Район Левобережье был гордостью председателя горисполкома г. Омска товарища Демчука А.С. Стройные серые салатово-грязные и голубовато-линялые, как старое белье, девяти и двенадцати высотой, этажные коробки в три, пять и семь подъездов, шестнадцати этажные башни из крупноблочного бетона, стоящие ровными рядами на значительном расстоянии друг от друга, не могли не радовать глаз. Да, крупно-блочное строительство сильно решило проблему с жильем, товарищи!
А школы, школы!.. Огромные, светлые, огороженные невысокими заборчиками зеленого цвета, с географическими уголками и мастерскими для первоначального технического обучения подрастающей поросли… А детские сады!.. А детские ясли!!.. С железными, на века сваренными шефами из сэкономленного металла, в том числе и от ракет, но нам для детей ни чего не жалко! качели, огромные глобусы в виде меридиан и параллелей, туннели и всякой прочей ерунды, но столь любимой детьми… Переплетение труб, проката, полос и профиля!.. Если все это железо собрать в кучу, то целому прокатному стану хватит работы на целый месяц!!! Но как уже было сказано, товарищи, нам для детей ни чего не жалко!..
А гастроном, гастроном!.. Огромнейший, с двумя просторными залами, с блестящими прилавками и холодильниками!.. Правда полупустой, но это временная трудность после 1913 года и в ближайшем будущем…
Район Левобережный был гордостью председателя горисполкома товарища Демчука А.С. И проклятьем левобережцев…
Ровные ряды бетонных "хрущеб" с перепутанной нумерацией, между домов ветер гнал летом пыль и песок, зимою снег, летом и зимою, осенью и весною мусор из помоек, не вывозимых неделями, саженцы деревьев были тонкими, хулиганы вырывали их на дубье, выясняя отношения между собою и с прохожими… Большие взрослые деревья были уничтожены во время строительства.
Автобусные остановки представляли собою металлические скелеты с остатками остекления… Во всем районе не было ни одного работающего телефона-автомата, за исключением расположенного в коридоре пункта правопорядка, который охраны…
А детские ясли!!! С полуграмотными нянечками и грубыми воспитательницами, совершенно не следящими за детьми… Эпидемии, несчастные случаи, отравления были повседневностью в этих яслях…Детские сады были ни чем не лучше. Плюс хищения, дети приходили домой голодные, как будто с тяжелой физической работы, а на вопрос родителей — чем вас там кормят, норовили заплакать, но объяснить внятно не могли…
А школы!…Родители отпускали детей в шкоду со слезами, не зная — сами дети вернутся домой или за ними нужно будет отправляться в больницу…Хулиганы, насильники, распускающие руки учителя, разбитые фонари, ямы на тротуарах, падающие на головы фрамуги окон, оголенные провода, плохо вымытая посуда, некачественные продукты, дружинники, отличающиеся от хулиганов только лишь наличием повязок… И более ни чем…
Гулять своего ребенка на улицу мог отпустить только изверг или садист. На улицах было страшно…Может быть в далеком капиталистическом Гарлеме и страшней, но во-первых, нам от этого не легче, во-вторых, не верю! негров и бандитов из Гарлема избили бы здесь до полусмерти через полчаса. Дети, сходив в магазин за хлебом, возвращались с таким словарным запасом и жизненным отрицательным опытом, как будто вернулись по концу срока после десятилетнего заключения…
А квартиры, квартиры!.. С промерзающими зимой стеклами и углами, протекающими весной и осенью швами в бетонных потолках и стыках стен, перекошенными дверями и выпадающими оконными блоками, разбитыми унитазами и раскраденной сантехникой на момент новоселья… Люди переезжали на Левобережье лишь с милицией, насильно, шли как на муку, на каторгу, на смерть… Несколько домов, после заселения и огромного потока жалоб, были признаны условно-аварийными, шестой! комиссией, но выселить людей было уже не куда, так как прежние комнаты в коммунальных квартирах уже были заселены очередниками… Прождавшими лет по десять в общежитиях. Прежние, с тоской вспоминаемые коммуналки были брошенным раем… Новых же квартир не предвиделось до следующих советских праздников, когда вновь досрочно будут сданы дома. Но кто же даст гарантию, что эти самые новые квартиры будут не хуже, чем эти, условно-аварийные? Ни кто…
А гастроном., гастроном!.. Единственный на весь район, на все сто двадцать тысяч жителей!.. С пустыми прилавками, грубостью и вороватостью персонала, с "блатными", припрятыванием дефицита и прочими прелестями развитого социализма…То там, то там в гастрономе пробегали тараканы…Слава богу, хоть не крысы, крысы не живут там, где нет мяса.
