Катер не вернулся ни в первый день, ни в последующие, длинные, как Курильская гряда, и такие же суровые дни.
Радист Аполлинарий больше не запрашивал капитана Северо-Курильского порта о судьбе катера. В полдень 5 декабря на рейд «Подгорного» пришел сейнер с аварийным инспектором Климовым на борту и стал к пирсу, неподалеку от все еще разгружавшегося «СРТ-351». Капитан сейнера сообщил, что в Северо-Курильск катер «Ж-257» не приходил.
С ключа радиотелеграфа - ложилась ли на него смуглая, с овальными ногтями рука алеута или белые, непослушные загару пальцы Кати- срывались в эфир тревожные донесения. Радиограммы комбината обычно не вызывали особого интереса: по унылому обыкновению канцелярий, они медленно переходили от стола к столу, из кабинета в кабинет. Теперь же они легко проникали даже в массивные, обитые кожей или дерматином двери начальников трестов и главков. Судьбой шести моряков занялись все главки и тресты, чьи суда плавали в северной части Тихого океана и прилегающих морях.
Впрочем, Рапохин был почему-то уверен, что катер, спасаясь от шторма, выбросился на берег, что люди где-то неподалеку и дымом костров дадут о себе знать проходящим судам.
Рапохин снял с разгрузочных работ катер «Ж-135» и послал его обследовать тихоокеанский берег Парамушира и Птичьи острова. Пользуясь тихой погодой, катер заходил в каждую бухточку. Команда осматривала прибрежные скалы, подножия заснеженных сопок, прибойную полосу. Но все напрасно.
В ночь с седьмого на восьмое декабря пришло сообщение из Северо-Курильска, что «Ж-257» нет и не было в порту с тридцатого ноября, когда катер увез на «Подгорный» провизию, бухгалтера, зарплату за вторую, половину ноября и банковские депозиты.
Кавторанг Климов поселился у Рапохина. Он сошел с сейнера веселый, выбритый по-морскому, до глянца. Его радовал тихий день, солнце, которое угадывалось в блеклом, желтоватом пятне на пепельно-сером небе, так мирно закончившийся переход от Петропавловска до «Подгорного», сноровистость гребцов на шлюпке.
Светлый, с рыжинкой, охотно улыбающийся, он, несмотря на увесистый чемодан, легко шагал рядом с Рапохиным. Улыбка у Климова приметная, щедрая, белозубая. «До чего же разные, просто ужас!» - подумалось Кате, да и не одной только Кате, когда Климов и Рапохин двинулись от берега к директорскому дому. Один светлый, сдобный, другой прямо-таки: зачерствевшая краюха ржаного хлеба…
- Неладно у нас с катером получилось,- озабоченно проговорил Рапохин.
- А что, собственно, произошло?
Рапохин коротко рассказал о случившемся.
- Вы флотский человек? По образованию?
По опыту? - скороговоркой спросил Климов.
- Специалист по пушнине,- улыбнулся Рапохин.- Недоучившийся. Я здесь по партийной мобилизации.
- Видите ли, у нас всякое бывало.- Климов поставил чемодан наземь и стал вполоборота к океану.- Надо знать море. Со мной как-то случилось такое, что вы и не поверите, анекдотом посчитаете. Отдыхал я с женой неподалеку от Сочи. Отправились мы на море, а оно шалило, знаете, не по-здешнему, самую малость, а все-таки шалило, ну, и кончилось тем, что унесло у нас полотенце. Казенное. Санаторное имущество.- Они двинулись дальше.- И представьте, через восемь дней - мы уж и думать забыли о нем - отправились к друзьям в соседний санаторий, и там, в довольно глухом месте, километрах этак в пяти, не меньше, море вернуло пропажу. Не то чтобы полотенце лежало на берегу, это куда ни шло. Море буквально выкатило нам полотенце прямо под ноги…
- Да-а…- неопределенно протянул Рапохин.- Мне на Черном не привелось. Много слыхал, воевал рядом, левым флангом упирались в него, а не привелось…
Климов охотно вспомнил несколько других драматических происшествий. Память у него .завидная. Всякая всячина, случившаяся на Белом море, в Ледовитом океане, на Каспии и в дальневосточных морях, памятна ему в подробностях, с именами и фамилиями, с датами и тоннажем судов. Он неизменно говорил «у нас там…», «мы тогда…», «нам приказали…». Говорил как очевидец. «Помотался по флотам»,- с уважением подумал Рапохин.
