Джимми шел по коридору Школы. Шел гордо, как подобает идти курсанту Школы Наблюдателей ООН… Курсанту, отучившемуся десять долгих и трудных лет, а сегодня ожидающему Выпуск!

Джимми шел гордо, но осмотрительно, ловко увертываясь от всевозможных и многочисленных ловушек, которыми Школа была набита сверх меры.

Джимми шел по коридору шкоды., он шел к директору школы, грозному, но справедливому, любовно прозванному курсантами школы, еще давнего, одного из первых выпусков, но передаваемое по наследству, ласковым прозвищем — Старый Крокодил… Курсант был вызван к Старому Крокодилу по селектору внутренней связи и теперь шествовал по коридору, гордо, но осмотрительно, ловко увертываясь от ловушек, разбросанных и так далее. То стальной шар на тросе, диаметром с метр, на огромной скорости просвистит там, где еще мгновение назад находилась голова Джимми… То острый стальной штырь вонзится в пол и только отменная реакция, ловкость и умение, выработанное долгими годами тренировок, спасет правую ногу курсанта от вроде бы неизбежной страшной травмы… Но недаром курсант дожил до Выпуска целый и невредимый, не имея ни одного шрама, и совсем недаром его показатель интеллекта по Фридману-Крюкину при среднем естественно 100, достигал аж сто двадцать девять! Совсем недаром! Курсант Джимми Остенбакен просто предугадывал всевозможные ловушки и в последнею секунду, нет! в последнее мгновение — то отпрыгивал, то отклонял голову, то просто отодвигал ногу в сторону… Джимми шел по коридору Школы. К директору. К Старому Крокодилу… А это что-то значило.

Увернувшись от упавшей на него со страшным грохотом стальной двери директорского кабинета, уже надоело — мелькнуло в голове, все одно и тоже, ни какого разнообразия, Джимми твердо печатая шаг, вошел к Директору. Тот сидел за пустым, полированным, столом, размером с космодром, под портретом основателя Школы Наблюдателей легендарным Кларком Ойстрехом (об этой легендарной личности чуть позже), в кабинете так же наличествовало все то, что составляет атрибутику кабинетов — шкафы с книгами, знамя Школы, кресла для посетителей, компьютер и прочая чепуха.

Сам же директор, как уже было сказано, возвышался-восседал за столом, идол и кумир, с обожженным лицом и лысым черепом, одноглазый и однорукий, одноногий и одноухий, морда вся в разводьях шрамов лилового, синего, сизого цвета, он был главным героем снов почти всех без исключения девушек города Кеприджа (от пятнадцати до шестидесяти трех лет)… Где располагалась Школа. Директор был герой, Директор был Там!.. Директором бредили многие…

— Курсант школы Наблюдателей Джимми Остенбакен явился по вашему вызову, сэр! -

проорал изо всех сил Джимми и глянув правым глазом на потолок, сделал шаг в сторону, примерно метра на полтора, директор с нескрываемым, сожалением тоже посмотрел на потолок, крякнул с досады, и не скрывая своих чувств, ярости и обожания к курсанту-отличнику, прорычал:

— Курсант Остенбакен! Школа доверяет вам и оказывает честь — нести знамя Школы, знамя овеянное неописуемыми подвигами наблюдателей, бывших курсантов Школы, знамя покрытое славой, кровью и заревом пожарищ славных битв, одним словом, сынок, понесешь не яйца, а знамя, на выпуске! Все ясно?!

— Так точно, сэр! Не яйца, а знамя, сэр! Не посрамлю шкоду, сэр! Горд оказанной честью, сэр!

Директор улыбнулся самой обаятельной улыбкой, на какую только был способен из-за обожженного лица, показав все свои тридцать два отличных искусственных зуба и не вставая, протянул Джимми правую, настоящую руку. Курсант, тоже улыбаясь во весь рот, шагнул к столу и пожал легендарную руку Директора, Старого крокодила, руку с тремя всего оставшимися пальцами, всю в шрамах. Пожал, полный восторга, но другой рукою прижал к столу левый протез-руку Директора, из кулака которого уже поблескивал синей сталью ниберийский кинжал.

