Кеннет-Хаус, Мейфэр
Было двенадцать ночи, когда Себастьян расплатился с возницей. Дом под дождем казался спокойным. Свет горел только у входной двери и наверху в комнате Юнис. Хотя дождь лил как из ведра, Себастьян обошел вокруг дом и тщательно осмотрел все, чтобы не оставалось сомнений.
Но в мокрых кустах за домом никто не скрывался. И никаких следов Дойла, как он и ожидал.
Прикрыв лицо ладонью от дождя, Себастьян задрал голову и увидел в окне Джесс тусклый свет. Юнис нашла для нее ночник. Очень хорошо. Он надеялся, что Джесс уже спит, а не лежит без сна в тревоге.
Ночью никто не мог к ней проникнуть. Себастьян поднялся на крыльцо и с помощью ключа вошел в дом, принадлежавший когда-то его отцу, а теперь – ему. Холл был заставлен какими-то ящиками. Себастьян перебросил плащ через перила. Навстречу ему, маневрируя среди ящиков, вышла со свечой в руке Юнис.
– Вот и ты, милый. – Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Такая ночь… А я гадала, придешь ли ты домой или переночуешь на «Дансер». Я попросила оставить свет в холле на всякий случай. Джесс в безопасности.
– Спасибо.
Ему не нужно было говорить, за что он благодарит ее. За заботу о Джесс. За то, что сказала, что Джесс в безопасности. За то, что знала, что это для него важно. Как же хорошо было дома!
– Между прочим, я велела привезти ее питомца. Мы поместили его в ее спальне. Это должно ее успокаивать. Она обещала держать зверька наверху, чтобы не укусил Квентина.
Не хватало ему только приютить у себя хищника. Но он знал, что рано или поздно это случится.
– Да, Юнис, хорошая идея…
Себастьян бросил шляпу на боковой столик, рядом с большой папкой для депеш Квента. Папка была наполовину открыта, и из нее торчало около полусотни листов, готовых выскользнуть наружу и разлететься во все стороны. Завтра Квент поклянется, что застегнул ее на замок. У него голова – как решето. Одному Богу известно, какой урон наносил он своим легкомыслием министерству торговли.
– Папку привез молодой человек, что работает у Эйдриана. Тревор Чапмен. Я пригласила его поужинать с нами, и он пялился на Джесс как на Святой Грааль. После ужина я дала ей вместо чая виски, так что, наверное, она сейчас спит. Что Эйдриан готовит для ее отца?
Себастьян пожал плечами:
– Пока не знаю, к сожалению.
Он почесал в затылке и осмотрелся. Постоянно холл был завален какими-то ящиками и коробками. Но эти выглядели как-то очень уж странно.
– Юнис, почему наш холл забит этими гробами?
– Это доспехи.
Он уставился на тетю с удивлением, и та пояснила:
– Средневековые доспехи.
– Но зачем они нам? И кто прислал их сюда?
– Они нужны собранию Исторического общества.
Ох, он совсем забыл. Еще одна головная боль. Последняя пятница каждого месяца.
– Уже завтра с лекцией выступает Тедди Койнинг-Марш, – продолжала тетушка. – Он много знает о германских легионерах, но имеет привычку перескакивать с одной темы на другую. Люди начнут приходить завтра с раннего утра. Мы установим шлемы, латные воротники и прочее на столах в гостиной. Будет, конечно, слишком много людей, и наверняка будут болтать во время лекции. Как жаль, что какой-то бездельник решил, будто Историческое общество – это модно.
– Они прекратят ходить, если не будешь их кормить, – пробурчал Себастьян.
– Дело не в еде. Они скорее приходят посмотреть, каким будет следующее… кулинарное бедствие. Я уговорила Джесс присутствовать, чтобы мелкая досада отвлекла ее от крупной. А ты можешь в этом не участвовать, если не хочешь. Хотя было бы спокойнее, если бы ты присмотрел за ней.