От рассвета и до ранних декабрьских сумерек не умолкал шум на рейде и у пирса. Нелегко выгрузить из трюмов ремонтные материалы и провизию, сотни предметов различного веса, объема и прочности, от партии ламповых стекол или картонной коробки с сосками до токарного станка для мастерской комбината, спустить вое это в переваливающийся на волне кунгас и свезти на берег,- но и выгрузить - это только полдела. Нужно всему найти место и назначение, распорядиться каждой бухтой каната, дюжиной топоров, еще без топорищ (когда-то их доставят!), нанизанных, как ожерелье, на проволоку, или чугунной печкой, до которой всегда есть много охотников. Снега здесь падают настойчиво, свирепо,- хорошо еще порывы ветра уносят часть снега в овраги и распадки. Но и остающегося снега достанет на то, чтобы в день-два похоронить свезенные на берег грузы, да так, что иной «мелочишки» до весны и не доищешься.
Но, несмотря на все заботы, мысль о пропавшем катере не покидала Рапохина. Даже по ночам, разбуженный заливистым храпом Климова, Рапохин не знал покоя и упрямо» вглядывался в темноту комнаты, выкуривая папиросу за папиросой.
Климов в два дня обжил комнату Рапохина. Было что-то непостижимое в том, какое количество добротных, красивых, ладных, приятно пахнущих и весьма полезных предметов ринулось из его чемодана на освоение этой временной для него территории. Проживи Рапохин хоть три жизни, он не научится так аккуратно складывать и так разумно пускать в ход все эти щеточки и ножички, складные стаканчики и зеркальца, сетки для волос, резинки для рукавов, никелированные рожки для надевания туфель и все прочее.
Рапохин посмотрелся было в круглое приманчивое зеркало кавторанга и даже отшатнулся. Зеркало увеличивало предметы, оно и нежную холеную кожу отражало в частой сетке пор и клеток, что же говорить о лице Рапохина! Нет, не для него .придуманы такие зеркала…
Ночью девятого декабря Рапохину послышался протяжный вой сирены на рейде. Он быстро поднялся, стараясь не шуметь, натянул сапоги, прихватил лежавший на табурете полушубок и надел его уже по выходе, на ветру. Еще не дойдя до пирса, он пристально вгляделся в темневшие у пирса корпуса и понял, что зря поднялся. Все здесь было так же, как и -минувшей ›ночью, как и две ночи назад.
Рапохин повернул от берега и побрел на красноватый огонек радиостанции. Шел сумрачный, держась на крутизнах за канат.
Дежурила Катя. В последние сутки связь поддерживалась не только с береговыми рациями, но и с рыболовецкими траулерами, находившимися в океане. Их сильные прожекторы шарили по воде в поисках катера «Ж-257». Катя принимала радиограммы с траулеров,-отмечала на карте обследованные квадраты, заносила в журнал нерадостные сообщения. Траулеры ходили под трехзначными номерами, и на казенных бланках под рукой Кати изредка возникал новый номер, а рядом с ним фамилия капитана. 668… 349… 605… 647… 373… 392… Зажмурив глаза, Катя в вообра-жении своем видела трудное движение траулеров по штормовому океану, видела, как они, спасаясь от бортовой качки, вынужденно шли против волны и ветра, оставляя необследованными какие-то углы и срезы океанских квадратов. И всякий раз Кате казалось, что именно там, в неосмотренном углу, носится по волнам буксирный катер «Ж-257» с умирающими от голода людьми,
Рапохин молча прикрыл за собой дверь аппаратной, сел на свободный табурет рядом с Катей и заглянул в бланк, по которому бегал ее карандаш.
