Белошвейка постаралась на славу. Новое платье и причёска совершенно преобразили девушку, а бокал шампанского придал ей томность и обворожительность настоящей восточной принцессы. Нарядная и возбуждённая она просто светилась от счастья и Юлиан, заметив, что приятель не сводит восхищённых глаз с его сокровища, выбрал момент и с многообещающим выражением на лице показал ему кулак.

В ответ на это де Фокс усмехнулся и с ленивой грацией поднялся из-за стола. Склонившись в изысканном поклоне, он преподнёс новорожденной роскошные серьги из розового турмалина, которые прекрасно подходили к её платью, и юноша с трудом усидел на месте, когда он решил помочь его красавице-жене одеть их в уши.

Несмотря на всё, что она уже сделала, Аделия не угомонилась и вдобавок ко всему подарила Цветанке сиреневый шёлковый плащ, подбитый мехом соболя, а Руника преподнесла ей красивый кинжал. Даже приор с торжественной миной на физиономии вручил девушке старинную рукописную библию карманного формата с красиво выполненными рисунками.

Больше медлить было нельзя, и Юлиан поднялся из-за стола. Он всё же не стал занимать деньги у приятеля, решив, положиться на волю случая и фантазию. Увы! Мечты о богатстве так и остались мечтами, а фантазия без денежной подпитки выдала ему единственно возможный вариант. Опустившись на колено, он протянул девушке букет полевых цветов.

— Извини, Цветик, но это всё, что у меня есть. — Поцеловав её пальчики, он весело подмигнул. — Конечно, не густо, но в следующий раз я обязательно подарю тебе что-нибудь более стоящее…. — На его лице появилось задумчивее выражение. — Пожалуй, по примеру маркиза Карабаса я подарю тебе замок людоеда. Подойдёт?

Прижимая его подарок к груди, Цветанка просияла.

— Подойдёт! Но пожалуйста, пусть он будет без людоеда, — поставила она условие.

— Ладно, договорились! — согласился юноша с досадой на лице. — А я так надеялся сэкономить на коте, но видимо не судьба. Придётся разоряться этой шельме на сапоги.

Заинтригованная Цветанка потребовала, чтобы он рассказал всю сказку целиком и когда длиннющая повесть о похождениях Кота в сапогах, подошла к концу, слушатели восторженно захлопали в ладоши, а девушка, расхрабрившись, при всех поцеловала своего сказочника, сказав, что это был самый чудесный подарок на её день рождения.

После праздничного ужина наши путешественники решили прогуляться и продолжить свои развлечения в городе. Выяснив, что Цветанка ни разу не была на представлении настоящих комедиантов, они отправились в местный театр, и чтобы добраться туда граф арендовал у гостиницы карету.

Нарядный экипаж с толстяком-кучером в роскошной ливрее, отделанной золотым позументом, вызвал у Цветанки ощущение, что она Золушка, спешащая на бал. Эта сказка на Ойкумене была не менее популярной, чем на Земле и Юлиан, догадавшийся по её личику, о чём она думает, склонился к её ушку. «Моя дорогая принцесса, чего бы мне это ни стоило, но я достану тебе настоящие хрустальные туфельки», — пообещал он с лукавой улыбкой на губах, и сияющая девушка снова ему поверила.

Поскольку на вечернее представление ещё было слишком рано, их компания свернула к новомодному заведению, которое им посоветовал кучер — несмотря на всю свою важность, он оказался жутко болтливым.

В небольшом кафе с уличной террасой чудак-хозяин потчевал посетителей необычными напитками, и Юлиан в одном из них опознал кофе, и пока он смаковал его глоток за глотком, остальные налегали на горячий шоколад, мороженое и вина со специями. Наконец, сытые до невменяемости, они отправились в театр и, найдя свою абонированную ложу, расселись по местам.

Юлиан тоже впервые оказался в средневековом театре и с любопытством огляделся по сторонам. К его удивлению он мало чем отличался от своих помпезных собратьев на Земле. Разве что сцена не имела привычного занавеса, а в остальном было всё то же самое: сияющие хрустальные люстры, приподнятые ряды партера с бархатными креслами, роскошные ложи для богатых и балкон со стоячими местами для бедных театралов.

Время шло, а представление всё не начиналось. Наскучив ожиданием, путешественники начали переговариваться между собой, не обращая внимания на то, что творится в зале, а зря.