По всему Левобережью были разбросаны многочисленные комендатуры, нет, не оккупантов, а "химиков", то есть условно осужденная с направлением на стройки народного хозяйства и условно-досрочно освобожденные, так же направленные на стройки того же хозяйства… И общежития, где они, "химики", проживали. Все это придавало дополнительный колорит и уголовно-романтическую тревожность в такую пресную повседневную жизнь… Ни кто не знал, возвращаясь с работы, что его ждет в родном, будь он проклят, районе… Обкраденная квартира, изнасилованная дочь, избитый или арестованный сын…А что ждет самого возвращающегося среди темноты джунглей и дикости первозданного мира, не ведомо даже богу.
Многочисленные стройки, переполненные "химиками", алкашами, люмпен-пролетариатами, тем самым которым нечего терять, окромя цепей…
Единственный на весь район кинотеатр с изрезанными и сломанными сиденьями, то и дело глохнущими динамиками и рвущейся лентой — Сапожник! Сука! Напился! Кино давай, блядь! Фильм, который посмотрел уже весь город, и больше ни одного культурного учреждения, не считая массы частных заведений, упоминаемых в уголовном кодексе в статье о притонах… Левобережье было проклятьем…
К тому же, как будто не желая общаться с жителями многострадального района, остальной город Омск, расположенный всего лишь через сто метров реки Иртыш, имел мост далеко-далеко в объезд, через поля. Близок локоть да не укусишь, жители Левобережья видели летом зелень через реку, а зимой яркие радостные огни театров и бульваров города…
Автобус же трясся полтора часа, то и дело норовя если не сломаться или загореться, или застрять в осенне-весенней грязи, или влететь колесом в яму, выкопанную по случаю ремонта досрочно пущенной газовой магистрали… Левобережье было мукой, горожан.
Район был построен досрочно, с огромнейшим опережением всех графиков и всех сроков, имеется ввиду жилые (относительно) дома, а многие и многие службы и инфраструктуры не успевали выбивать в стране тотального планирования средства на вновь возникающие подразделения, а потому изворачивались, как могли. Пожарники пообещали поставить депо в следующей пятилетке, а сейчас приезжали тушить из других районов города, направляемые диспетчерской службой… Если конечно не было работы в собственном районе. Все это и многое, многое, многое другое не способствовало быстрому реагированию на возгораемость и… Правильно, на Левобережье пожары затухали чаще всего сами собой, когда все, что могло гореть, уже сгорало. А горело часто, так как пользоваться газовыми плитами и электроприборами случалось чаще всего в пьяном состоянии да и просто неумело ими пользовались. Большая часть жителей Левобережья была коренной — раньше здесь была деревня и рабочий поселок мясокомбината. Вот их то и переселили в "хруще бы" с газовыми плитами.
Скорая помощь, проносясь, если так можно выразится, по ухабам и рытвинам мимо бесконечно огромного недостроенного больничного комплекса, в котором, когда его достроят, будет лечится одновременно двенадцать тысяч человек, не успевали к больным и раненым, и те мирно умирали… Правда, иногда раздосадованные родственники умерших били медперсонал "скорых", но…Но это только в связи с низкой культурой.
