Когда Леблана выволокли из комнаты, наступила странная тишина. Анник была в объятиях Грея, прижимаясь щекой к его рукаву. Право, любовь совершенно лишает всех здравого смысла. Потом она все же высвободилась, и Грей неохотно отпустил ее.

— Сулье необходимо знать правду о том, что я сделала.

Проницательный человек вроде Грея поймет, что она собирается лгать по-серьезному. Это последний бросок в ее игре. Она планировала это все дни на Микс-стрит, лежа рядом с Греем, играя в шахматы с Гальба, обучая Эйдриана жонглировать ножами. Если она солжет достаточно хорошо, то положит конец угрозе вторжения, не дав преимущества британцам.

Сулье, вежливый, безупречно одетый, сидел в кресле с высокой спинкой. Он мог быть придворным старого короля, принимающим иностранного посла в Версале. Она должна заставить его смотреть на нее, Грей не был готов и мог чем-нибудь выдать себя.

— Я не говорила о планах Альбиона в присутствии других. Я знала, что вам бы этого не хотелось.

— Тогда не говори и сейчас! — раздраженно ответил Сулье.

— Я должна. — Анник стояла перед ним, как стояла много раз, докладывая или слушая приказы. — О большей части вы догадались. Планы Альбиона сожжены. Вобан сжег их в камине гостиницы, чтобы не отдавать Леблану.

— Ты сказала достаточно.

— Но перед этим он дал их мне, чтобы я прочла и запомнила, — Сулье призывал ее к молчанию, гневно качая головой. — Британцы знают о моей памяти. На Микс-стрит я копировала планы, страницу за страницей. — Она так живо представила себе картину, что это даже не казалось ей ложью. — Теперь планы у них.

Дело сделано. Франция не вторгнется в Англию. Та в безопасности. Теперь она должна за все ответить.

Сулье смотрел на свои руки, лежавшие на головке трости.

— Ты сделала это для Вобана?

— Он просил меня. В Брюгге.

— Тогда он приговорил тебя к смерти. — Откинувшись на спинку кресла, Сулье закрыл глаза. — Даже я не смогу тебя спасти.

Анник почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом. Знать, что умрешь, и услышать приговор — разные вещи.

— Я сознаю последствия своих поступков. Долгое время я откладывала путешествие в Англию, надеясь, что Бонапарт откажется от вторжения и планы станут ненужными. Этого не случилось. Я не хотела умирать, как вы понимаете, к тому же была ранена и потеряла зрение. — Во рту у нее пересохло. — Что усложняло положение. Леблан стал главной сложностью.

— Анник, — мягко произнес Сулье.

— Да?

— Помолчи. Я думаю. — Открыв глаза, он сердито взглянул на нее. — И не стой здесь, как батон хлеба. В комнате устроили невероятный беспорядок люди, которых ты привела сюда, чтобы они передрались из-за тебя. Сделай что-нибудь полезное. — Он снова закрыл глаза.

Слава Богу. Возможно, Сулье думает, как спасти ее от Фуше. Это не так уж невероятно. Грей молчал, большое ему спасибо. Он лучше всех знал, что планы Альбиона остались у нее в голове. Но пока играл в ее игру.

Анник подняла столик, поставила на него серебряный поднос, собрала в руку осколки лампы. Такая простая работа. Шпионаж — это скучные, обыкновенные задания, которые выполняются, пока смерть царапается в окно. Сулье говорил это, когда ей было семь лет.

Все не так плохо. Леблан не застрелил ее. Лампа, упавшая со стола, не устроила пожара, и она не сгорела. Она придумала для Сулье убедительную ложь, а он мастер распознавать обман. И Сулье пока не собирается ее убивать. Возможно, она предотвратила вторжение в Англию. За все это она вправе себя поздравить.

Сулье открыл глаза.

— Ты не давала планы Альбиона британской разведке.

Сердце у нее упало. Проклятие. Он ей не поверил.

— Сулье, я…

— Не трудись. Их продал британцам Леблан.

— Леблан?!

— Именно. Я потрясен. Месье Грей сейчас рассказывает мне о вине Леблана. Он мстит ему за кражу золота и убийство своих людей в Брюгге, доказательство чего он только что обнаружил.

Она не смотрела на Грея. Тот был, как всегда, непроницаемым.

— Я понимаю.

— Ты, дитя мое, никогда не ездила в Брюгге. Ты была в совершенно другом месте, возможно, в Дижоне.

— Скучный город. Я рада, что находилась там. — Анник сложила разбитую посуду на серебряный поднос. — Очень удобно, что Леблан настолько виновен.

