Примерно в пяти милях к западу от городка Эхо-Фоллс, в самом сердце Техасской возвышенности, где на обочинах шоссе на солнышке грелись гремучие змеи и скорпионы, в тени двух громадных каштанов стоял белый дощатый домик с голубыми ставнями. Его окружали два акра зеленых лужаек, отчаянно нуждавшихся в уходе. К стволам каштанов был подвешен гамак, пустой и сонный.

Грейс влюбилась в дом Коннера с первого взгляда. Она приехала сюда на такси, отказавшись от предложения Мэтта встретить ее в аэропорту, который был у черта на куличках. Ей почему-то не хотелось преодолевать такой долгий путь вместе с Мэттом, несмотря на то что врачи освободили его на время от вождения автомобиля.

Мэтт вышел на крыльцо к ней навстречу в голубых джинсах, белой футболке и коричневых кожаных ковбойских сапогах. Выглядел он в тысячу раз лучше, чем всего каких-то несколько дней назад в больнице.

— Привет! — прокричал он, радушно улыбаясь.

Грейс помахала ему рукой из окошка. «Господи, какой же он красивый! — подумала она. — И зачем только я приехала?!»

Таксист запросил с нее двести долларов, с которыми Грейс готова была легко расстаться, учитывая ожидавшую ее вскоре зарплату в двадцать тысяч. Но Мэтт не дал ей расплатиться. Он помог ей выйти из машины, рассчитался наличными с таксистом и взял ее чемодан.

— Ну, слава Богу, — сказал он. — Как добралась?

— Спасибо, очень хорошо, — ответила она, немного нервничая. Она оделась обыкновенно, по-дорожному — в желтую юбку и белую блузку, — но, выбравшись из машины на палящее солнце, сразу почувствовала себя более женственной — на фоне этого выжженного пейзажа, населенного гремучими змеями и лошадиными табунами.

— Добро пожаловать в Эхо-Фоллс, — сказал Мэтт, окидывая ее с ног до головы оценивающим взглядом, скорее всего невольно. — Никогда не видел тебя в обычной одежде. А что, здорово, хорошо смотришься!

— Спасибо, — сказала Грейс, пытаясь убедить себя, что это легкое кокетство следует, наверное, все-таки отнести к своеобразному техасскому ритуалу обмена любезностями, а никак не к нарушению их неписаного договора. Она-то запланировала с самого начала держаться как настоящая провинциальная медсестра — строгая, целомудренная и стойкая к любым неприличным намекам и предложениям.

Она огляделась по сторонам — огромное синее небо простиралось до самого горизонта. По дороге из аэропорта она заметила, что растительность в этих краях — колючие кустарники, деревья, степная трава — желтоватая и жухлая, но некошеные лужайки вокруг дома Мэтта пестрели красно-желтым узором цветущего разнотравья, среди которого кое-где возвышались дикие подсолнухи. Солнце пекло нещадно; Грейс почувствовала, как по спине покатилась капелька пота. Но ей нравился сухой жар пустыни, в котором она чувствовала себя кирпичом, который закаляют в печи.

— Пойдем в дом, — сказал Мэтт.

В благодатной прохладце охлажденного кондиционером дома навстречу Грейс вышел отец Мэтта Уэйд — в оливково-зеленом костюме, голубой рубашке и красном галстуке. Наверное, в церковь собрался, подумала Грейс и вдруг догадалась: он для нее так оделся. Настоящий джентльмен.

— Добро пожаловать в дом Коннеров, — с гордостью проговорил Уэйд, пожимая ей руку. Теперь он уже не походил на того согбенного, надломленного человека, которого Грейс видела в больнице. Распрямив спину и уверенно вскинув выбритый подбородок, он улыбался, обнажив ровный ряд желтоватых от никотина зубов. — Ох, давненько не было в этом доме женщины! Ну, зато теперь несказанно повезло.

Грейс не знала, как реагировать на такие слова, поэтому просто улыбнулась и поблагодарила.

