Рассвело. Луна погасла, растворилась в побелевшем разгорающемся небе. На горизонте широкой волной вспучивало кромку неба еще не вышедшее из-за скал солнце. Эпикур вывел свою роту на опушку и, тщательно замаскировавшись, изучал теперь в мощный бинокль белые скалы с раздавленными солдатами дивизии "Дуглас", лощину, поблескивающую заваренными бронемашинами мумми-смертников.

Он пытался рассмотреть окопы пряных, но ничего разглядеть не мог. Только торчали через равные промежутки разноцветные треугольные флажки, а дальше буграми вздувались бетонные насаждения.

"Так ты, старуха, и не смогла воспользоваться своими привилегиями, размышлял Эпикур. Глазам его было больно от растущего солнца. — Никогда не знаешь, где тебя накроет… Впрочем, хорошая смерть! Для профессора, прямо скажем, идеальная смерть!.."

— Дай-ка бинокль! — попросил Нарцисс. — Дай, погляжу.

Эпикур отдал Нарциссу бинокль, ползком забрался в кусты и, подозвав санитарку, тихо пошептав ей что-то на ухо, накрылся куском брезента. Никто ротного не осуждал. Любовь перед боем не запрещалась и не поощрялась.

Белое яркое небо быстро наполнялось назойливым гудением бронестрекоз. Вот, только что всходило в тишине солнце, а вот уже тяжелые прозрачнокрылые машины занимают свои позиции, готовые к бомбометанию.

— Перехватили приказ! — прошипел Нарцисс, убирая бинокль в кожаный футляр.

Эпикур выбрался из-под брезента, оттолкнул голую руку санитарки, пытающуюся затащить его обратно, и приказал:

— Стройсь! Короткими перебежками в сторону скал.

— Я радирую? — спросил Вакси.

— Да, пусть дадут прикрытие с воздуха… Впрочем, — Эпикур, приложив ладонь к глазам, разглядывал небо, — уже не надо, уже дали!

Гливеры, пригибаясь, побежали один за другим по открытому пространству. Метров сорок до лощины с броневиками. Разорвалась первая осколочная бомба. Никого не задело.

Нацепив фуражку, Нарцисс зашагал, даже не пригибаясь, точно по уставу выставляя ноги "пятками внутрь, носок наружу тяни" — замыкающим. В белом небе маленький истребитель "пи-пи-эр", пользуясь отсутствием прикрытия, ловко сшибал малоповоротливые бронестрекозы. Он налетал сверху и жалил очередью прямо в стеклышко кабины, стрекоза коротко взрывалась и, теряя управление, мягко скользила вниз, складывая мотающиеся прозрачные крылья. Бронестрекоз было десять, и семь из десяти "пи-пи-эр" успел сбить. Вдруг откуда-то из-под солнца выскочили, сверкая магнитными рыльцами, пять бронекомариков прикрытия, и завязался неравный воздушный бой. "Пи-пи-эр" одну за другой исполнял фигуры высшего пилотажа, больше ему ничего не оставалось, иначе было не уйти из-под перекрестного огня противника.

Эпикур при помощи Вакси заправил в ракетницу два самолетных взрывателя, найденных у десантника, и мягким нажатием кнопки отправил их в небо. Еще одна стрекоза, потеряв управление и задымившись, пошла снижаться над джунглями. Никакого грохота — только вспышка управляемого снаряда.

— Нормально, — почти пропел Эпикур. — Теперь в атаку!

Гливеры легко миновали опасное пустое пространство и, забежав в лощину, жались к запаянным, раскаленным под солнцем броневикам.

Позади, за спиной Эпикура ухнуло, он обернулся. Медленно в воздух поднимались куски горящего брезента. Разорванное взрывом тело санитарки подбросило вверх и, зацепившись за ветки, оно повисло, истекающее кровью. Рядом с ботинком Эпикура шлепнулась в песок обугленная рука, вывернутые черные пальцы сплелись в немыслимый кукиш.

Присев у последнего дерева, Вакси быстро радировал:

— Необычайно сильные душевные переживания ротного завершились гибелью предмета переживаний. Над головой ротного неравный воздушный бой, впереди обезумевшая его рота, спрятанная в лощине.

