Прекрасный охотничий замок Шарлоттенбрун, стоявший на опушке леса, находился в двух милях от столицы. Король со свитой и гостями обыкновенно отправлялся туда по железной дороге, которую соорудили только год назад.

Разослали многочисленные приглашения на предстоящую охоту, и гости должны были собраться в назначенный час на вокзале, чтобы отправиться в королевском поезде, между тем как шталмейстеры и егеря с лошадьми и собаками были посланы в замок еще накануне.

Король не особенно любил охоту, однако, подобно своему покойному отцу, считал своей обязанностью не нарушать традиций и раз в году, осенью, навещал Шарлоттенбрун, получивший свое название в честь покойной королевы.

Короля сопровождали королева, принц Август, принцесса Шарлотта с матерью, строго следовавшей всем тонкостям этикета, и принц Вольдемар со своим камергером. В качестве приглашенных на вокзал явились лорд Уд принц Этьен, кавалер де Вилларанка и граф Монте-Веро.

Эбергард отослал накануне Сандока со своими превосходными вороными лошадьми в Шарлоттенбрун и теперь был в коротком шитом золотом темно-зеленом сюртуке, высоких, доходивших до колен, сапогах с золотыми шпорами и в черной охотничьей шляпе с сизым пером. Его роскошные ружья были тоже взяты Сандоком.

Эбергард поклонился принцу Вольдемару, его бледному, вечно улыбавшемуся камергеру и принцессе Шарлотте, которая, сидя в вагоне королевы, разглядывала из окна собиравшихся, и затем обратился к кавалеру де Вилларанка, облаченному в фантастически неудобный охотничий костюм — его шитый золотом темно-зеленый бархатный полуплащ казался слишком тяжелым.

Паровоз нетерпеливо пыхтел, как бы сообщая этим, что он уже давно готов к отправлению. Поездная прислуга только ожидала знака к отъезду. И вот к вокзалу быстро подкатила карета, егерь, соскочив с козел, отворил дверцы, и на платформу, милостиво отвечая на поклоны присутствующих, спустился король со своей августейшей супругой.

Принцесса Шарлотта вышла из вагона приложиться к руке королевы, между тем как король остановился возле принца Вольдемара и барона Шлеве. Затем, удостоив несколькими словами обер-егермейстера, он направился к своему вагону. Поблизости от него стояли граф Монте-Веро и кавалер де Вилларанка.

— А! Граф Монте-Веро! — приветливо улыбнулся король, пристально глядя на Эбергарда.— Мы просим сопровождать нас. Какой изящный охотничий костюм! В самом деле, граф, вы отличаетесь отменным вкусом!

Эбергард низко поклонился, сняв шляпу и продемонстрировав тем самым свои прекрасные густые волосы и высокий лоб, придававший его благородному, мужественному лицу прямодушное выражение.

— Прошу сопровождать нас,— повторил король, одетый в простой генеральский мундир.

Эбергард последовал за королем в вагон, украшенный королевским гербом. Следом за ними вошли несколько адъютантов и подали знак к отправлению. Пройдя отдельное купе, они оставили графа наедине с королем.

В королевском вагоне мягкие удобные кресла располагали к отдыху, а мраморные столики и большие в позолоченных рамах зеркала в простенках между окнами с темно-зелеными шелковыми занавесями создавали особый уют.

Король снял фуражку и подошел к окну.

— Присядем, граф. Мы с вами имеем почти полчаса для беседы. Должен сознаться,— продолжал король, садясь и указывая графу на кресло,— что мне было бы интересно узнать, не ошибся ли я тогда на балу, который вы сделали для меня незабываемым, увидев рядом с вашими орденами амулет…

Эбергард встретился взглядом с королем.

— Замечательный амулет, на нем, кажется были три знака; я решился спросить вас о нем, так как видел подобное украшение у другого человека.

— Ваше величество удостоило меня внимательного взгляда,— отвечал Эбергард.— Я действительно ношу такой амулет.

— Что же это за символы?

— Крест, солнце и череп, ваше сиятельство.

— Странно, те же самые знаки! Вам известно, от кого вы получили этот амулет?

— Амулет этот — подарок моего отца, ваше величество, но о его происхождении я ничего не знаю. Я могу сообщить вам только то, что видел точно такой же.

— У кого же?

— У золотых дел мастера по имени Ульрих.

— Может быть, в его семействе изготовляли эти таинственные украшения? А может, они служат для какой-нибудь тайной связи?

— Говорят, что в прежние времена это было именно так.

— Мне говорили, граф, что вы поддерживаете отношения с некоторыми старыми друзьями?

