Ялуторовск.

Ивану Дмитриевичу Якушкину.

Из Николаевского поста на Амуре.

28 октября 1855 года.

От А. И. Зарудного.

Милостивый государь Иван Дмитриевич!

Трудные обстоятельства здешней жизни помешали мне вовремя написать Вам. Тем охотнее делаю это сейчас, когда морская кампания нынешнего года окончена и о будущем этого отдаленного края можно говорить с большей уверенностью, чем четыре месяца тому назад.

Из моего короткого письма Вы уже знаете об успешном переходе нашей флотилии в амурский лиман. На днях к нам доставлена целая кипа американских и прочих газет, и так как я не был в Де-Кастри во время прибытия туда незадачливых английских моряков, то предоставляю слово очевидцам. Из моих выписок Вы увидите, как сильно задета гордость англичан, как много хлопот доставили им отважные наши командиры.

Вот отзыв одной из калифорнийских газет:

"Были взяты меры к решительному бою, и величайший восторг одушевлял союзную эскадру. Как офицеры, так и нижние чины намеревались смыть черное пятно со славного гербового щита их флота, нанесенное в прошлогоднем бесславном петропавловском деле, и не сомневались в успехе. (Еще бы! Сомневаться в успехе, имея целую эскадру против "Авроры" и "Оливуцы"!) Уже суда были выстроены по диспозиции к атаке, как высланный вперед пароход убедился с досадою, которую легче вообразить, чем описать, что русские суда ушли.

Однако же союзники овладели дагерротипным женским портретом, ничтожным количеством провизии и разными мелкими принадлежностями женского туалета".

Для курьеза спешу добавить, что последнее совершенно верно. В качестве единственного трофея англичанам, которых нынче справедливо сравнивают с опереточными карабинерами, достались туалетные принадлежности г-жи Лыткиной, жены управляющего морской аптекой. Аптекарь не успел увезти свое хозяйство к озеру Кизи.

Теперь послушайте музыку другого сорта. Внемлите гневным воплям не на шутку рассерженной "Юнайтед сервис газет"!

"Удалением своим из Де-Кастри командор Эллиот способствовал уходу и спасению русских, и в этом он должен дать отчет отечеству. Хотя он сын пэра и зять благородного лорда, мы, однако, надеемся, что он не избегнет суда. В продолжение всей войны, кончившейся в 1815 году, не встречается подобного случая. Спрашиваемые с тогдашних адмиралов и капитанов отчеты показались бы теперь пустыми и придирчивыми. В то время господствовало в британском флоте столь великое отвращение к пятну на чести офицеров, что простое подозрение в малодушии клеймило виновного в глазах всех, на всю жизнь. А сэр Джемс Стирлинг, вместо того чтобы заняться прямым своим делом, забавлялся в Японии достижением утопических договоров. Во всей истории британского флота не найти ничего подобного этому гнусному нерадению.

Нам больно рассматривать случай, касающийся чести британского флота и долженствующий быть непременно подвергнутым военному суду. Должно было отыскать неприятеля, будь он на воде или под водой, во что бы то ни стало. Должно было удостовериться, в какие отдаленнейшие заливы он скрыл свои суда. Это исчезновение целой эскадры из их глаз, так дурно рекомендующее нашу бдительность, будет пятном на британском флаге. Все воды океана не будут в состоянии смыть это гнусное бесчестие".

И "Таймс" сердится на нашу нелюбезность:

"…Русская эскадра под командой адмирала Завойко переходом от Петропавловска в Де-Кастри и внезапным уходом из Де-Кастри нанесла нашему британскому флагу два черных пятна, которые не могут быть смыты никакими водами океанов вовеки".

Намереваются судить Стирлинга и Эллиота, требуют от них отчета о каждом судне нашей эскадры. Первое вполне в возможностях англичан: пусть судят нынешних Нельсонов и Коллингвудов. В минувшем году Прайсы и Депуанты, в нынешнем Стирлинги и Брюссы! Но и представ перед военным судом, они не смогут сказать ничего определенного о русских судах.

На этот счет французы высказались куда как откровеннее. Легковерный француз вовсе не желает скрывать своей растерянности.