- Жаль ребят,- вздохнула Катя, протянув директору радиограмму.
- Обойдется, Катя,- неуверенно сказал Рапохин.
Веки у девушки припухли, вероятно от долгой бессонницы. «А может, плакала?» - подумал Рапохин.
- Жаль, конечно,- добавил он серьезно.- Я их мало знаю, Катя. Петровича знаю да еще вот этого… ну механика.
- Дядю Костю?
- Во-во! Мы его несколько раз на берег звали, в машинную комбината. Специалист.- Рапохин помолчал.- Черт его знает, мотаешься тут на берегу, а они у себя, в кубрике. Только тогда и видишь людей, когда авария, беда какая, дисциплинарка! Чепе! Помню: кок пьет. Парень там из Ворошилова-Уссурийского, бузотер, настоящий анархист, а? - Катя молчала.- Еще матрос из Владивостока, яхтсмен, что ли? В июне шлюпку мне чуть не утопил… Под парусом пройтись захотелось…
- Саша,- подсказала девушка.- И Равиль, демобилизованный.
Рапохин задумался.
- Это же смешно сказать, не знаю их толком,- откровенно проговорил он.
- Нехорошо,- заметила Катя.
- Чего уж хорошего! - Он расстегнул тулуп-в аппаратной жарко. Оказал, словно убеждая самого себя:- А все-таки обойдется, Катя.
- Они с голоду умрут,- прошептала Катя.
- Ну-ну, рановато… Человеку помереть не так-то и просто. Стоящий человек семь раз одолеет смерть, а на восьмой…- он намеренно помолчал и добавил после паузы,- а на восьмой обманет ее.
Катя вдруг заговорила быстро-быстро, словно боясь, что директор сию минуту уйдет, а ей надо, ей непременно надо излить душу:
- Очень хорошие ребята, Степан Степанович. Саша - это, знаете, какой человек? У него жена, подружка моя, и дочь есть, Лизочка. А Виктора вы не поняли, он не анархист, он плавать хотел, потому и на Курилы приехал, А вообще он шелковый. И Равиль…- Катя задумалась.- Серьезный парень, обидчивый только.
- И все-то ты знаешь,- сказал Рапохин с уважением, не заметив, что перешел с ней на «ты».- А говорила - новенькая!
Девушка сидела, облокотясь о стол и упираясь подбородком в скрещенные руки. Рапохин положил было руку на ее плечо, но сразу же отнял, хотя Катя не шелохнулась. Неспокойно стало у него на сердце, словно по руке про-шел ток от жаркого Катиного плеча. Рапохин понял вдруг, что перед ним не девчушка, а молодая женщина, которой, быть может, так же одиноко, вечерами, как и ему, которая так безраздельно живет интересами многих отчасти и потому, что свое заброшено, неустроено, трудно…
- Душно как у вас,- проговорил Рапохин, берясь за дверную ручку.
- Степан Степанович,- Катя поднялась.- Днем Климов приходил, требовал показать ему журнал, всю нашу документацию по камеру. Я не знала, можно ли…. На всякий случай отложила до завтра…- Она улыбнулась.- Отбрехалась, в общем.
- Все покажи, чего нам крыться! Человеку надо, служба такая…
По пути к своему приземистому, до окон обложенному дерном дому Рапохин без особой приязни подумал о том, что Климов, который мог получить копии всех документов у него, зачем-то поперся на рацию.
Климов не спал, когда вернулся Рапохин.
Месяц назад, почувствовав странное онемение большого пальца правой ноги и опасаясь никотинной гангрены, кавторанг бросил курить и теперь сосал леденцы.