В доме соберутся богатые дилетанты и тщеславные матроны. Они съедят Джесс заживо. Или она их. В обоих случаях вечер обещал быть любопытным.
– Я приду.
– Вот и хорошо. Стэндиш собирается выставить в передней кратер Агамемнона. Из-за изображенного на нем оружия. Уиндем тоже будет. Он искренне пообещал не обсуждать Билль о реформе. Ах, у тебя усталый вид, Бастьян… Когда ты спал в последний раз?
Прошлую ночь он провел, обыскивая контору Джесс. А нынешний вечер – изучая копии ее бумаг.
– Я как раз собирался лечь.
– Несколько недель назад ты сказал, что нашел человека, виновного в том, что утонул «Нептун дансер». Сказал, что знаешь имя предателя. Ты имел в виду отца Джесс?
– Да.
– Я общалась с ним несколько раз три года назад. Стэндиш отправлял через него горшки одному немецкому коллекционеру. Твой Уитби произвел на меня благоприятное впечатление. Весьма проницательный человек. Откровенный и без претензий. И честный, как мне кажется. Трудно поверить, что он предатель.
Еще один человек говорил ему, что Уитби чист.
– Но есть доказательства, Юнис.
– Могу представить, что это за доказательства. Иди спать. Поговорим утром.
Тетя подтолкнула его к лестнице.
Свечу с собой Себастьян не взял, хотя наверху было темно, как в угольной шахте. Но в море ему приходилось ходить ночью и по более темным палубам.
Джесс находилась в мансарде. Совсем близко. Лежала под одеялом в одной из тех мягких прелестных ночных рубашек, которые он видел в ее комоде. Если постучать в ее дверь, она, возможно, пригласит его войти. Ведь свой разговор они так и не закончили.
Но их обоих интересовал не только разговор.
– Все к черту, – пробормотал Себастьян.
В темноте своей комнаты он разделся и лёг в постель. И он прекрасно чувствовал присутствие Джесс в доме – как если бы она находилась рядом с ним.
Ночной сторож за окном объявил два часа, и Джесс проснулась от его крика. В холоде дождливой ночи она находилась в центре спящего города, в своей постели, в мансарде.
В углу тусклым желтым светом горела крохотная лампада. Шторы были задернуты, чтобы отгородиться от Тьмы. По крыше, всего в нескольких футах над ней, мерно барабанил дождь. Этот звук создавал впечатление, что находишься на борту судна. Много ночей довелось ей провести в море, слушая, как дождь стучит по палубе над головой.
Кеджер спал у нее в ногах, причем выбрал то единственное место, где она постоянно его тревожила, когда ворочалась. Да, у этого хорька был очень странный нрав.
– Что ж, пора вставать и собираться, – пробормотала Джесс.
Она вытащила из-под кровати свой «рабочий набор» и погладила Кеджера. Не желая оказаться пойманной в доме со столь полезными инструментами, Джесс завернула их в шаль, а шаль повязала на плечи. Так никто ничего не заметит.
Держа в руке свечу, она стала осторожно спускаться по лестнице. Кеджер семенил сзади.
Тьма смыкалась за ее спиной, окружая со всех сторон за пределами светового пятна. Она многое знала о Тьме. Тьма была огромной. По ночам она выползала из подвалов и углов – густая, всесильная и огромная. И растекалась во все стороны до самого рассвета. Тьма охотилась на нее. Джесс чувствовала, как Тьма, не мигая, следила за каждым ее шагом. Стоило остановиться и затаить дыхание, как до нее доносился тихий шорох притаившейся в углах Тьмы.
Плохо, когда боишься темноты.
Джесс спустилась в коридор второго этажа. Теперь нужно было ступать совершенно бесшумно. Она знала – почему-то была уверена, – что Себастьян спит очень чутко.
