Одетая в свои самые драные джинсы и черную футболку (Хоуг посоветовал ей одеться «во что не жалко» — из чего она поняла, что вариант пойти ко дну тоже не исключается), Джоанна спешила по тихим улочкам, чьи тростниковые навесы переливались на утреннем осеннем солнышке оранжево-золотистыми тонами, и в душе радовалась возможности хоть ненадолго убежать от своего горя, коим она считала развалившийся брак. А еще она радовалась, что Хоуг, похоже, не имел в ее отношении никаких серьезных амурных планов — просто пригласил прогуляться по морю, и все. А ей сейчас другого и не нужно было.

Хоуг был уже на яхте и заботливо протирал белой тряпочкой штурвал. На нем были рыжая штормовка поверх серой толстовки с капюшоном, черные солнцезащитные очки и вязаная шапочка с эмблемой нью-йоркских башен-близнецов. Все это шикарно смотрелось вместе с его серым романтически-зловещим дождевиком. Вот уж чего Джоанна никогда бы не ожидала от Капитана, так это того, что он может выглядеть так сексуально.

— Доброе утро! — поздоровалась Джоанна.

Хоуг оторвался от своего дела и стал наблюдать, как она идет к нему по плавучим сходням.

— Доброе, доброе, — ответил на приветствие он, не скрывая своей радости: — Рано вы что-то.

— Да вот, боялась пропустить отплытие, — сказала Джоанна, любуясь его мужественной наружностью. Выглядел он как заправский рокер, только не сухопутный, а морской. — Эй, а где же ваша фуражка?

— А вот она. — Хоуг взял с сиденья капитанскую фуражку и бросил ее стоящей на сходнях Джоанне. Джоанна поймала ее.

— Это мне? — спросила она, бережно держа фуражку в руках. Головной убор казался ей короной морского царя.

— В химчистку сдавал, — сказал Хоуг. — Примерьте.

Джоанна, довольная, рассмеялась. По правде сказать, ей очень шли всякие такие головные уборы — банданы, шлемы, ковбойские шляпы. Она надела фуражку, сдвинув ее слегка набок.

— Ну, как я выгляжу?

Хоуг разглядывал ее из-под черных очков.

— Как современная Бубулина.

— Как кто?..

— Бубулина. Гречанка была такая, капитанша. Во время греческой войны за независимость командовала греческим флотом. Туркам о-го-го как прикурить давала!

— Молодец женщина, — сказала Джоанна.

Хоуг протянул ей руку, и Джоанна, ступая на борт яхты, как и в прошлый раз, почувствовала себя изящной и грациозной. Потом Хоуг вручил ей желтый спасательный жилет и сам надел точно такой же.

— И куда же мы поплывем? — спросила Джоанна, затягивая лямки жилета. — На Бермуды?

— На Бермуды в следующий раз. А сегодня, я думаю, мы просто прокатимся вокруг острова.

— A-а, как прогулочный катер. Ну что ж, здорово! — Джоанна села на сиденье вдоль правого борта и скрестила ноги. — Только одна просьба: если нам встретится отставший от стаи кит, чур, не цепляться к нему и плыть дальше.

Хоуг рассмеялся и завел мотор.

— Вы сядьте нормально, — сказал он, когда яхта отошла от причала.

Джоанна пересела на пассажирское сиденье — слева от руля, как в английской машине. Яхта легко понеслась по почти пустынной глади залива — был всего лишь октябрь, но многие уже убрали свои лодки на зиму.

— Ну, а как там у вас дела? — поинтересовался Хоуг, и вопрос этот, как поняла Джоанна, касался Донни.

— Нормально, — ответила Джоанна. — Мы с девчонками по такому поводу даже весь дом вылизали. Я даже к адвокату ходила.

Хоуг кивнул:

— Что ж, иногда и до этого доходит.

— Только не в моей семье! Я уже и с моим личным другом Тони поделилась, и он одобрил мои действия. Тони вообще-то немножко диссидент.

— Личный друг?

— Святой Антоний. А вы, кстати, должны знать его, поскольку он оберегает от кораблекрушений.

— Да, но только некоторые он почему-то проворонил.

— Потому что он очень занят, — словно оправдываясь, сказала Джоанна. — Он ведь еще оберегает от всяких пропаж — как вещей, так и людей.

— Ну, я смотрю, он почти что адвокат.

— Да. Такое вот забавное совпадение.

