Очнувшись от долгого сна, Черри лежала в постели и вспоминала вчерашний вечер, пока Рик принимал душ перед работой. Вчера они ходили в Эвери-Фишер-Холл на выступление Нью-Йоркского филармонического оркестра. Это было первое знакомство Черри с классической музыкой, и теперь она с любовью вспоминала каждый пережитый миг.

Весь вечер прошел словно в сказке. Сначала они ужинали во французском ресторане, где прошло их самое первое свидание. Рик был, как всегда, роскошен в своем костюме от «Хьюго Босс», и Черри была очаровательна в новеньком черном платьице с голыми плечами, которое Рик купил ей в подарок на следующий день после случая с мистером Донахью, когда она от досады и жалости к самой себе отказалась выходить на работу, страшась одной только мысли еще раз приблизиться к какому-нибудь пациенту. «Да не переживай ты так, — говорил ей Рик. — Возьми отпуск, отдохни, а я о тебе позабочусь». Ну где еще найдешь такого внимательного, надежного партнера? На концерте они сидели в первом ряду, и это тоже благодаря Рику, который состоял в Обществе друзей филармонии после того, как лечил однажды от инфаркта председателя попечительского совета Линкольн-центра. Музыка дала Черри возможность почувствовать себя культурной, интеллигентной женщиной, ей даже показалось, будто она попала в Вену девятнадцатого века или что-то в этом роде, и особенно интересно ей было разглядывать оркестрантов, многие из которых, к ее удивлению, оказались женщинами. Она не переставала дивиться, как они умудряются одновременно читать по нотам с листа и следить за дирижерской палочкой и при этом вовремя вступать со своей партией.

В общем, концерт Черри понравился, она бы с удовольствием еще раз пошла на такое представление. Жаль только, что она не запомнила имена композиторов, чью музыку они слушали. К счастью, Рик не выбросил программку — оставил специально для нее. Так что теперь она могла заглянуть туда, пока он моется в ванной, а потом сказать: «Мне такой-то и такой-то понравился. А тебе?»

Как забавно все обернулось, размышляла Черри, потягиваясь и сладко зевая. Когда она только приехала в Нью-Йорк, у нее была всего одна цель — найти себе мужчину и хотя бы одним глазочком посмотреть на богемную манхэттенскую жизнь. И что же? Даже года не прошло, а она встречается с самым завидным кавалером из отделения интенсивной терапии и ведет (это при том, что бросила работу!) самую настоящую праздную жизнь. Да любая девчонка на Манхэттене могла бы теперь позавидовать Черри Бордо!

День у нее обычно начинался с завтрака (яйца с поджаренными хлебцами и свежая клубника). Потом йога и гимнастика. Потом ароматная пенная ванна. Потом легкий ленч где-нибудь в «Ди» или «Да Фонтен» (когда в одиночестве, а когда с Риком — это зависело от его рабочего распорядка). Днем прогулка по бутикам или педикюр (Рик любил, чтобы она наряжалась и холила себя). Потом прогулка в Центральный парк, где она, сидя на скамеечке, наблюдала за стройными рядами молоденьких мамочек, ведущих своих отпрысков на детскую площадку, и мечтала о собственных детишках, которых хотела бы родить от Рика. А потом она шла домой и готовила ужин или, если у Рика было настроение, красиво одевалась и отправлялась с ним в один из их любимых ресторанов. Оставшийся вечер они проводили дома перед телевизором или, когда Рик не был усталым, занимались сумасшедшим, поистине сказочным сексом — секс с Риком был именно сказочным. А иногда ближе к ночи они выбирались в кино.

Черри знала, что такой лапочкой по отношению к ней Рик стал отчасти благодаря смерти мистера Донахью — она тогда очень переживала, и Рик делал все, чтобы облегчить ее страдания. Она была так ему за это благодарна, что даже нисколечко не разозлилась, когда однажды он вскользь проронил, что ее «подружки дома, наверное, соскучились по ней». Скорее всего под этими словами не подразумевалось ничего, кроме того, что они означали, — а именно что она проводит слишком много времени у него дома, а не у себя на Черепашьем острове.

Она села на постели и дотянулась до стула, на котором висел перекинутый через спинку пиджак Рика. Шаря в кармане в поисках вчерашней программки, она нащупала сложенный листок бумаги. Когда она развернула его, ее недоумению не было предела.

