- Сергей Игнатич, вы где? – Вот только что Васёк впереди видел спину начальства. Моргнул - и всё. Вокруг лишь шумела и благоухала хвоей лесная чаща. Лупатый обернулся – ботаник исчез, как, впрочем, и дорога, на которой они только что стояли втроём.

- Ну и ну. Чую, дело пахнет керосином.

Странное дело – он совершенно не удивился, потому что после встречи с Дедом Морозом был готов к любой чертовщине и, в отличие от председателя, не обратившего внимание на лиловую дымку, ожидал как раз что-то подобное. Но страшновато всё же было.

Чтобы собраться с мыслями, Василий достал из кармана заветную маленькую бутылочку с водкой.

- Васенька, ты опять?!

Тракторист от неожиданности уронил чекушку.

- Сынок, умный проспится, дурак никогда. Сколько раз говорила, не пей горькую, горькая жизнь будет.

- Ма…мамка?!

- А кто же ещё. Совсем без меня плохой стал. Эх, Васенька, Васенька… - Укоризненно покачала головой пожилая женщина, сидевшая на валуне.

Василий поморгал, но видение не исчезло. Точно, мама. Ласковые бледно-голубые глаза, морщины, собравшие лицо печёным яблоком, красный, в жёлтые розы, платок, завязанный под подбородком.

Знакомое старенькое платье, которое мать одевала двадцать лет подряд, собираясь в город. И грубые, узловатые, испоганенные тяжёлой работой руки.

Вот только Евдокия Фокина умерла десять лет назад.

- Не может этого быть. – Энергично замотал головой Лупатый.

- Материнская забота в огне не горит и в воде не тонет, сына. Неужели ты думал, что я тебя оставила? Я всегда рядом.

От этих слов у Васи сердце ухнуло в желудок.

- Ну, не стой, садись. Разговор у нас будет долгий и неприятный. Но ты ведь знаешь – матушкин гнев, что весенний снег – и много его выпадает, да скоро растает.

«Она. Только мамка так может пословицами сыпать». Фокин подошёл к валуну и сел на траву. Женщина протянула руку и погладила сына по голове. От этой забытой ласки Васька вздрогнул. Слёзы брызнули из глаз.

- Плачь, сынок, плачь. Со слезами вся боль выходит.

Вася обнял мать за колени и уткнулся лицом в её подол.

Евдокия продолжала ерошить волосы сына и говорила. Голос был тихий, ласковый, такой родной:

- Что ж ты бобылём-то живёшь. Ни жены, ни детей. Мужик без жены, как дерево без гусеницы. Некому тебя жалеть, нет никого, кто пирогов напечёт. А дети? Что же ты после себя на земле оставишь? И за могилкой некому ухаживать будет. Васенька, Васенька…

- Дык я это. – Поднял голову Вася. - Женюсь когда-нибудь. Бабу только хорошую найду.

Женщина слабо улыбнулась:

- Да разве ж за тебя хорошая пойдёт теперь – дом запустил, в огороде бурьян по макушку, зарплату всю на водку тратишь, здоровье пропил. Год-два, и пользы от тебя ни по хозяйству, ни в сердечных делах не дождёшься. Сынок, сынок… - опять покачала головой Евдокия.

Вася вжал голову в плечи и снова спрятал лицо в материнских коленях. Платье пахло луковой шелухой.

- Завязывай. Завязывай, сынок, пить. Понимаю, что жизнь твоя беспросветная и бесполезная, и что на трезвую голову выть хочется от безнадёги. Но водка – не выход. Не изменит она ничего. Только в худшую сторону.

Последнее предложение всколыхнуло воспоминания, которые Василий давно похоронил глубоко-глубоко в душе. И даже временами вообще забывал о том, что натворил.

- Вот-вот. – Сказала мама, словно прочитала мысли сына. – А ведь был бы тогда трезвый, до сих пор бы я небо коптила.

- Прости. Прости, мамка! – Схватился за голову Вася и завыл. Потом стал ползать перед валуном и биться головой о землю. – Прости-и-и!