- Чего по ночам бродите?-спросил он, упрятав леденец за щеку.
- Показалось - сирена на рейде.
Климов лежит на диване. Рядом на спинке стула тускло отсвечивают золотые нашивки кителя. Климов непрерывно сучит пальцами обеих ног, это уже стало привычкой.
- Много шуму подняли, Рапохин,- говорит он безразлично.
Леденец мешает ему, и он разгрызает его с громким хрустом.
- Я сегодня на радиостанцию ходил, хотел просмотреть переписку, но там девица, знаете, уклонилась… Отложила на завтра. Хорошая выучка…
Рапохин не возражал. Если выгораживать Катю, Климов только утвердится в своем мнении.
- Мне и так ясно, что излишний шум поднят. Друг мой, все эти Главсахалинрьгбпромы за тридевять земель, делу они не помогут, а звон, как говорится, пойдет вселенский.
- А мне что за -печаль! - резко сказал Рапохин.- Мне бы людей разыскать.
- Все о людях пекутся,- наставительно заметил Климов.- Для того на земле и живем. Вы что ж думаете, я ради собственного удовольствия прикатил сюда по зимней-то дорожке? Ради тех же людей! Больше порядка будет- людям спокойнее. Подтянете плавсредства так, чтобы все в ажуре, безопаснее людям будет. Это да, это я понимаю. А уж если они где-то в море, тут чего же руками-то размахивать. Ищите, да с умом.
- Разрешили бы мне,- вздохнул Рапохин,- я бы сам ушел в море искать!
- Вот-вот! - почти обрадовался Климов. Его правильный профиль едва белел на фоне диванной спинки.- Вы романтик, Рапохин, а романтиков у нас бьют.
- Где это «у нас»? В министерстве, что ли?
- В нашей жизни. В нашей трезвой жизни.- Климов повернулся на бок, лицом к собеседнику. Под ним стрельнула и печально загудела пружина. Климов усмехнулся: - Поющий диван. Это вы, верно, и приняли за сирену на рейде.- Рапохин смолчал, и Климов продолжал отечески: - Теперь вы, так сказать, в фокусе, Рапохин, все прожекторы направлены на вас. Все судовые огни траулеров, которые ищут катер в океане. Катера-то никому не видать, а вы как на ладони…
- Надо же когда-нибудь и себя показать,- мрачно пошутил Рапохин.
- Зря шутите этим.- В голосе Климова проскользнула строгая нотка.- Если с катером случится беда, вас снимут. А ведь могли бы и не снять.
- Поймите же, не в этом дело!
Из темноты донесся ровный, уверенный голос Климова.
- Именно в этом, друг Рапохин! Монополии на жалость никто вам не давал, да и на что она, жалость? На ней коммунизм не построишь. Мне тоже жаль людей, хотя я их и не знаю, хоть для меня они, простите, отвлеченная материя, песчинки, что ли, винтики, как принято говорить…
- Ну-у! - Рапохин возбужденно приподнялся на локте.- А вам не приходило в голову, что каждая из этих песчинок - жизнь, и ум настоящий, и душа? А? Вы на фронте были, Климов?
«Странно! - обиделся Климов.- Что он, не видел моего кителя с орденской колодкой?!»
- Это другой вопрос, Рапохину. насчет ума и души. Это, как говаривал мой тесть, «ишо пошшупать надо». А как пощупаешь? Да никак! Аппарата такого не изобрели пока. Значит, не о том речь. Пойми ты, чудак человек: порядок должен быть. Прежде всего - порядок. Нельзя, чтобы нас лихорадило, это вредит делу. Ну, а ежели случилось? Дали знать по начальству, приняли меры. Все! Охотское море чуть не каждую неделю норовит уходить кого-нибудь. Бывает и так, что списываешь человека. Был - и нет. Что же, крик подымать по любому поводу? Караул? О порядке надо думать, Ратюхин, о ритме.