Это была медицинская карта мистера Донахью. Там стояло не только его имя, но и дата, которую она никогда не смогла бы выкинуть из памяти, — день смерти мистера Донахью. По спине у нее побежали мурашки, когда она стала торопливо искать глазами галочку напротив гепарина — гепарина, который она по ошибке ввела больному. И она там была! Галочка, поставленная красной авторучкой Рика! Черри смотрела и не верила собственным глазам. Выходит, Рик тайком забрал настоящую медицинскую карту — ту самую, что она держала сейчас в руках, — а вместо нее подсунул фальшивую, без галочки. Осталось вспомнить, был ли на нем в тот день этот пиджак. Да, был. Точно был!

Черри всю колотило, когда она натягивала джинсы и майку и обувала туфли. Карту она сложила и убрала в задний карман. Ее всю трясло, но она понимала, что надо сохранять спокойствие и все обдумать. Может быть, этому найдется какое-то объяснение.

Хотя, конечно, никакого объяснения тут быть не могло, и об этом было страшно даже думать.

Чтобы чем-то занять себя, она пошла на кухню и приготовила яичницу и тосты. Она надеялась, что это как-то забудется, но страшная черта уже была пересечена. У нее было ощущение, как будто ее изнасиловали.

Рик, уже одетый, пришел на кухню и сел за стол. Черри сидела напротив и наблюдала, как он ест — оживленно, беззаботно, с аппетитом.

— Милый, — сказала Черри с самым невинным видом. — Как ты думаешь, а не могло ли так случиться, что ошибка с мистером Донахью произошла по твоей вине?

— С кем ошибка? А, с Донахью! Нет, не думаю, что такое возможно. С какой стати по моей-то вине?

— Ну, не знаю… — протянула Черри, а про себя подумала, что, оказывается, совершенно не знает этого человека. За какое-то коротенькое мгновение все изменилось, все перевернулось с ног на голову, и все казалось совершенно в ином свете.

— А с чего ты вдруг спросила? — произнес Рик, глядя на Черри в упор и со зловещей неторопливостью пережевывая поджаренный хлебец.

Черри поняла, что перегнула палку. Конечно, Рик помнил, что настоящая карта не уничтожена, — по-видимому, он собирался, но еще не успел избавиться от нее и теперь сверлил Черри взглядом, пытаясь понять, известно ей что-нибудь или нет.

— Просто мне до сих пор не верится, что я могла допустить такую ошибку, — сказала Черри с вызовом в голосе.

Ровным и спокойным тоном Рик ответил ей:

— Если это так, то я оказываюсь лжецом.

Он произнес это вскользь, как бы между прочим, но от непринужденности его тона Черри внутренне содрогнулась. Она не знала, как поступить. Может, сунуть ему в лицо эту уличающую бумажку? Нет. Он может вырвать ее у нее из рук неожиданно или отнять силой. От него теперь и такого можно ожидать.

Черри всю трясло, она с трудом сдерживала гнев и возмущение. Да и как тут не возмущаться, если Рик, даже не моргнув, всадил ей в спину нож?!

— Ты хочешь о чем-то поговорить? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду, милый? — вопросом на вопрос ответила Черри, изо всех сил стараясь изобразить из себя дурочку, но взятая на вооружение глупенькая улыбка из «Зачарованных» на этот раз почему-то не удалась.

— Просто ты так говоришь, словно что-то задумала, — сказал Рик с улыбкой.

Черри лихорадочно соображала. Она догадывалась, что ему, наверное, не терпится оказаться поскорее в спальне и проверить карман пиджака. Она представляла себе, как он клянет себя мысленно за то, что не избавился вовремя от уличающего документа. Почему он вообще до сих пор не уничтожил бумагу? Поленился? Или высокомерно наплевал на риск?

— Мне нужно сходить в аптеку, — сказала Черри. — Нам нужна зубная паста. И мыло.

— Да? А я что-то не заметил, — сказал Рик, внимательно наблюдая за Черри. — Ну иди. Только не долго.

— Нет, я долго не буду, — сказала Черри и поднялась из-за стола.

— Черри! — окликнул ее Рик.

— Что?

— Можешь сделать мне одолжение?

— Конечно.

— Принеси мне из спальни мой коричневый пиджак.

Черри растерялась. Вот что ей теперь делать? Если она запихнет бумажку обратно в карман пиджака — словно и не доставала ее оттуда, — Рик первым делом вытащит ее и уничтожит.

— Что с тобой? — невозмутимо поинтересовался Рик.

— Ничего, — сказала Черри.

Она, конечно, догадалась, что задумал Рик. Он хотел отправить ее в спальню, прокрасться за ней следом и застукать. Поэтому у нее оставался лишь один выход из положения, и она именно так и поступила — по дороге в спальню она метнулась к входной двери и потянулась к дверному замку, краем глаза заметив, что Рик встает из-за стола.

— Ты куда? — спросил он с ленцой в голосе — он, конечно, и вообразить не мог, что Черри может ослушаться его и проявить своеволие.