Театр бесшумно наводнили молчаливые тени в серой форме со сдвоенными звёздами на коротких плащах. Затем створки дверей распахнулись, и на центральную дорожку вступил подтянутый мужчина лет сорока, одетый в строгий военный мундир, единственным украшением которого была усыпанная бриллиантами четырехконечная звезда на чёрной шёлковой ленте. Он обвёл притихший партер холодным взглядом и повернулся к ложам. Найдя ту, что нужно, он недобро прищурился и широким шагом устремился в её направлении.

Когда занавес в их ложе резко отлетел в сторону, молодые люди, вскочив, схватились за оружие, а Вагабундо потихоньку сполз вниз и потянулся к ножу, спрятанному в голенище сапога.

— Сударь, что вы себе позволяете?! — проговорил де Фокс, возмущённый бесцеремонным вторжением чужака и нашествием людей в сером. Но тут Руника упала на колени, и он замолчал, уже догадываясь, кто этот мужчина с властным выражением лица.

— Ваше величество! — испуганно вскрикнула она, глядя на пришельца, как на привидение.

Юлиан и граф поспешно убрали мечи, а приор, выползший из-под кресел, продемонстрировал охране пустые руки.

— Господа, не возражаете, если я вас немного потесню? — с сарказмом проговорил Эвальд Второй, король Эдайна и, не дожидаясь разрешения, двинулся к Аделии. — Здравствуйте, мадам. Вижу, вы пребываете в добром здравии, чему я несказанно рад.

Наконец догадавшись, кто такая их предводительница, огорчённый Вагабундо ругнулся про себя. Он знал, что королева из Ведьминских кругов, но его смутила её молодость, — ведь донесения говорили, что венценосная чета Эдайна почти одного возраста.

— Эвальд!.. Сир, что вас привело сюда? — чопорно кланяясь, проговорила красавица-ведьма со странной смесью радости и досады.

— Да вот, проходил мимо, дай думаю, загляну к жене. Вдруг она уже забыла, как я выгляжу, — съязвил король. — Но я рад, что ты ещё помнишь моё имя.

— Эвальд! — укоризненно воскликнула Аделия, но король отвернулся от неё и бросил оценивающий взгляд на Цветанку. В своём розовом платье она походила на полураспустившийся бутон розы и была необыкновенно хороша.

Подхватив юбку, девушка поспешно присела в глубоком книксене, которому ещё в детстве её научила мать, и замерла, не зная, что делать дальше.

Король благосклонно улыбнулся при виде смятения, написанного на личике юной красавицы, и похлопал по свободному сиденью рядом с собой.

— Присаживайтесь, мa chérie.[1] — пригласил он девушку.

Цветанка бросила быстрый взгляд на Юлиана, и когда он чуть приметно кивнул, опустилась на предложенное место.

— Благодарю вас, падишах, за оказанную честь, — поблагодарила она короля Эдайна. — Пусть ваш небесный покровитель всегда будет милостив к вам.

— Спасибо, милое дитя. Из каких ты земель?

— Из халифата Перси, падишах.

— Как там поживает наш венценосный собрат?

Девушка смущённо улыбнулась.

— О падишах! Я всего лишь ничтожная песчинка у ног тех, кто правит божьей волей, но я слышала, что великий Олас Беруним-аль-Мансур жив и здоров. Он недавно взял себе четвёртую жену, и теперь все ожидают, что она порадует его ещё одним наследником.

Король повернулся к Аделии и бесстрастно заметил:

— Насколько я припоминаю, у Оласа уже пятеро сыновей. Жаль, что наши законы запрещают многожёнство.

— В чём проблема, сир? — холодно отозвалась она. — Вам ничто не мешает ввести в Эдайне мусульманство. Или вы боитесь огорчить своих фавориток? Так они быстро смирятся, если вы подарите им лишнюю бриллиантовую побрякушку.

— Тогда скажи, что я должен подарить тебе, чтобы ты сидела дома, как все добропорядочные жены? — процедил король, сжав руку Аделии так, что у неё побелели пальцы.

— Вы знаете, сир! — резко ответила она.

— О да! — молниеносным движением король сорвал с её груди ведовской амулет.

Аделия не удержалась и вскрикнула.

— Эвальд!.. Прошу тебя, не нужно! — Она протянула руку. — Пожалуйста, не шути так. Верни мой амулет!

