В кабинете у Бернье зазвонил телефон. Он машинально взял трубку.

— М-ль Дикова хочет с вами говорить, — сказала телефонистка, — можно соединить?

Французский делец даже подскочил на своем директорском кресле.

— Как Дикова? Да, да соедините сейчас же, — приказал он. Он привстал, чтобы быть ближе к аппарату, точно это приблизит его к тому, кто его вызывал.

— Здравствуйте, м-р Бернье. Я приехала. Вы хотите меня видеть? — услышал он в трубке знакомый голос.

— Откуда вы? Когда приехали? Как хорошо, — вырвалось у француза. — Почему вы звоните? Приходите сейчас же сюда.

— А я боялась, что вы не захотите меня видеть, — продолжала его секретарша. — Но только первый раз лучше встретиться в городе. Когда вы свободны?

— Я сейчас свободен, если можете, приезжайте сейчас же в кафе, — и он назвал известное кафе на Больших бульварах.

— Хорошо, я приеду.

Бернье был очень занят, но он бросил все и заторопился на свидание со своей секретаршей, которая за последние недели причинила ему столько хлопот и неприятностей.

Уже две недели, как он ничего не знал о судьбе ее и Паркера. Последнее, что сообщил Ланг, был рассказ о бегстве из поезда. Бернье все это казалось совершенно невероятным, особенно сведения о том, что Паркер принимал участие в освобождении Диковой. Он несколько раз был у высоких советских дипломатов. Видел, что они беспокоятся, сердятся, но до конца не верил им, считал, что они что-то скрывают, что их рассказ не соответствует истине.

— М-р Бернье, нам, вероятно придется прервать наш договор. Ваш компаньон и ваша секретарша замешаны в преступной деятельности против нашего Союза.

— Это не может быть, — горячился Бернье. — Я этому не поверю, пока не услышу, что они мне расскажут. Где же они? Вы скрываете. Наверное, вы держите в тюрьме не только Дикову, но и Паркера. Это вам даром не пройдет.

— Да нет же, они бежали из поезда. Это целая организация. Участие Паркера для нас подтверждает предположение о связи этой организации с одной иностранной державой. М-р Бернье, мы от вас этого не ожидали, — говорил советский дипломат с упреком.

— Вы не имеете права меня упрекать. Это все не так, — сердился француз. — Вы их держите взаперти. Я это выясню, я не допущу…

— Да нет же. Они ушли. Они тяжело ранили солдата. Они… — Дипломат запнулся, так как ему была дана строгая инструкция ничего не говорить о брильянте. — За ними были посланы три отряда. Несколько раз нападали да их след, но не смогли их настигнуть.

Бернье волновался не из-за договора, не из-за неприятностей с советскими дипломатами — хоть он и вел с ними дела, но не считал их настоящими дипломатами, представителями государственной власти. Его беспокоила судьба Тани. Он несколько раз вызывал к себе ее отца, хотел понять его настроения.

— Что же я могу вам сказать? — говорил тот. — Советчики утверждают, что они бежали и что их не поймали. С того места, где они оставили поезд, до границы больше тысячи верст. Надо ждать. А может быть, они и в руках советчиков. Ничего не могу сказать.

Бернье поражало спокойствие этого человека, ведь вопрос шел о жизни его дочери. В последний раз поразил его и сам Диков. Обычно он являлся к нему в шоферской форме, а в этот раз был в штатском, и опытный глаз француза заметил, как Диков хорошо носит свой костюм, а к тому же в петличке у него был орден Почетного Легиона.

— Когда вы его получили? — спросил Бернье.

— Очень давно, г-р директор. Когда ваше правительство уезжало в Бордо, а мои драгуны квартировали в чистеньких городках Восточной Пруссии, — сказал он с улыбкой.

У Бернье было достаточно оснований, чтобы сердиться на свою секретаршу. Но он ехал в кафе не для того, чтобы ее отчитывать. Он хотел с ней поскорее увидаться. Он по ней очень соскучился. Это он понял, или в этом он решил наконец себе признаться, когда услышал ее голос в телефоне.

Он, как мальчишка, торопился на свидание, совершенно не думая о тех, очень важных для его компании вопросах, которые он должен будет задать Диковой.

Бернье представлял себе, что увидит Дикову с обветренным лицом, загорелую, может быть в дорожном костюме.

Она поднялась ему навстречу и немного виновато улыбнулась своей широкой улыбкой, обнаруживающей красивый ряд зубов. Ее ногти, как всегда, были тщательно отполированы, лицо было чуть-чуть загорелое, но совсем не было впечатления, что она вернулась из какого-то продолжительного путешествия или похода.

Из-под маленькой соломенной шляпы блестели два больших серых глаза.

