— Здесь темно, — сообщил Грей тоном, каким разговаривают с близкими друзьями, детьми, животными и слугами или с проститутками.
— Зажгите свечи, если желаете. Мне все равно, — сказала Анник тоном, каким говорят с иностранными шпионами, которые вас похитили.
— Кажется, Дойл требовал, чтобы вы надели эту ночную сорочку.
— Конечно. Я сообщу вам, если начну выполнять приказы месье Дойла.
Она стояла лицом к окну, сжимая в руках ночную сорочку, и не повернулась к нему. Предстоящая ночь будет одной из самых трудных. С полей дул ветер, пахнущий коровами, землей и яблоками. Она чувствовала острое, как физическая боль, желание увидеть поля и звезды над ними все последние месяцы эта боль не покидала ее.
Свободная рубашка, в которой она была, то раздувалась от ветра, то опадала, приникая к груди и бедрам. Рубашка Грея. Она неплохо изучила мужчин. Некоторые сочли бы ее соблазнительной, такую нелепую в мужской рубашке, босую, с растрепанными волосами, падавшими на лицо. В шелковой тряпке, которую она сейчас держала, она будет выглядеть шлюхой.
А в мужской рубашке она кажется умной, изысканной куртизанкой. Да, выбора у нее сегодня практически нет.
Она слышала, как он запер дверь.
— Вы прикрылись моей рубашкой. Ну-ну… — Когда он разговаривал с ней, в его тоне было непонятное раздражение. — Я мог бы это предвидеть. Ночная сорочка — откровенна. А вас нельзя обвинить в откровенности.
— Неужели вы еще недостаточно изводили меня всего лишь за то, что я француженка и шпионка? Мы пока что во Франции, месье Грей. Я не ваша законная добыча. Отпустите меня. Это единственный разумный выход для нас обоих.
— После того как вы отдадите мне планы Альбиона. Мы заплатим, если вас это интересует. Очень хорошо заплатим.
Леблан ответит за все. Последней каплей, переполнившей чашу его вины, были слова, которые привлекли к ней внимание англичанина, требующего планы Альбиона.
Ей очень хотелось сказать: «Тебе нужны планы Альбиона? Пожалуйста. Забирай их, удержи месье Наполеона от глупого вторжения на ваш остров, которое погубит тысячи французских солдат, а также бесчисленное количество англичан и окажется безуспешным».
Но если бы все было так просто!
Анник солгала тут же и убедительно:
— У меня этих планов нет. Я ни разу их в глаза не видела.
— Вы хорошо лжете. Полагаю, я не первый, кто вам это говорит.
Она стукнула кулаком по подоконнику.
— Нет и нет! Мне уже надоела эта глупость. Леблан плюется ядом, как жаба, и вы по совершенно непонятным причинам верите ему. Вы зря похитили меня и везете в Нормандию. Своим безумным упрямством вы подвергаете меня и себя опасности…
— Повернитесь и смотрите на меня. Я чертовски устал говорить с вашей спиной.
— Я не считаю вас ни привлекательным, ни интересным. На самом деле мне хочется, чтобы вы ушли.
Железные руки схватили ее и повернули, безболезненно, но очень и очень решительно. Опустив голову, она скрыла от него лицо.
— Вы думаете о борьбе? Не стоит. Поверьте, маленькая лисица, вам бы не понравилось то, что я с вами, сделаю. Не заставляйте меня показывать, как основательно вы попались.
— Попалась? Да, признаю это. Последние дни меня легко поймать в ловушку. Даже болван вроде Анри может справиться.
— Я не считаю это таким уж легким. У меня правила игры, которую мы ведем.
— Я не веду игр с Греем из британской разведки. Я бы не осмелилась.
— Вы сейчас ее ведете.
Его пальцы изучающе массировали ей плечо круговыми движениями, которые совершенно парализовали ее. Затем он медленно скользнул по ее руке вниз до локтя и нашел особо чувствительную точку.
Болевые точки. Он гладил болевые точки до тех пор, пока ее не охватила дрожь. Ей никогда еще не приходила в голову очевидная истина: у противника есть слабые места, где нервные точки уязвимы и восприимчивы к любому прикосновению. Он знал это. Мало приятного встретить такого знающего противника.
Анник зажмурилась, в сотый раз желая увидеть выражение его лица, догадаться, что он собирается с ней сделать.
— Эта рубашка более эротична, чем я полагал. Увидеть на вас мою рубашку и знать, что под ней… только вы. — Он захватил ткань пальцами. — Вы использовали привилегию опытной любовницы, когда выбирали одежду. Я должен быть обезоружен. Умная Анник.
