Коротко подстриженный помощник генерала предложил горячего кофе.

— Спасибо, — отказался я.

— Если не хотите кофе, — встал из-за письменного стола помощник, — угощу-ка я вас биографией шефа. Вот, держите.

И он протянул мне лист бумаги с прикрепленной к верхнему левому углу визитной карточкой генерала.

Ждать мне оставалось еще минут пятнадцать, и я, решив не тратить времени впустую, принялся изучать жизнь Кеннета Льюера.

«Двухзвездный генерал родился 13 августа 1934 года в Миннесоте»… Прочитав это предложение, я представил себе жаркий летний полдень, сияющую от счастья, чуть усталую молодую мать, ее мужа со здоровенным букетом цветов, чуть поодаль — целую стаю бабушек, дедушек, тетушек, дядюшек, братьев и сестер… Какую судьбу прочили новорожденному все эти люди, собравшиеся 13 августа 1934 года у выхода из роддома?

«Кеннет Льюер закончил в 1956 году университет в Айове и училище офицеров резерва»… Воображение мигом нарисовало портрет двадцатидвухлетнего бравого второго лейтенанта. Подбородок выдвинут вперед. Брови сведены у переносья.

«Военное образование получил на Основных и Высших курсах офицеров-пехотинцев, в Штабном колледже и в Индустриальном колледже Вооруженных Сил»…

Перед глазами стоял тот же молодой офицер. Лишь на лбу появилось несколько едва заметных горизонтальных морщинок.

«Он командовал 193-й пехотной бригадой, был начальником штаба и заместителем командира 4-й механизированной дивизии в Форт-Карсоне, штат Колорадо»…

— Господин Льюер готов принять вас, — помощник генерала аккуратно тронул меня за плечо.

Командир форта оказался человеком выше среднего роста, очень коротко подстриженным, с отменной выправкой.

— Есть хотите? — генерал улыбнулся и протянул мне крепкую руку.

— Спасибо, только что это сделал в вашей штабной столовой.

— И правильно. А я вот все никак не найду свободных десяти минут. Не возражаете, если во время разговора я проглочу пару бутербродов? — он достал из лежавшего на письменном столе атташе-кейса маленький термос и сверток с сандвичами.

— Как вам понравилась еда в столовой Форт-Беннинга? Вкусно?

— Есть можно.

Льюер почему-то рассмеялся.

— Честно говоря, — сказал я, мое внимание привлекла не столько еда, сколько обилие иностранных офицеров. Кого я только там не видел. Вы что, весь мир обучаете военному ремеслу?

Льюер опять рассмеялся. Потом сказал:

— Да, много у нас тут стран представлено. Слушатели занимаются по 15–18 человек в группе. Стараемся, чтобы в группу входило 3–5 иностранцев. Американские и иностранные офицеры не только учатся здесь, но и сами учат. Таким образом мы обеспечиваем обмен воинским опытом во время занятий.

— Давно вы ввели такую систему?

— В начале шестидесятых годов учебные группы состояли из 160–180 человек. Из них двадцать человек — иностранцы. Но в ту пору лишь преподаватель говорил, а слушатели конспектировали его лекции. Теперь же мы всячески пытаемся стимулировать дискуссии, споры. Это очень сближает людей.

— Я видел тут неподалеку огромное здание, на котором здоровенными позолоченными буквами написано: «Эскуэла де лас Америкас». Латиноамериканцы и азиаты обучаются раздельно?

— Нет, все вместе. Просто часть офицеров посещает основной курс, а часть — высший курс. Первый длится 16 недель. Второй — 20. Желающие могут продлить свое пребывание в Форт-Беннинге, если они хотят дополнительно пройти курс какой-либо специальной подготовки.

— Курс рейнджеров, парашютистов и так далее?

— Совершенно верно.

Льюер налил в пластмассовый стаканчик крепкого кофе и бросил туда чайную ложку молочного порошка.

— Вам с молоком или без? — спросил он, наливая кофе во второй стаканчик.

— Без. Вы были во Вьетнаме?

Льюер откинулся на спинку дивана и несколько мгновений сидел молча, потом опять придвинулся ближе к журнальному столику, по разные стороны которого мы сидели, уперся локтями в напружиненные ноги.

На краю столика лежала брошюра «Советская военная мощь: стиль руководства войсками». Льюер взял последний номер «Тайма» и прикрыл им брошюру.

