Гостевой домик был полон электричества, которое больше проходило через людей, чем через путаницу кабелей и проводов, поддерживающих компьютеры и коммуникационное оборудование, разбросанные вокруг на самодельных складных столах.

Раиса ворвалась в дверь сразу после Бориса, и они стояли лицом к лицу с Никольским, который, не смущаясь, кивал им, давая перевести дыхание. Марк Хазанов и Азат Шарапиев лихорадочно работали над своими мониторами с невероятной сосредоточенностью. В наступившей тишине единственным звуком был белый шум гудящей электроники.

— Я не должен был позволять этому зайти так далеко, — сказал Борис. — Мой выбор привел к этим смертям. Но я больше не позволю этому случиться.

— Значит, твое решение — отключить все это, — тихо сказал Никольский.

С того места, где он стоял, открывался вид на южную сторону большой гостиной с высокой стеклянной стеной, которая доходила до сводчатого потолка и выходила на конец сосновой аллеи и сада.

— Послушай, — сказал он, проводя пальцами по волосам и глядя на Бориса, — подумай вот о чем: зная то, что ты теперь знаешь о Израильянце, зная, что он обещал тебе убивать людей, если ты пойдешь в ФСБ… — он сделал паузу. — ты думаешь, если бы ты пошел в ФСБ в ту первую ночь, ты предотвратил бы любую из этих смертей?

Никольский сделал паузу, но пока не ждал ответа. Он продолжал:

— Как ты думаешь, как быстро ФСБ нашло бы Израильянца? В буквальном смысле, как бы это закончилось? Схватили бы они его, — он посмотрел на часы, потом снова на Бориса, — в считанные дни? Предотвратили бы любую из этих смертей?

Борис уставился на него. Он погрузился в размышления, но Никоьский не стал ждать.

— Даже если бы его арестовали — пусть это невозможно, но давай продолжим фантазировать, черт возьми, — разве это предотвратило бы эти трагические… несчастные случаи?

Стояла тишина.

— Или, скажем, Израильянцу бы удалось выбраться из страны, прежде чем они нашли его. Думаешь, это предотвратило бы эти две смерти?

Никольский взглянул на Раису, которая молча смотрела на него.

— Ты должен помнить, Борис, что не ты один прошел через такое из-за этого человека. Ты забыл об этом? И поверь мне, я не сказал тебе почти всего, что мог. Дело в том, что в этих ситуациях все могло быть намного хуже для тебя, не так ли?

Борис уставился на него, все еще чувствуя на лице жар гнева. Он был взвинчен, подавлен собственными эмоциями.

Оставив свои вопросы висеть в воздухе, Сергей подошел к окну и выглянул наружу. Он так и остался стоять, не давая понять, что собирается делать дальше.

— Я ничего не могу поделать с тем, что Израильянц сделал где-то еще, — сказал Борис в спину Никольскому. — Мне очень жаль, но я ничего не могу с этим поделать.

Никольский обернулся.

— Но вы можете что-то сделать здесь?

— Это все?

— Для начала мне следовало обратиться в ФСБ.

— И Рубена уже не было бы, — сказал Сергей, — а Свиридов и Буров все равно умерли бы.

— Но у нас было бы ФСБ, — возразил Борис, — и Генпрокуратура и полицейские силы, если бы они нам понадобились. У них много возможностей, Сергей. Что ты за ним гоняешься?

— И другие тоже погибли бы, — продолжал Никольский, — как и обещал Рубен, потому что он был бы в ярости на тебя за то, что ты пошел в ФСБ и лишил его денег за выкуп. Кроме того, он ушел бы в подполье, и нам потребовалось бы еще десять лет, чтобы снова заполучить его, и все это время он продолжал бы разрушать кучу жизней. — Он замолчал. — Именно этого бы ты и добился, Борис.

Мужчины посмотрели друг на друга.

— Ты осознаешь это, Борис? Ты ведь понимаешь это, не так ли?

— Позволь мне сказать тебе, что я понимаю, Сергей. Я понимаю, что Василий и Кирилл погибли из-за моих решений. Я понимаю, что больше не могу жить с такими смертями. Я ничего не могу поделать с тем, чего не понимаю. Ты работаешь неофициально. Я хочу, чтобы эта информация попала в ФСБ. Сейчас. Я хочу, чтобы Израильянца остановили. Сейчас.

Никольский повернулся к Борису и Раисе и обратился к ним обоим:

— Поймите меня правильно, — сказал он почти бесстрастно, — Василий Свиридов и Кирилл Буров были мертвы с того момента, как Рубен Израильянц ступил на вашу веранду тем вечером. Они были мертвы, независимо от того, что вы сделали, и это просто жестокая реальность. Кажется, я уже говорил тебе об этом, не так ли? В Челябинске. Я сказал, что один или двое уже мертвы. Я сказал, что Рубену придется это сделать, потому что он думает, что только так ты сможешь по-настоящему осознать реальность того, что с тобой происходит.

Он остановился, но не двинулся с места, даже не моргнул.

— Израильянц приносит жестокость и страдания. Он решил приехать сюда. Можешь винить меня в этом, если хочешь, но это не делает тебя правым. И ты можешь чувствовать вину за это, если хочешь, но поскольку ты не имеешь к этому никакого отношения, тебе кажется немного странным чувствовать ответственность за это. Это просто неправильно чувствовать себя так, и это ничего не дает. И, честно говоря, это попахивает потворством своим желаниям.

Последнее замечание привело Бориса в ярость, но в то же мгновение он увидел себя. Он не забыл того, что узнал о Рубене, но и не остановился, чтобы взглянуть на свой собственный опыт в свете других ужасных историй.

Никольский снова отошел от Бориса. Хотя он казался спокойным, несколько его движений на самом деле были его стилем нервного хождения. Смирин вспомнил, как он шел по лужам света в своем кабинете, пытаясь собраться с мыслями. Никольский остановился у одной из каменных колонн, поддерживающих высокий потолок.

— Ты должен прекратить эту двойственность, Борис. На это нет времени. Ты должен понять, насколько мала вероятность успеха, даже если мы будем работать вместе. Мы не можем сражаться друг с другом и в результате победить.

Не успел он договорить, как заговорила Раиса:

— Я хочу знать, на каком мы этапе, — сказала она. — Если ты так уверен, что Израильянц сбежал бы, если бы мы обратились в ФСБ, потому что они слишком медлительны и неуклюжи, теперь, когда у тебя есть вся эта информация, которую обрабатывают твои хакеры, почему бы тебе не отнести ее в ФСБ, как говорит Борис, и не убедиться, что они поймают этого маньяка? И когда ты говоришь «выиграть это дело», что именно ты имеешь в виду?

Никольский переводил взгляд с Бориса на Раису. Выражение его лица было стоическим, но он явно пытался принять решение. Он переступил с ноги на ногу, все еще опираясь на колонну. Он посмотрел на Хазанова и Шарапиева, которые делали все от них зависящее, чтобы не обращать внимания на то, что происходит, как если бы они были глухими.

— Марк, — сказал Сергей, — не могли бы мы побыть здесь наедине?

— О да, конечно, — сказал Хазанов, и они с Азатом, не сказав больше ни слова, вышли из гостевого домика.

Как только за ними закрылась дверь, вернулся Сергей. Он уселся на диван, на передний край, положив руки на колени, его пальцы были свободно переплетены.

— ФСБ не нужна эта чертова информация, — сказал он. — если хотите знать, они хотят, чтобы Рубен был в моих руках. И они не хотят знать, что я с ним сделаю.