— Здравствуйте, м-р Бернье, не сердитесь на меня. Я виновата перед вами, но гораздо меньше, чем вас уверяют, — сказала Таня, протягивая ему руку.

Как он мог сердиться, когда радость сразу охватила его при виде ее?

— Что вы сделали, что случилось, откуда вы явились? — забрасывал он вопросами Таню, не выпуская ее руки. — А где Паркер?

— Паркер? Паркер в Лондоне. Он, вероятно, приедет сюда не сегодня-завтра, — ответила она, улыбаясь.

— Но когда же вы приехали, откуда вы приехали, что там произошло? Правда ли это, что здесь рассказывают? — торопился он задавать вопросы, а сам старался поймать ее взгляд.

— Что правда? — засмеялась она.

— Что вы участница антисоветской организации, что вы воровали золото, что Воронов бежал с вами, что было произведено нападение на поезд, в котором вас везли в Москву, и что Паркер помогал нападавшим?

— А потом что? — подняла она на него свои глаза.

Бернье забыл, что потом, он забыл все, кроме этих глаз, и так не хотел, чтобы они отвертывались от него.

— Потом, потом… как хорошо, что вы вернулись. Без вас было так скучно, я так беспокоился о вас.

— Нет, нет, я не о том, — прервала она, улыбаясь. — Вы говорите, что меня освободили из поезда, ну, а потом что?

— А потом они утверждают, что две недели тому назад вы бежали в леса и за вами была послана погоня, но вас не поймали.

— Ну посмотрите на меня, м-р Бернье, похожа ли я на человека, который две недели провел в лесах, да еще на севере России? — засмеялась она. — Вы не знаете русского севера, там сейчас миллиарды комаров, и человек, не привыкший к ним, через день весь будет в волдырях. Да пожалуй, после двухнедельного странствования по лесам мне не надеть бы было сразу городских туфель.

Бернье взглянул на собеседницу и согласился с ней, что ее вид не обнаруживал в ней лесной путешественницы.

— Позвольте, я ничего не понимаю. Но вы же вернулись? — недоумевал Бернье.

— Вернулась.

— Откуда?

— Издалека.

— А Паркер тоже?

— Да, и Паркер, я же вам сказала.

— Но вы сидели там в тюрьме? — допытывался француз.

Таня засмеялась.

— М-р Бернье, ну посмотрите еще раз на меня. Похожа ли я на сидевшую в тюрьме, да еще в советской? Я уверена, что вы что-нибудь слыхали про советские тюрьмы.

Действительно, ее цветущий вид никак не позволял предположить, что она сидела в тюрьме.

— Но в чем же тогда дело? Я ничего не понимаю, — спросил Бернье, откинувшись на спинку удобного стула, и внимательно посмотрел на нее.

— Тайна, г-н директор, тайна, — сказала она полушутя, полусерьезно. — Как видите, я вернулась. Вернулся и Паркер. Он на днях приедет и вам все расскажет. Я перед вами виновата. Я вас обманула, но я иначе не могла поступить — у каждого человека есть долг перед своей родиной. Его исполнение оправдывает очень многое. Я не сомневаюсь, что вы поймете. Но мне-то было нетрудно исполнить то, что от меня требовалось, а вот им…

— Кому им? Не говорите же загадками, — прервал ее Бернье. — Я ничего не понимаю.

— Вот Паркер приедет, вам расскажет.

— Но почему же вы не хотите рассказать? А вы давно расстались с Паркером?

— С Паркером… — и Таня засмеялась веселым смехом, показав весь ряд своих белоснежных зубов.

Так Бернье и не мог ничего толком узнать от нее. При других обстоятельствах эта недоговоренность его бы раздражала или интриговала, сейчас же он как-то не хотел до конца в нее вникать и весь отдался радостному чувству, возбужденному ее присутствием.

Само собой разумеется, что она остается его секретаршей. Она завтра же может явиться на службу.

— Нет, нет, г-н директор, — засмеялась Таня. — Пусть раньше вам Паркер все расскажет, а уже потом вы решите, можно ли мне продолжать службу у вас. А до его приезда я не буду появляться в бюро.

И еще у меня к вам просьба. Лучше пока никому не говорите, что я вернулась. Вы понимаете, что у меня есть враги и очень опасные. Если вы ко мне хорошо относитесь, то вы меня им не выдадите.

— Зачем вы спрашиваете? Вы это хорошо знаете, — с упреком сказал Бернье.

— И поможете мне, если кто-нибудь попытается мне сделать зло. Вот какая я, причинила вам столько хлопот и еще прошу у вас защиты. Совсем по-женски, — улыбнулась она и опустила серые глаза, прикрыв их длинными красивыми ресницами.