— Я не так умна, — вполне искренне пробормотала она. Его рука остановилась на ее груди.
— Вы расстегнули именно столько пуговиц, сколько нужно. Поздравляю. Одной меньше, и вы бы играли застенчивую девственницу. — Он сунул два пальца в рубашку, быстро потянул, и расстегнулась верхняя пуговица. — Девственница — неубедительная для вас роль.
Он мог сказать это женщине, которую собирался взять в постель. Она не могла урезонить его, когда он в таком состоянии. Не могла ничего поделать, только слушать его и дрожать всем телом.
Он коснулся следующей пуговицы.
— Слишком много расстегнуто, в этом нет вызова. — Он расстегнул ее. — Мужчины любят вызовы.
Знал ли он, как она возбуждена? Вероятно, знал. Он расстегнул еще одну пуговицу. Скоро она будет совсем голой. Ее план урезонить его, похоже, не удался.
— Мужчина испытывает непреодолимое желание раздеть вас, слой за слоем, раскрывая ваши тайны.
К сожалению, ее тело не было таинственным в том месте, которое он так поэтически обсуждал, только горячим и жаждущим. Она сжала бедра, но это не помогло, стало еще хуже. Она не могла остановиться, продолжая делать это снова и снова.
— Никаких тайн у меня нет. Вы заблуждаетесь.
— Будет легко извлечь мед. Нужно сделать лишь это… — его пальцы коснулись сквозь рубашку ее груди, — и две маленькие сладкие ягоды упрутся в ткань, моля их попробовать. — Вот так. Да. Это достаточно честно. Возможно, единственный вид честности, которой вы обладаете.
— Не будьте таким самодовольным. Вы ничего обо мне не знаете.
— Я знаю, что вам нравится ваша работа. Не каждой бы женщине понравилась. Вы даете нам именно то, прекрасная Анник, чего мы хотим. Леблан. Анри. Я. Вы становитесь тайной фантазией каждого мужчины. О чем он мечтает в одиночестве по ночам. Вы делаете это сейчас. Прежде чем я пойму, чего хочу, вы уже предлагаете мне это. Мужчина прикасается к вам, рискуя своей душой.
— Вы можете сохранить вашу душу. Я не хочу ее.
— А мне плевать на твои желания, Анник Вильерс. Хотя ты очень хороша.
Его мышцы дрожали от напряжения. Это был гнев, которого она пока не заслужила, и желание обладать ею, ясное даже идиоту. Как ей использовать оба эти преимущества, она еще не знала.
— Ты любишь заставлять марионеток плясать, верно? Дернешь за веревочку там. Дернешь за веревочку здесь. Быть мягкой, уязвимой и… податливой. Вряд ли есть на свете мужчина, который мог бы устоять перед тобой.
Он без предупреждения крепко схватил ее за рубашку, дернул к себе и приподнял. Ей пришлось держаться за него, чтобы не упасть.
— Не пытайся делать это снова! — Он грубо встряхнул ее. — Только не со мной!
— Я не…
— Никаких больше игр. Сбрасывай эту проклятую рубашку. Надень шелковую, которую прислал я, или ложись в постель голой. Мне все равно.
— Я не надену эту неприличную вещь. Я не… — Анник умолкла, потом заставила себя произнести: — Я не какая-то уличная женщина, которую можно купить за горячую еду. Я не…
— Ради Бога, только без проклятой мелодрамы. — Он поставил ее на пол. Хватка немного ослабела. — И к черту твою несуществующую скромность. С этих пор ты будешь носить одежду, где нельзя спрятать оружие. Вот и все. Иди в постель и спи.
— Я буду спать, как мышь рядом с котом. Не лги мне, англичанин. Это выводит меня из терпения.
— Мое тоже не безгранично. Если ты не предлагаешь мне свое опытное маленькое тело, надевай эту ночную сорочку и ложись в постель.
— Месье, не поступайте со мной так.
— Ничего с тобой не случится, если будешь хорошо себя вести. Ты следуешь приказам, я буду с тобой хорошо обращаться. Нападешь на меня еще раз, и, клянусь, я привяжу тебя к столбику кровати. Соглашайся.
«Соглашайся», — мысленно повторила Анник. Он лгал ей и себе, думая, что уложит ее в мягкую постель и не притронется к ней. Конечно, Грей не чудовище и не станет ее принуждать. Но он безумно хотел ее, он считает, что она безнравственная и доступная. В долгие ночные часы он позволит себе вольности, лишит ее благоразумия и добьется желаемого. В конце концов, он может заставить ее хотеть того, что делает с ней. Она не совсем тверда и разумна, когда дело касается этого человека.