На Джоанну нахлынула волна грусти. Столько лет потрачено впустую! Ее доверие обмануто, вера растоптана. Но чего ж тут удивляться? Ведь никто не одобрял ее выбора. Никому, кроме нее, не нравился Донни. Никто не разделял с нею этой любви — как и теперь этой грусти.

Она судорожно вздохнула, когда яхта прошла под мостом, соединяющим остров с материком. Хоуг направил «Сьюзан» вдоль западного побережья, где одна к одной безмятежно теснились вылинявшие на солнце желтые и синие деревянные хибары.

— У вас все в порядке? — спросил Хоуг.

Джоанна горько усмехнулась и, коснувшись козырька фуражки, попыталась улыбнуться:

— Да. Теперь, когда мы стали почти друзьями, признаюсь: мне всегда было интересно, кто такая Сьюзан.

— Моя девочка, — сказал Хоуг, глядя куда-то в сторону и с какой-то нежностью, какой Джоанна никогда не слышала в его голосе раньше.

Джоанну этот ответ чуточку покоробил. Ясно было, что Хоуг любил эту Сьюзан, кем бы там она ни была. Конечно, у Джоанны не было причин ревновать или разочаровываться — ведь Хоуг был просто ее друг. И даже если он ее интересовал, то причин для беспокойства не было. Хоуг не был женат — по крайней мере обручального кольца не носил, — и женщины рядом с ним Джоанна еще никогда не видела.

— А где она сейчас? — зачем-то спросила Джоанна.

— Хороший вопрос, — сказал Хоуг. — Ответ зависит от того, во что вы верите.

Джоанна не поняла.

— А вы во что верите?

— Да в общем-то ни во что. Но если, как утверждают, существует рай, то она там. Уж это точно.

— Ой, простите, — сказала Джоанна, чьи предчувствия оправдались.

— Скарлатина, — объяснил Хоуг, как всегда ровным и бесстрастным голосом. — За три дня сгорела. И было ей шесть лет. Шесть лет, два месяца, одиннадцать дней.

— Ой, Хоуг! — Джоанна прикрыла рот ладошкой. — Так это ваша дочка?

Хоуг кивнул.

— Моя жена так и не смогла этого пережить, что, конечно, понятно, — с чувством в голосе сказал он. — Из-за этого у нас начались проблемы. Она ушла от меня, подалась в какую-то коммуну хиппи в Орегоне. И там, судя по всему, завязла навсегда. Так я потерял семью. — Он задумчиво почесал переносицу. — А Сьюзан сейчас было бы лет, как Грейс. Тридцать семь.

— Ой, Хоуг, как это ужасно! — сказала Джоанна. Ей хотелось дотронуться до его плеча, но она боялась, что это будет выглядеть не утешительно, а жалостливо.

А Хоуг продолжал:

— В детстве, когда мне было тяжело, я брал снасти и шел на озеро рыбачить. Так я уходил от этого мира и закрывался в уединении и спокойствии. Поэтому, когда жена ушла от меня, я записался на судно в Новой Шотландии и проторчал в море двадцать два года.

— Мне даже трудно представить, сколько всего вы пережили, — сказала Джоанна. — Война, потеря семьи… Я просто не понимаю, как вы могли все это пережить!..

— У меня была тысяча возможностей выбрать другой путь, — сказал Хоуг. — Но я также усвоил и урок своего детства — урок умиротворения на озере. Все может идти хуже некуда — ни одной поклевки за день, — и уже кончаются силы и терпение, и ты готов сдаться. Но все равно терпеливо сидишь, вцепившись в удочку, и вдруг чувствуешь, как леска дернулась, и ты вдруг и сам оживаешь. — И, повернувшись к Джоанне, он послал ей многозначительный взгляд. Хотя за его черными очками трудно было сказать, был ли он многозначительным.

Они долго молчали, а яхта легко скользила по воде. Впереди виднелась белая башня Черепашьего маяка. В туманные дни из нее каждые пятнадцать минут разносились пронзительные воющие звуки сирены.

— Красавица, правда? — сказал Хоуг, обрадовавшись возможности сменить тему. — Она была построена в 1793 году, через сто лет после прихода на остров первых поселенцев. Вы Эдди из бара знаете? Так вот его отец был смотрителем этого маяка. А потом, лет уже тридцать как, его автоматизировали. Я как-нибудь отведу вас туда.

— Ой, как интересно! — обрадовалась Джоанна. — Я еще никогда не была внутри маяка.

— Нам повезло, что он еще стоит здесь. В 1922 году пароход «Клементина» врезался здесь в прибрежные скалы во время шторма и чуть не снес его начисто. Два человека погибли в море, и вместе с ними полдюжины лошадей. Видать, у вашего святого Антония в тот день был выходной.