Первая в коридоре была комната Клодии. Из нее слегка тянуло фиалковыми пастилками. Дальше находилась комната Квентина. От нее пахло мылом и лаком для кожи. А вот и комната капитана. А напротив – его кабинет.
Обнюхав дверь кабинета, Кеджер не проявил к ней ни малейшего интереса. Следовательно, в комнате никого не было. Джесс сунула в замок тонкий ключик. Механизм беззвучно провернулся.
Она проскользнула за дверь и прикрыла ее за собой. Загородив свечу рукой, подняла ее над головой. Кабинет капитана Кеннета временно находился в ее распоряжении. Причем кабинет очень напоминал самого капитана – и порядком, и аккуратностью. Более того: если быть до конца честной, он внушал страх.
Письменный стол стоял в самой середине комнаты. Карты находились на стойке в углу, а гроссбухи – в книжном шкафу у стены. Газеты были сложены стопкой и перевязаны бечевкой. Она у себя в кабинете делала то же самое. Собирала газеты и журналы, чтобы взять с собой на борт. По утрам, когда небо было чистым и ясным, а голубая вода простиралась до самого горизонта, она вытаскивала на палубу стул, закидывала ноги на канатную бухту и, попивая из кружки кофе, почитывала вчерашние новости.
Кеджер в поисках перьев бросился обследовать письменный стол. Джесс тоже туда направилась, чтобы ознакомиться с бумагами капитана.
Если Кеннет – Синк, она найдет здесь тому доказательства. В середине стола лежала большая папка. Джесс развязала тесемки и, открыв ее, увидела внутри красивую подборку литографий, акварелей и старых карт. Края карт от ветхости истлели. Она не разбиралась так же хорошо в искусстве, как папа, но все же сумела оценить собранные здесь работы. В былые годы, когда она еще промышляла воровством, вероятно, польстилась бы на них.
Джесс аккуратно завязала папку и отложила ее в сторону. Затем, устроившись поудобнее в кресле Себастьяна, приступила к изучению его личного имущества. Казалось, от стола пахло океаном – словно капитан приносил сюда море вместе с картами и подзорной трубой.
Джесс зажгла на столе свечи в лампе под зеленым абажуром. И задула свою. В Уэст-Энде в это время ночи было очень тихо. Только дом слегка поскрипывал от ветра, как корабль в море. А если прислушаться, то, возможно, она услышит дыхание капитана. Ведь он сейчас находился совсем близко.
Джесс почему-то казалось, что капитан – из тех людей, которые спят нагишом. Она представила, как он лежит в своей постели и как грудь его чуть заметно поднимается и опускается – словно корабельная палуба во время качки.
Если бы капитан был судном, то скорее всего – катером, как те, которыми пользуются таможенники. Ладно скроенный, с горделивыми линиями. Ловкий и аккуратный. Неумолимый, как все таможенные суда. Грациозный в движении. Подчинивший себе море. Могучий.
Да-да, сильный и неистовый. Теперь она уже думала не о каботажном судне, а представляла его обнаженное тело над собой. Представляла, как открывается ему навстречу, а он то вздымается над ней, то снова опускается.
Но эти фантазии – пустая трата времени, прямой путь к безумию.
Первые три ящика его стола выдвинулись необыкновенно легко. А ведь люди, если хотят что-то спрятать, вешают замки.
Если она пойдет сейчас к Себастьяну, влезет в его постель и перестанет мучиться угрызениями совести, то положит конец бессонным ночам. Прекратит просыпаться среди ночи, обливаясь потом и тяжело дыша, обнимая подушку. Перестанет грезить о нем. И будет крепко спать, после того как они подарят друг другу усладу. Нет ничего лучше сна после любовных утех. И этот сон будет особенно глубок и крепок.
Нет-нет, не думать об этом!
То, что она искала, находилось в нижнем ящике. Ну, ну, ну… Эврика, как любила говорить одна из ее гувернанток. «Вот мы и нашли нечто достойное вскрытия».
