— Впечатляющая женщина, — сказал Пакстон, когда за ней закрылась дверь. — Поздравляю, что вам удалось вывезти ее из Франции.

— Может, Фуше подсадил ее к нам, чтобы свести Грея с ума? — Эйдриан все еще улыбался.

— Может быть, — ответил Дойл. — Мы даже не знали, насколько она хороша.

— Я знал. — Грей очень ею гордился.

— Если ты знаешь Анник так хорошо, скажи мне, как мы толкнули ее на подобную глупость? — Эйдриан плотно задернул шторы, не оставив даже щелки, куда мог бы просочиться свет из комнаты. Он был абсолютно серьезен и раздражен, когда повернулся к ним. — Это ее я должен был сегодня ночью вытаскивать из окна второго этажа. Как видите, она несправедлива. — Он метнул взгляд на Гальба. — Я не позволю вам делать с ней что-нибудь ужасное.

— Никто и не собирается причинять девушке вреда, если, конечно, Тини не покусает ее по дороге наверх.

Дойл поднял бровь:

— Вы ожидаете, что это сработает? Против ее политического идеализма в таком возрасте?

— Я надеялся устроить продолжительный диалог и предотвратить такого рода бравурное представление, которым мы только что наслаждались. К несчастью, она задумала этот фарс раньше, чем я заговорил с ней.

— Вы думаете, это блеф? — спросил Дойл. — Я — нет.

Гальба посмотрел на Роберта:

— Твое мнение?

— Не блеф.

— Эйдриан?

— Не блеф.

Гальба кивнул:

— Таково и мое мнение. Я назвал это бравадой, хотя на самом деле она поступила весьма разумно. Это единственное оставшееся у нее оружие. Полагаю, она не будет даже пить.

— И пить. Ничего. — Грей закрыл глаза, стараясь вспомнить, когда он почувствовал ее намерение. — Она задумала это, отказавшись от кофе. Она все решила, услышав ваше предложение, но в какой-то миг она хотела сказать «да». Она не собирается так легко сдаваться.

— Она дает нам меньше двух дней, чтобы убедить ее разумными доводами или наглядно показать, что мы злодеи, — сказал Гальба. — Безоружная пленница вырвала из наших рук контроль над ситуацией. Восхитительно!

Дойл раскинулся в большом кресле у огня, положив ноги на железную подставку для дров. Мэгги сидела на низкой оттоманке, прислонившись к его колену. Она вздрогнула и села прямо:

— Вы говорите, девочка уморит себя голодом, если вы ее не отпустите?

— К такой возможности она готовилась всю свою жизнь, — мягко ответил Гальба. — Мы ее враги, Маргарита, и мы загнали ее в угол. Она безрассудная, вспыльчивая и к тому же очень молодая.

И чертовски неосторожна со своей жизнью, подумал Грей.

— Проклятый Сократ…

Эйдриан хотел что-то сказать, затем подошел к Джайлсу, чтобы помочь ему с уборкой.

Гальба постучал по резному подлокотнику кресла.

— Планы Альбиона — серьезная ответственность для молодой девушки. В конце концов, мы освободим ее от них. А тем временем мы должны найти другие методы, чтобы убедить ее.

— Я могу взять ее к себе, прежде чем вы убьете бедную девочку в своей глупой игре с вашими глупыми секретами. — Мэгги нахмурилась. — Полагаю, вас бы удовлетворило, если бы она покончила с собой, чтобы избавиться от вас.

— Мы ей этого не позволим, Мэгги. Не так просто найти молодую красивую француженку по эту сторону Ла-Манша. — Дойл опять прислонил жену к своему колену и заключил в медвежьи объятия. — И Роберту это не понравится.

— Тогда Роберт не должен доводить ее до крайности! — резко сказала она.

— Мы все в ответе. — Эйдриан взял пустой бокал Пакстона. — Грей укладывает ее в постель, а остальные лукаво и дружески слоняются вокруг. Мы настолько хитры, что мне становится тошно.

— Хитры, — согласился Дойл. — Это верно.

Эйдриан выразил свое мнение, забрав наполовину наполненную кофейную чашку Дойла, и унес ее.

— Хокер. — Ответом Грею был раздраженный взгляд юноши. — Не делай ее меньше, чем она есть. Она не просто дружелюбная, красивая Анник. Помни это. Она — Лисенок, и это — игра.

— Пока с равным счетом, — заметил Дойл. — И я не чувствую себя, как обычно, выдающимся. Еще мне совсем не нравится, что Римз дышит мне в затылок. Он добьется полномочий, если до этого дойдет.

— Есть и другие способы. — Грей сжимал и разжимал кулаки. К несчастью, он не может разукрасить ими Римза.

— Думаю, полковник может упасть с лошади. — Эйдриан перестал складывать посуду, чтобы подумать. — Или съесть что-то неподходящее. Или найти кобру в постели.

— Много такого случается, — подтвердил Дойл.

— Или, бреясь, перерезать себе глотку.

— Мы не нуждаемся в твоем специфическом опыте, Эйдриан. — Тяжело поднявшись, Гальба направился к своему письменному столу орехового дерева. Пошарил в жилетном кармане, достал ключ. — И это не защитит ее от полковника. — Он нахмурился. — Пакс, у меня есть информация, которой я не хотел бы отягощать тебя перед отъездом.

Пакс одарил его своей медленной, обманчиво ласковой улыбкой:

— Я должен еще собраться. И поспать, если смогу. — Проходя мимо буфета, он захватил бутылку бордо. — Всем спокойной ночи. А тебе, молодой человек…

— Знаю, Знаю. Я нужен Фергюсону на кухне. — Джайлс отнесся к этому добродушно. Он сложил последние тарелки в кухонный лифт, запер люк и последовал за ним.

