Ярко и ослепительно светит под давно не беленным потолком лампа дневного света, жужжа, и моргая, за окном катавасит метель, пурга метет, от батареи центрального отопления пышет жаром. Все же городской уголовный розыск. За ободранными столами сидят оперативники и сочувственно смотрят на начальника своего, страшного для уголовников и доброго для детей, товарища Потапова… И каждый из них прекрасно понимает, что все, сгорел Ленчик, Леонид Потапов, и хоть срок ему до утра даден, но это только формальности. Где же он ночью, на дворе темень, на часах полдесятого, 21.30 по местному, так где же он ночью космонавта возьмет. Ведь космонавты по свалкам не валяются и в гастрономе его не купишь, даже с черного хода… А значит сгорел начальник, а ведь не плохой был, не злобный, сам выпивал и другим давал жить… Ну а как пришлют оглоеда-живоглота какого-нибудь и все. Хана. Крышка. Каюк. Шиздец с фуями к гребена матери…

Сидит Потапов не грустный, а… а… а так сказать задумчивый, и не спеша по крышке стола, запачканного черт те чем только не капали, чертит кружочки да черточки авторучкой. То есть мыслит. А за окном темень и жуть, снег летит во все стороны, дома жена да щи или пельмени… У Гоши свидание с молодой студенткой пединститута, честной давалкой, честной и безотказной, но все псу под хвост, не отпускает майор группу свою, надеется на удачу. А удачи нет и нет.

— Вова, ты в центральный звонил?

— Да, товарищ майор, там тихо.

— А Шехеру?..

— Так вы же его на себя взяли…

Заинтересованно посмотрел Ленчик на толстую и розовую морду подчиненного, с все больше и больше возрастающим интересом.

— А ну ка соедини меня с Левобережным.

Пара-пяток минут пролетело как на крыльях и:

— Это Потапов, из угро. Дай ка мне дежурный, Шехера да поживей.

— Так он еще днем ушел, с покойником, товарищ майор…

— Как это с покойником? -

охренел до последней степени Ленчик. А дежурный Левобережного райотдела милиции все продолжает нести ахинею:

— Так у нас днем один придурок с окна выпал, мы думали насмерть, приволокли в отдел, ну а он ожил. Шехер глянул ему в ксиву, перекосогребило его на сторону, он так вежливенько зовет покойника в кабинет, а затем на дежурной и уехал…

— А, так бы сразу и сказал, ну мне это без интереса… Больше ни чего не было смешного?

— Бабку изнасиловали, а кто не знаем, взяли мы ее внука, бьем второй час, а он в не сознанке. Крепкий попался, засранец!..

— Плохо бьете, ну мне это тоже как зайцу стоп сигнал. Бывай, Шехеру привет.

И трубочку аккуратненько на телефон, морду возбужденную к операм:

— По коням хлопцы, есть след!

И громыхая стульями и хлопая дверями, помчалась-полетела опергруппа на выход — мимо "клетки" с задержанными, мимо кабинета судмедэксперта, откуда вечно несет спиртом, мимо дежурки, полной каких-то людей, то ли свадьба передралась, то ли поминки справляли сильно шумно, не разберешь. Во след уважительное от сотрудников угро.

— Ого, группа Потапова по заданию летит!..

— Наверно на Гвоздя вышли!..

— Или на залетного громкача…

— У них висяк — труп со сберкассы, ни как за ним!..

— Да… работают ребята… орлы!..

С места рвет сразу под шестьдесят дядя Паша, подбодренный крепким русским словом. Только снег летит из под копыт-колес да на гололеде зад заносит, кто же из русских быстрой езды не любит, лишь только татарин или там еврей… Лихо несутся опера, и ни кто не знает, что их там, впереди, ждет, в конце пути — то ли пуля шальная, то ли часы именные… Все под одним ходим, все там будем…

— Слышь, майор, эта "Волжаночка" за нами днем каталась, я ее уже срисовал и раз сбросил, ни как нам кто-то хвост привесил, -

блеснул оперативным умением и зорким глазом дядя Паша, шофер угро с тринадцатилетним стажем.

Извернулся на заднем сиденье Ленчик, пихнул Гошу и Вовчика в разные стороны и точно — прет за ними "Волга", подфарники желтые, антенна начальственная, а номер, номер суки прилепили обычный, мод левак выкатил, бабу покатать, жопу растрясти!.. Ну суки, я вам покажу!..

