Странный ребенок Ванечка Парфёнов. В основном молчит, но если уж выскажет что-нибудь, то такое!.. И самое удивительное – его предсказания сбываются. Стоит ли удивляться, что маленьким феноменом заинтересовалась «Аненербе» – организация, работу которой курировал сам рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер? Вот и пришлось лейтенанту НКВД Павлу Вялову вступить с немецкими «учеными» в схватку – долгую и смертельно опасную.
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()
Часть 1
Годы предвоенные
14 сентября 1935 года Совет Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление о строительстве двух новых ГЭС – Рыбинской и Угличской. Специально для выполнения этой задачи в системе НКВД создали так называемый Волголаг, где отбывали наказание люди, осужденные в основном по политическим статьям. Именно им предстояло возвести на величайшей русской реке комплекс гигантских гидротехнических сооружений, в результате деятельности которых на карте СССР должно было появиться самое крупное в мире рукотворное море. Для этого планировалось пустить под воду старинный город Мологу, фабричный поселок Абакумово, свыше восьмисот сел, тысячи и тысячи гектар плодородной поволжской земли.
Руководить Волгостроем назначили майора госбезопасности Владимира Дмитриевича Журина, который сам в 1930 году получил десятилетний срок, участвовал в строительстве Беломорканала, но вскоре был досрочно освобожден.
В заместители ему отрядили еще одного старого чекиста – Якова Давыдовича Рапопорта.
И пошло-поехало!
По странному стечению обстоятельств, в тот день, когда в Москве принимали историческое решение, в некогда уездном городе Весьегонске, три четверти которого тоже попадало под затопление, явился на свет странный мальчик. Нет, поначалу ничего особенного в его поведении ни медики, ни родители не замечали. Пацан как пацан. Здоровый. Крепенький – недаром 3 кг 500 г родился. Правда, со временем выяснилось, что дитя – не слишком разговорчиво и малоподвижно, но это ничего – бывает!
Настоящие чудеса начали происходить после того, как Ваня сказал первое слово. В тот день в дом его родителей нагрянули взрослые дяди в форме и спешно объявили: «Вы подлежите переселению!»
Заплакала бабушка, схватился за сердце дед, с первых дней жизни внука установивший с ним какой-то особенный, совершенно неземной контакт.
А годовалый Ваня, доселе не знавший даже слова «мама», вдруг приподнялся в самодельной деревянной кроватке и четко произнес: «Не поеду!»
Лейтенант госбезопасности Павел Вялов, руководивший местным отделением НКВД, испугавшись до глубины души, сразу выбежал на улицу и начал незаметно креститься. Так, на всякий случай, ибо в Бога он не верил. Причем совершенно искренне. Не по принуждению руководства, как другие товарищи.
В тот же вечер в Инстанцию полетело донесение о странном младенце, открыто выражающем своё несогласие с политикой партии и правительства. Высокое начальство лейтенанту не поверило, но все же посоветовало взять Ваню под неустанное наблюдение. Кабы чего не вышло!..
* * *
Вскоре Вялов заработал повышение и перебрался в новоявленный областной центр Калинин – так с 1931 года стала называться его родная Тверь.
Но о Ванечке не забыл. Регулярно получал информацию о всех его проделках из уст младшего лейтенанта Сокола, которого сам рекомендовал начальству на своё место в Весьегонске.
Последний раз они виделись позавчера, когда Степан приезжал на очередное совещание, посвященное усилению борьбы с врагами народа. В Калинине их тоже нашлось немало: только в текущем году расстреляли 307 душ. А до 1 января ещё два месяца!
…Выглядел Сокол неважно. Был бледен. Устал. Растерян. На вопрос «Что случилось?» ответил: «Вчера заходил к Ванечке. Спросил, что будет со мной?» «Ты сойдешь с ума. Скоро!» – ответил тот.
Одолеваемый тяжелыми предчувствиями Вялов медленно шагал по длинному слабоосвещённому коридору, направляясь в кабинет нового начальника областного управления НКВД Александра Викторовича Гуминского, недавно назначенного вместо Вячеслава Ромуальдовича Домбровского, тоже оказавшегося «врагом народа», и терялся в догадках, за что ему – рядовому сотруднику госбезопасности – такая милость.
– Разрешите?
– Да, конечно, входи Павел Агафонович.
– Вызывали?
– Вызывал, Паша, вызывал… Хочу поздравить тебя с наступающим праздником – 20-й годовщиной Великого Октября…
– Спасибо! Взаимно.
– И поговорить, так сказать, откровенно, по душам… Ты ведь парень местный, а я всю жизнь в Смоленске, – вашей специфики не понимаю.
– Какая тут специфика, Александр Викторович? Что у вас, то и у нас… Хрен редьки не слаще…
– Скажи мне, лейтенант, ты сам веришь в эту бесовщину? – Гуминский неожиданно перевел разговор в иную, чуть ли не запретную, плоскость.
– Какую?
– Имею в виду Ванечку Парфёнова.
– Не знаю такого!
– А как же твой рапорт насчет пацанёнка, отказавшегося покинуть затопляемую территорию?
– Ах, вот вы о чём…
– Вспомнил?
– Так точно! Это случилось в октябре прошлого года. Именно тогда к нам в отделение из райкома поступили списки тех, кого в первую очередь надлежало уведомить о грядущем выселении. Выполняя задание, я наведался, в том числе и к неким Парфёновым. Согласно документам, в доме были прописаны пять человек: Глеб Васильевич, тысяча восемьсот девяностого года…
– У тебя хорошая память!
– Не жалуюсь, Александр Викторович.
– Продолжай!
– …Его супруга Евдокия Арсеньевна – она на год младше, если не ошибаюсь.
– Не ошибаешься, – подтвердил начальник, предварительно заглянув в какие-то бумаги, беспорядочно разбросанные на столе.
– Их сын Николай с женой Прасковьей. Ну и внук – Ванечка. Родители мальчика в то время были на работе… Мы вошли, зачитали постановление: «Покинуть дом в такие-то сроки», а малец вдруг возьми и ляпни: «Не поеду!» Четко так, уверенно, словно взрослый… После я установил, что до этого момента Ванечка вообще никак не разговаривал, некоторые даже считали его немым от рождения… – Вялов вдруг вспомнил свою реакцию на выходку младенца и покрылся липким потом: а вдруг кто-то видел, как он крестился, и донес руководству? Что делать тогда: сейчас же признаваться в своей минутной слабости или всё отрицать? – Разрешите закурить?..
– Да-да, угощайся! – Гуминский пододвинул к нему только что распечатанную пачку «Беломорканала» знаменитой ленинградской фабрики имени Урицкого, из которой никогда ранее не куривший лейтенант вытащил одну папироску и, не медля, прикурил. После чего закашлялся, быстро погасил окурок и мысленно поклялся больше никогда не прикасаться к этой гадости.
– А ты знаешь, что мой предшественник тоже побывал в гостях у Ванечки? Как раз в канун своего ареста?
– Вячеслав Ромуальдович?
– Да-да. Домбровский.
– И что?
– Как только он вошел, мальчишка, который раньше мог передвигаться только держась за стену, вдруг отказался от надёжной опоры и, сделав самостоятельно несколько уверенных шагов, пару раз громко повторил: «Ты – враг народа! Ты – враг народа!» А через день Домбровского арестовали. С формулировкой «за участие в шпионско-диверсионной террористической организации»…
– Знаю. Его расстреляли накануне вашего назначения.
– Ради бога, не проводи между нами параллелей. А то ещё накаркаешь!
– Чего не проводить? – прикинулся не шибко грамотным Вялов.
Придерживаться именно такой линии в поведении с руководством советовал ему верный наставник – капитан Шульгин, которого за давние грехи прошлой весной перевели за полярный круг.
Подобная тактика не раз спасала от неприятностей – что возьмешь с дурака?
Вот и новый начальник, имевший за плечами аж три класса гимназии, не стал объяснять лейтенанту ничего. Да и как можно объяснить несведущему человеку суть сложных геометрических понятий, если он и в арифметике недюж?
Александр Викторович поднялся с места и закурил, хоть и не грешил табачком уже более двух суток. Хотел бросить в очередной раз – не вышло! Еще несколько месяцев назад, в родном Смоленске, он баловался совсем другими папиросами, воспетыми великим пролетарским поэтом. «Все курильщики всегда и везде отдают предпочтение “Красной звезде”»… Жаль, здесь, в Твери, тьфу ты, в Калинине, трудно найти им достойную замену. Вот… Еле достал через спецраспределитель проклятый «Беломор», от которого першит и дерет в горле… Хоть бери и переходи на махорку, будто он не начальник, а хрен собачий! Нет, все равно, хочешь не хочешь, а бросить придется!
Гуминский погасил папироску и уставился в синие Пашкины глаза:
– Больше ничего добавить не хочешь?
– Никак нет!
– Скажи, младший лейтенант Сокол – твой протеже?
– Как, как вы сказали?
– Протеже!
– Я, между прочим, пролетарского происхождения, детство провёл в интернате и в буржуазных терминах ни черта не смыслю…
– Да не горячись ты так, Павел Агафонович! Я не хотел тебя обидеть. Этого Сокола в Весьегонске кто поставил?
– Я. По согласованию с высшим руководством!
В управлении давно ходили слухи, что какой-то родственник лейтенанта (то ли старший брат, то ли дядя) – чуть ли не правая рука самого товарища Ежова (вот, мол, почему карьера Вялова так резко пошла в гору именно с осени прошлого года, когда Николая Ивановича назначили наркомом внутренних дел!). Сам Павел время от времени любил намекнуть на наличие высокого покровителя в Москве, но вслух его фамилию никогда не произносил.
– А тебе известно, что Степан сошел с ума? – наседал Гуминский.
– Нет… – растерянно выдавил лейтенант. – Когда?
– Вчера его поместили в областную психиатрическую больницу.
– С чего бы это?..
– А то ты не знаешь?
– Нет…
– После того как тебя перевели в область, Сокол стал чуть ли не ежедневно гостить у Парфёновых. Все, о чем говорил Ванечка, старательно заносил в свой блокнот, а позже на основании этих записей составлял рапорты для Домбровского. Вот, смотри, что я обнаружил у него в сейфе, – Александр Викторович потянул на себя выдвижной ящик стола и вытряхнул его содержимое на полированную поверхность.
Вялов по дате выбрал из вороха донесений самое свежее и начал читать вслух:
– Соседи называют Ивана юродивым… Говорит он редко, но метко. Ни с того ни с сего вдруг может ошарашить любого незнакомого человека известием: «Ты болен» или «Скоро умрешь». Причем все его предсказания имеют свойство сбываться…
– Ладно… Отставить… Можешь забрать бумаги себе.
– Если позволите.
– Позволю. Скажи честно, Павел Агафонович, ты и вправду не знаешь, отчего Степан тронулся рассудком?
– Нет, – скорчил идиотскую рожу лейтенант. – Не знаю! Разрешите идти?
– Иди! – Гуминский устало отмахнулся от «тупицы» и прикурил новую папиросу.
А Вялов после разговора с начальником ушёл домой, заперся и пил, пил, пил…
* * *
Под подушкой зазвенел будильник – подарок сестры ко дню рождения. На прошлой неделе Пашке исполнилось двадцать семь. Черт, позади уже свыше четверти века! А за душой по-прежнему – ни кола ни двора… И даже семьи пока нет. Родители давно умерли, а всем сердцем любимая Катюша, еще совсем недавно обычная девчонка с соседнего двора, а теперь – преподаватель военно-химического училища, почему-то тянет со свадьбой. Что только он не вытворял? Цветы дарил, на экскурсии возил, даже с руководством знакомил…
Первый начальник НКВД по Калининской области Яков Абрамович Дейч, возглавивший управление за год до Домбровского, сам проявил инициативу. Мол, представь мне свою избранницу. Вялов не отпирался.
Они встретились «случайно» в центральном городском парке и долго судачили про житье-бытье. А потом Абрамыч попросил оставить его с Катей наедине.
О содержании той интимной беседы Пашка узнал только тогда, когда хитреца Дейча уже перевели в Ростов-на-Дону. Оказалось, его интересовали студенты из Германии, которым Екатерина Андреевна читала лекции по русской литературе! С одним из них – неким Отто Клейстом – она даже помогла устроить начальнику встречу…
Когда любимая открылась, Павел немедленно отправил рапорт кому надобно. Мамкиному родному брату. И с недавних пор – одному из заместителей всемогущего наркома. Пройдет совсем немного времени – и Дейча арестуют, несмотря на членство в партии с 1917 года и многолетний опыт работы в ВЧК, ОГПУ-НКВД. До суда он не доживёт – умрет во время следствия. Правда, Вялов об этом никогда не узнает…
* * *
Голова гудела немилосердно. Эх, пивка бы! Но в рабочее время Пашка – ни-ни… Сейчас с этим строго. Гуминский сам не пьёт и другим не позволяет…
Сегодня последний рабочий день перед великим всенародным праздником, к тому же совпавшим с воскресеньем. Не гулькин хрен – 20 лет советской власти, которую он поклялся защищать до последней капли крови! А раз так – с отдыхом придется повременить. Для кого – выходной, а для кого – самый что ни есть обычный рабочий день. Вон сколько врагов народа развелось по всей округе: шпионы, диверсанты, террористы…
А тут еще Ванечка со своими предсказаниями…
– Здравия желаю, товарищ лейтенант!
– Ты кто?
– Кандидат на звание Горшков! – бодро отрапортовал бледнолицый юноша, поджидавший его у двери персонального кабинета.
– А… Боря! Прости, не узнал сразу… Как твоя учеба?
– Отлично! Вот… Прибыл к вам на стажи… стажи…
– Стажировку?
– Так точно!
– Это дело надобно отметить. Да и праздник, как-никак, на носу…
– Я могу сбегать!
– Не сейчас. После работы. Не знаешь, шеф у себя?
– Никак нет! Уехал в Весьегонск.
– Откуда такая уверенность? Он что, докладывает тебе про все свои передвижения?
– Никак нет. Просто я оттуда родом, как и шофёр управления – дядя Вася.
– А…
– Вот он и шепнул мне на ухо, мол, не хочешь ли чего передать отцу-матери?
– Понял. Ну, коль так, – беги за пивом, все равно сегодня – короткий день.
– Есть, товарищ лейтенант!
* * *
Весь Егонская… Ещё недавно – село, деревня. А теперь если не город, то большой рабочий посёлок – точно. Как-никак – пять тысяч населения. К тому же люди все прибывают и прибывают по недавно протянутой железнодорожной ветке…
Хотя, какие это люди – так, быдло, недаром их везут в вагонах для скота!..
Автомобиль начальника Управления НКВД по Калининской области обогнал очередную колонну узников и свернул на просёлочную дорогу.
– Здесь! – сообщил дядя Вася, неизвестно почему переходя на шепот.
– Ты тоже выходи! – приказал Александр Викторович, но водитель неожиданно заупрямился:
– Я останусь, двигатель шалит, посмотреть надо.
– Ну, как хочешь.
Гуминский поправил портупею и торопливо направился к плотно запертой входной двери – ночью случился первый заморозок.
Постучал.
В ответ не донеслось ни звука.
– Эй, есть тут кто?
В это время сзади него, словно из-под земли, вырос крепкий старик с вязанкой дров в дюжих руках.
– Вам кого? – спросил, лукаво щуря и без того узкие азиатские глаза.
– Хозяина.
– Я он и есть.
– Начальник НКВД Гуминский, – козырнул высокий гость. – Для тебя просто – Александр Викторович.
– Парфёнов. Глеб Васильевич, – чинно представился старик. – Чем, так сказать, могу быть полезен?
– Внука твоего допросить желаю…
– Эх, мил человечек, Ванечка на вопросы не отвечает. И вообще, сам выбирает, кому и что сказать…
– Да ну?
– Точно… Бывает – молчит неделями, слова из него не вытянешь, а бывает – выглянет в окно и бросит между прочим: «Вон – еще один покойник пошёл». Причем – серьёзно, не по-детски, грубым мужским голосом. Ну что – хочешь испытать судьбу?
– Ты меня не пужай! Где это слыхано, чтобы двухлетний ребенок по-взрослому изъяснялся?
– Ладно… Как желаете-с, – по-старомодному пробурчал Парфёнов и толкнул дверь в избу.
Ванечка игрался возле печи, совершенно не обращая внимания на вошедших.
– Кхы-кхы, – кашлянул Гуминский.
Мальчик не обернулся.
– Здравствуй, Ваня!
– Вы его не тормошите, товарищ начальник… Захочет – сам говорить начнет!
– Да что ты мне всё время указываешь? Я в эту бесовщину ни за что не поверю. Пока лично не убежусь… убеждусь… убедюсь… не увижу, одним словом…
– Тогда приготовьтесь ждать.
– Долго?
– Может, неделю, а может, две.
– Что ты несешь? Какую, мля, неделю? Я тебя на месте пристрелю, если он сейчас же рот не раскроет! Ну давай, Юродивый, говори, что тебе известно о моей судьбе? Что?!
Ванечка не ответил ничего.
Только взял в руки палку, стоявшую у печи, и направил её на раскричавшегося начальника.
– Пиф-паф! – он громко рассмеялся и стал носиться вокруг деда. Тот хотел приструнить внука, да не тут-то было – мальчик словно взбесился.
– Всё, пора прекращать этот цирк! – заорал Александр Викторович и потянулся в кобуру за пистолетом. – Сейчас я шлёпну и тебя, и твоего выродка!
В тот же миг Иван перестал водить свой дурацкий хоровод. Сел на пол, выкатил глаза и зычным басом твердо произнес:
– Не шлепнешь! Я умру в один день с товарищем Сталиным!
Гуминский, как это услыхал, опустился на четвереньки и по-собачьи ринулся из избы вон.
* * *
Александра Викторовича арестовали 18 апреля 1938 года. И почти сразу же поставили к стенке. Поговаривали, что перед смертью он вел себя неадекватно: превозмогая боль, наводил на палачей указательный палец правой руки и, целясь, выкрикивал: «Пиф-паф!». При этом дико хохотал. До слёз…
О том, что ему напророчил Ванечка, так никто бы и не узнал, если б не дядя Вася.
После ареста бывшего начальника болтливый водитель уже не мог больше держать язык за зубами и теперь, подогреваемый просьбами сотрудников, был вынужден чуть ли ежедневно во всех красках живописать визит Александра Викторовича к Юродивому. Особенно удавался ему последний эпизод, когда обезумевший Гуминский, словно нашкодившая собачонка, с обнаженным именным маузером в руке, выползал из крестьянской избы, бормоча: «Вы только подумайте, он умрет в один день с товарищем Сталиным!..»
Естественно, рассказ об этом отправился проторенной стезёй в столицу. Вялов постарался.
* * *
Еще в конце 1937 года в Калинин после недолгого обучения в Высшей школе парторганизаторов при ЦК ВКП(б) прибыл на работу некий Андрей Николаевич Никонов.
Уже тогда все сотрудники знали, чувствовали, догадывались: именно он в скором будущем возглавит их управление.
Так и случилось. 1 апреля, еще до ареста Александра Викторовича Гуминского.
В отличие от всех своих предшественников, товарищ Никонов был правильного – крестьянского – происхождения и не мог похвастаться надлежащим образованием – всего два класса рабочего училища.
Но это не мешало ему успешно вести непримиримую борьбу с многочисленными врагами молодой советской власти.
К тому времени Вялов уже находился в управлении на особом положении. Сам товарищ Ежов по телефону велел ему лично опекать, лелеять и беречь товарища Ванечку – вот и весь круг обязанностей, отвечать за который Павел должен головой. О существовании необычного ребенка доложили Сталину. Узнав, что Юродивому суждено умереть в один день с ним, вождь, на всякий случай, приказал доставить мальчишку в Москву. Секретную миссию возложили, естественно, на лейтенанта Вялова. Пришлось оформлять «отпуск» – для сохранения секретности.
* * *
Когда Павел, гонимый холодным северным ветром, шёл в штатском по пустынной улице (всех, кроме Парфёновых, с которыми никто не хотел связываться, уже переселили), то постоянно ощущал на спине чей-то пронизывающий взгляд. Несколько раз, опускаясь на одну ногу, делал вид, что завязывает шнурки, и рыскал глазами по округе, но нигде не было ни души.
…Несмотря на то что виделись они всего лишь второй раз в жизни, и первый мальчишка вряд ли мог помнить, он улыбнулся Вялову, словно старому знакомому.
– Без деда не поеду! – сказал в рифму тонким детским голоском, хотя лейтенант еще ничего ему не предлагал.
– Хорошо. Собирайтесь оба, – миролюбиво согласился Вялов, в очередной раз пораженный способностями Юродивого.
Глеб Васильевич написал записку детям, работавшим на лесозаготовках: «Не волнуйтесь. Мы в порядке. Подробности – письмом», и стал проситься на кладбище – проведать супругу, почившую еще зимой.
Павел не возражал.
После чего они с Ванечкой остались в доме одни.
Пока старик отсутствовал, мальчик молчал.
И только когда тот вернулся, бросился ему на шею и радостно воскликнул:
– Не волнуйся, деда! Все будет хорошо!
– Спасибо, родной, утешил! – оскалился в улыбке Глеб Васильевич.
«Стоп! В прошлый раз у него не хватало несколько зубов. А теперь все! Да и сам старик как-то распрямился, слегка поправился… И мальчишка что-то не похож на Юродивого. Спокойный. Тихий. Рассуждает здраво. Может, не все еще потеряно? И у нас есть возможность навсегда изгнать бесов из хрупкого детского тела? Только как? Лекари уже осматривали мальчишку – никакой патологии не обнаружили.
Пригласить попов? Чтобы помолились, помахали своими засаленными кадилами, окропили помещение святой водой? Нет, нельзя. Коллеги не поймут… Начнут подтрунивать, смеяться… Шут с ним. Отвезу Ванечку в Москву, сдам под расписку – дальше пусть разбираются с ним сами!»
* * *
Возле вокзала Вялов опять ощутил пронзительную тяжесть в спине. Резко повернулся. Никого! Но ощущение опасности не пропадало. Значит, работают настоящие профессионалы! Свои? Чужие?
Вот времечко настало! Дрожишь под каждым взглядом, шарахаешься от каждого шороха!
…Билеты были приобретены заранее.
Пропустив вперед Парфёновых, Павел стал одной ногой на подножку вагона и снова огляделся по сторонам. Но разве определишь так сходу в толпе одно лицо, одну вражескую морду, от которой может исходить опасность?
Путники заняли свои места.
Через пять минут поезд тронулся.
Только тогда лейтенант позволил себе расслабиться и вскоре задремал.
* * *
На одной из станций пришлось задержаться. Железнодорожникам почему-то не понравилось сцепление локомотива с вагонным составом, и они долго колдовали над буферным железом.
Дед с внуком развернули наспех собранный «тормозок» и дружно налегли на жареную рыбку.
Только тогда Вялов ощутил, что жутко проголодался.
За окном на перроне виднелись продуктовые ларьки. Возле одного из них немолодая, но шустрая женщина в белоснежном переднике бойко торговала пирожками, от которых исходил дурманящий пар. При виде этой картины у Павла потекли слюни.
– Я скоро! – пообещал он и рванулся к выходу.
Протянул тетке кулак с зажатой в нем мелочью, торопливо бросил: «На все!» и, подчиняясь какому-то неведомому шестому чувству, которое его никогда еще не подводило, повернул голову назад. Прямо перед ним в окне поезда на мгновенье появилось обезображенное ужасом лицо Глеба Парфёнова. И сразу исчезло.
Медь посыпалась наземь.
Вялов развернулся и побежал назад.
– А пирожки? – летело ему вслед.
* * *
В тамбуре Пашка столкнулся с каким-то типом, лицо которого сразу показалось подозрительным. Ни слова не говоря, лейтенант на всякий случай надолго вырубил его одним ударом под дых и бросился к распахнутой двери, выводящей на противоположную сторону железнодорожного полотна.
Метрах в пятидесяти от него прочь от поезда убегал худой высокий мужик, в руках которого брыкался ребенок. Ванечка!!!
Вялов бросился вдогонку.
Когда расстояние между ними сократилось до двух-трех метров, незнакомец, почуяв неладное, обернулся, аккуратно поставил дитя наземь и быстро исчез за товарным составом, застывшим на втором пути.
– Ваня! Ванечка! Родной! Что они сделали тебе? – чуть не плакал лейтенант, осыпая поцелуями драгоценную детскую головку.
Мальчик молчал. От испуга у него пропал дар речи.
* * *
После того как Вялов предъявил своё удостоверение начальнику железнодорожной станции Мамедову, отправление поезда отложили на несколько часов.
За это время Глебу Васильевичу оказали первую медицинскую помощь. Оказалось, его пырнул ножом молодой человек, которого Пашка уложил в тамбуре. Злоумышленника быстро привели в чувство и уже допросили с пристрастием в отделе вновь созданной железнодорожной милиции НКВД. Как выяснилось, ранее он неоднократно «привлекался» по чисто уголовным статьям.
Похитить мальчика согласился за деньги. На дело взял своего «кореша» – Гришку Чалого по кличке Чахлик. Тоже рецидивиста. Его сразу объявили в розыск.
Имя заказчика преступления бандитам было не известно.
Аванс им выдал незнакомый высокий человек со светлыми курчавыми волосами, говоривший по-русски с едва заметным акцентом: то ли латыш, то ли эстонец – старый урка Чалый много лет тому назад промышлял в Прибалтике и был немного знаком с особенностями тамошнего произношения…
Как поступать дальше Вялов пока не знал.
Информировать об инциденте руководство Калининского управления госбезопасности нельзя, дело-то секретное, о нем и в центральном аппарате знают далеко не все.
Поручить расследование милиции – тоже не выйдет, эти орелики могут наломать дров… К тому же здесь пахнет вмешательством иностранных подданных, а это, как ни крути, подследственность его конторы.
«Приеду, доложу дядьке, он эту кашу заварил – пусть сам её и расхлёбывает!»
* * *
Рана оказалась не очень глубокой, внутренние органы лезвие ножа не задело, и Глеб Васильевич вскоре смог продолжить путешествие.
Дальше обошлось без приключений.
Уставшие Парфёновы всё время дремали, а голодный Вялов, которому, правда, совершенно расхотелось есть, сидел у окна и анализировал события текущего дня.
«Итак, за мной следят. Хотят похитить Ванечку. Кто? Зачем? Агенты империализма, чтобы насолить товарищу Сталину? Мол, теперь ты у нас в руках. Трепещи и бойся, не то скрутим голову мальцу – сдохнешь в тот же день…
Тогда откуда им стало известно о предсказаниях Юродивого? Пресса о них не распространялась, народная молва до заграницы обычно не доходит… Значит, опять шпионы, враги народа? Недаром Дейч искал контакта с немцами! Впрочем – нет, Якова Абрамовича перевели в Ростов задолго до моего знакомства с Ванечкой и, стало быть, до первого рапорта о его странном поведении…
Домбровский? Он старательно собирал все сведения о Юродивом и не давал хода донесениям Сокола. Хоть был обязан переправлять их в Москву…
Или Гуминский? Именно Александру Викторовичу Ванечка сообщил, что умрет в один день с товарищем Сталиным. Любой на его месте тут же состряпал бы депешу высшему руководству – как-никак речь идет о жизни вождя! А Гуминский этого не сделал. В противном случае дядя сразу же сообщил бы о его рапорте мне – агенту, наделенному особыми полномочиями по отношению к «пророку»…
А может, это обычная проверка? Так сказать, тест на профпригодность? «Проспал» бы похитителей, не уберег Юродивого – и пошёл бы под расстрельную статью!
Коль так, то кто её затеял?
Ежов? Дядя? Никонов?
Ни хрена не понимаю!
Нарком – слишком высоко, что для него какой-то лейтенант госбезопасности! Плюнул и растоптал безо всякого разбирательства…
Дяде такие «проделки» тоже ни к чему, мы с сестрой у него – единственные родные люди на всём белом свете.
Если же это «шалости» Андрея Николаевича, значит, он в курсе всех задумок столичных небожителей. И знает о моей роли в деле Ванечки. А такого просто не может быть! Двое – слишком много, когда речь идет о сохранении важнейшей государственной тайны».
* * *
В Москве обоих Парфёновых сразу же определили в больницу. На несколько дней. Поправить пошатнувшееся здоровье.
А Вялова пригласил в свой кабинет сам Ежов, чтобы лично засвидетельствовать свою благодарность, как предупредил всё знающий дядя…
«Вот и кончилась моя песня, – думал Павел, направляясь в кабинет всесильного наркома. – Теперь, как остальные сотрудники политического отдела, – в самую гущу борьбы с агентами империализма… И никаких поблажек!»
Но Николай Иванович неожиданно продлил его особые полномочия.
– Думаете, всё, игра закончилась, товарищ старший лейтенант?
– Лейтенант, товарищ народный комиссар!
– Наркомы не ошибаются. Вам досрочно присвоено очередное воинское звание. Поздравляю!
– Служу Советскому Союзу!
– Но об этом никто не должен знать. Пока. Ни начальство, ни коллеги. Ясно?
– Так точно, товарищ народный комиссар!
– По дороге Ванечку пытались похитить… Значит, врагам стало известно о его выдающихся способностях?
– Так точно!
– Стало быть, они предпримут ещё не одну попытку заполучить Юродивого?
– Если только установят его местонахождение.
– Ну-да, ну-да… В Москве им пророка не достать. А может, вернуть Ванечку в родные места? Как вы на это смотрите?
– Я не стал бы рисковать его жизнью. Может, устами младенца глаголет истина?
– Может. Поэтому мы дадим вам другого мальчика. И другого деда. Из числа бывших сотрудников нашей организации. Кто сможет обнаружить подмену?
– Думаю – никто…
– Соседи? Родственники?
– Они переселились. В Карелию… Как вы, должно быть, знаете, у нас полным ходом идет наполнение чаши Рыбинского водохранилища.
– Вот и славно. Родителей Ванечки отправим за ними следом.
– Согласен.
– Кто ещё общался с Юродивым? Из наших?
– Только руководство управления. Домбровский, Гуминский.
– Они уже расстреляны, не так ли?
– Так точно!
– А новый начальник, Андрей Николаевич? Он не интересовался судьбой провидца?
– Никак нет! Не успел.
– Мы сегодня же уведомим Никонова, что тебе поручено секретное задание партии и правительства, для выполнения которого ты волен предпринимать любые, самые невероятные шаги.
– Есть! Разрешите выполнять?
– Да погоди ты… Ишь, какой горячий! По управлению следует распустить слух, что мальчика возили на обследование в Москву, однако ничего необычного в его развитии врачи не обнаружили. Понял?
– Так точно!
– Но, вернувшись в Весьегонск, он будет по-прежнему выдавать какие-то предсказания о судьбе нашей великой Родины – их вы будете придумывать сами…
– Есть!
– Больше никого к «пророку» не подпускайте. А там – посмотрим…
* * *
В начале 1938 года земляку Вялова – уроженцу Твери капитану государственной безопасности Игорю Семеновичу Савченко исполнилось 60 лет. Прекрасный возраст для того, чтобы начать новую жизнь! Тем более что в 1929 году в СССР додумались ввести пенсионное обеспечение по старости.
И ветеран наконец ушел в долгожданную отставку. Поселившись на даче в Подмосковье, ухаживал за садом, в сезон растил лук, огурцы, капусту…
Он никогда не был женат. При царизме не успел – воевал сначала в Корее, затем – в Первую мировую – в Малороссии и Польше. Во время Брусиловского прорыва угодил в так называемую Стоходскую мясорубку, был тяжело ранен.
А когда выписался из госпиталя – очутился в другой стране, где вовсю бушевали революционные вихри. И понеслось! Революция, Гражданская, которую он провел в РККА, затем ВЧК – ОГПУ – НКВД. Одним словом, не жизнь – сплошная бойня!
Но и на пенсии ему не дают покоя. Не зря говорят, что чекистов бывших не бывает!
Каждый день приходят наследники боевой славы, справляются, интересуются, перенимают опыт. Недаром в своё время Игоря Семеновича дважды наградили знаком «Почётный работник ВЧК-ГПУ».
А сегодня его вызвал сам товарищ Ежов.
И предложил – нет – приказал сыграть роль деда какого-то непутёвого мальчишки. Деваться некуда, надо соглашаться. Впрочем, он и не собирался отказываться.
Просто поломался немного, чтобы набить себе цену. Пожить неопределенное время на берегу красавицы Волги за казённый счет – что может быть лучше в его положении?
Так холостой и бездетный Савченко стал дедом.
* * *
Роль Ванечки отвели одноименному детдомовцу. Немому. На всякий случай, чтобы не сболтнул лишнего.
Вялов сопроводил лже-Парфёновых до дома, в котором им теперь предстояло жить и выполнять секретное задание, а сам, не медля, вернулся в Калинин. До конца отпуска оставалась ещё целая неделя. Но стажёр Горшков, поймавший его вечером у дома любимой Катюши, передал настойчивую просьбу руководства: к девяти утра явиться в кабинет Никонова.
Пришлось повиноваться.
– Вызывали?
– Присядьте, товарищ лейтенант.
– Спасибо, я постою!
– Что это за кашу вы заварили?
– Какую кашу, Андрей Николаевич?
– Манную, мать твою ети! Что за фурор ты устроил на вокзале?
– Провожал племянника в Москву. А его выкрали уголовники. Я просто обязан был вмешаться!
– Племянника, говоришь?
– Так точно! Сына сестры Илюшу! – на ходу стал импровизировать Павел. Пока будут рассматривать эту версию, он успеет связаться с дядей или Ежовым. Неужели никто из них до сих пор не позвонил Никонову?
– Хорошо. Я проверю. Не дай бог, выяснится, что ты соврал… – пригрозил начальник. – Сгною!
В это время зазвонил прямой телефон.
Никонов схватил трубу и переменился в лице:
– Да! Слушаю! Так точно! Есть!
– Надеюсь, я свободен? – нагло поинтересовался Вялов, сразу догадавшийся, что звонил кто-то из его высоких покровителей.
– Да-да, Павел Агафонович. Простите, если что не так.
– Ничего. Бывает.
– И помните, впредь вы всегда можете рассчитывать на моё содействие.
– Спасибо, Андрей Николаевич…
* * *
С тех пор Вялов стал тайным агентом НКВД. В секретно-политическом отделе УГБ он только числился. Ни на смотрах, ни на собраниях, ни на политзанятиях коллеги его больше не видели. Курсировал по маршруту Калинин – Весьегонск и придумывал всё новые и новые предсказания Ванечки, которые сразу же отправлял в Москву. Почтой, телеграфом, телефоном. Пускай перехватывают – на это он и рассчитывает!
А после первого мая вообще перестал появляться в областном центре. Занял соседний с Парфёновыми дом и наслаждался жизнью. Ежедневно ходил на рыбалку, солил вместе с Савченко рыбу, смолил лодку, плёл сети. Красота!
Только женской ласки и не хватает.
Ничего. Скоро лето. Приедет Катюша – тогда и оторвёмся на полную катушку…
Одно не давало ему покоя – предыдущее нападение на Ваню. Кто его затеял, с какой целью?
Чтобы выяснить это, старший лейтенант несколько раз ездил в Рыбинск, где отбывали наказание Чалый и его подельник – Фёдор Сизов. Ничего нового они не сообщили. Какой-то, со слов Чахлика, прибалтиец, обещал много денег за похищение Ванечки и даже заплатил аванс. Но сделка сорвалась. Из-за бдительности самого Вялова. Где искать щедрого заказчика, бандиты не ведают. В тот день он ждал их в определенное время возле продуктового магазина… «Покажете фото – мы его непременно опознаем», – предложил Сизов. Вот только где это фото раздобыть?
* * *
15 июня в Весьегонск прибыла Катюша. Ошалевший от радости Пашка полдня катал её на лодке по Мологе и Волге. А вечером устроил задушевную беседу, плавно переходящую в допрос, санкционированный сверху.
– Сколько немцев сейчас проходят обучение в твоём училище?
– Пятнадцать, милый…
– Прошу, не называй меня так! – поморщился старший лейтенант, презиравший, как он говорил, «всякие нежности».
– А как? Павел Агафонович?
– Просто Паша.
– Хорошо, милый!
– Опять двадцать пять… Этот Отто, с которым встречался Дейч, сейчас в Твери, тьфу ты, в Калинине?
– Нет. Каникулы. Студенты разъехались по домам.
– Значит, Отто в Германии?
– По всей видимости.
– И когда он уехал?
– Вчера… Нет, позавчера.
– У тебя есть его фото?
– Нет. Нам запрещено снимать иностранцев.
– А если я разрешу?
– У меня нет фотоаппарата.
– Я подарю.
– Тогда другое дело.
– Скажи, хотя бы, как он выглядит?
– Высокий. Статный. Курчавый. Белобрысый. Хватит?
– Это совпадает с портретом, «написанным» Фёдором Сизовым…
– Кем-кем?
– Всё равно такого «художника» ты не знаешь!
– Обижаете, товарищ лейтенант… Серов…
– Сизов…
– Прости. Действительно – не знаю.
– Однако вернёмся к нашим баранам…
– Давай.
– Сколько говоришь у вас немцев?
– Пятнадцать.
– И все блондины?
– Нет – половина.
– А ты не можешь собрать их вместе – и щелкнуть? На память?
– Нет.
– А если я очень попрошу?
– Посмотрим. Все равно раньше первого сентября мы не договоримся.
– Понял…
Конечно, Пашка мог затребовать личные дела немцев в своей конторе, но что-то удержало его от такого опрометчивого шага. Слишком рьяно интересоваться иностранцами – небезопасно. Это «железное» правило он хорошо усвоил на примере своего начальника – Дейча. Хлопнут, как муху, и никакой особый статус не поможет!
* * *
Всё лето они провели вместе. Занимались спортом, плавали-купались, рыбачили, собирали грибы, начавшиеся необычно рано, читали книги, анализировали и обсуждали стихи любимых советских поэтов: Есенина, Блока, Маяковского…
Катя считала эти строки чуть ли не наивысшим достижением гения социалистического реализма, а подозрительному Вялову казалось, что Владимир Владимирович злорадствует, насмехается над социалистической действительностью.
Ну что это такое, если не насмешка:
Зачем надо поднимать дом и ещё кичиться этим?
А вот стих, посвященный человеку и пароходу, оба восприняли на «ура».
Но Пашка все равно недоумевал.
Как можно быть таким разным?
Беспощадным трибуном и в то же время чутким, ранимым человеком, верным другом, каждая строчка которого дышит болью утраты?
Однако вслух он, конечно же, своих сомнений не высказал.
Система давно отучила его полностью доверять кому бы то ни было, даже любимой женщине!
* * *
В июле влюблённый по уши Пашка сделал невесте очередное предложение. Нарвал целую охапку дивных полевых цветов, плюхнулся на колени посреди безлюдного цветущего луга в пойме красавицы Мологи и торжественно произнес:
– Будьте моей, Екатерина Андреевна!
Она снова не ответила согласием – только развела длительную дискуссию о семье и браке.
С её слов выходило, что ставить штамп в паспорте вовсе не обязательно – главное, любить друг друга. «А рожать детей я пока не собираюсь, время, сам видишь, какое… Терпи… Может, всё еще уладится!»
Однако Вялов подозревал совершенно иную причину отказа. Родители Катюши, старорежимные профессора, переехавшие в Тверь из бушующего Петрограда сразу после пролетарской революции, не хотели видеть своим зятем чекиста, относились к нему если не враждебно, то, по крайней мере, настороженно. Даже после того, как год назад именно он, рискуя своей карьерой и даже жизнью, предупредил потенциальных тестя и тёщу о грозящей им опасности и проинструктировал, как следует себя вести на допросе, пардон, «дружеской беседе», устроенной в стенах управления одним из заместителей Домбровского.
А насчёт времени – всё правильно.
Как прикажете себя вести, если классовые враги не унимаются, хотят вернуть старые порядки?
«Мы просто обязаны ответить террором на террор» – вспомнил он слова государственного обвинителя на одном из громких процессов.
* * *
Весной 1938 года Ежова назначили по совместительству еще и наркомом водного транспорта. Сведущие люди понимали: это первый шаг к опале. Второй кремлевские вожди предприняли в середине августа, отрядив в первые заместители Ежова влиятельного Лаврентия Павловича Берию. Он же стал и начальником ГУГБ – Главного управления государственной безопасности, в котором служил Вялов.
На Пашке, продолжавшем выполнять особое задание, это никак не отразилось.
В последний день лета они с Катюшей, оставив «Ванечку» под присмотром весьегонских чекистов, вернулись в Калинин. Суженая осталась у родителей, в элитном доме в центре города, а Вялов был вынужден скучать в своей комнатушке, арендованной для сотрудников НКВД в общежитии вагоностроительного завода. Оставшись без присмотра, в первый же вечер он устроил дружескую попойку с соседями.
Крепкий, закалённый спортом организм, всё лето не принимавший алкоголя, дал сбой, и уже в девять вечера Павел завалился спать.
Утром свежий, хорошо выбритый, в начищенных до блеска сапогах и тщательно отутюженной униформе, от которой уже успел отвыкнуть, он прибыл в управление и, запершись в кабинете, начал в очередной раз изучать донесения своего друга – младшего лейтенанта Сокола, доставшиеся в наследство от Домбровского – Гуминского.
«Почти ежедневно с уст Ванечки слетают разные варианты выражения, имеющего приблизительно такой смысл: “Утопили в крови Россию, сволочи”… А в последнее время он всё чаще говорит о неминуемости большой войны с Германией. “Немецкие танки под Москвой”, “Погибнут миллионы”, “Гитлер капут” – это далеко не все его прогнозы…»
А вот еще. Очень знаменательное предсказание: «Палач покается!» Интересно, о ком это? О Ежове, Ста… Мать честная, какого же ты мнения о вождях, Паша? Не дай бог, кто-то прочитает твои мысли! Сгинешь в Гулаге!
* * *
С Катей договорились встретиться в обед. В городском саду, семь лет тому назад образованном на месте разрушенного Тверского кремля в результате слияния Дворцового, Губернаторского и Общественного садов.
Недолго прогулялись по берегу Волги, поели мороженого, поговорили.
Из разговора выяснилось, что курсант Клейст после каникул на занятия почему-то не явился. «Он заболел и остался в Берлине», – пояснил куратор группы Юрген фон Визе, дальние родственники которого с прошлого века жили в Поволжье и носили вполне русскую фамилию Фонвизины.