- Что ты, что ты! – Замахала руками Евдокия. – Давно простила. Да и не виноват ты вовсе, это водка проклятая. А то, что теперь совсем один, и никому не нужен – так это я виновата. Жениться не заставила да братьев-сестёр тебе не родила.

- Мама. – Дрожащим голосом сказал Вася. – Ты вернулась ко мне? Насовсем?

Женщина тяжело вздохнула:

- Нет, конечно. Так, повидаться отпустили.

Она поправила платье. Вася вдруг обратил внимание на странную обувь – круглую, чёрную, очень похожую на конские копыта. Но обдумать это Василий не успел. Голос зазвучал издалека, мать стала бледнеть, словно бы стираться из этого мира:

- Сы́ночка, мне пора. Прощай. На том свете хорошо, спокойно, радостно. И душа поёт. А ты иди домой и попробуй что-нибудь изменить в своей жизни.

Евдокия исчезла окончательно. Вася, словно зачарованный, протянул руку к валуну, но камень затянулся лиловой дымкой, а через секунду вместе с ней исчез.

Вдалеке залаяла собака. Лупатый обернулся. За спиной молчаливо растопыривалась ёлка, за ней виднелась дорога к деревне.

***

Огонёк светился ровно и с каждым шагом приближался. Лес уважительно молчал, больше не пытаясь пугать и издеваться. Председатель успокоился и немного повеселел – го́лоса, привыкшего командовать, боится даже чертовщина!

Вскоре Сергей Игнатьевич подошёл к источнику света. Это оказалась небольшая, аккуратная хатка с соломенной крышей и единственным окном. Мужчина храбро постучал в дверь.

- Войдите. – Приглушённо ответили за ней.

Игнатьевич дёрнул дверь на себя, сделал шаг вперёд и от неожиданности зажмурился. Затем медленно открыл глаза.

Он оказался в своём собственном кабинете, который был залит солнечным светом. За старым, но всё ещё вызывающим уважение дубовым столом председателя, в его кожаном кресле, сидел мужчина в сером костюме.

Сергей Игнатьевич обернулся. Вместо деревянной двери лесной избушки увидел свою, обитую дерматином.

Открыл. В приёмной Людмила Борисовна, секретарша, испуганным взглядом следила, как несколько мужчин в штатском перебирают документы в шкафу.

- Что же вы, Сергей Игнатьевич. – С упрёком сказал человек в кабинете. Председатель захлопнул дверь, подобострастно улыбнулся и пожал плечами.

Как и любой человек, занимающий руководящую должность, он узнал посетителей с первого взгляда. Из головы разом вылетел странный лес, в котором только что пришлось бродить.

Когда в гости приходит комитет госбезопасности, думать ни о чём другом ты не можешь.

Гэбист углубился в чтение. Председатель, вытянув шею, пытался понять, что за документ исследует представитель органов, но от двери это рассмотреть было невозможно.

Поэтому Игнатьевич исподтишка стал разглядывать мужчину.

Поскольку тот сидел в кресле, нельзя было определить его рост. Но всё остальное – стройная, подтянутая фигура, строгий костюм и седые виски напоминали Штирлица из «Семнадцати мгновений весны».

Внезапно председатель почувствовал привычное жжение за грудиной. Он трясущимися руками достал из кармана флакончик с нитроглицерином и положил таблетку под язык.

- Не волнуйтесь вы так, Сергей Игнатьевич. Пока это всего лишь проверка. Присаживайтесь.

На негнущихся ногах мужчина подошёл к стулу для посетителей и буквально рухнул на него.

Комитетчик отвлёкся от документа и уставился на председателя мёртвыми глазами-детекторами. Мужчина сжался – ему показалось, что в кабинете зазвучал равнодушный голос: «Нет, не был, не привлекался, женат дважды, алименты платил до совершеннолетия детей, тридцать одна тысяча условных единиц под половицей в спальне, дважды давал взятку декану университета, в котором училась дочь от первого брака. Любовница одна, секс предпочитает стандартный».

Из кармана брюк Игнатьевич достал платок и вытер вспотевший лоб.

Гэбист улыбнулся. Вокруг глаз лучиками собрались морщинки, и человек сразу стал обаятельным, приятным и всё понимающим.

