Первый шок, последовавший за подтверждением смерти Василия Свиридова, длился недолго. Уже почти стемнело, когда Максим, Борис и Сергей прошли по лоджии в кабинет Никольского. Двери и окна большой комнаты были по-прежнему открыты, и освещали ее лишь несколько настольных ламп и тусклый, зловещий свет длинной фотографии обнаженной вдовы.

Как только они оказались внутри, Борис повернулся к Никольскому.

— Я возвращаюсь сегодня вечером, — сказал он. — Раиса постарается вылететь раньше запланированного, может завтра. Насчет Ларисы… посмотрим.

— Хорошо, — ответил Сергей. — Мы подстрахуем женщин. У нас есть такая возможность. Но это за твой счет.

— Без проблем, — сказал Борис, — тогда приступим. Что касается меня, ты можешь преследовать Израильянца любым способом, каким захочешь. Просто скажи, что тебе нужно, что я должен делать.

Никольский повернулся к Максиму.

— Не мог бы ты принести мне телефон? И принеси ноутбук Бориса.

Когда он вышел, он повернулся к Смирину.

— Послушай, — сказал он, — первое, что я хочу, чтобы ты понял, у нас с Рубеном много общего: молчание-наша мантра. Мы должны держать его в неведении относительно этой встречи. Он не может знать, что ты обратился к кому-то за помощью и что тебе советуют. Он должен верить, что твои ответы на его требования-это твои собственные, и что ты полностью сосредоточен на получении денег, которые он хочет. Он должен поверить, что ты парализован, затаив дыхание в ожидании следующего слова от него.

Он не должен знать, что мы знаем, что он в Екатеринбурге. Любой намек на это, и он исчезнет. Имей в виду: люди, с которыми он работает, очень хорошие. Они, вероятно, были в городе несколько недель, готовясь к этому. Мы в очень невыгодном положении, поэтому мы должны быть умнее. Непоколебимо. И абсолютно безмолвно. Без этого у нас нет никакой надежды на успех.

— Понятно…

— Во-вторых, Борис, ты не сможешь все отменить, как только это начнется. Ты понимаешь это, не так ли?

— Я не думал об этом, — сказал Борис. Он замолчал. — Но теперь не сомневаюсь. Делай то, что должен.

Никольский кивнул. — Давай поговорим о том, к чему ты клонишь. В конце концов.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, как ты думаешь, Борис, чем все это кончится? К чему это приведет?

— Я хочу, чтобы этот человек исчез из моей жизни, — не задумываясь, сказал Смирин. — Я хочу, чтобы это испытание закончилось. Я же только что сказал.

* * *

Никольский стоял у книжных полок у двери и теперь медленно двигался по комнате, снова блуждая в кругах света, исчезая в темных углах, скользя вдоль неосвещенных пролетов книжных стен, проскальзывая в другой круг света. Наконец он остановился и подошел к Борису, который все еще стоял у библиотечного стола.

— Имей в виду, — твердо сказал Сергей, — что Израильянц установил правила, и они не подлежат обсуждению. Идешь в полицию: люди умирают. Не платишь выкуп: люди умирают. Держи все в секрете, или люди умрут. Он определил правила игры. У нас не так много места для операции.

Двое мужчин смотрели друг на друга.

— Хорошо, — согласился Борис.

— Предположим, ты заплатишь полный выкуп, который потребует Рубен, — продолжал Никольский. — И на этом все закончится? Или он захочет чего-то большего? И если он готов просто уйти с тем, что у него есть, ты не против? Даже если он убивает людей в процессе?

— Значит, ты веришь ему, когда он говорит, что хотя у него и будут деньги, он вернется и убьет близких мне людей, если я расскажу, что произошло? Если я пойду в ФСБ после этого?

Никольский перевел взгляд на Бориса.

— Он хочет, чтобы ты понял, что он полностью контролирует ситуацию. Эта смерть была акцией устрашения. Это была демонстрация твоей новой реальности. Он пошел на рискованную операцию ради тебя. Ты передашь это ФСБ после того, как все закончится, и ты подпишешь смертный приговор еще большему количеству людей. Он показал это тебе. Я говорю то же самое.