Но тяжелее всех было милиции. Собранные с бору по сосенке, какой же начальник отдаст в новое место хорошего работника, на тебе боже, что нам негоже, вечно пьяные, с еще низкой культурой, чем у обслуживаемого ими населения, оборванные, располагаясь в сыром полуподвале шестнадцатиэтажки, с мизерной зарплатой… Они, эти так называемые работники правоохранительной службы, были грозой, нет, не хулиганов и уголовников, а мирных граждан, по недомыслию своему вышедших на улицы родного района… Даже совершенно трезвые граждане, пошедшие за молоком в наивной уверенности купить его, могли пасть на поле неравной брани и угодить в плен-вытрезвитель, так как план был огромен и жесток. А выполнить его на нищих алкашах или уголовниках, ни где не работающих, но имеющих справки о якобы инвалидности, следствие советских лагерей, невозможно. Остаются граждане, исправно посещающие работу, получающие зарплату и выходящие из дома за молоком. А еще учтите к плану по медвытрезвителю, высокую преступность, которую нужно раскрывать и быстро, иначе не получишь премии, условия жилищные начальство не улучшит, и жизнь будет полна мрака…
Ну а попробуй раскрыть преступление, если уголовники все битые-перебитые, и законы знают лучше тебя, и даже лучше адвоката. Конечно, знание законов ни сколько не помешает грянуть возмездию, но… Есть такая вредная организация, как прокуратура, сует свой длинный нос куда не следует и хоть ворон ворону глаз не выклюнет но если ворону предстоит повышение по службе и требуется показатель работы, а тут жалоба, аргументированная… А главное — с указанием, мол гражданин прокурор по надзору, в момент совершения вешаемого на меня преступления, находился я там-то и ни какого отношения к данному деянию не имею, лошадь не моя и я не я… Вот и борись после этого с преступностью, но бороться надо и если ночью убили кого-нибудь, а в вытрезвитель попал работяга, да еще ни чего не помнящий из прошедшей ночи, то почему бы не соединить два таких различных, на первый взгляд, события, в одно целое?.. Ведь пьянство есть рассадник преступности, и где гарантия, что работяга этот если и еще не убил ни кого, то не убьет в следующий раз? Ни какой гарантии нет. Преступление раскрыто, премия пропита, начальство радуется, ну а преступник все равно когда-нибудь попадется, такова диалектика, в нашей стране неотвратимость наказания является чегой-то там камнем…
Девочку изнасиловали, сколько лет шалаве? четырнадцать, а что это она на пустыре вечером делала, а в комнате детской в милиции она не состоит на учете? Нет? Странно… да ладно, ну-ка Вася, погляди, кто там у нас есть из наличного состава в "обезьянике… А, Кешка, за шапку, бздливый такой, давай его сюда, ты че паскуда, девку не пользованную испортил?! А?! Че значит не ты, че значит, что ты вторые сутки тут паришься, кому какая разница, сколько ты здесь, да ты сука и не на такое способен, Вася, друг, вдарь ему валенком… А в валенке гиря-гантеля. Следов нет, а ощутимо… Пиши Кеша подробно и не всхлипывай, вот тебе сигарета, пиши, как девку отодрал, подробности мы тебе подскажем, заучи их, следователь собака интересоваться будет, не подведи нас, голубь, а не то кроме валенка у нас и другое припасено, да и бабка есть мертвая, с надругательствами, а это, милок, на "вышку" тянет…
Тяжко работать милиции в новых районах. Особенно если район этот — Левобережье. А все потому, что население Левобережья процентов на шестьдесят состоит из спецконтингента. Работяги с уголовным прошлым в различнейших шарашках и конторах, не имеющие собственной строительной базы, семьи многодетные, где глава семьи пьет да детей стругает; ну и родственники периодически изолируемых от общества, так как глава семьи вместо того чтоб в передовиках ходить, за "колючкой" задарма здоровье гробит… Не принося пользы государству любимому. Ну еще есть в гуманном советском государстве группа населения, которой положена отдельная жилплощадь. "Хроники", то есть хронические больные, а значит и туберкулезники. А где в нашей стране туберкулезом заболеть можно, об этом даже дети знают и поют:
…Туберкулез и снова лагеря…
Весь этот контингент, этот букет, этот изысканный коктейль и составлял значительную часть населения Левобережья. И ни какой ошибки нет — ранее названные жители деревни и рабочего поселка, и этот контингент — это и есть одно и тоже.
Тяжко работать милиции в новых районах. Ох тяжко… Люди друг друга не знают, дворовые коллективы разрушены, понятие стыд уничтожены десятилетиями советской власти…
Тяжко работать милиции. Руки трясутся, во рту сухо, голова раскалывается, зарплата мизерная, жилье — в однокомнатной квартире сам, жена, трое детей, теща-сука и вечно живой дед… А преступников тьма. Весь район Левобережье был заселен подонками. Весь!..