На это она и рассчитывала. Она выскочила за дверь, подбежала к лифту и стала исступленно жать на кнопку, когда Рик вышел за ней на лестничную клетку.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спросил он, скорее недоумевая, чем злясь.

Лифт уже приближался, когда Черри сообразила, что честолюбие и забота о собственном имидже не позволят амбициозному доктору Нэшу устроить шумную сцену в собственном подъезде — ни преследовать Черри, ни вынуждать ее кричать и звать на помощь он не будет.

— Пиджак свой возьмешь сам, — отрезала Черри, когда двери лифта открылись. Рик остолбенело смотрел, как они закрываются.

В лифте Черри только и думала, что Рик, наверное, сейчас бежит по лестнице, чтобы догнать ее. Выбежав из подъезда, она поймала первое попавшееся такси и, задыхаясь, выпалила: «Манхэттен хоспитал!»

— Да, у меня было такое подозрение, — сказала Кэти, изучив бумажку, которую вручила ей Черри.

— Было?! — Черри нервно ерзала на стуле и озиралась, поглядывая на дверь, боясь, что сюда с минуты на минуту вломится Рик, чтобы предупредить ее действия и не позволить ей уничтожить его карьеру.

— У меня было много подозрений, — сказала Кэти, поправляя на носу очки. — Но одно дело — подозрение, а другое — доказательство, которым является эта маленькая бумажка. Я покажу ее доктору Хиршу, и мы подумаем, как поступить. Хорошо?

— Его уволят? — спросила Черри, хотя сама не была уверена, хочет ли она такой кары для Рика.

— Это будет решать доктор Хирш, — сказала Кэти. — А доктор Нэш, надо полагать, изложит свою версию случившегося.

— Нет, а что он может тут сказать?

— Ну, он наверняка уже придумал что-нибудь, — ответила Кэти.

— Я просто не могу поверить, что он со мной так поступил. — Разбитые мечты бурной волной нахлынули в душу Черри, и, не в силах совладать с собой, она заплакала, прикрывая лицо ладошками.

Кэти, которая до сих пор то ли не замечала, то ли сознательно отгораживалась от вещей, вызывавших у нее то ли моральный, то ли профессиональный протест — от всяческих шашней между врачами и медсестрами, — наконец-то поняла, в чем дело.

— Ой… — сказала она. — Ну… Знаешь… Такие вещи случаются… — И в порыве материнских чувств она встала из-за стола и сочувственно положила руку на вздрагивающее плечо Черри.

— Извините, — сказала Черри, сама не зная, за что извиняется — то ли за собственные слезы, то ли за то, что вынудила Кэти нарушить ее вековой чопорный кодекс поведения.

Но Кэти уже вошла в утешительный раж и издала протяжный вздох, который обычно предшествует сокровенному признанию.

— Я тоже однажды была влюблена в доктора, — сказала она. — В доктора Мюррея Фридлендера. Ох, как же давно это было! Он был женат, а я не замужем — совсем молоденькая выпускница школы медсестер. Но мы работали бок о бок — он был прекрасным врачом, — и я, конечно же, влюбилась в него. Втрескалась по уши.

Черри удивленно смотрела на начальницу.

— И вы поддались чувствам? — спросила она.

Но Кэти уже спохватилась. Она не была готова к дискуссиям подобного рода и не могла взять в толк, что вообще могло заставить ее пуститься в такие несвойственные ей откровения. Но отступать было ниже ее достоинства, поэтому она продолжала:

— Такими вещами я вообще-то предпочитаю ни с кем не делиться, но, поскольку мы тут одни, я скажу. Да, я позволила более взрослому и мудрому женатому мужчине соблазнить меня. А когда он разорвал наши отношения, мне было так плохо, что мне пришлось бросить работу и перейти в другую больницу.

— Как это ужасно! — сказала Черри, вытирая слезы.

— Да, можно назвать это ошибкой молодости. Но твоя ситуация немножко сложнее.

Черри была готова согласиться с таким утверждением, но оно напомнило ей о глобальной несправедливости произошедшего.

— Но это же нечестно! — воскликнула она. — Нечестно, что я ушла с работы, а он — нет!

— Хочу напомнить тебе, — сказала Кэти, словно оправдываясь, — что никто не заставлял тебя это делать.

— Да, но никто и не остановил меня, — обиженно заметила Черри.

Этих слов было достаточно, чтобы вернуть Кэти в ее начальственное кресло.

— Каждый сам выбирает себе дорогу, — сказала она, не столько обиженная, сколько озадаченная последним заявлением Черри. — Хотя не стоит даже говорить, что мы с удовольствием возьмем тебя обратно. Что касается меня, то я считаю, что ты можешь приступить к работе уже завтра.