И тогда Вялов придумал, как ему казалось, гениальный ход… На самом же деле, подобную методику не раз использовали в своей работе еще сотрудники печально известной царской охранки…
Поздно вечером Катя пришла к «милому» в общежитие вагоностроителей, где её уже дожидался сержант Горшков, некогда закончивший художественную школу и за несколько месяцев стажировки в Управлении государственной безопасности нарисовавший карандашом значительную часть его сотрудников, окромя, естественно, особо секретных. Борис сразу приступил к работе, и буквально за четверть часа портрет Отто был готов. Высокий лоб, вьющийся чубчик, огромные голубые глаза, узкие, плотно стиснутые губы, слегка искривлённые презрительной ухмылкой…
Уже на следующее утро Вялов отбыл с рисунком в Рыбинск. «Очень похож», – в один голос заверили Сизов и Чалый. Однако стопроцентной гарантии они, конечно же, дать не могли…
* * *
Итак, скорее всего, именно Отто из знаменитого рода Клейстов, многие представители которого стали видными немецкими военачальниками, организовал нападение на Ванечку. Ясно, что сам он на такой шаг вряд ли бы отважился.
Значит, на то была санкция его руководства.
Вопрос – в каком подразделении он служит? Ответ может быть только один – в военной разведке, абвере!
Операция закончилась полным провалом, и командование решило больше не рисковать своим агентом. Клейста отозвали из Советского Союза. Но еще не один германский курсант военно-химического училища может выполнять разведывательную миссию. И Юродивый – наверняка не главная его цель. Хотя, кто знает?
Но как немцам стало известно о существовании юного прорицателя? Народная молва, предатель? Помнится, Вялов уже задавал себе подобный вопрос. Только ответа на него пока не получил…
Выполняя приказ наркома, Пашка в начале лета организовал в местной прессе публикацию целого ряда статей, в которых журналисты, ссылаясь на предоставленное Вяловым заключение столичных медиков, опровергали все слухи о выдающихся способностях Весьегонского пророка.
Как противник станет реагировать на такие сообщения?
Чекист мысленно поставил себя на его место и сделал вывод – не поверит ни слову! Напротив, еще больше удостоверится в гениальности мальчика, а значит, и в необходимости его нейтрализации.
Физически устранить пророка – не очень сложно, только кому от этого будет хуже? Сталину? Гораздо больше будет проку, если Ванечка начнет вещать из Берлина и предвидеть мировые события в свете, выгодном немецкой пропаганде!
А раз так, значит, нападение на его подопечного может повториться. Мудрое руководство такой ход событий предвидело и поставило на место пророка обычного мальчишку. Однако и его жизнью рисковать Вялов не имел права.
Поэтому он удвоил бдительность и с согласия дяди привлёк для постоянной работы Горшкова, наконец-то получившего своё первое воинское звание – сержант государственной безопасности.
Однако это обстоятельство имело не только плюсы, но и минусы, о которых Пашка не мог иметь представления: Борис оказался личным осведомителем начальника управления Никонова. С этих пор Андрей Николаевич знал о Юродивом всё, кроме того, что роль пророка выполняет подставное лицо, немой детдомовец. А его предсказания – лишь фикция, плод Пашкиной фантазии.
Все остальные люди, в том числе и Горшков, вообще никогда не слышали от «Ванечки» ни слова.
* * *
Пользуясь ослаблением позиций Ежова, Лаврентий Павлович начал смещать его соратников с ключевых должностей. Одним из первых свой пост довелось оставить Никонову. Впрочем, если б только пост! 3 октября его арестовали и сразу приговорили к высшей мере наказания. Временно исполняющим обязанности начальника Управления НКВД по Калининской области стал Иван Давыдович Дергачёв, в своё время окончивший 3 класса… церковно-приходской школы и все те же курсы парторганизаторов; человек неглупый, но неопытный, не поднаторевший в аппаратных играх.
23 ноября 1938 года Ежов написал Сталину прошение об отставке, взяв на себя ответственность за все репрессии в стране. Палач покаялся?
Вождь отставку принял, назначив наркомом бывшего первого заместителя, давно готового к новой роли. И уже 5 декабря карающий меч революции со страшной силой опустился на голову бедняги Дергачёва. В тот же день бразды правления управлением перешли в руки ставленника Берии Дмитрия Степановича Токарева.
Тот, в отличие от предшественников, был в своем деле настоящим докой. Закончил Высшую пограничную школу НКВД, прошел огонь, воду и медные трубы в ВЧК и ГПУ, даже прожил полгода в Париже, играя роль экскурсовода на Всемирной выставке.
…Ближе к Новому году зашаталось кресло и под высокопоставленным родственником Вялова. Отношение областного руководства к «лейтенанту» с тех пор резко изменилось. Не в лучшую сторону. Его всё чаще стали привлекать ко всякого рода мероприятиям, не имеющим никакого отношения к ранее выполняемому заданию. Павел догадался: если он не выкинет прямо сейчас нечто неординарное – навсегда увязнет в рутине!
И он решил пойти ва-банк. Записаться на приём к наркому и убедить его в необходимости продолжения операции «Юродивый». Но тот опередил Вялова, и сам вызвал агента в Москву. Голос Токарева дрожал и срывался, когда он сообщал подчиненному новость о предстоящей командировке.
* * *
Пока отсутствовал его непосредственный начальник, Горшков, остановившийся в облюбованном Павлом соседнем доме, все время настойчиво пытался наладить контакт с «пророком», однако Савченко, памятуя о наставлениях Ежова и Вялова, этого допустить не мог. Будучи по характеру не только ответственным исполнителем, но и отзывчивым, добрым человеком, он не просто пытался чётко выполнять приказы руководства, но и рьяно берег от излишней эмоциональной нагрузки немого детдомовского мальчишку, которого полюбил всем сердцем.
«Закончится командировка – и усыновлю Ванечку» – мысленно дал сам себе слово старый чекист.
Однажды вечером Борис принял на грудь чуть больше обычного и начал с утроенной энергией интересоваться перспективами личной жизни.
– Ну, чего молчишь, как рыба? Говори! Выйдет за меня Полина или нет?
– Отстань от пацана! – грозно пробасил Игорь Семенович, уже уставший от настойчивости сержанта. – Сам знаешь: поездка в столицу отняла у него много сил; с тех пор у Ванечки практически пропал дар речи!
– Остынь, дед! Не то худо будет! – пригрозил Борис.
Лучше бы он этого не говорил!
С виду инфантильный и доброжелательный Савченко оказался одним из ведущих советских специалистов, принимавших активное участие в разработке нового вида «борьбы вольного стиля», развитию которой положил начало недавний приказ Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта. В 1947 году её переименуют в самбо…
Разъярённый ветеран сгрёб Горшкова в охапку и бросил через себя. Да так, что тот, перелетев через половину избы, ударился спиной об печку и надолго потерял сознание.
С тех пор к Юродивому сержант больше никогда не приставал.
«Эти Парфёновы очень подозрительны, – написал он в рапорте своему куратору. – Вернувшись из Москвы, внук так и не произнёс ни слова. Дед вроде бы как местный, говор у него наш, тверской – это точно, только слова, которые он порой употребляет в своей речи – шибко умные, даже я их не знаю. Кроме того, старик в совершенстве владеет приемами какой-то диковинной борьбы. Со мной он управился в считаные мгновенья…»
Ознакомившись с донесением своего личного агента, Токарев понял, что ему лучше не совать нос в дела этой странной семейки и… лейтенанта Вялова. Если тот, конечно, вернётся живым из Белокаменной!
* * *
Несколько часов Пашка томился у двери приёмной нового наркома внутренних дел, пока его родственник, чудесным образом сохранивший свою должность (чему наверняка способствовала блестящая операция по нейтрализации руководителя Белого движения Евгения Карловича Миллера, в которой дядя принимал самое непосредственное участие; не так давно генерала похитили в Париже и вывезли в Москву, где теперь он дожидался решения суда), не скомандовал:
– Пора. Ни пуха ни пера тебе!
– К черту! – плюнул через плечо Вялов.
Лаврентий Павлович стоял спиной к нему у приоткрытого окна. Несмотря на холодную зиму, в кабинете было очень тепло, даже душно.
– Разрешите, товарищ народный комиссар?
– Да-да, входите, пожалуйста!
Широкая ваза, наполненная фруктами, откупоренная, но полная бутылка грузинского вина, рядом с которой лежит пачка дорогих американских сигарет…
Удивлению Пашки не было предела, ибо всем сотрудникам госбезопасности было хорошо известно, что Берия ведет здоровый образ жизни: не пьёт и не курит.
– Присаживайтесь, Павел Агафонович, – не оборачиваясь, вкрадчиво молвил Лаврентий Павлович. – Выпейте вина. Угоститесь сигаретой.
– Не употребляю! – еле произнёс Павел, у которого от волнения пересохло во рту.
– Похвально, похвально… Ну, как там наш Юродивый? Точнее, детдомовец, призванный играть его роль?
– Молчит как рыба! Это правильно, что пророка заменили немым мальчишкой.
– Значит, вы одобряете решения, принятые моим предшественником?
– По данному вопросу – да!
– А сами верите, что некоторые люди могут предсказывать будущее?
– Не знаю, – пожал плечами Вялов.
– А вы подумайте…
– Наверное, могут… В нашей области народ до сих пор обсуждает пророчества Ванечки, многие из которых уже сбылись.
– Выходит, он действительно умрёт в один день с товарищем Сталиным?
– Это известно только Господу Богу!
– Вы верующий?
– Никак нет! Атеист! Так… С языка сорвалось!
– Но если среди нас есть такие уникумы, как Ванечка, значит, Бог существует?
– Я не готов рассуждать на эту тему. Образование не позволяет! – в который раз использовал коронный приём Вялов.
– А вам интересно, какие предсказания он делает сейчас?
– Не буду юлить. Очень интересно.
– Так вот… Юродивый утверждает, что скоро начнется большая война. Между Россией и Германией.
– Странно. Пока у нас дружба-фройндшафт. Немцы постигают в СССР основы военного искусства, руководители разных отраслей нашей промышленности перенимают передовой опыт на ведущих предприятиях Германии. Хотя… Не скрою. В нападении на Ванечку, о котором вам известно, при желании можно усмотреть след абвера.
– Вы в этом уверены?
– На девяносто девять…
– А что надо для того, чтобы эта цифра достигла ста процентов?
– Свободный доступ к досье всех курсантов из Германии, обучающихся в нашем военно-химическом училище.
– Ну, с этим проблем не будет. Я лично позабочусь о том, чтобы вам ничто не мешало продолжать работы в начатом направлении.
– Спасибо, товарищ народный комиссар. Разрешите идти?
– Идите, товарищ старший лейтенант! Да, кстати, я сегодня же отправлю в Калининское облуправление приказ о присвоении вам этого звания. А то как то некрасиво получается… Поздравляю! – Берия улыбнулся краешком рта и протянул ему потную ладонь.
– Служу Советскому Союзу! – рявкнул Вялов и крепко сжал её.
– Спортсмен? – иронично поинтересовался Лаврентий Павлович.
– Так точно. Мастер спорта по боксу. Чемпион «Динамо».
– Ну иди работай, чемпион!
– Есть!
* * *
Долго задерживаться в столице Вялов не собирался. Тем более что дядя то ли по указанию наркома, то ли по собственному усмотрению услужливо предложил племяннику воспользоваться служебной машиной для поездки домой.
Чтобы произвести впечатление на строптивую невесту, Пашка распорядился остановить автомобиль напротив парадного входа в училище, в котором преподавала его избранница и, выйдя на улицу, столкнулся лицом к лицу с Андреем Сергеевичем Дроздовым – отцом Катюши.
– Куда вы так спешите, Павел Агафонович? – спросил профессор, сразу признавший в молодом человеке ухажера своей дочери, хоть виделись до этого они всего лишь два раза – на демонстрациях, посвященных 20-й и 21-й годовщинам Октября. Впрочем, узнать Вялова было несложно – его сразу выдавал недюжинный – под метр девяносто – рост.
– К Екатерине Андреевне, – засмущался чекист.
– У нее сегодня выходной! – рассмеялся Дроздов. – Машину-то отпустите!
– Езжай! – махнул рукой Пашка.
– Катя с мамой пошли по магазинам – Новый год на носу. А у меня есть время – целый час до начала лекции. Так что, если не возражаете, могу организовать для вас ознакомительную экскурсию по нашему учебному заведению.
– С удовольствием.
Андрей Сергеевич провёл своего спутника через сквозной проход сначала на плац, по которому бегали молодые люди в защитных костюмах: бахилы, противогазы и всё такое прочее, затем – на спортплощадку, и остановился у входа в новое многоэтажное здание.
– Это лабораторный корпус. Здесь мы занимаемся научными изысканиями. Как вы, должно быть, знаете, СНК – Совет Народных Комиссаров – периодически принимает постановления о введении и отмене основных научных степеней и званий. Я уже и сам запутался, кто я? Доктор одних наук, кандидат других…
– А чем, простите, вы занимаетесь?
– Катюша вам ничего не говорила?
– Нет.
– Профильными темами. Защитой человеческого организма от химического воздействия.
– И что, есть будущее у химического оружия?
– Несомненно. Только не дай боже, если кто-то применит его в войне!
– Почему?
– Последствия будут ужасающими, – вздохнул профессор. – Вплоть до гибели всего живого на земле… Скажите, вы будете докладывать Катюше о нашей встрече? – он неожиданно сменил тему.
– Как вы сочтете нужным.
– Лучше не говорите ничего, ладно?
– Хорошо. Она, наверное, меня стесняется?
– Это почему же?
– Сирота я. Без роду, без племени.
– А что с родителями?
– Умерли!
– Своей смертью-с?
– Так точно!
– Как-то странно для нашего с вами времени.
– Их голод скосил… Один только мамкин брат в живых остался, да мы с сестрицей…
– Они в Калинине?
– Нина – здесь, а дядя – в Москве.
– Он, конечно же, большой начальник?
– А вы откуда знаете?
– Догадываюсь… Машина его?
– Так точно. Кроме того, я не очень силен в науках, Катюша меня тянет, тянет, а проку мало…
– И вы решили, что профессорской дочери не гоже путаться с малограмотным чекистом?
– Это она решила. Я только «за». Уже три раза предлагал выйти за меня замуж, а Катя – ни в какую…
– А других причин искать не пытались?
– Нет… Вы не думайте, я не тупица какой-нибудь… И всякую науку на лету хватаю. Просто времени на учёбу не остаётся. Но это ничего, правда же? И ещё можно всё исправить?
– Было бы желание!
– А вдруг она, того… профессии моей стесняется?
– Вряд ли. Стеснялась бы – не поехала б с вами в Весьегонск.
– Логично!
– Кстати, что за отпуск у вас такой – целых три месяца?
– Это не отпуск – командировка.
– Секретная?
– Ага…
– Но начальство не возражало против того, чтобы вы отправились на задание с моей дочерью?
– Нет. Напротив.
– А знаете, что, Павел… Можно вас так называть?
– Конечно!
– Приходите к нам тридцать первого декабря. Посидим, отпразднуем вместе Новый год… Расценивайте это как приглашение.
– Но чтобы воспользоваться им, мне придётся доложить Екатерине Андреевне о нашей встрече!
– Что ж, докладывайте, товарищ… – профессор уставился на его петлицы.
– Уже старший лейтенант, – широко улыбаясь, уточнил Вялов.
* * *
– Только, пожалуйста, будь вежливее, – в очередной раз предостерегла Катюша, когда они входили в первый подъезд элитной жилой пятиэтажки в центре города. – Второй этаж, квартира номер шесть.
– Ладно, постараюсь, – буркнул в ответ Вялов.
– В какой руке держать вилку, а в какой нож – помнишь?
– А как же.
– За столом не сморкаться, в носу не ковыряться.
– Есть!
– Про политику не говорить.
– Усвоил…
– Погода, здоровье, способности человека, литература – вот темы, в которых ты неплохо ориентируешься. Мама, как и я, обожает Маяковского, только своё мнение ей навязывать не обязательно.
– Разве у меня может быть своё мнение?
– Твоя трактовка его произведений слишком оригинальна, я бы сказала – фривольна!
– Чего-чего?
– Мягко говоря, она не совпадает с точкой зрения большинства исследователей творчества гениального советского поэта, к которым, в том числе, принадлежит и моя мама.
– Я иначе не умею. Что чувствую – то и говорю.
– А ты лучше помолчи, чтобы не выглядеть дураком в глазах образованных людей.
– Кто дурак? Вялов – дурак?
– Ну не кипятись ты так, милый… Я же хочу как лучше!
– Всё. Мы у них в гостях – первый и последний раз. Пусть ко мне ходят. Поняла?
– Куда, в общагу?
– Как только женюсь, руководство обещает отдельную квартиру.
– Вот и женись.
– Выходи за меня, Катя!
– Когда исправишься и перестанешь быть тупым безмозглым солдафоном.
– Ладно, я постараюсь.
– Вот это слова настоящего мужчины. Жми на звонок. Хватит! Хватит!!!
* * *
Дверь открыла Софья Григорьевна.
«Нос крючком, глаза навыкат, смоляные, рано начавшие седеть, локоны волос – ни дать, ни взять – чистая жидовка! – мысленно заключил Пашка, глядя на её холеное, совсем не славянское лицо, порезанное глубокими морщинами. – А у них вопрос родства – того, определяется по материнской линии… Выходит, моя Катя тоже еврейка? И наших общих детей будут дразнить пархатыми? Ничего… Даже в жилах товарища Ленина, поговаривают, текла не только русская кровь!»
– Заходите, гости дорогие!
– Здравствуйте? Как поживаете? – помня о наставлениях любимой, с порога начал любезничать Вялов.
Хозяйка молчала.
– После визита к вашим коллегам по секретно-политическому отделу Софья Григорьевна не знает, как правильно отвечать на такой, вроде бы, совершенно невинный вопрос. Скажешь: «хорошо» – заинтересуется ОБХСС, «плохо» – УГБ! – пояснил подоспевший Андрей Сергеевич.
– Это мы можем! – кисло улыбнулся Павел. – Поэтому один мой знакомый, когда его спрашивают о жизни, всегда отвечает коротко, одним словом: «Сокращается!»
Все рассмеялись.
– А ваш друг – философ! – с улыбкой констатировала Софья Григорьевна.
– Не друг он. Пока. Так, старший товарищ, – признался Вялов, вспоминая автора полюбившегося афоризма – отставного капитана Савченко, ныне выдающего себя за Глеба Парфёнова.
– Ну что, садимся сразу за стол или для начала ознакомитесь с квартирой?
– А чего тянуть? – разошёлся гостеприимный хозяин. – Выпьем по пятьдесят – легче будет разговаривать…
– На меня лучше не рассчитывайте! – удивляясь самому себе, пролепетал старший лейтенант, мысленно поклявшийся бросить пить сразу после знакомства с Берией.
У Кати, давно добивавшейся от милого такого решительного шага, глаза полезли из орбит.
– Больной? – не поверил Дроздов.
– Спортсмен! – опроверг его сомнения Павел.
* * *
За минуту до Нового года, своевременность наступления которого гарантировал профессор Дроздов, чуть ли не ежесекундно сверявший время по своим сверхточным, как он неоднократно повторял, часам, Софья Григорьевна предложила мужу откупорить бутылку «Советского Шампанского». Точнее, «Абрау Дюрсо», из старых запасов. Тот переадресовал просьбу младшему по возрасту.
Раньше таким напитком Вялов никогда не увлекался, предпочитая, как всякий русский, «Московскую», по старинке называемую «белоголовкой». Но с заданием справился без видимых усилий. Ровно в двенадцать пробка вылетела из горлышка и устремилась по направлению к высокому номенклатурному потолку.
– С Новым годом, с новым счастьем!
– Ура!!!
Заиграл патефон.
Пашка обнял Катюшу за хрупкую талию и лихо закружил в модном вальсе – еще в училище он слыл одним из лучших танцоров. Рядом с ними неуклюже водил свою супругу Андрей Сергеевич.
– Стоп! Я так не играю! Давайте меняться партнёрами! – запротестовала та, когда Катя пошла ставить другую пластинку.
– Давайте! – с удовольствием согласилась дочь.
– Скажите, Павел, какую литературу вы предпочитаете? – оказавшись в крепких руках кандидата в зятья, забросила удочку Софья Григорьевна.
«Началось!»
– Ясно – советскую!
– Толстого, Горького, Островского?
– Нет. Я поэтов хороших уважаю.
– И кто из них, по вашему мнению, хороший?
– Есенин. Маяковский.
– Лёд и пламень. Тонкий лирик и трибун революции. Две противоположности в искусстве. Как-то неправильно одновременно почитать их обоих.
– Не такие они и разные, как кажется на первый взгляд.
– Ну-ка, ну-ка, это интересно…
– Владимир Владимирович точно такой же хулиган, как и Сергей Александрович. Похабник. Скандалист. Только скрывает это за маской патриота советской власти… На самом же деле он не воспевает, – издевается над нашей социалистической действительностью.
– Например?
– И что крамольного вы нашли в этих строчках?
– Ничего. Но я нутром чую неискренность, лицемерие, насмешку, фальшь… И когда речь идет о пятивершковом бревне, и когда о руке миллионопалой… Мне кажется, это – маска, истинное нутро поэта можно увидеть в совершенно других произведениях.
– И каких же?
– «Я лежу на чужой жене, одеяло прилипло к жопе. Кую кадры советской стране назло буржуазной Европе!» Вот здесь он настоящий! Простите…
– Да уж, – вдохнула Софья Григорьевна, никак не ожидавшая такого вольнодумства от сотрудника доблестных правоохранительных органов. – Но вы неверно продекламировали стих. В оригинале он звучит несколько иначе!
– Возможно. Ведь данного произведения ни в одной книге не найти! А люди, передавая из уст уста, непременно что-то выбросят, что-то добавят, исказят, так сказать, первоначальный оригинальный текст…
– Правильно так, – она ещё теснее прижалась к Павлу хрупким телом и до минимума «убавила звук»:
– Продолжение знаете?
– Конечно.
– Что же это вы так стыдливо: «член», Павел Агафонович? Владимир Владимирович употребил другое, более крепкое, но исконно русское, словцо!
– Я не сторонник мата. И ругаюсь только в исключительных случаях.
– Похвально. Однако литературные произведения следует цитировать предельно точно! Как говорится, слов из песни не выкинешь.
– Выходит, поэтам можно всё?
– Почти! Всё в нашей стране нельзя даже гениям и вождям.
– Это ваша личная точка зрения?
– Да. Сейчас я пытаюсь обосновать её научно и защитить докторскую диссертацию. Поэтому – признаюсь – мне ваша точка зрения очень импонирует!
– Спасибо. А Катя считает её ошибочной.
– Время покажет, кто из нас прав.
– Это точно!
– Как бы там ни было, ваша интерпретация имеет право на жизнь. Только вы о ней больше никому не распространяйтесь. Ладно?
– Как прикажете!
После столь любезного и, как оказалось, весьма квалифицированного обмена мнениями о творчестве величайшего пролетарского поэта, Софья Григорьевна прониклась к своему зятю настоящей симпатией и с тех пор больше никогда даже в мыслях не обзывала его малообразованным или тупым.
Так они стали единомышленниками, нет – близкими друзьями на всю оставшуюся жизнь.
* * *
Как только его подчиненные устали отмечать новомодный советский праздник, Токарев собрал в управлении весь личный состав. Впереди – Рождество, Василий, Крещение, сам Бог велел усилить бдительность!
Сразу после расширенного совещания, на котором начальство призывало «не допустить провокаций со стороны верующих граждан», Вялов по привычке заперся в персональном кабинете и принялся сочинять очередные предсказания Юродивого.
Как вдруг в дверь постучали.
«Кого еще черти несут?» – с раздражением подумал старший лейтенант.
– Это я, Паша! – словно читая его мысли, подал голос нежданный гость – начальник контрразведки капитан Крутов.
– А… Шура… Заходи. Как погулял?
– Успокойся! Какие гулянья? Работал, как проклятый. Между прочим – на тебя!
– Поясни!
– Накануне Нового года меня вызвал к себе Токарев и приказал в кратчайшие сроки ознакомить Ваше Высочество с досье на всех курсантов из Германии.
– Ну да, было дело, ставил я перед ним подобную задачу…
– Не наглей, Паша! Сам знаешь, у меня документы всегда в порядке. А в конце года, каюсь, запустил работу… Маленько. Пришлось срочно возобновлять базу данных… И были ведь – все пятнадцать были, а коснулось – одного не хватает!
– Позволь, я угадаю его фамилию.
– Не выйдет!
– На что спорим?
– На бутылку, нет, на ящик «белоголовки»!
– Согласен! Кто перебьёт?
– А зачем? Лишний рот – страшнее пистолета. Ты, надеюсь, мне доверяешь?
– На все сто.
– Я тебе тоже.
– Тогда дуй в магазин!
– Фамилию сначала назови.
– Клейст. Отто Клейст!
– Ну ты даёшь! – ничуть не огорчился проигрышу Крутов. – Похоже, у тебя тоже прорезались пророческие способности. Признайся, это от Юродивого?
– Откуда тебе известно о его существовании?
– Проснись, Вялов… О твоих функциях в управлении знает каждая собака! Скажу больше: многие тебе завидуют. Чёрной завистью. Говорят: Вялов спит, а служба идет. Причём – неплохо. Старлея за такой короткий срок у нас еще никто не получал!
– Спасибо за информацию, Александр Дмитриевич.
– Не за что! Ну, я полетел?
– Куда, сокол ты наш?
– В гастроном, Паша. Где присядем: у тебя или у меня?
– Не пью я, Шура. Слово дал!
– Кому?
– Партии и правительству.
– Это серьезно.
– Но с тобой – выпью. По пятьдесят. Поэтому ты ящик не бери, одной бутылки хватит.
– А…
– Остальное прощаю!
– Ну, спасибо! Ты настоящий друг!
* * *
Вялов пригубил стакан и отставил его в сторону. Крутов, напротив, выпил до дна и сразу налил себе еще.
– Не возражаешь, Паша?
– Нет.
– Что-то ты сегодня необычно щедрый.
– Надеюсь, ты отплатишь той же монетой…
– С этого места, пожалуйста, подробней.
– Расскажи мне всё, что тебе известно про Отто Клейста.
– Родился в 1912-м в Лейпциге. Окончил местный университет. По специальности – историк.
– Чего тогда подался в химики?
– Это ты у него спроси… Член НСРПГ с 1933 года, то есть фактически с момента прихода Гитлера к власти. В Калинин приехал не как все – из Германии, а из советской Карелии…
– Интересно, что он там делал?
– А шут его знает. Нам об этом не докладывают. Я выпью, если ты не против…
– Пей. Только закуси! Вот тебе яблоко – сестрица к Новому году мне целый мешок припёрла.
– Ну, за дружбу! Эх, хороша зараза! Ты что, совсем пить не будешь?
– Нет. Давай дальше. Не томи душу!
– Есть у них в Третьем рейхе один выдающийся деятель – Генрих Гиммлер, между прочим рейхсфюрер СС.
– Слышал о таком.
– Кроме своей обычной работы, он, на общественных, так сказать, началах, возглавляет одну очень интересную научную организацию. «Аненербе» называется. То есть «Наследие предков», ежели по-нашему… Буквально вчера из Берлина пришло официальное сообщение о том, что всю эту шарашкину контору целиком и полностью включили в состав СС, шефом которого и является Гиммлер. Усёк?
– Так точно! Но какое отношение имеет к «Аненербе» Отто Клейст?
– Я выучил назубок его автобиографию… Можно мне слегка отхлебнуть из твоего стаканчика? Дабы освежить память…
– Валяй!
– За тебя, Паша! Эх, мало взяли… Так на чем мы остановились?
– Ты хотел рассказать, какое отношение имеет к «Аненербе» Отто Клейст!
– Так вот… Боссы организации… Босс – это не то, что ты подумал, – «хозяин», «начальник» в переводе с английского…Чуть ли не ежегодно они снаряжали научные экспедиции в разные уголки земного шара: в Скандинавию, на Тибет, на Ближний Восток. Там же бывал и наш герой. Я сопоставил даты его командировок с официальными сроками экспедиций «Аненербе» – они совпали! Точь-в-точь!
– Что это означает?
– Клейст или участвовал в их мероприятиях как историк, или наблюдал, так сказать, со стороны за действиями научных сотрудников. И то и другое подразумевает его безусловное членство в СС, чего Отто, впрочем, никогда особо и не скрывал.
– Откуда ты всё это знаешь, Шура?
– Работа у меня такая…
* * *
Вернувшись в свой кабинет, старший лейтенант решил немедленно доложить дяде о сути предыдущего разговора с Крутовым. Телефонистка быстро соединила его с Москвой.
– Здравия желаю. Вялов!
– А… Паша… С Новым годом!
– Взаимно! Как вы там?
– Да вроде налаживается… А у вас?
– Нормально. Нина всем привет передаёт.
– Спасибо! А Илья?
– Растёт! Такие фортели выкидывает – вы бы только видели!
– Понял… Я приеду. На день Советской Армии. Ты что-то хотел?
– Да. В прошлый раз я докладывал о том, что в порученном мне деле усматривается след абвера.
– Ну…
– Так вот. Скорее всего, нам противостоит не военная разведка, а СС. Подразделение «Аненербе». Слыхали о таком?
– А то как же… В структуре этой организации имеются отделы ботаники, астрономии, геологии, социологии и еще хрен знает каких наук, призванных подтвердить преимущества арийской расы. А также зондеркоманда. То ли «Аш», есть такая буква в латинском алфавите, восьмая, кажется, по счету, то ли «Икс» – мы ещё не разобрались. Кстати, её специалисты в 1937 году побывали в Карелии и на Кольском полуострове. И знаешь, что их там интересовало?
– Никак нет.
– Шаманы, ведьмы… Так что ничего странного в том, что Ванечка привлек их внимание, нет.
– Человек, которого я подозреваю, тоже прибыл в Калинин прямиком из Карелии.
– Значит, твои предположения верны. Кстати, руководит зондеркомандой мой давний знакомый. Доктор Рудольф Левин.
– Еврей?
– Еврей, как и его патрон, и в то же время оберштурмбаннфюрер СС, тьфу ты, чёрт, язык сломать можно! Было бы неплохо, если б ты смог внедриться в эту организацию и каким-то образом выманить её руководителей на нашу территорию. А мы поговорим с ними по душам.
– Я попробую…
* * *
«Итак, теперь уже очевидно, что похищение Ванечки организовал иностранец. Эка невидаль! Я подозревал об этом с тех пор, как только Сизов с Чалым сообщили, что аванс им выдал человек, разговаривавший с лёгким “прибалтийским” акцентом.
Иностранец не простой – агент загадочной организации “Аненербе”. Историк. Химик. Отто Клейcт. Из знатного аристократического рода.
У Шуры было на него досье. Но оно вдруг куда-то исчезло. Капитану пришлось собирать заново все данные о курсанте. Слава богу, память у него на пять с плюсом.
Залезть в кабинет к Крутову могли только свои.
Значит, кто-то из контрразведчиков продался немцам?
Но зачем он умыкнул в общем-то непотребный документ? Который еще сто лет пылился бы в ящике рабочего стола, если б не понадобился мне?
Значит, кто-то подозревал, нет – знал наверняка, что я стану его искать! И теперь хочет пустить меня по ложному следу! Мол, был шпион да сгинул. А в это время его задание выполнит кто-то иной, еще не попадавший в поле зрения советской разведки.
Точно!
У Отто есть дублёр…
Вот почему засветившегося агента так быстро вывели из игры!»
Вялов разложил на столе листы с фотографиями. Фон Визе, Кляйн, Витке, Крюгер… Кто из них работает на зондеркоманду? Кто?
Стоп!
Шура что-то нес о былых визитах Клейста на Тибет и Ближний Восток… Может быть, его участь разделил еще кто-то?
«Фон Визе… Из немецких дворян. В зарубежных командировках не бывал. Кляйн, психолог по первому образованию. Запросто годится в кадры “Аненербе”. Уроженец Верхней Франконии (Бавария), женат, двое детей, 1936 и 1938 года рождения. Нет, некогда ему было мотаться по белу свету… Витке. Известная фамилия! Образование – семь классов. И всё… С таким в научной организации делать нечего. Крюгер. Вальдемар Вольфович. 1909 года рождения. Через месяц ему исполнится тридцать… Многовато для курсанта. Судя по визам в паспорте, с 1935 по 1936 год пребывал на территории Королевства Швеция. Стоп. Один из первых своих походов спецы “Наследия предков” совершили как раз на Скандинавский полуостров! Надо выяснить у дяди, в какой период времени это было!»
Ответ пришёл на следующий вечер.
«“Аненербе” снаряжала в Скандинавию две экспедиции под руководством Германа Вирта. В 1935 и 1936 гг.»
«Похоже, Крюгер тот, кого я искал!» – победно улыбнулся Вялов.
* * *
Занятия военных химиков возобновились только в середине января. Но Крюгер всё равно умудрился опоздать на две недели. Как выяснилось, у него оказалась уважительная причина: Вальдемар принимал участие в традиционном турнире по боксу, ежегодно проходившем на малой родине, и выиграл состязание.
«Теперь я знаю, где мы познакомимся, – подвел итог своим размышлениям Павел. – На ринге!»
Вскоре Токарев сделал руководству военного училища предложение, от которого нельзя было отказаться: провести открытый чемпионат по боксу, посвященный Дню Красной Армии и Флота…
Вялов убыл в Весьегонск и больше месяца неистово тренировался. Бегал кроссы, плавал в ледяной воде, по десять часов в сутки лупил изо всех сил сшитую Савченко грушу.
Игорь Семенович оказался весьма незаурядным специалистом, знавшим толк в восточных единоборствах. Уже через две недели Пашка мог, используя синтез боевых искусств, успешно применяемый его наставником, в считаные мгновенья уложить на пол любого соперника. Но бокс – это совсем другой вид спорта!
Савченко понимал: победить хорошо обученного и технически подготовленного соперника будет непросто, поэтому гонял своего подопечного до седьмого пота.
– Держи стойку! Руки… Руки не опускай… Бей… Да не так. Груша – не баба, чтобы ее гладить. Вот, смотри. Удар должен быть акцентированным, максимально точным… Р-раз! И всё. Повтори. Вот. Уже лучше! Ударил – и сразу ушёл в сторону. Туловищем, работай, туловищем! У тебя перед фрицем – несколько преимуществ. Главные из них – физическая сила – от природы, выносливость, умение держать удар. В обмен – не вступай, на серии – не разменивайся – только потратишь зря силы. По очкам его не переиграть. Уходи, уклоняйся, делай вид, что побаиваешься, и береги силы для решающего удара! А теперь – всё сначала. Ударил – отошел, уклонился – врезал… Весь раунд терпишь, а в конце – взрываешься, переходишь в яростную атаку. Если ты его не побьёшь – я лично тебе башку сверну!
* * *
Двадцатого февраля Пашка вернулся в Калинин и сразу же побежал на встречу с горячо любимой Катюшей. Та критически осмотрела исхудавшую фигуру своего избранника и громко рассмеялась:
– Тебя что, с довольствия сняли?
– Нет. Пытаюсь влезть в свою весовую категорию.
– Ах да… У нас в училище уже повесили афиши. Гвоздь программы! Вялов против Крюгера! Ты же два года не занимался спортом.
– Ничего. Я способный.
– Скромности тебе не занимать. Он же чемпион, Паша… Ты бы видел его рожу!
– Чем моя-то хуже?
– Не такая свирепая! У Крюгера даже имя соответствующее – Вальдемар.
– И что в нём угрожающего?
– Книги читать надо. Вальдемары обычно очень подвижны и любят драться.
– А Павлы?
– Добрые, отзывчивые… Как ты.
– Добрый-то я, добрый… Но как врежу – мало не покажется!
– Ладно, уговорил. Мы будем за тебя болеть.
– Болеть не надо. Вы в меня просто верьте – и всё получится!
* * *
Физические данные противника Вялов выяснил еще до боя. Рост – 1 м 89 см, вес – 91 кг, – максимальный для тяжёлой весовой категории.
Летом Павел был грузнее, но сейчас весы под ним показали только 88 кг. При одинаковом росте – это очевидный плюс, легче передвигаться по рингу.
Гонг!
Крюгер не стал, как ожидалось, бросаться на противника очертя голову. Потихоньку нащупывал его слабости и уже тогда, прижимая соперника к канатам, хладнокровно наращивал своё преимущество. Особенно удавались ему боковые удары, свинги и хуки, против которых Павел долго не мог найти противоядия.
Зал возмущенно свистел.
И только члены дружного семейства Дроздовых, Андрей Сергеевич, Катя и Софья Григорьевна Лисицкая (таковой оказалась её девичья фамилия, на которую был выписан диплом и свидетельства о присвоении научных званий), сохраняли видимое спокойствие и сдержанный оптимизм.
Сил броситься в контратаку в конце первого раунда у Вялова не осталось. А после перерыва его дела пошли ещё хуже. Казалось, Вальдемар вот-вот просто вынесет с ринга неумелого русского бойца.
Во время очередной паузы Катя высказала вслух всё, что думает:
– Чего же ты ждешь? Бей, его, бей! Распустил слюни, как барышня, и бегаешь взад-вперед. От судьбы не убежишь! Где твой коронный прямой с правой, где?
– Скоро увидишь, если согласишься выйти за меня замуж! – прищурил и без того изрядно заплывший глаз Вялов.
– За такого неудачника – никогда!
– А если я пошлю его в нокаут?
– Выйду!
– Честное слово?
– Да!
На третий раунд динамовец вышел, еле волоча ноги. Но его усталость была наигранной. Крюгер раскрылся и уже без всякой опаски наносил удар за ударом. В грудь, в голову…
– Я люблю тебя, Паша, – донеслось из зала ровно за минуту до окончания боя. И русский воскрес! Уклонившись от очередного крюка, врезал противнику по прессу. Потом еще раз. У немца от неожиданности сбилось дыхание. И тут его настиг мощнейший апперкот. Казалось, хруст лицевых костей был слышен далеко на улице…
Вальдемар упал, нет, рухнул на пол.
Судья начал отсчет.
Где там!
Очнулся боксер только тогда, когда подоспевшие медики поднесли к его носу ватку с нашатырным спиртом.
А Вялова подхватила толпа курсантов и на руках понесла прочь из зала. Еще целый месяц после этого он купался в лучах славы.
* * *
Свидетелем боя стал Пашкин дядя, сдержавший слово и приехавший на праздник в Калинин.
– Ловко ты его! – похвалил он, когда смог наконец добраться до счастливого победителя. – Молодец. У кого тренировался?
– У капитана Савченко.
– А это кто?
– Тот, кого оставили в Весьегонске вместо старика Парфёнова.
– А… Вспомнил. Такого бойца, как он, во всём Союзе больше не найти. Старайся, перенимай науку – в жизни пригодится.
– Есть! – лихо козырнул Вялов, хоть без головного убора не имел на это право.
– Отставить, служака! – шутливо пожурил его дядя.
В тот же вечер они вместе, прихватив с собой Нину, пришли свататься к Дроздовым.
Катя ответила согласием.
Свадьбу решили сыграть в субботу 3 июня.
* * *
После боя поверженный немец сам стал искать встречи с побившим его «великолепным русским боксером». Катя не раз передавала суженому просьбы Вальдемара, но Павел не форсировал события, набивая себе цену.
Логика его действий была таковой.
Крюгер наверняка выяснил, что он – кадровый сотрудник НКВД и доложил об этом своему руководству, которое и санкционировало контакт. А раз так – пусть подсуетятся ребята!
Свиделись они только в среду восьмого марта. Тогда Женский день 8 Марта хоть и считался государственным праздником, еще не был отмечен в календаре красным цветом.
– Я требую реванша! – вместо приветствия на чисто русском произнес Крюгер и дружелюбно протянул руку.
– В любое удобное для вас время! – сразу же согласился Вялов, поверивший в собственные силы и с недавних пор отдающий спорту всё свободное время. Под пристальным вниманием Савченко.
– Может, по пятьдесят, за милых дам? – неожиданно предложил Вальдемар.
– Не употребляю!
– Странно. Я ещё не встречал абсолютных трезвенников среди русских людей.
– Значит, я буду первым.
– Ты тоже военный?
– Да. Старший лейтенант.
– Обер-лейтенант?
– Что-то вроде этого. А ты?
Крюгер замялся. Как будто такой невинный вопрос загнал его в тупик.
«В вермахте – одни звания, в СС – другие, у курсантов училищ – третьи, – догадался чекист. – Вот он, бедняга, и растерялся, не зная, что ответить!»
– Не хочешь – не говори, – ухмыльнулся Павел. – Боксом занимаешься давно?
– С детства!
– Я тоже – с семи лет.
– Скажи, ты сознательно прикидывался, как это у вас говорят, слабаком?
– Да.
– Неплохая тактическая задумка. Кто подсказал?
– Тренер.
– Познакомишь?
– Он сейчас в командировке.
– Ясно. Значит, будем дружить?
– Давай!
– В субботу мы всей группой идем в кино. Хочешь с нами?
– Не против.
– В девятнадцать ноль-ноль возле училища.
– Договорились!
* * *
Когда Вялов прибыл к главному учебному корпусу военного училища химической защиты РККА, на улице Коммунальной его уже ждали, выстроившись в две шеренги, курсанты из Германии под командованием Юргена фон Визе.
Заметив обидчика своего боксёра, многие из них восхищенно подняли вверх большие пальцы:
– Гут! Гут!
А когда Крюгер сообщил, что русский составит им компанию в предстоящем культпоходе, их радости вообще не было предела.
Славу главного кинотеатра города в то время уже прочно перетянула на себя недавно построенная «Звезда», но молодёжь по-прежнему предпочитала «Вулкан». В субботу там показывали новую комедию режиссера Александрова «Волга-Волга» с любимицей Сталина – Любовью Орловой – в главной роли.
Немцы громко гоготали, сравнивая её с какой-то своей звездой. Какой – Пашка так и не понял. Во-первых, он был слабоват в немецком языке, во-вторых, совершенно не разбирался в западном кинематографе и фактически ничего не знал о его главных исполнителях. Поэтому фамилия Дитрих ему ни о чем не говорила. Хоть та тоже входила в число любимых актрис своего вождя.