— Просто Лапа хочет сказать, что он одинок, как обрызганный скунсом гончий пес. Так ведь, Лапа? — сказал Мэтт и дружески шлепнул отца по плечу. Уэйд Коннер от шлепка рыкнул и ущипнул Мэтта за грудь.

— Ой-ой-ой! — заорал Мэтт, хватаясь за грудь и смеясь.

Уэйд тоже смеялся, потом обнял сына одной рукой за шею и с лучистой улыбкой обратился к Грейс:

— Этого хулигана я воспитывал, так что, если будет доставлять вам какие хлопоты, просто дайте мне знать. А теперь пойдемте, я покажу вам, где вы будете жить. А ты, Мэтт, принеси юной леди большой красивый бокал холодненького лимонада.

— Вот это было бы очень кстати, — сказала Грейс.

Она проследовала за Уэйдом по коридору во вторую комнату справа.

— Я постарался сделать так, чтобы вам здесь было уютно, — сказал Уэйд.

Грейс огляделась по сторонам — огромная двуспальная кровать была застелена голубым покрывалом с вытканными на нем кукурузными початками и усыпана пухленькими желтыми подушками. Тут же стоял старомодный комод с выдвижными ящиками и небольшой деревянный столик с чернильным прибором, на окнах висели белоснежные занавески. На столе лежал чек на двадцать тысяч долларов, выписанный на имя Грейс Кэмерон. Грейс сделала вид, что не заметила его.

— У вас тут своя ванная, — сказал Уэйд, указывая на дверь рядом со столиком. — Очень удобно. У меня в спальне так же. А здесь был кабинет моей супруги. Она любила работать здесь, когда готовилась к урокам. Она была школьной учительницей.

— Какая прекрасная профессия! — сказала Грейс. — Такой профессии можно только позавидовать.

— Да. И она у меня еще знаете какая красавица была!

— В этом я нисколько не сомневаюсь.

— А милях в пятидесяти отсюда у меня ранчо, — сказал Уэйд, опершись локтем на комод. — Десять тысяч акров. Мы разводим племенных «херфордов» и самых отборных «тигровиков Ф-1».

— Понятно, — сказала Грейс, мало что смыслившая в коровьих породах.

Уэйд продолжал:

— Но если вы не возражаете, я отвлекусь на минуточку от этого разговора о коровках, чтобы обсудить кое-какие медицинские вопросы.

— Конечно, конечно.

— Речь пойдет о Мэтте, как вы понимаете. Конечно, я догадываюсь, что вы вряд ли тут чем-то сможете помочь, но он меня пугает. То он полон бодрости и сил, то вдруг словно улетает куда-то. Как будто блуждает в каком-то другом мире, куда никому нет входа. Это меня очень беспокоит.

— Понимаю, — сказала Грейс. — Но это вообще-то неудивительно. Вполне объяснимые последствия травмы головы. Но он чувствует себя гораздо лучше, чем можно было даже надеяться.

— Да, — согласился Уэйд, понимающе кивая.

Первая неделя пронеслась незаметно для Грейс. Каждое утро Уэйд Коннер вставал до рассвета и уезжал на свое ранчо, а к десяти часам к Мэтту приезжали врачи из Сан-Антонио. Специалист по становлению речи и физиотерапевт. Они работали с Мэттом в его комнате за закрытыми дверями до полудня. Иногда физиотерапевт, грузный, страдающий потливостью и одышкой мужчина с красным обвислым лицом, вел Мэтта на кухню, где они вместе готовили обед — процесс, тоже ставший упражнением на тренировку памяти и координации движений.

После занятий с врачами Мэтт обычно ложился поспать или читал сценарии, которые, похоже, каждое утро прибывали бандеролями по почте и на которых в строке «обратный адрес» Грейс заметила имя М. Лэвендера. Потом, в четыре, приходила низенькая толстушка мексиканка по имени Дольче и готовила ужин — как правило, бифштекс или тушеную говядину. Правда, Грейс все больше налегала на картофель и салатики.