- Гниль это! Пакость! - хрипло выкрикнул Рапохин, ему стала вдруг невмоготу гладкая речь гостя.- Я за женой в пятьдесят первом поехал. На материк. Приезжаю в район, а там у людей хлеба нет. Ну, недород, и трети хлеба не взяли. Секретарь заперся в райкоме, кое-как хлебосдачу выполнил, процентом дверь подпер и - сидит хоть бы что! Понимаете, боится в крайком позволить, авторитет свой ронять не хочет!.. Я к нему достучался, а он, видишь, теоретическую базу подвел. «Нельзя, говорит, деревне хлеб привозить. Никак нельзя. Развратим колхозников, порядка .никакого не будет…» Бросил я тогда все, в ЦК поехал.
- Помогло?-спросил Климов осторожно.
- А как же! - воскликнул Рапохин.- Вытряхнули его из кресла. Поймите, он же о народе не думал. Случайный в партии человек. Ну, и хлеба привезли. Без хлеба нельзя. А вы коммунист? - спросил он неожиданно.
- Разумеется,- сухо обронил кавторанг.- И на фронте, к вашему сведению, был.- Климов вспомнил рассказы Рапохина о фронте.- Только мы с вами на разных фронтах воевали.
- Выходит, на разных,-согласился Рапохин и закончил совсем спокойно: -Думаю обратиться с просьбой в Совет Министров.
- Это по поводу чего же? - спросил Климов.
- О катере. Совет Министров поможет. Прикажут флотским, пограничникам велят искать. Авиацию подключат. Это сила. Без них трудно.
- Вы, Рапохин, самоубийца,- сказал Климов убежденно.- Проспитесь-ка лучше! Нечего больше делать правительству, катером вашим заниматься.
- День подожду и радирую Москве,- упорствовал Рапохин.- Вот так.
Климов лежал молча, ничем больше не выражая интереса к Рапохину.
Утром Климов ушел от Рапохина - отказался от постоя. Договорившись с главным инженером, занял его кабинет, перетащив туда свои пожитки. Рапохину объяснил коротко и откровенно:
- Неуютно нам с вами. И спать я плохо стал.
Главное, Климов активно заинтересовался судьбой катера. В кабинет главинжа стали вызывать служащих комбината: начальника погрузочно-разгрузочных работ - он же капитан флота китокомбината «Подгорный», Митрофанова с «Ж-135», капитана пропавшего без вести катера и многих других.
Расставаясь с Климовым, люди уносили смутное чувство тревоги: не за пропавший катер, а за себя. Климов терпеливо составлял протоколы опросов, хмурой скороговоркой прочитывал их и давал подписывать людям, которые уставали наблюдать за тем, как бегает его перо по бумаге.
Капитана «Ж-257», только что вернувшегося из безуспешного поиска, обидело недоверие Климова.
- Вы что же, подозреваете меня в том, что я умышленно не попал на катер?-спросил он в упор.
- Не знаю, не знаю.- Климов развел руками.- Область предположений меня не касается. Мне нужны факты.
Капитан посмотрел на него недобрым взглядом и стал отвечать односложными «нет», «да», «не знаю».
С Митрофановым к авто ран г был много любезнее. Ведь Митрофанов тоже шел в Северо-Курильск вместе с исчезнувшим катером, но в тот же день вернулся на комбинат. Значит, можно было вернуться?! Значит, дело-то все в дисциплине, в порядке. Не более того. Он одобрительно оглядел Митрофанова, когда тот в больших катанках вошел в кабинет, оставляя мокрые пятна на полу.
- Садитесь, садитесь,- приветливо сказал Климов, вышел из-за стола и уселся против Митрофанова.- Вы капитан «Ж-135»?
Митрофанов кивнул.