— Значит так братва, ГБ на хвост село, удачу отнять хотят, они как бомжы, лишь остатки жрать умеют, сами же работать ни в фуй ногой в жопу, маму трест коромысло, душу мать, гони дядя Паша в Нефтяники, гони на Заводские, мы им блядям покажем, как наш хлеб мусорской достается!..

И захлестнула всех азартом да удалью, эх братва, сейчас бы пулемет, врезал бы блядям, бля буду, прифуячил бы длинной очередью!..

Замелькали "хрущобы" Советского района, взвизгнул троллейбус становясь на дыбы, подрезала машина оперативная нос огромного грузовика, шофер на верхотуре только рот успел открыть, как сразу позади остался, замелькали бараки, крути дядя Паша баранку, а дядя Паша и крутит, как девку молодую…То влево до упора, то вправо до упора, бросает "Волгу" то влево, то вправо, опера мечутся в тесном салоне то влево, то вправо, визг стоит, люди редкие еле-еле успевают из-под колес выскакивать, только б не занесло, только бы не встретить барак какой-нибудь по пути!.. Вертанул еще раз дядя Паша баранку и лихо в сторону от сортира мест на десять посадочных повернул, ну а сзади кто знал и… И с размаху, с разгону, на полной скорости и в сортир!

— Ха-ха-ха-ха! Ну бляди, ну суки, покупайтесь теперь, побарахтайтесь! Ха-ха-ха!..

— Выворачивай дядя Паша, на левый берег, к райотделу рули, но не к главному входу, а сбоку приткнись. Ха-ха-ха-ха, как там сейчас гебешные шкуры в говне барахтаются, ха-ха-ха-ха!..

Мчится "Волга", мчится как только дорога позволяет, ну дворники паскуды, не скалывают лед, ну горзеленстрой фуев, песочком не посыпает, только снег соскребывают… Замелькал центр, рестораны, театр, обком, Ленинградская площадь, мост с фонарями, ни души на улицах, вымер Омск, вымер от стужи и холода, одни опера мчатся на опасное задание, брать бандитов-убийц, банду "фиолетовая кошка" во главе с безруким особо опасным Джо, а возглавляет, группу оперативную полковник Вовчик…

Взвизгнули тормоза, бросило "Волгу" влево, вправо, занесло зад на тротуар, царапнуло об дом и все. Встали. Прямо перед ними, за завесой сыпящегося снега, в метрах пятидесяти, вход в райотдел освещенный, а рядом "газик" канареечной раскраски, дежурная машина. Посидели опера, закурили, помолчали… А Ленчик, майор Потапов, и говорит:

— Ну ка Сергей, найди чем в окно засветить "газику" и засвети.

— Бу сделано, начальник.

— И сразу в машину.

Хлопнула дверца, пахнуло снегом, метелью и какой-то гадостью с омских заводов и почти исчез старший лейтенант Сергей Васильев, отправившийся выполнять опасное задание.

— Слушать меня! Вовчик и Гоша, как только водила выскочит из отдела — брать его паскуду под крылья и в машину. Дядя Паша сразу по газам, направление мост.

— Ясно?

грозно, с угрозой в голосе отдал команду Ленчик и члены опергруппы синхронно кивнули головами.

Раздался звон, Вовчик и Гоша выскочили на мороз, ужом скользнул в машину Сергей, через мгновение со страшным матом из отделения выкатился толстеньким клубком сержант в тулупе. Подхваченный с двух сторон орлами из угро, взвился как птица, хлопнула дверь автомашины, взвыл пришпоренный мотор, юзом прошла "Волга" перед отделом, сбив занесенным задом какую-то неясную тень, выскочившую следом за сержантом на непонятные звуки, и все, скрылась в метели, как тати, воры, как враги.

— В тесноте да не в обиде! -

хохотнул с переднего сиденья Сергей, полуобернувшись назад, где сгрудились вчетвером, сидя друг на друге опера, Ленчик и сержант в тулупе.

— Ни чего, -

просипел сдавленно Вовчик.

— Ближе будем.

Леонид Потапов достал из под потной подмышки пистолет, верный "Макаров" и ткнул стволом в морду перепуганного сержанта, перепуганного и ни чего не понимающего.

