За дверью послышались шумные, уверенные шаги. Она с треском распахнулась.
На пороге стоял полковник ан…енко. Резким движением руки он смахнул иней с усов.
Из-за его плеча показалось смуглое лицо начальника штаба дивизии полковника Д. Раздался громкий женский смех.
– Мальчики, – игриво сказала женщина, просунув голову в дверь, – вот и мы. Не ждали?
Она тоже была одета в военную форму. Из-под ее вязаной шерстяной шапочки выбивались пряди светлых волос.
В комнате непривычно запахло духами Все поднялись с коек. В воздухе застыло неловкое молчание. Комбат стоял, переминаясь с нога на ногу. Он был без ботинок. В одних шерстяных носках грубой вязки. ан…енко прошел к столу, снял трубку. Зажав ее плечом и щекой, смотрел на часы. Секунд десять ждал связи.
– Алло! «Перевал»? «Перевал», дай «Курьера»! – закричал он. – Как там на 42-й? Хорошо, доложите через десять минут…
Расстегнув ворот бушлата, ан…енко устало опустился на ушаковскую койку.
– Организуй чай, – обратился он к Ушакову, дырявя глазами дощатый пол, – и закуску. Да побыстрей.
Женщина и Д. сели рядом с ним.
– Тепло у вас! – улыбнулся Д. и потер руки.
– Комбатушка! – подмигнула Ушакову женщина. – Что же ты тянешь с чаем? Видишь, намерзлись мы. С дороги. Устали.
Ушаков надел ботинки и вышел из комнаты. Я услышал его сиплый голос из-за стенки: он что-то говорил командиру минометной батареи старшему лейтенанту Климову. Через несколько минут комбат вернулся.
– Сейчас будет вам чай, – сказал он, пряча глаза.
– Вот и умничка! – засмеялась женщина.
Кроме нее, ан…енко, Д. и комбата, в комнате остались заместитель командира полка Ляшенко и я. Все остальные вышли в ту минуту, когда ан…енко связывался с «Курьером».
Опять затрещал телефон, ан…енко, сняв трубку, молча выслушал доклад.
Ушаков сел на мою койку. Достав из тумбочки 12-й номер журнала «Юность» за 88-й год, принялся читать. Я вытащил пачку сигарет. Закурил.
В комнату вошел старший лейтенант Климов с полотенцем, чайником и шестью металлическими кружками в руках.
Он поставил их на приземистый столик между двумя койками, наполнил каждую до краев крепчайшим чаем. Вытерев капли с поверхности стола, Климов вышел. Потом опять вернулся – принес миску душистого жирного плова из тушенки и остатков риса.
Я старался не смотреть Климову в глаза: было неловко оттого, что старший лейтенант превратился в официанта. Да и сам Климов смотрел в пол.
– Комбатушка! – позвала женщина. – А, комбатушка-а…
– Что вам? – спросил Ушаков, не отрывая глаз от журнала.
– Комбатушка, что ты там читаешь? – Она ловко вскинула ногу на ногу.
– Вам непременно надобно знать?
– Какой, однако, хмурый, неприветливый сегодня комбат, – сказала она с легкой обидой, разглядывая тлевший кончик сигареты.
– А и правда, – спросил дружелюбно Д., – чего ж там интересного в твоем журнале, что ты все глядишь в него да глядишь, аж не оторвешься. Тут, понимаешь, женщина красивая сиди г, а ты – ноль внимания. Нехорошо-о!
– Я читаю, – сказал Ушаков, стараясь говорить как можно спокойнее, – отрывок из нити Антона Антонова-Овсеенко «Берия».
– И что же, – спросила женщина, затушив окурок с окровавленным фильтром в пустой консервной банке, – пишет этот ваш Фсеенко?
– Про сталинскую мафию, – ответил Ушаков. – Могу зачитать.
– Читай – и то веселей будет, – сказал Д. и недоверчиво улыбнулся, поглядев на Ан…енко.
Упершись спиной в стену, а взглядом в комбата, Ан…енко закинул руки за голову. Он курил, перебрасывая сигаретку из одного уголка рта в другой.
– «…Всякий клан, – начал читать Ушаков, – п-предполагает наличие родственных связей. Их не было ни в лагере Берии-Маленкова, ни в г-группе Жданова. Каждый клан действовал на здоровой основе бандитского братства, когда сообщников объединяют единая цель и общая опасность гибели от руки конкурента…». Ч-читать дальше или не хотите?