Джесс выдвинула металлический ящик. И, развернув маленький фетровый сверток, спрятанный в шали, вытащила полный набор отмычек. Каждая лежала в своем кармашке. «Мои милые» – так называла она их в былые дни, когда регулярно пускала в дело. Они были удобные и послушные, как собственные пальцы.
Скрестив ноги, Джесс поставила ящик к себе на колени. Вес небольшой. Очень хорошо. Значит, она потратит время не на взлом сейфа с драгоценностями или монетами. Вы только гляньте, какой восхитительный замочек украшает этот прелестный ящичек! Луи Жирар из Лиона делал такие. Хитроумные и качественные. И за этим хитроумием должно скрываться нечто интересное.
«Что ты прячешь, капитан? О чем так заботишься?»
Копаясь в замке, Джесс, как обычно, закрыла глаза. Господи, как же ей нравилось заниматься любимым делом! Раньше, когда промышляла воровством, ее друзья рассказывали, что она, подбирая отмычку, тихонько насвистывала. Сама этого за собой никогда не замечала, а друзей это очень нервировало, и они ворчали, чтобы заткнулась и не мешала им сосредоточиться.
Замки никогда не вызывали у Джесс раздражения, как у других людей. Ее захлестывала невероятная радость, когда она наконец нащупывала пальцами, как механизм смыкается, и тогда замок делался простым и понятным, готовым раскрыться в ее руках.
Наверное, и Себастьян испытывал то же самое, когда пытался соблазнить ее… как будто отпирал сложный замок. Хотя скорее всего он был как тот грек, который решил проблему, разрубив узел мечом. Ее гувернантка была права. В тех греческих мифах больше смысла, чем кажется первоначально.
Часы пробили половину. Кеджер поднялся на задние лапки и, встав столбиком, посмотрел на нее. Замок, пока она с ним возилась, издавал тихое воркование, похожее на голубиное.
Пользоваться отмычками обучил ее Лазарус, притащив для практики десятки замков. И с того дня он больше не разрешал ей шарить по карманам. Грабить сейфы гораздо выгоднее, чем обчищать карманы.
В Лондоне все было чревато опасностью в ту пору, когда она была Рукой. И какой хорошей, черт бы ее побрал!
Замок щелкнул и открылся. Джесс с удовлетворением выдохнула. Теперь ящичек всецело принадлежал ей. Капитану Себастьяну Кеннету придется с этим смириться. Будет знать, как доверять дорогим скобяным игрушкам.
Джесс вынула из ящичка банкноты. Довольно много. Очень забавно, когда отбрасываешь банкноты в сторону, как будто что-то совершенно ненужное. А ведь было время, когда она с радостью принесла бы такую добычу Лазарусу и посчитала бы, что вечер удался на славу.
И еще капитан держал здесь письма. Джесс взяла пачку и пролистала, разглядывая в первую очередь подписи. Письма от грузоперевозчиков и коммерсантов. От агентов из Греции и Александрии. Капитан, как и «Уитби», занимался сбором информации. Политика, движение грузов, неустойчивые банки, ненадежные коммерсанты. Несколько подписанных Кеннетом аккредитивов. Не так уж много он зарабатывал, как ей вначале казалось. Ему нужен хороший управляющий. «Кеннет шиллинг» может себе это позволить.
В середине пачки Джесс наткнулась на тонкую голубую тетрадку, в каких школьники делают упражнения по латинскому языку. Записи в ней велись на арабском синими чернилами Кеннета. Дневник, наверное? Чрезвычайной важности, раз ведется на арабском языке, да еще хранится под замком.
Вероятно, он видел в арабском свое спасение. Считал себя ужасно умным. Ха!
По-арабски она, конечно, не читает, но может сделать копию.