— Я просто хочу, чтобы вы знали, — сказал Уэйд Коннер за ужином в день приезда Грейс, — несмотря на все эти киношашни… — Уэйд без особого восхищения относился к некоторым ролям сына, — вы находитесь в обществе приличных цивилизованных людей. Это христианский дом. — При слове «христианский» он многозначительно посмотрел на сына, и тот картинно закатил глаза.

Зато Грейс смысл этих слов истолковала безошибочно. Конечно, были такие люди, как О. Джей и Сид Вишес, но большинство мужчин-знаменитостей все-таки придерживались общепринятых правил приличия по отношению к окружающим женщинам — во избежание скандалов и судебных преследований. Но стопроцентной гарантии в таких делах не бывает, и это высокопарное заявление Уэйда о несокрушимых моральных устоях этого дома Грейс восприняла как откровенный намек, исключающий какую-либо возможность всяких там нежелательных стуков в дверь ее спальни по ночам. Любая подобная попытка, несомненно, закончилась бы ее немедленным увольнением.

И вот, не обремененная никакими обязанностями, кроме измерения у Мэтта температуры между сеансами терапии (ведь она находилась здесь просто на случай возникновения непредвиденных осложнений и никак иначе), Грейс стала устанавливать свой собственный жизненный распорядок. По утрам, пока солнце еще не сильно шпарило, она устраивала себе пробежки по шоссе, пролегавшему через сосновый лес, гудящий от непрекращающегося стука дятлов. Одного она даже успела разглядеть среди зеленых ветвей. Ради такой красоты она даже, нарушив свои привычные правила, прервала пробежку.

На пятый день ее пребывания, после отъезда врачей, Грейс лежала у себя в спальне и думала. Ее давно уже мучил вопрос: почему Мэтт почти не смотрит в ее сторону с самого ее приезда? Она-то ожидала, что он будет крутиться возле нее, донимать расспросами, требовать внимания. Может, он изо всех сил старается выглядеть учтивым, соблюсти приличия? Старается именно потому, что тянет его как раз к обратному? Она регулярно слушала его сердце и легкие на предмет шумов, измеряла пульс, но это всегда происходило в присутствии врачей или Дольче. Складывалось впечатление, что он просто боится оставаться с нею наедине. Или не испытывает к ней никакого интереса. Неужели в больнице ей просто что-то померещилось и она все придумала?

В дверь постучали.

— Да?..

— Это Мэтт.

— Заходи, — сказала Грейс, сев на постели.

Мэтт заглянул в приоткрытую дверь. На голове у него красовалась ковбойская шляпа.

— Ты занята?

— Кто? Я? Нет. Просто отдыхаю.

— Это хорошо, — сказал Мэтт. — Потому что я хотел тебе кое-что показать. Обувайся.

— Ладно, — сказала Грейс — ведь ей больше ничего не оставалось делать.

Она последовала за ним по тропинке, протоптанной среди высокой травы («Змеи здесь есть?» — спросила Грейс, опасливо разглядывая землю у себя под ногами, и Мэтт уверил ее, что если ее укусит гремучая змея, то он самолично высосет у нее яд). Они перешагнули через низенький деревянный штакетник и ступили на территорию прилегающих владений, где стоял невысокий амбарчик с ржавой железной кровлей.

— Чья же это земля? — поинтересовалась Грейс, когда они добрались до амбара.

— Земля принадлежит моему дяде Дейлу, — объяснил Мэтт. — С моим отцом они почти не разговаривают, зато старина Дейл большой поклонник моего таланта. Разрешает мне сколько угодно времени проводить с Тыковкой.

— А кто такая Тыковка?

— А вот это я как раз и собирался сделать — познакомить тебя с мисс Рыжей Тыковкой Рейчел Коннер! — Мэтт распахнул дверь прилегающей к амбару постройки, и Грейс увидела стройную поджарую лошадку удивительно красивой гнедой масти. С ней возился средних лет мексиканец с черными усищами и лицом кирпичного цвета, на голове у него была такая же соломенная шляпа, как у Мэтта. — Buenos dias, Хуан, — поздоровался Мэтт с конюхом, который, по всему видать, очень обрадовался его приходу.