Еще одна причина для скорейшего бегства.
Не имея оружия, надо рассчитывать на хитрость, ложь, уловки. Вобан научил ее этому. Маман научила ее. Рене, Франсуаза и мудрый циничный Сулье — все они учили ее, старые друзья по шпионской игре. Она знала это с детства. Иногда приходится делать и то, что не очень нравится.
В качестве Анник она не могла совершить презренные действия. Надо стать кем-то более решительным. У нее много ролей… Глубоко вздохнув, она сделала выбор. Она будет опытной куртизанкой. Ведь она часто играла эту роль в Вене…
Скрестив руки на груди, Анник склонила голову и морально подготовилась к избранной роли, которая окутала ее, как толстый защитный плащ. Опытная куртизанка была старше Анник, знающая, циничная. Ей плевать на любого врага-англичанина. Куртизанка не станет беспокоиться по поводу непристойного куска материи… или того, что ей придется сделать.
Она вскинула подбородок. Куртизанка не пугается, когда мужчина хочет ее. Это дает ей власть.
Анник пожала плечами:
— Вы одержали свою маленькую тщетную победу.
Будучи куртизанкой, она могла пройти мимо Грея, нетерпеливая, презрительная. Три долгих шага от окна к столу: она сосчитала их после обеда. Повернувшись к нему спиной, она бросила шелк на стол рядом с подсвечником. Она вспомнит, где это, когда понадобится. Декорации готовы.
— Уходите. Я надену этот вульгарный предмет. Но я не собираюсь раздеваться догола перед вами. — Тон куртизанки: холодный, аристократический, полный скуки. Она двумя пальцами уперлась в столешницу, приняв нужную позу. — Что бы вы обо мне ни думали, я не легкомысленная женщина, развлекающая иностранцев.
— Здесь слишком темно, много не увидишь. Теперь переодевайся, иначе я сам раздену тебя и брошу в постель.
— Звучит соблазнительно. — Куртизанка могла сказать именно так. — У женщин Англии вы пользуетесь большим успехом, так? — Играя куртизанку, она могла беззаботно дотянуться до подола рубашки, словно каждую ночь раздевалась в присутствии мужчин. — Если вы не уйдете, то хотя бы отвернитесь.
— Чтобы пощадить твою скромность?
— Это не такое уж большое одолжение, чтобы спрашивать. Я меньше привыкла к унижению, чем вам кажется.
Скорлупа роли треснула, выпустив частицу ее стыда и страха. Она не могла бы поступить лучше, если б даже неделю репетировала.
— Ладно, я отвернусь.
Она услышала шорох его движения. Теперь нужно раздеться. Для игры в шлюху это первая из нескольких трудных сцен. Она стянула рубашку через голову, открыв свою наготу. Возможно, в комнате достаточно темно, и он не увидит. Может, он действительно повернулся к ней спиной. Если нет, остается надежда, что его, как всякого мужчину, отвлекает ее тело, и он, даст Бог, не заметит, чем она занимается.
Пора. Больше нельзя откладывать. Сейчас.
Раз. Два. Три. Она бросила рубашку на стол и под этим прикрытием схватила тяжелый бронзовый подсвечник. Ударить как дубинкой. Разворот к Грею. Прыжок на звук его дыхания, взмах.
Мимо.
Она чуть не потеряла равновесие. Где он? Анник пыталась его услышать. Где?
Свист воздуха. Резкая боль. Он ударил ее ногой по запястью. Она выронила оружие, и подсвечник с грохотом покатился по полу.
Черт возьми, какая боль! Это уже несчастье. Она совершила громадный просчет. Анник отскочила, безоружная, голая, тряся рукой, чтобы восстановить чувствительность.
— Вы быстры, месье.
— Достаточно быстр.
Еще шаг назад. Слава Богу, там стол. Она метнулась на другую сторону, начала шарить по дереву, пока не коснулась шелка. Ночная сорочка.
— Вы не отвернулись. Это был обман.
— Поговорим о нем?
— Да, здесь у нас трудности, я согласна.
Анник лихорадочно подхватила сорочку одной рукой… Теперь важно одеться. Натянув ее на себя, она просунула одну руку в рукав, затем другую. Еще был пояс-шнурок. Хорошо. Очень хорошо.
Грей нарочито медленно обходил стол, побуждая ее двигаться впереди него.
— Значит, ты решила? Я тебя привяжу. Так будет проще.
— Несомненно. Хотя меня больше устроило бы, если б вы этого не делали.