* * *
После просмотра фильма дисциплинированные немецкие курсанты рванули пешим строем в обратный путь. А Крюгер остался…
«Значит, ему точно известно, что я служу в органах и смогу уладить любые проблемы!»
Словно подтверждая его догадку, Вальдемар начал аккуратно прощупывать собеседника по всем направлениям: где живёшь, чем занимаешься, сколько зарабатываешь? И так далее и тому подобное. Пашка имел на сей счет четкие инструкции руководства, однако решил, что ничего страшного не случится, если он немного выйдет за их рамки, поэтому даже немного похулил советскую власть, мол, собираюсь жениться, а жилья начальство давать не хочет.
Думал, эсэсовец сразу же ухватится за нить и начнёт предлагать сотрудничать с его ведомством за вожделенные рейхсмарки, но тот пока не собирался торопить события. Может, ему было известно, что за валюту, как, впрочем, и за рубли, в России недвижимости не купишь? Хочешь не хочешь, придётся изобретать другие методы вербовки.
Крюгер осторожно забросил наживку: мол, что ты знаешь о Юродивом?
Но Пашка лишь рассмеялся в ответ:
– Только то, о чём писали газеты.
– Выходит, нет у него пророческого дара?
– Я материалист, Вальдик, и ни в какую чертовщину не верю.
– Значит, то, что он предсказал свою смерть в один день с товарищем Сталиным, неправда?
– Нет, конечно! Но где ты взял такую чушь?
– Сорока на хвосте принесла, так, кажется, говорят у вас?
– Я этой сороке все перья повыдёргиваю!
* * *
Следующий раз договорились встретиться тридцать первого марта. В тот день артисты Академического театра драмы давали спектакль по пьесе Горького «Мать», его-то и желали посмотреть любознательные курсанты из Германии. У Вялова постановка интереса не вызвала – ранее он не раз уже видел одноименный фильм, снятый в Твери тринадцать лет тому назад…
Но надо, значит, надо!
Во время антракта Крюгер предложил прогуляться.
– Скажи, Паша, мы с тобой друзья?
– Да.
– А друзей обманывать некрасиво!
– Согласен…
– В прошлый раз ты клялся, что не веришь в способности Весьегонского пророка.
– Я и сейчас готов это подтвердить!
– А мне стало известно, что именно тебе поручено обеспечивать его безопасность.
– Из каких каналов?
– Секрет!
– Поручено… Ну и что? После того как в народе пошёл глас о вещих предсказаниях Юродивого, к нему началось самое настоящее паломничество. Многие хотели знать, когда город окончательно уйдёт под воду, что ждет их в Карелии. И так далее и тому подобное… Мало ли чего может волновать наших людей? Но, насколько мне известно, никаких дельных советов Ванечка не дал.
– А что он говорит о наших отношениях?
– Между мной и тобой?
– Нет. Между Россией и Германией.
– Ничего не говорит. Пацану всего три года… С половиной.
– А мне известно, что он предсказывает войну…
– Слушай, Вальдик, зачем тебе всё это?
– Я являюсь сотрудником одной солидной научной организации. «Аненербе» – может, слыхал?
– Никак нет!
– Её руководство поставило задачу – создать всемирную картотеку ведьм, пророков. С этой целью наши специалисты, между прочим, с разрешения Советского правительства, уже посещали Карелию и Кольский полуостров, где им удалось собрать и записать сотни свидетельствований представителей народов Севера о сбывшихся предсказаниях шаманов.
– Наука в представлении советских людей – это нечто другое…
– Знаю! Знаю, что вы не верите в эзотерику, астрологию, ведовство… Но нам-то этого запретить нельзя.
– Мы и не запрещаем – сам же говорил, Советское правительство разрешило.
– Вот! Помоги мне! Запиши несколько предсказаний Ванечки, касающихся событий ближайшего времени, и мы вместе посмотрим: говорит он правду или врет.
– Хорошо, я испрошу разрешения руководства.
– А вот этого, Паша, лучше не делать. Сам знаешь, оно не очень одобрительно относится ко всякой чертовщине… Ну что, поможешь?
– Посмотрим.
– Я умею быть благодарным.
– Что ты имеешь в виду?
– Поживём – увидим!
* * *
На следующее утро Токарев подписал Вялову командировку в Москву, даже не поинтересовавшись её целями и задачами.
В обед Павел уже встречался с дядей. Не в главном здании на Лубянке – в одном из соседних скверов.
Выслушав доклад племянника, старый чекист надолго задумался.
– Значит, так! – наконец изрёк он, тщательно переварив полученную информацию. – Ты ведешь себя, как прежде. Донесения отправляешь теми же способами. Спокойно разговариваешь обо всём по телефону. Пусть слушают, пусть читают. Чем больше информации, тем больше шансов вычислить вражеского агента, который неминуемо должен как-то проявлять себя при каждой передаче полученных сведений. Крюгера можешь больше не водить за нос. Скажи, что недавно Ванечка произнёс странную фразу: «Вот-вот война. Много пленных поляков». Мы бы и сами хотели знать, что это значит. Неужели Польша вынашивает опрометчивые планы внезапного нападения на СССР?
* * *
Весна. Расцвели деревья, наполняя неповторимым ароматом воздух городских улиц. Военные сменили форму одежды – с тяжёлых неудобных шинелей на лёгкие свободные гимнастёрки.
Да и гражданские всё чаще переходили с сапог и валенок на ботинки и туфли, с пальто, шуб, телогреек – на демисезонные, а то и летние костюмы.
Павел теперь редко бывал в Весьегонске, понимая, что Савченко, окончательно освоившийся с ролью деда, никого и близко не подпустит к мальчишке. А если кто и осмелится слишком рьяно искать с ним встречи – получит надлежащий отпор.
Тренировки пришлось временно оставить, тем более что Вальдемар, ранее требовавший провести повторный поединок до 1 июня, то есть до начала летних каникул и Пашкиной свадьбы, внезапно изменил свои первоначальные намерения и перенес его сроки на осень.
Такое решение он принял сразу после того, как ему стало известно о новых предсказаниях Ванечки.
А в начале мая Крюгер вообще неожиданно отбыл в Германию. Как догадался Вялов – для консультаций со своим руководством…
* * *
Тем временем международная обстановка продолжала резко ухудшаться. Советские граждане узнавали об этом из скупых сообщений газет и радио. Сотрудники НКВД знали немногим больше: на политзанятиях им часто рассказывали то, о чем простому люду ведать не полагалось. Например, «об очередных провокациях японской военщины».
16 января 1939 года в районе высоты Номон-Хан-Бурд-Обо группа из пяти японских воинов с расстояния около 500 метров обстреляла наряд из четырех пограничников дружественной нам Монголии.
17 января там же тринадцать солдат противника напали на трех пограничников и взяли в плен начальника заставы. 29 и 30 января врагами были предприняты очередные попытки захватить сторожевые наряды Монгольской Народной Республики.
Но советские граждане не очень тревожились по этому поводу, ведь в 1938 году между Красной Армией и японскими войсками уже произошёл двухнедельный конфликт у озера Хасан, закончившийся полной победой советского оружия.
Однако в мае 1939 года в Монголии вновь вспыхнули полномасштабные боевые действия с применением авиации и танков.
В связи с начавшейся войной Катя попыталась завести старую пластинку и предложила перенести дату долгожданного бракосочетания на более поздний срок, но Павел ничего не хотел об этом слышать!
* * *
Свадьбу сыграли в столовой вагоностроителей. Гостей было много. Половина преподавателей военно-химического училища, почти весь личный состав областного управления государственной безопасности НКВД.
Самый желанный подарок – ордер на отдельную однокомнатную квартиру, своевременно выданный городским советом, – преподнес лично Николай Степанович Токарев.
Так что первую брачную ночь молодые провели у себя дома в новой, тоже только что подаренной родителями Катюши, кровати.
А наутро отправились в свадебное путешествие.
Недалеко – в Весьегонск.
* * *
Детдомовец Ваня рос как на дрожжах. Игорь Семенович не мог нарадоваться: и умный, и послушный, и казенную кашу наминает за обе щеки!
А немой – так это даже плюс, не пристаёт с расспросами, не раздражает, только глядит печальными черными глазами прямо в душу…
Специально для внука хозяйственный Савченко завёл козу, и теперь ежедневно потчевал мальчугана свежими и, главное полезными, молочными продуктами.
Большая вода постепенно наполняла огромный котлован. Еще немного – и новая ГЭС даст первый ток, который прямиком пойдет в советскую столицу!
То лето Вяловы запомнят до конца своих дней, как самое лучшее время в их жизни…
– Скажи, почему ты так долго не хотела выходить за меня замуж? – однажды отважился на давно мучавший его вопрос Павел.
– А то ты не понимаешь?
– Нет!
– Смотри, что творится в стране. А мы с тобой, как ни крути, – в группе повышенного риска…
– Так-так… Ну-ка, просвети неуча…
– Я еврейка – по маме, ты – чекист… А кто больше других страдает сегодня от репрессий?
– Те, кто их затеял! – сказал, как отрубил, Вялов.
* * *
2 июля 1939 года Квантунская армия начала решительное наступление по всему фронту. Самые ожесточенные бои развернулись на речке Халхин-Гол.
Красная Армия с трудом удерживала позиции и в тайне готовила сокрушительный ответный удар.
20 августа все силы советской группировки были брошены в массированную атаку. И уже к утру последнего дня лета противник был отброшен за границы Монгольской Народной Республики.
Некоторые считают, что именно этот разгром удержал Японию от вступления в войну против Советского Союза на стороне нацистской Германии. Но он же вскружил головы советским вождям и породил шапкозакидательские настроения руководства Красной Армии…
* * *
31 августа немецкие курсанты вернулись в Калинин, и уже 1 сентября Вальдемар через Катю передал Вялову настойчивую просьбу, нет – требование – о срочной встрече.
Вечером Павел прибыл в заранее обусловленное место.
Глаза Крюгера лихорадочно блестели.
– А ты говорил, нет никаких выдающихся способностей!
– Ты о чем, камрад?
– О Польше! Прав был Ванечка, прав!
– Что ты несешь?
– Мне об этом сказал по большому секрету оберштурмбаннфюрер Левин. Кстати, после его доклада фюрер лично выразил желание видеть вашего Юродивого в Берлине.
– Как ты себе это представляешь?
– Пока не знаю. Но желание фюрера для меня – закон!
– Иди ты в задницу со своим фюрером! Мы – мирная страна и ни на кого нападать не собираемся…
– Давай прямо сейчас заключим пари: если мои слова окажутся правдой – ты будешь держать меня в курсе всех последующих предсказаний Весьегонского пророка!
– А если нет – ты оставишь меня в покое. Навсегда! – решил «прекратить прения» Вялов.
– Яволь! – самодовольно улыбнулся Крюгер.
* * *
17 сентября 1939 года Красная Армия перешла западную границу. Вскоре Западная Украина воссоединилась с Восточной и вошла в состав Союза Советских Социалистических Республик.
Некоторые города и веси необъятной Страны Советов пополнились поляками. Не стала исключением и Калининская область. В старинный город Осташков, что на берегу славного озера Селигер, вскоре привезли около шести тысяч пленных и разместили их в заброшенном монастыре Нилова пустынь.
Военных среди них не было, только жандармы, полицейские, пожарники и даже тюремщики. Да сочувствующие им лица – порой близкие родственники, иногда – родные дети…
Тем же приказом народного комиссара внутренних дел СССР № 0308 от 19 сентября 1939 года в составе Управления по делам военнопленных и интернированных (УПВИ) при НКВД СССР было создано еще семь организованных лагерей для содержания польских военнопленных: Старобельский, Юхновский, Козельский, Путивльский, Козельщанский, Южский и Оранский.
Их окружили колючей проволокой и тщательно позаботились о том, чтобы не допустить никаких контактов иностранцев с местным населением.
* * *
С тех пор Вялов стал чуть ли не ежедневно снабжать Крюгера «полной» информацией о всех предсказаниях Юродивого. Часть из них по обыкновению Павел придумывал сам, часть – поставлял ему из Москвы дядя по каналам секретной правительственной связи.
В последний раз он сообщил, что Ванечка к своему четырехлетию выдал целый ряд странных цитат: «Опять кровь!», «Финны покажут русским Кузькину мать!»
Так и случилось.
30 ноября 1939 года началась так называемая Зимняя война с Финляндией. Красная Армия понесла страшные потери и застряла в непролазных болотных топях (которые почему-то не замерзали в самые холодные зимы) аж до тринадцатого марта следующего года…
* * *
Новый год встречали в Москве. Дядя пригласил. Во-первых, 1940-й, юбилейный, во-вторых – он недавно получил большую четырёхкомнатную квартиру и хотел заодно справить новоселье. А племянники – самая близкая родня. Вот замнаркома и послал за ними свой служебный автомобиль, в котором запросто поместились молодая чета Вяловых да Нина с мужем Владимиром и сыном Ильёй.
Гостей встретила Любовь Витальевна – супруга Николая Петровича. Своих детей у них не было – поздно поженились, чуть ли не в сорокалетнем возрасте, поэтому с первых дней знакомства тётя относилась к Павлу и Нине как заботливая и нежная мать, а в Илюше вообще не чаяла души, называя мальчишку не иначе как самым любимым внуком. Первый – он и есть самый любимый!
– А где дед? – разочаровано пробухтел Илья, с прихожей заглядывая вглубь самой большой гостиной комнаты.
– На работе, любимый…
– Чего так долго?
– Служба!
– А когда придёт?
– Сказал: скоро будет. Так что, раздевайтесь, гости дорогие. Чувствуйте себя как дома!
– Это вам. – Нина, переобувшись в тапки, зашла в тёплую, просторную кухню (именно о такой она мечтала всю жизнь!) и стала доставать из своей безразмерной хозяйственной сумки солёные груздочки, вяленную рыбку и яблоки, которые на диво щедро уродились прошлой осенью в её саду.
– Спасибо, милые… Вам не стоило беспокоиться. У нас всё есть!
– Ну как же без гостинцев? – улыбнулась Катюша, выкладывая на стол две огромные рыбины – щуку и судака. – Вялов их лично поймал! А мама с папой – зафаршировали. Это любимое блюдо в нашей семье.
– И тебе спасибо, дочка! – тётя поцеловала ее в щеку. – Извини, что не смогла приехать на свадьбу. Но для тебя у нас тоже кое-что есть… Давай только дождёмся Николая Петровича… Он вот-вот должен подойти!
И правда. Буквально через несколько минут раздался звонок в дверь.
– Паша, открой! – распорядилась хлопотавшая по кухне хозяйка.
Вялов поспешил выполнить её просьбу.
На лестничной клетке в светлом длинном – чуть ли не до пола – пальто стоял сияющий дядя с маленьким велосипедом в руках.
Именно о таком мечтал Илья!
* * *
Гости сидели за щедро сервированным столом, а «самый любимый внучек» гонял на трехколесном велосипеде вокруг них, не снимая правой руки с противно дребезжащего звонка.
«Дзинь – дзилинь, дзинь – дзилинь!»
Пока провожали старый год, Володя успел набраться и теперь храпел в самом дальнем углу отдельной комнаты, отведенной для его семьи.
Женщины уединились на кухне, где вели секретный разговор о чём-то своём, бабьем, и, конечно же, главном в жизни.
А Вялов с Николаем Петровичем – всё о делах да о делах. Даже в новогоднюю ночь нет покоя горячему чекистскому сердцу!
– Скажите, дядя… Неужто Юродивый прав, и мы скоро столкнемся лоб в лоб с всепобеждающей германской военной машиной?
– А ты как думаешь?
– Не знаю…
– Но предвидеть обязан!
– Пока ничего не предвещает именно такого развития событий. Немцы – наши первые союзники. Во время конфликта с Польшей вели себя достойно. Вспомните хотя бы события в Бресте. Войска вермахта вошли в город раньше, чем Красная Армия, однако, осознав, что Белоруссия, согласно принятым ранее договорённостям, должна находиться в сфере влияния Союза Советских Социалистических Республик, после совместного парада торжественно оставили город…
– Но если мы союзники, почему германская разведка так нагло ведёт себя на нашей территории? Открыто проводит съёмку военных объектов, пытается вербовать агентов из числа инженерно-технического состава передовых предприятий оборонной отрасли? – возразил Николай Петрович. – А теперь к ним добавились еще и эсэсовцы из «Аненербе»… С абвером разберутся наши контрразведчики – не будем отбирать у них хлеб, а с зондеркомандой, мне кажется, и так всё ясно. Фюрер и его ближайшее окружение с трепетом относятся ко всякого рода оккультизму. Именно псевдонаучные теории призваны, по их мнению, подтвердить особый статус арийской расы, её уникальность, верховенство над другими народами. Колдуны, пророки, ведьмы должны говорить только то, что хотят слышать вожди Германии. Вот Ванечка пообещал, что умрёт в один день с товарищем Сталиным – и сразу вызвал небывалый интерес к себе… Возьмут его – и смогут шантажировать нашего вождя! Ты не догадываешься, почему в последнее время они не предпринимают попыток заполучить пророка?
– Зачем?! Я честно передаю им всю необходимую информацию…
– А немцам надо не только знать, но и владеть! Чтобы «фильтровать» и направлять в нужное русло предсказания Юродивого!
– Так вы полагаете…
– Совершенно верно. Они знают, что дело идет к войне, во время которой надеются завладеть мальчиком без лишних усилий. Кстати, можешь доложить Крюгеру, что под Новый год Ваня кричал: «Вижу немецкие танки под Москвой!» Это укрепит их в правильности собственных решений.
– Понял!
– Как обстановка в Калинине?
– Спокойная.
– А в области?
– Более-менее… В Осташков привезли много пленных поляков. Есть данные, что местное население сочувствует им, даже пытается, по возможности, подкармливать узников… Мы решительно пресекаем такое безобразие и уже арестовали несколько человек из числа рыбаков, промышляющих на озере Селигер.
– Надо дать Токареву указание, чтобы отпустил…
– Зачем?
– Люди проявили гуманизм, а их – за решетку! И так столько народу насажали – охранять некому…
– Что-то не узнаю я вас, дядя Коля…
– Старею. Дряхлею. Жалость начинаю проявлять. И ведь понимаю, что нельзя, а всё равно – жаль! Хочется отмыться немного… перед смертью.
– Какие ваши годы?
– Немалые. В июне – пятьдесят. Если доживу.
– Чем вызван такой пессимизм?
– В декабре был у Ванечки. И знаешь, что он напророчил?
– Что?
– «Ты умрешь в первый день войны!»
– Значит, надо максимально оттянуть её начало… Лет этак на двадцать.
– Не выйдет, – кисло улыбнулся Николай Петрович. – В одну из наших первых встреч пророк сказал: «Война начнется в день твоего рождения!»
– Вот я и говорю, в день вашего семидесятилетия.
– Твоими б устами да мёд пить… Он тогда добавил: «Скоро!»… Ну, пошли за стол, а то прозеваем Новый год, как Володька… Кстати, как часто он выпивает?
– В последнее время – чуть ли не каждый день. С работы идет – чекушка уже в кармане!
– Может, его тоже – в НКВД?
– Думаете, в органах не употребляют? Еще как!
– И ты, говорят, одно время не слабо к горлышку прикладывался, а?
– Было дело!
– Как завязал?
– Просто бросил. Сразу после того, как соврал товарищу Берии: мол, не пью.
– Стыдно стало?
– Похоже на то! Уже год – ни-ни!
– Молодец, правильно. Для нашего брата-русака нет ничего губительнее водки… Она, окаянная, сводит в могилу больше люду, чем все войны и репрессии, вместе взятые! Зови девчат… Пять минут осталось!
Раздался звон бокалов. Из граммофона полилась тонкая лирическая мелодия. К двум часам ночи Вялов затанцевал до изнеможения всех: тетю, сестру, жену… А Николай Петрович сидел одиноко за столом и, обхватив седую голову руками, думал думу.
«Вот уйду я – кто им поможет? Выход один: не умирать! А если уж суждено, – поднять за оставшееся время племянника как можно выше по карьерной лестнице, дать ему хорошую должность в центральном аппарате, он парень добрый, отзывчивый, благодарный, может, и о Любаше позаботится, и Нину с Илюшей не даст в обиду! Только как это сделать?! У Павла пока особое задание…»
* * *
Первого января, отобедав, гости стали собираться домой. И тут Любовь Витальевна вспомнила об обещанном сюрпризе.
– Ой, Катюша, милая, простите, совсем забыла! – Она бегом вернулась в спальню и что-то взяла в шкафу под бельём. – Вот возьмите.
Тётя разжала кулак.
В нём был золотой крестик.
– Бери, дочка, он приносит счастье, – кивнул Николай Петрович, заметивший, что супруга его племянника долго не решается принять дорогой подарок. – Эта вещь принадлежала Любушкиной маме, прожившей на свете девяносто пять лет, чего и тебе желаю!
– Спасибо! – засмущалась Катя.
– А мой велосипед где? – возмущенно прогундосил Илья.
– Здесь, здесь, наш самый любимый внучек!
Машина уже ждала у подъезда.
– Спасибо за всё, дядя! – расчувствовался Павел.
– Спасибо на хлеб не намажешь… Должен будешь.
– Понял.
– Ежели что со мной случится – не оставляй Любушку без присмотра.
– Есть, товарищ комиссар госбезопасности 3-го ранга!
– Ну, бывай… Счастливого пути!
* * *
Чётко следуя рекомендациям дядюшки, уже через день Вялов назначил «свидание» своему «немецкому другу», собираясь поведать ему правду об очередных видениях Юродивого.
Все планы перебила случайная встреча с Крутовым, состоявшаяся накануне Рождества в центральном городском парке, где Вяловы, по обыкновению, прогуливались перед сном.
Александр Дмитриевич в штатском шёл им навстречу по главной аллее, ведя под ручку симпатичную барышню, которой что-то постоянно шептал на ухо – о победах капитана на личном фронте в управлении ходили легенды.
На закутанную в элегантную пушистую шубку женскую фигурку первой, как ни странно, обратила внимание Катюша.
– Ой, смотри, какая прелесть.
– Баба как баба, что в ней особенного? – отмахнулся Павел.
– Да я не о бабе, а о шубе! Хочу такую же! Купишь?
– Конечно. Ты только скажи – где…
– Давай спросим у девушки!
В это время сопровождавший красавицу мужчина оторвался от нежной женской щечки, к которой периодически припадал после очередного пылкого монолога, и радостно раскинул в стороны руки:
– Паша, сколько лет, сколько зим?
– Шура! Какая встреча! – принял игру Вялов.
– Это мой бывший заместитель… по лесозаготовкам, – обратился Крутов к своей пассии. – Мне надо сказать ему несколько слов, а ты пока потолкуй с его спутницей жизни. – Ну, где пропадаешь, старина?
– А то ты не знаешь? – вопросом на вопрос ответил Вялов, отводя собеседника в сторону, чтобы не мешать супруге вести разговор на интересующую её тему. – В Весьегонске.
– А я уже хотел подавать на тебя в розыск…
– По какому такому поводу?
– Дело есть…
– Валяй!
– То исчезнувшее досье никак не даёт мне покоя. Выходит, какая-то крыса завелась в моём отделе, так?
– Похоже на то.
– Вот я и придумал, как вычислить мразь. Поможешь?
– Непременно.
– Сейчас у меня в подчинении три человека: Бабенко, Егоров и Фильчук. Завтра, на Рождество, я буду выпивать с первым из них. И как бы между прочим передам ему новые предсказания пророка, о которых мне стало известно от моего большого друга Вялова.
– Понял…
– Что бы ты посоветовал ему сказать?
– Ну, давай так, – Павел ненадолго задумался. – «Финны разобьют советскую группировку». Фантастика, конечно, но тот, кому этого очень хочется, в неё поверит.
– Хорошо! На Василия приглашу Егорова – это его праздник, именины, без магарыча не обойтись… И сообщу, что Юродивый прогнозирует в скором времени конфликт между СССР и Германией. Пойдёт?
– Да. Скажи: «Я вижу танки на улицах Москвы!» – пускай радуются враги…
– А на Крещение уединюсь в своём кабинете с Фильчуком. Что придумаем для него?
– «Советский Союз потерпит поражение в войне!»
– О Паша, имя тебе – гений! Может, ты сам сочиняешь всю эту байду? – предположил Крутов, совершенно не подозревая, как он близок к истине.
– Да кто ж тебе скажет правду, Шура? – отшутился Вялов. – Держи кардан – и по домам!
– Погоди! Я же не сказал тебе, как будем действовать дальше. Ты по своим каналам узнаешь у германского агента…
– А как я на него выйду, Крутов?
– Не делай из меня дурака, Павел Агафонович. Думаешь, мне не известно, что ты с ними вась-вась? В кино ходишь, в театры…
– Да, но…
– Никаких «но»! Ты легко установишь, о каком из трех предсказаний стало известно немцам, и доложишь мне. Вместе и хлопнем крысу!
– Хорошо… Только без меня никаких шагов не предпринимай, Александр Дмитриевич.
– Договорились!
– Всё. Пошли. А то девчонки мёрзнут.
– Ни хрена с ними не случится.
– Кстати, где ты такую кралю подцепил?
– Где-где… Её муж – главный инженер одного из оборонных предприятий. Часто ездит в командировки за рубеж.
– Значит, ты не по доброй воле, а по принуждению руководства?
– Так точно, товарищ старший лейтенант. Как видишь, я с тобой откровенен. И надеюсь на ответные чувства.
– Считай, взаимность ты уже получил. Пошли.
– Ну что, узнала, где берут такую красоту? – поинтересовался Павел, беря жену под руку.
– Да, – вздохнула Катя. – Шубку привёз ей муж. Из-за границы.
* * *
После разговора с Крутовым, Вялов отложил встречу с Крюгером до конца месяца, чтобы дать время пока неизвестному предателю донести до уст эсэсовца свежую порцию пророчеств Юродивого, и стал ждать, когда Вальдемар снова отправится в Берлин: передавать столь конфиденциальную информацию иными (техническими) способами с его стороны было бы неразумно.
Однако время шло, а Крюгер продолжал наслаждаться бурной курсантской жизнью в городе Калинине и не торопился навещать родину. «Что бы это значило? Лишь то, что среди контрразведчиков предателя нет! Тогда где его искать? Надо снова посоветоваться с Крутовым!»
* * *
Шура сидел в кабинете один. Перед ним на столе стояла полная бутылка пива «Жигулёвское». Круги под глазами и тошнотворный запах, висящий в и без того спёртом воздухе, свидетельствовали о том, что вчера капитан снова перебрал.
– Ну, что скажешь, друг мой верный? – пробурчал Крутов, одновременно пытаясь откупорить пробку маленьким перочинным ножиком.
– Скажу, что тебе пора прекращать это безобразие! – Вялов вырвал из его рук бутылку и поставил на сейф. – Почему-то не шевелятся наши немецкие друзья…
– Может, что-то заподозрили? Или попали мы «не в цвет»?
– Тогда придется предположить, что предатель – кто-то из нас двоих.
– Ты умнее, чем я думал, Павел Агафонович…
– Не дурак. Включай мозги, братец, пока нас обоих к стенке не поставили!
– За что?
– За провал в работе и попустительство иностранным шпионам. Кто еще мог рыться в твоём столе, кто?
– Не знаю! – злобно сплюнул Александр Дмитриевич. – Сам над этим по двадцать четыре часа в сутки работаю!
– Значит, надо двадцать пять… Ну!
– Разве что высшее руководство. Только оно имеет неограниченный доступ ко всем секретным документам!
– Ты что, совсем с ума спятил? Не стоит летать на таких высотах! Давай опустимся чуть ниже.
– Бабенко, Фильчук, Егоров – нет у меня в штате больше никого, ты слышишь, старлей, нет!
– А случайные люди могли оказаться в твоём кабинете?
– Могли! Только после этого у них одна дорога – в подвал, во внутреннюю тюрьму.
– Собутыльники? С кем ты мог выпивать в служебном кабинете, а?
– Упаси боже, чтобы я со штатскими! Ты же меня знаешь, Вялов!
– Знаю! Стажёры, командировочные…
– Стоп, Паша, стоп… Твой Горшков ранее в моём отделе обретался. Я не раз оставлял его в кабинете без присмотра, слышишь?!
– Слышу…
– Только он парень непростой, у самого Никонова состоял на связи.
– Я об этом и без тебя догадался. А он, сука, стучал ещё и немцам!
– Ты это предполагаешь или утверждаешь?
– Когда сержант стал проявлять чрезмерный интерес к Юродивому, я думал, что на то есть прямое указание руководства, и не очень-то препятствовал ему. А он, гад, мог работать одновременно на две конторы…
– Запросто, – кивнул Крутов. – Давай втулим ему сверхважную информацию! Не придуманную, – подлинную. Какую он не сможет игнорировать и сразу побежит на доклад к своим кураторам. Причём ни я, ни ты не обозначим причастности к её распространению. Это сделает кто-то третий, чья правдивость не будет вызывать у него сомнений.
– Я даже знаю кто! – оскалил зубы в ироничной улыбке Вялов.
В тот же вечер он отбыл в Весьегонск и, как следует, проинструктировал Савченко…
Когда наутро Горшков пришёл навестить своих подопечных, Игорь Семенович по большому секрету поведал ему о последнем предсказании Ванечки.
«Война начнется 22 июня!»
Именно в это день Пашкин дядя – Николай Петрович – празднует свой день рождения…
* * *
Когда Вялов проснулся, в квартире не было никого – Катя давно убежала на лекцию в училище, сегодня у нее первая пара.
«Застели кровать и сделай яичницу. Люблю!» – гласила записка, оставленная на кухонном столе.
Павел позавтракал, побрился и стал собираться на работу.
Спешить некуда – Крутов ждет его к десяти утра.
…Таким довольным своего товарища Вялов ещё никогда не видел.
– Сработало, Павел Агафонович… Сработало на все сто!
– Ты о чем?
– Как только твой человек сообщил Горшкову об очередном предсказании Юродивого, один из германских курсантов срочно убыл в Берлин.
– Как его фамилия?
– Крюгер! Вальдемар Крюгер! Бери – дарю, делай с ним, что хочешь. А Борька – мой! Лады?
– Да не спеши ты так, дурья башка! Может, у немца кто-то заболел: родители, жена, дети…
– Откуда тебе известно, что он женат? Ах да, я же сам дал тебе досье! Извини, Паша… Кругом одни враги народа – свихнуться можно!
– Давай еще раз проверим эту версию.
– Какую?
– Что предатель – Горшков.
– А как мы сможем это сделать?
– Вернётся Крюгер, и я поговорю с ним по душам…
– Договорились. Только не тяни резину. Выяснишь – и сразу ко мне. А то у меня уже руки чешутся на эту падлу!
* * *
Вальдемар вернулся через несколько дней и сразу изъявил желание встретиться. Павел давно готовился к этому моменту, но как он вызовет эсэсовца на откровенность, пока еще не придумал.
Решил: будет действовать по обстановке!
Немец почти никогда не приходил с пустыми руками. Вот и в этот раз он прихватил с собой две бутылки настоящего баварского пива.
Эх, была не была!
– Пошли ко мне домой, Вальдик… Я получил квартиру. По русскому обычаю её полагается обмыть.
– Давай! – не колеблясь, дал согласие Крюгер.
– Баварского нам явно маловато будет. Прикупим «Жигули»…
– Чего?
– Это – новый сорт советского пива… Не хуже, между прочим, вашенского!
– Я не против…
– Вобла у меня есть…
– Что есть?
– Рыба! Собственными руками пойманная, засоленная и высушенная!
– А… Мы её называем дохлой…
– Да что вы понимаете в русских деликатесах, невежественная немчура!
– А ты – рыбак?
– Еще какой! – хвастливо заверил «обер-лейтенант». – Вице-чемпион Волги!
– А чемпион кто?
– Савченко!
– Знакомая фамилия!
– Мой тренер.
– А…
– Ну пошли… Вон там, за углом, моё жилище!
* * *
– Давай так, ты пьешь наше, а я – ваше! – предложил Вальдемар.
– Не возражаю! Да, кстати, при царе-батюшке у нас тоже была своя Бавария. Тверская.
– Как это понимать?
– Еще в 1887 году австрийский подданный Эмиль Слатинский основал на берегу речки Тверцы первую паровую пивоварню, которую так и назвал – «Тверская Бавария». Сейчас, правда, со своим пивом в Калинине негусто… Это, например, привезли из Самары, пардон, Куйбышева, столицы советского пивоварения!
– Сейчас я его продегустирую! Ну, за фройндшафт?
– За дружбу, камрад, нерушимую и вечную!
Они чокнулись бутылками и принялись пить пиво прямо из горлышка.
– О, эти ваши, как ты говоришь…
– «Жигули».
– Совсем неплохи… Гут! Гут! Ну, где твоя обещанная вобла?
– Держи! – Вялов достал из тумбочки несколько рыбин и положил на стол. Одну из них выпотрошил и начал чистить. Крюгер последовал его примеру.
– Если б у себя на родине я пришёл в пивную с мёртвой рыбой – меня б оттуда выгнали!
– Серьёзно? – искренне удивился Павел.
– В лучшем случае, приняли б за идиота и после трапезы разбили мой бокал – его ведь невозможно будет отмыть! О! Вкусно! Ты сам её ловил?
– Конечно!
– Я бы тоже с удовольствием посидел с удочкой на берегу какой-нибудь речушки. Возьмешь меня с собой, когда потеплеет?
– Непременно.
– А какая еще рыба у вас водится?
– Щука, судак, лещ…
– Они, наверное, вырастают очень большими?
– О, да!
– Я с такими не справлюсь. Мне б помельче… Лишь бы клевало…
– Окунь, ёрш – я тебе такую рыбалку устрою, руки болеть будут!
– Ёрш – это что?
– Сейчас узнаешь!
Вялов ещё раз открыл дверцу тумбочки и нащупал рукой высокое горлышко «Московской».
– Вот!
– Что это?
– Русиш водка! Если смешать её с пивом – выйдет «ёрш»!
– Но ведь ты говорил, что ёрш – это рыба!
– Для кого рыба, а для кого – коктейль! Сам знаешь, в русском языке многие слова имеют двоякий смысл!
Павел нашёл на кухне огромный фужер, граммов, наверное, на триста, и аккуратно наполнил его. Наполовину водкой, наполовину – пивом. Затем сильно ударил дном об стол. Раздался характерный звук: «Чпок»!
– Держи! Пить надо залпом!
– О! Гут! Зэр гут! – испробовав, похвалил Вальдемар. – А ты себе почему не наливаешь?
– Второго фужера не могу найти. Давай сначала ты ещё один, а затем я!
– Давай! – разошёлся немец, доселе ничего не знавший о страшном воздействии на организм горючей советской смеси. – Хар-ра-шо! Дай-ка ещё мне воблы!
– Держи!
– Теперь я приготовлю для тебя коктейль. Смешаю водку с «Баварским».
– И у нас получится «Баварский ёрш»?
– Точно! Вернусь домой – всех буду угощать! – Он доверху наполнил фужер и, как Павел, ударил дном об стол. Да так, что тонкая ножка не выдержала и отвалилась, поранив ему руку. А содержимое выплеснулось на стол.
– С «ершом» надо быть осторожнее! – философски рассудил Павел, бинтуя гостю руку.
Вскоре Вальдемара основательно развезло, и Вялов понял – пора!
– Что это ты меня сегодня ни о чем не спрашиваешь, а?
– Сейчас спрошу… ик! Как там наш мальчик?
– Растёт.
– Я не об этом… ик!
– Снова о войне заговорил…
– Да ну?!
– Точно! Мол, начнётся она 22 июня.
– Знаю! – подтвердил Крюгер, и попробовал напрячь свой помутившийся рассудок. Получилось! Немец вдруг чётко осознал, что таким признанием подставляет под удар своего осведомителя, и попробовал подсластить пилюлю. – Разведка донесла… ик!
– Давай еще по одной!
– Нет. Всё. Больше не могу! Где у тебя туалет?
– По коридору – направо!
Вальдемар поднялся с табуретки и, пошатываясь, пошёл в сортир, из которого до ушей Павла за миг стали доноситься душераздирающие звуки:
– Бэ-э! Бэ!
Зарычал унитаз, смывая чистокровную арийскую блевотину. Полилась вода из крана – видно, Крюгер подставил непослушную башку под спасительную водную струю.
Через пять минут он был как огурчик. Правда, не свежий – малосольный.
– Можно я посплю у тебя полчасика? – спросил виновато потухшим голосом.
– Конечно, камрад, конечно! – удовлетворенно хмыкнул чекист, уже добившийся своего.
* * *
Проснувшись, Крюгер ничего не помнил.
Вялов предлагал опохмелиться, но Вальдемар при виде водки побледнел и чуть было не рухнул в обморок.
Павел проводил беднягу до трамвайной остановки и пешком направился в центр. Было семь часов вечера, но почти во всех окнах управления ещё горел свет.
Крутов тоже оказался на месте. Трезвый.
– Всё, Шура, круг замкнулся. Предатель – Горшков, делай с ним, что хошь!
– Понял. Завтра ты поедешь в Весьегонск и под благовидным предлогом отправишь Борьку в Калинин.
– Не будь горячим, как жидовский борщ! Дельце надо обтяпать с умом, чтобы чики-чики!
– Что ты предлагаешь?
– Мой человек передаст сержанту свежую порцию пророчеств, Горшков побежит сдавать их немцам, и ты возьмешь его с поличным… В противном случае, в моих отношениях с Крюгером может наметиться трещина. А мне это ни к чему.
– Ты, как всегда, прав! Когда начнём?
– Сегодня.
Утром Савченко сообщил подозреваемому, что ночью Ванечка бредил и часто повторял: «К нам едет палач!»
Это предсказание Вялов сочинил на ходу.
* * *
В нескольких сотнях метров от областного управления НКВД по улице Советской строители ударными темпами возводили новый многоэтажный жилой дом. За ним, во дворе, стояла ветхая деревянная избушка, в которой никто уже не жил. Снести её обещали ещё до Нового года, но, как всегда, что-то не сложилось, и мероприятие решили отложить на осень.
Оглядываясь по сторонам, Борис миновал строящуюся высотку и свернул налево. Убедившись, что никто за ним не следит, сложил внутрь раскрытые створки ставен старого дома.
Затем вставил в невидимое отверстие посредине одной из досок тонкий маленький ключик и дважды провернул. Выдвинув миниатюрный потайной ящичек, положил в него клочок бумаги и, не опуская назад створки ставен, собрался идти прочь.
В это время сзади него, словно из-под земли, выросли четверо в штатском. Весь отдел контрразведки в полном составе: Крутов, Бабенко, Фильчук, Егоров…
Щёлкнули наручники, сжимая за спиной кисти жертвы.
Александр Дмитриевич, ухмыляясь, запустил руку в карман галифе Горшкова и вытащил оттуда ключ. Спустя мгновение записка уже была у него в руках.
«К нам едет палач!» – прочитал Крутов.
– Что ж, пошли, Иуда! – он больно толкнул бедного Горшкова в бок. – Пришло время каяться!
* * *
Сержант не запирался. Сразу признал свою связь с иностранной разведкой. Но добавил: я военных тайн не разглашал, только делился сомнительными пророчествами Юродивого. Сам, мол, в его способности не верю, так что ничего преступного в моих деяниях нет. Напротив, одна польза – дезинформировал потенциального противника!
Выслушав доклад начальника контрразведки, Токарев приказал устроить возле избы засаду, но Крутов отговорил его от этой затеи. Мол, к делу имеет отношение старший лейтенант Вялов, а у того, сами знаете, какие «тяги» в центральном аппарате…
Дмитрий Степанович сразу согласился с доводами подчиненного и даже не стал вызывать Павла для консультаций: имеешь особое задание – выполняй!
А тому только того и надо было.
Дядя давно велел вступить в более тесный контакт с эсэсовцем Крюгером. Теперь для этого имеются все «законные» основания.
Вялов встретился с Вальдемаром поздним вечером на окраине города – раньше таких мер предосторожности они никогда не предпринимали.
– Смотри, камрад, какое дело… Мои коллеги задержали германского шпиона, – начал заговорщически он, двигаясь рядом с немцем по середине пустынной улочки.
– Зачем ты рассказал об этом мне?
– Так… На всякий случай. Для связи с иностранцами был оборудован тайник в одном из ветхих строений в центре города.
– Ну и что?
– Теперь там засада.
– Я не имею к этому никакого отношения!
– Ну, как знаешь, – спокойно парировал Павел и, развернувшись, направился в обратную сторону.
– Спасибо, друг! – летело ему вслед.
* * *
О том, что она беременна, Катя призналась отцу-матери в конце марта, а вечно занятый Вялов и вовсе не знал пока о том, что вскоре станет отцом такого долгожданного первенца.
И лишь тогда, когда его супруга уже не могла скрывать округлости своих форм, Павел начал кое о чём догадываться.
– А ну-ка, подойди ближе! – сказал после того, как четверть часа исподтишка наблюдал за женой, собиравшейся на Первомайскую демонстрацию. – Что это у тебя?
– Я поправилась на пять килограмм. А ты даже не заметил! Тоже мне чекист…
– Скажи, ты от меня ничего не скрываешь?
Супруга зарделась, и Вялов наконец-то понял всё.
– Катя! Катенька! Катюша! – он схватил её на руки и стал кружить по комнате.
– Тише, сумасшедший… Мне нельзя нервничать!
– А ты не нервничай – радуйся, наслаждайся жизнью! И кто у нас будет: мальчик, девочка?
– Мальчик. Тимофей Палыч.
– А может, София Павловна? Тоже неплохо звучит!
– Нет. Тимофей. Генерал Вялов. Не как ты – вечный лейтенант.
– Обижаешь – старший! Что соответствует званию майор РККА. А я, хоть давно член партии, только-только из комсомольского возраста вышел! Так что у меня всё ещё впереди!
– Ладно, не бурчи, лучше помоги завязать пояс на платье…
* * *
Курсанты из Германии тоже приняли участие в параде, посвященном дню солидарности трудящихся. А как же? У них при власти – национал-социалисты, можно сказать, братская рабочая партия!
По окончании демонстрации Вялов и Крюгер условились встретиться в арке одного из соседних с управлением НКВД домов.
– Еще раз хочу поблагодарить тебя, – тяжело вздохнув, начал Вальдемар.
– За что?
– За предостережение.