Эбергард с удивлением, но прямодушно посмотрел на короля.

— Толки эти, полагаю, явились следствием одного из недавних народных собраний. Действительно, ваше величество, я имею несколько друзей, которые, подобно мне, стремятся к одной цели.

— Вольнодумцы? Не так ли? — быстро спросил король.

— Мне кажется, ваше величество, что этому слову придается более неблагоприятная трактовка, чем оно того заслуживает.

— Так объясните же, как вы его понимаете.

— Если вольнодумством называют стремление распространить образование, помогать нуждающимся и служить человечеству, ваше величество, тогда…

— Что тогда, граф?

— Тогда я действительно такой, каким меня считают, хотя нахожусь в столице всего несколько недель.

— Видите, у меня верные слуги, однако, надеюсь, народ правильно понимает ваше стремление?

— Опасности, ваше величество, грозят каждому предприятию, но человек должен их преодолевать, если убежден в его необходимости.

— Где же вы нашли необходимость такого предприятия?

— По ту сторону океана и здесь, ваше величество, число выходцев увеличивается, нужда растет.

— Странно, граф, вы слишком строго и мрачно смотрите на вещи; бедность существовала всегда.

— А разве это причина, по которой ее не следует искоренять? — быстро проговорил Эбергард.

Лицо короля омрачилось, он бросил странный взгляд на графа и встал, Эбергард сделал то же самое.

— Если бы я не знал, что вы опытный человек, граф,— сказал король,— скажу откровенно, я бы счел вас мечтателем.

— Юным мечтателем, хотите вы сказать, ваше величество, который гонится за мнимыми идеалами!

— Молодость всегда склонна к фантастическому вольнодумству, но вы, граф…

Эбергард едва заметно улыбнулся, король, казалось, с нетерпением ожидал ответа.

— Ваше величество, опыт в жизни приобретается только путем неустанной работы мысли, борьбы и страданий, и вот вывод из всего этого и побуждает человека занять известную позицию. Назовите это, ваше величество, вечной молодостью, согласен, но следование этой позиции всегда достойно. Ничто в мире никогда не остановит меня помогать бедным и, насколько в моих незначительных силах, бороться за правду! — отвечал Эбергард с одушевлением, между тем как поезд остановился.

Король с минуту молча и пристально смотрел на полное воодушевления лицо графа. Слова его тронули и вместе с тем озаботили короля. Он подошел к графу, в этот момент адъютанты отворили двери вагона.

— Мне бы хотелось называть вас своим другом, граф,— быстро проговорил король, подавая Эбергарду руку и пристально глядя ему в глаза.— Принимаете вы эту дружбу?

— О, это большая честь для меня, ваше величество! — взволнованно ответил граф Монте-Веро, низко поклонившись королю.

Придворные, оказавшиеся свидетелями этой сцены, не могли не отдать должного такому отличию.

— Мы понимаем теперь, почему вы столь дороги тому отдаленному двору, который так неохотно расстался с вами, граф.

После этих слов король вышел из вагона на перрон, возле которого остановился поезд, и Эбергард последовал за ним.

Все с любопытством смотрели на графа, а французский посол принц Этьен счел нужным присоединиться к новому королевскому любимцу, справедливо полагая, что его влияние при дворе растет с каждым днем.

Между тем как Эбергард, беседуя с принцем, шел по террасе, по сторонам которой росли апельсиновые деревья, король беседовал с обер-егермейстером фон Тримпшейном, а дамы королевского дома со своей свитой направлялись по другой дороге к охотничьему замку.

Дороги разделяла широкая цветочная клумба и высокие апельсиновые деревья, однако Эбергард заметил, что принцесса Шарлотта, которой очень шла длинная светло-зеленая амазонка, часто посматривает в его сторону.

Замок Шарлоттенбрун стоял на горе; позади него тянулся лес, а впереди с террасы открывался прекрасный вид на луга и поля, которые, несмотря на осеннее время, еще хранили прелесть лета. Сам замок был невелик и не отличался наружным блеском.

Королевская чета вместе с гостями подошла к широкой лужайке перед замком; по обеим сторонам ее стояли лакеи и прислуга, от обер-егеря до учеников садовника одетые в праздничные платья.

Жокеи и конюхи с лошадьми и всем, что необходимо для охоты, стояли по другую сторону замка, у опушки леса, откуда должна была начаться охота. Но прежде был назначен завтрак, который, по распоряжению фон Тримпшейна, был подан в большой зале замка.