— Был. 101-я воздушно-десантная дивизия, 501-й полк. Был командиром 2-го батальона.

— В какие годы?

— Семьдесят первый — семьдесят второй. Но я отвоевал во Вьетнаме еще и первый тур: шестьдесят седьмой — шестьдесят восьмой.

— Тоже командовали батальоном?

— Служил в штабе батальона. А в семьдесят втором выводил последнее американское подразделение из северных провинций Южного Вьетнама.

— В семьдесят втором война пошла на убыль?

— Я бы не сказал. Первые шесть месяцев батальон участвовал в активных наступательных операциях.

— А потом?

— А потом мы преимущественно обороняли коммуникации, по которым доставлялись боеприпасы и продовольствие.

— Наступательных операций не было?

— Были. Но лишь в тех случаях, когда нас обстреливали. Потом мы в течение длительного времени передавали южным вьетнамцам технику, наши заставы, полевые лагеря…

Он прошелся по кабинету. На полу лежал толстый ковер, и шагов генерала не было слышно.

Он подошел к письменному столу, взял миниатюрный серебристый танк, повертел его в руках. Поставил танк на прежнее место рядом с пивной кружкой, заполненной идеально заточенными карандашами. Кружка, похоже, была сувениром из Западной Германии.

Я спросил:

— Вы любите пиво?

— Люблю, — улыбнулся он. — Но вынужден себя сдерживать: вес…

— Вы в отличной форме, — заметил я.

— «Отличная форма» не так-то легко дается, он провел широкой ладонью по впалому животу. — Встаю в 5.30 утра. Включаю здешний девятнадцатый радиоканал и под музыку занимаюсь аэробикой.

— Мне казалось, аэробика — женский вид спорта.

— Не думаю. Сразу после нее я пробегаю 3–5 миль…

— Каждый день?

— Шесть раз в неделю. По воскресеньям позволяю себе расслабиться: сплю дольше и не бегаю.

— А гольф? Разве классический генерал может не играть в классический гольф?

— Нет, — рассмеялся Льюер, — не может. Кстати говоря, я сам ношу свои клюшки и прочее снаряжение.

— Ваш ординарец, должно быть, вами не нарадуется.

— Должно быть, — опять улыбнулся генерал. — Я, между прочим, не исключение. Сейчас все военнослужащие следят за своим весом и физподготовкой. Иначе нельзя. Наша добровольная армия даже внешне очень отличается от нашей же армии тех времен, когда она была основана на всеобщей воинской обязанности. Очень.

— В чем, на ваш взгляд, основное различие? Внешний вид? Численность? Что еще?

— По моим наблюдениям, приходится иметь дело с двумя диаметрально противоположными типами солдатской психологии. В годы всеобщей воинской обязанности люди шли в армию с одним желанием: поскорее оттуда удрать. В добровольную армию идут люди, которые хотят служить. В былые времена офицеру все время приходилось подталкивать солдат, чтобы добиться от них выполнения любого пустячного приказа. А сегодня рядовой понимает: армия — его постоянный дом. Он хочет делать карьеру в армии и потому стремится показать себя с лучшей стороны. В этом вся разница. Сегодняшний солдат хочет бегать по пять миль в день. Сегодняшний солдат хочет отжиматься по семьдесят пять раз за две минуты. Сегодняшний солдат хочет служить.

— Но ведь многие ребята, вербуясь в армию, даже и не предполагают, что армия не для них, а они не для нее. Как быть с ними?

— Мы всячески стремимся поддерживать и развивать веру людей в свои способности. Настроение солдата резко падает, если офицер заставляет его заниматься не своим делом, не сутью, а внешней стороной. Так вот, мы даем возможность солдату посвятить себя сути — боевой и физподготовке. Конечно, не все приказы по душе солдату. Но даже если это и так, все равно необходимо добиваться выполнения приказа. Однако приказ всегда, при всех обстоятельствах должен быть разумным. Иначе подрывается вера в командиров, мораль падает, а повернуть такой процесс вспять весьма трудно.

Льюер опять разлил по стаканчикам уже остывший кофе. Выпил свой залпом, запрокинув голову, словно стопку водки. Вытер бумажной салфеткой уголки прямого, волевого рта.

— У вас, — сказал я, — отличная библиотека. Она принадлежит вам или Форт-Беннингу?