— Мистер Мэтт! — воскликнул Хуан и бросился пожимать Мэтту руку. — Давненько вас не было! Я слыхал, вы приболели.

— Да уже поправляюсь, — сказал Мэтт. — Вот, познакомься, это Грейс. Грейс, а это Хуан.

— Очень приятно, очень приятно, — сказал Хуан, коснувшись края шляпы и поклонившись. И, обращаясь к Мэтту, он прибавил: — А как Тыковка тут без вас скучала!

Мэтт улыбнулся лошадке, которая, похоже, узнала его — она подняла и изящно согнула переднюю ногу, когда он гладил ее по морде. Грейс показалось, что она прочла в ее глазах какое-то настоящее чувство — что-то вроде любви.

— Ну, здравствуй, девочка, — сказал Мэтт лошадке. — Пойдем немного прогуляемся?

— Прогуляемся? — не удержалась от вопроса Грейс.

— Ну да, — сказал Мэтт, уловив в ее голосе обеспокоенность. — Ты не волнуйся, она же не мотоцикл. Наоборот, самый безопасный вид транспорта после лифта. Хуан, оседлай-ка нам ее, por favor!

— И куда ты поедешь? — поинтересовалась Грейс.

— Хочешь сказать, куда мы поедем, да?

— Ну нет, — отрезала Грейс, ужаснувшись такому предложению. — То есть… Я же… Я же никогда в жизни не ездила верхом!

— Да брось! Не может быть! — искренне удивился Мэтт. — Ну ничего, мы это исправим.

Грейс растерялась:

— Но… но тебе же даже водить запретили!

— Правильно, — сказал Мэтт. — Водить мне врачи запретили, а про лошадей ничего не сказали.

Когда Тыковка была оседлана, Мэтт взобрался в седло и натянул поводья.

— Залезай! — сказал он Грейс, и лошадка, тряхнув головой, заржала.

— Я боюсь, — призналась Грейс.

— А вот и зря. Тыковка привыкла возить сразу двоих. Некоторые лошади этого не любят и норовят скинуть всадников, но только не Тыковка. — Мэтт протянул Грейс руку. — Давай залезай, — сказал он.

— А шлемы?

— Послушай, это же Эхо-Фоллс, а не Централ парк в Нью-Йорке!

Возможно, чуточку одурев от нещадной жары, Грейс наплевала на всякую осторожность и неуклюже вскарабкалась на спину лошади, всем телом чувствуя, как та подрагивает под ней. Она ощущала под собой какую-то мощную жизненную силу и от этого совсем оцепенела. Кое-как она уселась в седло за спиной Мэтта и послушно обхватила его сзади руками, отметив про себя, что такой откровенно сексуальной позы не видела уже давно, со времен, когда еще был жив Гэри.

— Мы скоро вернемся, Хуан. Muchas gracias!

— Хорошо, — отозвался Хуан.

Странное это было ощущение — сидеть так высоко над землей — даже выше, чем на мотоцикле Джо, — странное и не менее жуткое. А что, если лошадь испугается чего-нибудь и понесет? Нет, такого, конечно, не случится, подумала Грейс, ведь она видела, как легко и уверенно управлялся Мэтт с животным, пустив его по полю медленной рысцой, тем не менее доставлявшей Грейс чувство дискомфорта наряду с болезненными ощущениями между ног. Когда они подъехали к опушке леса, Мэтт натянул поводья. Тыковка пошла ровным размеренным шагом по узкой, поднимающейся вверх по склону тропе. Грейс вздохнула свободнее и еще отчетливее ощутила близость тела Мэтта. Она улавливала сладковато-кожаный запах его пота, смешанный с запахом пота лошади.

— Я всегда здесь катаюсь, — сказал Мэтт. — Моя мама тоже очень любила эти прогулки. Даже маленького брала меня с собой.

— А что с ней случилось? — отважилась спросить Грейс, которую это мучило еще с тех пор, когда Мэтт лежал в больнице. — Если, конечно, ты не сочтешь мой вопрос нескромным.