Паркер приехал из Лондона через два дня. Когда он вошел в кабинет Бернье, то француз, посмотрев на него, сразу понял, что его секретарша не испытала того, что испытал его английский друг. Лицо Паркера было темное от загара и все покрыто маленькими красными волдырями. Бернье взглянул на его руки, они тоже были в волдырях.

— Что с вами, вы больны? — было его первое восклицание.

— Нет, совершенно здоров. Это следы проклятых комаров, — засмеялся Паркер. — А где мисс Дикова? — в свою очередь был его первый вопрос.

— Она у себя дома, я ее увижу днем. Можем встретиться все втроем.

— Нет, нет. Я хотел спросить другое. Где Таня Дикова?

— Ну, да я же вам говорю, мы встретимся днем, — отвечал Бернье.

— Да, нет же, я не о ней. Впрочем, подождите, надо все по порядку, — сказал англичанин.

Бернье смотрел на него с некоторым недоумением. Что случилось с Паркером?

— Но все-таки сначала скажите мне, Бернье, она уже приехала в Париж?

— Да что с нами, Паркер, я же вам говорю, что мы встретимся днем.

— Значит, вы уже ее видали, она уже рассказала вам…

— Ну да, конечно, видал. Она приехала два дня тому назад. Только я ничего не могу понять. Она говорит, что вы должны мне объяснить.

— Да кто же приехал, которая… — вырвалось у англичанина.

Бернье встал со своего кресла. Ему показалось, что у него закружилась голова. Перед ним, очевидно, сидел сумасшедший. Он хотел уже нажать кнопку звонка.

— Простите меня, Бернье, я вижу, что вы ничего не знаете, — продолжал Паркер. — Но я дал обещание рассказать вам только под полным секретом. Я не могу сообщить вам самого главного, пока вы не дадите слова, что это останется между нами. Вы ничего не потеряете от того, что будете хранить тайну. Наоборот, если вы согласитесь молчать, мы сможем сделать с вами большие дела.

Французский делец стоял перед англичанином и не то с недоумением, не то с интересом смотрел на него.

— Послушайте, Паркер, вокруг этих русских всегда какая-нибудь фантастика, но вы-то, трезвый англичанин, почему вмешались в это дело? Впрочем, я готов дать вам обещание молчать, если ни мои, ни Диковой интересы не пострадают.

Паркер внимательно посмотрел на него, снял очки, протер их, улыбнулся и сказал:

— Их же две, я спрашиваю про Татьяну Дикову, которая вернулась со мной из России.

— Что за чушь, как две, ничего не понимаю, — Бернье даже подскочил на месте от удивления.

Паркер рассказал ему, как одна кузина подменила другую, рассказал все подробности жизни в Отрадном, арест и бегство из поезда. Однако ничего не упомянул о брильянте.

Француз слушал с напряженным вниманием и только иногда восклицаниями выражал свое волнение.

— А потом мы десять дней пробирались по русскому северу, — продолжал Паркер. — Сперва по лесам, а потом по тундре. Они какие-то следопыты. Очень милые светские люди, но со всеми приемами лесных разбойников. Мне было запрещено расспрашивать, где мы находимся. Мы много шли пешком, но иногда по ночам спускались на лодках. Два раза даже похищали моторные лодки.

Нас было семь человек, не считая Диковой. Они как-то совершенно не тревожились, что их могут поймать — уверяли меня, что их никогда не найдут. Однако все были хорошо вооружены, и даже у меня за плечами болтался карабин.

— Самое мучительное, — продолжал Паркер, — это спать в лесу, когда нельзя зажечь костер, и эти ужасные комары. Мы спускались до самого Ледовитого океана. Я до сих пор не могу понять, где эти люди, принадлежавшие к хорошим, даже титулованным семьям, выучились разбойничьим приемам.

На берегу мы ждали два дня, потом ночью куда-то поехали на моторной лодке, причалили к советскому пароходу, как я позже понял, захватили его и он довез нас до берегов Норвегии. Там ночью мы спустились на шлюпку и высадились на берег. Все это фантастика, но все это истинное происшествие.

— Но какое же вы имели к этому отношение, зачем же вы-то ввязались в эту историю? — с недоумением спросил Бернье.

— Как зачем? — удивился Паркер, точно иначе и не могло быть. — Вначале я не мог разобраться в их отношениях и мог даже им повредить, но потом я оказался полезен, особенно при бегстве из поезда. Без меня им бы пришлось плохо.

— Да, да, но зачем же было вам помогать, вмешиваться в чужие дела, вредить нашему делу? — нетерпеливо настаивал француз.

— Как зачем, надо же было помочь освободить Дикову, ведь ей угрожала смерть. — Он снял очки и стал их усиленно протирать и, немного с виноватым видом, посмотрел на Бернье.

