Внезапно, после мучительно долгого молчания, сигнал Бориса вышел из дома.

— Невероятно.

Нечаев сидел на краешке стула, вытянув шею к экрану.

— Сигнал телохранителя не движется, — сказал техник.

— Ты думаешь, они убили его? — спросил другой.

Никольский смотрел на экраны, игнорируя их вопросы.

— Вы думаете, что Смирин в одиночестве? — спросил Нечаев.

Техник попытался отправить звонок на его мобильный и подождал. Нет ответа. Он покачал головой.

— Нет, он не один.

Пятнышко проехало через район, затем повернуло направо в районе моста и направилось на север.

— Идет к нам, — сказал техник.

— У нас есть выбор, — сказал Никольский, ни к кому конкретно не обращаясь и размышляя вслух. — У Манасяна есть план побега. Всегда. Только для него. Что бы это ни было, сейчас он направляется туда. Он предполагает, что машина помечена, так что он ее выбросит. Он подумает, что должен держать Бориса в качестве страховки. Если так будет продолжаться, это может закончиться конфронтацией. Мы не знаем, что случилось у Израильянца, может, перестрелка. Не знаю, мертв ли Александр. Не знаю, мертв ли Рубен. Полиция может быть уже в пути. А это означает обнаружение. Если будет перестрелка, при попытке вернуть Бориса, это означает обнаружение. Если Бориса убьют, даже без перестрелки, это будет означать разоблачение. Если Манасян похитит его, это будет означать разоблачение и возможно, помимо этого смерть Бориса.

— Значит, ты хочешь его отпустить? — раздался голос Нечаева.

— Если мы можем гарантировать жизнь Бориса, то да, — сказал Никольский. — Да, если мы сможем гарантировать секретность операции. Мы это должны. Даже если это означает, что кому-то придется иметь дело с этим сукиным сыном снова когда-нибудь в будущем.

— Ярослав снова за ними, — сказал техник.

— Еще одно, — сказал Никольский. — Теперь ствол на сиденье снова в игре. Если его еще не нашли и разобрались.

— Сергей, это такой риск, — сказал Нечаев. — Это такой риск. Его убьют, если он попытается использовать эту штуку. Черт, мы не знаем, сможет ли он им воспользоваться. Какого черта Ярик это сделал?

— Я не знаю, было ли это так уж неправильно. Это может спасти ему жизнь. — бросил Ярослав.

— Черт, из-за этого его убьют.

— Не знаю, я мог бы сделать то же самое. Была возможность, и не так много времени, чтобы подумать. Это был выбор.

У Никольского зазвонил телефон, и он нажал кнопку.

— Сам Сергей Никольский, — без предисловий сказал Манасян. Это было просто утверждение. — Привет, Якут.

Сергей взглянул на телефон, словно хотел увидеть лицо Манасяна.

— Это многое объясняет, — продолжал Манасян. — Я не мог понять, почему столь тщательное планирование разваливается так быстро.

— Он все еще жив? — спросил Сергей.

— Кто?

— Борис Смирин.

— Да.

— Позвольте мне поговорить с ним.

Манасян поднес телефон к голове Бориса.

— Скажи ему, что ты жив.

— Я в порядке, — сказал Борис.

— Вы слышите это? — Спросил Манасян.

— Нам нужно поговорить о нашем положении, Карен.

— Я пойду до конца.

— Рубен мертв?

— Возможно, он сдох.

— Что там происходит?

— Позвони своему долбаному психу и спроси его.

— Я пытался.

— Ну, он выглядел очень занятым.

Тишина.

— Тебя уничтожили, — сказал Никольский. — Вот где ты стоишь.

— Продолжай.

— Но у тебя есть шанс. Мы остановимся прямо здесь, и ты сможешь уйти. Но Смирин тоже уходит. Очень просто. С другой стороны, — добавил Никольский, — если он умрет, умрешь и ты. Гарантированно.