— Колись сука, куда Шехера увез с тем мужиком, что ожил?! Ну?!

Сержанта еще больше перекосило, понял — люди серьезные взяли его и шутки шутить не будут:

— Только не убивайте, граждане уголовники, жена у меня и двое близнят, мальчишка и девчушка, только, не убивайте, все расскажу, без утайки, только не убивайте!..

— Заткнись! -

ткнул еще раз Ленчик сержанта стволом в рыло.

— Ну, куда сука возил?..

— На дачку одну, в район Чернолучья, там и оставил…

— Какой приказ на утро был дан?

— К 7.00 часов подать "газик" к дачке…

— Ясно. Дядя Паша, за мостом в переулки и по тормозам…

Снег летает, метель метет, темень, ни людей, ни машин, одна "Волга" переполненная по пустынным улицам несется, на поворотах ее бросает, гололед, юзит машина, но не когда, спешат люди, едущие в машине, спешат по каким-то своим делам, и страшно сержанту, видно крутые бандиты, и ствол есть у них, и по кличкам друг друга называют, ишь, дядя Паша…

— Давай мента в багажник.

Встала "Волга", Вовчик и Гоша выволокли насмерть перепуганного, сержанта из теплого салона и в тесный холодный багажник запихнули. Только крякнул сержант, когда крышкой придавили, а что еще оставалось делать… Вновь взвыл мотор, резво помчалась "Волга" по пустынному, насквозь промороженному, заметаемому городу. Ни души, ни автомашины, одни фонари да дома привидениями стоят. Без огней. Ночь…

— Значит так, орлы, -

нарушил затянувшееся молчание Ленчик и пососал затухающую сигарету.

— Подъезжаем к дачке и по обстоятельствам. Человека, на которого укажу, взять тихо и без рукоприкладства, в машину, сами следом и по газам. Морды закрыть шарфами, кто окажет сопротивление — разрешаю немного глушить. Оружие не применять. Все ясно?

— А если стрелять, бляди, начнут? -

подал голос с переднего сиденья Сергей.

— Действовать по обстоятельствам, стрельба в самом, самом крайнем случае. Ясно? -

с угрозой в голосе и с нажимом на "ясно" повторил Ленчик и опера хором, дружно, как школьники, протянули:

— Ясно!

За окном мелькнула и улетела взад заснеженная пустая будка поста ГАИ, замелькали за бетонным забором вонючие цеха, даже через закрытые стекла накуренного салона пробивало — сначала завод Пластмасс, ну а следом, пошли подряд — Сажевый, Нефтеперерабатывающий комбинат и прочая нечисть, нечисть-погань… Замелькали заснеженные поля, кусты, березки и низкие елки, впереди загорелись редкие огни. Поселок Береговой… Промчавшись через уснувший мертвым сном поселок, даже собаки не гавкнули, "Волга" вновь помчалась по пустынному шоссе, засыпанному укатанным снегом, искрившимся под светом фар, мимо проносились елки и березки, все опера молчали и только вспышки огоньков сигарет были видны в сумраке салона. Было немного тревожно. Но совсем немножко…

Первым нарушил долгую устоявшуюся тишину дядя Паша:

— Через пару километров Чернолучье. Куда дальше?

— Тормознешь, мента вытащим, покажет, -

коротко бросил ленчик и вновь воцарила тишина. Только шелест колес по укатанному снегу да рычанье мотора.

Остановившись перед первыми домами, дядя Паша покосился на Ленчика, тот шевельнул плечом и из салона выкатился Гоша. Рывком распахнув крышку багажника, за шиворот выволок оттуда сержанта и подтащил его к распахнутой двери.

— Куда дальше, тварь? -

тихо спросил Ленчик у помятого милиционера,

— Пря…пря…мо и потом… потом в конце налево… и до конца… по пра… правой стороне голубой дом… голубой… в два этажа… с балкончиком… номер сорок семь…

— В багажник его, -

скомандовал Леонид, машина взревела и помчалась по указанному адресу. Поворот, задом в сугроб, взревел мотор, машина выровнялась и все дальше, темень, редко где фонари тускнеют да фары освещают путь… Вот и дом голубой с балконом и номер 47.