– Так ты ж там не при делах!
– Не паясничай. Да, твой коллега работал на меня. И тайник тот я лично заложил.
– Спасибо за откровенность. Выходит, ты кадровый разведчик?
– Нет, Паша, и ещё раз – нет! Я же говорил тебе, что состою в научной организации «Аненербе». Моё руководство не интересуют ваши военные секреты – только мальчик. Юродивый.
– Значит, ты не доверял мне и решил подстраховаться… А тебе известно, что Горшкова за это расстреляли?
– Как? Уже?
– В моей конторе шутить не любят…
– Да, печально…
– Если начальству кто-то донесёт, что наши с тобой встречи имеют целью не только спортивное соперничество, меня ждёт его участь…
– Значит, нам обоим следует усилить бдительность!
– Нет, камрад, мы должны просто перестать встречаться!
– Не выйдет, Паша! – голос Крюгера стал вдруг жёстким.
– Это почему же?
– А потому, что ты у меня вот здесь! – немец хлопнул себя по карману кителя. – Нас интересует Ваня! И если ты попытаешься спрыгнуть с поезда – пойдешь следом за Борисом.
– Ах, вот как вы запели? – возмущенно закипел Вялов, задействовав все свои актёрские способности. – Хорошо, Вальдик, я тебе это припомню!
– Прости, погорячился… Пойми, у нас нет другого выхода, кроме как держаться друг за друга!
– Так держись! Зачем надо было впутывать моего подчиненного? Неужели не понятно, что чем больше людей вы привлекаете к сотрудничеству – тем больше подставляете под удар меня!
– Доктор Левин тебе не доверяет.
– С чего бы это?
– Он подозревает, что ты ведешь двойную игру.
– А как, прикажете, мне себя вести? Конечно, я докладываю руководству о наших встречах! Только, о чём мы говорим на самом деле, держу в секрете, понял?
– У него возникло несколько вопросов по поводу Юродивого.
– Например?
– Левин – профессиональный психолог. Один из лучших в Европе. Он тщательно изучил характер товарища Сталина и был неприятно удивлён, когда Ванечка вернулся из Москвы. Если б нашему вождю доложили, что какой-то пророк грозит умереть в один день с ним, он бы его никуда от себя не отпустил!
– Ты думаешь Иосиф Виссарионович в курсе? А может, ему побоялись доложить о предсказании?
– Может…
– Вот что я тебе скажу, Вальдик… Юродивый сейчас не в форме. После того, как твой коллега Клейст пытался его похитить, – мальчишка словно язык проглотил! Раньше предсказания лились от него потоком, а сейчас, если скажет что раз в месяц – уже хорошо, понял? Представь, привезли его в Кремль, представили товарищу Сталину. «А ну, скажи, Ванечка, когда ты должен умереть?» А он – ни бэ, ни мэ, ни кукареку! Что бы сделал в таком случае наш вождь? Можно предположить, что не одна голова слетела бы тогда с плеч! Так и передай своему туполобому доктору.
– Убедил, Паша…
– То-то же!
– Слушай и запоминай: впредь день, время и место встречи будем оговаривать каждый раз отдельно. Следующее «свидание» возле твоего дома. В девятнадцать ноль-ноль. В пятницу. Своему руководству можешь доложить, что разрабатываешь меня с целью предстоящей вербовки, так тебе будет проще отвертеться! Ясно?
– Так точно, хер гауляйтер!
* * *
В тот же день Вялов позвонил Николаю Петровичу.
– Дядя, мне снова нужна ваша помощь!
– Говори.
– Не по телефону.
– Понял. Я прикажу Токареву дать тебе служебный автомобиль.
– Спасибо!
На Лубянке было людно.
У кабинетов всех без исключения заместителей наркома толпились сотни людей, желавших узнать правду о судьбе своих родственников, пропавших в годы злодеяний Ягоды – Ежова, на которых партия, правительство и подведомственные им печатные органы взвалили ответственность за все репрессии в стране. Николай Петрович курировал внешнюю разведку, но и ему пришлось успокаивать многочисленных просителей…
Впрочем, дядя не заставил племянника долго ждать и принял Павла сразу, как только секретарь доложил о его приезде.
– Что там опять у вас стряслось?
– Пока – ничего особенного. Катя беременна, уже на четвертом месяце…
– Так чего же мы молчим? Еще один внучек – это здорово!
– А если внучка?
– Тоже неплохо. Я подсуечусь и достану вам путёвки. В Сочи. Там недавно открылся после реконструкции санаторий НКВД № 1. А то ты дальше своего носа ничего не видел!
– Ещё раз спасибо.
– А теперь – к делу. Зачем примчался?
– За дружеским советом. Если верить Крюгеру, оберштурмбаннфюрер Левин мне не доверяет. И знаете, что его насторожило? То, что товарищ Сталин не оставил Юродивого в Кремле!
– Да… Интересный ход мысли. Я тоже не раз задавал себе подобный вопрос.
– И что же?
– Наш вождь – убежденный атеист. Он даже Мессинга не пожелал оставить возле себя.
– Мессинг – это кто?
– Ты что, газет не читаешь?
– А… Тот перебежчик, которого Гитлер объявил своим личным врагом.
– Берия устроил ему проверку. Заранее зная, что это невозможно, приказал пробраться на дачу Сталина, миновав несколько уровней вооруженной охраны.
– И что?
– Сумел, Фокусник! Это, кстати, его агентурный псевдоним. Запомни на будущее.
– Значит, есть особо талантливые люди на белом свете, есть!
– Конечно…Товарищ Мессинг, между прочим, тоже предвидит близкую войну с Германией. Так что жить мне осталось, по всей видимости, недолго…
– Опять вы за своё!
– На юбилей приедешь?
– Конечно!
– И что там дальше с твоим другом Крюгером?
– Я, кажется, сумел убедить его в необоснованности претензий доктора Левина. Но впредь следует быть более осторожным, достоверным, если хотите.
– Значит, придётся какой-то период времени пичкать его подлинной информацией.
– Именно об этом я и хотел вас попросить.
– Что ж… Запоминай: «Франция капитулирует!», «Лондон в огне!», «Прибалтика войдет в состав СССР» – хватит?
– На первое время – да.
* * *
До лета Вялов с Крюгером встречались еще два раза. Первый, как было условленно ранее, возле Пашкиного дома, второй – в спортзале военно-химического училища, где они для отвода глаз устроили в конце мая спарринг, анонсированный как открытая тренировка, и под пристальным внимание курсантов выпускного курса неистово колошматили друг друга.
После чего обменялись несколькими фразами, в числе которых были «Франция капитулирует!», «Лондон в огне!», «Прибалтика войдет в состав СССР»…
Ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю в Германию Вальдемар не поехал, – скорее всего, новые предсказания Ванечки просто оказались очевидными, предсказуемыми и не столь важными, чтобы передавать их лично. Сошло и телефоном!
* * *
Первого июня Крюгер отбыл на каникулы в Берлин, а Павел с супругой на две недели в Весьегонск. Не столько отдохнуть, сколько просто проведать Ванечку и его «деда» Савченко.
Игорь Семенович, согнувшись в три погибели, копался в собственном огороде. Возле него с лейкой в руках бегал упитанный рослый мальчуган в шортах и матроске, в котором Вяловы с трудом признали бывшего сироту-детдомовца.
Приближение своих молодых друзей старый чекист почувствовал спиной.
– Ну-ка, погляди, Ванюша, кто к нам приехал?
Малыш бросил нехитрый садовый инвентарь и ринулся навстречу долгожданным гостям по узкой, специально вытоптанной, тропинке.
– Боже, какой ты уже большой! – одновременно вырвалось у Павла и Кати.
– Солнце, воздух, домашние харчи хорошо делают своё дело, – за «внука» ответил подоспевший Савченко. – Плюс каждый день рыба. Ну-ка, пошли в дом, похвастаюсь утренним уловом…
На столе в кухне, похожий на двухметровое бревно, покрытое зелёным мхом, лежал огромный сом. В нём было пуда три-четыре – не меньше.
В глазах Ванечки зажглись шальные огоньки, казалось, он, как все, сейчас воскликнет: «Ого!», но мальчик по-прежнему молчал.
– А ты помогал деду? – спросила Катя.
Детдомовец согласно наклонил подбородок и хитро улыбнулся.
– Ещё как! – заверил Игорь Семенович. – Он первый заметил поклёвку.
– Как вы справились с таким гигантом? – удивлённо пробасил Вялов, знающий толк в рыбалке.
– Сам не знаю, – развёл руками ветеран. – Сначала я вообще не мог понять, кто кого поймал: он нас или мы его. Канат натянулся, и неведомая сила потащила лодку против течения… Целый час не могли остановиться. Хорошо, что мимо проплывали знакомые рыбаки, у одного из них было с собой ружьишко… Сома подтянули ближе к поверхности и расстреляли! А так бы ушёл гад, точно! – Он взял в углу избы топор и занес его над рыбьей тушей. – Вы приехали как раз вовремя. Вот снесу ребятам голову – на юшку обещался – разведем костёр и будем жарить мясо! Гарантирую: ничего вкуснее вы не ели!
Игорь Семенович порезал сома на мелкие одинаковые кусочки и залил кислым молоком. Одновременно Вялов наколол дров и аккуратно сложил за избой в свежевырытой ямке. Затем вырубил в лесу несколько длинных кольев, смастерил из них подставку для прутьев из лещины, которые заострил самодельным ножом, изготовленным народным умельцем Савченко из какой-то запчасти то ли для комбайна, то ли для трактора, и только тогда разжёг костёр.
Когда дрова перегорели, виновник торжества нанизал мясо на импровизированные шампура и принялся коптить их над дымом. Языки пламени, иногда вырывавшиеся снизу, умело гасил Ваня всё из той же лейки – видно, ему уже не раз приходилось готовить с «дедом» шашлыки.
Вскоре блюдо было готово. Жирные, сочные, горячие ломтики просто таяли во рту.
– Да, снова вы меня обловили, – с сожалением в голосе констатировал Павел. – Скажи, только честно, Семёныч, как долго ты его пас?
– С начала мая!
– Еще одного там нет?
– Ну почему же – есть. Сомы живут парами – ты должен об этом знать.
– Завтра берёшь меня с собой. Это – не просьба, а приказ!
* * *
После расстрела Горшкова его функции начал выполнять сержант Бабиков – грузный, долговязый парень на год младше Павла. Он тоже был местный – из деревни Дели, ушедшей под воду одной из первых. Теперь же о существовании населённого пункта с таким названием напоминала лишь улица Дельская в нетронутой части Весьегонска.
Среди своих коллег Пётр слыл «радиопомешанным». Всё свободное время он только тем и занимался, что мастерил различные приборы: приемники, антенны, переговорные устройства. Чтобы не следить постоянно за домом Парфёновых, провёл к ним в избу какой-то провод. С тех пор как только у соседей открывались двери, в доме Бабикова раздавался громкий звуковой сигнал. Душераздирающая сирена: «У-а, у-а!!!»
Благодаря такому техническому новшеству уже через две минуты после приезда Вяловых Петр смог присоединиться к веселой компании. Помог готовить шашлыки, прибрал в доме, помыл посуду, закопал мусор…
Узнав, что на рассвете Игорь Семенович везет Павла на сома, Бабиков пообещал встать в пять утра и не оставлять без присмотра Катюшу с Ванечкой, пока его старшие коллеги не вернутся с рыбалки…
* * *
На конце каната был огромный кованый крюк, на который Савченко, как и в прошлый раз, нанизал обжаренного на костре цыпленка.
Но сом так и не клюнул.
Зато чекисты смогли спокойно поговорить. Без лишних ушей.
– А где Борис? – окончательно убедившись, что клёва не будет, поинтересовался Игорь Семенович.
– Там, откуда не возвращаются…
– Хоть за дело?
– Так точно.
– Ты в этом участие принимал?
– Конечно.
– И что он натворил, если не секрет?
– Продался иностранной разведке. Взят с поличным у тайника во время передачи секретной информации…
– Касательно Ванечки?
– Так точно.
– Вот гад… А я-то думал, чего он всё время возле нас вьётся? Ты не волнуйся, от меня Борька ничего не узнал. Как ни старался. Онемел пророк после неудачной попытки похищения – и точка!
– Спасибо. А как вам Бабиков?
– Наш человек. Без надобности – носа на улицу не кажет. Лишних вопросов не задаёт, интереса к пророку не проявляет… Сидит дома и всё время что-то паяет.
– Может, передатчик для связи с центром? – усмехнулся Вялов.
– Не похоже, – принял всерьёз его предположение Савченко. – Хотя… Я проверю. На всякий случай.
– Вы и в этом разбираетесь?
– А то! «Радио» с двадцать четвертого выписываю.
– Зачем?
– Настоящий чекист должен знать толк и в людях, и в технике.
– Понял… Значит, от Бабикова подвоха ждать не приходится?
– Нет! Я же говорю: наш человек! Только всё равно, смотри, не перепутай, называй меня при нём Глебом Васильевичем!
– Само собой разумеется… Ну что, будем собираться домой?
– Куда спешить? Посидим ещё с полчасика… Скажи, Павел Агафонович, как долго ещё будет продолжаться моя командировка?
– Вопрос не по адресу, Игорь Семенович.
– Я понимаю…
– Что, так не терпится домой?
– Напротив. Будь наша воля, мы бы с Ванечкой отсюда до конца жизни никуда не выезжали…
* * *
20 июня Вяловы отбыли в Москву, чтобы до дня рождения дяди успеть осмотреть достопримечательности столицы. Катя давно мечтала посетить Третьяковку, побывать в Мавзолее, просто прогуляться узкими старинными улочками и широкими современными проспектами. Павел был без формы, поэтому молодые вели себя свободно, по архаичным советским меркам, – даже слишком: толкались, обнимались, громко смеялись, вызывая недоумение прохожих.
Однажды, когда супруги направлялись по Арбату в сторону Кремля, к ним подошёл широкоплечий юноша в штатском и, не представляясь, потребовал предъявить документы.
– В чём дело, товарищ? – изумился Павел, но показал своё удостоверение.
– А это кто? – указал на Катю незнакомец.
– Жена! Разве не видно? – кивнул на живот супруги Павел.
– Ясно. Ведите себя достойно, коллега! Здесь ездит сам товарищ Сталин!
– Есть!
– Это ж надо – так испортить отдых! – возмущалась благоверная. – Почему мы вынуждены вести себя как неродные, если в наших паспортах стоят штампы о браке?!
Вялов молчал.
Ему только выговора за аморалку не хватало!
* * *
Дядя праздновал юбилей в трёх местах: на Лубянке, в ресторане и дома.
В комиссариате его с утра поздравили коллеги, пришлось отобедать с ними в столовой НКВД. В ресторане после работы собрались ближайшие соратники, комиссары разных рангов, и сам народный комиссар внутренних дел – Берия. Гуляли недолго – до восьми вечера. И только после этого Николай Петрович стал собираться домой.
Любовь Витальевна решила без именинника не начинать, хоть тот, зная наперёд свой распорядок дня, просил усадить гостей за стол не позже пяти вечера.
Чтобы перебить аппетит, родственники перекусили на кухне и теперь, собравшись в большой комнате, знакомились с семейными фотографиями гостеприимных хозяев, собранными в двух огромных альбомах.
Как вдруг…
На одном из снимков Вялов увидел дядю и Лаврентия Павловича в компании улыбающегося большеголового мальчишки.
– Кто это? – спросил удивленно.
– Не знаю! – пожала плечами тётя. – Мало ли на свете беспризорных пацанов?
– Не похож он на беспризорного, – заключил Павел, тихо добавляя: – И на того Ваню, которого я сопровождал в Москву, не похож. Интересно, кто же удостоился такой высокой чести?
В начале девятого приехал Николай Петрович, и гости наконец-то уселись за стол. Однако донимать вопросами дядю в тот праздничный вечер Вялов так и не решался, хотя, когда все легли спать, еще долго беседовал с комиссаром тет-а-тет. Как не старались они оба уйти от актуальной темы, разговор всё равно постоянно возвращался к предсказаниям Ванечки.
– День рождения прошёл, а война так и не началась, – в конце концов подытожил дядя. – Значит, ещё как минимум год у меня есть!
* * *
Из Москвы Вяловы поехали в Сочи – Николай Петрович, как всегда, сдержал своё слово. О ведомстве, пославшем их на лечение и отдых, в названии объекта на самом деле не оказалось и намёка, просто санаторий № 1 – великолепный современный комплекс из двух корпусов в приморской части долины Бочарова ручья.
Катя не могла нарадоваться: горный воздух, свежий субтропический климат – это именно то, что ей было нужно в теперешнем интересном положении.
А Павел почему-то с первого дня впал в уныние и всё чаще отказывался от назойливых предложений прогуляться.
Жена в одиночку исходила пешком всё побережье. Особенно впечатлила её горная речушка Мзымта, впадающая в Черное море неподалёку от рабочего поселка Адлер. Катя могла часами просиживать на её каменистом берегу, глядя на бурлящий шальной поток, играющий лучами ласкового солнца, – в равнинной части России, которую ранее она никогда не покидала, такого чуда не увидишь: тамошние реки несут свои воды монотонно и величаво…
Супруга еле уговорила Павла поехать с ней на экскурсию к Изумрудным водопадам. Там он вроде бы ненадолго «ожил», даже искупался в минеральном источнике, но вскоре снова впал в прежнее безразличное состояние.
Ему б Волгу-матушку, лодку деревянную, удочку из лещины…
Как у него хватило терпения отбыть срок до конца в этом «дурацком» санатории – Вялов и сам не мог сказать!
* * *
– Ну, как отдохнули?! – первым делам полюбопытствовал Савченко, когда супруги после долгих странствий вернулись в Весьегонск.
– Прекрасно! – улыбнулась Катя.
– Слава богу, ни в дугу! – буркнул Павел. – А как у вас, всё спокойно?
– За время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось, – шутливо отрапортовал Игорь Семенович.
– И то ладно… Рыба клюет?
– Так. Мелочишка… Последний раз поймал пару лещей, когда дождь шёл – на прошлой неделе.
– Засолил?
– Так точно!
– А на сома ставил?
– Было дело.
– Поймал второго?
– Пока нет. Но место, куда он поохотиться выходит, засёк!
– И где оно?
– Возле острова есть яма, за ней – отмель, на кромке между ними сом такое вытворяет!..
– Что именно?
– Хватает птицу, гоняет малька, даже жабами не брезгует.
– Всё. Завтра встаём в четыре утра.
– Есть!
– Бабиков на месте?
– Так точно!
– Женщин и детей оставляем под его присмотром. Беречь, как зеницу ока!
– Слушаюсь, товарищ генералиссимус!
* * *
Сом снова не клюнул, хоть и резвился на мелководье целых полчаса. Всё это время незадачливые рыбаки могли любоваться его схожей на обыкновенные водоросли серо-зелёно-чёрной спиной, то метавшейся тенью в глубине прозрачных вод, то поднимавшейся в тёплые верхние слои, то издевательски выворачивавшейся чуть ли не под самой лодкой.
– Ну, что ему не хватает, дядя Игорь, а?
– Динамита!
– Точно… Взять шашку в управлении и бросить прямо под морду!
– Не то удовольствие, Паша. Вот когда он тянет лодку так, что нос уходит под воду – это да! Дух захватывает, руки-ноги дрожат, да что там говорить – яйца к горлу подступают!
– Всё равно я его поймаю. Всё равно… Только ты без меня не вздумай этого делать!
– Есть! – вздохнул Савченко.
– Поднимай якорь. Пойдем к тому пирсу, возьмём пару окуньков – и домой, готовить юшку. Похлебаю ушицы и подамся в область, а то руководство уже соскучилось.
– Оно тебе надо? – здраво рассудил философ Савченко. – Потребуешься – вызовут.
– Согласен. Однако наглеть тоже нельзя.
– Можно! Главную чекистскую мудрость знаешь?
– Нет.
– Чем реже встречаешься с начальством – тем дольше живёшь.
– Это верно! Но я всё равно поеду.
* * *
В управлении наконец-то воцарилось спокойствие. Тишь. Благодать. Никого не уволили, никого не расстреляли. Правда, получил новое назначение старый знакомец Крутов, его отдел теперь возглавлял Василий Егоров.
Начальник – Токарев – работал на прежнем месте. Уже полтора года! Такого ни с кем из его предшественников не случалось.
Вялов состряпал очередную порцию предсказаний Юродивого и отправил их в столицу. Почтой. Затем продублировал телефоном. Не столько для того, чтобы заинтересовать потенциальных врагов, сколько для того, чтобы пообщаться с Николаем Петровичем.
У того тоже всё было в порядке.
Нет, так жить неинтересно!
Павел опечатал двери кабинета и пешком направился к тестю с тёщей – проведать родителей велела Катя. Да и сам он успел соскучиться по этим чудесным интеллигентным людям, ставшим вдруг для него самыми близкими на белом свете. Естественно, после жены, сестры и дяди.
* * *
Осень, как всегда, нагрянула неожиданно, объявив о своём пришествии затяжными, пока ещё тёплыми, дождями. Савченко такое положение вещей вполне устраивало: наконец-то в лесу пойдут грибы. И у рыбы, ленившейся клевать в жару, начнётся долгожданный сезонный жор.
А вот Катя восприняла изменение погоды с тревогой: как бы не развезло дороги! Через месяц ей рожать, а из этой дыры в распутицу никак не выбраться.
Впрочем, грядущей сентябрь был ознаменован не только слякотью.
Четырнадцатого числа Ванечке исполнится пять лет.
А дальше – через два дня – день рождения самой Екатерины Андреевны, еще через четыре – Глеба Васильевича Парфёнова. И хотя в документах Савченко стоят совсем другое число и месяц – праздновать всё равно придётся!
Именно в это время Вялов решил осуществить свою давнюю задумку: познакомить Вальдемара с Юродивым. Дядя дал добро на акцию и, как всегда, помог с автомобилем, теперь в нём ехали в Весьегонск Дроздовы, Нина с Ильёй (Володя остался дома – работу в субботу никто не отменял!) и Крюгер.
Все они везли Ванечке подарки, совершенно не подозревая о том, что воспитанник детдома не знает точной даты своего рождения. Что ж, четырнадцатого – значит, четырнадцатого, ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт немой мальчуган не сможет.
* * *
Накануне Савченко с Вяловым сходили на рыбалку. И Пашке впервые удалось перещеголять своего учителя. Добытого им судака взвесили в магазине потребкооперации, он потянул на все 12 килограммов! Дед (с недавних пор Павел, чтобы не проколоться, его иначе не называл) пообещал приготовить на именины «внука» очередное знатное блюдо: пельмени. Мол, судак единственная в наших водоёмах рыба, у которой нет поперечных костей, поэтому его мясо идеально подходит для приготовления фарша.
Сказано – сделано.
Из головы, хвоста и хребта рыбы Игорь Семенович сварил уху. Филе пропустил через мясорубку вперемешку с салом, и начал заворачивать фарш в тесто, которое замесил еще с вечера. За этим занятием и застала его Софья Григорьевна.
– Что это вы делаете, Глеб Васильевич?
– Не видите – пельмени леплю.
– Из какого мяса?
– Угадайте с трёх раз.
– По виду не понять. Для говядины оно светловато… Птица? Нет… Свинина? Откуда ей взяться в наших краях? Или вы успели обзавестись хрюшей?
– Не гадайте напрасно. Попробуете – скажете.
– У меня уже слюнки текут.
– Потерпите чуть-чуть… Сейчас вскипячу воду – и через пять минут всё будет готово.
Крюгера, в отличие от немолодой преподавательницы, кухня вовсе не интересовала. Он рыскал по просторному крестьянскому подворью, надеясь вынюхать хоть что-то, могущее подтвердить опасения его шефа – доктора Левина: обыскал сарай, отогнул край свежего стога соломы и заглянул в середину, даже в деревянном туалете побывал. Нигде ничего подозрительного. Ни оружия, ни притаившихся за кустами чекистов! Неужели Вялов выполняет задание по охране Юродивого один? Вокруг такого уникума, по идее, должна крутиться целая рота солдат! А их нет! И на место расстрелянного Горшкова никого не прислали… Чёрт побери, либо эти русские – полные профаны, совершенно не понимающие, какое сокровище у них в руках, либо с этим провидцем не всё чисто, как и подозревал оберштурмбаннфюрер…
Вялов уже усадил «именинника» во главе стола и принялся собирать в кучу разбежавшихся гостей; не забыл пригласить и единственного соседа – Бабикова. Его личность сразу вызвала у Вальдемара нездоровый интерес: вот она, вездесущая рука НКВД, но добродушный, инфантильный сельский парень быстро развеял его сомнения. Такого олуха не рискнет использовать ни одна спецслужба мира.
Чтобы убедиться в «умственной отсталости» своего соседа по столу, Крюгеру хватило пяти минут и нескольких «каверзных» вопросов, на которые Пётр не смог найти ответа. С той минуты Вальдемар окончательно успокоился и решил для себя, что Вялов бдит Юродивого один только потому, что в его руководстве собрались сплошные безбожники-атеисты, не принимающие всерьёз всяких там пророков и ведьм, то есть принял версию самого старшего лейтенанта госбезопасности, высказанную во время одной из предыдущих встреч.
Такие выводы упрощали его задачу, поэтому сомневаться в их правдивости Крюгеру не хотелось.
А надо бы!
* * *
Гости уплетали пельмени за обе щеки, запивая их горячей юшкой. Причем чужеземец старался не отставать от русских сотрапезников, безосновательно считавших древнее китайское блюдо своим национальным продуктом.
– Ну, признавайтесь, чудо-повар, с каким мясом вы их готовили? – вернулась к «наболевшему» Софья Григорьевна.
– С рыбным! Утром Паша поймал судака. На пятнадцать кагэ! – приврал Савченко. – Кто любит голову? Сейчас достану из казана, увидите, какой красавец был!
– Слышь, Вялов! – округлил глаза Крюгер. – Ты же обещал взять меня с собой на рыбалку…
– Заночуй – устроим!
– А что? Завтра – воскресенье. И преподавательский состав, мне кажется, возражать не будет! – он обвёл лукавым взглядом членов семейства Дроздовых, не забыв и Катю, в новом учебном году еще ни разу не появлявшуюся в училище.
– Значит, остаёмся все, – высказал общее мнение профессор. – Шофёра я беру на себя!
* * *
За весь вечер Крюгер не услышал от пацана ни слова, и его опять начали одолевать сомнения.
«Мальчишка как мальчишка. Вроде не дурак, но и на какого-то особенного ребёнка не похож… Опять же – молчит всё время, хотя в таком возрасте дети обычно не умолкают, всё их интересует, всё трогает! Выходит, прав Паша, и Юродивый говорит только тогда, когда ему вздумается?»
Все соседние дома были свободны, исключая временную обитель Бабикова, превращенную им в радиомастерскую. Именно это обстоятельство удержало Павла от первоначально запланированного шага – подселения на ночлег Крюгера. Нечего разубеждать немца в сложившемся мнении о Петре, как о полном недоумке!
Родителям Кати постелили на сеновале – те сами захотели «вспомнить молодость», сестра с ребёнком остались с Вяловыми, а Крюгера отрядили к дяде Васе, приехавшему проведать престарелых родителей, которые жили, как оказалось, всего в двух километрах от Парфёновых. Общение с болтливым водителем должно было укрепить веру Вальдемара в «русское чудо»!
Так и случилось.
По просьбе немца шофёр раз пять пересказывал знаменитый эпизод, свидетелем которого он стал.
– Значить так… Машина барахлила, и я остался во дворе. А он – начальник мой покойный – бегом подался в избу… «А ну, скажи, Юродивый, какая судьба меня ждет?» Тот достал палку из-за печи, навёл её на Гуминского – такая у него была фамилия – и говорит: «Пиф-паф!»… Викторович, как это услыхал, расстегнул кобуру – и стал размахивать маузером; именным оружием его ещё в Гражданскую наградили. Матерился так, что было слышно в Твери! «Трепещи, мать-перемать, сатанинское отродье! Всех, мля, постреляю!» А Ванечка спокойно ему отвечает: «Ни хрена у тебя не выйдет… Я умру в один день с товарищем Сталиным»… Гуминский с перепугу чуть не обосрался… А может, и наложил в штаны, чёй-то его галифе в ширину сильно распёрло… Разило – за версту, но я виду не подавал, дабы не попасть под горячую, так сказать, руку!
Ну, что тут скажешь? Правильно говорят русские: «Болтун – находка для шпиона!»
Но гораздо больше, чем сам дядя Вася, Крюгера убедили его родители.
Старики просто завалили благодарного немецкого слушателя рассказами из жизни Юродивого. Мол, он предсказал, что все уедут, а мы останемся! Всё так и произошло, благодаря сыну Васеньке!
А скольких он вылечил, скольких предупредил о смерти? Просто тьму-тьмущую!
Посмотрит в глаза – и скажет, как отрежем: «Молись! Не то помрешь… Скоро!» Люди – бегом в церковь, сейчас её уже нет – ушла под воду! «Господи помилуй… Спаси и сохрани…» И всё – хворь как рукою сняло!
* * *
Лодку не брали. Чтобы угодить Крюгеру, мечтавшему о неземном клёве, расположились втроём на уходящем далеко в море деревянном пирсе, недавно срубленном хозяйственным Савченко, – там всегда держалась рыба, регулярно подкармливаемая немногочисленными местными жителями, и бросили удочки в разные стороны.
Дед – налево, Павел – направо, Вальдемар – прямо. Поплавок немца сразу же ушел под воду.
Подсечка!
И на крючке извивается нечто неказистое: чёрное, колючее, словно маленький чертёнок!
– Что это?
– Ёрш! – просветил гостя Савченко.
– А… Русская рыбка, после которой болит голова! – пошутил Крюгер, вспоминая свои былые похождения.
– Точно!
Немец попытался снять добычу с крючка и взвыл от боли, – ёрш, распустивший своё боевое оперение, поранил до крови его руку.
В это время клюнуло у Савченко.
Он, в отличие от своих младших товарищей, забросил не на червя, а на тесто, оставшееся после приготовления пельменей, и был вознаграждён за это довольно приличным – под килограмм – лещом.
– Э, дайте мне такой наживки, – взмолился Вальдемар. – Я эту гадость больше не хочу ни пить, ни ловить!
– Держи! – дед раскатал на ладони небольшой кусочек клейкой массы и протянул немцу.
Тот наживил её на крючок и, уменьшив, по совету Вялова, глубину, бросил далеко вперёд.
Поплавок сразу же с сумасшедшей скоростью понесся влево.
– Тяни! – скомандовал Павел.
Крюгер чрезмерно резко рванул на себя удилище и остался ни с чем: маленькая серебристая рыбка упала в воду у самого причала.
– А, чёрт! – выругался Вальдемар. – Дайте еще мне теста!
– На! Это – уклейка. Её надо подсекать сразу, как только поведёт в сторону.
– Понял.
– Шарик поменьше делай, большой сразу собьют. Они здесь ходят стаями.
– Спасибо, Глеб Васильевич.
– Не за что! – Савченко, особо не отвлекаясь на разговоры с надоедливым иностранцем, продолжал успешно делать своё дело и только что вытащил ещё одного леща.
Крюгер снова забросил дальше всех и таки поймал свою уклейку, в ней было сантиметров десять – не более, но начинающего рыбака это не смутило – главное, клюет здорово.
За следующие пять минут он словил их штук десять.
Надоело!
– Всё. Хочу крупной рыбы! Такой, какая попалась Вялову в прошлый раз.
У Павла почему-то не клевало, и он, воткнув своё удилище под одно из брёвен, взялся помогать «камраду».
– Попробуй закинуть на живца.
– Как это?
– Вот смотри… Берём самую живучую рыбку и цепляем её на крючок. За губу или ещё лучше за спину.
– Понял!
– А теперь бросай как можно дальше. Ты это уже умеешь.
Вальдемар внимательно выслушал рекомендации русского товарища и сделал всё так, как он велел.
Сам опустился рядом с «наставником» на деревянный помост и, свесив с него ноги, стал следить за поплавком «Парфёнова», который через каждые две-три минуты непременно уходил под воду, после чего Дед выбрасывал на пирс очередную чешуйчатую жертву, которую Крюгер с Вяловым, пытаясь опередить друг друга, по очереди снимали с крючка и опускали в большое ведро, предусмотрительно взятое с собой Савченко. Вскоре оно было полным.
Павел уже собрался идти домой и начал потихоньку сматывать леску, как вдруг уронил взгляд налево. Там явно чего-то не хватало…
– Эй, Вальдик, где твоя удочка?
– На месте.
– Здесь ничего нет!
Рыбаки сбились в кучу на конце пирса и стали вглядываться вдаль.
– Вон там, справа, что-то плывет… – наконец разглядел Крюгер.
– Точно! Это она, – подтвердил Дед.
Вялов стал сбрасывать одежду, чтобы броситься вдогонку, но Вальдемар опередил его:
– Не вздумай! Я сам…
Спустя несколько минут он выплыл на мель в метрах пятидесяти от пирса, волоча за собой на конце длинной лески всё ещё сопротивляющуюся рыбину.
Коллеги бросились на помощь и общими усилиями щуку вытащили на берег.
Она оказалась не такой большой, каковой выглядела в воде. Килограммов пять – не более.
Но Вальдемар был счастлив!
* * *
К «своей» щуке Крюгер никого не подпускал. Лично отнес ее домой и лично положил в машину, предварительно много раз сфотографировавшись: и так, и сяк, и эдак…
Потом заснял на плёнку всех гостей и хозяев, уделяя особое внимание юродивому мальчишке, которого отдельно запечатлел в разных ракурсах. Вялов не возражал. Чем бы немец ни тешился – лишь бы не плакал!
– Скажи, Васильевич, из этой красавицы можно приготовить блюдо, которым ты потчевал нас? – перед самым отъездом Вальдемар решил открыть в себе не только рыболовный, но еще и кулинарный талант.
– Запросто! – ответил Савченко. – Разрежешь рыбу вдоль хребта, освободишь филе, повыдергиваешь из него все кости (щука – не судак!) – и на мясорубку. Полученный фарш завернешь в тесто и бросишь в кипяток. Всё!
– Спасибо! – растянул рот в улыбке ариец. – Спасибо вам за всё! Так славно я никогда не отдыхал.
– То ли ещё будет! – пообещал Игорь Семенович. – Приезжай через неделю. Сходим за грибами. Я накануне вашего приезда в сосняк заглянул. На всякий случай. Вот-вот беленькие пойдут!
– А меня пригласите? – Дроздов, с детства увлекавшийся тихой охотой, с мольбой уставился ему в глаза.
– Почему бы нет? Шестнадцатого – день рождения у Кати. Двадцатого – у меня! Давайте снова соберемся здесь в субботу. После работы. И погуляем!
– Ловим на слове, Васильевич!
* * *
Через неделю в Весьегонск нагрянула та же компания, только в сильно усечённом составе: без женщин (только Катя поехала) и детей.
У Софьи Григорьевны и в субботу по расписанию были пары, а Нина нашла новую работу, которой безмерно дорожила, и не собиралась с первых дней отпрашиваться куда-либо по личным нуждам. Её муж тоже остался дома – с Ильёй.
Ничего, так даже веселее!
– Здравствуй, Ванечка! – Крюгер дружески потрепал мальчишку за щеку. Но тот вывернулся и сердито блеснул глазами.
– Когда вы уехали, он несколько раз повторил: «Немец – враг, немец – враг», – на ходу придумал Вялов. – И теперь боится тебя.
– А-а, – растерянно протянул Вальдемар, не зная, что ответить.
– И ещё… Запомни… В последнее время Ваня часто произносит слово «Барбаросса». Нам самим интересно знать, что это означает? – Павел наконец нашёл удобное время, чтобы передать немецкому агенту одно из последних предсказаний настоящего пророка, о котором ему поведал дядя еще во время празднования своего дня рождения. Раньше сделать это было нельзя – каникулы!
– Барбаросса… Рыжая борода… Такое прозвище имел Фридрих Первый, правитель Священной Римской империи, очень почитаемый в нынешней Германии.
– Это я и без тебя знаю.
– Существует легенда, согласно которой император не умер, а просто спит в одном из монастырей. Говорят, у него даже борода продолжает расти. Может, Фридрих действительно пробудится?
– Ага. Жди, – не поверил в предположение эсэсовского историка атеист Вялов. – Мир еще не знал подобных превращений!
– А Христос?
– Это ещё надо доказать.
Секретную директиву № 21 под кодовым названием «Барбаросса», обозначившую планы вторжения германских войск в СССР, Гитлер одобрит только через два месяца. Тогда же, в сентябре, скорее всего, и сам фюрер еще ничего не подозревал о том, что подпишет именно такой документ…
Не говоря уже о Крюгере и его руководителях.
Естественно, не мог знать об этом и старший лейтенант госбезопасности Вялов.
* * *
Вечером уселись за стол. Снова праздник! Два прошедших дня рождения. Русские гуляют и до и после!
Дроздов подарил дочери пуховой платок, а Крюгер расщедрился на золотой медальон, внутри которого находилось цветное изображение Божьей Матери. Сделано оно было по католическим канонам, но Катю это не смутило – всё равно она считала себя неверующей. Как и Вялов. И не собиралась показывать на людях тайное содержимое сразу запавшего в душу украшения. Павел понимал, что драгоценная вещица предназначается не столько для супруги, сколько для него. Аванс!
Не остался без внимания и Савченко.
Андрей Сергеевич преподнес ему набор блёсен для ловли хищной рыбы, включающий в себя популярные в те годы «Змейку», «Уральскую», «Норич», «Кеми», разработанные отечественными инженерами, а немец облагодетельствовал американской бензиновой зажигалкой «Zippo», входящей в моду по всей Европе. Некурящему Деду такая вещица была ни чему, зато Ванечка долго не мог ей наиграться. Раз за разом щёлкал и щёлкал. «Так ему кремня до конца дня не хватит!» – с укоризной подумал рачительный старик.
Павел свой подарок жене сделал раньше – шестнадцатого числа, а Игоря Сергеевича поздравлять и вовсе не собирался. Именины у него – 31 декабря, но об этом никто не должен знать!
Уже в начале десятого все улеглись спать. Завтра вставать ни свет ни заря!
* * *
Грибов было необычно много. Не хотелось выходить из леса! И, казалось, всё – полное лукошко, а наклонишься – есть еще один! Крепенький, ядреный, ну не оставлять же на потом!
Крюгер сначала подсчитывал в уме, сколько добыл белых, но вскоре сбился. Какая разница: сто или двести – все они его!
По дороге немец успел проконсультироваться у Деда, что делать с лесными дарами. «Сушить!» Так что теперь он на всю зиму обеспечен сырьём для приготовления любимого супа!
Но больше всех отличился Ванечка, который доверху набил плетёную корзину молоденькими, твёрденькими, с округлой, расширяющейся книзу, ножкой, боровиками.
Вернувшись домой, хозяйственный Савченко, не медля, стал готовить обед. Первое, второе… Вялов чистил картошку, Дроздов резал грибы. А Дед распределял, что на суп, что на жаркое.
Вальдемар участия в этом не принимал: он уже растянул через весь двор проволоку, целый моток которой припёр радиопомешанный Бабиков, закрепил один её конец за угол сарая, а на другой принялся нанизывать свои трофеи.
– На следующий выходной – я снова к вам! – предупредил помогавшего ему Петра. – Будешь дома?
– Не знаю… Как начальство распорядится…
– А где ты работаешь?
– Как все – в лесу…
– Слышь, Вялов! – немец окликнул Павла, как раз вышедшего из кухни, чтобы вылить воду, в которой мыли грибы. – Я приеду сюда через неделю.
– Как хочешь. А мы с Катей сегодня же возвращаемся в Калинин.
– Не вопрос. Я уже договорился с Петей.
– Что ж, не возражаю.
Павел прекрасно понимал, что Крюгер хочет «прощупать» Савченко, Бабикова и Ванечку без посторонних глаз, и решил предоставить ему такую возможность. Он ничем не рисковал: если что – Игорь Семенович не подведет.
И правда.
Ничего необычного в поведении «новых русских друзей» во время своего «неформального» визита немец не заметил. Дед – как дед, трудолюбивый, заботливый… Петя, как оказалось, тоже парень ничего. Туповатый, но честный. Во всяком случае, поймать его на вранье Вальдемар не смог ни разу.
И Ваня как Ваня.
Молчит, улыбается чему-то своему… Одно слово – Юродивый. Предсказывать по расписанию его не заставит никто!
* * *
Рожала Катя в недавно образованном Пролетарском районе, на территории которого её родители долгие годы снимали квартиру, пока не получили жилплощадь в центре Калинина.
Родильный дом был построен ещё в 1857 году на деньги мецената Саввы Морозова. «Дабы женщины лёгкого поведения не рожали на улицах», – как повелевалось царским указом, принятым сорок лет спустя… Но всё течёт, всё меняется. Теперь в таких специализированных заведениях рожают не только гулящие нищенки, а и все порядочные советские женщины. И не повивальные бабки принимают у них роды, а грамотные, квалифицированные специалисты-акушеры.
1 октября у Вяловых родился первенец. Сын, которому давно было уготовано имя Тимофей или, как вскоре начнут называть его любящие родители, – Тимчик.
Его отец дожидался сообщения об этом знаменательном событии, как все, – под стенами медицинского учреждения.
Когда счастливая мама впервые поднесла к окну закутанного в пелёнки, из которых торчал один лишь носик, младенца, Вялова переполнили чувства, и загазованный воздух Пролетарки разрезал победный вопль:
– Ур-ра!!!
* * *
Через неделю Катю выписали домой, и Павел окончательно забросил службу. А что? Савченко справляется. Бабиков, как положено, его страхует. Весьегонские чекисты тоже начеку. Чекисты начеку – неплохой каламбурчик получается!
Да и немцы почему-то оставили попытки заполучить Юродивого. Может, они просто не спешат форсировать события, ибо Вялов и так своевременно поставляет всю необходимую информацию?.. А может, знают, что скоро – начало военных действий, и надеются уже тогда захватить Ваню с меньшими усилиями. Именно к такому выводу пришёл Николай Петрович. А его интуиции можно доверять!
Да и Крюгер намекал на нечто подобное… Мол, Германия, ведомая гениальным фюрером, вскоре проснётся, как Фридрих Барбаросса.