- Единственный дельный свидетель, очевидец, можно сказать,- прищурился Климов, заглядывая в голубые, усталые глаза Митрофанова.- Я вас с умыслом пригласил последним, капитан.- Климов словно вычеркнул из своей памяти имя, отчество и фамилию моряка, сидевшего напротив. Капитан «Ж-135» - и только. Капитан.- Хотелось до встречи с вами составить себе полную картину. А вы уж. ее дорисуете, так сказать, последние мазки положите…
- Трудное дело, товарищ кавторанг,- улыбнулся Митрофанов.- Плохой ив меня живописец, а тут, боюсь, и Айвазовский не осилил бы…- он осекся.- Такой болтанки я сроду не видал.
- А мы попробуем, товарищ капитан.- Упоминание Айвазовского было неожиданным для Климова, но он не растерялся.- У нас есть некоторое преимущество перед Айвазовским: уставы, линия, так сказать…- Он плотно сжал губы, надул щеки и уже другим тоном сказал: - Решив вернуться на комбинат, вы сообщили об этом своем решении шедшему за вами катеру?
- Я приказал им следовать за мной.
- А они? - быстро спросил Климов.
- Они ответили: «Идем на «Подгорный».
- Как?
Митрофанов не понял вопроса.
- То есть каким именно образом ответили? - уточнил Климов.- С помощью каких сигналов?
- Там молодой матрос Виктор, он крикнул мне.- Заметив, что кавторанг поморщился, как от укола, Митрофанов смущенно добавил:- Мы рядышком прошли, за руки можно бы взяться…
- Кустарщина…- пробормотал Климов.- Черт знает что!.. Какой-то мальчишка, без году неделя на флоте, орет в океане.
- Старпом в рубке был, на руле. Ну, передал через матроса. Случается, товарищ кавторанг.
- Так, а дальше?
- Что же дальше? Развернули катер - и «следом за нами.
- Вы лично наблюдали, как развернулся катер «Ж-257»?
- Ясно.
- Не совсем, знаете, ясно. Катера все-таки нет. Когда вы потеряли его из виду?
- Как только «Ж-257» двинулся за нами, запуржило. Долгий заряд, ну, потеряли друг «друга. Нам локатора не положено…- Митрофанов виновато развел руками.
- Значит, вы не можете точно утверждать, что буксирный катер «Ж-257» пошел на комбинат.
- Куда же ему еще идти? - поразился Митрофанов - С пустыми бункерами, без продуктов… Только на комбинат.
- Но вы дошли, а их нет.
- Дошли-и…- протянул Митрофанов.- Свободно могли не дойти. Такое пекло было, .два раза думали - конец, хотели на берег выброситься. Счастье, товарищ кавторанг, говорят, везучий я.
- Счастье,- повторил Климов, поднимаясь.- Нет, нет, вы сидите… Счастье, говорите? Думаю, что и умение кое-что значит, а главное, дисциплина.
- Дисциплина, конечно, была,- Митрофанов подтянулся.- Это у нас на высоте.
- А у других? - Климов насторожился.
- Я про другие комбинаты не знаю. Где как. А в общем, скажу, край у нас трудный, здесь народ не балует.
«Не слишком же ты понятлив»,- подумал Климов и уточнил:
- У них-то как, на «Ж-257»?
- А-а! - охотно откликнулся Митрофанов.- Это команда хорошая, толковый народ, подобрался…
- А вот не пришли.
- Без капитана ведь,- терпеливо объяснял Митрофанов.- Старпом там сильный, на руле против него никто не устоит, а только он здесь одну навигацию плавает. Петрович к берегу не подойдет, как я. Не так еще знаком ему берег. Тоже винить нельзя.
- Мы, товарищ капитан, никого винить не собираемся. Так что зря защищаете,- стропа заметил Климов.
- Чего их защищать,- резко сказал Митрофанов.- Пожалеть, по человечеству пожалеть их надо. По такому времени в океане… У-у! - Он поежился, сдержанно покачав русой стриженой головой.