— Стоп. Все за мной, дядя Паша в машине, мотор не глушить.

И вослед за майором милиции Леонидом Потаповым, в неизвестность, в непонятность, то ли за часами именными, то ли за пулей в живот, кто знает… Калитка на замке висячем, через верх раз и все, метнулась овчарка здоровенная, тенью, цепью звеня, без лая, хрипит только от злости, Ленчик ее по кумполу неизвестно откуда взявшейся монтировкой — хрясь… Взвыла овчарка человеческим голосом и рухнула в снег. За зашторенными и заледеневшими окнами свет пробивает, видать не спят, голубчики, но и не ждут, дела свои темные обделывают, крыльцо с плохо отколотым снегом-льдом, взмахнул Гоша руками и чуть всех не посбивал. Хорошо за столб вцепился, ну и начальник поддержал крепким словом, как палкой огрел. Только шепотом. Дверь заперта, но нет еще таких дверей, которые остановят оперов, Вовчик выдернул из кармана связку крючков да ключей, поколдовал немного, проволокой длинной тихонько снял крюк добавочный, ишь предусмотрительные, крюком закрылись, и просочились опера бесшумно в дом…

Темные холодные сенки, бочки, ящики, полки, дверь оббитая мешковиной, из-за нее тепло идет, тихонько на себя, не закрыта, рывком и вовнутрь — большая комната, стол разоренный с остатками роскошного ужина, лампа горит, радиола хрипит, из-за полураскрытой двери борьба слышна, вольная борьба двух разгоряченных тел, видать не первый час борются, подустали уже… Ленчик на ту дверь Гоше и Сергею указывает, а сам к другой, шторкой бархатной, вишневого цвета задернутой, ого! дверь-то на крюк закрыта снаружи, из комнаты, куда Гоша и Сергей ринулись, удивленные крики — мужской и женский, видать не ждали гостей, крюк долой, дверь нараспашку, на застеленной кровати человек спит, оборванный и худой. Храпит без задних ног, все проспать решил. Повернул голову спящего человека к себе Ленчик, вгляделся в изможденное страстями лицо, шепнул сам себе — пойдет, и Вовчику:

— Взял его и в машину!

Сгреб в охапку незнакомца лейтенант Кравцов Владимир, благо сил не занимать, рост метр девяносто три вес сто шесть и поволок на улицу, к машине. Ленчик следом, а уж догоняют его Гоша с Сергеем, на ходу шепчут:

— Шехер с блядешкой какой-то, мы их так и связали друг с другом, пусть дальше перепихиваются…

— Молодцы, -

так же шепотом благодарит за службу молодцов Ленчик, а они стервецы еще и щутят шепотом.

— Служим Советскому Созову!

И все под вой начальника райотдела Левобережного района и его любовницы. С трудом влезли в машину, дядя Паша покосился на ношу в руках Вовчика, сказал как сплюнул:

— Надо было грузовик брать!

— Ни чего, дядя Наша, мы мента из багажника в Береговом сбросим, полегче будет.

Дал дядя Даша по газам, умчалась в темень "Волга", так ее и видели. Только выхлоп остался висеть в чистом воздухе, в воздухе промороженного поселка Чернолучье…

— …Это девятнадцатый, прием, это девятнадцатый, у нас авария, Медведь упущен, прием, это девятнадцатый, черт вас всех побери, мать вашу греб пополам в бога душу жопу!.. Это девятнадцатый, девятнадцатый, ни чего не слышно, рацию говном забило…

На тесной кухне Яши Фишермана, кличка Чайник, было невпроворот от народа. У холодильника, на одной табуретке, примостились Гоша и Сергей, неразлучники, около раковины пристроился Вовчик, нависая всем своим огромным телом над незнакомцем, сидящем прямо на полу кухни и с огромнейшим недоумением взирающим на окружающих его людей. В коридоре шепчутся Яша и Ленчик.

— Пойми, друг сердечный, не куда мне его было волочь, ну совсем не куда, а у тебя чисто и ни кто не подумает…

— Ну ты даешь, Ленчик, спер человека, как американский гангстер, и ко мне приволок, я то ни чего, ни чего, но если Ленку разбудите, она вас всех на улицу выбросит, со смены она, злая, как крокодил…

— Да мы тихонечко, я сейчас оперов в подъезд выгоню, у меня секретный разговор к мужику…

Яша пошел под бок к спящей Ленке, Ленчик на кухню и негромко так:

— Живо все в подъезд и не шуметь там. Курить разрешаю.

