Голая неприглядная Правда лежала на операционном столе, вся опутанная трубками и проводами.

Мазукта пошевелил пальцами в хирургических перчатках и приблизился к столу.

– Так, что у нас тут?..

Шамбамбукли прочитал данные с таблички.

– Фамилия и имя больного: Истина Правда. Избита. Зверски. Кроме того, над ней надругались.

– Вижу.

Мазукта склонился над избитой Истиной, осторожно прощупал ее живот и помрачнел.

– Живота не пощадили! Придется резать Правде матку.

Правда застонала.

– Ребенок… мой…

– Она что, в сознании? – испугался Шамбамбукли.

– Нет. Бредит, – успокоил его Мазукта. – Ишь, ребенка пожалела! Сама, между прочим, виновата!

– То есть как? – не понял Шамбамбукли.

– Связалась с дурной компанией. Ну и как обычно: сначала там просто вольно обращались с Истиной, потом стали над ней издеваться, дергать и вертеть как попало, а потом… всем скопом познали Истину. А она, между тем, была тяжелая!

– Кем тяжелая?

– Уже неважно.

– Меня никто не любит, – сквозь сон пожаловалась Истина. – На голую… Правду… глаза закрывают.

Мазукта без комментариев вколол Правде полный шприц чего-то розового, и она снова обмякла. После этого сама операция не представляла трудностей – тем более, была уже привычна и отработана до мелочей.

– Идея, – сказал наконец Мазукта, покачивая на ладони плод. – Мертворожденная. Вот что бывает, когда насилуют Истину. Всегда.

Он прицепил на ручку младенцу дохлый номер и отправил в анатомичку.

– Посмотрим, вдруг из нее еще удастся что-нибудь полезное извлечь. Сейчас рождается столько нежизнеспособных идей! Возможно, отдельные части из этой смогут их спасти.

– А куда нам теперь? – спросил Шамбамбукли.

– Ну, на сегодня уже ничего серьезного. Осмотр пятой и седьмой палаты. Слепая Вера и безумная Надежда.

– А шестая палата?..

– А… – Мазукта обреченно махнул рукой. – В шестой уже никакие средства не помогут. Там лежит совсем безнадежная Любовь.