Обер-егермейстер был мастер устраивать завтраки и обеды для знатных гостей и с изумительным искусством собственноручно готовил самые изысканные блюда и напитки. Стол был сервирован с особым изяществом. Икра, свежие устрицы, несколько видов жаркого, пикантные паштеты теснились в изобилии. Граф Монте-Веро, по желанию короля, сидел подле него, напротив принцессы Шарлотты.

Бокалы ежеминутно наполнялись вином, лакеи быстро сновали взад и вперед, но вот подали шампанское, и веселье достигло высшей точки.

Завтрак затянулся дольше, чем ожидали; король встал из-за стола только по прошествии нескольких часов, и когда все вышли из замка на лужайку, чтобы сесть на лошадей, солнце уже клонилось к закату. Воздух был свеж, и приятная прохлада, наполненная благоуханием осени, поднимала охотничий задор гостей, которые с помощью шталмейстеров садились на лошадей. Издали уже слышались веселые звуки труб, и егери со сворами собак стояли наготове.

Король ехал в открытой коляске, сопровождаемый егермейстерами, гости следовали за ним на лошадях. Принцесса Шарлотта грациозно и крепко держалась в седле, сжимая поводья своей прекрасной серой лошади. Зеленая амазонка обрисовывала ее стройный, гибкий стан, а прекрасные темные волосы прикрывала меленькая шляпка с белым пером. В руке она держала изящный хлыст.

Принц Этьен на дорогом буланом коне гарцевал подле нее, переговариваясь с ней по-французски. Вороной конь Эбергарда, слушаясь хозяина, следовал на некотором расстоянии за придворными.

В стороне принц Вольдемар пытался укротить свою неспокойную лошадь, отказавшись от помощи шталмейстера. Его, видимо, забавляло молодое горячее животное, беспрестанно подымавшееся на дыбы.

— Это вы виноваты, барон! — крикнул он камергеру Шлеве, который быстро подскакал к принцу.

— Прошу извинения, ваше королевское высочество!

— Ничего, вы доставляете мне этим удовольствие! Все ваши выдумки имеют какую-то особую прелесть, я люблю такие шутки!

— Вы весьма милостивы, ваше королевское высочество, к своему преданнейшему слуге! — отвечал барон, и хитрое выражение его лица уступило место выражению крайней преданности.

— Скажите, барон, что за человек этот новоявленный граф? — спросил принц полушепотом, наклоняясь к своему поверенному.— Я его совершенно не понимаю. Мне показалось даже, что мой августейший дядя при выходе из вагона протянул ему руку и тот ее дружески пожал.

— Я тоже заметил, ваше высочество, и тем более изумился, что этот странный незнакомец слывет возмутителем народа. Этому графу угодно не замечать меня, но зато я с полным бескорыстием посвящаю ему все свое время! — отвечал камергер с улыбкой, которая придавала его желтому морщинистому лицу неприятное выражение.

— Оригинально, как и всегда! — проговорил принц, смеясь.

— Господин граф заслуживает особого внимания, как ни странно, случай мне, кажется, благоприятствует. Я надеюсь еще сегодня собрать некоторые сведения о нем.

— Сегодня, каким образом? — спросил принц.

— Дело в маленьком rendez-vous, которое я, рассчитывая на позволение вашего королевского высочества, назначил в павильоне, что находится вот там, на опушке леса.

— Снова интересное приключение? В самом деле, барон, вы неистощимый мастер на выдумки; без сомнения, вы ожидаете даму.

— Конечно, ваше королевское высочество, но только в надежде получить от нее сведения, которые могут заинтересовать и вас.

— Мне бы очень хотелось застигнуть вас в павильоне, чтобы посмотреть, кто та дама и не нарушите ли вы программу своего rendez-vous.— Принц многозначительно посмотрел на камергера.— Но вы знаете, что я подвергнусь немилости, если до окончания охоты оставлю своего августейшего дядю.

— Одного взгляда было бы достаточно, ваше высочество, чтобы убедиться, что лишь любознательность составляет цель этого свидания, так как дама, которая будет ожидать меня в павильоне…

Камергер шепнул принцу на ухо какое-то имя, и затем оба быстро поскакали к коляске короля.

Уже вечерело. Золотистые лучи заходящего солнца еще освещали верхушки деревьев и играли на листьях. Кругом было тихо. Летний вечер мало-помалу спускался на землю. Принцесса Шарлотта с наслаждением глядела на окружающую природу.

— Посмотрите, какой очаровательный красный цвет, господин граф,— обратилась она к Эбергарду, после того как король подозвал к себе принца Этьена, может быть, даже с тем, чтобы оставить свою племянницу в обществе графа Монте-Веро.— Какая цветовая гамма! Должна сознаться, только сейчас вижу всю бедность нашей раззолоченной столичной роскоши. Как ласкает взор темная зелень ветвей, облитых красноватыми лучами заходящего солнца!