Никольский провел рукой по волосам.

— Продолжай повторять это про себя, Борис. Либо ты примешь его условия, либо погибнет еще больше людей. Тогда задай себе вопрос: если я соглашусь держать все в секрете, чтобы спасти много жизней, я не против, если этот парень просто исчезнет, когда все закончится… с деньгами… и убив одного, двух, трех, четырех?… моих друзей?

— Давай ближе к делу, — сказал Борис.

К этому времени у него разболелась голова, он был взволнован, взбешен и напуган. Но он знал, в чем дело. Он действительно еще не продумал все до конца. Он просто хотел избавиться от всего этого, предполагая, в глубине души, что в конце концов, даже если он потеряет миллионы евро, врага, его врага в конечном счете накажут. Как в кино, хорошие парни приходили и заботились об этом.

— Решение твоей проблемы может быть трудной, — сказал Никольский. — Я беру на себя ответственность за это. Но если я сделаю это для тебя, я не хочу, чтобы ты потом приходил ко мне с угрызениями совести, когда это будет выглядеть намного страшнее, чем ты себе представлял. Как только я начну, я не остановлюсь.

Сердце Бориса учащенно забилось. На улице было темно. За последние двадцать часов он почти не спал, и стресс, который он испытывал, делал его сон совсем не похожим на сон.

Он двинулся к Никольскому, пока они не оказались на расстоянии вытянутой руки.

— Есть ли вероятность, что я окажусь в тюрьме за то, что случится, когда ты начнешь?

Сергей с азиатской улыбкой посмотрел Борису в глаза.

— Ни малейшего.

— Тогда насчет угрызений совести вы говорите, что будет связано с тем, что может случиться с Рубеном?

— Совершенно верно.

На этот раз Борис заколебался на мгновение, прежде чем заговорить, но когда он заговорил, в его голосе не было колебаний.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться. У меня не будет никаких угрызений совести из-за этого.

Они молча смотрели друг на друга, когда шатен вошел в кабинет с балкона, неся смартфоны и ноутбук Бориса.

— Все готово, — сказал он, проходя мимо них и поставив все на стол.

Они подошли к столу, и Никольский взял один из смартфонов и протянул его Борису.

— Никогда не упускай его из виду, — сказал он. — Он зашифрован. Макс даст тебе коды. Это связывает тебя со мной, с Максом и остальными. Это твой спасательный круг. Ноутбук готов. Максим даст тебе шифровальные коды и для этого. Мы будем использовать оба смартфона и ноутбук для связи.

Смирин кивнул головой.

— По большей части ты просто делаешь все, что должен, чтобы выполнить требования Израильянца. Имей в виду, за тобой обязательно будет установлено наблюдение. Ты ничего не сможешь с этим поделать без дальнейших ответных мер со стороны Рубена, но знай, что это будет.

— Сколько? Какого рода?

— Не очень много. Люди Израильянца не хотят привлекать к себе внимания. Так что они не собираются роиться. Большинство из них будут мобильными. Фургон, пытающийся поймать обрывки телефонных разговоров. Может быть, немного фотографирование. Но это будет очень осторожно. Он не будет на тебя давить, но будет наблюдать.

— На данный момент я намерен действовать как можно быстрее, чтобы попытаться спасти жизни. И это тоже сэкономит деньги. Запомни: если ты не получаешь от меня вестей, это не значит, что меня нет рядом. Нужно столько всего устроить. Я почти не буду спать. Общайтесь так часто, как хотите. Ты не всегда получишь меня, но ты всегда можешь получить Макса. Я свяжусь с вами, как только это возможно для меня, чтобы сделать все необходимое. Так, хорошо, Макс закончит инструктаж по процедурам связи. Я собираюсь прямо сейчас договориться о пилоте. Кто-нибудь заедет за тобой в течение часа и отвезет на взлетную полосу.

Смирин кивнул. Его мысли уже уносились так далеко и так быстро вперед, что он почти одновременно вел в голове два разговора. Все, о чем он мог думать, — это как вывезти Раису из Турции и отправить домой.