— Это вы. А он? — не скрывая беспокойства, спросила Черри. — Я не могу вернуться, пока он здесь. Я просто не могу!..

— У нас в больнице есть другие отделения, куда тебя с удовольствием возьмут.

— Нет, — сказала Черри решительно, к их обоюдному удивлению. — Не пойду я ни в какие другие отделения! Это он пусть уходит! Пусть его уволят, пусть лишат лицензии! — В глубине души Черри не желала Рику потерять карьеру, но при одном только воспоминании о его предательстве все само становилось на свои места. Теперь стало ясно, что он совсем не любил ее и сознательно принес в жертву.

— На вашем месте я бы не стала рассчитывать на то, что доктора Нэша уволят, — заметила Кэти. — Хотя он заслуживает этого. Эта больница устроена так же, как и любое другое заведение, — никакой ответственности среди верхушки, а простые люди подставлены под удар. — Было прямо-таки странно слышать такое признание от женщины, которая буквально надышаться не могла на Манхэттен хоспитал и никогда не уставала петь дифирамбы родной больнице.

— Я не понимаю, куда вы клоните, — сказала Черри. — Хотите сказать, что вы ничего не можете поделать?

— Черри, я буду с вами предельно откровенна. Доктор Нэш является жизненно важной, неотъемлемой частью этого отделения. Он первый претендент на смену доктору Хиршу. А эта ситуация могла бы оказаться крайне губительной не только для нашего отделения, но и для репутации больницы в целом.

— Так вас только это беспокоит? — воскликнула Черри, которая в своем гневе почувствовала себя настоящей безработной и теперь могла смело бросить вызов начальнице, всегда вызывавшей у нее страх.

— Позвольте мне закончить, — сказала Кэти, подняв руку. — А я хотела сказать вот что: наша работа медсестер заключается в том, чтобы оказывать пациентам наилучший уход. Если каждая медсестра будет уходить с работы после смерти пациента, произошедшей из-за медицинской ошибки, то у нас почти не останется медсестер. Система в целом далека от совершенства, я даже не считаю, что об этом стоит упоминать, но наша задача в том, чтобы улучшить жизнь людей, несмотря ни на какие условия этой жизни. Это основное. И я думаю, мистеру Донахью все равно, кто из нас — вы, я или доктор Нэш — совершил эту ошибку. И другим пациентам, что находятся сейчас на больничных койках, тоже все равно. А вот они — как раз то, что является главным для нас. И мы не должны об этом забывать.

Слова Кэти Черри восприняла спокойно — так или иначе, она понимала, что жизнь пациента важнее ее личной маленькой войны за справедливость. Ей вспомнилась Грейс, ее тринадцатилетняя работа в больнице на грани самоотречения, когда человек не замечает ни переработки, ни превышающей всякие рамки загруженности, ни ничтожности заработной платы, ни отсутствия должного уважения.

Подумав, Черри сказала:

— Я хочу вернуться, но в одном отделении с Риком я работать не могу. Тут все ясно — или он, или я. — Она взяла со стола скандальную бумажку и потрясла ею в воздухе: — Вот этого по идее достаточно, чтобы во всем разобраться и навести порядок. Вопрос только в том, есть ли здесь кто-нибудь, кто готов предпринять что-то по этому поводу.

— Я обязательно буду обсуждать это с доктором Хиршем, но вы, Черри, имейте в виду, что какая-то бумажка не решит проблем. Одной бумажки недостаточно. И если вы хотите стать Эрин Брокович, то приготовьтесь к внутреннему расследованию, а возможно, даже и к настоящему судебному разбирательству.

Черри озадаченно прикусила нижнюю губу. Она не хотела прослыть героиней, не хотела судебных разбирательств, а пуще всего она не хотела снова встретиться с Риком.

— Позвольте спросить вас кое о чем, — сказала Кэти. — Доктор Нэш знает о том, что вы нашли эту бумагу?

— Думаю, знает. И наверное, с ума сходит, гадая, как я могу ее употребить. Я не удивлюсь, если он сейчас ворвется в этот кабинет.

Кэти надела очки.

— Значит, вот что я вам предлагаю, Черри. Идите сейчас домой и обо всем хорошенько подумайте. А потом, если вы так решите, приходите утром, и мы разберемся с вашими бумажными вопросами. Я понимаю, что вы не хотите видеться с доктором Нэшем, но, как я уже сказала, дело не в нем. Дело в пациентах. Дело всегда только в пациентах. Вы меня поняли?

Черри кивнула, но в душе твердо знала, что возвращаться не намерена.