Джесс раскрыла тетрадку на первой попавшейся странице, вынула из верхнего ящика лист писчей бумаги, откупорила бутылочку с чернилами и начала аккуратно переписывать текст. Кеджер забрался к ней на колени, чтобы помогать.
Шесть страниц заполнила она завитками, крючочками и точками, когда снова пробили часы. Время летело слишком быстро. Джесс скопировала отрывки из двух мест. Этого должно хватить, чтобы понять, о чем речь.
Нужно торопиться. Нельзя злоупотреблять гостеприимством. Этому тоже научил ее Лазарус.
И еще какие-то письма. Кеннет и впрямь хорошо вел свои дела. Статуи из Греции. Хороший доход, если знаешь, как ими распорядиться. Капитан, похоже, знал. Какой-то его агент из Марселя сообщал о передвижении войск с подробностями, которые могли бы стоить ему жизни, попадись письмо в руки французов. Надо же, какую преданность внушал он своим людям. Рискованные торговые операции на Балканах. Любопытно, но не то, что она ищет.
А вот – письмо на итальянском…
«Продажа планов и карт завершилась тривиальными сложностями».
Планы. Джесс взглянула на подпись. Джованни Реджо. Она знала этого человека. Неопрятный коротышка с темными волосами. И от него вечно воняло чесноком. Таких на Менорке – добрая половина. Но этот отличался коварством и хитростью и был прямым связующим звеном с Францией. Ее отец тоже пользовался его услугами.
«Ваш товар благополучно прибыл в Париж. Можно ожидать, что Леклерк рассчитается с вашими американскими поставщиками в течение недели. Я был, как всегда, предельно осторожен. Ваши партнеры в Париже удовлетворены в полной мере. Мой корреспондент с нетерпением ждет следующей отправки из Лондона. После моих скудных комиссионных…»
Карты и планы. Джесс мысленно перевела франки в фунты. Сделка тянула на восемьсот фунтов. Не так уж много.
Письмо упало ей на колени, как будто было слишком тяжелым. Она еще долго смотрела на него, сидя в полной неподвижности.
То же самое чувствуешь, когда корабль ночью налетает на скалы. Шок и беспомощность. И ничего впереди – лишь темные и холодные воды, смыкающиеся над головой. И неимоверные усилия, которые потратишь впустую.
Она так старалась найти какое-нибудь доказательство Но сейчас обыск в его доме казался просто игрой. Она была почти уверена, что ничего не обнаружит.
– Да, это не доказательство, а просто бумага, Кеджер. Всего лишь бумага.
Джесс думала, что понимает капитана. Он был таким крепким и сильным. И казалось, что он собирался взять весь мир на абордаж с саблей в зубах. Но в то же время она чувствовала, что от него исходит тепло, как от солнца. А Синк должен быть ледяным и себялюбивым, как холодная зима.
Значит, Кеннет не Синк.
Кеджер ткнулся в ее руку холодным носом.
– Это может означать что угодно, Кедж. Как и в случае с папой.
Джесс знала, что нужно делать. Она должна передать Себастьяна английским властям. Они отпустят папу. Ее отец будет жить, а Себастьяна вздернут на виселице. Она же забьется в нору и будет зализывать рану. Рана уже болела.
Она спрятала все в сейф, заперла его и потушила свечи. Затем вышла во Тьму.
Его кровать стояла рядом с окном. Перед тем как заснуть, он любил смотреть на небо над деревьями и на звезды. Это вошло у него в привычку с тех пор, когда служил первым помощником капитана и нес ночную вахту. Порой, засыпая, он ловил себя на том, что пытается вычислить курс своего дома, определяя долготу по высоте Полярной звезды.
Убаюканный стуком дождя, Себастьян уснул. Но у него был очень чуткий сон – его разбудили чьи-то осторожные шаги.
Кажется, свет в коридоре. Видно, воришка Джесс вышла на дело.
Вот она, не останавливаясь, миновала комнату Квента. Очень хорошо. Не придется вскакивать с постели, чтобы избить кузена.