— А разве нет? Он, конечно, будет все отрицать, запутается в куче лжи, потеряет всякое доверие. Фуше восхищает простота. Мы добавим этому мерзавцу еще одно к его многочисленным преступлениям. Жаль, что он может умереть только один раз. И тебе не придется расплачиваться за глупость Вобана.

— Это не…

— У тебя хватает собственных глупостей, за которые следует платить! — резко произнес Сулье. — Которые я должен теперь уладить.

— Тогда вы будете иметь дело со мной.

— Сегодня, месье Грей, вы спасли ей жизнь, когда мои люди подвели меня. Я ваш должник. Но сейчас она в безопасности, среди своих. Вы должны оставить ее с нами.

— Торговля неуместна.

— Она моя, месье. И я не выдам ее. — После секундного колебания Сулье отставил трость, прислонив ее к ручке кресла. — Но я достаточно благоразумен, чтобы не бросать вам открытый вызов. Подойдите. Сядьте. Давайте обсудим это как цивилизованные люди.

Грей поднял опрокинутый позолоченный стул, поставил его напротив Сулье. Затем сел, притянул Анник к себе, чтобы она стояла рядом, обнял ее.

— Хорошо. — Сулье наклонился к нему. — Вы добились планов Альбиона, это должно вас удовлетворить. А поскольку вы заботитесь о моей девочке, я прошу оставить ее со мной и уйти. Попрощайтесь нежно, как хотите, но быстро. Это лучший выход.

— Я не позволю вам ее оставить.

— Вы так плохо меня знаете? Боитесь, я стану мстить ей? Мы, французы, принимаем в расчет человеческие слабости. А женщине вроде Анник мы простим любые ошибки.

— Мне плевать, что вы простите.

Молчание затянулось. Анник слышала тиканье золотых часов на каминной полке. Разрабатывая свой план, она не задумывалась о том, что будет после встречи с Сулье. Она совсем не ожидала появления Грея. Что бы ни случилось, она запомнит, что Грей пришел за ней.

Сулье вздохнул:

— Я думал… неблагоразумие Анник… одностороннее. Девочка молода, поглупела от любви, немного верит в волшебные сказки. Она не понимает, что об отношениях между вами не может быть и речи. Но вы и я, Грей, мы это знаем. Если вы из эгоистических побуждений заберете ее с собой, вы погубите ее жизнь. В буквальном смысле. В течение месяца Фуше увидит ее мертвой. Оставьте Лисенка мне. Я позабочусь, чтобы она вышла из этого невредимой.

— Она уходит со мной.

— Очень трогательно. — Сулье изучающе смотрел на Грея. — Вы заставляете меня играть в этой пьесе злодея. Но именно вы поставили ее в такое положение. Вы использовали ее, Грей, не думая о ней.

— Послушайте, вы, сукин сын…

Сулье поднял руку.

— Дайте мне закончить, пожалуйста. Фуше подписал ей смертный приговор, потому что вы заставили ее уехать из Франции. Теперь на земле нет такого места, где она могла бы спрятаться от его приказа. Я должен расчистить руины, в которые вы превратили ее жизнь. Я отвезу ее к Фуше, укрощу его гнев, подготовлю ее заслужить прощение единственным способом, если она хочет жить. Ваша красивая любовная связь делает это чрезвычайно болезненным для нее. Моя Лисенок — женщина редких способностей, а как агент превосходит цену любых драгоценных камней. Она уникальна. Вы ее губите. Я сердит на вас за то, что вы с ней сделали. Очень сердит.

— Она работает на нас.

— Молчите! Ни слова об этом. — Сулье встал с кресла. — Даже в этой комнате, где мы одни. Даже мне. Даже шепотом. Все может быть прощено, кроме перевербовки агента. Вы обрекаете ее на смерть.

— Она моя. Ее мать была нашей.

Анник таяла от любви. Так Грей платил за ее свободу. Он выложил наиболее охраняемый из секретов, как раджа, кладущий на стол легендарный рубин из сокровищницы, чтобы выкупить свою женщину.

Сулье пристально смотрел на него.

— Люсиль?

— Она работала на британскую разведку.

— Нет. Я не могу поверить. — Сулье повернулся и быстрыми шагами, противоречащими его возрасту, подошел к окну. — Этого не может быть!

— С первого дня ее приезда во Францию. Могу показать вам донесения, присланные ею двадцать лет назад. Она всегда была нашей.

— Моя прекрасная Люсиль? Такого не могло быть. — Сулье раздвинул шторы и долго смотрел в темноту. — Люсиль… Она была лучшим, что имела Франция. Я не понимал, что она была лучшим, что имела Англия. Она была… как луч света. Не просто заурядной красавицей. Я был одним из многих, кто любил ее.

— Мне говорили, она была выдающейся женщиной.