Джимми и Директор посмотрели друг другу в лицо, подмигнули и одновременно отпрянули-отшатнулись, зорко следя друг за другом. Курсант козырнул и проорал;

— Разрешите идти, сэр?!

— Вали, -

махнул разрешающе протезом директор, Джимми ловко поймал с силой брошенный в него кинжал, и метнул назад, в стол. Синяя сталь вонзилась по рукоять в полировку поверхности, пригвоздив рукав правой руки-непротеза директорского кителя с многочисленными наградами и шнурками.

— Мальчишка! -

заревел Старый Крокодил, но Джимми был уже в конце коридора и орал любимую песенку директора, старую песню Наблюдателей, которую знал наизусть каждый курсант:

Мне в жопу вонзились хренара клыки,

Но я Наблюдатель, но я Наблюдатель!..

На плацу школы красивым и ровным квадратом стояли вчерашние курсанты, а сегодняшние выпускники-наблюдатели. В голубом небе трепетали разноцветными птицами флаги ООН и Объединенной Земли, проплывали величаво белоснежнейшие облака, изумрудная трава блестела только что политой водой, а трибуне от гостей плюнуть было не куда — присутствовали буквально все, все! Председатель ООН и Президент Объединенной Земли Чан Зитцен, королева Великобритании в качестве почетной гостьи и министры Правительства, Куратор Школы от ООН и прочая, прочая, прочая… Сверкали блицы и лысины, операторы ти-ви и журналисты суетились в узком отведенном специально для них месте, стараясь вырвать друг у друга наилучший ракурс…

Директор стоял впереди группы преподавателей и безо всякого микрофона орал так, что у гостей дергались головы, а у операторов ти-ви начинали фонить микрофоны:

— Бывшие курсанты! Равнение налево! Равняйсь! Смирно! Знамя приветствовать!

Загремели тревожно и торжественно барабаны, забили литавры, затрубили трубы и печатая шаг, так, что казалось, содрогался весь земной шар, в сопровождении четырнадцати курсантов, вышел Джимми Остенбакен, торжественно неся на вытянутых перед собою руках древко развевающегося на ветру знамя… Знамя овеянное славой многих и многих поколений, бывших курсантов Школы…Слеза двинулась в путь из левого глаза Директора по обожженной и покрытой шрамами, щеке к волевому, выпяченному подбородку…

Джимми печатал шаг, глаза щипало, горло перехватывало спазмами, сердце казалось вырвется из груди, курсанта переполняла гордость и счастье!.. На него смотрит сам председатель ООН!.. На него смотрит сам директор Школы, Старый Крокодил!.. На него в эту самую минуту, смотрит весь Цивилизованный Мир! Да, него, Джимми Остенбакена, Стального Щита Цивилизованного Мира, Недремлющее Око, Беспристрастного Наблюдателя, с честью несущего Знамя Мира, Прогресса и Цивилизации!.. Слеза выбежала из левого глаза курсанта и прокатившись по крутой скуле, упала на блестящий ботинок, скупая мужская слеза, символ не слабости, как у женщин, а силы… — Стой!

проорал Директор и Джимми застыл, пристукнув ногой об другую. Знамя с легким стуком древка об бетон плаца поставил рядом.

— К Клятве Наблюдателей приготовится! -

вновь проорал Директор и вновь дернулись непривычные гости и лишь вчерашние курсанты, а нынешние наблюдатели не повели даже бровью, привыкшие к этому крику за долгие десять лет…

А над плацем загремело, увеличенное девятьсот семидесяти шестью глотками выпускников, отражаясь от стен школы и улетая вдаль, на весь Цивилизованный Мир:

— Я, Наблюдатель ООН, Стильной Щит Цивилизованного Мира, Недремлющее Око, торжественно клянусь — наблюдать! А не вмешиваться! Наблюдать! А не вмешиваться!! Наблюдать!!!