Мгновенно кухня очистилась и освободилась, Ленчик легко приподнял незнакомца под подмышки и усадил его на табурет, прислонив к стене, что б не упал, так как от него несло густо перегаром.

— Все вопросы задавать буду я. От ответов зависим твоя судьба. Ясно?

— Более-менее, хотя соображаю я с трудом… Вы кто — КГБ?

— Я же сказал — вопросы здесь задаю я. Ты же отвечаешь внятно, точно, правдиво. Итак, фамилия, имя, отчество? Год рождения?

— Понимаете, на ваш вопрос ответить так сразу трудно, видите ли, я прожил несколько жизней, рождался несколько раз и фамилии у меня были разные. Не мог ли бы вы более конкретней сформулировать свой вопрос.

— Пожалуйста, -

невозмутимо пожал плечами Ленчик.

— Последние фамилия, имя, отчество, год рождения?

— Юрий Иванович Безухов, 1946 год…

— Отлично, место работы и место жительства не спрашиваю, так как вижу что не имеете. Теперь внятно, точно и правдиво объясните наличие в вашем кармане данного кожаного бумажника с вложенным в него паспортом на имя Юрия Ивановича Заикина, год рождения 1946, место работы Институт номер 732, прописан город Москва, улица Павших Коммунаров, дом 129, квартира 31.

— Не знаю, не помню, я вообще впервые увидел данный бумажник и этот паспорт в райотделе милиции, а потом эта фантасмагория…

— Я просил тебя отвечать на вопросы, а не рассказывать херню всякую! — Ленчик чуть возвысил голос и перешел на "ты".

— Итак, ты не знаешь, как данный паспорт оказался в твоем кармане?

— Нет…

— Тогда лирическое отступление. Хозяин данного паспорта найден зверско убитым и ограбленным. Ты не отрицаешь, что данный паспорт был обнаружен в твоем кармане?

— Нет, но…

— Только ответы, всю остальную херню оставь для судьи и следователя, если до этого дойдет дело. Мне это до лампочки. Итак, у тебя в кармане обнаружен бумажник и паспорт, ранее принадлежавшие зверско убитому гражданину, которого срочно разыскивает Москва, московское начальство. Подумай и точно, внятно, правдиво ответь мне — ты хочешь встретится со следователем по поводу данного убийства и обнаруженного в твоем кармане бумажника?

Кухню уютно освещала лампочка под желтым абажуром, за окном мела метель, скрывая все следы, а тут так было тихо и уютно… Голова соображала плохо, но в тюрьму Юрию не хотелось… Действительно, потом ведь не докажешь ни чего… Хотелось выпить, так как синдром похмелья уже давал о себе знать.

— У вас здесь нет ничего выпить?..

— Нет, но я прикажу и привезут. Посиди спокойно, пятый этаж, внизу асфальт и кругом наши люди.

Ленчик вышел в подъезд, приказал Гоше мчатся к вокзалу и привезти бутылку водки, вручив на расходы десятку. Последнею до получки… Вернувшись, застал Юрия погруженного в раздумье.

— Значит так, на вопрос, заданный мною, ответ я еще не получил. Мне повторить вопрос?

— Ни к чему… Кто же хочет сам в тюрьму, по своей воле…

— Не только в тюрьму. Но и на расстрел. За такое убийство полагается "вышка", расстрел. Ясно?

— Вполне…

— Значит, если ты не хочешь получить "вышку" и пулю в лоб, ты мне должен помочь в одном деле. Ясно?

— Ясно…Но не вполне…В каком деле?.. И где гарантии, что меня не расстреляют?..

Юрий втягивался в непонятную ему игру, таинственную, непонятную, с кражей его, с незнакомцем, с трупом зверско убитым, непонятными подручными, с таинственной квартирой…

— Гарантия будет очень и очень существенной Ты получишь назад документы, которые были у тебя обнаружены в кармане и полетишь в Москву. Как только ты захочешь выйти из игры и начнешь качать права, заявишь — мол я не я и лошадь не моя, так сразу в дело вступит социалистическое правосудие, чья рука неотвратима и возмездие настигнет преступника и так далее. Ясно?