— Нет! — отрезал король.

Услышав столь категоричный отказ, она поняла, что на этот раз объяснение затянется и тяжело вздохнула.

— Эвальд! Я требую объяснений.

— Не дождёшься! Ты моя жена и этим всё сказано, — холодно уронил король. С усталым видом он помассировал виски и, взяв свою трость, поднялся с места. — Идём.

Присмиревшая Аделия двинулась следом за своим венценосным супругом, не забыв прихватить с собой Рунику. Она не глядела на остальных своих спутников, поражённых неожиданным поворотом событий.

— Сир! — Ривароль, стоящий у выхода из ложи, поклонился королю и, выпрямившись, указал взглядом на Юлиана и Цветанку; тот смерил его тяжёлым взглядом и, обернувшись, ткнул тростью в направлении юной парочки.

— Господа, вы едете со мной, — приказал он.

Растерянно переглянувшись, молодые люди двинулась за королевской четой, а де Ривароль скользнул к иезуитам и, не обращая внимания на приора, тонко улыбнулся напружинившемуся графу.

— Сударь, давайте обойдёмся без глупостей, вам не поможет умение драться. Мои ноары тоже владеют приёмами шин каге-рю. В сложившейся ситуации, думаю, вы понимаете, на чьей стороне сила.

По знаку главы тайного департамента иезуитов прижали к стене и тщательно обыскали. Расхристанный граф помрачнел. Эдайнские ищейки оказались профессионалами, у него нашли и отобрали всё имеющееся оружие и тогда он решил пустить в ход свой последний козырь.

— Господа, я в Эдайне совершенно официально! Если хотите, я могу предъявить подорожную и рекомендательные письма.

— Нам это известно, граф Курт Огюст де Фокс, наследник испанского рода маркизов де Веафорт, — мягко проговорил де Ривароль и, усмехнувшись, добавил: — Правда, вы забыли упомянуть, что состоите в ордене иезуитов, членам которого запрещено находиться на территории Эдайна.

— Карамба! Я здесь как частное лицо!

— Не горячитесь, сударь! Держите себя в руках, если не хотите огорчить почтенных маркиза и маркизу де Веафорт своей преждевременной смертью, — предупредил де Ривароль.

— Что вам нужно?

— Ещё не решил, но обещаю подумать. — Де Ривароль жестом указал на выход. — Прошу, господа. Окажите мне честь своим посещением.

— Сеньор, это значит, что мы арестованы?

Глава Тайного департамента дружелюбно улыбнулся.

— Ну что вы, граф де Фокс, не стоит заранее нервничать и огорчаться, — отозвался он с едва уловимой издёвкой. — Как только появится немного свободного времени, мы обязательно побеседуем, и я решу, что с вами делать. Слово дворянина.

Сопротивляться не имело смысла и мрачный как туча, де Фокс двинулся туда, куда его подталкивали ноары.

Вагабундо тенью следовал за графом, талантливо изображая из себя безгласного туповатого слугу, но де Ривароль смерил его внимательным взглядом и, памятуя слова королевы, решил, как следует его прощупать. Узрев приора воочию, безмерно подозрительный и осторожный царедворец засомневался в его безобидности. К тому же граф де Фокс разочаровал его с первого взгляда. Слишком прямой и воинственный, он не годился для его далеко идущих замыслов, зато умный и изворотливый простолюдин прекрасно вписывался в них.

***

Под верноподданнические крики и овации публики король и королева Эдайна чинно проследовали к выходу из театра. Здесь их уже поджидала карета с гербом династии Бертольдов в окружении многочисленной свиты.

Венценосная чета уехала и оттеснённые охраной Юлиан и Цветанка облегчённо переглянулись, но им не удалось потихоньку ускользнуть. Как только они вознамерились уйти, на их пути вырос ноар и вежливо попросил подождать, когда за ними прибудет карета. Юлиан согласно кивнул, заметив, что с них не спускают глаз ещё несколько серых теней, мелькающих поблизости.

Карета, которую прислали за юной парочкой, оказалась не менее помпезной, чем у королевской четы. Вдобавок сопровождал её один из отрядов королевской охраны. Во всяком случае, на всадниках была точно такая же форма, что и у тех, кто уехал вслед за королём и королевой. Возглавлял отряд невысокий мужчина лет сорока, на худощавом горбоносом лице которого красовались холёные тонкие усики и бородка клинышком. Он окинул юношу острым взглядом и расплылся в улыбке при виде его спутницы. Соскочив с коня, он снял шляпу и церемонно поклонился девушке.