Вот она замерла напротив его спальни. У комнаты по другую сторону коридора. Жаль, что не к нему в постель направлялась. Верно, собралась посетить его кабинет. Справиться с замком ей удалось за минуту-другую. Эта женщина обладает самыми разными талантами.
Он слышал, как она шарила в его кабинете, производя едва уловимые шорохи и щелчки. Потом все стихло. Удобно устроившись, Джесс исследовала содержимое его стола. Ему казалось, он видел, как она трудится.
Себастьян лежал, закинув руки за голову, и смотрел на небо, борясь с абсурдным желанием помочь ей с обыском. Она, похоже, совсем не спала. Разве что час-два. Когда покончит с его кабинетом, уйдет на рассвете к себе в контору, чтобы заняться делами «Уитби».
Он то засыпал, то просыпался, ожидая, когда она выйдет. Наконец дверь его кабинета открылась и тихо закрылась. С едва различимым щелчком. Зашуршала одежда. Джесс возвращалась к себе в комнату.
Он выведет ее на чистую воду.
Себастьян бесшумно встал с постели и, завернувшись в широкую рубашку, подошел к двери. Когда открыл ее, то увидел, что его ждут. Ее маленький серый сторож на задних лапках с беззвучным оскалом на морде. В мерцании свечи острые крошечные зубки угрожающе поблескивали.
Джесс была в белой ночной рубашке с длинными рукавами и с высоким воротом. С черной шалью на плечах. И с длинными косами, спускавшимися на грудь.
– Мисс Уитби и эскорт? – промолвил Себастьян. – Не спится? – Но тут увидел ее глаза, и ему стало не до смеха. – Джесс, что случилось?
– Я не хотела тебя разбудить. – Она судорожно сглотнула. – Я шла в кухню. Хотела… чаю.
Неумелая ложь.
– Ты была в моем кабинете.
При этих словах она смертельно побледнела.
– Мне нужно вернуться к себе.
– Что ты нашла у меня? Что?
Видно, наткнулась на что-то, изумившее ее. Но что это могло быть?
Джесс попятилась от него, но он ее остановил, положив руку ей на плечо. Хорек издал звук, похожий на стук перекатывающейся гальки.
– Скажи, что ты нашла.
– Ничего. – Она покачала головой. – Просто я не могу сейчас разговаривать.
– Но там ничего не было. Что же ты могла обнаружить?
Она молчала и смотрела на него как-то странно. Господи, да она же смотрела на него со страхом!
Он столько сил потратил, чтобы завоевать ее доверие. И теперь все потерял. Если отпустит ее сейчас, она умчится, как испуганная газель. Если не отпустит, проклятый хорек отгрызет ему ногу.
Внезапно открылась соседняя дверь, и в коридор высунулась голова Квентина в ночном колпаке.
– Это ты, Бастьян? В чем дело?
– Джесс что-то ищет. Я о ней позабочусь.
– Мисс Уитби? Джесс?
– Квент, иди спать, – сказал Себастьян.
Он не часто приказывал Квентину. Никогда не напоминал, в чьем доме тот живет и кто здесь хозяин. Квентину и без того было трудно жить на содержании у родственника. Но сейчас Себастьяна не волновали чувства кузена. Семья привыкнет видеть Джесс в его спальне. Когда она сама будет к этому готова. Когда захочет, чтобы они об этом знали. Но пока это время еще не настало.
– Нет, Себастьян, так не пойдет. Уверен, что все вполне невинно, но со стороны выглядит неприлично. Должен сказать, что это не… – Квентин на мгновение умолк, потом добавил: – Полагаю, что это крайне неразумно. Я очень рекомендую разбудить Юнис. Она – глас мудрости. Не надеюсь, что ты воспользуешься моим советом, но, возможно…
– Не стоит беспокоиться, – пробормотала Джесс. – Я вовсе не хотела никого будить. В самом деле не хотела.