— Моя домашняя библиотека еще больше, — живо ответил генерал. Чувствовалось: он гордится ею.

— Вы успеваете читать?

— Стараюсь успевать.

— Что же вы предпочитаете?

— Книги по военной истории. Военный раздел — самый большой в моей библиотеке. Всегда с интересом читаю работы Гудериана о применении танковых войск. Люблю читать Паттона. Эти люди во многом определили современную стратегию и тактику армии Соединенных Штатов.

— Военную периодику просматриваете?

— Я читаю все основные военные журналы. В особенности то, что связано с боевой подготовкой солдат.

— А на «гражданскую» периодику время остается?

— Ограничиваюсь старым, добрым «Таймом». В нем есть все.

— В библиотеке Форт-Беннинга я видел несколько брошюр, на обложке которых стоит ваша фамилия. Выходит, вы не только читатель, но и писатель?

— Да. Иногда приходится разрабатывать и дорабатывать наши местные уставы.

— Во сколько вы ложитесь спать? Допоздна ли засиживаетесь на работе?

— Обычно я закрываю свой кабинет в 6.30 вечера. Какой смысл сидеть дольше? Если ты не укладываешься в рабочий день, значит, ты плохой работник. Кроме всего прочего, для выполнения моих прямых обязанностей мне необходим весь штаб. А я не имею права заставлять своих подчиненных находиться на рабочих местах дольше положенного времени. Так что к семи часам вечера все огни в здании штаба гаснут…

— Вечера вы обычно проводите дома?

— Да, я домосед. Я люблю свой дом, свою семью.

— Вы давно женаты?

— Двадцать девять лет. — Генерал кивнул на цветную фотокарточку молоденькой девушки. Казалось, фотография была сделана днем раньше.

— Ваша дочь?

— Жена! Такой я ее встретил почти тридцать лет назад, — сказал Льюер.

Генерал опять встал с дивана, подошел к книжным полкам, снизу доверху закрывавшим одну из стен кабинета, взял карточку и протянул ее мне.

— Очень красивая женщина.

— Дочь, — удовлетворенно улыбнулся генерал, — пошла в нее. Похожи, как две сестры.

— Больше детей у вас нет?

— Что вы! — слегка обиделся Кеннет Льюер. — У нас их трое. Две дочки и сын. Старшая замужем за капитаном ВВС. Она подарила нам двух внуков. Младшая — капитан военно-медицинской службы, парашютистка, подводница. Ее муж — командир роты. Они служат на Гавайских островах.

— Завидное местечко, — сказал я. — Половина солдат, по-моему, хотят служить именно там.

— Да, — отозвался генерал. — Местечко и впрямь сказочное. Тепло, океан, фрукты… Что еще надо человеку?

— А что делает сын? Тоже пошел по стопам отца?

— Мой сын студент. Сейчас он в Гватемале. Подлить кофе?

— Спасибо. Еще одна чашка — и я превращусь в кофейник.

— Верно, — заметил генерал, — старайтесь себя ограничивать. Сам я кофе почти не пью. Делаю исключение, лишь когда меня навещают гости. Вам понравился Форт-Беннинг?

— Да, очень интересно.

— А что больше всего заинтересовало?

— Работа корпуса капелланов в Форт-Беннинге.

— В советской армии, — улыбнулся генерал, — их заменяют политработники. Воспитывают солдат в духе вашей «коммунистической веры». Я прав?

— Социализм не религия, — сказал я. — Из него пытались сделать религию со своим богом и апостолами. Но не получилось… Капелланы — прекрасные политработники: солдаты им исповедуются, открывают свои самые сокровенные тайны. В результате капеллан знает про рядового все — вплоть до цвета глаз любимой девушки.

— Честно говоря, сказал генерал, — я не смотрю на капелланов как на политработников. Это нечто совершенно особое. На мой взгляд, солдату необходим священник. Это я особенно остро осознал во Вьетнаме.

— Почему — именно во Вьетнаме?

Он удивленно посмотрел на меня.

— А вам, — спросил генерал, — удалось побеседовать с кем-нибудь из капелланов Форта?

— К сожалению, нет.

— Так ведь с этого надо было начинать… Сейчас я вам организую встречу. У вас есть время?

— Часа полтора, — ответил я, глянув на часы.

— И отлично!