— Что?! Что он делает? — неслось из рации с придыханием. — Ну, передавайте же скорее!

— Он стоит, — отозвался Вакси. — Он стоит, как соляной столб.

Пи-пи-эру, наконец, удалось сбить один из бронекомариков, и тот с адским гулом потерял высоту и врезался в скалы. Полыхнул вдалеке красною вспышкой взрыв, взметнулось к небу облако желтой пыли. Задыхаясь от горя, Эпикур дошел до лощины и только тогда взглянул на скалы. Он был переполнен таким сильным отрицательным чувством, что эпизод как нельзя лучше вписывался в работу. На скалах трудно было не заметить движения. Мелькали плоские каски пряных. Было видно, как, пользуясь прикрытием трупов дивизии "Дуглас", солдаты разворачивают пулеметные установки.

— Нарцисс, я тебе бинокль давал? — спросил Эпикур.

— Ну, мне, — неохотно отозвался секретчик.

— Давай его сюда обратно!

Получив бинокль и выдернув его из футляра, Эпикур разглядывал чужую позицию. Прямо среди бегающих солдат пряных стоял живописец. Он развернул свой мольберт на железных ногах, установил холст, и теперь, высовывая язык, облизывая губы, в творческом экстазе смешивал краски и живо писал что-то, вероятно, поле сражения.

— Ребята, будьте внимательны, — предупредил Эпикур. — Не заденьте случайно художника! Он без мандата, это определенно, его практически не существует!

— Да, ясное… ясное дело… понятно… — загудели гливеры.

Два бронекомарика зажали "пи-пи-эр" с двух сторон, а третий, сделав петлю, атаковал снизу.

— Эх! — вздохнул Эпикур. — Летчик, ты летчик!

Вся рота смотрела в небо.

— Прыгай, — прошептал Нарцисс. — Прыгай!

Взорвалась рядом бомба, сброшенная одной из бомбострекоз. Все упали, их завалило горячей сорванной листвою и мягкой пылью. Взрывом разнесло и повалило набок одну из бронемашин. Пользуясь, как прикрытием, разорванной раскаленной броней, Эпикур опять посмотрел на небо. Но небо было чисто.

Висело в голубом просторе маленькое прозрачное облачко, сквозь него лилось солнце, и только вдалеке, почти у горизонта, все еще торчали, уменьшаясь, четыре точки — три бронекомарика прикрытия и стрекоза.

— Куда ж он делся-то? — удивился ротный.

Заработали, застукали пулеметы пряных. Полетели фонтанами пыль и песок. Зазвенели бока броневиков. Ждать было нечего. Эпикур поднял гливеров в атаку и сам кинулся первым. Лощина кончилась. До скал опять было неприкрытое пустое пространство — метров сто. Он бежал, задыхаясь, нечленораздельно орал во все горло, орал одним бессмысленным продолжительным звуком. А позади тяжело топали его солдаты. Как и положено секретчику, Нарцисс бежал рядом, по левую руку. Вакси застрял в тылу, прикрывая наступление ударами ручных гранат.

Добежав, наконец, до первого пулемета, Эпикур ногой в тяжелом ботинке отшвырнул черный дырчатый ствол и ударом кулака оглушил пряного, сжимающего гашетку. Второй пряный, выхватив нож, кинулся на ротного, но его остановил выстрел гливера.

— Слабаки! — довольно прохрипел Эпикур. — Бей их, ребята!

Над джунглями, виляя и оставляя за собою огненный черный шлейф, вдруг появился "пи-пи-эр". Самолет сильно кренило, но он все еще держал высоту. А за ним, тоже дымясь, следовал бронекомарик, пытаясь ударом пулемета свернуть самолету хвост.

— Пленных, пленных бери! — вопил Нарцисс, но никто не собирался коллекционировать пленных для чужой докторской.

Гливеры легко убивали пряных. Минут через двадцать все было закончено. Эпикур построил и пересчитал своих солдат. Тяжелый запах поднимался над белыми скалами. Оставалось, не считая Вакси и секретчика, пять человек. Нечего было и думать о создании братской могилы, нечего было думать об экскаваторе.