— Нет, ничего. Она ехала по шоссе, и в нее со встречной полосы врезался какой-то пьяный водитель. Лобовое столкновение.

— О Боже, Мэтт, как ужасно! Прости, что спросила.

— Она умерла мгновенно. Нам позвонили из полиции. Лапа ездил опознавать тело. Меня с собой не взял. Мне было всего двенадцать, и я остался дома один в тягостном ожидании. Лапа выглядел как призрак, когда вернулся. Многие на его месте стали бы заливать горе, но только не Лапа. Он и капли спиртного в рот не брал. Начал ходить в церковь, прямо прозябал там, потом вступил в общество каких-то там антиалкоголистов. Как их там точно, не знаю…

— Подожди, дай-ка я соображу, — сказала Грейс, пригибаясь под низко нависающими ветвями. Теперь она уже легко подбирала для него слова — заканчивать его мысли стало даже приятно. Приятно и как-то естественно. — Может, «чаевники»?

— Нет, там было какое-то зверское слово, что-то совсем уж оголтелое…

— Ага… Сейчас… Подожди-ка… А, знаю! Трезвенники!

— Точно! — обрадовался Мэтт и хлопнул Грейс по ляжке. Хлопнул дружески, просто из благодарности за то, что помогла подобрать нужное слово. — Он вступил в «Христианское общество трезвости». По мне, так скопище придурков. Только изредка он позволяет себе пару капель.

Грейс задумалась: уж не связана ли эта знаменитая бесшабашность Мэтта с гибелью его матери? Такое впечатление, что он нарочно испытывал судьбу, то и дело подвергая свою жизнь опасности, — словно хотел что-то подправить или скорректировать в ней.

Когда они выехали на горную лесную опушку, Грейс услышала какой-то монотонный рев и уловила в воздухе волну прохладцы. Вскоре они оказались у кромки кратера, миллионы лет назад образовавшего горное озеро. Вода поступала в него из четырех небольших водопадиков, низвергавшихся с окаймлявшей кратер скалы, поросшей жухлой травой и цепкими узловатыми деревцами.

Зрелище завораживало красотой. Грейс не могла оторвать от него глаз. В ушах стоял шум ревущей воды.

— Ты слышишь? — крикнул Мэтт сквозь этот рев. — Название как раз отсюда — Эхо-Фоллс. Шум воды эхом отражается от камней.

Они любовались зрелищем. Грейс вдруг поняла, что сидит, вцепившись в седло, и осторожно положила руки на талию Мэтта. Не с какой-то целью, а дружески. Он и не заметил.

— Мало на свете вещей, чарующих глаз красотой так, как водопад, — заметил Мэтт.

— Не могу не согласиться, — ответила Грейс.

Мэтт обернулся и посмотрел на нее в упор из-под полей своей шляпы. Лица их были совсем близко.

— Я всю неделю раздумывал об этом, — признался он. — Как бы привезти тебя сюда.

— Ну и молодец, что привез. Я рада.

— Надеюсь, ты не подумала, что я не обращаю на тебя внимания? Просто я Лапе обещал, что не буду причинять тебе неудобств, вот и старался держаться на расстоянии.

— Он очень добрый. По-настоящему добрый человек, — сказала Грейс. Дыхание ее почему-то вдруг участилось, и она надеялась, что Мэтт не полезет целоваться. Ведь узнай про такое Кэти, она бы пришла в ужас.

— Видишь ли, — сказал Мэтт, — я не собираюсь нарушать наш с тобой договор, но врать не стану: я привез тебя сюда, чтобы приглядеть за тобой.

— Приглядеть? Как это? — удивилась Грейс.

— Ну, такая женщина, как ты!.. — Мэтт рассмеялся. — Елки-палки, да если бы я тебя сюда не привез, кто-нибудь бы тебя похитил! — И Мэтт улыбнулся. Загадочной была эта улыбка, и трудно было определить, шутит он или нет. — Ладно, надо нам поворачивать к дому. Вдвоем-то мы все-таки тяжеловаты для старушки Тыковки.