- Вот что,- сказал Климов,- напишите^ мне рапорт. Только поменьше жалости и… Айвазовского. Мне нужны факты. Грубые, голые факты.
Митрофанов спокойно поднялся. Уставился простодушно в Климова и сказал с какой-то нарочитой ленцой:
- Сделаю… Это мы могем, товарищ кавторанг. Это нам даже легче, одни факты. Только факты те же будут. Разрешите идти?
Климов кивнул и несколько секунд смотрел в широкую спину Митрофанова, так и не поняв, с кем он разговаривал: с простаком или с умным человеком.
Анкеты членов команды лежали на столе перед Климовым. Они тоже вызывали у него десятки вопросов, от которых, по мнению кавторанга, мог отмахнуться только безнадежный «романтик» вроде Рапохина. Почему, например, опытный кочегар Николай Воронков с весны плавает коком? И где? На катере, где восемь человек команды! Известно, что за здорово живешь никто не перейдет на хуже оплачиваемую должность. Значит, что-то с ним стряслось? А что? Матрос Александр Жебровский- со средним образованием, даже в научном обществе работал. «Вероятно, из этих, из «артистов», что места себе не находят, все ищут чего-то, проповедуют, а глядишь, в лагерь угодят…»-отметил про себя Климов. По анкетам выходило, что у четырех из шести моряков нет и своих семей - ни жен, ни детей. Это встревожило кавторанга. «Без корней .люди. Да… Хороша расстановочка кадров».
При встречах Климов все еще старался образумить Рапохина. «Смотри, натрут уши. Сам напрашиваешься. У Владивостока тоже провод на Москву есть. Если надо - свяжутся. Чего ты торопишься?» Но Рапохин упрямо стоял .на своем и десятого декабря, через сутки после ночного разговора, послал телеграмму в Совет Министров. На комбинате узнали о посланной телеграмме, и день для всех прошел в волнении.
Утром одиннадцатого декабря Климов пригласил Рапохина в кабинет главного инженера. Кавторанг был привычно подтянут и свеж.
- Вот что, Рапохин,- сказал Климов дружелюбно.- Мы, конечно, люди маленькие, но не зря же нам коптить небо. Пока суд да дело, и нам надо -тревожиться. Тут у меня,- он хлопнул по пачке опросных протоколов пухлой рукой с широкими, во всю ширину пальца, ногтями,- почти полная картина сложилась. Не делает она вам чести, не делает…
- В чем, собственно, дело? - перебил его Рапохин.
- А вы, знаете, не громыхайте,- прищурился Климов.- Это ни к чему. Много у вас безобразий, технической неграмотности, черт знает чего…
Рапохин покраснел, выслушивая резкие, основательные упреки Климова. Свое дело аварийный инспектор знал. Он без труда обнаружил недостатки комбинатского механизма, особенно во всем, что касалось небольшой: флотилии. Тут Рапохин был слаб: не так просто и в три года, даже при его хватке, освоить иные флотские премудрости.
Конечно, Рапохин мог бы кое-что порассказать о здешних условиях, о нехватке специалистов. Но он молчал. Климов прав, ссылки на обстоятельства - последнее дело.
- За такие вещи отвечать надо,- продолжал Климов, помягче, заметив, что лицо директора пошло темными пятнами.- Как отвечать- вот в чем вопрос. Вы хорошо знаете, что за один и тот же проступок при разных обстоятельствах можно и ответить по-разному. Когда головой, когда билетом…
- Для меня это одно и то же,- резко сказал Рапохин.
- …а когда, как вы говорите, и легким испугом отделаться. Если б у вас не погибли люди…
- Зачем хороните? Мы найдем их.
- Я не о них. О вас речь.