— Ясно… Но…

— Вопросы здесь задаю я. Об этом уже было сказано. Твой голос совещательный и только когда я разрешу говорить, ясно?

— Да…

— Закуривай.

Юрий и незнакомец закурили. Интересно все же, кто он? бандит, нанятый КГБ иди кегебешник, выполняющий что-то свое?.. Вот придурок, или спился до конца, о каких-то нескольких жизнях плел, фамилиях, бред чистый, может у него белая горячка началась, но вроде бы непохоже… Ленчик докурил "примину" и затушил ее аккуратно в пепельнице. За окном было все еще темно и снежно. Ночь.

— Где твой паспорт?

— У вас в руках, -

улыбнулся Юрий.

— Ты сильно рано вошел в роль. Повторяю — где твой паспорт?

— У друзей…

— Адрес, фамилия, имя.

— Улица Советская, дом 12, квартира 99, Николай Краюхин. Паспорт лежит на верху кухонного шкафа с правой стороны…

— Отлично, ты делаешь успехи, поразительные успехи, -

Ленчик взглянул на часы, было полпятого утра.

— Скоро приедет водка и мы с тобою немного выпьем. Остальное ты получишь на аэродроме. Ясно?

— Вполне…

— Тебе не интересно, кем ты будешь?

— Вы же запретили задавать вопросы…

— Я же говорю — ты исправляешься на глазах. Давай говори мне "ты", ты же не арестованный, мы с тобой теперь в одной упряжке. Я думаю, раз ты прожил несколько жизней, то тебе не в диковину начинать жить снова. Отныне ты космонавт Юрий Иванович Заикин.

— Но… но ведь… но ведь у меня… там, в Москве… наверно есть жена… дети, друзья и сослуживцы…я наверно не сильно похож на того Заикина…да и вообще, я на космонавта вроде бы не тяну…

— Перед тем, как мы тебя отправим на аэродром, с тобой будет произведена небольшая операция, мы тебе сделаем небольшую пластическую операцию, после которой тебя не сразу узнают, к тому же у тебя будет повод ссылаться на потерю памяти.

— Пластическая операция?!..

— Совсем мимолетная, она не затронет твоих красот и не обезобразит тебя. Ну только самую малость…

В коридоре за дверью раздалось шуршанье, Ленчик вышел и получил запотевшую бутылку водки из рук Гоши. Отправив опера в подъезд к друзьям-приятелям, он вернулся на кухню.

— А вот и твоя долгожданная водка. Я думаю — в Москве тебя будут угощать "Московской". Поехали, -

разлив по стаканам, скомандовал Ленчик и налитые до половины граненые стаканы по 0,7 коп за штуку, взлетели вверх и слегка звякнули друг об друга, самую малость, чуть-чуть.

— За твое рожденью, Юрий Заикин, за твой новый день рожденья!..

— За вновь испеченного космонавта…

Водка пошла по назначению, через пять минут мир на кухне незаметно изменился — позы стали чуть раскованней, выражение лиц чуть мягче и менее настороженней, движения более плавные и мягкие. Ленчик и Юрий закурили.

— А хорошо пошла, стерва…

— Хорошо…

Соучастники сидели, курили и откровенно, без всякого стеснения разглядывали друг друга. И чем дольше разглядывали друг друга, тем больше нравились друг другу…

— А ты ни чего мужик, свой в доску…

— В общем-то и ты не так уж плох…

За окном потихоньку умирала ночь, снег давно перестал падать серело, еще чуть-чуть и серое невзрачное утро поднимет серых невзрачных людей и погонит их на серую, невзрачную работу… Делать серые невзрачные вещи, столь необходимые в народном хозяйстве.

— Ну и хорошо, что мы с тобой поладили, Юрий. Я думал — ты будешь упираться.

Юрий пожал плечами, глаза слипались, хотелось лечь на немного, совсем на немного и полежать…

— Да ты не спи, скоро поедем. Пошли в машину.

Растолкав в подъезде уснувших оперов и поддерживая за локоть шатавшегося Юрия, Ленчик, стал спускаться. Вниз, сквозь вонючий подъезд, на свежий, с утренним выбросом омских заводов, воздух. Сзади плелись опера. Впереди было самое трудное — аэродром.