Он хлопнул лошадку по боку и дернул поводья. От неожиданного рывка Грейс подскочила и вцепилась в седло.

В ту ночь, лежа в постели, Мэтт думал о Грейс, спящей в соседней комнате. Какая же она красивая и какая хорошая! — думал он. Нет, он просто не заслужил такого подарка! И потом, он все-таки должен оставаться джентльменом и не пугать ее. А для этого нужно быть осторожнее. Вот зачем он, например, сказал, что хотел приглядеть за ней? Это было рискованно. Хоть он и выставил эти слова как шутку, но смысл-то их был вполне понятен. А ведь он мог поцеловать ее тогда в этом укромном сказочном уголке в пелене брызг водопада. Или потом, на обратном пути, когда они слезли с лошади и шли дальше пешком по цветущим лугам, и она остановилась, залюбовавшись бабочкой. Как прекрасна она была в тот момент! Как ему хотелось обнять ее за плечи и привлечь к себе! Как хотелось прильнуть к ее сладким губам!

Но сейчас, лежа среди ночи в постели, он был рад, что этого не сделал. А ведь если бы сделал, то ее могло сейчас уже и не быть. Как он понял, эта женщина придерживалась твердых принципов.

Без пяти двенадцать у него зазвонил телефон. Мэтт посмотрел, чей номер. Лэвендер. Что ему надо в такой поздний час? Разволновавшись, Мэтт сел на постели. Майкл не звонил уже много дней, что было ему несвойственно, и это тревожило Мэтта, который, когда не думал о Грейс, вспоминал про Лэвендера и стал уже подозревать, что тот охладел к нему, взявшись за поиски других возможностей. Человек должен приносить деньги — такова была позиция продюсера. А Мэтт сейчас был не совсем состоятелен в этом отношении.

И все же от этого звонка можно было чего-то ждать. Может, интересные новости?

Мэтт взял трубку.

— Здорово, партнер!

— Мэтью, мальчик мой, надеюсь, я тебя не разбудил? — сказал Лэвендер.

— Нет, — ответил Мэтт, сдерживая раздражение. — Что случилось?

— Часики тик-так…

— Какие еще часики?

— Ты Таню Сент-Клэр знаешь?

Мэтт с трудом понимал, о чем речь.

— Что-то вроде знакомое, — сказал он. — А кто это?

— Боже, тебе там что, память таблетками усыпили? Она же сейчас самая хорошенькая молоденькая актриса в шоу-бизнесе! Только что выиграла в конкурсе журнала «Максим» в номинации «Лучшая попка года».

— Нет, просто в этом отношении я полагаюсь на тебя, — сказал Мэтт.

— А как ты относишься к тому, чтобы ухватиться за эту первоклассную попку на законных основаниях?

— Ты имеешь в виду съемки? — спросил Мэтт, обрадовавшись случаю доказать свою физическую состоятельность всяким разным скептикам. — А что за роль?

— Нет, тут надо начинать сначала, — протянул Лэвендер, судя по шуму, находившийся в каком-то людном месте. — Ты Карлу Ньютон помнишь? Это ничего, если не помнишь. Певица, с которой ты встречался, когда только приехал сюда. Помнишь, как ты попал на страницы журналов? Как тебя вообще заметили? Ну так вот, а теперь Таня Сент-Клэр. Она снимается в новой картине, и предварительные отклики, как ты понимаешь, ниже всякого плинтуса. Девку надо продвинуть, создать ей яркое окружение. Поэтому на студии решили поручить тебе, дорогой мой Мэтью, самую завидную задачу — быть ее второй половинкой.

— Кем-кем быть?!

— Ну, любовником ее! Ухажером. Там, типа, события происходят в восьмидесятые, она Мадонна, а ты… Ты я не знаю кто, но поверь мне, Мэтт, эта роль важна для нашего бизнеса.

— Вот как?..