"Мы теряемся в предположениях, — пишет "Журналь де Деба", — что сталось с русскими и их судами? Если бар не позволил союзным военным судам войти в реку, то как же могли русские провести свои? Вероятно, что они скрылись в какой-либо бухте Татарского залива. Русских не отгадаешь. Не сожгли ли они свои суда и не удалились ли в какую-нибудь крепость в верховьях Амура или в самую Сибирь?"

"Нет, господа, — хочется сказать им, — не ушли. Не сожгли. Не испугались ваших угроз! И не только не бежали в Сибирь, а заселяем понемногу новый край, построили в нем посты и казармы, воздвигли на суровых его берегах батареи, готовые достойно встретить вас, если, победив растерянность, вы пошлете новых адмиралов на новое бесчестье".

Как стаи некормленых гончих, метались неприятельские эскадры нынешним летом по Тихому океану. Рыскали у Курильских островов, обшаривали берега Аляски, грабили побережье Охотского моря. Капитан Никольсон на "Пике" разорил компанейское селение на острове Урупе в Курильской гряде. Напали на Аян, на Охотск и другие пункты, воруя остатки материалов, которые мы не успевали зарыть. Доски и строевой лес в Аяне, имущество частных домов, три банки голландской сажи, два ржавых якоря — вот все, что присоединит история к захваченным англичанами принадлежностям туалета г-жи Лыткиной.

В бессильной ярости, они не раз возвращались к месту своего бесчестия, в залив Де-Кастри, и именно здесь бесславным десантом 9 октября закончились военные действия нынешнего года. Потеряв убитыми двенадцать человек, англичане, высадившиеся с "Сибила", "Энкаунтера" и "Хорнета", бежали на корабли и в течение двух недель бесцельно обстреливали берег Де-Кастри. Так и ушли несолоно хлебавши, потерпев поражение от семидесяти казаков при двух горных пушках. Достойное завершение тихоокеанской кампании!

Не скрою того, что торгующие американцы оказались дальновиднее морских офицеров королевы Виктории. Правда, сии завоеватели уповают не на гром пушек, а на обольстительный звон серебра, но они и преуспевают в своих начинаниях. Не успели мы обосноваться в Николаевском посту, а тут уже торгующие американцы свои склады устроили. Не оставляют они нас заботами, да и только!

Мы понемногу строимся. Возвели несколько казарм. В одной из них поместили походную церковь, снятую с фрегата "Паллада", и здесь, ко всеобщей радости, состоялось венчанье моего друга лейтенанта Пастухова об этом юноше я Вам уже писал — с девушкой, прибывшей из Камчатки вместе с семьей Завойко.

Я и раньше не любил засиживаться на одном месте, а теперь и вовсе потерял покой. Ношусь по острожкам и постам, которых не было и в природе еще нынешней весной. Скачу на лошадях, простужаюсь на лодках в холодном лимане, изучаю язык и обычаи гиляков — давнишних амурских жителей.

Кончилась моя тоска по Камчатке, кончилась и грусть, доказывая, сколь изменчива память человеческая. Капитан-лейтенант Максутов, назначенный здесь начальником Николаевского поста, шутит, что если я не уймусь, то мне придется подавать в отставку. Часто пишу Вильчковскому и его друзьям, этот человек многое изменил в моей жизни, за что и воздастся ему…

Камчатка тоже не заглохнет.

Камчатский начальник Мартынов и его жена Мария Николаевна уже приняли не одну семью новых поселенцев. Пусть удача не оставляет их. Это прекрасные, новые люди, их на нашей земле русской становится все больше. Ничто не остановит их, простых людей, готовых на любые жертвы во имя счастья нашего народа. Они будут бороться, идти к своей цели упрямо, мужественно, несмотря ни на что.

Юлия Егоровна Завойко рассказала нам трогательную историю девушки-посельщицы Харитины. Это она поила чаем артиллеристов на батарее Дмитрия Максутова. Она потеряла в Камчатке суженого и навсегда осталась там. Нужно знать эту чистую, самоотверженную душу, чтобы до конца понять ее поступок.

Я потому тревожу Вас делами малоизвестных людей, что им, на мой взгляд, принадлежит главная роль в развитии и благоденствии этого края. Они и их дети обновят его, покроют берега Амура цепью поселений и станиц, протянут телеграфные линии, сдружатся с добросердечными местными племенами. Они построят обширные гавани, крепости и форты, над которыми всегда будут развеваться русские флаги…"

КОНЕЦ