"Как все-таки грустно хоронить своих товарищей по оружию, — размышлял Эпикур. — И какое все-таки варварство, не давать похоронить товарищам по оружию товарищей по оружию!.. Впрочем, это отнятие похорон тоже имеет свое очарование, свою особую прелесть… Так или иначе, что-то надо решать с этим свидетельством нашей победы!"

Двое гливеров, вытащив из щели очередной труп, положили его и аккуратно перевернули на спину. Лицо мертвеца было сильно перепачкано мелом, вокруг шеи туго обмотались аксельбанты. Левой ноги не хватало, а в руке в почерневших пальцах был зажат шелковый носовой платочек. Вероятно, этим платочком полковник Кентурио хотел исправить свою ошибку и стереть плевок с воротничка обидчивого губернатора.

"Хотел, но не успел… — с грустью отметил Эпикур. — Хотел и не успел… Бывает!.."

Он вынул из мертвой руки платочек и очистил от жирного пота собственный пылающий лоб. На уголке платочка было алой ниткой изящно вышито маленькое сердце и проставлены инициалы.

— Ребята, давайте-ка, снесем всех в штабель! — скомандовал он. — Нет, пряных не трогать, пусть валяются!

— А "дугласов"? — спросил кто-то из гливеров, брезгливо затыкая ноздри.

— А "дугласов" вместе с нашими! Как ты себе думаешь? В одном строю несем боевую вахту! Стой, а где этот, художник!? Художник, как стоял перед своим мольбертом, так и теперь оставался там. Работа его — батальное полотно — быстро продвигалась вперед.

С железной ноги мольберта на ниточке свешивался небольшой пластиковый пакет. В пакете находилось удостоверение. Легко прочитывались буквы, выдавленные по белому ледерину: "Художник-баталист, вторая категория."

— Ну, слава Богу, с мандатом! — вздохнул Эпикур. Он подошел к художнику и спросил: — Не мешают мои ребята? А то мы можем убраться!

— Нет, ни в коем случае! Вы все уместились! — задумчиво художник смотрел куда-то в небо. — Знаете, чего мне не хватает? — взгляд его медленно двигался по полю сражения. — Я немного не успел, нельзя ли повторить бой?!

— Сложновато! — Эпикур поскреб затылок. — Но попробуем! Вы подождите немного, а я пока парламентера за противником пошлю!

— Конечно-конечно! — закивал довольно художник. — Я вполне могу подождать.

Вручая Нарциссу белый шелковый платок с алым сердцем и инициалами далекой подруги полковника Кентурио, Эпикур сказал:

— Придется тебе идти! Расскажи, что художник работает, монументальная живопись, мол, не в службу, а в дружбу! Пусть пришлют человек десять-пятнадцать похилее! А то он работу закончить не может!..

Удобно устроившись в неглубокой каменной выемке, Эпикур наблюдал в бинокль, как Нарцисс в наглухо застегнутом комбинезоне и фуражке идет по открытому пространству маленького каменного плато. Как ветерок полощет белый шелковый платочек в его высоко поднятой руке. Секретчик упал на спину и выронил платок. Фуражка полетела с головы и колесом покатилась по камню. Нарцисс был убит почти в упор из крупнокалиберного пулемета. Из выдолбленного в скале окопа на четвереньках выполз солдат в облегченном бронежилете. С большим трудом он подобрался к телу убитого офицера, поднял платок, вынул из кармана парламентера удостоверение.

В мощный бинокль было видно, что губы Нарцисса шевельнулись, он что-то сказал, и из горла хлынула кровь.

"Неужели, не пришлют?! — удивился про себя Эпикур. — Неужели, им на искусство наплевать?! Всего-то человек десять надо! Мы бы их зарезали тихо, а парень бы холст свой закончил. Неужели, все-таки наплевать?!"

Он видел в бинокль, как пряный железным жуком медленно вползает обратно в окоп. Прошло минут пятнадцать.

— Идут! — констатировал Вакси, зачехляя свою рацию. — Ты сколько их просил прислать?

— Десяток! Раз, два, три… — шептал Эпикур. — Двадцать восемь, двадцать девять… Они что, с ума сошли?

— Неприятно, конечно, — вздохнул Вакси. — Может, отступим?

— Не было приказа! Противоречит разработке.

Блестели под солнцем и надвигались округлые белые бронежилеты.