— Эй, оставьте в покое Тони! Он же не может везде поспеть!

— Да я вообще-то не жалуюсь, — сказал Хоуг. — Если б время от времени не случались кораблекрушения, мне было бы сложнее ловить черную гринду.

— Почему?

— А она любит разные нагромождения. Ходит косяками вокруг рифов, причалов, затонувших обломков. Самое лучшее — найти обломки затонувшего корабля, о котором еще никто не знает. Мне пару раз посчастливилось.

Маяк удалялся от них по мере того, как они приближались к восточной оконечности острова с ее покосившимися от времени и штормов рыболовными причалами и узенькой полоской гальки на берегу, кое-где покрытой облезлыми пучками прибрежной травы.

Хоуг выключил мотор.

— Что случилось? — испуганно спросила Джоанна, когда яхта замедлила ход. — Мы ведь не тонем? Нет?

Хоуг улыбнулся:

— Нет, просто остановились ненадолго. Мы же никуда не спешим. — Из лежавшего на полу полиэтиленового пакета он достал бутылку вина и два бокала.

Джоанна рассмеялась:

— Вы это серьезно?

— Я понимаю, с утра пораньше вроде как рановато, но мы же на отдыхе.

— Нет, я имела в виду… Просто думала, что вы не вино пьете, а чего-нибудь покрепче.

— Вино — в особых случаях.

— А-а… — протянула Джоанна, не вполне понимая, почему этот случай получил статус особого.

— Еще у нас есть хлеб с сыром, — сказал Хоуг, доставая из пакета продукты. — Копченая лососина. Яблоки. Вот, пожалуйста, угощайтесь.

— Спасибо. — Джоанну слегка замутило — от качки и палящего солнца.

Хоуг протянул ей бокал и откупорил бутылку — шардоне из урожаев Фингер-Лэйкс. Он налил сначала Джоанне, потом себе и поднял свой бокал.

— За вас, — сказал он.

Джоанна видела свое отражение в его очках. Она чокнулась с его бокалом и сделала малюсенький глоточек. Малюсенький, потому что не любила белое вино.

— Вы очень симпатичная женщина, — проговорил Хоуг абсолютно ровным тоном ученого, констатирующего научный факт. Таким же тоном он мог бы сказать: «Это очень старое дерево» или «Это очень большая рыбина».

— Спасибо, — сказала Джоанна, все больше реагируя на качку.

Хоуг снял очки, посмотрел на нее пристально и внимательно и сказал:

— Вашему мужу должно быть стыдно, что он не оценил вас. Тем самым он показал себя полнейшим дураком.

Джоанна не знала, что ответить, и недоумевала, почему он снял очки.

— Идите сюда, — мягко предложил Хоуг.

«Неужели полезет целоваться?» — запаниковала Джоанна, всеми кишками чувствуя качку.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — жалобно проговорила она. — Давайте поедем обратно?

Хоуг посмотрел на нее внимательно и сказал:

— Хорошо. — Он старался не показать своего разочарования, но Джоанна уловила в его голосе напряженные нотки.

Он завел мотор, и яхта пришла в движение.

Но Джоанна не чувствовала себя лучше, у нее и вправду случился приступ морской болезни.

Хоуг, должно быть, предвидел подобное, потому что вдруг достал из пакета какие-то похожие на коричневый сахар неровные кусочки.

— Вот, возьмите, — сказал он, протягивая кусочки ей. — Это кристаллизованный имбирь. Возьмите один и пососите какое-то время. — Голос его был ровным и бесстрастным, от того воодушевления, когда он предлагал экскурсию на маяк, не осталось и следа. — Еще можете попробовать заткнуть одно ухо пальцем. Если не поможет, то лягте на спину на палубе.

— Спасибо.

Имбирь Джоанне понравился и даже немного помог, зато ей не понравилось и даже разозлило, что Хоуг стал так примитивно подкатывать к ней, хотя знал, что она переживает сейчас не лучшие времена. Она-то полагалась на его робость и на отсутствие всякого сексуального интереса и просто хотела, выбравшись на эту морскую прогулку, убежать от обыденности на часок-другой. И не то чтобы она отвергала приставания с его стороны, просто была к ним пока не готова, а теперь все безвозвратно испорчено. Ведь он наверняка обиделся, решив, что она нарочно подгадала с этой тошнотой. Но неужели он не мог подождать, когда они хотя бы вернутся на берег? Неужели не понимал, что на яхте она чувствовала себя чем-то вроде пленницы?