— Наконец ты сказала что-то, чему я верю. — Он шаг за шагом направлял ее к кровати. Не грубо. Постепенно. Легкое давление. — С твоей стороны весьма благоразумно надеть сорочку, пусть даже и слишком поздно. Ты собиралась убить меня этим подсвечником?
— У меня такой цели не было, но последние дни я очень неловкая и могла ошибиться. Что я должна сказать, чтобы удержать вас от подобного обращения со мной? — Она сильно дрожала.
— Так сразу не придумаешь.
— А если я пообещаю не делать новых попыток к бегству до тех пор, пока мы не приедем в Англию?
— Нет. У меня есть лишние бинты, которые не понадобились Эйдриану. Ими я и воспользуюсь. Они хорошие, мягкие. Никаких особых неудобств. Ты сможешь даже немного поспать.
Какая предусмотрительность! Видимо, он часто берет пленников. Откуда ей знать, что делает этот англичанин?
— Я безобидна, правда. Вы должны пересмотреть свое решение.
— Не бойся. Женщин я не обижаю. Даже женщин вроде тебя.
Опять непонятные оскорбления. Как будто десятки его женщин-агентов не работают на разведку. Его презрение к ней совершенно не логично.
Когда она уперлась в матрас, Грей толкнул ее. Потеряв равновесие, она упала на кровать, но сразу начала отползать от него, пока не прижалась к холодной штукатурке стены. Дальше бежать некуда. Лисенка наконец загнали в угол.
Ни одна из ее умных ролей не подходила для такого положения. Только роль Анник. Но Анник была очень испугана.
Она слышала, как заскрипела кожаная сумка. Видимо, он что-то искал. Затем его шаги приблизились к кровати.
— Грей… месье… Обещаю не бросаться на вас. Клянусь чем пожелаете.
Кровать прогнулась, когда он сел рядом.
— Ты можешь предложить мне пару французских секретов. Из тех, которые обсуждала с Лебланом.
— Планы Альбиона, — безразлично сказала она. — Последнее время Леблан просто одержим ими.
— Я тоже. И сейчас у нас с тобой есть много времени поговорить о них.
Она похолодела.
— Но это глупо. Я лишь мелкий игрок. Я не веду политических интриг. Вы будете разочарованы, если ожидаете от меня важных секретов.
— Ты меня не разочаруешь, — многозначительно сказал он.
Кровать скрипнула, он что-то делал руками. Должно быть, готовил бинты, которыми собирался ее привязать. Скоро она станет абсолютно беспомощной и лишится всех шансов на побег.
— Я не хочу, чтобы меня привязывали, — чуть слышно произнесла она.
— Вряд ли ты сможешь убедить меня. Хотя попытайся. Какой-нибудь маленький секрет, и тогда посмотрим.
Никаких секретов. И ничего другого. Но в глубине души Анник знала, что до этого непременно дойдет.
Увы, пришла очередь последнего плана. Всегда есть последний план, которым надеешься не воспользоваться. Придерживая шелковую сорочку, она поползла к нему, пока не оказалась так близко, что почти ощущала его тепло. Она заставила себя встать на колени, раздвинув бедра. Так делали проститутки в публичном доме, который одно время содержала ее мать в Париже. Месье Грей наверняка посещал такие заведения и понимает, что ему предложено.
Анник услышала, как он глубоко, прерывисто вздохнул. Его палец коснулся ее руки, но лишь для того, чтобы поднять ее правое запястье.
— Больно?
— Нет. — Она высвободила руку. — Ерунда.
— Это еще одна причина моего нежелания бороться с тобой. Кончится тем, что я опять сделаю тебе больно. А я не хочу.
— И я не хочу. Лучше привяжите меня.
Она почувствовала, что он действительно отвернулся, хотя дышал тяжело.
Куртизанка не боится ни одного мужчины. Не боится его прикосновений, не боится сама прикоснуться к нему.
Пора. Нащупав длинный гладкий шнурок пояса, она развязала узел. Это был тонкий крученый шелк, очень прочный. Ночная сорочка распахнулась. Он это почувствует, он даже в темноте увидит ее тело. Она покраснела.
— Быть связанной имеет свою привлекательность. Но все-таки ограничивает возможности, — прошептала она. — Я предпочитаю быть… изобретательной.
Это могла быть опытная куртизанка, собравшаяся приласкать его. А могла быть любознательная Анник. Кожа на шее оказалась сухой, теплой и грубоватой, щеки — жесткими от щетины, а рот, к ее удивлению, — мягким и нежным. Под ее пальцами он приоткрылся, и она почувствовала его язык. Она не знала, что делать, когда мужчина лизнул ей пальцы. Это вызвало небольшой жар между ног.
— Чего ты хочешь? — спросил он.