— Красота и тайны природы всегда составляли мою единственную радость,— отвечал Эбергард.— Я рос, окруженный ею, я любил ее, как дитя любит свою мать.

— Полагаю, со мной было бы то же самое, если бы я чаще видела ее.

— Исполнить это желание не так трудно, ваше высочество. Но мне кажется, что после удовольствий богатой придворной жизни вас не удовлетворит скромная и тихая природа.

— Напротив, граф, такая перемена была бы мне очень по сердцу. Мы одни. Сознаюсь, мне крайне надоели весь этот этикет и потоки заученных приторных фраз.

— Мне кажется, я понимаю вас, принцесса,— сердечно ответил Эбергард.

— Так сбросим же с себя личину светскости, которую оба так ненавидим, пока находимся вне общества поклонников этого идола. Я счастлива, что нашла в вас человека, который с первой же встречи произвел на меня впечатление своей благородной правдивостью.

— Как приятно и утешительно мне это слышать, принцесса!

— Поверьте, это от души! Отстанем немного от кавалькады, или, может быть, вы страстный охотник и я злоупотребляю вашим вниманием, удерживая вас!

— Даже охота на диких зверей дальнего юга не может заменить для меня этот час, принцесса. Или, может быть, вы думаете, что я разделяю все те благородные страсти, которые составляют идеал большей части придворных? Нет-нет, доставьте мне удовольствие остаться подле вас.

Эбергарду было действительно приятно в обществе очаровательной Шарлотты; ему нравились ее чистосердечие, ее грация и доверие, которое она питала к нему.

Он, который имел случай изучить до тонкости женское сердце, ценил в молодой принцессе ее врожденную непринужденность, откровенность и с удовольствием беседовал с нею.

Увлеченные разговором, граф и принцесса выпустили из рук поводья, предоставив своим лошадям самим следовать за кавалькадой. И они не заметили, как на перекрестке лошади их свернули вправо на дорогу, которая вела к темному лесу. Сначала вдали слышались шум голосов и лай собак, но вскоре замер последний звук, выдававший присутствие королевской свиты, и прекрасная пара осталась наедине, окруженная полумраком и тишиною леса. Вдруг послышались выстрелы; граф и принцесса остановили лошадей и тут заметили, что находятся возле глубокого оврага.

Почти в ту минуту, когда замолкли выстрелы, ветви кустов, подле которых остановилась принцесса, неожиданно раздвинулись и на лошадь девушки с яростью метнулся олень, вероятно, раненный или испуганный выстрелом.

Лошадь принцессы, увидев взбешенное животное, взметнулась на дыбы, чтобы одним скачком увернуться от удара оленя; но она находилась только в нескольких шагах от пропасти, и, сделай лошадь скачок назад, глубокая пропасть стала бы могилой и ее и молодой всадницы.

Принцесса вскрикнула в смертельном страхе.

Олень на мгновение замер, но затем, опустив рога, снова бросился на лошадь, чтобы по крайней мере недешево продать свою жизнь.

Эбергард молнией соскочил с коня, выхватив на ходу охотничий нож, и вцепился левой рукой в поводья испуганной лошади.

Шарлотта, лишившись чувств, упала на мох, а Эбергард, зажав в руке нож, ожидал нападения неожиданного врага. Яростное животное ринулось на обнаженное оружие; одним ударом граф сразил оленя, который, захрипев, свалился на землю.

Теперь Эбергард мог позаботиться о своей прекрасной спутнице; бледная, как мрамор, она лежала на мху подле пропасти. Здесь было темно от высоких деревьев, вокруг никого не было, и только теперь Эбергард понял, что совершенно отделился от прочих охотников.

Привязав лошадей к одному из ближайших деревьев, он подошел к безжизненной принцессе, но все старания привести ее в чувство оказались напрасны.

Эбергард не знал, что и делать; но тут, придя почти в отчаяние, он заметил шагах в ста от себя крышу дома, проблескивавшую в последних лучах вечерней зари. Вероятнее всего, это был лесной павильон, какие часто встречались в королевских угодьях. Если даже там и не было лакеев или горничных, домик этот мог послужить убежищем для безжизненной принцессы.