- И меня хоронить рано! - Рапохин поднялся, прошелся по маленькому кабинету, почти упираясь в дощатую стену.- Я не умер, когда по всему выходило, что положено помереть. Меня протоколами .не запугаешь. За науку- спасибо. Почаще бы приезжали… специалисты, работать было бы .легче. А вот насчет линии, товарищ Климов, тут мы с тобой, откровенно говоря, не столкуемся. Я ведь тоже из этих, из песчинок…
Климов устало, неприязненно поморщился.
- Демагогией пахнет.- Он тоже поднялся.- Что это тебя, черта, на ссору тянет? Глупо ведь! Я о чем забочусь? О (порядке. Ладно, ладно,- заторопился он, заметив злой огонь в глазах Рапохина,- ну тебя к лешему. Ты вот что, посмотри протоколы и напиши мне официальное объяснение. Кончать пора, чего донкихотствовать.
- Ничего писать не стану.- Рапохин закипел, рука резко рассекла воздух сверху вниз.- Рано! Слышишь? Рано трясти меня, как грушу, не созрел. Я, товарищ Климов, искать пока буду, а писать ничего не буду.
- То-оварищ Рапохин! - начал было Климов нараспев, но распахнулась дверь, и он увидел Аполлинария и Катю, едва дышавших, по пояс вывозившихся в снегу, без пальто, в одних только ушанках.
- Степан Степанович! - закричала Катя, уронила бланк радиограммы и стала неловко, судорожно ловить ускользавший листок. Наконец поймала его и передала Рапохину.
Аполлинарий повторял, утирая смуглой рукой широкий лоб и лицо:
- Когда не надо, все в аппаратной, когда надо-нет! Бежать приходится, сердце выскакивает…
Бурные выражения чувств старый алеут считал недостойными мужчины. Все как надо, как положено. Послали радиограмму, пришел-ответ.
В руках Рапохина подрагивала бумажка», которая давала ему большую силу. За торопливо записанными рукой Кати строками Рапохин словно видел уже обветренные лица старшин и матросов, радистов у локаторов, мотористов, штурвальных, бешеный взлет реактивных машин, темно-серые корпуса военных судов. Москва приказала искать. Авиация будет искать. Флот. Теперь живем!
Забыв о размолвке, он протянул радиограмму Климову.
- Ты в рубашке родился, Рапохин,- сказал тот звучно.- Ну, поздравляю! - И мельком, исподлобья поглядев на радистов, спросил негромко:-А в людях, которые на катере, ты… уверен?
- Что? - переспросил Рапохин.
- Говорю, ты уверен, что люди не подгадят? Океан, знаешь, такая штука, там погранзнаков не выставишь. На катере четверо бобылей, без корней люди. А?-Но, испугавшись гневного выражения лица Рапохина, смягчил вопрос.- Я на тот случай, если в чужие руки попадут. Если ломать их станут. Не уронят чести?
Рапохин не успел ответить. Катя налетела на Климова.
- Вы мелкая личность! - кричала она, наступая на него.- Как вы смеете! Это же наши товарищи… Они лучше вас…- Задохнувшись от злости, она беспомощно повернулась к Рапохину и заплакала.- Такую радость испортил!.. Такую радость!..
- Катя,- сказал Рапохин,- нельзя оставлять радиостанцию без присмотра. Что это вы?
Катя молча, с нарочитой четкостью повернулась к двери и вышла.
- И ты хорош!- набросился вдруг Рапохин на Аполлинария.- Свалитесь с воспалением легких, что я тогда делать буду?!
- Воинственная девица! - проговорил наконец Климов.- У нее, видно, жених на катере. Так сказать, предмет, парень… А?
- Не знаю,- сухо ответил Рапохин.- Не умею вникать в такие подробности.- Рапохин еще раз перечел радиограмму.- Надо митинг собрать! - сказал он озабоченно, сложил бланк вчетверо и спрятал его в нагрудный карман.- Может, скажете чего народу, товарищ Климов?
- Охотно! - отозвался кавторанг.