Так, закрыв глаза и заткнув пальцем одно ухо, Джоанна дождалась, когда Хоуг, без дальнейших разговоров, доставил ее на берег. Когда они подошли к причалу, ей мгновенно стало легче. Даже настроение улучшилось. Но она видела, что Хоуг все еще обижен.

Теперь ей, конечно, хотелось поправить дело — плохо, если останется какая-то неловкость между ними, И не хотелось навсегда терять «Соловьи».

Когда «Сьюзан» пришвартовалась, Хоуг помог Джоанне сойти на причал. Хамом он не был, это она точно знала. И еще знала, что на этом все закончилось.

— Я, наверное, останусь здесь, повожусь с ней, — сказал Хоуг сухо, имея в виду яхту. — Надеюсь, вам лучше?

Джоанна видела, что слова эти дались ему нелегко. Возможно, он не предпринимал попыток ухаживать за женщиной уже много лет и теперь, конечно, был глубоко уязвлен. Столь же глубоко, сколь глубоко было его желание не показать этого.

— Вы меня извините, — сказала Джоанна. — Но вы же, конечно, понимаете, что для меня такое путешествие в новинку, и…

Хоуг сделал предупреждающий жест рукой:

— Не нужно никаких объяснений. У нас получилось вполне удачное путешествие. Как-нибудь увидимся в баре. — С этими словами он повернулся и спустился на борт яхты.

Джоанна хотела сказать ему еще что-нибудь — что он ей нравится и что она не хочет, чтобы он сдавался и отступал. Но к таким словам она сама еще не была готова. Поэтому пошла прочь, не осмеливаясь даже оглянуться. Только уже придя домой, она обнаружила, что шкиперская фуражка все еще красуется у нее на голове.

— Хоть ко дну не пошли, и то спасибо, — сказала Джоанна, чавкая аппетитными креветочками, которые Черри приготовила по старинному семейному рецепту со всякими специями. — По-моему, это было самое приятное из всего путешествия.

— Неужели было так плохо? — спросила Грейс, тоже очистив себе креветку и бросив панцирь в общую мисочку на середине стола. — Что у вас там произошло?

— Он полез ко мне целоваться, — сказала Джоанна.

— Полез?! — сказала Черри. — Хочешь сказать, ты не дала ему этого сделать?

— Нет! — Джоанна энергично замотала головой. — Ну не могла я!

— Почему это? — спросила Грейс.

— Потому что, — ответила Джоанна. — Потому что он знал, что я развожусь, и по идее должен был проявить немного такта и не лезть ко мне со своими поцелуями посреди моря!

— Я надеюсь, он не оказался хамом? — спросила Грейс. — Было бы печально такое услышать о нем.

— Нет, нет! Он, конечно, не хам и не приставала. Просто очень одинокий человек, — поспешила уверить подруг Джоанна. Она вспомнила историю Хоуга, про то, как он потерял дочь и жену, и это объясняло многое, но, из уважения к Хоугу и к его мучительным попыткам побороть одиночество, она не стала трепать об этом языком с подружками. — Буду надеяться, что я не испортила вообще все.

— Из твоих слов можно понять, что это он все испортил, — заметила Черри.

— Нет, он тут не виноват. Он просто хотел поцеловать меня, вот и все. Я только надеюсь, что он не очень обиделся.

— А тебе он нравится? — спросила Грейс. — Ну, то есть ты вот, например, в его фуражке сидишь.

Джоанна совсем забыла про фуражку.

— Ой! — сказала она, дотронувшись до козырька. — Ну, я вообще-то не говорила, что он мне не нравится. Просто… я пока не готова.

Внезапно она поняла, что хотела бы прямо сейчас оказаться с ним на этой яхте, хотела бы до бесконечности слушать его приятный густой голос, который так успокаивал. Вот сейчас она и сама бы поцеловала его.

— Ты не переживай, — сказала Грейс, словно прочтя ее мысли. — Если он и впрямь такой, как мы о нем думаем, то, можешь не сомневаться, он все поймет.

— Да нет, просто сама затея была дурацкая, — сказала Джоанна. — Я же там чуть блевать не начала от этой морской болезни.

— Это было до или после того, как он полез к тебе целоваться? — спросила Черри.

— Во время. — И Джоанна рассмеялась, давая подругам понять, что она в порядке. — В общем, судя по всему, девочки, придется мне теперь обходить «Соловьи» стороной какое-то время.