– Не надо, – властно махнул рукой Ан…енко. – Распустили прессу – пишут, что хотят. Всю нашу историю дерьмом облили. Ничего святого не осталось. Мерзость сплошная. – Он враждебно посмотрел в нашу с комбатом сторону.
– И правильно сделали, – сказал Ушаков, отрывая глаза от страницы и парируя мутный взгляд полковника, – что сняли засов со рта прессы. Иначе мафия будет процветать.
– А что, – вмешался Д., – сейчас, когда про мафию стали писать в каждой газетенке, ее разве поубавилось? Меньше ее сейчас, чем во времена безгласия?!
– Нет, – процедил комбат, – не меньше. И з-знаете почему?
– Почему? – переспросил Д.
– Потому что, – ответил Ушаков, – мафия проникла всюду. Она сидит даже в этой к-комнате.
Где-то за горой несколько раз кашлянула безоткатка. Д. нервным движением руки схватил со стола кубик сахара.
Бросив его в рот, несколько раз звучно хрустнул.
– Это какая же мафия? – спросил он. – Поясни-ка!
– А т-такая! – огрызнулся комбат, вскакивая с койки.
И тут он сбивчиво, заикаясь, рассказал про афганские КамАЗы, которые ходили в Панджшер в сопровождении БТР № 209 и БМП без номера, место постоянной дислокации которых – КП подполковника А.
– В Панджшер, к Ахмад Шаху, – хрипло выкрикивал комбат, – ма-машины шли доверху загруженные, обратно же возвращались п-порожняком. А один КамАЗ А, пустил на б-бакшиш старшему начальнику…
– Товарищ подполковник, – Д. оборвал Ушакова, бешено вращая глазами, – вы только что всем нам нанесли оскорбление! Ваши обвинения бездоказательны! А потому, товарищ подполковник, немедленно выдь отсюда! Немедленно! Ты меня понял?!
– П-п-понял… – Ушаков махнул рукой, схватил «Юность» и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
В комнате вновь установилась густая тишина. Подполковник Ляшенко курил сигарету за сигаретой. Д. зачем-то .развязал шнурок на ботинке, а потом опять завязал.
Ан…енко потянулся, хрустнув лопатками.
– Знаете, – сказала мне, нарушив молчание, женщина, – а наш комбатушка контуженный. И в психушке не раз сидел. Нервы у него сдали. Но мы ведь об этом никому не расскажем, правда ведь?
Она нежно улыбнулась, чуть опустив ресницы на глаза.
– Одно слово – псих! – мрачно, почти про себя сказал .Ан…енко. – Подполковника А, обвиняет в грабежах, меня – в расстреле мирных… Псих. Ладно, хватит о нем – много ему чести… Я вот только что из Термеза вернулся. Ездил смотреть, что там за городок ждет дивизию. Заодно с братом повидался.
Д. стучал пальцами по табурету.
Ан…енко нагнулся и достал из сумки батон колбасы, виски, несколько бутылок пива и копченую рыбу.
– В термезских озерах, – он едва улыбнулся уголком рта, – чудесные лещи. Вот пересечем границу, приглашу вас на рыбалку.
– Благодарю, – сказал я, – Понимаете, – Ан…енко принялся разрезать рыбину на несколько равных кусков, – такие психи, как этот комбат, пытаются теперь из меня сделать козла отпущения, эдакого советского лейтенанта Колли. А какой Колли преступник?!
На войне либо ты убиваешь, либо – тебя. Другого не дано…
Ан…енко налил в кружки пиво. Сдул со своей пену. Д. посмотрел сквозь рыбью чешуйку на электрическую лампочку.
– Красота! – улыбнулся он.
– Вот Ушаков, – продолжал после недолгой паузы Ан…енко, – во время последней операции не бил по кишлакам. А это преступление. Потому что на его участке «духи» смогут в любой момент без риска для себя открыть огонь по нашим колоннам.
Он осушил кружку до дна. Стряхнул желтые капельки с усов.
Алые женские ногти впивались в жирное рыбье мясо.