Не теряя ни секунды, граф осторожно поднял Шарлотту на руки и быстро понес в домик. Он не ошибся: это был действительно один из тех лесных павильонов с несколькими комнатами и входами, которые часто во время охоты или прогулок двора служили местом отдыха. Эбергард со своей прекрасной ношей подошел к ближайшей застекленной двери и, отворив ее, внес девушку в большую комнату, где стояли легкие стулья и оттоманка. Осторожно опустил он бесчувственную принцессу на подушки. Веки ее были закрыты, темные волосы рассыпались по плечам. Она едва дышала, обморок был продолжительным и глубоким.

Граф стал искать холодную воду, чтобы смочить лоб принцессы, но ничего не нашел в этом необитаемом павильоне. В отчаянии он вдруг вспомнил, что по дороге сюда видел ручей, и, оставив принцессу, поспешил за водой, к счастью, при нем была хрустальная кружка.

Выйдя из павильона, он заметил барьер, но оставил его без внимания, да и в эту минуту ему было бы все равно, кому бы ни принадлежал этот павильон, пусть даже принцу Вольдемару.

Вечер превратился в ночь, когда граф достиг ручья; а когда он, наконец, возвратился с водой, луна уже бросила свои первые серебристые лучи на живописный лес. С часто бьющимся сердцем подошел он к павильону и тихо отворил дверь.

Он вздохнул с облегчением, когда увидел, что принцесса приподнялась на оттоманке. Она казалась еще очень слабой.

— Что со мной, где я? — прошептала она.— Не сон ли это? Я сейчас слышала голоса…

— Милая принцесса! — проговорил Эбергард, тихо подходя к ней.

Шарлотта подняла на него свои прекрасные глаза, и счастье озарило ее лицо, на которое через высокое открытое окно смотрела луна.

— Вы здесь? — проговорила она, слегка краснея.— Где моя мать? Где мои придворные дамы, где гости?

Эбергард почтительно рассказал ей о случившемся и подал холодную воду, чтобы она могла освежиться.

— Я благодарна вам за участие, господин граф! Право, я не заслужила такой заботы!

— Я лишь исполнил свой долг, принцесса! — отступив назад, поклонился Эбергард. В эту странную минуту он не мог произнести ничего, кроме этих обыденных холодных слов.

— Надеюсь, я теперь в состоянии вернуться в замок Шарлоттенбрун. Слышите? Мне кажется, доносятся звуки труб, давайте поспешим к лошадям.

— Прошу вас смелее опереться на мою руку,— сказал Эбергард своей прекрасной спутнице, для которой эти слова, вероятно, имели особое значение, так как ее милое лицо оживилось румянцем и дрогнула рука.

— Это сейчас пройдет,— проговорила она шепотом.— Небольшая слабость, ее снимет свежий ночной воздух.

Эбергард отворил двери и повел принцессу через лужайку к освещенной луной дороге, где в некотором отдалении стояли их лошади.

На другой стороне, у опушки, был маленький пригорок. И вдруг граф Монте-Веро остановился, не веря собственным глазам, будто перед ним предстало страшное привидение.

Принцесса взглянула в ту же сторону и оцепенела.

На опушке леса, освещенная луной, словно языческая богиня, стояла Леона. Гордо выпрямившись, с ледяной улыбкой на прекрасных губах, мрачно смотрела она на принцессу и Эбергарда.

Чуть в стороне, в тени деревьев, прятался камергер Шлеве.

Принцесса Шарлотта в испуге крепче прижалась к своему сильному спутнику, взгляд которого все еще был прикован к Леоне, будто он хотел убедиться, что воображение не обманывает его.

— Пойдемте, пойдемте отсюда, граф! — умоляла принцесса.— Я боюсь этих людей!

— Успокойтесь, ваше высочество,— отвечал граф Монте-Веро.— Я с вами!

— Что это за ужасная женщина? — спросила Шарлотта.

— Зто мисс Брэндон, царица львов,— ответил Эбергард и направился с принцессой к лесной дороге.

Позади раздался полуторжествующий-полугрозный смех, который так страшно прозвучал в тишине ночи, что дрожь пробежала по телу принцессы.

Наконец они достигли нетерпеливо ржавших лошадей и через несколько минут нашли на лугу озабоченных придворных. По лесу уже разослали егерей с факелами и трубами на поиски принцессы.

— Мы сами во всем виноваты,— сказал король с милостивой улыбкой,— или, скорее, господин фон Тримпшейн, завтрак которого так затянулся. Но представьте себе, господин граф: тот прекрасный олень, которого нам так расхвалил господин обер-гофмейстер, бесследно куда-то скрылся, и все наши усилия оказались напрасными.

— Он лежит убитый вон там, недалеко от павильона, ваше величество,— отвечал Эбергард,— господа оберегермейстеры найдут его.

— Значит, вы герой дня,— поздравляем вас, граф! Вернемся в замок.