В большом помещении с поперечными деревянными балками под шиферной крышей стоял полумрак, в котором смутно проступали два ряда столбов по краям бетонной дорожки. Вдоль стен тянулись тускло освещаемые решетчатые дощатые загородки. Там раздавалось чавканье и довольное похрюкиванье. Густой, застоявшийся, неистребимый запах навоза перемешивался с острым удушьем карболки.

Обходя лужицы с навозной жижей, Ника встретила в глубине свинарника человека, тесавшего топором жердь.

— Разрешите пройти.

Человек распрямился, повернулся к ней лицом, отступил в сторону и, видя, что девушка не трогается с места, дотронулся рукой до козырька кепки.

— Венков… Алексей Венков.

— Знаю. Я видела вас в селе.

Помолчали, разглядывая друг друга.

— А вас как зовут? — спросил парень.

— Ника.

— Наверное, полностью Веро-ника?..

— Не угадали.

Задорно откинув голову, Ника рассмеялась и весело зашагала по бетонному полу.

Заведующая фермой, Анна Семеновна, женщина лет сорока, с прямыми седыми волосами и темным пушком над верхней губой, выслушала Нику и, приоткрыв дверь дежурки, крикнула:

— Эй, девчата! Давай сюда! Ревизорша пожаловала, сейчас обследовать будет.

Свинарки, большей частью пожилые женщины, засмеялись:

— Это Клавка-то обследовать нас!

— Да она не знает, из какого места у свиней ноги растут.

Смех прокатился по всем закоулкам свинарника.

— Нет, девчата! Пускай обследует. Пускай! — Заведующая плотно села на скамейку, засунула руки в карманы халата. — С чего начинать изволите?

— С рациона кормления?

— С привеса?

— С опороса?

Выкрики свинарок были озорные до злости.

— Ознакомься с надоем свинячьего молока.

— А может, желаешь проверить, как хавроньи рожают?

Нику обижала нарочитая грубость женщин, ее коробило от каждого их слова. Она твердо, с достоинством сказала:

— Я не сама напросилась, председатель послал.

— Так вот ты и скажи председателю, чтобы людей дал на ферму.

— Лучше засучивай рукава да берись навоз выгребать. А то пришла обследовать. Подумаешь, ревизорша какая!

Среди свинарок Ника видела и тех девушек, что вместе с ней учились в школе. Не понимая причины их злости, она чистосердечно стала оправдываться:

— Девчата! Да ведь я не ради того, чтобы винить вас в чем-нибудь… Председатель попросил.

— А ну, покажь руки! — неожиданно сказала заведующая фермой и ухватилась за рукав Ники. — Видали! Лакированные ноготки! Фу-ты ну-ты!.. Уходи-ка отсюда, а то навозом провоняешь! Или бери вилы да нагружай навоз на тачку.

— Правильно!

— Учить-то всяк умеет, а ты поработай!

Выкрики раздавались со всех сторон, на Нику сыпались обидные слова, каждый старался уязвить ее посильнее. Не выдержав, она сорвалась с места и побежала к дверям. Слезы застилали глаза. Сквозь этот туман она ничего не видела и чуть не сбила с ног Алексея Венкова в узком тамбуре.

Он догнал ее на дороге. В одной руке его, в локтевом сгибе, лежал топор, в другой — ножовка.

Ника украдкой вытерла слезы.

Некоторое время шли рядом. Алексей, не зная о чем говорить, спросил, много ли в селе молодежи.

— А что? — Ника вскинула на него глаза.

— Просто интересуюсь. Жить тут буду.

— Ну-у уж!.. Немало из города к нам приезжало, да почти никто не застрял. И вы с отцом такие же. Небось не по доброй воле приехали.

Желание наговорить городскому парню дерзостей вдруг охватило ее с такой силой, что она уже не могла ничего поделать с собой.

— Кто поверит, что ваш отец, кандидат наук, добровольно оставил институт, городскую квартиру и приехал в глухую Усовку. А вы провалились в институт и приехали сюда на время.

Алексей рассмеялся:

— Угадали! Прямо в самую точку.