Внешний вид и повадки царедворца навели Юлиана на мысли об эпохе Людовика Четырнадцатого и героях знаменитого Дюма. «Малость неказист, но в остальном вылитый д'Артаньян из Двадцать лет спустя», — решил он и с трудом удержался от смеха, когда мужчина представился капитаном дворцовой охраны, Мишелем де Грамоном.

Веселье юноши не прошло незамеченным, и реинкарнация знаменитого мушкетёра бросила на него гневный взгляд, который не посрамил бы самого шевалье. Но опять же, как истинному гасконцу, ему ничто не могло испортить настроение, когда рядом находится прекрасный пол.

Лихо подкрутив усы, капитан церемонно поклонился Цветанке, а затем подхватил её под локоток и повёл к предназначенной для них карете. Юлиану не оставалось ничего другого, кроме как тащиться следом за ними. Спустя несколько шагов он уже был далёк от прежнего благодушного отношения и мечтал лишь об одном — придушить местного д'Артаньяна, который сыпал изысканными комплементами, стремясь добиться благосклонности его жены.

«Самовлюблённый наглец! Петух в павлиньих перьях!» — кипел от негодования юноша, едва не наступая на пятки бравому вояке. При посадке в карету он не выдержал и схватил капитана за плечо, когда тот вознамерился помочь девушке.

— Отойдите! Это привилегия мужа, — процедил он сквозь зубы.

Мишель де Грамон потянулся было к шпаге, но передумал и с учтивой улыбкой коснулся пальцами полей своей шляпы.

— Сударь, у нас это привилегия лакея, но так и быть, я уступаю эту честь вам, — уколол он юношу, но тот не остался в долгу.

— Извините, я не знал, что вы по совместительству подрабатываете лакеем.

Капитан переменился в лице, но выдержка ему не изменила.

— До встречи, сударь! Надеюсь, к тому времени ваш боевой задор не иссякнет, — проговорил он с мягкой угрозой в голосе и, послав воздушный поцелуй Цветанке, громко добавил: — Ах, ma chérie! Знайте, вы прелесть! Я с нетерпением жду нашей следующей встречи.

Юлиан, решивший не затевать скандал, украдкой показал ему дулю и Мишель де Грамон скрипнул зубами. «Мы ещё встретимся, щенок, и ты кровью смоешь своё оскорбление», — пообещал он, злобно глядя на рыжего красавца, не расстающегося с соколом.

— По коням! — рявкнул капитан, видя, что его люди замешкались. — Не отставать, негодяи! Если что случится с гостями их величеств, я лично сдеру с вас шкуру!

***

Оказавшись наедине, некоторое время венценосная чета ехала в полном молчании, а затем король швырнул амулет на колени Аделии.

— Мадам, я мирился с тем, что вы плохая жена, но надеялся, что вы хорошая мать, — произнёс он с тихой яростью и, переведя дыхание, добавил: — Но вы и здесь не оправдали мои ожидания. Когда я поддался на ваши уговоры и отдал нашу дочь в ведовскую обитель, я надеялся, что она будет в безопасности.

— О, боги! — вскрикнула Аделия и её потемневшие глаза, казалось, заняли пол-лица. В панике она вцепилась в мужа и тряхнула его за лацканы мундира. — Что?!.. Что случилось с Аннет?.. Сир, не молчите!

С непримиримым выражением на лице король оттолкнул её руки и отвернулся к окну кареты.

— Эвальд, это слишком жестоко! Умоляю, скажи!

Подхватив пышные юбки, Аделия попыталась упасть на колени, но король схватил её за талию и снова усадил на диванчик.

— Не унижайтесь, мадам. Это бесполезно.

— Хорошо, — пробормотала Аделия. В страхе за жизнь дочери она сидела как на иголках и не спускала с мужа молящих глаз, борясь с яростным желанием обернуться зверем и вырвать ему глотку.

Наконец она не выдержала:

— Дорогой, хотя бы ответь, Антуанетта жива?

Король смерил её долгим взглядом и, сменив гнев на милость, нехотя уронил:

— Да.

