сразу же повернул назад.

— Ну?! — нетерпеливо проговорил он, стряхивая муравьёв, подбирающихся к лицу строптивицы.

— Не понукай, не запряг! — ответила она с прежним вызовом.

Граф восхищённо посмотрел на неё, но по-прежнему был непреклонен.

— Если надумала извиняться, извиняйся быстрей! Я не намерен торчать здесь целую вечность.

Ощутив, что муравьи снова добрались до её лица, Руника взвизгнула и, злобно глянув на мучителя, неохотно проговорила:

— Так и быть извиняюсь. Но будь я проклята, если…

Ладонь де Фокса заткнула ей рот, не дав договорить.

— Тсс! Этого достаточно для извинения. Но ты проиграла, значит, должна заплатить. Что ты можешь предложить за свою свободу? — игриво проговорил он, заправляя за ушко пленницы прядь упавших льняных волос.

— Вот рогатый! Так и знала, что одними извинениями дело не обойдётся!

Белокурый красавец стоял слишком близко, и молодая женщина занервничала уже по другому поводу.

— Так и быть, больше не буду тебя доводить… честное слово, я сделаю всё, что ты хочешь, только отвяжи меня! — взмолилась она. — Ну, пожалуйста!

— Обещаешь?

— Да! — Руника закрыла глаза, и про себя добавила: «Будь ты трижды проклят! Дай только освободиться! Уж я тебя…»

Ощутив на губах нежный поцелуй, она остолбенела.

— Ты что это делаешь, паразит? — спросила она, растеряно глядя в синие глаза, находящиеся так близко от её лица.

— Не понравилось? — де Фокс удивлённо приподнял бровь. — Ладно. Будем повторять до тех пор, пока ты не войдёшь во вкус или нас обоих заживо не съедят муравьи.

Стряхнув надоедливых насекомых, он снова потянулся к губам Руники, окончательно впавшей в ступор. На этот раз поцелуй был страстным и у обоих вызвал бурный всплеск в крови. Когда граф нетерпеливо дёрнул шнуровку на её жилете, а затем, недолго думая, разрезал ножом, в её затуманенных глазах мелькнуло удивление.

— Это ещё зачем?

Де Фокс замер, соображая, а затем пояснил:

— Нужно вытряхнуть одежду, пока нас не заели муравьи, — на его лице появилось вопросительное выражение. — Не возражаешь?

— Н-нет! — заикаясь, ответила Руника.

Находясь в полном расстройстве чувств, она даже не заметила, когда именно он отвязал её от дерева.

Спустя некоторое время довольный де Фокс заправил рубашку и потаённо улыбнулся. «Дед был прав. Если видишь, что тигрицу не приручить битьём, нужно брать её лаской».

В лагерь они вернулись вместе. Порадовавшись, что их встреча обошлось без кровопролития, Аделия в удивлении приподняла брови. При виде расхристанной одежды и растрёпанных волос сияющей Руники лишь слепой не догадался бы, что произошло между ней и де Фоксом.

«Что ж, когда-нибудь это должно было случиться», — холодно подумала Аделия и в свою очередь пригляделась к графу — он был невозмутимо спокоен, и не обращал внимания на то, что спутница то и дело бросает на него смущённые взгляды. «Бедная Руника! Кажется, она влюбилась не в того человека. Со стороны иезуита это всего лишь хмельная страсть, вызванная сиюминутным желанием». В какой-то момент душу Аделии охватило ликование, и она почувствовала себя отомщённой. «Это недостойно тебя!» — спохватившись, укорила она себя и приказала спутникам сворачивать лагерь.