— И она принадлежала Англии. Мы станем посмешищем для всей Европы, если об этом узнают.

— Узнают. Такое всегда становится известным.

Задернув штору, Сулье усмехнулся:

— О, Люсиль, как бы ты смеялась, увидев меня таким удивленным. Боже мой, но я доставлю себе удовольствие, когда буду рассказывать об этом Фуше. Это станет платой за многие неприятные моменты, которые я имел с ним. — Прихрамывая, он вернулся к своему креслу. — Моя прекрасная Люсиль. Теперь вы скажете, что она была англичанкой… Да, я вижу, скажете. Этого довольно, чтобы взрослый человек заплакал, представив, как много наших секретов утекло к вам сквозь ее красивые пальцы. Сколько мне предстоит трудов, чтобы выяснить это недоразумение. — Он сел в кресло, бормоча: — Господи Боже мой, чего только не знала эта женщина? Теперь я буду занят несколько месяцев. Анник, подойди ко мне.

Сулье много лет был ее защитником и учителем. Она взяла его за руку и посмотрела на него.

— Те секреты, которые ты собирала для меня… носила туда-обратно в свое красивой головке… Все они в руках британцев, да? — Она кивнула. — Ты была двойным агентом, даже будучи ребенком?

Притвориться, что она лгала ему всю жизнь, что играла роль для Вобана, Рене и Франсуазы… Есть ложь, которую невозможно произнести.

— Я понимаю. Люсиль тебе не сказала.

— Анник всегда была нашей, — ответил Грей. — У меня есть донесения, которые она писала до того, как научилась говорить.

— Без сомнения, писала, но я не думаю, что Лисенок посылала их вам. Нет. Давайте оставим это. Видит Бог, я не жажду ее крови. Я все еще думаю о возможности защитить ее. — Она могла только молчать. Изобретательность Сулье безгранична. — Увы, Анник, мы не очень хорошо обращались с тобой, да? Вобан делает тебя ослом для своего безумного груза. Леблан угрожает тебе ножами и пистолетами. Я был далеко и не нашел тебя вовремя. Ты бежала к людям своей матери вместо меня, и я потерял тебя навсегда. Леблана нужно убить, и не один раз. Я попытаюсь. А Пьер, твой отец?

— Наш, — сказал Грей.

— Черт возьми, это не должно стать известным. Пьер Лалюмьер — одна из жертв революции. Человек страстных идеалов. Если бы он не умер таким молодым, возможно, было бы меньше кровопролития в то время, которое мы все хотим забыть. Не говорите мне, Грей, что он был англичанином.

— Боюсь, что так.

— Никогда бы не поверил. Такой просвещенный ум. Теперь вы скажете, что Вольтер и Расин окончили ваш Оксфорд. Не говорите. Я не хочу знать. Жизнь полна разочарований. — Сулье понизил голос. — Признаюсь только между нами: я не жалею, что Вобан преуспел в своей последней глупости. У Наполеона появился вкус к грандиозным играм, к чему следовало отбить охоту. Нашему первому консулу не везет на море. Забирайте ее и уходите, Грей. Она ваш агент и неприкосновенна. Она сведет вас с ума.

— Я отдаю вам Леблана, аккуратно избавьтесь от него. Мы квиты.

— Напротив. Я недоволен таким поворотом событий. Я потерял великолепного молодого агента, изобретательного, одаренного, а теперь еще должен заменить главу подразделения центральной Франции, хотя он был фурункулом на теле и слишком глупым для своей должности. Я получил единственную компенсацию. Мне уже не придется развращать мою девочку, чего я очень не хотел.

— А смертный приговор Фуше?

Сулье отмахнулся:

— Можете считать его аннулированным. Он должен был прекратить утечку секретов. Теперь для этого слишком поздно.

— Хорошо. Тогда я отменяю свои, — ответил Грей.

— Мы не убиваем агентов друг друга, вы и я. — Сулье встал, тяжело опираясь на трость. — Слишком много крови на шахматной доске Игры. Мы уже не отличаемся от жестоких военных, которые усеяли поля Европы телами несчастных молодых людей. Анник, поцелуй меня и уходи. Наши отношения стали настолько запутанными, что даже француз не может их распутать. Позаботься о том, чтобы нам больше не встретиться, раз мы теперь враги.

— Я постараюсь вас остерегаться, Сулье. — Она поцеловала его в щеку, как делала уже тысячу раз. — Я буду по вам скучать.

— Иди с Богом. Он сейчас не моден в Париже, но в свое время, несомненно, вернется. — Он вздохнул. — Пожалуй, я еще раз подумаю обо всем этом и выпью бокал вина перед тем, как лечь спать.