— Я не буду рассказывать секреты. Но доставлю вам удовольствие, если вы дадите мне последний шанс.
— Очень соблазнительно. Почему?
— Возможно, я устала бороться.
— Не то. Скажи мне — почему?
Так сурово. Он должен ей поверить настолько, чтобы подпустить ближе. В тишине она слышала приглушенный шум голосов во внутреннем дворе.
— Я вас хочу. — Она сказала ему правду. Какая ирония! — Я хотела вас, когда впервые прикоснулась к вам в подземной тюрьме Леблана. В карете, когда мы боролись… Слишком волнующе бороться с мужчиной, как я боролась с вами.
— Можешь не рассказывать. Это действительно волнующе…
— Мы боролись. Но вы не делали мне больно. Вы были очень раздражены, прижали к сиденью, лежали на мне. Я представила… как это могло быть в постели с вами.
Каждое слово было унижением, обнажавшим ее желание, как нагота — ее тело. Но это должно пленить мужчину вроде Грея. Отвлечь его внимание. К несчастью, даже сейчас, когда ей нужно целиком сосредоточиться на выполнении своего плана и убедительной лжи, внутри у нее растекалась тонкая струйка желания. В других обстоятельствах… Анник тут же отогнала эту мысль.
Ее пальцы, накрытые складками шелка, осторожно вытягивали из длинной обшивки ночной сорочки пояс-шнурок.
— Нам сейчас незачем быть врагами, в темной комнате, где никто не видит. И что бы мы тут ни делали… этого как будто вообще не случилось.
— Интересная мысль.
— А после можете привязать меня, если хотите. Вы не давали никаких обещаний.
Ей было забавно слышать поддразнивание в собственном голосе. Она подвинулась еще на дюйм.
— Я могу привязать тебя прямо сейчас. Твои слова и выеденного яйца не стоят.
— Вы правы, что не верите мне. Но иногда я не французский агент. Иногда я просто Анник.
Он снова передвинулся. Его кольцо задело стол у кровати. Он что-то ставил туда и отвернулся от нее.
Она быстро намотала конец шнура на левую руку. Потом наклонилась к нему и уперлась лбом в твердый выступ его лопатки.
— В темноте… я могу быть, кем вы захотите…
Между ног, в том месте, где она хотела его, пульсировала боль. Она поцеловала тонкое полотно его рубашки, и мускулы дернулись под ее губами. Он прекрасно владел собой, как и полагается человеку его положения, но Грей хотел ее и потому был уязвим, как сильный мужчина, подверженный страстям. Она двинулась к обнаженной шее и лизнула ее.
— Ты много себе позволяешь.
Анник засмеялась, в точности копируя смех Маман.
— Я не сделаю вам ничего такого, чего вы не хотите.
Она трижды обмотала шнуром ладонь правой руки. Теперь на коленях у нее лежало полметра ненатянутого шнура, зажатого в кулаках. Она крепче прижалась к его спине. Ей нужно быть совсем близко, чтобы выполнить задуманное.
Но как же это трудно при ее чрезмерном возбуждении!… Когда обнаженная грудь касается полотна, согретого телом под ним. Ее будто пронзила двойная молния. Она не могла вздохнуть. Она была оглушенным кроликом.
У него в груди рокотало, как в недрах горы перед землетрясением.
Ее куртизанка откуда-то знала, что делать дальше. Надо целовать его сзади в шею, еще и еще, поднимаясь к затылку.
От неожиданного вкуса его волос, коснувшихся ее рта, она вздрогнула.
Грей почувствует ее дрожь, и она покажется еще безобиднее, если не станет отвлекаться. Встав на колени, она взяла в рот его ухо, чтобы лизнуть и обвести языком. Оно было странной формы, горьким и соленым на вкус. Потом нежно укусила. Ей давно хотелось сделать это, чтобы понять, на что это похоже.
Теперь пора… почти… Шнур стал влажным в ее руках. «Я не причиню тебе вреда и буду чрезвычайно осторожна», — мысленно пообещала она.
— Я ошибся. Ты можешь быть вульгарной. — Грей коснулся ее бедра.
Сейчас он или оттолкнет ее, или притянет к себе. Она не знала, как он поступит, но выдержать он больше не мог.
— Что случилось с твоей хитростью?
Все. Сейчас или никогда. Она не хочет этого делать. Она не хочет этого делать вообще.
— Я сама хитрость, — прошептала она.
Слегка натянув шнурок, она скрестила руки, сделала петлю, наклонилась вперед и нежно поцеловала его под ухом. Вместе с поцелуем накинула петлю ему на шею, стянула и резко дернула, перекрывая доступ воздуха.