- Поступил сигнал, что у вас тут приписки по урожаю и поголовью свиней имеются. Ну, мы ведь с вами оба понимаем, что без них никак, правильно?

Председатель очумело кивнул, но потом спохватился и отрицательно замотал головой.

- Я тоже думаю, что вы человек честный, порядочный, и очковтирательством заниматься не будете. Да?

- Да. – Выдавил из себя несчастный председатель сельсовета.

Гость улыбаться перестал. Глаза снова стали колючими.

- Уверен, что сигнал ложный. Но, если что-то мы найдём, наказание будет гораздо серьёзней, чем если вы признаетесь сами, понимаете?

Сергей Игнатьевич молча достал вторую таблетку нитроглицерина.

- Ну, как знаете. – Вздохнул человек в костюме, протянул какую-то бумагу и сказал:

- Распишитесь тогда вот здесь, и можете погулять пока.

Ручка выглядела внушительно. Массивная, тяжёлая. Металлический корпус усеян мелкими драгоценными камешками. Игнатьевич потянулся к бумаге, но дрожащие руки подвели, и дорогая письменная принадлежность полетела на пол.

- Простите, сейчас подниму, – забормотал председатель и полез под стол.

И непонимающе уставился на огромные копыта, волосатые ноги и хвост с кисточкой на конце.

- Это что это такое, я вас спрашиваю? – Взревел Сергей Игнатьевич, вскочил, вернее, попытался – макушка встретилась со столешницей. Громко вспомнив мать, председатель выполз из-под стола и заорал:

- Я повторяю – что за маскарад? Кто дал вам право пудрить мозги честным людям? Пошёл вон из моего кабинета!

Интеллигентное лицо чекиста расплылось и превратилось в нагло ухмыляющееся свиное лохматое рыло. Сквозь седину проросли коровьи рога, а руки превратились в лохматые лапы представителя семейства обезьян.

- Не ори, Серёга. Что вылупился? Чертей, что ль, не видел?

Весь стресс, который копился в мужчине с момента пожара, вылился на эту свиную голову. Председатель разразился громкой, эмоциональной тирадой, из которой ни одного слова нельзя произнести в приличном обществе.

С каждым матерным словом чёрт понемногу терял наглый вид.

В конце концов, Игнатьевич выдохся, вытер багровое от злости лицо платком и уже спокойней сказал:

- Пшёл отсюда. Хватает бед и без вас, нехристей.

- А чего это я пойду? Это что, твой кабинет, что ли? - Захихикал Чёрт. – Ты оглянись.

В запале председатель не заметил, что обстановка изменилась. Вокруг шумел лес, правда, время было обеденное, а никак не ночное. Вспомнив, где находится, человек притих.

- То-то же. Разорался. И как у вас языки не отсыхают такими словами пользоваться. Хорошо, что мало кто из вас помнит, откуда они взялись и для чего использовались. – Чёрт одёрнул пиджак, единственное, что осталось от образа служащего КГБ. На волосатой тушке нечистика одёжка смотрелась комично.

- Ладно. Твоя взяла. Жалко, что не подписал, дело бы совсем по-другому пошло.

- Я не подписываю мутные документы. – Высокомерно заявил председатель. В голове его металась мысль, что пора сваливать из этого сумасшедшего места.

- Да, умный ты мужик, – уважительно протянул Чёрт. Услышав похвалу от странного существа, Игнатьевич неожиданно для себя почувствовал прилив гордости.

- А, может, договоримся? – Льстиво добавило существо.

- Нет, нет, я лучше пойду. – Много подобных предложений слышал человек за свою долгую жизнь. Как правило, самые невыгодные говорились таким же тоном.

- Ну, иди Серёга. Ещё встретимся.

- Не понял? – Насторожился председатель.

- А я надолго здесь. Так что бывай. – С хлопком, оставив после себя лишь неприятный запах общественного туалета, Чёрт исчез.

Прямо перед носом Сергей Игнатьевич увидел знакомую ель, а за ней дорогу, ведущую в Красноселье.

- Твою мать. Оно мне надо на старости лет? – Сплюнул председатель и поспешил к людям.