— Может быть, я просто возьму его с собой? — сказал Карен.

— Это не вариант.

Манасян уже знал, что Никольский так и скажет. Но, возможно, они расходились во мнениях о том, какие у Манасяна варианты. Он не собирался говорить об этом Никольскому, но Карен подумал, что здесь есть место для гибкости. Сергей не стал бы торговаться, если бы у Манасяна не было возможности сделать то, что он хотел.

— Как ты собираешься это сделать? — Необходимость задавать этот вопрос раздражала его. Это было все равно что спрашивать разрешения, признавать, что Якут одержал верх. По крайней мере, на данный момент. Но его унижение не шло ни в какое сравнение с охватившим его страхом. Он был так близок к смерти, и теперь у него была последняя возможность спасти свою шкуру. Он не мог ошибиться.

— Машина прослушивается, — сказал Никольский, — и Смирин тоже. Так что мы знаем, где он в любой момент. Он проглотил жучок, Карен, так что не беспокойся о том, чтобы снять с него всю одежду и все такое. Я знаю, что у тебя есть план побега. Я знаю, что ты планируешь бросить машину, так что давай, сделай это. Но оставь Смирина. Живым. Если ты это сделаешь, ты будешь жить. Вопросы будут?

— Да, я понимаю. Ты это уже говорил. — У Манасяна голова шла кругом. Дерьмо. Дерьмо. Единственное, что здесь звучало слишком гладко, так это то, что Смирин проглотил «жучка». Почему Никольский сказал ему это? Манасяну показалось, что если это правда, то такие вещи лучше держать в секрете. Иначе зачем бы он его проглотил? Так почему Якут так сказал? Потому что, как только Манасян бросит машину и люди Никольского потеряют визуальный контакт с Манасяном, Никольский не будет иметь ни малейшего представления, где Смирин. Сергей пытался убедить Манасяна, что у него нет другого выбора, кроме как оставить Смирина с «Линкольном». Но Карен на это не купится. Во всяком случае, не эта часть сделки.

Кроме этого, как, черт возьми, он сможет убедиться, что они отпустят его, если он сделает то, что хочет Якут?

— Это деликатный момент, Якут. Сделай что-нибудь, чтобы я поверил, что ты сделаешь то, что скажешь.

— Мне нужно поговорить со Смириным, чтобы заставить его работать.

Манасян замер.

— Просто передай ему телефон, — успокаивающе сказал Никольский, почувствовав подозрение Манасяна. — Мне нужно его успокоить, Карен. Ты еще не понимаешь, с чем имеешь дело.

Манасян пытался разобраться в этом, его разум спотыкался сам о себя. Он терял нить, запутывался, пытался предугадать все ловушки и боялся, что не видит даже очевидных.

— Передай ему телефон, Карен. Он вернет его тебе.

Это была гребаная ошибка, подумал Манасян, но он должен был быстро принять решение. Машина летела по шоссе. Скоро им придется свернуть.

— Если вы этого не сделаете, — сказал Сергей, — ничего не получится. Все будет кончено.

У Манасяна были все причины не верить в это.

— Он хочет поговорить с тобой, — сказал Карен, передавая телефон Борису.

Обливаясь потом и нервничая, Смирин протянул руку, коснулся руки Манасяна, когда тот нащупал телефон, который ему протянули через плечо, и почувствовал отвращение от прикосновения к его плоти.

— Слушаю.

— Борис, — сказал Никольский, — через секунду ты отдашь трубку Манасяну, так что я буду говорить быстро. Ты знаешь про пистолет?

— Да.

— Окей, пока я говорю, сними родинку с руки и надень ее на пистолет так, чтобы он не видел. Тогда отдай ему пистолет, когда он попросит. Я сказал ему, что ты проглотил жучка и что мы всегда знаем, где ты. Он должен в это поверить. Я попытаюсь уговорить его оставить тебя с «Линкольном» в обмен на то, что ты его отпустишь. Быстро, зачем он вернулся к Рубену?