Если верить Ванечке, война начнётся 22 июня. Тогда же, согласно его пророчеству, умрет дядя. Неужели осталось только полгода? Неужели?..
* * *
Николай Петрович не мог не поздравить племянника и его супругу с рождением первенца и уже десятого октября выписал командировку в Калинин.
Вместе с Токаревым он проинспектировал работу на местах и, отказавшись от неминуемого в таких случаях застолья (чем не только удивил, но и даже напугал Дмитрия Степановича – не пьет, значит, можно ждать сюрпризов в виде неожиданных оргвыводов!), поспешил к Вяловым.
Тимчик быстро набирал вес.
По ночам он часто просыпался и громко вопил, требуя материнской титьки. Поэтому каждую свободную минуту даже днем Катя использовала для сна. А её обязанности в это время выполнял любящий супруг, применявший для успокоения младенца одно-единственное средство – баюканье! Так разбаловал Павел долгожданного сынишку, что тот не хотел ни на секунду покидать его руки! И начинал истошно орать, если не чувствовал их тепла.
Поэтому поговорить по душам дома у чекистов не вышло…
– Пошли, прогуляемся! – предложил дядя.
– Давайте.
– Что, малыш всё время так буянит?
– Да! Катя совсем измоталась.
– А ты?
– Держусь! Пока…
– В Весьегонске давно был?
– Не очень.
– И что там нового?
– Ничего.
– Ребята справляются?
– На пять с плюсом. Крюгер лично их «инспектировал», подвоха не обнаружил.
– Откуда такая уверенность?
– По глазам вижу.
– Глаза разведчика бывают обманчивыми.
– Не тот случай. Вальдик – не разведчик. Учёный. Всецело увлёкшийся предметом своих исследований. Он просто трясется в ожидании новых предсказаний. Видно наверху оценили способности пророка и всё время давят: «Давай! Давай!»
– Похоже, у него теперь, как и у тебя, только одна цель, одна-единственная задача…
– Юродивый?
– Да.
– Это хорошо.
– Почему?
– Крюгер так уверовал в гениальность мальчишки, что совершенно потерял нюх, способность анализировать факты. Теперь он делает те выводы, к которым подсознательно подвожу его я.
– Ты не слишком самоуверен?
– Нет! Сказал: «Бабиков – тупица», – он проглотил, сообщил, что Ванечка обозвал его врагом – сожрал, не поперхнувшись. Хоть сам никогда не слышал от пацана ни слова! Сейчас он полностью подконтролен и впредь скушаёт всё, что мы подсунем…
– Молодец!
– Стараюсь…
– Намедни я разговаривал с Лаврентием. Он тоже доволен твоей работой. Главное, что о подмене до сих пор никто не узнал. Ни Никонов, ни твои коллеги по управлению, ни Катя. Мы проверяли.
– Как?
– Секрет фирмы!
– Понял…
– Так держать дальше, товарищ старший лейтенант.
– Есть!
– Лаврентий дал слово, что пристроит тебя в центральном аппарате. Сразу по окончании операции. Ему известны предсказания Юродивого касательно событий 22 июня…
– Вы доложили?
– Нет. Мы вместе проведывали мальчишку, когда его прорвало по этому поводу.
– Да… Кстати… Что это за «юнга» на фотографии между вами и наркомом?
– Так… Один детдомовский сорванец, которому мы помогаем материально.
– Эх, дядя, дядя… Обманывать близких некрасиво!
– Позже расскажу – 21-го. За день до смерти…
– Плюньте на эту бесовщину, Николай Петрович! Вы ж не верите ни в бога, ни в черта.
– А Ванечке верю…
* * *
В предпоследний день октября праздновал день рождения уже Вялов. По примеру дяди – в нескольких местах. Тридцать лет бывает раз в жизни!
Ничего готовить Катя не стала. С таким, как её Тимофей Павлович, в туалет сходить невозможно, не то, что хозяйничать на кухне. Да и разместить всех гостей в одной маленькой комнате будет непросто.
Поэтому еще накануне вечером она собрала малыша и ушла к маме.
Софья Григорьевна предложила отмечать юбилей в её квартире. И дочь согласилась.
О своём решении утром сообщила супругу по телефону – с недавних пор на видном месте в квартире Дроздовых красовался дисковый аппарат ленинградской фабрики «Красная заря».
Вялов не возражал.
Для сотрудников своего отдела он накрыл стол в личном кабинете. Из других подразделений пригласил только Фильчука и Егорова.
Гуляли недолго – служба!
И уже в пять вечера Павел был у любимой тёщи.
Правда, сначала забежал по дороге к себе домой и оставил в дверях записку: «Мы у родителей!»
На день рождения он не приглашал никого. Но знал, будут все: и сестра, и дядя.
* * *
Месяц назад Нина предъявила мужу ультиматум: «Или я – или водка», и Владимир бросил пить. Возле него поставили несколько бутылок фруктовой воды, содержимым которых новоиспечённый трезвенник охотно делился с сыном Ильёй.
Остальные тоже спиртным не увлекались, хотя на столе было и вино, и водка. Только Дроздов изредка пополнял свою стопочку из персонального графина и в гордом одиночестве опрокидывал со словами: «За здоровье именинника!»
Всё изменилось в семь часов вечера, когда приехали Николай Петрович и Любовь Витальевна.
– Что, не ждали? – сиял дядя. – Думали, второй раз за месяц вырваться не удастся?
– Ждали, ждали!!! – хором загалдели присутствующие.
– Штрафную дорогим гостям! – торжественно распорядился Андрей Сергеевич.
Комиссар стоя опорожнил предложенный стакан и прокряхтел:
– Эх, хороша, зараза!
У Володьки потекли слюни, но он сумел сдержать свои эмоции. Только налил очередную дозу газировки и нервно выпил.
А Вялову – хоть бы что! Его организм давно отвык от спиртного и уже не подавал сигнала «SOS» из-за его длительного отсутствия.
Лавры главных выпивох пришлось примерить «старикам». Те быстро прикончили всё, что было в доме, и сами же отправились за добавкой.
Однако, увидев их со стороны, никто не смог бы упрекнуть Николая Петровича или Андрея Сергеевича в том, что они выпили лишнего. И у того, и у другого, как говорится, было «ни в одном глазу»!
О работе в тот день не говорили.
В ответ на вопрос племянника: «Как Ваня?» дядя только пожал плечами: «Не знаю».
Как выяснится позже, в октябре пророк неожиданно замолк. На целых полгода!
Всё это время Вялову пришлось самому придумывать за него очередные предсказания…
Часть 2
«Красные» против «коричневых»
3 февраля 1941 года указом Президиума Верховного Совета СССР НКВД был разделён на два самостоятельных органа: НКВД (нарком – Лаврентий Павлович Берия) и Народный комиссариат государственной безопасности СССР (нарком – Всеволод Николаевич Меркулов).
Соответствующие изменения начались и на местах.
Вялов, по идее, был должен остаться в УГБ, но Берия не хотел, чтобы про операцию «Юродивый» узнал еще кто-то из коллег-конкурентов и вывел секретного агента за рамки обоих ведомств. С тех пор Павел числился в Москве в каком-то вспомогательном управлении, а жил по-прежнему в Калинине, куда его откомандировали на неопределённый срок для выполнения ответственного задания.
С Крюгером он встречался всё реже и реже.
Может, предсказания от НКВД оказались не такими вещими, как пророчества Ванечки?
А может, руководство дало Вальдемару указание не форсировать события ввиду неумолимого приближения 22 июня?
Зимой Вялов частенько наведывался в Весьегонск. А когда пришла весна и дороги основательно развезло, всё свободное время уделял семье. Маленький Тимофей, которому в апреле исполнилось полгодика, наконец-то угомонился и почти не плакал по ночам.
Днём заботливый папаша часто гулял с сыном в городском саду, а по вечерам под чутким руководством супруги повышал дома уровень собственных знаний. По литературе, истории, географии и – особенно – иностранным языкам, среди которых он выделял немецкий…
Конечно, Павел был не прочь разбираться лучше и в тех науках, на которых специализировались Крюгер и компания: астрологии, эзотерике, но где в Советском Союзе можно раздобыть литературу по такой «вражеской» тематике?
* * *
Весна пролетела незаметно.
Первый день лета, второй, третий…
Двадцать суток до смерти, девятнадцать, восемнадцать…
Нельзя сказать, что Николай Петрович ждал неумолимо приближающуюся кончину с ужасом или тревогой. На жизненном пути он много раз встречался лицом к лицу с безжалостной костлявой старухой и давно не боялся её прихода. Лишь осознание того, что в прошлом он многое делал не так и некоторые ошибки можно ещё исправить, удерживало его на белом свете.
Жаль, конечно, что пожил немного – всего лишь пятьдесят! Но сколько друзей, старых большевиков-ленинцев, умных, волевых, сильных, влиятельных, не дожили и до гораздо более скромных лет…
Причём многим он лично или косвенно помог отправиться к праотцам. Если загробный мир существует и ещё придется свидеться с ними, что сказать в своё оправданье, как объяснить жестокость, жажду крови? Ошибками партии и правительства? Перегибами? Происками каких-то мифических врагов?
Нет… Не поверят… Избежать мирского суда еще можно, а вот Божьего – никак!
Так, может, покаяться, встать на колени, помолиться, попросить прощения у всех, кому укоротил век?
Нет! Гордыня не позволяет!
Хныкать и молить о пощаде он не будет.
Пора – значит, пора!
* * *
В конце мая Крюгер прибыл на каникулы в Берлин и сразу же удостоился чести быть принятым своим непосредственным начальником – оберштурмбаннфюрером СС Рудольфом Левиным, к которому Вальдемар, как и прочие сотрудники зондеркоманды, обращался коротко: «Герр доктор».
Встретились они в Главном управлении имперской безопасности, где Левин руководил отделом научных исследований.
– Хайль Гитлер! – поднял руку в приветствии Крюгер.
– Хайль! Садитесь, мой друг!
– Спасибо, герр доктор, – Вальдемар опустился на предложенный стул и принялся с интересом рассматривать коллекцию холодного оружия, размещенную на стенах кабинета, в котором раньше ему бывать не приходилось – управление совсем недавно переехало в новое помещение на Принц-Альбрехтштрассе.
– Итак, вы уверены, что предсказания русского пророка сбываются на все сто процентов? – вернул его на землю оберштурмбаннфюрер.
– Так точно! Уверен. Если вы помните, именно он предсказал быструю капитуляцию Франции и бомбардировки Лондона, разгром Польши и присоединение Прибалтики к СССР.
– Помню. А что скрыто под одним из последних высказываний Юродивого – «Барбаросса» – вы так и не смогли установить?
– Никак нет, герр доктор!
– Позволите помочь вам?
– С благодарностью!
– Под таким названием зашифрована секретная директива, о существовании которой мне стало известно лишь несколько дней назад, хотя рейхсканцлер подписал её ещё в декабре. Вы должны догадываться, о чём идет речь в этом документе…
– Это план разгрома СССР еще до окончания войны с Британией! – блеснул эрудицией Крюгер. – «Вижу танки под Москвой» – не раз предупреждал Ванечка.
– Я всегда ценил ваше умение делать правильные выводы… А о дальнейшем развитии событий на Восточном фронте мальчик ничего не говорил?
– Нет.
– Возможно, русский офицер, который его опекает…
– Вялов?
– Да… Возможно обер-лейтенант Вялов не рассказывает вам всей правды?
– Вполне вероятно. Представьте, что творится в его душе, когда Ванечка видит парад победоносных германских войск на Красной площади… Конечно же, Павел никогда не доложит нам об этом.
– Может, вы всё же попытаетесь убедить его в точности передавать все предсказания пророка?
– Нет.
– Почему?
– С русскими очень сложно иметь дело. Они, как правило, с презрением относятся к денежным знакам и предпочитают работать за идею.
– А он ещё не проникся нашей победной идеей? Великой Германией от Атлантики до Тихого океана?
– Пока нет…
– Постарайтесь склонить его к сотрудничеству до начала военных действий.
– Но как, герр доктор? До 22 июня осталось меньше месяца. А я еще не был дома…
– Для этого у вас есть ровно три дня. Повидаетесь с семьёй – и назад в Россию.
– Да но…
– Никаких «но»! Вечером двадцать первого июня вы покинете казарму и уйдете на нелегальное положение. А когда наши доблестные войска приблизятся к Москве, похитите кого-нибудь из родственников Вялова. Так с ним легче будет… торговаться.
– Да, кстати… У него недавно родился сын.
– Вот-вот… Ребёнок – самая походящая кандидатура… Похитите его и впоследствии осуществите обмен. Ясно?
– Так точно, герр доктор!
* * *
Сказать, что Павел удивился, когда в начале лета Крюгер вернулся в Калинин – значит, не сказать ничего!
А когда тот без предупреждения выловил его у подъезда собственного дома, возмущённый до предела Вялов решил на всякий случай устроить «негодяю» внеплановый разнос:
– Что ты себе позволяешь, Вальдик? Из-за твоего разгильдяйства меня могут если не расстрелять, то выгнать с работы или, по крайней мере, перевести на другое, менее ответственное, направление. Сам знаешь, с предателями советская власть не церемонится! И тогда вам уже никогда не добраться до Ванечки!
– Ничего с тобой не случится. До самой смерти. Иначе б Юродивый давно предупредил, – нагло улыбнулся Крюгер. – А вот власть, о которой ты так печешься, скоро уйдёт в небытие – ты знаешь это не хуже меня…
– Ты в своём уме?
– В своём, Паша! Думаешь, я не понимаю, почему пророк вдруг перестал выдавать свои сенсационные предсказания? Просто он говорит то, о чём ты предпочитаешь молчать.
– Интересная версия…
– Юродивый давно известил тебя о победе Третьего рейха! – торжественно заключил эсэсовец.
И Вялов решил подыграть ему.
– Да… Известил… «Я вижу танки на Красной площади», «России больше нет» – ты это хотел услышать?
– И это тоже! Так что рано или поздно Ванечка всё равно окажется в Берлине. И будет очень печально, если ты не приложишь к этому руки. Выбирай: или – или, времени у тебя в обрез.
– Хорошо. Я подумаю…
– Только не вздумай хитрить, служить одновременно двум господам! Такие шутки плохо заканчиваются, понял?
– Не буди во мне зверя, Вальдик! – решил не поддаваться на угрозы Вялов. – Я не из пугливых. Сказал, подумаю – значит, подумаю…
– Хочешь посмотреть, как будут развиваться события, и тогда принять окончательное решение? – догадался Крюгер. – Смотри, как бы не оказалось поздно.
– Всё будет зер гут! – съехидничал чекист.
* * *
Тимчика планировали оставить родителям, но в последний момент передумали. Два дня без материнской ласки он вряд ли выдержит!
Набрали кучу пелёнок – и в пятницу отбыли в Москву.
На следующий день в столицу приехала и Пашкина сестра с семьей – дядя ещё несколько месяцев тому назад предупредил родственников о своём намерении начать отмечать юбилей с самого утра воскресного дня.
У Любови Витальевны, ничего не знавшей о роковом предсказании, это подозрений не вызвало. Как-никак выходной! Всю субботу она что-то варила, жарила, пекла…
Сначала ей помогала одна Катя, а после обеда к ним присоединилась и Нина. Володя от предложения поработать на кухне отказался наотрез и отправился гулять по Москве с основательно подросшим сыном.
А Вялов, который, как ни странно, оказался единственным, кому было известно о неблагоприятном прогнозе Юродивого, решил всё время находиться рядом с дядей. В тот вечер они долго разговаривали на разные темы, спорили, шутили…
– Итак, твой друг Крюгер решил остаться на лето в Калинине…
– Да.
– Чем мотивировал?
– Мол, очень Россия понравилась. Хочет походить со мной по Волге, порыбачить, ягод-грибов насобирать.
– А мне кажется – организовать работу агентуры, сплотить её и подготовить к активным боевым действиям в нашем тылу.
– Всё может быть…
– В любом случае, его поведение только подтверждает неминуемость исполнения предсказаний Ванечки.
– Выходит, завтра война?
– Похоже… В последнее время наш провидец всё чаще касается этой темы. «Четыре года будет литься кровь», «Гитлер капут», «Мы еще покажем им Сталинград!!!»
– Неужели немцы зайдут так далеко?
– Посмотрим… Завтра останешься у нас до вечера, если я утром не окочурюсь. Предлог придумаешь сам. Новый костюм – в шкафу, я его намедни в ГУМе приобрёл. Где награды – Любушка знает… Место на кладбище забронировано давно. Сразу за забором – Лаврентий в курсе.
– Но дядя…
– Не перебивай… За семьей своей смотри в оба глаза. В погоне за Юродивым враги могут опуститься до самых низменных методов.
– В смысле?
– Жену возьмут в заложники или ребёнка, чтобы вынудить тебя отдать им пророка. Поэтому при малейшей опасности – вези всех в Москву, к Любушке. Столицу мы не отдадим – Ванечка не раз об этом говорил.
– Слушаюсь, товарищ комиссар…
Они обнялись.
– Давай без лишних сантиментов, – продолжил Николай Петрович после минутной паузы. – Помнишь: «Чекистом может быть лишь человек с холодной головой»?
– Согласен!
– После Победы – продолжишь работу с настоящим пророком. Лаврентий обещал. А он слово держит!
– Вы, помнится, хотели мне рассказать о том мальчишке, что на фотографии…
– Ах, да… Это и есть настоящий Ванечка Парфёнов. Которого мы вывезли самолётом в Москву сразу после сообщения Гуминского.
– Значит, я ехал в столицу уже с «куклой»?
– А ты как думал? Что мы станем рисковать жизнью товарища Сталина?
– Кому еще известно о той, первой подмене?
– Никому… Ты тоже ни о чём не должен догадываться.
– Ясно.
– После моих похорон подойдешь к наркому – теперь он лично будет опекать тебя, получишь свежую партию предсказаний Юродивого и рекомендации по выполнению задания в условиях военного времени.
– Есть!
– Про Любушку мою не забывай… Следи, чтобы её никто не обижал.
– Слушаюсь!
* * *
За стол сели уже в девять утра.
Любовь Витальевна на правах хозяйки первой взяла слово и произнесла тост за здоровье «единственного, родного, горячо любимого мужчины».
Как только она закончила, в прихожей зазвонил телефон.
Николай Петрович выпил пятьдесят граммов и, не спеша, двинулся навстречу судьбе.
– Да! Есть… Так точно! Понял…
Он положил трубку, как-то странно улыбнулся и, обведя присутствующих хитроватым, может быть, даже плутовским взором, опустился на грубый ковер ручной работы, не так давно подаренный ближневосточным резидентом.
Тетя, на заре юности имевшая опыт работы в медицине, бросилась щупать пульс. Его не было…
Потеряв сознание, она упала рядом.
Впервые с момента дачи обета трезвости Вялову захотелось набраться. Вдрызг. До поросячьего визга. Но телефон снова взорвался какими-то жуткими, совершенно аномальными звонками.
– Старший лейтенант Вялов у аппарата! – сориентировался чекист.
– Здравствуйте, Павел Агафонович! – завибрировал в трубке голос, показавшийся взволнованным и даже чем-то встревоженным.
– Здравия желаю, товарищ народный комиссар!
– Узнали?
– Так точно!
– Николая Петровича позовёте?
– Никак нет…
– Почему?
– Он мёртв…
– Вот как, – Лаврентий Павлович на мгновение замолк. – Вы, наверное, тоже знали о предсказании?
– Так точно!
– Что ж… Царство ему небесное, так, кажется, говорят в подобных случаях?
– Не могу знать!
– Не веруете?
– Никак нет, товарищ народный комиссар.
– И правильно делаете… Сегодня утром на нас свалилась большая беда. Германские войска перешли советскую границу. Надеюсь, дядя успел сообщить вам об этом?
– Никак нет!
– Да не орите вы так, а то у меня перепонки могут полопаться.
– Есть не орать…
– Сейчас авиация противника бомбит Минск и Киев. В полдень по радио выступит товарищ Молотов. И от имени вождя расставит все акценты. Ясно?
– Так точно!
– Кто вас так вышколил? Неужто дядя?
– Это у меня с военной школы, товарищ нарком.
– Я не об исполнительности, а о крике! Вы же взрослый человек. Офицер. Научитесь наконец владеть своим голосом.
– Виноват. Исправлюсь. Вообще-то я тихий. Орать начал от волнения.
– Ладно… Прими мои соболезнования.
– Спасибо!
– И Любови Витальевне передай. Кстати, как она?
– Еле откачали.
– Я думаю… Лишиться кормильца в такое сложное время… Надеюсь, ты будешь присутствовать на похоронах?
– Так точно.
– Тогда и встретимся, служака.
– Есть!
* * *
Сталин надолго впал в депрессию. Отдуваться за него в первый день войны пришлось наркому иностранных дел. Вячеславу Михайловичу Молотову. В полдень из радиоприемника, громкость которого Вялов увеличил до максимума, полилась его сдержанная речь:
– Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление: сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причем убито и ранено более двухсот человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории. Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то, что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей. Уже после совершившегося нападения германский посол в Москве Шуленбург в 5 часов 30 минут утра сделал мне, как народному комиссару иностранных дел, заявление от имени своего правительства о том, что германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы. В ответ на это мною от имени Советского правительства было заявлено, что до последней минуты германское правительство не предъявляло никаких претензий к Советскому правительству, что Германия совершила нападение на СССР, несмотря на миролюбивую позицию Советского Союза, и что тем самым фашистская Германия является нападающей стороной.
По поручению Правительства Советского Союза я должен также заявить, что ни в одном пункте наши войска и наша авиация не допустили нарушения границы и поэтому сделанное сегодня утром заявление румынского радио, что якобы советская авиация обстреляла румынские аэродромы, является сплошной ложью и провокацией. Такой же ложью и провокацией является вся сегодняшняя декларация Гитлера, пытающегося задним числом состряпать обвинительный материал насчет несоблюдения Советским Союзом советско-германского пакта. Теперь, когда нападение на Советский Союз уже свершилось, Советским правительством дан нашим войскам приказ – отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска с территории нашей родины.
Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии, поработивших французов, чехов, поляков, сербов, Норвегию, Бельгию, Данию, Голландию, Грецию и другие народы.
Правительство Советского Союза выражает непоколебимую уверенность в том, что наши доблестные армия и флот и смелые соколы советской авиации с честью выполнят долг перед родиной, перед советским народом, и нанесут сокрушительный удар агрессору.
Не первый раз нашему народу приходится иметь дело с нападающим зазнавшимся врагом. В свое время на поход Наполеона в Россию наш народ ответил Отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение, пришел к своему краху. То же будет и с зазнавшимся Гитлером, объявившим новый поход против нашей страны. Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную отечественную войну за Родину, за честь, за свободу.
Правительство Советского Союза выражает твердую уверенность в том, что все население нашей страны, все рабочие, крестьяне и интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, к своему труду. Весь наш народ теперь должен быть сплочен и един, как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом. Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина. Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!
Любовь Витальевна, казалось, не слышала ничего.
Слёзы уже перестали литься из её глаз, но она ещё рыдала. Долго. Беззвучно. Безутешно. Изредка отрываясь от тела любимого супруга только для того, чтобы принять очередную дозу «сердечных капель», которые она сама себе прописала десяток лет тому назад.
Катя и Нина ни на миг не отходили от вдовы.
Ничего не понимающий Илюша забился в уголок и не казал оттуда носа. Его отец нервно курил папиросу за папиросой, раз за разом выбегая для этого в подъезд. И лишь один Павел сохранял видимое спокойствие и холодную голову. Одно слово – чекист!
* * *
Хоронили дядю на следующий день. Людей было немного. Только свои. Проверенные. Близкие.
Лаврентий Павлович положил венок на свежевырытую могилу и незаметно кивнул Вялову головой: мол, отойди в сторонку.
Тот повиновался.
– Я должен бежать – война, работы невпроворот. А ты сегодня же возвращайся в Калинин. С Токаревым уже поговорили. Завтра он выделит тебе в подчинение еще двух человек – в военное время охрану провидца следует усилить, иначе враги нас не поймут…
– Это правильно, – одобрил Павел.
– Крюгеру скажешь, что Юродивого не эвакуируют только потому, что в Кремле полная неразбериха, не до вещунов, понял?
– Так точно!
– Да и замнаркома, опекавший мальчишку, скоропостижно умер, – Берия кивнул на бугорок земли, на котором рыдала Любовь Витальевна. – Это легко будет проверить. Даже по сообщениям газет.
– Понял.
– Канал связи – тот же. Меня по мелочам можешь не тревожить. Донесения писать тоже не надо, никто ими заниматься сейчас не будет…
– Есть!
– Постарайся сделать так, чтобы, когда мы погоним немцев на запад, все эти шарлатаны – Крюгер, Левин оказались у нас в руках. Это и есть конечная цель порученной тебе операции.
* * *
Андрей Сергеевич пребывал в полном недоумении. Могучая и, казалось бы, непобедимая Красная Армия трещит по всем швам, отступает, неся гигантские потери в живой силе и технике! «Мы будем бить врага на его же территории!» – неоднократно повторял вождь. Где он теперь? Почему не берёт на себя ответственность? Не выступает по радио, не появляется на людях?
Фашисты собирают бронетехнику в единый кулак и то тут, то там бросают её в прорыв, глубоко вклиниваясь в наши оборонительные порядки… А русские бегут и бегут. Будто нет у них танков. И самолётов нет! Одни только трехлинейки, устаревшие, неэффективные… И красноармейцы – пушечное мясо, которого Рассея никогда не считала, не жалела, не берегла.
А немцы – не финны, шапками их не закидать!
Но так ли сложно победить нынешнего врага?
Запас хода его техники – невелик, чуть больше сотни километров, броня – слабовата, во всяком случае, не ровня нашей, в баках – бензин, чуть что – пылают танки, словно нефтяные факелы!
Всё, что надо сделать, – пустить их в глубь советской территории и дождаться, когда закончится горючее. И война закончена!
Кому, как не ему, доктору военных наук, знать об этом!
Но нет, никто не хочет слушать старого профессора…
Бросают невинных людей, по сути дела – мальчишек, под гусеницы со связками гранат – вот и вся метода!
А враг давит и дальше прёт. На Киев, на Москву, на Ленинград.
На календаре уже 3 июля.
Когда ж его наконец остановят? И где?
Дроздов включил радио и услышал знакомый голос.
– Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!
Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, – продолжается. Несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения, враг продолжает лезть вперед, бросая на фронт новые силы. Гитлеровским войскам удалось захватить Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины. Фашистская авиация расширяет районы действия своих бомбардировщиков, подвергая бомбардировкам Мурманск, Оршу, Могилев, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь. Над нашей Родиной нависла серьезная опасность.
Как могло случиться, что наша славная Красная Армия сдала фашистским войскам ряд городов и районов? Неужели немецко-фашистские войска в самом деле являются непобедимыми войсками, как об этом трубят неустанно фашистские хвастливые пропагандисты?
– Нет, конечно! – продолжил вождь. Такую же фразу одновременно с ним произнес вслух и Андрей Сергеевич. А вот дальше их мнения разнились. Первый – всячески оправдывал потери, твердил о вероломности и внезапности нападения, второй – винил во всём командование РККА и лично товарища Сталина, не сумевших обеспечить взаимодействие разных родов войск, чёткую, организованную оборону на стратегически важных направлениях.
– В силу навязанной нам войны наша страна вступила в смертельную схватку со своим злейшим и коварным врагом – германским фашизмом. Наши войска героически сражаются с врагом, вооруженным до зубов танками и авиацией. Красная Армия и Красный Флот, преодолевая многочисленные трудности, самоотверженно бьются за каждую пядь советской земли. В бой вступают главные силы Красной Армии, вооруженные тысячами танков и самолетов. Храбрость воинов Красной Армии – беспримерна. Наш отпор врагу крепнет и растет. Вместе с Красной Армией на защиту Родины поднимается весь советский народ.
Что требуется для того, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над нашей Родиной, и какие меры нужно принять для того, чтобы разгромить врага?
Прежде всего, необходимо, чтобы наши люди, советские люди, поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства…
«Какое благодушие? Люди напуганы, унижены, растоптаны, не знают, кому верить и как жить дальше!»
– Мы должны немедленно перестроить всю нашу работу на военный лад, всё подчинив интересам фронта и задачам организации разгрома врага. Народы Советского Союза видят теперь, что германский фашизм неукротим в своей бешеной злобе и ненависти к нашей Родине, обеспечившей всем трудящимся свободный труд и благосостояние. Народы Советского Союза должны подняться на защиту своих прав, своей земли против врага.
В занятых врагом районах нужно создавать партизанские отряды, конные и пешие, создавать диверсионные группы для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога лесов, складов, обозов. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия.
В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР, для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, создан Государственный Комитет Обороны, в руках которого теперь сосредоточена вся полнота власти в государстве. Государственный Комитет Обороны приступил к своей работе и призывает весь народ сплотиться вокруг партии Ленина – Сталина, вокруг Советского правительства для самоотверженной поддержки Красной Армии и Красного Флота, для разгрома врага, для победы.
Все наши силы – на поддержку нашей героической Красной Армии, нашего славного Красного Флота! Все силы народа – на разгром врага! Вперед, за нашу победу!
* * *
20 июля 1941 года всё вернулось на круги своя. НКВД и НКГБ снова объединили в единый наркомат. Наркомом внутренних дел остался Берия, а бывшего руководителя госбезопасности СССР Меркулова назначили его первым заместителем.
Но Вялов, несущий службу в автономном режиме, уже давно не имел связи с высшим руководством.
Враг рвался к Калинину, и трудящихся области начали срочно мобилизовать на строительство оборонительных сооружений по линии Ржев – Оленино – Селижарово. Порой там трудились свыше ста тысяч человек. Дальше отступать некуда – позади Москва!
Памятуя о последних наставлениях дяди, Павел перевёз свою семью в безлюдный Весьегонск, казавшийся недоступным (скорее – бесперспективным) для врага. Савченко и Бабиков получили чёткие рекомендации: в случае малейшей угрозы немедленно уводить детей и Катю ещё дальше на север. Двое молодых сотрудников госбезопасности: младшие лейтенанты Чижик и Лавриков, присланные им в помощь, должны были обеспечить безопасность вероятного отхода. Оба прошли стажировку в спортивной роте и отлично владели приемами рукопашного боя. Теперь они только тем и занимались, что совершенствовали своё мастерство под присмотром неувядающего Игоря Семеновича.
Откуда у деревенского старика такое умение и прыть – вопросами чекисты не задавались. Чем меньше знаешь, тем дольше живешь.
Для успешного выполнения задачи Вялов лично выдал всем четверым новейшие ППШ (пистолеты-пулемёты Шпагина), недавно поступившие на вооружение РККА.
А сам, убедившись, что его семье ничего не угрожает, вернулся домой. Он всё ещё надеялся на встречу с Крюгером, но тот словно в воду канул…
Поселился у Дроздовых – тесть с тёщей наотрез отказались покидать Калинин.
– Хватит бегать! – вышел из себя Андрей Сергеевич, когда зять в очередной раз предложил ему эвакуироваться. – Из Петрограда – в Тверь, из Твери – в Пермь! Этот город стал для нас родным, в нём мы и встретим свою смерть! Когда придёт время!
– Разве вы не понимаете, что таким безответственным поведением подставляете под удар меня, Катю, внука? – вспылил тогда Павел. – Пока вы здесь – я несу за вас ответственность и, следовательно, становлюсь уязвимым для противника!
Но Дроздовы ничего не хотели слышать.
Пока враг не подступил к околицам Твери.
* * *
В конце сентября – начале октября 1941 года немцы начали операцию «Тайфун», конечной целью которой являлся захват Москвы. На Калининском направлении к тому времени сложилось тяжелое положение.
К 7–8 октября пали города Белый, Андреаполь, Нелидово, а русские продолжали отступать. 10 октября 31-я армия отошла к Ржеву, где располагался её штаб, не имевший чёткого представления об обстановке на фронте. Учитывая это, Военный совет Западного фронта (командующий Георгий Жуков, заместитель Иван Конев) приказал передать отступающие части в оперативное управление командованию 29-й армии Ивана Ивановича Масленникова, кстати, действующего заместителя наркома внутренних дел СССР по пограничным и внутренним войскам. Но остановить наступление врага не удалось. К вечеру 12 октября 1941 года немцы овладели Оленино и Старицей, практически закончив окружение группировки советских войск.
13 октября советские войска отошли за Волгу. На следующий день фашисты без боя взяли Ржев и Калинин, получив реальную возможность нанести удар в обход Москвы с севера и северо-востока, а также в тыл Северо-Западного фронта.
Уже с конца сентября Вялов стал замечать, что его «пасут». То какая-то массивная тётка с полными авоськами в руках искоса уронит небрежный взгляд, то немолодой военный в форме старшего офицера РККА проведет чуть ли не до дома, то престарелый дядечка, умело прикидывающийся задремавшим на скамейке у его подъезда пьяницей, не вовремя приоткроет совершенно трезвые глаза…
Попасть в плен он не боялся. Пока у него на руках есть главный козырь – Ванечка, ничего страшного с ним произойти не может.
А вот за Дроздовых Павел стал опасаться не на шутку. Тем более что тем тоже удалось заметить слежку.
Профессор наконец-то осознал, что может угодить в руки фашистов и, таким образом, дать врагам возможность шантажировать зятя, выполняющего какое-то особо секретное задание, и стал требовать отвезти его с женой к Кате.
Но было поздно.
Когда 13 октября Вялов в подобранном на одной из улиц легковом автомобиле пытался вывезти тестя с тёщей из оккупированного Калинина, чтобы напрямик, через леса, доставить их в Весьегонск, на выезде из города дорогу машине преградил небольшой отряд эсэсовцев, которым командовал высокий, ладно сложенный штурмбаннфюрер. Вальдемар Крюгер.
– День добрый, Паша!
– Привет…
– Андрей Сергеевич… Софья Григорьевна… Какие люди! Моё почтение!
Дроздовы угнетенно молчали.
– Выходите, уважаемые господа… Приехали!
– Сидите! – приказал Павел, покидая автомобиль. – Ну, здравствуй, Вальдик. – (Они демонстративно обнялись.) – Куда ты пропал? Я с ног сбился, пытаясь отыскать тебя.
– Кто ищет, тот всегда найдет. Так, кажется, у вас говорят?
– Абсолютно верно!
– Как видишь, я тебя перещеголял, – он кивнул на свои новые погоны.
– Нет, – улыбнулся Вялов. – Теперь мы только сравнялись в званиях. Старший лейтенант НКВД приравнивается к майору РККА. Так же, как штурмбаннфюрер СС – к майору вермахта.
– Да? Прости, не знал. Как Ванечка?
– Нормально.
– Когда пророчит нашу победу?
– Скоро…
– Надеюсь, ты сегодня же доставишь Юродивого в Калинин?
– Не всё так просто, господин штурмбаннфюрер…
– А Софья Григорьевна с Андреем Сергеевичем тем временем погостят у нас. Чтобы у тебя был стимул не затягивать с выполнением моей просьбы.
– Ах, Вальдемар, Вальдемар! Ты же умный человек. Учёный. А в специфике работы нашей организации ни хрена не смыслишь…
– Объясни.
– Еще в начале войны мне поступил приказ вывезти Ванечку в Москву…
– И ты сделал это?
– Нет, конечно. Помня о наших договорённостях и прекрасно зная о том, как закончится война, я, пользуясь неразберихой и, прямо скажу, паникой среди высшего руководства, сделал всё, чтобы оттянуть выполнение задачи.
– Ну и…
– Юродивый на месте.
– Молодец, Паша!
– Но! Но!.. Моё начальство тоже не пальцем делано. В конце августа мне в помощь отрядили двух головорезов, призванных сопровождать Ванечку в дороге. Не знаю, каким чудом удалось убедить их, что путь на Москву небезопасен и, в нынешнем положении, лучше оставаться в Весьегонске. Но… Опять же но… При малейшем намёке на похищение они убьют пророка! Понял? Так что действовать нужно наверняка. Осторожно. Аккуратно. Внимательно.
– Вот и действуй, – уже не так уверенно протянул Крюгер. – А Софья Гри…
– Они поедут со мной! – не дал закончить фразу Павел. – Этим ребятам известно, что я поехал в Калинин за тестем с тёщей, и если вернусь один – у них могут возникнуть подозрения, не так ли?
– Похоже, ты прав…
– У меня всё равно нет другого выхода, как доставить тебе Ванечку, – настаивал Вялов. – Война скоро закончится, надо позаботиться о своём будущем. Сейчас!
– Логично, чёрт побери, – похвалил Вальдемар. – Но как ты управишься один?
– Время покажет. Может, постреляю всех ночью, может, отравлю, может, просто выкраду пророка и на этом же автомобиле вывезу в Калинин.
– Что ж, тогда я поеду с тобой.
– Так тоже не пойдёт. Бабиков и Савченко знают, что ты немец.
– Ну и что? Скажешь им, что я антифашист, пожелавший остаться после обучения в Советском Союзе.
– Неплохо…
– Вдвоём нам легче будет справиться с этими, как ты говоришь, головорезами.
– Давай не будем торопить события. Тебе ведь всё равно надо получить санкцию руководства на такую операцию?
– Естественно.
– Вот видишь… А я за день-другой что-нибудь придумаю. Тогда и свидимся.
– Хорошо! – удовлетворённо хмыкнул штурмбаннфюрер.
* * *
17 октября 1941 года Ставка вывела из состава Западного фронта три правофланговые армии – 22-ю, 29-ю, 30-ю, образовав из них Калининский фронт под командованием генерал-полковника Ивана Степановича Конева.
Но положение советских войск на этом направлении всё равно оставалось крайне тяжёлым.
Немецкая 3-я танковая группа генерала Георга Ганса Рейнгарда попыталась одним броском взять Торжок, достигла Медного, овладела переправой через реку Логовежь, но вскоре была отброшена назад войсками генерал-лейтенанта Николая Федоровича Ватутина, ещё с училища получившего прозвище Психолог.
Тринадцать германских дивизий застряли под Калинином, так и не добравшись до вожделенной Москвы, где в это время разворачивалось решающее сражение.
Естественно, ни о каких встречах между Крюгером и Вяловым в таких условиях и разговора быть не могло…
* * *
В это сложное время Рыбинская ГЭС дала осаждённой столице, остро нуждавшейся в энергии, первый ток.
Известие об этом Вялов и компания приняли на «ура». И даже отметили клюквенной наливочкой, приготовленной умельцем Савченко.
А тут – ещё одна неожиданная радость.
Попёрло – так попёрло!
5 декабря 1941 года войска 31-й армии генерал-майора Василия Александровича Юшкевича, доселе занимавшие оборону по левому берегу рек Тьма и Волга от Тухани до Калинина, переправились через водные препятствия и завязали бои с противником.
8 декабря они вышли на железную дорогу у Чуприяновки, 9-го освободили Кольцово, Кузьминское, к 14-му взяли Бурашево, Старый Погост и перерезали Волоколамское шоссе.
В это же время бойцы 243-й стрелковой дивизии под командованием полковника Виталия Сергеевича Поленова, начав активные боевые действия на северо-запад от Калинина, достигли Огородного и Исаевского переулков, освободили Затверечье, а 16 декабря овладели бульваром Ногина на другом берегу Волги, Тверецким мостом, ворвались на набережную Степана Разина и на Кооперативный переулок, очистили вокзал и заняли оборону южнее станции.
К 13 часам дня 16 декабря 1941 года областной центр был полностью освобождён от захватчиков.
Остановить продвижение наших войск противнику удалось только северо-западнее Ржева. Там обе стороны перевели дыхание, и, намертво вцепившись зубами в «Ржевский выступ», с переменным успехом вели позиционные бои аж до 3 марта 1943 года.
За это время Вялов неоднократно встречался с Крюгером. Но об этом – чуть позже…
* * *
Сдержав натиск противника под Москвой, советское командование развернуло целый ряд контрнаступательных операций.
Среди них – Елецкая, в результате которой были освобождены города Елец и Ефремов.
Сначала с севера по врагу нанесли сокрушительный удар войска генерал-майора Кирилла Семёновича Москаленко. Затем, 7 декабря, в наступление перешла фронтовая конно-механизированная группа генерал-лейтенанта Фёдора Яковлевича Костенко.
После упорных боев части немецких 45-й и 134-й пехотных дивизий попали в окружение и были уничтожены. В ночь на 15 декабря командир 134-й пехотной дивизии генерал-лейтенант фон Кохенгаузен застрелился.
Тульская наступательная операция была осуществлена силами свежей, третьего формирования, 10-й армии генерал-лейтенанта Филиппа Ивановича Голикова, 49-й – генерал-лейтенанта Ивана Григорьевича Захаркина и 50-й – Ивана Васильевича Болдина, тоже недавно ставшего генерал-лейтенантом.
Освобождены города Михайлов, Венёв, Алексин, Щёкино, захвачены плацдармы на левом берегу Оки.
По приказу командующего Западным фронтом Георгия Константиновича Жукова в составе 50-й армии была создана подвижная группа под командованием заместителя командующего армией генерал-майора Василия Степановича Попова, сыгравшая ключевую роль в Калужской операции. Не ввязываясь в бои с противником, она к исходу 20 декабря скрытно вышла к Калуге с юга, утром 21 декабря захватила мост через реку Оку, ворвалась в город и завязала уличные бои с немецким гарнизоном.
Тем временем 1-й гвардейский кавалерийский корпус вышел к Одоеву южнее Калуги. Немецкие части, сражавшиеся на шоссе Калуга – Тула, попали в так называемые «клещи».
Воспользовавшись этим, обходной манёвр начали выполнять дивизии 50-й армии. Одновременно левофланговые дивизии 49-й армии нависли над вражеской группировкой с севера.
Противник удерживал Калугу до конца. Только в ночь на 30 декабря немцы были выбиты из города и отошли к Юхнову.
Продолжая наступление, 1-й гвардейский кавалерийский корпус 28 декабря взял Козельск.
За несколько дней до этого, 25 декабря, командующий 2-й танковой армией Гейнц Вильгельм Гудериан, покрывший себя «немеркнущей» славой во время боёв во Франции и Польше, был смещен со своего поста и отчислен в резерв. Войска 2-й танковой армии и 2-й полевой армии объединили в армейскую группу генерал-полковника Рудольфа Шмидта, прославившегося ещё в Первую мировую.