— Полагаю, мне тоже есть чем заняться. — Приподняв юбки, Мэгги собралась встать.

— Я бы хотел, чтоб вы остались, если можете. — Гальба вставил ключ в боковой ящик стола. — Я ценю вашу проницательность, Мэгги. Это также избавит Уилла от необходимости повторять вам наш разговор.

— Я ничего не признаю. — Но Мэгги улыбнулась и подошла к столу, куда Гальба выкладывал папки. — Что это?

Грей встал. Должно быть, досье Анник. Ни одно из них не доходило до его офиса. Он даже удивлялся, почему здесь находился такой опасный и важный агент без досье на него.

Две из трех толстых папок были старые. Их первоначальный темно-желтый цвет стал коричневым, на титульном листе каждой — длинная красная черта, означающая, что эти папки могли быть открыты только в присутствии главы секции.

— То, что находится в этих папках, — наиболее строго охраняемая тайна британской разведки за двадцать лет. Время секретности прошло шесть недель назад. — Гальба толкнул папку по столу. — В крайнем случае, вы можете кое-что из этого использовать. Козырь против военной разведки.

Досье Анник, которое Грей ни разу до сих пор не видел. Имя Анник Вильерс было третьим из ее двенадцати псевдонимов, написанных чернилами в правом верхнем углу. Толстая папка, заполненная отчетами, написанными разными почерками, большинство из них, даже выгоревшие, были ровными и хрустящими. Не многие читали эти документы.

Поколебавшись, Грей открыл папку. Краткое содержание всегда было внутри обложки. Первая же строчка все ему сказала. Эйдриан читал перевернутый текст. Он резко втянул воздух.

— Боже!

Дойл, заглянувший ему через плечо, бросил единственный взгляд и выругался. Грей продолжал читать. Неудивительно, что это тайна. Совсем неудивительно.

Дойл медленно шагнул к Гальба:

— Мне должны были сказать.

— Не говорили никому.

— Они работали в Вене. Мой участок. Проклятие, мне должны были сказать!

— Ты знаешь преимущественный статус, Уилл. Ты установил правила.

— Да, но зачем использовать это против меня? Я подошел так близко к… Боже, почему вы не сказали мне? Одного слова было достаточно. Одно слово!…

— Твои действия и твоя вражда были частью ее защиты.

Досье Анник. Перелистывая страницу за страницей, Грей чувствовал растущий гнев. Это разобьет ей сердце.

— Она не знает. Почему, черт побери, она не знает?

— Я не отрицаю своей виновности. — Гальба с мрачным выражением лица запер ящик на ключ и снова положил его в карман. — Я не одобрил, но утвердил это. Мать предпочла не говорить ей.

Невероятно.

— Я понимаю, когда Анник была ребенком. Но когда выросла, как она могла ей не сказать?

— Тут нет оправданий. Но она так и не сказала Анник. Теперь должны мы.

— Мы скажем ей все. — Грей хлопнул рукой по досье. — Мы отдадим ей это. Полностью. Каждое слово. Она имеет право знать.

— Она имеет право. — Гальба тяжело опустился в кресло. — Я знал, что этот момент настанет. Мне глубоко жаль ее, но я не могу забрать у нее эту чашу.

— Завтра. — Не сегодня. Надо подарить ей хотя бы одну ночь, прежде чем он сделает с ней это.

Эйдриан раздраженно листал вторую папку.

— Двадцать лет вранья. И мы не в состоянии даже уберечь ее, бедняжку.

— Это было неправильно. — Дойл потер себе шею. — Меня не заботит, насколько она была ценна для нас. Это было неправильно. И мы это сделали.

Мэгги не была знакома с папками разведки, поэтому ей потребовалось больше времени, чтобы прочесть примечания и расшифровать всю историю.

— В голове не укладывается. Как могла женщина так поступить со своим ребенком? Они были близки, Анник и ее мать?

— Очень близки, — сказал Дойл.

— Вы причините ей невыносимую боль. Ведь ее мать недавно умерла…

— Я знаю, Мэгги, дорогая. Уже плохо то, что мы делаем с этой девочкой. А теперь мы ударим ее ногой в живот.

— Мы же не собираемся бросить ей это на колени и закричать: «Сюрприз!» Мы должны медленно… — Эйдриан первый раз выглядел неуверенным. — Мы будем… что? Как вообще можно сказать такое?

— Она вам не поверит, — заявила Мэгги. — Сначала вы должны убедить ее.

— Доказательство у нее в собственной голове, — ответил Дойл. — За все эти годы ее мать наверняка раз-другой споткнулась.

Если Анник сказали хоть раз, она запомнила. Она будет лежать ночью без сна и вспомнит каждую сказанную ей ложь. Он должен решить, как ей это сообщить.

— Мэгги права. Мы должны убедить ее. — Грей взял у Эйдриана папку, вытащил один лист и показал всем. — Мы начнем с самого начала. Завтра мы повезем ее в Сент-Одран и покажем ей оригинал в приходской книге записей. Можно это сделать, если Леблан еще на свободе?

Поколебавшись, Дойл кивнул:

— Риск небольшой. Хотя мы должны взять людей, чтобы обеспечить ей безопасность.

— Хорошо. Мы покажем ей книгу записей, привезем обратно, дадим ей папки и все объясним. — Грей поднял глаза и поймал взгляд Гальба. — Вы и объясните. Я, черт побери, не смогу.

— Десять лет я искал подходящие слова. Возможно, я найду их завтра.