– А что мне было делать, – спросил сам себя Ан…енко, – когда все они из кишлака начали спускаться вниз к нашей заставе? Откуда я знал, кто там прячется под чадрой?! Ведь то запросто могли быть переодевшиеся в женское платье «духи». Они подошли бы вплотную к заставе и всех наших перестреляли, выбили бы всех до единого. Солдатики и пискнуть бы не успели. Так что я вынужден был открыть огонь. Правда, сначала я все-таки дал очередь поверх голов. Но они продолжали спускаться. У меня не оставалось выбора… Между прочим, приказ был – стрелять. И я выполнял приказ. А комбат Ушаков – нет! Если «духи» укроются в зоне ответственности его батальона и начнут лупить по нашему арьергарду, виноват будет Ушаков, и никто больше! Он совершил преступление: тут не может быть никаких сомнений.
Я внимательно посмотрел в глаза Ан…енко. Он был надежно прикрыт непроницаемой броней благих намерений.
– Вот скажите, – Ан…енко встретил мой взгляд, чуть прищурив глаза, – что важнее для советского командира: уничтожить «духов» и вместе с ними немного мирных, но при этом спасти своих солдат, или же проявить пассивность и допустить уничтожение нашей, советской заставы? Думаю, любой офицер в здравом уме изберет первый вариант. А потом – разве они пощадили Юрасова? За него надо было отомстить. Ладно… Святых больше нет и, по всей видимости, уже не будет. Выпьем за все хорошее.
Бывает лак, на котором не остается царапин – хоть гвоздем скреби. Похоже, Ан…енко был покрыт таким лаком.
– Ой, мальчишки! – вдруг воскликнула женщина, и легкая печаль тронула ее улыбку. – А что же вы будете делать, когда кончится война? Что вы будете делать, когда вернетесь? Что вы, мои любимые, будете делать без войны? Без Афганистана? Бедные вы мои, бедные…
– Выпьем за Академию Генштаба! – предложил Д. и, обняв Ан…енко, поцеловал его в губы.
Женщина протянула руку и включила радиоприемник на столе. Раздался далекий голос Софии Ротару. Мечтательно прислушиваясь, Ан…енко сказал:
– У Софии началась вторая молодость. Она налилась соком зрелости.
– В самый бы раз а? – подмигнул мне Д. и сделал движение руками, повторяя изгиб женских бедер.
– А вот Гурченко, – чуть подумав, с печалью в голосе проговорил Ан…енко, – начала сдавать.
– Ой, мальчишки! – всплеснула руками женщина, явно недовольная тем новым направлением, в каком шел разговор. – Неужели в Термезе опять будет холодно?
– Не бойся, – успокоил ее Д., – нам с тобой будет тепло.
– И даже жарко, – уточнил Ан…енко.
– Давайте выпьем за любимых женщин! – почти выкрикнул Д. Глаза его сверкали. – Пьем стоя!
Он зажал стаканчик между левой щекой и ребром правой ладони, отставив локоть. Сделал резкое движение, и стаканчик, несколько раз повернувшись вокруг своей оси, оказался у самого рта. Д. резко запрокинул голову и осушил его, чуть притопнув ногой.
Постучавшись в дверь, вошел командир минометной батареи. Собрав со стола грязную посуду, он молча исчез.
Проводив его тяжелым взглядом, Ан…енко сказал:
– Вот мое семейство. – И протянул мне цветную фотографию жены и детей.
То была на редкость красивая семья. Я хотел сказать об этом Ан…енко. Но вдруг вспомнил 23-е января и промолчал.
– Я недавно ГАЗ-24 купил, – зачем-то добавил Ан…енко.
Д. опять крепко обнял его и поцеловал взасос. Потом вдруг, отпрянув, спросил меня:
– Хотите, мы подарим вам видеомагнитофон?
– Благодарю, – ответил я, – надеюсь, что смогу сам когда-нибудь заработать на эту штуковину.
– Бедный, но гордый! – засмеялся Ан…енко.
– А оружие вы везете домой? – не унимался Д.
– Я бы и рад, да ведь в Хайратоне таможня всех нас перетрясет, – ответил я.
– Бедный, гордый, да еще и наивный! – Д. от души рассмеялся.
– Полковник Д. шутить изволит, – сказал Ан…енко, сдвинув брови. – Вы совершенно правы: в Хайратоне таможня, и лучше не рисковать. Ну, а теперь есть смысл соснуть минуток триста, а?