27 декабря наступление на Белёв начала уже упомянутая 10-я армия. 31 декабря город был взят. После этого советские войска направились к Сухиничам, где столкнулись со свежей немецкой дивизией и заблокировали её. Так была завершена Белёвско-Козельская операция.
Дольше остальных продолжалась операция Ржевско-Вяземская – с 8 января 1942 года по 3 марта 1943 года. В результате её советские войска отбросили противника на 80—250 км, завершив освобождение Московской и Тульской, а также многих районов Калининской и Смоленской областей.
Главным результатом предпринятого Красной Армией в декабре 1941 года контрнаступления являлась ликвидация непосредственной угрозы столице СССР – Москве.
Миф о непобедимости немецкой армии был развеян.
* * *
После Нового года дорожное сообщение с Москвой было восстановлено, и Вялов не упустил возможности встретиться с высшим руководством.
Выслушав его доклад, Берия надолго задумался. Затем сорвался со своего места и принялся нервно ходить по кабинету.
– А знаете что, Павел Агафонович, – наконец произнёс, собравшись с мыслями. – Всё, что вы сообщили об «Аненербе» – чертовски интересно! В годы войны агенты этой организации развили бурную деятельность на оккупированной территории Советского Союза. А их шеф – Гиммлер – вообще додумался построить себе резиденцию на берегу украинской реки Гуйвы, что под Житомиром.
– Чего он там забыл?
– По агентурным данным – сокровища тамплиеров, среди которых, вполне возможно, и Чаша Грааля, слыхали о таковой?
– Никак нет! – совершенно искренне признался Вялов.
– Христианская святыня. Сосуд с кровью Иисуса!
– Я атеист, товарищ народный комиссар! Безбожник по убеждению, – в очередной раз подчеркнул Павел, хотя сам уже начинал в этом сомневаться.
– Тогда, может, вас заинтересует следующий факт… Когда немцы находились всего в тридцати километрах от Кремля, фельдмаршал фон Бок, командовавший группой армий «Центр», получил странную директиву самого Гитлера, запрещавшую его войскам обстреливать пойму реки Ока в районе города Мурома. Вскоре именно в этот участок была направлена очередная экспедиция «Наследия предков». Как вы думаете, что они там делали?
– Не знаю, – пожал плечами Вялов.
– Ну, напрягите мозги, товарищ старший лейтенант… Что может интересовать в наших краях людей, занимающихся поисками Чаши Грааля и Копья Судьбы – оно же копьё Лонгина, которым, по преданию, один из римских воинов пронзил тело распятого Иисуса?
– Понятия не имею, – растерянно повторил Павел. Названия упомянутых наркомом артефактов ему действительно ничего не говорили.
– Плохо знаете историю, молодой человек… Учиться вам ещё и учиться, как завещал Владимир Ильич Ленин. Вот закончится война, пойдете в университет, нам грамотные кадры очень нужны, – Лаврентий Павлович снял очки и протёр запотевшие стёкла. – Агриков меч, больше известный как меч-кладенец, – вот что так привлекло внимание нацистов!
– Сказка какая-то… – пробурчал Вялов.
– Да, вы правы: сказка, легенда… В одной из летописей упоминается, что при помощи этого сверхоружия муромский князь Давыд Юрьевич одолел непобедимого Змея-оборотня.
– Выходит, они хотели с помощью магического меча взять верх над нами?
– Похоже на то! Хорошо, что мы, советские люди, верим не в разную мистику, а в силу своего оружия, военную мощь нашей Красной Армии и гений Верховного Главнокомандующего товарища Сталина. Поэтому без всяких кладенцов смогли надавать им под Москвой по первое число! Согласны?
– Так точно!
– Но мы не станем просвещать своих врагов. Пускай заблуждаются! Так проще будет совладеть с ними.
– Верно!
– Я вам не надоел?
– Никак нет, товарищ народный комиссар.
– Тогда поведаю ещё об одной занимательной истории. В Белоруссии, под Минском, на речке Уше есть старинный городок Несвиж. Это вотчина знаменитого рода Радзивиллов. Тоже не знаете?
Заметив, что его собеседник в очередной раз отрицательно качает головой, Берия продолжил:
– Даже фашистская рейхсканцелярия, что на Вильгельмштрассе, 77, находится во дворце, ранее принадлежащем одному из Радзивиллов – Антону.
– Ни хрена себе! – восхищённо воскликнул Вялов и, мгновенно осознав, что такое поведение не к лицу советскому офицеру, с сожаленьем добавил: – Извините…
– Ничего! – добродушно улыбнулся обычно строгий нарком. – Так вот… Ни Розенбергу, ни Гиммлеру, ни Гитлеру не дают спокойно спать сокровища, ещё в 1812 году зарытые Домиником Радзивиллом в Несвижском замке, в том числе главная реликвия рода – статуи двенадцати апостолов, целиком отлитые из золота. А также церковное облачение, чаши, дискосы, тиары, частицы подлинного Креста, мощи святых в драгоценных ковчегах. И это не считая обычных украшений из золота, серебра, алмазов, самоцветов.
– Отчего же он бросил такое добро? – отважился на вопрос Павел, внимательно слушавший своего просветителя.
– В Отечественную войну Доминик поддержал Наполеона и после разгрома французов под Бородино был вынужден бежать вместе с ним в Париж. А когда речь идёт о жизни и смерти, несметные богатства становятся обузой. Чтобы не тащить их с собой, проще спрятать, так сказать, до лучших времён.
– Это точно? Значит, клад до сих пор не найден?
– Надеюсь, нет!
– Вот подучусь и займусь всерьёз всей этой ересью – мечами, статуями, – мечтательно закатил глаза Вялов.
– А мы создадим в НКВД специальное подразделение по поиску утраченных реликвий! По примеру «Наследия предков»… И поручим вам возглавить его.
– Было бы здорово!
– Кстати, что-то медленно мы растём для такого перспективного сотрудника. Я подготовлю приказ о присвоении вам очередного воинского звания.
– Спасибо!
– Но всё же – главная цель «Аненербе» в нашей стране…
– Юродивый! – наконец явил проблески ума Павел – видно, обещанное повышение подействовало.
– Правильно! Как ваши отношения с Крюгером?
– Развиваются по восходящей… Думаю, что я для него если не друг, то и не враг. Я уже не раз докладывал об этом.
– Сейчас Крюгер где-то под Ржевом. В ближайшее время мы установим точные координаты штурмбаннфюрера и сообщим их вам. Попробуете его завербовать. Главными козырями станут новые предсказания Ванечки. «Союзники бомбят Дрезден и Берлин», «Над рейхстагом реет красный флаг». Если он не дурак, то, думаю, согласится сотрудничать с советской разведкой. Как вы думаете, Павел Агафонович?
– Уверен, у нас всё получится!
* * *
Оставив в покое неуступчивую русскую столицу, Гитлер вскоре развернёт свои войска на юг с целью завладеть нефтяными месторождениями Кавказа и перерезать главную водную артерию европейской части СССР. На пути противника станет ещё один славный город на Волге – Сталинград, не раз упоминавшийся в предсказаниях Юродивого.
Ах, если б только фюрер мог знать, что ждёт его там!
А вот Крюгер знал…
В начале марта 1942 года они с Вяловым встретились в дотла разрушенном Ржеве. Когда ровно через год советские войска наконец освободят город, в нём уцелеют лишь 297 домов из 5443 и 150 граждан из 20 000 оставшихся на период оккупации. Да и сами потери РККА в боях за этот населённый пункт составят, по некоторым данным, около миллиона человек.
Но пока не все ещё убиты, не всё разрушено. И Павел с Вальдемаром ведут себя не как непримиримые противники, а как коллеги по работе, можно сказать даже – единомышленники!
– Что, Паша, обманул меня, да?
– В смысле…
– «Скоро победа…», «Немецкие танки в Москве…»
– А что ты хотел? Чтобы я сказал правду? Ты бы всё равно не поверил после громких успехов в первые дни войны.
– Это точно. Как Тимофей?
– Растёт.
– А Катя?
– Цветёт и пахнет.
– Андрей Сергеевич, Софья Григорьевна?
– Можешь не беспокоиться. Всё у нас хорошо.
– А у меня – плохо. Мама умерла, отец сошёл с ума, жена часто болеет… С детьми что-то непонятное творится. Чем хуже вести с фронтов, тем громче кричат «Хайль Гитлер!» Я очень боюсь за них, Паша…
– Они состоят в какой-то организации?
– Да. Гитлерюгенд. Мы-то с тобой прекрасно понимаем, что воевать должны не штатские люди, а кадровые военные. Но…
– Готовься, камрад, скоро начнётся – Сталинград, Курская дуга… «Гитлер капут». «Красный флаг над рейхстагом». Это всё Ванечкины предсказания.
– О, майн гот!.. Скажи, сколько ещё будет продолжаться эта дурацкая бойня?
– Три года!
– Чёрт!.. – Крюгер криво улыбнулся, но попытался пошутить: – Это что же, еще три года мы с тобой не встретимся на ринге? А как же реванш?
– После войны, Вальдик, после нашей победы… Начальство обещает создать в НКВД что-то вроде «Аненербе» – под моим чутким руководством. Я возьму тебя на работу, будем драться хоть каждый день.
– Это предложение?
– Да.
– Я подумаю… Что-то ведь надо делать! Начальство мною недовольно. Не выполнил задачу – не похитил Ванечку. А тут кто-то ещё доложил, что я отпустил тебя… Еле отмылся!
– Надо было придумать, что Вялов пообещал доставить мальчишку, но не смог, так как Красная Армия неожиданно начала контрнаступление и перекрыла путь из Весьегонска в Калинин.
– А ты думаешь, как я отвертелся? – немец невесело посмеялся. – Теперь легче стало. Отступаем. Не до пророков…
– Смотри, о Сталинграде ничего не докладывай, а то ещё за решётку угодишь!
– Не бойся, я не дурак… Посмотри какая погода! Запах! Одно слово – весна! Лёд сходит… Сесть бы с удочкой на мостике, закинуть этого, как ты говорил…
– Живца?
– О, да, точно!
– Так в чём дело? Приезжай в Весьегонск, когда окончательно потеплеет.
– Открой глаза, Паша! Война…
– Ну и что? Жить всё равно надо. Ты докладывал руководству о нашей встрече?
– Конечно.
– Вот видишь… Сегодня же сообщи, что считаешь нужным проведать Юродивого, чтобы в очередной раз лично удостовериться в его способностях, мол, русские говорят не всю правду…
– Хорошо. В конце весны на фронт должен прибыть доктор Левин, попытаюсь убедить его в необходимости данного мероприятия.
– Его тоже с собой возьми!
– А что? Это идея! Безопасность гарантируешь?
– Обижаете, господин штурмбаннфюрер…
– А ты по-прежнему обер-лейтенант?
– Нет. Уже капитан. Три эмалевых прямоугольника в петлицах, – похвалился Вялов, одетый в тулуп без опознавательных знаков – как-никак через линию фронта пришлось идти (встреча состоялась на нейтральной полосе во время одной из немногочисленных передышек между боями).
– Значит, мне надо догонять тебя?! – вздохнул Вальдемар.
– Выходит, что так. Давай, трудись. Оправдывай доверие руководства!
– Яволь! – взял под козырёк немец.
Крюгер дал какой-то знак солдатам, следившим за обстановкой в зоне встречи, и повёл Павла в сторону черневшего на горизонте леса, где того ждал автомобиль.
* * *
В море под утро разыгрался первый весенний шторм. Вялов сидел на скамейке у «своего» дома в Весьегонске и наблюдал за бушующими волнами, раз за разом шумно накатывающимися на берег и выбрасывающими чуть ли к его ногам куски не успевшего растаять льда.
Проплывая по фарватеру вблизи маячащего на горизонте острова, тревожно загудел пароход, раскачиваемый стихией из стороны в сторону. Перестали щебетать и куда-то девались размётанные ветром птицы, еще вчера стаями резвившиеся на мелководье.
Как вдруг…
Сзади на плечо опустилась чья-то крепкая рука.
Капитан повернул голову.
– А, Игорь Семенович, доброе утро!
– Привет, Паша, чего задумался?
– Да что-то кошки на душе скребут. Скоро – лето, а в тёплую пору немец силён как никогда… Опять рекой польётся русская кровушка.
– За летом непременно наступит зима. Мы своё догоним!
– Слыхали? На северо-западном направлении наши войска опять переходят к обороне.
– Ничего. Это уже не сорок первый. Выдюжим!
Скрипнула дверь, и на улицу выбежал крепкий малыш в одном спортивном костюмчике.
– Ты куда, Тимчик? – закричала Катя.
– Папа… Папа…
– Оденься. Кому говорю!
– Не-е-ет!
– А ну быстро домой! – скомандовал Вялов.
– Есть! – козырнул Тимофей.
– Совсем мать не слушает, хулиган.
– В кого бы это? – прикинулся удивлённым Савченко.
– Да, риторический вопрос…
– Риторический, это когда ответ на него очевиден?
– А то вы не знаете? Косить под дурака – не ваша, моя коронка.
– Кто научил?
– Капитан Шульгин!
– Василий Иванович?
– Так точно! А вы откуда знаете?
– Служили одно время вместе. Широкой души человек. Где он интересно? Да и жив ли?
– Василия Ивановича перевели куда-то под Мурманск. В зону вечной мерзлоты.
– Велика Рассея – есть куда отправить человека, – подключился к разговору Андрей Сергеевич, вместе с немым детдомовцем незаметно подкравшийся со стороны покосившейся избы Парфёновых. – Доброе утро!
– Здравия желаем! – бодро откликнулись оба чекиста.
– Не помешаю?
– Никак нет!
– Что же это вы внука бросили, Глеб Васильевич? Он без вас места не находит.
– Когда я уходил, Ваня ещё спал. Садись, сынок…
– Что обсуждаете? – не унимался профессор.
– Положение на фронтах.
– И как наши дела?
– Неважно. Прёт немец на юга, видно, согреться после зимы хочет.
– А на Калининском как?
– Это к Бабикову. Теперь у него кличка – Совинформбюро. Целыми днями от радио не отходит.
– Ну-ка, Ванюша, позови Петра Алексеевича…
Мальчик согласно кивнул курчавой головой и понесся по улице, то тут, то там проваливаясь по щиколотку в недавно размёрзшийся грунт. Хорошо хоть не глина – песок, надолго не увязнешь!
Вскоре от соседнего дома отделилась долговязая фигура.
– Сержант Бабиков явился! – чётко, как положено, доложил «радист».
– Вот, товарищ Дроздов интересуется положением на Калининском фронте.
– А… Воюем!
– Это мы и без тебя знаем. Хорошо ль? Плохо?
– С переменным успехом. Так сказать, топчемся на одном месте.
– А вражеские голоса что твердят?
– Не могу знать, товарищ капитан!
– Да врёшь ты – по глазам вижу! Давай, выкладывай начистоту, что тебе известно…
– Есть! Немецкая пропаганда торочит, что в Ленинграде люди мрут словно мухи. Без воды, без пищи… Мол, скоро ни одного живого человека не останется в городе на Неве.
– Этим верить нельзя. А британцы?
– Обещаются помочь!
– Когда?
– Не говорят. Секрет, видимо. Договор подписали о союзе против Германии – и всё! Больше остальных нам американцы помогают. Автомобилями, танками. Ленд-лиз называется.
– Как всегда, предпочитают откупиться всяким дерьмом, – тяжело вздохнул всё знающий Андрей Сергеевич. – «Студебеккер», правда, машина хоть куда! На него даже пусковые установки для залпового огня можно устанавливать…
– «Катюши», – деловито уточнил Вялов.
– Ага… За ними будущее. А ещё – за огнемётами. Кстати, в аккурат перед войной наше училище впервые в СССР выпустило курс лейтенантов-огнемётчиков. Начальство хотело сразу же бросить их в пекло уличных боёв, но, слава богу, одумалось!
– А танки американские хороши? – поинтересовался любознательный Савченко.
– Никуда не годятся. Особенно «Генерал Грант». Знаете, как прозвали его в войсках?
– Нет.
– Братская могила на шестерых.
– Ясно, – решил прекратить нежелательные разговоры Вялов. – А что сегодня сообщило Совинформбюро?
– Якову Падерину Героя дали. Посмертно.
– Это кто такой? – воскликнули все трое.
– Стрелок 1186-го стрелкового полка 355-й стрелковой дивизии 39-я армии Калининского фронта, – заученно протараторил сержант. – В декабре я рассказывал Павлу Агафоновичу о его подвиге.
– А… Тот, что закрыл грудью амбразуру вражеского дзота у деревни Рябиниха под Торжком, – припомнил капитан.
– Так точно!
– Герой не тот, кто погиб в бою, а тот, кто выполнил задачу, а сам живой остался, – философски заметил Дроздов.
– Ладно. Кончай базар! – сухо распорядился Павел. – Все поступаете в распоряжение Деда. Весенне-полевые работы в разгаре. Приказ: обеспечить самих себя всем необходимым.
– Есть!
* * *
Совсем недавно Лаврентий Павлович и мечтать не мог о такой удаче: сам руководитель зондеркоманды пресловутого «Аненербе» угодил в умело расставленные сети.
О согласии Левина «порыбачить» на Рыбинском водохранилище сообщил Вялову им же завербованный агент – Крюгер.
Осталось только согласовать детали.
Молодец, Паша, ей-богу молодец! А ведь еще не так давно он – нарком НКВД, то бишь, руководитель самого могущественного ведомства, которому по рангу полагается быть не просто проницательным, а и видящим насквозь, откровенно сомневался в умственных способностях этого обычного калининского парня. Думал, зря Николай Петрович тянет племянника за уши, ничего путного из него не выйдет. Ан нет! Вялов и Крюгера привлёк к сотрудничеству, и «доктора Зло» заманил в Союз! Выходит, он лишь ломает дурака? А на самом деле интеллектом не обделён? А ведь всех обвёл вокруг пальца, плут. И Дейча, и Гуминского, и меня иже с ними!
Что ж, справится с задачей – получит повышение, возглавит новый секретный отдел по изучению аномальных явлений и сверхъестественных способностей человека.
Но это – позже.
А пока – надо тщательно подготовиться к визиту «дорогих гостей».
Только вот какая незадача! Мальчишка – нем!
Раньше Лаврентий думал, что это плюс, теперь же оказалось, что очевидный минус.
Придётся на время возвратить в Весьегонск настоящего пророка, при этом обеспечить ему охрану не хуже, чем у первых лиц государства. Слишком многое на кону…
В том, что Юродивый сможет поразить «лучшие умы Третьего рейха», Берия не сомневался. Он сам был потрясён до глубины души, когда впервые встретился с мальчуганом.
«Ты переживёшь вождя, – сказал тогда Ванечка. – Ненадолго!»
С тех пор нарком должен сдувать пылинки и с пророка, и с товарища Сталина. Чем дольше протянут они – тем длиннее окажется и его жизненный путь…
Отправиться в Весьегонск самому. А смысл? Дел и так выше головы. Левин, конечно, крупный птах, но не столь высокого полёта, чтобы встречаться с самим наркомом… Хватит с него и старшего майора Немнухова. Тем более, что тот тоже обладает кое-какими феноменальными способностями: двигает предметы, читает мысли… На самом деле фамилия Лазаря Моисеевича от рождения была Немнухер, но из-за постоянных насмешек сотрудников её пришлось сменить.
Накануне вечером товарищ старший майор, знавший Левина ещё по Лейпцигскому университету, где они оба работали над научными диссертациями, получил все необходимые наставления.
Теперь дело за малым – убедить нацистского учёного поработать на Советский Союз…
* * *
Машина остановилась возле островерхого, не в русском стиле, дачного домика, огороженного сплошным, тоже нетипичным для Подмосковья, забором.
Немнухов остался в машине на заднем сиденье, а Лаврентий Павлович, покинув насиженное место рядом с водителем, отпер калитку длинным трубчатым ключом, которых было изготовлено всего два (для него и заместителя), а теперь и вовсе остался только один – второй после смерти Николая Петровича не нашли (куда он его умудрился спрятать?), и медленно пошёл по аккуратно вымощенному гранитными плитами подворью.
По обе стороны двери стояли кадровые сотрудники госбезопасности. Заметив народного комиссара, они вытянулись в струнку и взяли под козырёк.
– Отставить! – небрежно бросил Берия.
Один из чекистов толкнул дверь.
Парфёнов сидел у камина и читал газету. Ванечка играл на паркете детским паровозиком.
«Чух-чух, чух-чух»…
Скоро семь, а он, как трехлетний. Зато, когда что-то найдёт, нахлынет… свыше, начинает рассуждать, будто прожил на свете сто лет.
– Здравствуйте.
– А… Дядя Лаврентий… Ур-ра!!!
– Никто вас не обижал?
– Нет!
– Глеб Васильевич, Ванечка, я хочу попросить вас об одолжении.
Берия положил на низкий журнальный столик фотографию молодого человека в немецкой форме.
– Кто это? – отчего-то забеспокоился старик.
– Оберштурмбаннфюрер СС Левин. Что вы можете сказать о нем?
Дед протянул снимок внуку.
Тот покачал головой.
– Ему надо увидеть человека живьём, – объяснил Парфёнов.
– Такая возможность вам скоро представится… Причём в родном городе.
– Весьегонске? – узкие азиатские глаза расширились, как будто кто-то поставил спички в веки.
– Да.
– Неужто немцы уже и туда добрались?
– Нет. Он приедет погостить… на денёк.
– Понял. В чём состоит наша задача?
– Если Ванечка что-то увидит в его глазах, скрывать ничего не надо… Но непременно следует добавить: «Ты погибнешь, если не останешься в Союзе!»
– Хорошо. Мы отрепетируем.
– Вот, в принципе, и всё… С завтрашнего дня поступаете в распоряжение товарища Немнухова. Отъезд в семь часов утра, так что ложитесь спать раньше. Охрана предупреждена.
– Слушаюсь, товарищ народный комиссар! – по-военному ответил старик Парфёнов.
* * *
Миссия Савченко подходила к концу. Водить за нос противника после того, как ему предъявят настоящего Юродивого, не имело никакого смысла.
И Вялов с сожалением передал Игорю Семёновичу приказ наркома – возвращаться домой в Подмосковье.
– А что мы там забыли? – возмутился старик. – У нас и здесь есть всё: рыбалка, грибы, ягоды, наконец, – хозяйство, коза, но самое главное – воздух, природа!
У Ванечки в глазах тоже стояли слёзы.
И Павел расчувствовался, взял грех на душу – оставил их возле себя. Только выселил из избы, в которую завтра должны вернуться настоящие хозяева. Ничего! В округе полно брошенных домов – и новее, и просторнее.
Только как отреагирует на неповиновение товарищ Берия, тоже обещавший присоединиться к компании? О том, что нарком передумал и послал вместо себя товарища Немнухова, капитан, конечно же, не знал.
В назначенное время воюющие стороны одновременно прекратили огонь.
С территории, всё ещё оккупированной немцами, выехали два автомобиля – легковой и грузовой. В открытом кузове последнего находились двадцать до зубов вооружённых эсэсовцев – группа прикрытия. Ровно столько же прекрасно обученных бойцов, но уже в иной – красноармейской – форме ждали их в полуторке за линией фронта: таковой была предварительная договорённость, нарушать которую никто не собирался. Ещё немного – и все три машины через коридор, созданный воинами противоборствующих армий, покатили через лес в северном направлении. В кабине первой, рядом с русским шофёром, сидел Крюгер, третьей – Вялов, что тоже соответствовало ранее достигнутым соглашениям. Посередине между ними двигался, раскачиваясь на ухабах, как лодка на волнах, открытый «кюбельваген» с единственным пассажиром – доктором Левиным.
На окраине Весьегонска колонна остановилась. Красноармейцы и эсэсовцы, как в добрые довоенные времена, вперемежку оцепили территорию вокруг улицы Дельской, после чего туда въехала легковушка, в которую успели пересесть Крюгер и Вялов.
Встречал гостей одетый в штатский костюм круглолицый, упитанный Немнухер – именно под той, старой фамилией знал его Левин.
– Лазарь?
– Рудик!
Оберштурмбаннфюрер неплохо владел русским, но дальнейший диалог они, не сговариваясь, повели на немецком языке.
– Ты тоже имеешь отношение к Юродивому?
– Нет. Просто возглавляю советскую делегацию. Ванечку опекает вон тот высокий парень, – Немнухов указал на Вялова, старавшегося не упустить ни одного слова из разговора. – А курирует их лично товарищ Берия.
– Как я рад тебя видеть, Лазарь, ты даже не представляешь!
– Взаимно!
– Сразу вспомнилась юность…
– Ты и сейчас не стар, Рудик.
– Как бы не так! Послезавтра тридцать три стукнет.
– Совсем пацан. Мне в августе уже сорок.
– Не верю! Покажи паспорт.
– Я сам не знаю, где он лежит. С моим удостоверением никакие иные документы не нужны.
– Ты майор?
– Старший.
– А… Считай генерал!
– Практически. Ближе к осени получу комиссара. А ты как был подполковник – так и остался?
– Да. Оберштурмбаннфюрер.
– Не ценят?
– Да как тебе сказать…
– Откровенно.
– Конфликт у меня был. С Розенбергом. Он хотел целиком и полностью подмять ведовство под себя, а тут я со своей зондеркомандой…
– Насколько мне известно, фюрер отдал предпочтение тебе…
– Да. Но Альфред такого не прощает.
– Перебирайся к нам.
– Зачем? Выслеживать инакомыслящих я не умею. Ты же знаешь, Левин – учёный, а не злобный инквизитор.
– Вот и прекрасно. Будешь заниматься любимым делом. Ведьмами, колдунами… Берия уже запросил санкцию на создание в недрах ведомства подразделения по изучению всякой чертовщины. Сейчас мы работаем над тем, как сгладить некоторые острые углы, чтобы обойтись в его названии без противоречащих нашим взглядам формулировок.
– Например?
– Экстрасенсорные способности назовём необычными, чудеса – аномальными природными явлениями…
– Ты же материалист, Лазарь!
– Ну и что?
– В Бога не веришь.
– Это кто тебе такое сказал? Ванечка из любого атеиста в два счёта проповедника слепит.
– Что, серьёзный малый?
– Уникум!
– Проверим?
– Давай.
Левин подал знак Крюгеру, и они оба следом за Немнухером вошли в избу Парфёновых. Замыкал процессию Вялов.
Ванечка сразу оторвался от любимой книги с детскими стишками для младшего возраста и уставился на оберштурмбаннфюрера.
– Ты застрелишься в день окончания войны! – сказал нарочито громко и принялся рвать щедро иллюстрированные страницы. – Если не сбежишь в Союз!
Левин скривил рот в ухмылке. Мол, знаем мы ваши чекистские заморочки.
А Юродивый долго не мог успокоиться, как ни старался Глеб Васильевич. Плакал, плевался, исходил пеной, выкрикивал странные слова, смысл которых дед не понимал. А вот его гости сразу поняли всё!
– Сталинград! Паулюс! Сто тысяч пленных! Гитлер капут!
Впрочем, на бывалых эсэсовцев, самих не раз организовывавших и не такие спектакли, это не произвело должного впечатления.
Когда мальчишка наконец угомонился, Крюгер протянул ему три снимка. Жены, матери и отца.
– Он по фотографиям не работает! – запротестовал Немнухер, но старый Парфёнов жестом велел ему молчать, мол, давайте подождём, авось что-то получится.
Ваня сразу отложил в сторону одну карточку.
– Этой уже нет! – сказал грубым голосом.
Вальдемар побледнел. Его узкие губы проняла мелкая дрожь.
– Эльза умрёт во время бомбёжки. Если ты её не заберёшь! А дедушка, – он взял фотографию старого Крюгера в руки и принялся плясать по комнате. – Такой же, как я – Юродивый!
Пророк дико засмеялся и в изможении рухнул на пол.
– Это правда? – вытер пот с рано начавшего седеть чела Левин.
– Я, я, – еле выдавил Крюгер.
* * *
Конечно же, Вялов сразу заметил, что привезённые Немнуховым люди – совсем не те, которых он сопровождал в столицу. Но виду не подавал.
Придёт время – Лаврентий Павлович объяснит, кто есть кто. Если сочтёт нужным.
А пока – моё дело маленькое. Меньше знаешь – дольше живёшь.
Так учил Шульгин, так же рекомендует вести себя и Савченко.
Может, они и живы до сих пор только потому, что всё время руководствовались этим нехитрым принципом?
* * *
Рыбалку гости проигнорировали – Крюгеру, огорчённому предсказаниями Ванечки, было не до развлечений, а законченный трудоголик Левин с детства избегал подобных мероприятий, небезосновательно считая их пустой тратой драгоценного времени, которого ему, учёному, хронически не хватало.
А вот от роскошного обеда, приготовленного Дроздовыми и Савченко, отказаться не смогли. Да и как можно устоять, если на столе и курочка в сметанном соусе, и фаршированная щука от Софьи Григорьевны Лисицкой – хранительницы старинных рецептов?
Истинный ариец Крюгер чувствовал себя чужим на этом пиру. Он лишь попил травяного чаю с бутербродом и отозвал Вялова в сторонку.
– Признайся, камрад, этот, настоящий Ванечка, всё время был в Москве?
– Да.
– Значит, его сверхточные предсказания – блеф, плод твоей буйной фантазии?
– Нет. Я по согласованию с высшим руководством пичкал тебя только подлинной информацией.
– И какие у нас перспективы на этот год?
– Не знаю. Юродивый о сроках не распространяется. Сказал: «Война закончится в мае», – и всё. Впереди – Сталинград, Курская дуга, покушения на фюрера… А когда – не знаю.
– Ты уже говорил об этом. Что-то новенькое есть?
– Да, конечно… Второй фронт, встреча на Эльбе, Тегеран, я сам не понимаю, что это значит. Ты же видел: мальчик неадекватный, катается по полу и что-то бормочет. Лишь потом, когда его слова сбываются, многое становится ясным.
– Он даже имя моей супруги угадал. Эльза погибнет во время бомбёжки, если я её не заберу… Слышь, Паша, Христом-Богом молю, узнай у Ванечки о судьбе наших мальчиков…
– Хорошо.
– Вот фотография… Спросишь, как их звать и что с ними будет.
– Сделаю.
Вялов спрятал карточку в карман и пошёл по направлению к дому Парфёновых. Впрочем, ещё раз беспокоить ясновидящего капитан не собирался. Как звать детей Эльзы и Вальдемара он знал из досье Крюгера, собранного ещё покойным Крутовым.
– Мама заберёт их с собой, – спустя пять минут прошептал Павел в ухо немца. – Как хочешь – так и понимай.
– А звать их как?
– Хорст и Кристиан, – выпалил Вялов.
Теперь он не сомневался, какое решение в конечном итоге примет Крюгер. Но торопить его не стал. Пусть дождётся завершения Сталинградской битвы…
* * *
Советское руководство, ободрённое успехами под Москвой, попыталось перехватить стратегическую инициативу и в мае 1942 года бросило крупные силы в наступление под Харьковом. Его особенностью стало использование нового советского подвижного соединения – танкового корпуса, который по количеству танков и артиллерии примерно соответствовал немецкой танковой дивизии, однако значительно уступал ей по числу мотопехоты.
Наступление Красной Армии оказалось настолько неожиданным для вермахта, что едва не кончилось катастрофой для группы армий «Юг». Однако немцы вовремя спохватились и, сконцентрировав свои войска на флангах, прорвали оборону советских войск. Большая часть Юго-Западного фронта оказалась в окружении. В последующих трёхнедельных боях, более известных, как «вторая битва за Харьков», РККА потерпела сокрушительное поражение. Путь на Кавказ оказался практически открыт…
После этого Гитлер разделил группу армий «Юг» на две части. Группа «А» продолжила наступление на Северный Кавказ. Группа «Б», включающая 6-ю армию Фридриха Паулюса и 4-ю танковую армию Германа Гота, должна была двигаться на восток по направлению к Волге и Сталинграду.
Летнему наступлению вермахта было присвоено кодовое название «Фалль Блау» («Fall Blau»). Языковеды до сих пор ломают головы, как правильно его перевести. То ли «Лазурный случай», то ли «Голубое падение», то ли «Пьяное дело».
Однако не всюду дела фашистов пошли гладко. Советские войска хорошо организовали оборону на левом берегу реки Воронеж и не давали противнику ни малейшей возможности форсировать водную преграду. Наступление на одноимённый город захлебнулось.
Наиболее боеспособные части Гитлер с фронта снял и передал в 6-ю армию Паулюса, рвавшуюся к Волге и Сталинграду. После взятия Ростова, к ним присоединилась и 4-я танковая армия из группы «А».
Для РККА начался самый сложный, оборонительный этап одной из самых громких битв Великой Отечественной войны.
* * *
Доктор Левин вернулся в Берлин и сразу же помчал на Вильгельмштрассе – фюрер лично санкционировал его «свидание» с Юродивым и теперь с нетерпением ждал отчёта о результатах.
– Хайль Гитлер! – выкрикнул Рудольф, выбрасывая вперед правую руку.
– Хайль! – небрежно махнул кистью вождь.
По всему видно – сегодня он пребывает не в самом лучшем настроении: лихорадочно блестят глаза, нервно дёргаются усики…
– Ну, как прошла встреча?
– Прекрасно, мой фюрер!
– Вы лично убедились в способностях Юродивого?
– Так точно!
– И что он предвещает для нашей армии на Восточном фронте?
– Трудно сказать. Все его пророчества – лишь поток несвязных слов, который надо анализировать, как катрены Нострадамуса.
– Вот и займитесь этим.
– Есть!
– А какие фразы он употребляет чаще остальных?
– Сталинград. Курская дуга.
– Это значит, что скоро мы разобьём противника! – Гитлер ударил по столу кулачком и уставился в переносицу собеседника, ожидая подтверждения своим прогнозам.
– Да… Да… Война закончится в мае, – решил не дразнить его оберштурмбаннфюрер.
– Значит, не будем торопить события. Поставим на колени русских варваров и уже тогда забёрем Юродивого в Берлин. Чего вы молчите?
– Мне нечего сказать. Я полностью поддерживаю все ваши решения!
– Этот русский, о котором не раз докладывал наш агент, готов перейти на сторону рейха?
– Вялов?
– Да!
– Хоть сейчас, – не краснея, солгал Левин.
– Сейчас – не надо. В стане врага от него гораздо больше проку!
– Слушаюсь.
– Пока идёт война, Крюгер должен чаще встречаться с ним.
– Понял!
– Следующий контакт запланируйте на конец лета.
– Есть!
– Кроме того, Вялова следует как-то поощрить. Может, присвоить звание офицера СС, может, наградить Железным крестом…
– Лучше я позабочусь о его материальном вознаграждении.
– Хорошо! Скажите, что руководство Германии обещает построить два домика в любой европейской стране, которая находится в зоне нашего влияния, один – для Вялова, другой для Юродивого. Туда они смогут переселиться сразу после нашей победы.
– Будет сделано, господин рейхсканцлер!
О том, что в последнее время Ванечка всё чаще повторяет слова «Гитлер капут», Рудольф не сказал вождю ни слова – он ведь не самоликвидатор, не камикадзе. А о том, что в Калининской области живёт не настоящий пророк, Левин и сам не знал – Крюгер ему ничего не доложил.
* * *
В Весьегонске жизнь текла своим чередом.
Савченко и Ванечка, которые и раньше-то ни в ком особо не нуждались, теперь всё время проводили только вдвоём, за что остальные стали дразнить их Неразлейвода.
Дроздовых, напротив, всё реже видели вместе. Андрей Сергеевич пристрастился к длительным лесным прогулкам и теперь часто оставлял Софью Григорьевну, не желавшую составлять ему компанию, наедине с любимыми книгами, привезёнными Павлом из Калинина ещё весной.
Скоро лето закончится, и все они вернутся в город.
Как Бабиков, Лавриков и Чижик, недавно отбывшие в распоряжение начальника областного управления Токарева, что-то засидевшегося на своём месте.
А Вяловы – останутся.
Крюгер не доложил Левину о подмене, тот, следовательно, ничего не сообщил об этом руководству Третьего рейха, значит, игру можно продолжать. Только лишние меры предосторожности уже ни к чему…
* * *
Практически с первых дней войны в тылу противника (на Украине, в Белоруссии) начали действовать партизанские отряды. Сначала – малочисленные, разрозненные, плохо организованные, без связи с Большой землёй, они состояли в основном из отбившихся от своих частей бойцов РККА и местных патриотов. Не стали исключением и оккупированные врагом области Российской Федерации.
После разгрома немецко-фашистских войск под Москвой партизанское движение в зоне ответственности Калининского фронта резко активизировалось, а уже летом 1942 года мелкие отряды стали сливаться в партизанские бригады, для координации деятельности которых 16 июля был создан Штаб партизанского движения Калининской области.
Выполнение всех задач по охране тыла фронта и поддержке «народных мстителей» возложили на плечи начальника областного управления НКВД Дмитрия Степановича Токарева.
В начале августа он получил важное донесение от одного из партизанских командиров: «Во время очередного рейда по выполнению диверсионной задачи на железной дороге, нами были задержаны два человека в форме солдат РККА с подлинными красноармейскими книжками и один офицер (младший лейтенант) при табельном оружии, но без удостоверения личности, утверждавших, что они уже много месяцев пробиваются к своим. Однако шли бойцы не к линии фронта, а от нее – в северном направлении. Прошу проверить их личности. Список фамилий и частей прилагается».
Ничего эстраординарного в данном случае Дмитрий Степанович не увидел. Тем более что все бумаги у красноармейцев в порядке. Хотя… Это как раз и настораживало! Что-то, а изготавливать различные советские документы, практически не отличающиеся от оригинальных бланков, противник научился давно.
Ему вдруг вспомнился один случай, о котором стало известно из шифровки Главнокомандования. «На подлинных книжках красноармейцев посередине часто имеются следы ржавчины, а на поддельных их нет, так как враг использует для изготовления скрепок нержавеющий металл».
Выходит, эта троица весьма подозрительна? Тем более что двигались они не в ту сторону… Хотя… В наших непролазных лесах заблудиться не мудрено!
Каждый выходящий из окружения красный воин поддавался тщательной проверке со стороны Особого отдела. Точно определить, кто в какой части служил и какова истинная участь каждого из бойцов, – не представлялось возможным: одни люди убывали (на тот свет, в госпиталь), других призывали и сразу бросали на передовую – вот почему так много без вести пропавших оказалось в первый год войны. Но установить, где и какая часть стояла во время нападения фашистов, кто ею командовал – можно и нужно! Чтобы потом попробовать найти разногласия в показаниях задержанных. Придя к такому выводу, Токарев немедля отправил срочный запрос в Генеральный штаб.
А к бдительному партизанскому командиру был командирован оставшийся практически без работы Вялов…
* * *
С отходом противника от Москвы партизаны получили уникальную возможность свободно передвигаться по лесам чуть ли не от Смоленска до Пскова.
Но советское командование не спешило выводить их из тыла противника. Урон, наносимый оккупантам партизанами, вполне сопоставим с последствиями успешных действий целой армии. Да что там армии – фронта!
Павел, Лавриков и Чижик в легковом автомобиле без приключений добрались в зону действия искомого отряда.
– Капитан Вялов! – протягивая руку невысокому, коренастому мужчине явно старше сорока лет, с кучкой бойцов встречавшему машину в точке, предписанной Штабом партизанского движения, представился Павел.
– Макс.
– Очень приятно.
– Взаимно.
– Ваше звание узнать можно?
– Нет. Я, как и вы, офицер госбезопасности. Достаточно?
– Так точно… Где ваши пленники?
– В карантине. Так мы называем землянку, в которой содержатся под стражей подозрительные лица без документов, задержанные нами в лесу.
– Что ж… Ведите меня к ним.
– Я прикажу доставить всех троих в штабную землянку.
– Всех не надо. Давайте по одному.
Первым партизаны привели гладкого, упитанного мужичка лет тридцати пяти.
– Красноармеец Кочерин. Степан Ефимович, – потухшим голосом представился он.
– Где это ты так разъелся, братец?
– В армии. На кухне долго прислуживал.
– И сколько весишь?
– Около шести пудов.
– Хорош боров… Ну давай, рассказывай, – поторопил Вялов.
– О чём?
– Обо всём! Где служил, как переходил линию фронта, при каких обстоятельствах познакомился с остальными – в малейших подробностях.
– Есть…
– Для начала – откуда родом?
– Вологодские мы.
– Год рождения? Образование? Я из тебя данные тянуть не буду. Шлёпну – и уеду. Понял?
– За что, товарищ? – солдат с мольбой уставился в синие Пашкины глаза.
– А то ты не знаешь? За измену Родине!
– В начале осени 1941-го нас перебросили под Брянск. Поставили задачу – удержать рубеж на реке Вобля. Это приток Судости…
– У тебя какое образование?
– Никакого. Неграмотные мы.
– Откуда тогда столь глубокие познания в географии, а?
– В чём?
– Брянский край – для тебя чужой. Откуда ж тебе стало известно, что Вобля впадает в Судость? Ну!
– Командир сказал…
– Фамилия!
– Майор Бережной… Вот, мол, река, чтобы за неё – ни шагу…
– Он что, краткий курс тебе читал под артобстрелом? Это – Вобля, она впадает в Судость, Судость – в Десну, Десна в Днепр…
– Так – врезалось в память… Может, на карте прочитал…
– Так ты ещё и карты читать умеешь, неграмотный?
– Нет. Старшой наш уже во время войны курсы младших лейтенантов закончил… В Брянске. Он… Он нас вёл.
– А карта где?
– У меня, – подал голос Макс. – Вот, держите…
Вялов взял сложенную несколько раз карту и развернул её. Нигде ни потёртостей, ни трещин, ни дыр. Новенькая, как будто только со склада!
И красной линией: маршрут. Брянск – Ржев – Весьегонск! Название последнего населённого пункта было обведено кружком.
– Чьи это художества? – зарычал Павел.
– Костины. Младшего лейтенанта Перепёлкина…
– Давайте его сюда, Макс… Впрочем, нет, сначала доставьте третьего.
Командир выглянул из землянки и распорядился:
– Задержанного Гонтаря ко мне!
– Есть! – донесся снаружи чей-то грубый голос.
– Красноармеец Гонтарь! – через несколько минут доложил худощавый, жилистый парень лет двадцати пяти.