Зная по опыту, что дальше спрашивать бесполезно, Аделия прислонилась ноющим затылком к спинке диванчика, и обессилено закрыла глаза. Несмотря на радостное облегчение, тревога не ушла, и её рука судорожно сжимала амулет. Она хотела бы связаться Верховной ведьмой и выяснить подробности того, что произошло в обители, но это был необоснованный риск. Свет от работающего амулета не скроешь, а король на дух не переносил колдовство. К тому же верховная жрица могла снова проигнорировать её вызов, как она делала это в последнее время.

Чеканный профиль мужа, застывшего как изваяние, вызвал в душе Аделии неприязненное чувство и даже больше. Под влиянием только что пережитого потрясения её любовь к нему иссякла, и сейчас она ненавидела его почти так же сильно, как в начале их женитьбы, когда Эвальд II из династии Бертольдов[2], подчиняясь давлению могущественных жриц Всеобщей матери[3] был вынужден взять её в жёны. Таким образом Ведьминские круги хотели упрочить свои пошатнувшиеся позиции, а молодой король надеялся заполучить их поддержку в борьбе за престол.

При этом ни одна из сторон и не думала считаться с чувствами двадцатилетней Аделии де Линь, которой выпал «счастливый» жребий — стать королевой Эдайна. Стоило только ей заикнуться об отказе, и Верховная ведьма тут же пригрозила, что отберёт у неё ведовской камень, а поскольку страх оказаться парией среди своего племени исподволь прививался эриатам с малолетства, то она не выдержала характер и сдалась, о чём потом ещё не раз пожалела.

Особенно тяжело высокородной красавице-ведьме, привыкшей к вольной жизни, пришлось на первых порах. Избалованная родителями и всеобщим поклонением мужчин высшего общества, где вращалась их семья, она с трудом выносила тяготы подневольной жизни при королевском дворе. Вдобавок само замужество не принесло ей радости и это ещё мягко сказано.

Эвальд и в молодости был мрачен и невыносим с теми, кто имел несчастье вызывать его неудовольствие. Что уж говорить про ту, что навязали ему в жёны.

На радость недругам, король открыто показывал, что с трудом терпит присутствие своей королевы. На первых порах он не стеснялся унизить её при всех и даже влепить пощёчину из-за какой-нибудь надуманной придирки. Правда, красота жены со временем смягчила его сердце, и он перестал оскорблять её на людях, но до того она вдосталь хлебнула унижений.

Поначалу самолюбивая красавица-ведьма, страстно ненавидя мужа, мечтала лишь об одном — приручить его, чтобы иметь возможность отомстить. И хотя это было нелегко, она добилась своего, применив в постели все умения, приобретённые на шабашах. Но когда наступило время для мести, вдруг вскрылась неприятная истина: она не хотела причинять ему зло.

В общем, трагедия Аделии заключалась в том, что она имела несчастье влюбиться в собственного мужа. Ну а поскольку её чувства не составляли для него секрета, Эвальд не преминул этим воспользоваться. В результате её положение ещё больше ухудшилось. Унижения никуда не делись, но на смену ненависти пришли слёзы из-за ревности к наглым фавориткам, унизительные политические пассажи ради выгоды мужа и даже участие в военных конфликтах, которые довольно часто возникали в начале его правления.

Несмотря на это, сердце короля было по-прежнему глухо к её любви. Всё героические старания Аделии воспринимались как нечто само собой разумеющееся и однажды, не выдержав, она сбежала в ведовскую обитель.

Любовь — капризная штука. Мир и покой знакомого с детства мира заставили её критически взглянуть на себя и признать, что замужество не принесло ей ничего, кроме горя и унижений. Ну а поскольку даже самое сильное чувство неизбежно гаснет, не встречая ничего, кроме издевательств и насмешек, то именно это и произошло с Аделией, что в первую очередь опечалило её саму. И словно в насмешку над её усилиями именно тогда она поняла, что носит под сердцем ребёнка Эвальда.

[1] Ma chérie(фр. яз.) — моя дорогая.

[2] От слов древнегерманских слов "берт" — блистательный, сверкающий, и "вальдан" — господствовать.

[3] Сьефнейг, она же Всеобщая мать — богиня любви и покровительница ведьм. Выдуманный персонаж, объединяющий черты Сьёфн и Фригг из германо-скандинавской мифологии.