— Нет, ты не обязан спать с ней, если не хочешь, но знаешь, что сказала мне ее агент? Она сказала, я цитирую: «Что-то мне не верится, что он справится с Таней. Уж больно она для него горяча!» А я сказал: «Милочка, наш дорогой Мэтью получил травму выше шеи, а не ниже пояса».

— Я вообще-то таким дерьмом уже давно не занимаюсь, — раздраженно напомнил Мэтт. — Или это шаг назад?

— Au contraire, мой дорогой, очень даже наоборот. Твоя травма была шагом назад, а это как раз шаг вперед. Мы будем возвращать тебя в кино постепенно. И в кино, и в жизнь. Вы с Таней еще понаделаете шуму в прессе и порадуете Джерри. Я уж не говорю про секс. Секс, Мэтт! Разве этим не все сказано?

Мэтт не знал, что и думать по поводу сказанного. В чем именно заключается предложение? И кто такой этот Джерри? И достигла ли эта Таня Сент-Клэр совершеннолетия?

— А сколько ей лет? — спросил он.

— Двадцать два, — сказал Лэвендер. — То есть вполне твой размер, насколько я помню.

У Мэтта возникло недоброе предчувствие — ему предлагали какую-то липкую, скользкую штуку. Но о практической стороне жизни тоже приходилось думать.

— И когда же начнется осуществление всей этой затеи? — осторожно поинтересовался он.

— Завтра! — выпалил Лэвендер. — Надо, чтобы ты вылетел сюда уже утром.

— Но… но утром у меня сеанс у речевого терапевта.

— У речевого терапевта? Господи, мне бы твои проблемы! Тут, кстати, тоже есть речевые терапевты. Причем самые лучшие. Так что давай вытряхивай оттуда свою задницу. Или прикажешь приехать и забрать тебя?

Мэтт беспомощно слушал, пока Лэвендер втирал ему про завтрашний рейс — что билет уже заказан и ему просто надо притащить свою задницу в аэропорт Сан-Антонио завтра утром.

— Только не забудь прихватить черные очки и бейсболку, — напомнил Лэвендер. — А то опять начнутся эти восторженные узнавания на каждом шагу. Не надо нам этих приключений, мистер Мордобой.

— А как же Грейс?.. — растерянно пробормотал Мэтт.

— Ну а что рейс? Нормальный рейс — оглянуться не успеешь, как окажешься на съемочной площадке!

— Да я сказал «Грейс».

— Кто?

— Медсестра. Медсестра, которая за мной ухаживает.

— А что тебе эта медсестра-то?

Мэтт прикусил язычок — как-то не хотелось поверять свои сокровенные тайны Майклу Лэвендеру. Он и так знал, что Лэвендер скажет, поэтому просто отмахнулся:

— Да нет, ничего. Просто милая, вот и все.

— Ну да, милая, — согласился Лэвендер, словно ожидал таких слов. — Милая, честная, добропорядочная. Со стетоскопом хорошо управляется, но вот карьеру свою на нее тратить, по-моему, глупо. Ты лучше включи себе в мозгу поиск образа — «Таня Сент-Клэр» и «лучшая попка» и все такое — и утром мне позвони.

— Я не понял, а чем Грейс-то плоха? — спросил Мэтт.

— Да не плоха. Она просто не подходит тебе. И кассовый сбор нам весь погубит. Если уж хочешь разбивать сердца направо-налево, то делай уж это в своем «курятнике». А эта медсестричка, как бы она там тебе ни приглянулась, она… ну никак не катит. Ну не подходит она тебе, повторяю еще раз! Она не способна понять, что тебе нужно. Куда ей! Такая не станет терпеть, когда ты, нажравшись, придешь домой и начнешь выпускать пар. Нет, не станет — она просто соберет твои вещи, намотает тебе на шею твои собственные яйца и вышвырнет тебя за дверь. Думаешь, я такого не насмотрелся? Нет уж, тебе нужна цыпочка типа Тани…

Мэтт больше не мог слушать. Он выключил телефон и спрятал голову под подушку. Какие гадости вечно говорит этот Лэвендер, да и понять его практически невозможно!