– Давай всю анкету. Год и место рождения, национальность, происхождение, образование, род занятий…
– 1917-й, Петрозаводск…
– Прекрасно! Выходит ты, братец, земляк моего друга! Пожалуйста, Макс, пригласите сюда Лаврикова… Присядь, Александр Климович, потолкуй с земляком… Продолжайте, товарищ солдат.
– Закончил рабочую школу, пролетарий, трудился на Александровском, – промямлил тот.
– Это что за предприятие? – спросил Вялов.
– Некогда – пушечно-литейный, – пояснил лейтенант. – А сейчас – Онежский металлургический и машиностроительный завод.
– Вот так и надо отвечать. А ты – «Александровский». Что делал-то?
– Буровые машины… (Капитан взглянул на Лаврикова, тот утвердительно кивнул головой).
– Ясно. Мобилизован когда?
– С первых дней войны. Попал в стрелковый полк. Воевал в Белоруссии.
– С этого момента подробнее…
– Выгнали нас в чистое поле.
– Так уж и выгнали?
– Нет, конечно, – засмущался Гонтарь. – Приказали окопаться… А все – парни молодые, необстрелянные. Работать лень. Кто по колено, кто – по пояс. Только я, старшина и ещё несколько человек с головой в землю зарылись… А тут – авиация налетела… И как начала бомбить, как начала… Короче из всего полка не больше отделения нас осталось. А спереди уже танки наступают. Пришлось уходить в леса.
«Похоже, не врёт пролетарий… Говорит, как было, – не приукрашивает! Хотя многие мои коллеги таким россказням не верят. Предпочитают, чтобы всё строго по Уставу: мол, героически сражались до последнего, а когда получили приказ отступить, построились под началом старшего по званию и чётко отошли на заранее подготовленные позиции…»
– В лесу разбежались, кто куда. По двое, по трое… Я со старшиной Курочкиным остался.
– Где он сейчас?
– Умер. На третьи сутки… Мы на хуторе одном обосновались. Утром проснулся, тормошу его: «Вася! Вася!» А он молчит… Там и похоронил сразу за хатой. Потом рванул один. На север.
– Без карты?
– Я – охотник, в лесу ориентироваться умею. По мху, по деревьям, даже по звёздам. Сначала встретил Стёпу Кочергина…
– Где? При каких обстоятельствах?
– Вышел к деревушке, там ни немцев, ни полиции. Гляжу: наш, красноармеец, в форме – как положено, два ведра воды в колодце набрал и в дом тащить собирается. Окликнул его, познакомился… «Пошли со мной, – говорю, – вдвоём всё-таки веселее», а он – ни в какую. Мол, вдовушку одну приглядел, жуть какая страстная баба, теперь у нас любовь… Тут тётка сумасшедшая из избы выскочила, на меня накинулась, иди, мол, служивый, куда хочешь, а Стёпушку моего не трожь! Как только она это сказала, издали послышался рёв моторов. Я в кусты, Кочергин за мной… Засели. Смотрим: немцы на двух мотоциклах с колясками по сельской дороге катят. В одной из них – дядька в вышитой сорочке, штатский, лет пятидесяти… Мы поняли, что оттуда надо уходить.
– Ели что?
– Всё подряд. Грибы, ягоды, дичь… Стёпа успел в хату сигануть, чтобы с вдовушкой попрощаться… Она ему и собрала кое-что в дорогу. Хлебца-сальца, – как он сам сказал.
– Ясно. С Перепёлкиным где встретились?
– Под Брянском. Устроились на ночь в одной ложбинке. А когда открыли глаза – увидели автоматный ствол. «Встать! – приказал младший лейтенант. – Кто такие?» Мы представились. Рассказали обо всём без утайки. И они взяли нас с собой.
– Они?
– Да. С ним был ещё один товарищ. Валерий Гребешков. Через день Перепёлкин послал его в разведку, из которой тот почему-то не вернулся.
– Кто ж по одному в разведку-то ходит?
– Не знаю. Им виднее.
– Ладно. Свободен. Товарищ Макс, распорядитесь отвести этих двоих назад в изолятор, а офицера – немедленно доставить ко мне.
* * *
– Здравия желаю! – робко пробормотал светловолосый мальчишка с зелёными, некогда озорными глазами.
– Здравствуй, Костя. Садись.
– Спасибо, товарищ…
– Капитан, – уточнил Вялов.
«Нет, на группу они не похожи – слишком разные… Тогда зачем уходили в сторону от фронта? Просто дезертировали? Тоже верится слабо! Оружие не бросили, не переоделись, даже не сорвали знаки отличия. Может, и вправду – заблудились? Так ведь Гонтарь утверждает, что неплохо ориентируется в лесу… Нет, ни шиша я не понимаю в этой песне!»
– Где ваше удостоверение, товарищ младший лейтенант?
– Не успел получить…
– Как так?
– Мы только закончили курсы, как немец налетел… Всех курсантов расстреляли в Брянской тюрьме. Лишь двоим посчастливилось спастись. Мне и Гребешкову. Позже, в лесу, к нам присоединились красноармейцы Кочергин и Гонтарь. Однажды мы услышали шум, как будто впереди валят деревья. Валера пошел посмотреть, что там происходит… Час, второй, третий, а он не возвращался. Оставаться на месте было небезопасно. Пришлось уходить без него ещё дальше на север…
– Карта чья?
– Гребешкова.
– А что за маршрут на ней?
– Кратчайший путь к Весьегонску.
– Зачем он вам?
– У Валеры там тетка!
– Выходит, вы, братцы, дезертиры? Решили под тёткиным подолом отсидеться?
– Никак нет, товарищ капитан! Мы знали, что туда фашисты не дошли и хотели через Весьегонск выйти к своим.
– Откуда вам известны такие факты?
– Ну… Иногда нам попадались листовки…
– Германские?
– Да.
– И вы их читали?
– Только для того, чтобы уточнить обстановку на фронтах, узнать, где враг…
– Ладно. Уговорил. Сам откуда?
– С Украины.
– Точнее!
– Из-под Харькова. Чугуев, слыхали такой город?
– Нет, – соврал Вялов, привычно используя излюбленную «методу». – Что это ты, братец, с Украины, а подался в Брянск? В Харькове своих училищ – пруд пруди!
– Так получилось.
– Не темни.
– Как только началась война, мы переехали в Брянск, к папиному брату. И меня сразу же направили на ускоренные курсы младших лейтенантов.
– Летом?
– Да летом! Война! О каникулах никто не думал!
– Сколько длятся курсы?
– Полгода.
– Июль, август, сентябрь… Ты должен был закончить их в декабре…
– Так.
– А немцы овладели Брянском 6 октября.
– Вот я и говорю, что не успел получить удостоверение!
– А офицерскую форму где взял?
– Нам её выдали. Сказали: враг приближается, доучить вас мы не успеем. Поэтому получайте обмундирование – и на передовую. А бумаги должны были выписать утром. Но не успели…
– Хорошо. Мы проверим. Товарищ Макс!
– Я!
– Этого тоже – в изолятор. Никакого интереса для нас они не представляют. Обычные дезертиры. При малейшей опасности – расстрелять.
– Как расстрелять? За что? – запричитал Перепёлкин. – Мы же шли к своим… Чтобы воевать, беспощадно бить врага… Я не хочу умира-а-ать!!!
– Вытри сопли! – пристыдил его Павел.
* * *
– Как долго они у вас? – спросил Вялов, когда двое бойцов увели последнего задержанного.
– Пять дней уже.
– В карантине с ними есть ещё кто-то?
– Партизан Сидоркин.
– Чем он провинился?
– Получил десять суток. От меня лично. За неподчинение.
– Расскажете?
– Не считаю нужным.
– Хоть по делу?
– Да.
– Но человек он надёжный?
– Иных не держим.
– Его закрыли, когда эти трое уже были там?
– Нет. Раньше.
– И сколько ему ещё страдать?
– Меньше суток. Утром выпустим.
– Тогда мы тоже остаёмся на ночь. Чтобы не вырывать Сидоркина из коллектива раньше срока.
– Как хотите. Только особых удобств у нас нет. Сено-солома да пара овчинных тулупов.
– Ничего. Нам не привыкать.
* * *
Уже в восемь утра Сидоркина – некогда главного деревенского драчуна и хулигана, детину с бычьей шеей и тяжёлыми, словно утюги, кулаками – привели в штабное помещение, где пили чай Макс и Вялов.
– Доброе утро, Афанасий. Что молчишь? Обиделся?
– На обиженных воду возят, сам знаешь.
– Опять ты за своё. К командиру надо обращаться на «вы».
– Да пошёл ты…
– Так ты ничему и не научился… Пойдёшь еще на пять суток!
– А немца бить кто будет? Ты что ли с этими хлыщами?
– Чем они тебе не понравились?
– Будь моя воля, я б их всех – к стенке!
– За что?
– Чтобы остальные боялись. Понял? Мутные оне… Между собой перебрасываются какими-то непонятными словами…
– Например?
– Шеф, объект, юродивый…
Услышав это, Павел чуть не свалился со стула.
– Кто у них верховодит? – спросил сдавленным голосом.
– А ты кто такой? – вызверился Сидоркин.
– Сколько можно повторять?.. – завёлся Макс.
– Успокойтесь, товарищ командир, вы же видите, мальчик давно не получал по рогам… Нарвется на отпор – будет, как шёлковый.
– Ты с кем так разговариваешь? Да я тебя, штабную крысу, в бараний рог, понял?
– Он такой! – подтвердил Макс. – Сам видел: пятерых из клуба гнал. Только пятки сверкали.
– Ладно, давай выйдем… Поболтаем, так сказать, тет-а-тет…
Вялов попытался обнять Сидоркина за плечи, но тот сбросил его руку. Ещё и толкнул больно в бок. Но к выходу пошёл. Первый.
– Ну, начинай! – оказавшись наверху, презрительно оскалил желтые клыки.
– Давай по старинке. Как наши деды, – миролюбиво предложил Павел. – Сначала бьёшь ты – я держу удар. Останусь жив – отвечу.
– Ну, смотри, как знаешь, – он замахнулся и заехал Павлу меж очи одним из «утюгов».
Капитан пошатнулся, но устоял.
Левый глаз задёргался и начал сразу набрякать.
– Ой, какая-то мошка укусила! Это всё? Тогда держи!
Любимый удар снизу вверх разрезал воздух.
Огромная туша, казалось, оторвалась от земли и, немного повисев в воздухе, свалилась без сознания на притоптанную траву.
Но ненадолго.
Через несколько секунд Афанасий поднялся и радостно заорал:
– Он меня побил! Макс, иди скорей сюда! Наконец-то я встретил человека, который свалил меня с ног! Причём одним ударом!
– Тише, ты! Карателей накличешь, – шутливо пожурил подоспевший командир.
– Как звать тебя, мужик?
– Паша.
– Давай по сто пятьдесят за знакомство!
– Не употребляю. И тебе не советую.
– Вот как? Не уважаешь?
– Уважаю, Афоня… Но пить не буду.
– Ладно, в следующий раз! Договорились?
– Договорились.
– А фамилия твоя как, Паша, чтобы знать, кто меня побил?
– Вялов.
– Не может быть! Вялов! Сам чемпион «Динамо»! А я-то думаю, кто ж это мне так в морду заехал? Паша, я ведь за тебя болел! В тридцать восьмом. Ты мне ещё руку из-за каната протянул… Проси, что хочешь, друг!
– Пошли назад, в землянку, расскажешь всё, что думаешь об этих, как ты говоришь, хлыщах.
* * *
– Значит так, старший средь них – Степан. Точно! Хоть и рядовой. Обоих в строгости держит, в том числе и офицера. Чуть что – сразу в рыло. Но супротив нас с тобой, Паша, он никто. Мелкий шалунишка. Я ему щелбаном башку снесу. Легко! А вот в картах Кочергин силён. Они всё время в какую-то идиотскую игру резались. Очки подсчитывали… Я было попробовал – куда там, у нас в деревне в дурака не все знают как играть!
Про Юродивого только однажды разговор зашёл. Мол, как бы нас не опередили… А про объект они часто вспоминали. Как я понял – это дом, где живёт Юродивый. А шеф – их начальник. Кто – понятия не имею.
– Сейчас выясним! – пообещал Вялов, не перебивая выслушавший монолог партизана.
* * *
Всех троих снова доставили в землянку, где уже находились Макс, Вялов и Сидоркин.
– Ну что, земляки, будете упорствовать дальше или добровольно во всём признаетесь?
Задержанные продолжали молчать и обмениваться недоуменными взглядами.
– Что значит «объект»? – не унимался Павел. – И кто такой Юродивый?
– Отдайте их мне, товарищ капитан, я живо вправлю им мозги! – предчувствуя потеху, потёр ладони неугомонный Афоня.
– Отставить! К вам обращаюсь, господин Кочергин. Ну!
– Я не знаю, о чём вы говорите…
– Расстрелять!
– Есть! – весело воскликнул Сидоркин, обнажая пистолет. – Пшёл! – он пинками вытолкал толстяка из землянки.
Вскоре там, наверху, раздался гулкий выстрел.
– Нет, вы не посмеете, мы же свои, советские, – вдруг запаниковал младший лейтенант. – Я… Я хочу на фронт. Кровью искупить позор, – он явно начал заговариваться.
– Что ты мелешь, урод! – одёрнул его Гонтарь. – Держи себя в руках. Помирать так помирать…
– Нет. Не хочу! Меня мама ждёт! Денис, родненький, ну скажи им наконец, что мы не виноваты!
– Кто такой Юродивый? Гонтарь!
– Впервые слышу…
– Макс, приведите в исполнение…
Командир партизан скорчил на лице подобие улыбки, ехидной, злой, и повёл задержанного к выходу из штабной землянки.
Спустя несколько секунд младший лейтенант услышал ещё один хлопок и упал на колени.
– Простите меня. Я больше никогда…
– Встать! – заорал Вялов – Куда шёл, говори!
– В… В… В Весьегонск…
– Зачем?
– Шеф…
– Кто он?
– Альфред Розенберг! Рейхсминистр оккупированных территорий! Это он поручил нам выкрасть полоумного мальчишку. Мол, конкуренты из какой-то зондеркоманды не хотят шевелиться и уже больше года водят за нос фюрера…
– Что значит «как бы нас не опередили»?
– Три группы. Розенберг лично снарядил три группы, которые будут засылать в Весьегонск с интервалом в десять дней, если предыдущая не справится. После нашей отправки прошла неделя.
– Значит, через три дня…
– Пойдёт следующая команда.
– Ладно… Помолись, облегчи душу…
– Нет! Я не хочу!! Пожалуйста… Вы не имеете права-а-а!!!
Истошный вопль заглушил выстрел.
Капитан спрятал пистолет в кобуру и плюнул в лицо покойнику. Предателей он не выносил на дух. Лучше сдохнуть, но не изменить!
* * *
Уже больше трёх лет Токарев – начальник управления. А Вялов до сих пор не поговорил с ним откровенно. Да и сам Дмитрий Степанович ни разу не проявил инициативы. И вот наконец они встретились.
– Нам срочно надо вернуть всех в Весьегонск. Бабикова, Лаврикова, Чижика. И организовать второе кольцо охраны.
– Зачем ты говоришь об этом мне? Есть Лаврентий Павлович, который лично тебя курирует. К нему и обращайся.
– Связь прервана…
– В моём кабинете – прямой телефон. Бери, пользуйся! Мне выйти или как?
– Если можно… Здравия желаю, товарищ народный комиссар! Вялов беспокоит.
– Как дела?
– Надо поговорить! С глазу на глаз.
– Хорошо. Я распоряжусь, чтобы Токарев выделил тебе автомобиль.
– Не надо. У меня есть. Трофейный.
– Когда будешь?
– Часа через три-четыре.
– Хорошо. Я отменю совещание. Жду!
* * *
Дорога растянулась на все шесть часов. На каждом перекрёстке – патруль. Рука устала размахивать красной книжицей.
А при въезде в Москву – и вовсе. Чуть ли не допрос. Куда, зачем, с какой целью.
Правда, в самой столице ездить стало легче – транспорта практически не осталось.
На Лубянке – обычное столпотворение. Лица строгие, озабоченные, порой даже – злые, но непременно важные. Кому война, а кому мать родна!
А вот Берия совсем не изменился.
Всё те же щёки на плечах, холёность в чертах, вальяжность в движениях, плавная тягучая речь.
– Здравия желаю, товарищ нарком!
– Здравствуйте, Павел Агафонович. Садитесь.
– Есть!
– Ну, что там у вас? Докладывайте.
– Крюгер в опасности!
– Почему вы так решили?
– Розенберг ему не доверяет. И уже отправил несколько диверсионных групп, имеющих целью захват Юродивого. Одну из них мы намедни ликвидировали.
– Молодцы… Этот хитрый лис совсем распоясался. А ведь когда-то мы его чуть в ВКП(б) не приняли! Можешь быть спокоен, я сегодня же дам команду вернуть Игоря Семеновича на место.
– Виноват, товарищ нарком…
– Что случилось?
– Я вас ослушался и не стал настаивать на немедленном возвращении Савченко в Москву… Короче, он в Весьегонске. С Ваней.
– И правильно сделал! Я не раз говорил: в порученном деле ты можешь принимать любые решения. Даже идущие вразрез с указаниями наркома. Мне ведь отсюда видно далеко не всё, не так ли?
– Так точно! Но товарищу Токареву я приказывать не смею…
– А ты и им хочешь руководить? Далеко пойдешь…
– Нет. Вы меня неправильно поняли. Мы с Игорем Семёновичем вдвоём не управимся. А Бабиков, Лавриков и Чижик уже поступили в распоряжение начальника управления.
– А… Вот ты о чём! Хорошо, я дам соответствующее указание. Всё?
– Никак нет! Немцы серьёзно подготовлены. Можно сказать – профессионалы. Нам следует позаботиться о ещё одном кольце охраны.
– Ты что, хочешь, чтобы я дивизию с фронта снял и бросил под Весьегонск? Да у нас каждый солдат нынче на счету! Профессионалы… А вы кто? Впятером против троих управиться не сможете?
– Но…
– Никаких «но»!
– Слушаюсь!
– Скажи, Крюгеру известно о шагах, предпринятых Розенбергом?
– Не думаю.
– Значит, надо его предупредить…
– Да. Но как?
– Это моя забота. Встретишься с ним в последний день лета на нейтральной полосе под Ржевом. В десять ноль-ноль.
– Понял.
– Можешь быть свободен.
– Есть!
– Хотя – постой. Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
– Никак нет!
– И спросить – не хочешь?
– Нет.
– Ты действительно ничего не заметил?
– О чём вы, Лаврентий Павлович?
– Эх, Паша, Паша… Неужели ты серьёзно думаешь, что можешь перехитрить самого наркома? Я давно понял, что ты не так прост, как кажешься! Впрочем, такая тактика имеет право на жизнь. Придёт время, и я тебе сам всё расскажу.
* * *
Дождь лил как из ведра. Машина не слушалась и часто съезжала с накатанной лесной дороги, тогда Вялову приходилось применять всё своё водительское умение и лихо петлять между деревьями.
А время летит.
Восемь, девять…
Остался один час до встречи, на которую опаздывать нельзя! Крюгер долго ждать не станет. Пятнадцать минут – и ауфвидерзейн…
Лес сменяется бескрайним полем, неубранными хлебами, средь которых вьётся узкая тропинка. Подминая под себя высокие стебли, легковушка несётся напрямик. Только белый флаг трепещется над спелыми колосьями.
Без пяти десять.
Как вдруг…
На пути – машина полная фрицев!
– Кто старший? – приоткрыв дверцу, на немецком выкрикнул капитан.
– Их! – немедленно откликнулся высоченный фельдфебель в кителе с короткими рукавами.
– Подойди сюда!
– Яволь!
– Меня ждут, – Вялов расстегнул клапан командирской сумки и ткнул в точку на карте. – Здесь.
– Хорошо. Мы вас проводим!
* * *
Вальдемар в плащ-палатке стоял под проливным дождём рядом со своим автомобилем и раз за разом нервно ронял взгляд на новенькие часы. 10.00, 10.05, 10.10… А Павла всё нет и нет. В том, что с той стороны на встречу прибудет именно Вялов, – он не сомневался ни на мгновение.
Видимо, случилось нечто неординарное – слишком экстравагантный способ приглашения избрала русская разведка!
В тот вечер, выходя из офицерского клуба, он заметил, что лишился бумажника с тугим прессом дойчмарок – утром давали жалованье. Вместо денег в кармане оказалась записка: «31 августа в 10.00».
А уже десять с четвертью…
Как вдруг из сплошной водной завесы вынырнул грузовик и остановился. Длинный фельдфебель выпрыгнул из кабины и, козырнув, попросил назвать себя. Неужели сейчас его арестуют? За что? Ведь он, как положено, доложил о предстоящей встрече по всем инстанциям.
– Штурмбаннфюрер Крюгер! – не выпуская из рук удостоверение личности, представился Вальдемар.
Длинный снова взял под козырёк и скрылся в кабине.
Грузовик фыркнул и «растворился» в бурном дождевом потоке. А на его месте появилась знакомая легковушка. Вялов!!!
– Здравствуй, Паша! Ты один?
– Да. Ещё двое ждут меня по ту сторону леса.
– Не боишься?
– Нет. Парламентёров твои соотечественники пока не трогают.
– Ну, чего мы мокнем? Давай в мою машину.
– Давай.
Немец приоткрыл заднюю дверцу, и Вялов, пригнувшись, юркнул в салон, обитый плотной дорогой материей. Крюгер последовал за ним.
– Тебе грозит опасность! – без предисловий начал Павел.
– Откуда?
– Со стороны Розенберга.
– В чём это выражается?
– Несколько дней назад я принимал участие в ликвидации группы, им лично снаряжённой для завладения пророком.
– Да… Дела… Как думаешь, это личная инициатива рейхсминистра или приказ фюрера?
– Не всё ли равно?
– Нет. Если личная – данные мероприятия следует рассматривать через призму борьбы за власть, возможность влиять на фюрера, если нет – значит, меня хотят уличить в двойной игре.
– И не только тебя, а всё руководство зондеркоманды.
– Здесь могут быть варианты…
– Например?
– Левин что-то заподозрил и сам попросил Альфреда направить группу в Весьегонск.
– Нереально. Мне кажется, доктор договорился с Немнуховым.
– О чём?
– О своём устройстве после войны… Теперь он, как и ты, ждёт, чем закончится битва за Сталинград.
– Хм… Значит, мне ничто не угрожает? Если, конечно, парни Розенберга не доберутся до Юродивого. Хотя… Если им и удастся осуществить задуманное, я скажу, что мальчишку подменили после нашего с Левиным визита.
– Совершенно верно!
– Кто с Ванечкой сейчас?
– Как и раньше – «дед».
– Твой человек?
– Да.
– Ты ему доверяешь?
– Как себе самому… Кстати, именно он готовил меня к боксёрскому поединку. Помнишь?
– Это ещё ничего не значит… Если «деда» возьмут в плен, он может расколоться и рассказать всю правду.
– Не волнуйся. Он не дастся.
– Ты уверен?
– На все сто!
– Но за первой попыткой может последовать вторая, третья…
– Это уже мои проблемы.
– Что должен делать я?
– Доложить Левину об инициативах Розенберга. Пусть попробует повлиять на него. Чтобы уменьшить риск.
– Будет сделано, господин капитан.
– Товарищ, – с улыбкой уточнил Вялов. – Следующий раз на этом же месте ровно через месяц. В десять ноль-ноль. Если вас не погонят дальше.
– Тридцатого?
– Ну да… В сентябре тридцать дней.
– Смотри, Паша, не опаздывай!
* * *
14 сентября Ванечке Парфёнову исполнилось 7 лет. Настоящий пророк праздновал день рожденья под Москвой, а его детдомовский тёзка – в захолустном Весьегонске, давно ставшем для немого мальчишки самым любимым местом на всём земном шаре.
За последние годы он успел свыкнуться с искусственно навязанной датой, да и впредь будет отмечать свои именины именно в этот осенний день…
Приподнятого настроения у взрослых не было. Накануне под Сталиградом противник перешел в наступление. Сдержать мощный натиск советским войскам не удалось. Они отступили за черту города; на улицах завязались ожесточенные бои.
Ваня о кровопролитных событиях на фронте ничего не знал и беззаботно бегал по двору с подарком Игоря Семеновича в руках – настоящим револьвером с просверленным стволом и повреждённым пусковым механизмом.
Он и представить себе не мог, что этот счастливый праздничный день может стать последним в его наладившейся жизни…
Первым чужаков заметил Лавриков.
Двое красноармейцев неспешно брели по тихой улочке в сторону рукотворного моря, смеясь и оживлённо переговариваясь. Может, эта самая беспечность и насторожила молодого чекиста?
– Возьми их на мушку! – сказал он Чижику и пошёл навстречу смерти.
– Ваши документы?
– В чём дело, товарищ?
– Здесь я спрашиваю. Водохранилище – стратегический объект, а мы его охраняем. Ясно?
– Так точно. Вот смотри… Прибыл на побывку в родные места. После ранения.
Александр взял в руки изрядно измятую бумагу и вдруг ощутил резкую боль в низу живота. Пошатнулся и упал, обводя последним взглядом высоченные корабельные сосны, облака, резвящиеся в небе под порывами ветра, солнышко, дарящее всему живому тепло рано наступившего бабьего лета.
Чижик всё видел, но опоздал с принятием решения и открыл огонь, когда незнакомцы уже оттащили тело его товарища в сторону и бросили в придорожный ров.
На звуки выстрелов прибежал Вялов.
– Там, двое, – сообщил младший лейтенант, вытирая пот со лба. – Лавриков ранен!
– А, чёрт! – выругался Павел. – Где Бабиков?
– Спит.
– За мной!
Капитан перебежками добрался до своего дома, жёстко наказал тестю укрыться с семьёй в погребе и, увлекая за собой Чижика, помчался к Парфёновым. Рванул на себя дверь, обвёл взглядом помещение. Мальчишки нигде не было.
– Ваня под замком. В подполье, – пояснил Савченко. – Где вход в него – даже ты не знаешь.
– Молодец, конспиратор, – похвалил Вялов, прекрасно осознавая, что не ответственность за выполнение задания двигала его старшим товарищем, а любовь к «внуку». – Бери на себя северное направление, а я займусь южным.
– Есть.
Игорь Семенович бросился к указанному окну. В тот же миг стекло разлетелось на мелкие осколки. Но к дому Парфёновых уже летело подкрепление в лице сержанта Бабикова – сигнализация сработала!
– Здорово, други! – поприветствовал товарищей Пётр.
– И тебя по тому же месту… Мы с Виктором попытаемся зайти в тыл нападающим, а ты оставайся здесь пока не прибудет помощь. Ребятам позвонил?
– А как же, – улыбнулся Бабиков. – Техника – сила! – он повернулся лицом к «Глебу Васильевичу». – Слушай мою команду…
– Отставить! – Павел раскрыл наконец карты. – Дед – капитан госбезопасности. Поступаешь в его распоряжение.
– Слушаюсь… – растерянно пробормотал сержант, мысленно уже примерявший на себя лавры великого полководца. А тут такой облом!
– Чижик, за мной!
– Есть!
Выстрелы доносились со стороны леса. Вялов, знавший окрестности как свои пять пальцев, перебежал дорогу и чуть было не схлопотал пулю в затылок – свинцовый наконечник срезал ветку, оцарапавшую ему лицо.
– Откуда стреляют?
– Не засёк, товарищ капитан…
– Останься и проследи, понял?
– Так точно!
– Выследишь – обезвредь.
– Есть!
Чижик залёг в канаве за разлогим кустом и, надев на палку свою фуражку, выставил её наружу. Пуля прошла по центру тёмно-синего околыша.
«Снайпер, что ли?»
– Товарищ капитан… Товарищ капитан!
Ответа не последовало. Командир уже далеко.
Надо принимать решение самому!
Младший лейтенант покинул ненадёжное укрытие и, петляя, побежал назад. Огонь велся из-под крыши единственной в том районе двухэтажки. С тыльной стороны на чердак вела деревянная лестница.
«А вдруг он не один?!» – кольнула мозг страшная догадка.
Что ж тогда он умрёт, выполняя приказ: «Выследить и обезвредить!»
Подкравшись к дому сзади метров на тридцать, Чижик сознательно поднялся в полный рост. Если врагов несколько и они контролируют все подходы, нет смысла подпускать противника ближе, – в такую мишень и так трудно не попасть!
Он целую вечность шел и шёл вперёд с автоматом в вытянутой руке, ожидая выстрелов навстречу, а их всё не было!
«Это шанс!»
Виктор взлетел наверх по деревянным поперечинам и, на ходу вырвав чеку, бросил гранату в распахнутую дверцу. Через секунду после взрыва ворвался в помещение и принялся поливать его свинцом.
Первое, что он увидел, когда развеялся дым, – залитое кровью лицо молодого парня. Русые волосы, светлые глаза, нос картошкой… Тело покойника было посечено осколками. А рядом со спусковым крючком снайперской винтовки лежала оторванная кисть руки.
– Это тебе за Сашку! – сплюнул Чижик.
* * *
Взрыв, потрясший округу, только подстегнул Вялова. О том, что это «шумит» Чижик, он, конечно же, не знал. «Похоже, на нашей улице начались полномасштабные боевые действия! Надо срочно заканчивать с этими двумя – и спешить на помощь. Где же наши ребята, почему их до сих пор нет?»
О том, что машина с весьегонскими чекистами несколько минут тому назад подорвалась на умело заложенной мине и теперь неподвижно стоит в километре от эпицентра событий, ему тоже было неведомо.
Павел выбрался на лесной пригорок и, умело маскируясь в высокой траве, пополз вперед. Выстрелы становились всё громче и ближе. Вскоре он уже мог наблюдать двух диверсантов, засевших в канаве на расстоянии несколько десятков метров друг от друга.
Они собирались уходить – всё равно задание провалено. Первым с места поднялся ладно сложенный мужчина лет сорока и, знаками приказав напарнику не прекращать огонь, двинулся прямо в направлении Вялова.
Он шёл, не глядя под ноги, постоянно озираясь назад, и чуть было не наступил на Павла. Поэтому даже не успел вскрикнуть, когда лезвие ножа проверило на прочность его горло.
Второй оставил позицию ровно через минуту.
Прошёл сто метров и начал вертеть головой по сторонам.
– Гриня, где ты? – спросил шёпотом.
– Здеся! – так же тихо ответил Вялов, одновременно упирая ствол в спину врага. – Положи оружие и медленно подними руки.
Диверсант бросил автомат на землю и, развернувшись, попытался ударить чекиста в пах тяжёлым кованым сапогом. Да не тут-то было! Вспоминая науку Савченко, Павел перехватил ногу в воздухе, резко заломил, и одновременно нанёс своим коленом сокрушительный удар меж нижних конечностей, навсегда лишая мужика возможности продолжить свой бесславный род.
За этим последовал прямой в шнобель, так, на всякий случай, чтобы парень не брыкался во время транспортировки.
Потом эту картину острый на язык Савченко озаглавит: «Былинный богатырь Вялов с поверженным врагом на плече».
* * *
Это была третья группа диверсантов (вторую красноармейцы ещё неделю тому назад задержали при переходе линии фронта и передали особистам).
Но Павел не успокаивался.
Каждый день он придумывал всё новые и новые трюки, чтобы обезопасить свою семью, подчинённых и лже-Парфёновых.
Дроздовых и Катю с Тимчиком отправил на другой конец города поближе к дому, в котором разместилось местное отделение НКВД. Чижика поселил у Савченко. А сам расположился напротив – у сержанта Бабикова, внедрившего в жизнь ряд технических новшеств для успешного выполнения задания.
Теперь в его комнате загоралась яркая лампочка, если кто-то проезжал или проходил по улице в обоих направлениях. В первое время Вялов долго не мог уснуть, внутренне готовясь к очередной вспышке света, но, быстро осознал, что «массовых гуляний» по ночам ожидать не приходится – комендантский час в прифронтовой зоне никто не отменял, и стал спать, как прежде, крепко и спокойно.
Днем Пётр вполне справлялся и сам – людей в городе раз-два и обчёлся. А машин – и того меньше.
Все эти меры предосторожности в конце концов оказались лишними.
В войне наметился коренной поворот, и фюрер забыл на время о Весьегонском пророке.
А Розенберг, получивший от рейхсканцлера страшный разнос, больше не занимался самодеятельностью.
* * *
На неформальные связи своих подчинённых с врагами Левин смотрел сквозь пальцы. И даже негласно поощрял их, ибо только такие контакты могли дать истинную картину положения на фронтах. Официальной пропаганде верить нельзя – в этом он убедился, побывав недавно в Африке. Гитлер и Геббельс постоянно трубили о великих победах на Чёрном континенте, но успехи оказались, мягко говоря, немного преувеличенными.
Последним крупным достижением стал прорыв линии Газала ещё 1 июня, когда было уничтожено свыше 100 танков и взято в плен 3000 британских воинов. А дальше дело застопорилось…
Нет, не зря Юродивый утверждает, что видит красный флаг над рейхстагом!
Для себя Левин давно решил, что перебежит к русским или американцам, как только первый солдат противника ступит на его родную землю. И начал готовить почву для осуществления задуманного.
Но всё же – во избежание кривотолков – контакты с НКВД следовало временно прекратить. Доктор прямо сказал об этом Крюгеру в телефонном разговоре:
– Так и быть. Встречу тридцатого разрешаю. Но – больше никаких отношений с русскими! В следующий раз поговорите с ними, когда германские войска победоносно завершат восточную кампанию.
Такие указания шефа могли означать только одно: всё очень плохо, лучше не светиться и «залечь на дно»…
* * *
В тот день Крюгер с Вяловым обсуждали только одну проблему – переход Вальдемара на сторону советских войск.
Для того чтобы реализация совместного плана стала реальностью, штурмбаннфюрер выдвинул два условия: первое – Красная Армия должна разгромить немецкую группировку под Сталинградом; второе – освободить Ржев. Тогда Крюгер затеряется в суматохе и спрячется в подвале одного из домов, где и найдёт его Вялов.
Свои объявят Крюгера без вести пропавшим, а он сменит фамилию и станет жить в России, куда после победы перевезёт всю свою семью. Эльза уже была посвящена в планы супруга и теперь с нетерпением ожидала окончания войны.
Но до счастливого момента оставалось ещё чуть больше двух с половиной лет…
* * *
4 ноября командующий немецким Африканским корпусом генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель получил приказ Гитлера: «Нет другого пути, кроме одного: победить или умереть!». И в тот же день велел своим солдатам… отступать. На театре военных действий в Северной Африке произошел коренной перелом в пользу союзников.
До такого же поворота в развитии событий на Восточном фронте тоже оставалось ждать совсем недолго…
* * *
30 сентября 1942 года был образован Донской фронт под командованием генерал-лейтенанта Константина Константиновича Рокоссовского, в состав которого вошли: 1-я гвардейская, 21, 24, 63 и 66-я армии, 4-я танковая армия, 16-я воздушная армия. Главная его задача – окружить немецкий 14-й танковый корпус и соединиться с частями 62-й армии.
В тот день, когда Вялов встречался с Крюгером, после артподготовки, начавшейся в 5.00 утра, советские войска пошли в атаку. Но уже через два дня она захлебнулась.
И тогда из резерва Ставки в распоряжение Рокоссовского были переброшены семь полностью укомплектованных стрелковых дивизий (277, 62, 252, 212, 262, 331, 293-я). Командование РККА начало готовить план новой наступательной операции, которую планировалось осуществить силами двух фронтов: Донского и Сталинградского под командованием Маршала Советского Союза Семена Константиновича Тимошенко.
23 ноября 1942 года кольцо окружения вокруг 6-й армии вермахта сомкнулось. Однако уничтожить с ходу группировку противника не удалось. Немцы даже предприняли попытку прорыва блокады под командованием фельдмаршала Эриха фон Манштейна, но она не дала ожидаемого результата.
Окончательно противник капитулировал лишь 2 февраля 1943 года. В плен попали более 2500 офицеров и 24 генерала 6-й армии, свыше 91 тысячи солдат…
* * *
Не столь яркая, как ожидалось, но всё же победа была достигнута и на втором из названных Крюгером направлений.
В результате операции Калининского и Западного фронтов под общим руководством Георгия Константиновича Жукова, длившейся с 25 ноября по 20 декабря 1942 года, ценой страшных жертв среди личного состава РККА, 9-я немецкая армия генерал-фельдмаршала Вальтера Моделя по кличке Пожарный была сброшена с ржевско-вяземского выступа.
3 марта 1943 года Ржев был освобождён. Вместе с передовыми частями 30-й армии Западного фронта в город вошёл подполковник Вялов.
Нет, это не был очередной скачок в карьере, просто в январе в Красной Армии ввели новую форму одежды и новую систему званий, согласно которой все капитаны госбезопасности, в том числе и наш герой, в одночасье стали подполковниками и наконец-то получили долгожданные погоны.
Крюгера Павел нашёл сразу. По условленному адресу на «заранее подготовленной позиции». И в тот же день лично доставил перебежчика в столицу. Прямо в кабинет наркома Берии.
* * *
Так называемый спецотдел, прозванный в народе «мистическим», всегда существовал в системе ВЧК-ОГПУ-НКВД и был разгромлен лишь в 1937 году. Теперь, похоже, пришло время возродить его.
Эх, жаль, стольких знаковых фигур постреляли!
Якова Блюмкина, вместе с Рерихом искавшего высшее знание Шамбалы для усовершенствования социализма, Глеба Бокию, первым начавшего подслушивать иностранных дипломатов… Даже писателя Александра Барченко, научного руководителя секретной парапсихологической лаборатории, телепата, гипнотизёра – и то не пожалели! А он многое мог бы объяснить.
Ещё шесть лет тому назад Барченко докладывал руководству о юродивом Михаиле Круглове, владевшем секретами древних цивилизаций. Не поверили! Объявили юродивого душевнобольным. А ведь могли принять во внимание, записать показания, проанализировать факты, тогда бы и феномен Ванечки легче было б истолковать.
Свою первую экспедицию эзотерики из ЧК снарядили на Кольский полуостров ещё в 1921 году, туда же позже наведались специалисты «Аненербе».
Так, может, прав был Барченко, утверждая, что древние жители тех мест – гиперборейцы, умели строить летательные аппараты и, расщепляя атомное ядро, использовать полученную при этом энергию?
Немцы – не дураки. Используя наш опыт, создали свою зондеркоманду. Теперь следует навёрстывать упущенное, потихоньку перетягивать ведущих германских специалистов на свою сторону.
Скрипнула дверь.
– Разрешите? – спросил Вялов – главный творец триумфа в противостоянии с «Аненербе».
– Да, Павел Агафонович!
– Здравия желаю, товарищ народный комиссар! – козырнул высокий светловолосый подполковник госбезопасности, вошедший в кабинет следом за Павлом.
– Здравствуйте, Вальдемар, давайте знакомиться, – Лаврентий Павлович.
– Очень приятно!
– Как устроились?
– Благодарю. Всё хорошо.
– Теперь по документам вы – Владимир Крюков, заместитель начальника спецотдела.
– Так точно.
– И – как думаете – есть перспектива у такого подразделения?
– Конечно!
– Чем вы лично занимались в «Аненербе»?
– Ведьмами, шаманами…
– Говорят, какую-то прапрабабушку вашего бывшего шефа, я имею в виду Гиммлера, в своё время тоже сожгли на костре.
– Да. Это правда.
– Как вы можете объяснить с точки зрения науки природу возникновения такого божественного дара?
– Увы, академическая наука здесь бессильна…
– А эзотерика что говорит по этому поводу?
– Наделение простого смертного сверхъестественными возможностями есть проявление высшей космической (или, если хотите, – божественной) любви.
– Как вы считаете, столь бесценный дар люди получают от рождения, или же способность к предвидению можно развить в себе в результате длительных занятий, тренировок, медитаций?
– И так, и так. Некоторые, как Ванечка, могут предсказывать события уже в младенческом возрасте, некоторые становятся ясновидящими после каких-то катаклизмов: аварий, болезней, есть даже такие, которые утверждают, что приобрели дар после общения с инопланетянами. А есть – люди железной воли, сами развившие в себе выдающиеся способности, особенно много таковых среди индийских йогов…
Берия задумался.
– Значит, при желании, мы можем воспитать целое подразделение, целый отряд пророков? Под вашим чутким руководством?
– Под моим – вряд ли. Я больше – исследователь, систематизатор, а не практик. Вот доктор Левин – тот, пожалуй, мог бы. Чем он, впрочем, и занимается сейчас.
– Да-да, товарищ Немнухер предупреждал меня об этом. Как вы думаете, оберштурмбаннфюрер согласится сотрудничать с нами?
– Смотря, как повернутся события… Хотя, не скрою, он был просто потрясён услышанным и увиденным в Весьегонске.
– Значит, Павел Агафонович, вам следует активизировать свои усилия для того, чтобы после нашей победы Рудольф не сбежал в другую страну.
– Я сделаю всё возможное, товарищ народный комиссар. Господин, простите, товарищ Крюков уже дал много дельных советов по данному поводу. Правда, все они касаются будущей научной деятельности доктора. А вот насчёт материальной составляющей…
– Можете обещать золотые горы. Квартиру, дачу, руководящую должность в нашем ведомстве, приличное жалованье, спецобеспечение…
– Понял.
– Надеюсь, Вальдемар уже убедился в нашей гостеприимности и станет надёжным союзником в деле переманивания своих бывших коллег?
– Естественно! – располагающе улыбнулся Крюгер.
– Да, кстати, где вы научились так хорошо разговаривать по-русски?
– Россия – моя специализация. Василий Немчинов, Серафим Саровский, Иоанн Кронштадский, Даниил Андреев… Моя университетская преподавательница – Наталья Алексеевна Смоленская – говорила: чтобы понять их душу, мало изучить историю, надо в совершенстве знать язык, традиции…
– Я рад, что мы получили такого специалиста! – подытожил Берия.
Вялов расценил это как похвалу.
* * *
После поражения под Сталинградом Гитлер долго не мог прийти в себя. А когда пришёл – решил наказать без разбора всех виновных. И – первым делом – Левина, не так истолковавшего предсказания русского пророка.
– Почему вы до сих пор не доставили Юродивого в Берлин, герр доктор? – визжал фюрер, расхаживая взад-вперёд перед носом вытянувшегося в струнку шефа зондеркоманды.