– Боюсь, я должен настоять… – заявил Квентин. – Ваше положение здесь и без того достаточно деликатное, не говоря уже…
Хорек перестал фыркать и издавать какие-либо звуки. Он вдруг опустился на все четыре лапы и ринулся по коридору в сторону Квентина. Тот едва успел захлопнуть дверь.
– Зря он это сделал, – сказала Джесс.
Она отстранила от себя руки Себастьяна и тотчас ощутила холод.
А Квентин, вероятно, стоял за дверью, прижавшись к ней ухом, и слушал.
– Я отведу тебя в постель. Нет-нет, придержи язык. А хочешь, можешь кричать. Тогда разбудишь Юнис, и мы все вместе обсудим твой визит в мой кабинет.
Он толкал ее по коридору впереди себя. Хорек не отставал, держась ближе к стене.
– Нет, не хочу, – прошептала Джесс.
– А мне плевать, чего ты хочешь сейчас. Иди быстрее.
Он следовал за ней, глядя, как мелькают, высовываясь из-под длинной рубашки, ее голые пятки. Сквозь просвечивающий хлопок он видел очертания ног. Когда она обернулась к нему, ее груди образовали красивые колышущиеся тени с нежно-розовыми сосками. Да, как изящные круглые морские ракушки, впечатанные в вышивку лифа…
Наверное, эта женщина даже тогда будет вызывать у него желание, когда превратится в сморщенную старуху. Он будет желать ее везде и всегда, в любой ситуации. А сегодня своим видом она совершенно ошеломила его.
Пробежав по лестнице половину расстояния, хорек повернул обратно и засеменил рядом с хозяйкой.
Когда они достигли ее двери, Джесс остановилась и с вызовом посмотрела на него. Казалось, она не собиралась уходить, пока не обсудит с ним что-то очень важное.
– Видишь ли, я…
– Помолчи. – Он прижал палец к ее губам. – Думаю, ты все же научишься верить. Научишься вопреки всем тем доказательствам, которые якобы обнаружила. Вопреки собственным глазам. – Он открыл дверь и подтолкнул ее: – Заходи и закройся на задвижку. Я не уйду, пока не услышу, как она щелкнула. Бога ради, поспи хоть немного.
Но она не спала. Лежала, уставившись на гипсовый потолок, пока не запомнила его до мельчайших подробностей. Потом решила, что не уснет, и, взяв карандаш и бумагу, переместилась на ковер перед камином.
Настало время произвести подсчеты.
Последнее, что она украла, были фигурки из жадеита. Их было двенадцать. Зеленые, гладкие, блестящие, слишком тяжелые для своего размера. Они были с ней, когда она упала. И насколько знала, все еще валялись под завалом на том старом складе.
Джесс записала: «Двенадцать фигурок из жадеита. Белый дом на Слайт-стрит». То были восточные поделки из камня. Сколько эти вещицы могут стоить, она не представляла и дописала: «Спросить Кеннета, сколько стоит». Надо послать Дойла выяснить, кто жил тогда в том доме.
«Я не должна верить какому-то проклятому письму. Тем более письму от этого червяка Реджо».
За три дня до жадеита она стащила кое-какие деньги и золотые монеты на Мерсер-стрит, на другом конце города. Поэтому записала: «Банкноты и гинеи на Мерсер-стрит».
«Даже если солгу Римсу и получу от него список, то все равно на этом дело не закончится»
Тридцать золотых гиней. А также банкноты. Она взяла в зубы кончик карандаша. Сто фунтов? Не могла же она на самом деле постучать к ним в дверь и спросить?
«И почему я такая трусиха?»
Пусть лучше будет для верности сто пятьдесят. Стоит добавить проценты, не правда ли? В конце концов, она больше не ворует. В бухгалтерии все должно сходиться. И по долгам нужно платить. Как хорошо, что у «Уитби» много денег.