— Ноутбук.

Манасян выхватил телефон из рук Бориса и с такой силой ударил его по голове, что тот от боли свернул с шоссе и проехал сотню метров по разделительной полосе, прежде чем смог взять себя в руки и вернуться на тротуар.

— Ты чертов идиот! — Закричал в трубку Манасян. Он был потрясен и взбешен.

— Послушай, Карен, — медленно произнес Сергей. — Мы должны быть очень осторожны, хорошо? Помни, пока он живет, ты живешь. Кто-нибудь умирает, все умирают. — Он растягивал время, давая Борису время сменить родинку. Когда мои люди привезли тебе машину в «Портофино», они засунули пистолет между сиденьями справа от Смирина. Он уже нашел его. Он готов к стрельбе, предохранитель снят. Я сказал ему, чтобы он отдал его тебе, когда ты потянешься за ним через сиденье.

— Я ему башку оторву, Якут! — заорал Манасян. — Я ему сейчас башку оторву! Я пристрелю его!

— Черт возьми, я не блефую, Карен.

Манасян прижал трубку к уху и заговорил с Борисом.

— Что он тебе сказал?

Во время разговора Манасяна с Никольским Борис левой рукой осторожно снял родинку с правой руки и теперь прижимал ее к изрезанной рукоятке пистолета. Он все еще был потрясен ударом в висок, но ему удалось медленно отвести руку от пистолета к нижней части руля, когда он медленно ответил.

— Он сказал не пользоваться пистолетом, который лежит здесь на сиденье. Он сказал отдать его тебе.

Манасян подсчитал, сколько времени они провели у телефона. Во время диалога на самом деле не мог бы сказано гораздо больше, чем об этом. Он ввинтил дуло пистолета в основание черепа Бориса и медленно потянулся через сиденье. Он нашел рукоятку пистолета, зажатую между сиденьями, и медленно вытащил ее. На нем был глушитель.

— И что теперь? — Сказал Манасян в трубку.

— Окей, ты понимаешь, как это произойдет? — Спросил Никольский.

— Да, понимаю.

— Мы просто хотим положить этому конец, Карен. Если мы вернем Смирина целым и невредимым, ты получишь безопасный проход. На этот раз тебе повезло. Очень, очень повезло.

Манасян знал, что Сергей говорит правду, по крайней мере в одном. У него была эта маленькая возможность. Теперь каждая минута была на счету. Он все время поглядывал в заднее окно. Он не видел фар на определенном расстоянии, что означало, что они, вероятно, были прикреплены к ним жучком, как они сказали. Им не нужен был кто-то рядом. Если это так, то расстояние между ним и тем, кто был там — он не был глуп, он знал, что там кто-то есть — это расстояние было его находкой. Его единственный шанс. И его следующий шаг должен быть сделан в этом пространстве, и в абсолютной конфиденциальности.

— Что скажешь, Карен? Мы договорились? — Спросил его Никольский.

— Да, мы договорились.

— Окей, теперь твоя очередь заставить нас поверить тебе, — заключил Сергей. — Когда ты оставишь его одного, ты должен будешь дать ему телефон, чтобы мы знали, что он жив, когда ты уйдешь. Мы будем говорить с ним, пока не доберемся до него. Когда мы его обнаружим, ты будешь на виду.

— Ясно! — Сказал Манасян и отключил телефон.

Секунду он колебался, прикидывая, что делать дальше, чтобы не пропустить ни одного шага, который сбил бы его с толку. Затем он набрал код на своем телефоне и сразу же нажал кнопку «Время истекло» на часах, установив отметку на сорок пять минут.

Свободный проход. Угу. Неужели Никольский думает, что он настолько напуган, что сошел с ума? Ни за что на свете он не отдаст Бориса Смирина, пока не выберется из этой передряги… а может, даже и тогда. Надо посмотреть, как все пройдет. А пока, возможно, ложь выиграет ему немного времени.