— Это же была Таня Дикова, не мог же я ее оставить, — добавил Паркер.

— Вот что, — засмеялся Бернье. — Ах уж эти русские женщины, — сказал он не столько с упреком, сколько с радостью, потому что вспомнил свою Дикову.

— Но вы о деле не беспокойтесь, Бернье, — добавил Паркер, — я сделал очень интересное открытие и предлагаю вам совместную эксплуатацию. Но теперь скажите мне, приехала ли моя спутница? — у него чуть не вырвалось — «моя Таня».

— Не думаю, — засмеялся Бернье. — Мне кажется, что Дикова, с которой и виделся эти два дня, была одним лицом. Впрочем, после вашего рассказа я ничего не могу утверждать. Может быть, она и приехала и я с ней разговаривал. Впрочем, на лице той Диковой, с которой я виделся, нет следов комариных укусов.

Они встретились в кафе втроем — Паркер, Бернье и Дикова — его секретарша.

Паркер с удивлением рассматривал ее лицо. Как она была похожа на его Таню, только в ее серых красивых глазах совершенно не было синего золота.

Как только кельнерша отошла от них, Бернье забросал Таню вопросами, пытаясь придать голосу оттенок упрека, но это у него не выходило.

— Нет, скажите же мне, — настаивал он, — где же вы все время были?

Таня улыбнулась.

— Тихо сидела на прелестной ферме в Люксембурге. Не прочь была бы пожить там еще. Одно время только было очень страшно за моего двойника.

Паркер терпеливо ждал своей очереди задать вопрос.

— А где же ваша кузина? — наконец спросил он. — Когда мы расставались в маленьком норвежском городке, она обещала скоро встретиться со мной в Париже.

Таня взглянула на него, увидела, как он ждал ответа, и опустила глаза.

— Ее здесь нет, она не может теперь вас видеть, — тихо сказала она.

— Почему не может? — забеспокоился Паркер. — С ней что-нибудь случилось?

— Нет, совершенно ничего. Она сейчас отдыхает в деревне и я надеюсь, что ей дадут несколько месяцев.

— Но где же она? Я хочу к ней поехать, — настаивал англичанки.

Дикова сосредоточенно водила спичкой по столику, точно на это было направлено все ее внимание.

— Кузина просила вам передать, — сказала она, поднимая на него глаза, — что пока она не кончит своей работы, она не может с вами встретиться. Она считает себя связанной и считает недопустимым, чтобы личная жизнь помешала делу, которое она делает.

Паркер снял очки и начал усердно их протирать носовым платком.

— Да, но она мне сказала, что мы скоро встретимся в Париже, а вы теперь говорите совсем другое? В чем дело?

Дикова пристально посмотрела на него и медленно, точно подбирая слова, сказала:

— У нее не было решимости это вам сказать. Но она уверена, что вы поймете.

Паркер не хотел уезжать из Парижа. Его тянуло к кузине его Тани. Они были так похожи. Он хотел узнать как можно больше подробностей о ее жизни.

Уже темнело, когда сильный автомобильный гудок раздался за ним, когда он переходил под густыми деревьями Кур-ля-Рейн около Конкорда. Он быстро отошел в сторону. В двухместном нарядном автомобиле сидел бритый рыжеватый господин. Сперва Паркер не обратил внимания на него, но вздрогнул, когда услышал знакомый насмешливый голое:

— Как, комары больше не беспокоят?

Паркер всмотрелся в лицо автомобилиста и узнал Гогу, у которого усы были сбриты и волосы покрашены в рыжий цвет.

— Садитесь, — сказал тот.

— Слушайте князь, это поразительно, как вы научились так гримироваться, — изумился Паркер.

— Обстоятельства, дорогой мой, обстоятельства, — засмеялся его собеседник. — Есть русская поговорка — назвался груздем, полезай в кузов. Почему же, если международные жулики умеют гримироваться и скрываться, так патриоты великой страны, работающие над ее освобождением этому не могут научиться?

Они въезжали в Булонский лес.

— Скажите, князь, где Таня? — спросил Паркер. — Я не буду ее тревожить. Но я хочу знать, мне надо знать, где она. Вы же знаете наши отношения. Знаете, что я сделал ей предложение, и оно не было отвергнуто.

— Паркер, дядя Володя ей предложил прекратить работу. Она свое сделала. Но она и слышать не хочет, считает, что это будет дезертирство. Стала нас упрекать, что мы толкаем ее на дезертирство. Остается ждать, мой дорогой, ничего не поделать. Не спрашивайте меня, где она. Не ищите ее, это бесполезно.

Паркер слушал, но сейчас же решил найти ее во что бы то ни стало.