В голове у Джимми сто тысячно отозвалось — НАБЛЮДАТЬ!!!НАБЛЮДАТЬ!!!НАБЛЮДАТЬ!!!

Вместе со всеми он выдохнул:;

— Клянусь! Клянусь!! Клянусь!!!

Затем были речи Директора Школы и Председателя ООН, Куратора Школы, последним выступил министр финансов ООН, который долго и в общем-то довольно-таки нудно поведал всему Цивилизованному Миру какие расходы несет весь Цивилизованный Мир содержа эту Школу и как это все надо ценить…

Джимми сжимал древко Знамя обоими руками и с высоты своих двух метров двадцати сантиметров обозревал стройные ряды еще вчерашних курсантов, а теперь полноправных наблюдателей… Восторг и гордость переполняли только что испеченного Наблюдателя, того и гляди грозя разорвать его где-нибудь в слабом месте… Уж очень хотелось в туалет сделать пи-пи…

После торжественной части был банкет. Знамя Джимми отнес в кабинет Директора, по пути завернув в туалет. Стоя над писсуаром и сжимая овеянное славой Знамя одной рукой, так как другая была занята, Джимми облегчаясь, причем так, что звенел на высокой ноте писсуар, читал глупости, начертанные на стенах — Смерть Старому Крокодилу! Гарри осел! Джимми Остенбакен жополиз Крокодила!.. Последнее было не правда.

По случаю выпуска все ловушки были отключены и гости безбоязненно бродили по легендарным коридорам. Выпускники, а ныне Наблюдатели, оттирались в саду, возле накрытых столов.

Выпив бокал безалкогольного шампанского и сожрав огромнейший поднос винограда, Джимми отправился потолкаться среди толпы. Вокруг царило неподдельное веселье и искренняя радость, Директор Школы рассказывал об своих героическо-скромных приключениях на Территории раскрывшим от вежливости рты гостям (эти рассказы они слышали по крайней мере раз четыреста), Куратор Школы рассказывал двусмысленный анекдот, который совершенно ни кто не понял, но все окружающие довольно-таки весело и вежливо посмеялись, а новоявленные Стальные Щиты и Недремлющие Око объедались и обпивались.

Вскоре банкет плавно свернулся и гости Школы стали разъезжаться, прощаясь с Директором и всячески выражая радость за вновь и так далее, одним словом — за Наблюдателей. А сами Наблюдатели спешили по своим комнатам, что бы переодеться, сбросить надоевшую за десять лет учебы форму курсантов, напялить парадную форму Наблюдателей ООН, и главное! — привинтить на левый лацкан синего пиджака с двумя разрезами знак Наблюдателя — Стальной Щит, прикрывающий Земной Шар, а на щите глаз — Недремлющее Око…

Джимми стоял среди стоков с остатками растерзанных блюд и недопитых бокалов с алкогольными и без, естественно, алкогольными напитками, и ему было грустно… Вот и пролетело десять лет, вот и окончилась учеба, вот и прощай довольно таки надоевшая Школа.

— Что сопли развесил, Наблюдатель?! -

прорычал с тактом Директор, как всегда незаметно подкравшийся сзади. Джимми пожал плечами.

— Сегодня моя ночь! Мне не чего грустить!

— Зато завтра уже Туда! А там не мед, там хренары! -

ехидно прорычал Директор, не рыча он не умел разговаривать. Джимми мгновенно отреагировал:

— Зато сегодня моя Ночь! А у тебя, Старый Крокодил, ее уже не будет никогда!..