— А что, неправда?

— Правда. — Алексей продолжал смеяться, а это еще больше злило Нику, и она глядела на него с подчеркнутой неприязнью.

— Я знаю, как бывает в жизни.

— Ух, какая знающая!

— Вам можно смеяться: в любой день можете уехать.

Глаза Алексея под широкими бровями вдруг перестали искриться, и он спросил очень серьезно, заинтересованно:

— Почему вы так озлоблены на родное село?

— Да как же не озлобляться-то! — горячо сказала Ника. — Чего ни коснись, все набекрень. Клуб недостроен. Не хватает пяти тысяч рублей. А председатель колхоза… не ваш отец, а который до него был… купил «Волгу». Видите ли, ему не пристало ездить на «Победе» или на другой какой-нибудь машине. Как же! Он депутат, он то, он се… А на «Волгу», кроме жены, никого ни разу не посадил. Сам каждый год отпуск получал и на курорт в Сочи ездил, а колхозники даже выходных не имеют. В городе на любой работе каждую неделю получают день отдыха.. Колхозники только и слышат: «Давай! Давай! Вы должны! Вы обязаны!..» А как колхозник живет, что ест, на чем спит, — никого не интересует. Вот и ваш отец… Интересуется, какая подстилка у скотины, какой корм, а ни в одном доме колхозника не бывал. А вот поп почти каждый день к кому-нибудь заходит, спрашивает: «Что сегодня вам бог на обед послал?» О том о сем поговорит, ласково так, вежливо… Даже о любви говорит, о браке, о семейной жизни…

— Видел попа. Молодой, видный… влюбиться можно. — Алексею хотелось подковырнуть языкастую девушку, и слова о попе он сдобрил подмигиванием, на что Ника огрызнулась с неожиданной для него грубостью.

— Ну, ну! Не заговариваться, а то как двину по сопелке! — Она потрясла кулаком.

Это не обидело Алексея, а развеселило.

— Ты всегда такая злая?

Этот вопрос и это «ты» сорвались у него с языка непроизвольно, и он смутился.

— Всегда, — ответила она и вдруг расхохоталась. Теперь в глазах ее играло девичье лукавство, от которого Алексею стало весело.

— Ты, видать, взбалмошная. — Он покачал головой.

Она резко оборвала смех и посмотрела куда-то вперед печальными глазами.

— С чего ты взял?

Они замолчали. Было по-осеннему тихо, откуда-то доносило равномерный гул мотора: то ли трактор работал в поле, то ли молотилка.

Алексей откровенно разглядывал девушку. В старом ватнике и стоптанных туфлях, она шла легкой плавной походкой, в каждом движении ее сказывалось врожденное чувство ритма.

А Ника чувствовала себя скверно. Сознание, что с ней обошлись несправедливо, снова озлобило ее. Как насмехались над ней на ферме! Это было тем обиднее, что она, выросшая в деревне, знала, как надо ухаживать за скотиной, да и сама каждый день возится дома и с коровой, и с поросятами, и с овцами. Почему же ее встретили как барыню? Уж чем-нибудь другим бы укорили, а то «какие надои у хавроньи?» Ну зачем же так? Ведь она хотела помочь… И все случившееся на ферме показалось обидным.

— Ты вместо зарядки топориком-то помахал? — спросила она, желая уязвить Венкова. — Поразвлечься захотелось?

— Я работаю плотником.

— Вон как!

— Что ж тут удивительного?

— Как же! Сын председателя — и плотник. Ради чего? Зарплата у председателя твердая. Колхозникам и не снился такой заработок… Неспроста это ты плотничаешь, ой, неспроста. У нас работой пропитание добывают, а у тебя-то есть кусок хлеба, да еще с маслом.

— Зачем так зло говоришь?

— Не зло говорю, а правду. Будь здоров! — Она свернула с дороги на тропинку, игриво помахала рукой. Венков поднял ножовку, как саблю, рассек ею воздух и зашагал в проулок, ни разу не оглянувшись на девушку, медленно бредущую мимо стожков сена на задворьях.