Иерусалим, пятница, 03:11

Она даже не поняла в первую минуту, открыты ли у нее глаза. Во всяком случае, ничегошеньки перед собой не видела. Мэгги попыталась было повернуться лицом к будильнику, чтобы узнать время, но шею пронзила такая боль, что она застонала и упала головой обратно на подушку. И тут она все вспомнила. Она шла по коридору, затем открыла своим ключом дверь номера, вошла внутрь… и её ударили.

Где она сейчас? Она ощупала пространство по бокам от себя и поняла, что лежит в постели. Слева было окно, очертания которого угадывались, хотя и смутно. Справа бельевой шкаф. Значит, она по-прежнему в своем номере. Черт возьми, что с ней случилось?

— Прости меня, солнышко. Умоляю, прости меня. Я не хотел, — вдруг совсем рядом с ней раздался голос.

Ури…

Мэгги попыталась сесть, но у нее ничего не получилось. Голова и шея раскалывались от боли.

— Я все объясню, ты не шевелись пока. Лежи. Я проснулся и не нашел тебя в номере. Я подумал, с тобой что-то случилось. Вышел в коридор — никого. А потом услышал, как кто-то поднимается по лестнице. Ну, я спрятался за дверью и…

— И как следует меня треснул?

— Я же не знал, что это ты, Мэгги! Извини меня, пожалуйста. Как тебе помочь?

Набравшись духу, она все-таки преодолела боль и села. Ури тут же подоткнул ей под спину подушку и передал заранее припасенный стакан воды. Она сделала пару крошечных глотков и больше не смогла — каждое движение отдавалось резкой и сильной болью. Потом она почувствовала руку Ури у себя на лбу. Очевидно, он стоял на коленях у постели.

— Все, кто близок мне, мучаются… Все либо умирают, либо…

Мэгги после воды вроде стало полегче. Она попробовала шевельнуть головой и застонала.

— Черт, Ури, чем это ты меня так приложил?

— Рукой…

— Вы тут, как я понимаю, не привыкли вести долгие разговоры. Сначала бьете, а потом разбираетесь.

— Ну прости ты меня…

Ури куда-то отошел, а через минуту вернулся со смоченным в холодной воде полотенцем. Он осторожно приложил его к затылку Мэгги, и та испытала настоящее блаженство, хотя вода и побежала ручейками по спине вниз. Через пару минут кровь перестала остервенело стучать у нее в висках и боль отступила, став терпимой.

— Ури! — Она вдруг опомнилась и поймала в темноте его руку. — Срочно передай мне мой пиджак! Он висит на стуле!

— Пиджак? Зачем? — Его голос по-прежнему был виноватым.

— Быстро!

Он передал ей пиджак. Мэгги принялась рыться в карманах и наконец нащупала блокнот.

— Свет!

Он включил ночник.

— Смотри. Твой отец сказал: «Поиск стоит начать с Женевы. Но не с того города, о котором слышал каждый школьник. Я имею в виду другое, более современное место, где каждый может быть тем, кем захочет». Помнишь?

— Ну…

— Мне кажется, я знаю, где находится это место.

— Так… в Женеве…

— Да, но не в той, о которой ты сейчас подумал. — Мэгги пробежала глазами еще по нескольким строчкам. — Ага, вот! «…Ури! Если я уйду из этой жизни, ты найдешь меня в другой. Она есть. Удачи, сын!» Понял теперь?

— Ничего не понял.

— Ты помнишь, как он произносил эти слова?

— Конечно, помню.

— Ты их абсолютно точно перевел?

— Ну да…

— Он прямо так и сказал: «Ты найдешь меня в другой. Она есть». Да?

— Ну… На самом деле он сказал: «Если я уйду из первой жизни, ты найдешь меня во второй». Но мне показалось, что так… ну, что так не говорят. И я перевел чуть иначе, чтобы эта фраза звучала нормально и естественно.

— Ага! — Мэгги усмехнулась. — Значит, он сказал, что может уйти из первой жизни и тогда его стоит искать во второй. Нет, Ури, твой отец именно это и имел в виду!

— Слушай, я по-прежнему ничего не понимаю. Объясни по-человечески!

Мэгги вдруг вспомнилось, сколько копий обычно ломают дипломаты во время сложных переговоров из-за тонкостей перевода одного и того же текста на разные языки. Она лично сталкивалась с этим как минимум дважды. В первый раз, буквально за час до подписания соглашения, одна из сторон вдруг высказала сомнение в аутентичности их варианта перевода. И Мэгги целый день сверяла каждое слово документа с двумя переводчиками, представлявшими обе стороны. Они спорили из-за каждой запятой. Слава Богу, все кончилось благополучно. Другой случай был почти анекдотическим. Его до сих пор вспоминают на всех светских раутах американские дипломаты. Во время переговоров по ближневосточному урегулированию в Кэмп-Дэвиде израильский премьер ухитрился подписать с египтянами соглашение, перевод которого на иврит фиксировал для израильтян гораздо меньше обязательств, чем перевод на английский, который довольный Джимми Картер увез с собой в Вашингтон.

Так что этот разговор с Ури был для Мэгги чем-то вроде дежа-вю. С той лишь разницей, что она вела его в постели, на больную голову, да еще и с компрессом из мокрого полотенца.

— А тут и объяснять нечего. Вместо объяснений я предлагаю, не теряя больше времени, отправиться на встречу с твоим отцом во «Вторую жизнь».