Увернувшись от брошенного в него стула, Джимми скрылся в здания Школы. Директор с грустью, но и с плохо скрываемой любовью посмотрел во след и прорычал, оттирая протезом слезы:

— Мальчишка! Но самый лучший…

На город Кэпридж опустилась завеса или упала пыльная штора или вот еще можно и так — накрыла город тьма… одним словом пришла ночь. Теплая майская ночь… Все жители высыпали на улицы — ведь сегодня Ночь Наблюдателей, а в эту Ночь им, Наблюдателям, можно все! Эта Ночь Наблюдателей…

Джимми брел по городу, шатаясь от впечатлений, принявших вид выпитого и не замечая расположившихся по обоим сторонам улицы достопримечательности города. Джимми всегда славился в Школе тем, что любил и предпочитал одиночество вместо шумной компании, вот и сейчас, вот и в эту ночь он не примкнул ни к одной компании, просто брел от одной группки Наблюдателей, веселящихся в меру своих сил, интеллекта и обстоятельств, к другой, ни где не задерживаясь подолгу…

Вот группа бывших Курсантов, а ныне Наблюдателей, обступила исторический фонтан и мочится в него, стараясь облить фигуру Нептуна с трезубцем и в короне. Это была давняя традиция выпускников школы, кто обольет Нептуна с ног до головы, а правильней сказать с головы до русалачьего хвоста, тому и выпадет наибольшее счастье при распределении на Территории… Вот группа Наблюдателей делает совершенно недвусмысленные предложения стайке длинноногих девушек, с любопытством взирающих на эти жесты. Одна, самая отважная и наиболее продвинутая в отношениях между полами, подбежала к крайнему Наблюдателю и храбро запечатлела на его лбу поцелуй… Запечатлела и с визгом помчалась в след подругам, уже призывно убегающим куда-то вдаль

Выпуск всего один раз в десять лет, вот и высыпали на улицы ночного города все жители, в предвкушении развлечений и приключений. Не каждый же день Ночь Наблюдателей! Не каждый день…

Вон там трое Наблюдателей оседлали мраморного коня, стоящего скромной парковой статуей в тени лип на пьедестале. Оседлали и с гиканьем и свистом мчатся неизвестно куда в ночи… Смех, крики, общее веселье, гам… Визги девушек. Это один из Наблюдателей поймал за поясной ремень полицейского-постового и под одобрительные крики горожан и счет какой-то рыжеволосой девчушки лет так семнадцати с гордостью посматривающей по сторонам, выжимает, изо всех сил напрягаясь и синея лицом, выжимает бедного полицейского как гирю:

— Двести сорок три, двести сорок четыре, двести сорок пять…

Постовому лишь улыбаться остается, то поднимаясь над толпой на страшную высоту вытянутой вверх руки огромного Наблюдателя, то опускаясь к его могучему плечу и густому запаху, вырывающемуся из под подмышки… Улыбаться и разводить руками — Ночь Наблюдателей, ни чего не поделаешь…

В глухом и почему-то совершенно пустынном переулке на Джимми внезапно откуда-то из-за угла налетело какое-то существо — лохматое, теплое, в полупрозрачной полосатой пижаме:

— Вы Наблюдатель?.. Я такая счастливая!.. Ну идемте, скорее идемте со мною, я вам сейчас все объясню…

И поволокло Наблюдателя за сильную руку куда-то в темноту… Джимми лишь улыбался и покорно волочился за существом лет пятнадцати-шестнадцати, подъезд с храпящим привратником, отличная копия-робот, ночью даже изображает сон, хотя одновременно с этим и инденфицирует входящих, ступени вверх, второй этаж, гостеприимно распахнутая кровать… впереди в свете луны, глазеющей через окно… ''.

— Мы сейчас будем играть в куклы, у меня много кукол, идемте скорей же, скорее…

Наигравшись досыта, Лина, как оказалось звать лохматое теплое существо, уснула, положив под щеку огромную и сильную ладонь Стального Щита Цивилизованного Мира… А он, сам Недремлющее Око, уже давно храпел, это был единственный недостаток бывшего курсанта, ныне Наблюдателя, отличника, учебы…

В щелку, за неплотно закрытой дверью, умильно улыбаясь, стояли и смотрели на уснувшую пару счастливые родители и родственники Лины — папа, мама, дедушка, бабушка и тетя… Над, Цивилизованным Миром вставало солнце.