– На то есть целый ряд уважительных причин… – несмело начал оправдываться Левин.
– Назовите главную из них!
– Наши войска не смоги взять Весьегонск, в котором живёт мальчик.
– У вас была возможность послать за ним лучших диверсантов. Почему вы не воспользовались ей?
– Пророка хорошо охраняют. Особенно после провальных действий Розенберга… – не забыл подставить своего главного оппонента оберштурмбаннфюрер.
– А что известно о новых предсказаниях? – немного успокоился вождь.
– Ничего. Мой агент Крюгер погиб под Ржевом во время наступления русских.
– Почему мне сразу не доложили об этом?
– Виноват!
– Таких людей нельзя держать на передовой! Неужели вы этого не понимаете? Боже мой… Боже мой… Лучшие умы рейха гибнут на фронте!
– Но, мой фюрер, вы сами распорядились направить агента, курирующего Юродивого, в расположение части, максимально близко подошедшей к Весьегонску… – отважился на критику Левин.
Гитлер замолчал.
Сел за стол и начал барабанить пальцами по его поверхности.
– А где сейчас тот русский, через которого Крюгер получал информацию?
– На месте. Возле Ванечки.
– Он готов сотрудничать с нами?
– Мы провели с ним подготовительную работу, когда я, с вашего разрешения, выезжал на фронт, но сейчас связь с Вяловым прервана.
– Так установите её!
– Есть!
– Этот ваш знакомый по университету, который возглавлял русскую делегацию…
– Немнухер?
– Кажется… Он может помочь в нашем деле?
– Не знаю. Всё будет зависеть от наших успехов на фронте…
– На лето мы готовим крупное наступление! Операция «Цитадель». В ней примут участие лучшие силы великой Германии: первая дивизия Лейбштандарт СС «Адольф Гитлер», вторая танковая дивизия СС «Дас Райх», третья танковая дивизия СС «Тотенкопф». Мы вернём себе инициативу и разобьём русских, несмотря на их упорство!
– Уверен, что это всё решит! – уклончиво ответил Рудольф.
* * *
Чтобы вернуть расположение фюрера, требовалось срочно найти для него какое-то положительное знамение, благую весть, и Левин надолго засел за изучение предсказаний своих ясновидящих агентов.
Но позитив закончился!
Напротив, почти все провидцы предсказывали рейхсканцлеру близкую смерть.
Один из медиумов ещё в прошлом году видел покушение на Гитлера в Смоленске. Недавно о нём стало известно узкому кругу лиц, в том числе, конечно, и самому оберштурмбаннфюреру Левину.
Заговорщики заманили вождя в штаб группы армий «Центр» и пытались покончить с ним.
Две английские мины замедленного действия замаскировали под бутылки с коньяком и передали якобы для друзей в Берлин с одним из генералов, отлетавших вместе с фюрером назад в столицу рейха.
Механизм сработал: маленькая ампула была раздавлена, жидкость разъела проволочку, боек пробил капсюль, но детонатор почему-то не воспламенился.
В начале года этот же медиум предупредил о новых планах мятежников, но Левин ничего не сказал о них вождю. Однако покушение снова не удалось.
21 марта 1943 года Гитлер, Геринг, Гиммлер и Кейтель поминали павших героев в Цёйгхаусе, что на знаменитом бульваре Унтер-ден-Линден.
Полковник Рудольф Кристоф фон Герсдорф, начальник разведки всё той же группы армий «Центр», пронёс в кармане шинели две мины и стал искать возможность подобраться поближе к фюреру.
Но тот неожиданно сократил время пребывания на церемонии, не дав возможности активизировать взрывной механизм.
Какой-то заговорённый этот Гитлер!
* * *
Как только Крюгер перешёл на сторону русских, Вялов, назначенный начальником воссозданного спецотдела, стал жить с семьёй в Москве – в квартире своего покойного дяди. Любовь Витальевна с тех пор фактически заменила ему мать.
Павел оказался благодарным сыном: ласково называл Любовь Витальевну кормилицей, берёг, лелеял, всячески ограждал от домашней работы. Хотя кухня всё равно всецело оставалась в её ведении – Кате по горло хватало забот по воспитанию Тимофея.
Обеспечением охраны лжепророка в Весьегонске теперь руководил Чижик, ставший капитаном госбезопасности. В войну карьера любого исполнительного офицера стремительно идёт в гору.
Минёт совсем немного времени, и его переведут в Калинин. Игра закончится. Савченко обретёт полную свободу действий и будет наслаждаться жизнью уже под собственной фамилией в новом доме на берегу Рыбинского водохранилища. Его немой от рожденья «внук» получит возможность посещать специализированную школу, в которой быстро станет лучшим учеником.
Дроздовы снова вернутся к любимому занятию в любимом городе и даже в том же корпусе – на Коммунальной, 50, куда временно передислоцируют из Ташкента Военную академию тыла и снабжения.
А Вялов и Крюгер в это время будут составлять планы будущих экспедиций: на Тибет, на Алтай, и с нетерпением ждать обещанного Ванечкой разгрома немцев на Курской дуге, чтобы загнать Левина в угол и заставить его работать на организацию, решившую взять на себя все функции «Аненербе»…
* * *
Слово «Цитадель» впервые слетело с уст Весьегонского пророка еще летом 1942 года. Уже тогда Берия дал указание всем дипломатам, разведчикам, агентам немедленно докладывать в Центр о любых его упоминаниях во всех фразах и документах.
12 апреля 1943 года на стол Сталина лёг точный текст директивы № 6 «О плане операции “Цитадель”» немецкого верховного командования, завизированный всеми службами вермахта, но ещё не подписанный Гитлером. Эти данные были получены от разведчика, работавшего под псевдонимом «Вертер».
Опираясь на них, Маршал Советского Союза Жуков, координировавший действия Западного, Брянского, Степного и Воронежского фронтов, точно знал силу и направление немецких ударов на Курской дуге.
Битва продолжалась 49 дней – с 5 июля по 23 августа 1943 года.
Выдержав натиск противника в первую неделю, советские войска перешли в решительную атаку, вылившуюся в две блестящие наступательные операции – Орловскую (операция «Кутузов») и Белгород-Харьковскую (операция «Румянцев»).
12 июля войска Западного (командующий – генерал-полковник Василий Данилович Соколовский) и Брянского (командующий – генерал-полковник Маркиан Михайлович Попов) фронтов начали наступление в районе города Орёл и к исходу следующего дня прорвали оборону противника. Начиная с 26 июля немцы стали отходить на оборонительную линию «Хаген» (восточнее Брянска). 5 августа в 05.45 советские войска полностью освободили Орел.
Контрнаступление силами Воронежского (командующий – теперь уже генерал армии Николай Фёдорович Ватутин) и только что образованного Степного (командующий – пока ещё генерал-полковник Иван Степанович Конев) фронтов началось 3 августа.
5 августа примерно в 18.00 был освобождён Белгород, 7 августа – Богодухов. Развивая наступление, советские войска 11 августа перерезали железную дорогу Харьков – Полтава, и 23 августа овладели Харьковом. Контрудары немцев успехом не увенчались.
5 августа в Москве был проведен первый за всю войну салют – в честь освобождения Орла и Белгорода.
* * *
Красная волна покатилась на запад. Мощно, уверенно, неумолимо. К концу осени оккупантов изгнали с территории Левобережной Украины. К очередной (26-й) годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции советские войска, не считаясь с потерями, освободили город Киев.
Ещё летом американцы высадились на Сицилии. И уже 3 сентября итальянцы, связанные союзом с Германией, капитулировали на условиях США и Великобритании.
Доктор Левин понял: дальше ждать нельзя и принялся искать контакта с Вяловым. Тем более что сам фюрер дал ему такое задание.
Но вот проблема – фронт слишком быстро удаляется всё дальше и дальше от Калинина.
Только он собрался вылететь в Смоленск, а город уже заняли советские войска, попытался назначить встречу в Киеве, который немцы клялись никогда не сдавать, опять не вышло! С такими темпами скоро доведётся пить чай с русскими в Берлине… А это никак не входило в планы Рудольфа. Гораздо больше шансов на должность, положение, сохранение возможности и дальше заниматься любимым делом будет в случае, если он успеет сдаться вовремя!
Словно читая его крамольные мысли, Гитлер решил расформировать зондеркоманду, а всех её сотрудников отправить на фронт.
Проливать кровь за фюрера оберштурмбаннфюрер не собирался.
И в начале 1944 года он бесследно исчез…
Часть 3
Победителей не судят?
1944 год начался с генерального наступления советских войск на группу немецких армий «Север». 19 января в южной части кольца, сомкнутого вокруг города Ленина, появились первые бреши. А уже 27-го с блокадой было покончено.
В этот период у Ванечки участились припадки, во время которых он часто повторял фразы «Фау», «Второй фронт», «Весь мир восстанет против Гитлера». А вот о личной участи Вялова и Крюгера, частенько хаживавших к нему в гости, говорить Юродивый отказывался. Закрывал лицо руками и упрямо молчал.
Почему – знал лишь один-единственный человек на свете, имевший на пророка особое влияние, – Глеб Васильевич Парфёнов. Дед.
Несколько месяцев тому назад он имел конфиденциальную беседу с Берией. Нарком настойчиво рекомендовал Ванечке держать язык за зубами и не совать нос в личную жизнь его подчиненных.
«Видения – видениями, мы их запретить не можем, а считывать информацию с чьего-либо лица вживую или по фотографии – без моей команды лучше не надо!»
Так и не узнав ничего нового, сверхважного, Вальдемар вскоре чуть-чуть разочаровался в ведовстве и с головой окунулся в новую тему – НЛО. О появлениях таинственных объектов над позициями генерала Роммеля в Африке, о светящихся сигарообразных предметах в ночном небе над проливом Ла-Манш, о странных дисках, время от времени сопровождавших транспортные караваны судов через Атлантику, он знал и раньше. А теперь получил доступ к секретным советским документам.
Оказалось, что в безбожном Союзе тоже многие наблюдали НЛО. Так, один из инженеров Харьковского тракторного завода сообщал, что во время ходовых испытаний нового советского танка «КВ» летом 1940 года в вечернем небе над полигоном бронетанковой техники завис яйцеобразный предмет, прилетевший с юго-запада. Аппарат испускал пульсирующий свет и медленно вращался. Руководитель испытаний дал команду вернуть машину в ангар и немедленно доложил «наверх» о странном явлении. После того как рев двигателя опытного танка стих и на полигоне воцарилась тишина, «яйцо» вдруг стремительно понеслось вверх и за считаные секунды превратилось в едва заметную светящуюся точку.
Многочисленные факты странных явлений имели место и незадолго до начала Великой Отечественной войны на границе СССР и Польши. Заместитель командира одной пограничной заставы писал в своём рапорте о необычных летательных объектах, барражировавших вдоль реки Буг с юга на север.
В декабре 1941 года весьма любопытная история приключилась с зенитчицей отдельного батальона ПВО, расчет которой охранял здание Большого театра в Москве. В одну из ночей батарея отбила очередной налет авиации противника, уничтожив при этом два тяжелых немецких бомбардировщика. По городу был дан сигнал отбоя воздушной тревоги, но когда люди стали покидать бомбоубежища, высоко в небе над самым центром столицы вдруг появились три светящихся круга, шедших в полной тишине треугольником со стороны фронта. Лучи мощных прожекторов заметались по небу, пытаясь захватить их. Когда объекты попали в зону обстрела батареи, зенитчицы открыли огонь. Но снаряды не долетали до светящихся аппаратов, шедших на невероятно большой высоте. Вдруг мерцающий треугольник, летевший с запада на восток, мгновенно поменял направление и двинулся в обратную сторону, повергнув в изумление своим маневром видавших виды бойцов. На следующий день в батальон от командования войсками ПВО столицы пришла депеша, в которой разъяснялось, что странные объекты, принятые за вражеские самолеты, были не чем иным, как «оптическим обманом».
Но чаще других с неопознанными летающими объектами сталкивались летчики и моряки.
Так, например, Евгения Серафимовна Корчина, воевавшая в составе полка легендарных ночных бомбардировщиков «По-2», в ноябре 1943 года доставлявших боеприпасы и продовольствие советским десантникам на Керченском плацдарме, сообщала, что наблюдала темные точки, движущиеся в её сторону. Следуя инструкции, она набрала высоту и бросилась в атаку, как ей казалось, на самолёты неприятеля. Но те вдруг вспыхнули ярким оранжевым светом и рассыпались на десяток мелких шаров. В это самое время надежный двигатель «небесного тихохода» вдруг забарахлил, а через несколько секунд и вовсе заглох. Легкий бомбардировщик начал бесшумно планировать к земле. Незадолго перед падением лётчица успела разглядеть, как продолжавшие светиться летательные аппараты вдруг стремительно набрали скорость и в считаные секунды скрылись за горизонтом…
И вот и совсем свежий рапорт. От командира советского сторожевого корабля, несшего дежурство в проливе Лаперуза. Он лично наблюдал за тем, как по небу со стороны Японии стремительно приближался странный самолет округлой формы. Моряки уже приготовились отразить возможное нападение, как вдруг объект изменил траекторию полета и в полнейшей тишине штопором вошел в воды пролива, которые сразу же стали отдавать зеленоватым свечением.
Узнав об этом, Вальдемар попросился в командировку на Дальний Восток. Ни Берия, ни Вялов возражать не стали. Только дали ему в напарники одного из молодых офицеров, проходивших стажировку в отделе.
* * *
Свидетельств о встречах с НЛО оказалось так много, что Крюгер уже несколько раз просил продлить ему командировку.
А может, Вальдемар сам искал себе работу, чтобы ускорить бег времени и таким образом приблизить вожделенное свидание с семьёй, которое должно было состояться, как только советские войска войдут на территорию Германии?
Однажды, пребывая на катере моряков-пограничников, он сам стал свидетелем одного очень любопытного явления, когда на протяжении нескольких минут с неба падали необычные светящиеся цилиндры, формой напоминавшие фюзеляжи самолетов. Получив соответствующий доклад, командование направило к месту происшествия эскадрилью морских бомбардировщиков, те забросали указанный район глубинными бомбами. Однако большая часть их почему-то не взорвалась.
А сводки с полей сражений всё чаще напоминали бравурные марши. Чуть ли не каждый день Москва салютовала какому-то очередному освобождённому городу.
28 марта 1944 года войска 2-го Украинского фронта вышли на государственную границу СССР и перенесли боевые действия на территорию Румынии.
Только тогда Крюгер начал собираться в обратный путь…
* * *
С 9 по 18 октября 1944 года в Москве проходили переговоры глав двух связанных союзническими узами великих держав – СССР и Великобритании. Охрану первых лиц в числе других сотрудников УГБ обеспечивали и Вялов с Крюгером.
Уинстон Черчилль донёс до Сталина своё видение будущего устройства Европы, но Иосиф Виссарионович его не принял. Советские СМИ сразу подняли шум по поводу «шкуры неубитого медведя» и обозвали предложения премьер-министра дружественной пока Британии «грязными».
Пока вожди пытались разделить сферы влияния в Европе, войска 3-го Белорусского фронта развернули Гумбиннен-Гольдапскую наступательную операцию, в ходе которой прорвали несколько оборонительных рубежей в Восточной Пруссии, но окончательно сломить противника так и не смогли.
И тогда Ставка Главного командования решила сместить направление главного удара.
Решающая роль в новом наступлении, запланированном на начало 1945 года, отводилась силам 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов.
В составе штаба одной из передовых армий в это время появились два подполковника госбезопасности, переодетых в обычную общевойсковую форму.
Берия всячески противился такому шагу, но ничего поделать не мог – ведь он дал слово!
Личное участие в спасении своей семьи Вальдемар ставил главным условием перехода на сторону Советской Армии. Эльза с детьми ждала его в небольшом городке Гросс-Вартенберг, что в Нижней Силезии. Именно в направлении этого населённого пункта собирались нанести свой первый удар с Сандомирского плацдарма войска 1-го Украинского фронта…
Вялову на чужбине не понравилось.
Деревни – как под копирку. Лес – редкий, в основном – сосновый, каждое дерево пронумеровано.
«В нашей Тверской губернии – куда лучше!» – не раз говаривал Павел.
Крюгер, привыкший к среднерусским пейзажам, молча соглашался с ним.
Бывшая немецко-польская граница, тянувшаяся вдоль берега реки Варта, была изрыта противотанковыми рвами и траншеями, которые фашистское командование планировало заполнить резервистами из внутренних областей Германии. Однако наши войска опередили их и с ходу завязали бой. Противник начал панически отступать к Одеру.
Чистые, аккуратно мощёные улочки Гросс-Вартенберга были пустынны. Запуганные гитлеровской пропагандой жители в панике бежали на запад. В некоторых помещениях горел электрический свет, работали радиоприемники. Во дворах стояли повозки, груженные различным имуществом. В хлевах мычали брошенные коровы. На улицах валялись потерянные при торопливом бегстве чемоданы.
Вальдемар без труда нашёл дом своей тёщи – вдовы погибшего в Первую мировую унтер-офицера и, преисполненный радостными ожиданиями, толкнул незапертую калитку. Где-то там, в цокольном этаже здания его ждут любящая супруга и возмужавшие, окрепшие сыновья – Хорст и Кристиан!
Крюгер потянул на себя входную дверь и крикнул:
– Ау!!!
В тот же миг со стороны лестницы, ведущей на второй этаж, раздался выстрел. Вальдемар схватился за грудь и, всё ещё цепляясь за дверь, стал медленно опускаться на деревянный пол.
Совершенно не заботясь о собственной безопасности, Павел рванулся к нему.
Посреди просторного холла с пистолетом в руке стоял юноша в форме какого-то военизированного формирования, в его широко раскрытых глазах читался ужас:
– Фатер?
Откуда-то снизу появился второй подросток, лицом как две капли воды похожий на первого. Его сопровождала худенькая женщина с жёлтым, измождённым лицом – слишком много испытаний свалилось на неё в последние годы.
– Эльза… Либе Эльза, – через силу выдавил Крюгер. – Вот мы и свиделись с тобой, родная.
– Это я… Я во всём виновата! – прильнув к его телу, супруга захлёбывалась слезами. – Прости… Не могла сказать детям, что ты перешёл на сторону русских!
– Ничего… Всё нормально…
– Что же это ты натворил, гадёныш? – вспылил Вялов и, сжимая кулаки, направился к юному стрелку.
– Оставь его в покое. Хорст не виноват… Подойдите ко мне, дети! Это дядя Павел… Любите его, как отца родного… И помните… Я никогда не был предателем. Предатель – Гитлер. Это он ввергнул наш народ в бессмысленную бойню…
– Нет! – заорал Хорст и принялся биться в истерике, постукивая рукоятью парабеллума об стену. – Папа, родной мой! Как я мог тебя не узнать? Как? И зачем только ты одел эту дурацкую форму?
Вялов, понимавший, что в любой момент может случиться непроизвольный выстрел, бросился к нему и отнял пистолет…
Возле дома затормозила полуторка, плотно набитая красноармейцами. Усатый, немолодой старшина первым ворвался в помещение.
– Что случилось, товарищ подполковник? – спросил он, пристально глядя в глаза Павлу.
– Убежали туда… Трое… – кивнул Вялов куда-то в сторону.
По приказу старшины солдаты побежали в указанном направлении.
– Спасибо, камрад! – последний раз в своей жизни улыбнулся Крюгер.
* * *
Покидать родной Гросс-Вартенберг Эльза отказалась наотрез. Здесь её дети, здесь погребены родители, супруг. Что ей делать в далекой и непонятной стране, на которую толи за деньги, толи по убеждению согласился работать Вальдемар?
А вот Вялова в Германии не задерживало ничего. Поэтому сразу же после похорон товарища он отправился домой, мысленно готовясь к заслуженному разносу от наркома.
Однако Берия был чересчур спокоен, миролюбив, вежлив.
– Ну, докладывайте, что там у вас произошло…
– Крюгер пошёл в дом, где его ждала семья, а там – фашисты.
– Взять с собой группу прикрытия вы, конечно же, не догадались?
– Нет.
– Почему?
– В случае опасности Эльза должна была оставить какой-то знак, о котором знали только они двое…
– И что?
– В условленном месте его не оказалось.
– Получается, Крюгера подставила супруга?
– Вряд ли. Скорее, она даже не подозревала о том, что в доме находятся фашисты…
– Как такое могло случиться?
– Не знаю. Может, они заметили нас и решили укрыться в первом попавшемся помещении…
– Эх, Паша, Паша, так и не научился ты врать!
– В смысле?
– Ванечка давно предупредил меня: «Он умрёт от рук собственного сына».
– Виноват, товарищ народный комиссар…
– Отдать бы тебя под трибунал за сокрытие преступления – да совесть не позволяет. Слишком мало преданных людей в моём окружении осталось. На счастье, ты – один из них. Непродажный ты, Павел Агафонович. Вот почему даже враги с удовольствием имеют с тобой дело… А кто из мальчишек нажал на спуск?
– Хорст…
– А ты, рискуя собственной карьерой и даже жизнью, всячески выгораживал детей, Эльзу… Не ради материальной выгоды, а просто так – по дружбе. Хотя какой он тебе, по большому счёту, друг? Бывший фашист. Предатель… Ну, чего молчишь, говори, прав нарком или нет?
– Я, кажется, начинаю что-то понимать…
– Что именно?
– Похоже, Ванечка дал прогноз касательно моей судьбы?
– Вот видишь, а прикидывался дураком! Да у тебя ума – полная палата! На целый наркомат хватит.
– Что-нибудь типа «Вялов умрёт, а вас не предаст»?
– Точно.
– Разрешите спросить?
– Спрашивай.
– Как кончится моя жизнь?
– Не знаю. Он сказал: «Вялов сядет в тюрьму, но вас не предаст!» Иди, работай. Следующий раз встретимся девятого мая. В день нашей Победы! Я сам тебя найду…
* * *
2 мая 1945 года советские войска штурмом взяли Берлин. 8 мая фельдмаршал Вильгельм Кейтель подписал акт о капитуляции Германии.
А Гитлер покончил с собой ещё 30 апреля, то ли приняв капсулу с ядом, то ли выстрелив себе в голову.
Говорят, перед смертью он сказал:
– Славяне победили нас. Они разбили нашу страну, нашу нацию, нашу идеологию… Значит, они – арийская раса, и они поставят этот мир на колени…
Вечером 9 мая в Москве давали праздничный салют – самый масштабный за всю историю Страны Советов.
Берия и Вялов наблюдали за ним из Кремля – сам Иосиф Виссарионович пригласил их на ужин вместе с большой группой советских офицеров и генералов.
В 22.00 тридцать залпов из тысячи орудий устремились в освещаемое прожекторами небо.
– Ну, как вам это зрелище? – раздался сзади тихий голос.
Павел, до этого момента не отрывавшийся от окна, резко повернул голову.
Перед ним с бокалом вина в руке стоял Сталин.
– Грандиозно, товарищ Верховный Главнокомандующий!
– Среди этих искорок есть несколько и в вашу честь, товарищ подполковник. Ведь именно вы написали первую докладную о воистину выдающихся способностях Весьегонского пророка, давно предвидевшего нашу победу.
Смущённый Вялов не знал, что ответить, и Берия поспешил ему на выручку.
– С недавних пор Павел Агафонович возглавляет новый отдел по изучению уникальных возможностей человека. Теперь в его подчинении – десятки предсказателей не только из России, но из освобождённых стран Европы.
– И что они говорят?
– Пророчат нам светлое будущее, товарищ Сталин! – нашёлся нарком.
– Нам лично или нашему великому народу?
– Народу!
– А товарищ Вялов почему молчит?
– Не знаю, что сказать, товарищ Верховный Главнокомандующий. Растерялся!
– Вы и на поле боя такой робкий?
– Никак нет!
– Павел Агафонович лично обезвредил двух диверсантов, посланных захватить Ванечку, – пояснил Лаврентий Павлович. – Он у нас спортсмен. Чемпион общества «Динамо» по боксу.
– Молодец! – коротко похвалил вождь. – С победой вас, товарищи!
– Спасибо. Вас тоже! – еле выдавил Вялов.
* * *
9 июля 1945 года, при замене специальных званий госбезопасности на воинские, Берии было присвоено звание Маршала Советского Союза.
В 1946 году возглавляемый им НКВД переименовали в МВД, а НКГБ – в МГБ под руководством генерал-полковника Виктора Семёновича Абакумова.
Однако теперь Лаврентий Павлович уделял своему любимому детищу не так много внимания, как раньше. Ибо практически все силы министра уходили на курирование советского атомного проекта, призванного установить пошатнувшийся паритет в соотношении вооружений СССР и США.
Ещё 28 сентября 1942 года, то есть через полтора месяца после старта аналогичной американской программы, Государственным комитетом обороны было принято постановление № 2352сс «Об организации работ по урану», поставившее конечной целью создания урановой бомбы или уранового топлива.
Совсем недавно Политбюро поручило Берии возглавить работу в данном направлении и догнать наконец противника, взорвавшего в штате Нью-Мексико заряд, эквивалентный 20 килотоннам тротила.
24 июля 1945 года, ровно через неделю после успешных испытаний, президент США Трумэн в Потсдаме похвастался Сталину, что у США «теперь есть оружие необыкновенной разрушительной силы».
В тот же вечер Иосиф Виссарионович дал указание Молотову переговорить с Курчатовым об ускорении работ по атомному проекту.
Для этого 20 августа 1945 года и был создан специальный комитет под председательством Берии.
Но янки, к тому времени, уже успели перейти от испытаний к практическому применению!
Утром 6 августа 1945 года американский бомбардировщик B-29 «Enola Gay» под командованием полковника Пола Тиббетса обрушил на японский город Хиросима атомную бомбу «Little Boy» эквивалентом от 13 до 18 килотонн тротила. Три дня спустя, 9 августа 1945 года, атомная бомба «Fat Man» была сброшена на город Нагасаки пилотом Чарльзом Суини, командиром бомбардировщика B-29 «Bockska».
Только тогда стало ясно, почему Юродивый так часто выкрикивал слова «Малыш» и «Толстяк».
Атомная бомбардировка практически обречённой Японии больше походила на акцию по устрашению СССР, но советские вожди никогда не поддавались на шантаж!
* * *
В октябре 1945 года у вождя случился микроинсульт, и Берия откровенно запаниковал.
«Вот он – первый звоночек!»
Осенью 1946-го Сталин по его совету впервые с 1937 года уехал отдыхать. На берегу горного абхазского озера Рица специально для вождя был построен большой санаторный комплекс. Теперь Иосиф Виссарионович, страдавший многими хроническими заболеваниями, но по-прежнему избегавший врачей, мог несколько месяцев в году жить в горах на высоте почти 1000 метров над уровнем моря.
Но Лаврентий Павлович не сомневался: это начало конца.
Процесс пошёл, остановить его нельзя, а вот задержать, замедлить – можно!
* * *
Работы у Вялова было, как никогда, много. Особенно по неопознанным летающим объектам – новому направлению, открытому благодаря стараниям покойного Крюгера.
В 1945–1946 годах многочисленная агентура в Скандинавских странах через день сигнализировала в Инстанцию о снарядах «ФАУ-2», якобы летающих над полуостровом.
Ванечка, Фокусник и другие прорицатели, глядя на фотографии необычных летательных аппаратов, не могли сказать ничего нового. Мол, мы во Вселенной не одни, это аксиома, а кто находится в тарелках – представители иной цивилизации или вполне земные враги – определить невозможно.
Странности происходили и в США.
Вечером 2 июля 1947 года над городком Росуэлл в штате Нью-Мексико пролетел светящийся объект дисковидной формы. В 20 милях от города он упал на землю и разбился. Местный фермер Уильям Брэйзел утром обнаружил рядом со своим ранчо какие-то обломки, которые он почему-то принял за фрагменты летательного аппарата и сразу сообщил о находке шерифу Вилкоксу. Тот немедля связался с авиабазой в Росуэлле. Прибыв на место, военные оцепили район аварии, собрали все подозрительные вещицы и перевезли их на авиабазу Райт-Паттерсон, штат Огайо, где размещались штаб-квартира Главного технического управления и Центра авиационно-технической разведки ВВС США, пресловутый «Ангар-18».
Средства массовой информации сообщали, что в Росуэлле были также обнаружены тела пилотов – представителей явно неземной цивилизации, теперь над ними якобы проводят опыты ведущие медики Америки. Но Вялов знал – падкой на сенсации империалистической прессе доверять нельзя.
А вот своим (верным, преданным!) людям можно. И нужно.
За несколько лет специалисты руководимого им отдела, призванные обрабатывать и анализировать всю информацию о НЛО, собрали несколько десятков томов научного материала: фотографий, свидетельств очевидцев, актов экспертиз, но найти ответ на конкретно поставленный вопрос: «Кто?» тоже не смогли. Сам безбожник Вялов в пришельцев не верил. Может, прав был Крюгер, и германская промышленность успела наладить выпуск дисковидных аппаратов, разработанных специалистами «Аненербе»?
Занятый другими, более масштабными, проблемами, нарком Берия Павла по мелочам не дёргал. Но ко всем сообщениям его подчинённых относился с полной серьёзностью. В районы, где наблюдались аномальные небесные явления, немедленно снаряжались экспедиции, состоящие из лучших инженеров, астрономов, радиоакустиков, психологов, биологов, да и тех же экстрасенсов. Среди них были и безудержные оптимисты, и рьяные скептики. Наибольшей недоверчивостью отличался профессор Дроздов, часто привлекавшийся в качестве эксперта. Но и он однажды изменил своё мнение.
Случилось это в тайге под Пермью, где прямо на глазах Дроздова обычное, казалось бы, облако, начало выделывать такие фортели, что мама караул!
Сначала оно вытянулось в длинную многометровую сигару, затем сжалось до размеров обычного зонда и, разорвавшись в воздухе, мириадами серебристых капель разлетелось над округой.
Один из местных жителей согласился показать учёным поляну, на которую, по его словам, не раз опускались такие облака. Андрей Сергеевич замерил в том месте радиационный фон. Он во много раз превышал норму!
Тогда Дроздов снял верхний слой почвы и, упаковав его в обычное ведро, повёз на экспертизу в Москву, где они с Софьей Григорьевной недавно получили квартиру. Каково же было его удивление, когда в грунте обнаружили «микроэлементы явно неземного происхождения»!
Но это совсем другая история, имевшая продолжение уже по окончании операции «Юродивый»…
* * *
29 августа 1949 года советская атомная бомба успешно прошла испытание на Семипалатинском полигоне. Ровно через два месяца Лаврентию Павловичу Берии присудили Сталинскую премию I-й степени «за организацию дела производства атомной энергии и успешное завершение испытания атомного оружия».
Теперь можно было перевести дыхание, направить всю свою неуёмную энергию на обеспечение безопасности вождя, от которой напрямую зависела и длина его собственного жизненного пути.
Первым делом Берия решил заняться «врачами-сионистами». Те вели себя по меньшей мере странно. Расходуя огромные государственные средства, не слишком заботились о драгоценном здоровье товарища Сталина и даже запустили соответствующую документацию. По крайней мере, он – нарком внутренних дел! – не смог найти выводов медицинской комиссии о состоянии Сталина после инсульта…
* * *
Всё началось с показаний видного советского поэта Ицика (Исаака Соломоновича) Фефера, которые он, давний агент НКВД, дал Берии лично во время одной из конспиративных встреч. Мол, Яков Гиляриевич Этингер, известный кардиолог, нелестно высказывается в адрес партии и её руководителей.
На квартире эскулапа сразу же установили подслушивающее устройство. И факты подтвердились.
Осенью 1949 года в разгар антисемитской кампании, именуемой «борьбой с космополитизмом», профессора уволили из 2-го Московского медицинского института, где он заведовал кафедрой, и изгнали из Кремлевской больницы. Вскоре, якобы на основе его признаний, старший следователь 1-го разведывательного отдела МГБ СССР подполковник Михаил Дмитриевич Рюмин, прозванный в народе «Кровавым карликом», составил список врачей-антисоветчиков, и направил его высшему руководству. В этом перечне оказались профессора Збарский, Вовси, Левит и другие светила медицины, известные как в СССР, так и далеко за его пределами. 2 марта 1951 года Этингер, не выдержав пыток, скончался в тюрьме «в результате паралича сердца». После этого министр госбезопасности Абакумов санкционировал аресты многих людей по обвинению в еврейском национализме. Вместе с тем он опасался чрезмерно расширять рамки «сионистского заговора», считая, что Сталин может потребовать реальных доказательств, которых, увы, не было… Такую нерешительность вождь расценил как предательство. 12 июля 1951 года Виктора Семёновича арестовали, обвинив в государственной измене, сионистском заговоре в МГБ и попытках воспрепятствовать расследованию дела врачей. Причиной ареста послужил донос всё того же Рюмина…
В ноябре 1952 года был арестован Владимир Никитич Виноградов, личный врач Иосифа Виссарионовича и единственный из медиков, кому вождь хоть как-то доверял.
Здоровье Сталина начало резко ухудшаться. Из-за «нехватки воздуха для дыхания» и болей в легком он даже бросил курить. И сразу же набрал вес, что привело к резкому увеличению кровяного давления.
Лаврентий Павлович настаивал на немедленном лечении, для начала – хотя бы на полноценном отдыхе, но вождь, желавший лично наблюдать за всеми перипетиями дела «врачей-сионистов», отказался от уже ставшего традиционным отпуска в санатории на озере Рица.
Такое пренебрежение собственным здоровьем не могло не привести к печальным результатам…
* * *
Поужинать вместе с ним в Кунцево 28 февраля 1953 года вождь пригласил самых близких своих соратников: Хрущева, Булганина, Маленкова и Берию. Сталин выпил и, может быть, именно поэтому пребывал в прекрасном расположении духа. Веселье продолжалось до пяти часов утра следующего дня.
Главным на объекте «Ближняя дача» был комендант – полковник Орлов, в подчинении которого находилось более сотни офицеров госбезопасности плюс персонал для «бытового обслуживания»: прислуга, уборщицы, тоже состоящие в штате МГБ…
В воскресенье 1 марта 1953 года у Орлова был выходной. В служебном помещении, примыкавшем к комнатам Сталина, находились помощник коменданта Пётр Лозгачев, телохранитель Михаил Старостин и некоторые другие офицеры.
Дежурила в тот день и преданная служанка Иосифа Виссарионовича – кастелянша Матрена Бутусова.
На даче была налажена внутренняя телефонная связь. «Домофоны» стояли всюду, – даже в ванной и туалете. При помощи этих нехитрых устройств, вождь заказывал себе чай или еду, просил принести почту, и так далее и тому подобное.
Также во многих комнатах были установлены аппараты правительственной связи и телефоны обычной московской коммутаторной сети. Более ста человек (члены Бюро Президиума ЦК КПСС, министр МГБ, начальник Генерального штаба, командующие военными округами, секретари некоторых обкомов, заведующие основными отделами ЦК КПСС и секретари ЦК) имели прямой «выход» на Сталина и при необходимости могли звонить ему лично. Кроме того, во всех помещениях функционировала особая система сигнализации, позволявшая охране следить за тем, где находится № 1 в тот или иной момент…
На землю опускался тихий весенний вечер, а в комнатах вождя по-прежнему не было никакого движения. Это казалось странным. Ведь обычно Иосиф Виссарионович вставал между 10 и 11 часами утра и сразу заказывал себе завтрак, который приносила верная Матрёна.
Пришла почта из ЦК, и в 23.00 Лозгачёв наконец отважился побеспокоить Сталина. Тот лежал на полу в малой столовой в пижамных брюках и нижней рубашке. Перенеся неподвижное тело на диван и накрыв пледом, охрана стала звонить сначала Семену Денисовичу Игнатьеву, сменившему арестованного Абакумова на посту министра государственной безопасности, а затем, по его совету, – секретарю ЦК КПСС Маленкову.
Георгий Максимилианович немедленно сообщил о нештатной ситуации Хрущеву и Берии. Вместе с Николаем Александровичем Булганиным они приехали на дачу около часа ночи. В комнату, где лежал Иосиф Виссарионович, вошли лишь Берия и Маленков. Вскоре они заявили охране, что Сталин спит, и запретили его тревожить. После чего все спокойно разъехались по домам.
Вызывать врачей и сообщать миру об инсульте руководителя великой страны ни один из его соратников не имел желания.
Впрочем, Лаврентий Павлович один из всех искренне сожалел о случившемся…
* * *
В ту же ночь Берия позвонил Вялову.
– Немедленно поезжай к Ванечке! – сказал и бросил трубку.
Полковник сразу понял всё.
Быстро собрался и, поцеловав спящую Катюшу, вышёл на улицу. Служебную машину решил не вызывать, чтобы не тревожить лишний раз шофёра. Заказал такси.
В помещении, где держали Юродивого, горел свет.
– Парню плохо! – сообщил один из офицеров, охранявших дачу.
– Почему раньше не доложили?
– Я звонил министру согласно инструкции…
Ванечка катался по полу в тяжёлом припадке. Кричал: «Сталин умер!» и выплёвывал огромные куски белой, словно мыльной, пены.
– Врача вызывали? – поинтересовался Павел.
– Зачем? – печально обронил старик. – Они ему не помогут…
На миг пророку стало лучше.
Он приподнялся и, узнав Вялова, принялся несвязно бормотать:
– Беги! Беги из этой страны! Жену спасай, сына! А дядю Лаврентия забудь…
– Хорошо, Ваня, хорошо, я сделаю всё, как ты велел…
Юродивый заплакал.
– Где мой паровозик? – вдруг спросил тонким детским голоском, хотя через несколько месяцев ему должно было стукнуть 18.
– Здеся! – прокряхтел Глеб Васильевич.
Юноша аккуратно взял в руки любимую игрушку и прижал к сердцу.
– Ты, деда, тоже беги! Домой! Домой! Бабушку проведай! Она меня любит!
Он дико рассмеялся и задрожал.
– Дайте мне конфетку!
– Держи… – дед протянул внуку леденец.
Тот целиком запихнул его в рот и тут же отрыгнул.
Снова засмеялся.
И опять упал.
При этом каждая часть его худенького тела начала дергаться сама по себе. Рука – отдельно. Нога – отдельно.
Так продолжалось полчаса. После чего пророк затих.
Навсегда…
* * *
После смерти Сталина МВД и МГБ в очередной раз свели в единое министерство, руководить которым назначили, конечно же, Лаврентия Павловича Берию.
А бывшего шефа госбезопасности Игнатьева, дискредитировавшего себя «делом врачей», решили заслушать на заседании Президиума ЦК КПСС 26 июня 1953 года. Однако накануне он неожиданно заболел. И тогда всю мощь оголтелой критики кремлёвские небожители обрушили на самого верного соратника и, одновременно, главного конкурента в борьбе за власть.
После двух с половиной часов обсуждения его дела, Лаврентия Павловича арестовали и поместили на московскую гарнизонную гауптвахту «Алешинские казармы», издав в тот же день Указ «О преступных антигосударственных действиях Берия» за подписями Климента Ефремовича Ворошилова, недавно ставшего председателем Президиума Верховного Совета СССР, и его секретаря Николая Михайловича Пегова.
Этим указом Берия был лишён всех наград и званий, а также полномочий депутата Верховного Совета СССР, снят с постов заместителя председателя Совета Министров СССР и министра внутренних дел СССР. Последним пунктом постановлялось передать дело на рассмотрение Верховного суда СССР (то есть ещё до проведения следствия).
После этого никто из людей, чьим свидетельствам можно доверять, живым Берию не видел.
2 июля 1953 года на Пленуме ЦК КПСС Лаврентий Павлович был формально выведен из состава Президиума и ЦК и исключён из КПСС. Главным пунктом обвинения стало то, что Берия якобы пытался поставить органы МВД над партией. Выступления бывших соратников сопровождались эпитетами «буржуазный перерожденец», «мразь», «авантюрист», «подлец», «негодяй», «продажная шкура».
Особенно отличились Каганович и Маленков. Первый обозвал Берию «фашистским заговорщиком», второй – «пигмеем» и «клопом».
Практически одновременно с министром внутренних дел репрессировали множество людей из его ближайшего окружения: Всеволода Николаевича Меркулова (министра Госконтроля СССР), Богдана Захаровича Кобулова (первого заместителя в МВД), Сергея Арсеньевича Гоглидзе (начальника военной контрразведки), Владимира Георгиевича Деканозова (министра внутренних дел Грузии), Павла Яковлевича Мешика (министра внутренних дел Украины), Льва Емельяновича Влодзимирского (начальника следственной части по особо важным делам).
Не минула сия горькая чаша и Вялова.
1 июля Павла арестовали.
А отдел, которым он руководил, расформировали, предварительно уничтожив документы.
К счастью, полковник успел вывезти из Москвы в Весьегонск всю свою семью: тестя, тёщу, жену, сына да «примкнувшего к ним» Глеба Васильевича Парфёнова и спрятать их до лучших времён у верного Савченко…
* * *
В лицо ударила холодная водяная струя. Это кто-то из подручных следователя принёс очередное ведро воды и выплеснул его на узника.
– Говори!
– Да пошёл ты…
– Поддайте-ка ему ещё!
Несколько пар тяжёлых сапог снова гулко застучали по и без того изрядно покалеченному телу.
– Фамилия?
– Вялов…
– Звать?
– Павел Агафонович… Сколько можно?
– Год рождения?
– Девятьсот десятый…
– Семейное положение?
– Женат…
– Где твоя супруга?
– На отдыхе…
– Где?
– В санатории номер один.
– Её там нет. Мы проверяли!
– Может, сбежала куда… С любовником… Мы плохо ладили в последнее время…
– А дед?
– Какой дед?
– Парфёнов!
– А, Глеб Васильевич… Откуда мне знать, где он может быть?
– На, подпиши!
– Что это?
Арестованный взял в руки документ:
– «Я, Вялов Павел Агафонович, являясь пособником врага народа Берии, руководил отделом, занимавшимся изучением явлений, противоречащих природе материализма»… Откуда у вас такой старорежимный слог, господин следователь?
Он улыбнулся и порвал бумагу. Клочья разбросал по кабинету, в котором проводился допрос.
Сапоги в очередной раз посчитали рёбра.
Но Вялов уже давно не чувствовал боли…
* * *
13 марта 1954 года Указом Президиума Верховного Совета СССР был образован Комитет государственной безопасности (КГБ) при Совете Министров СССР. Его председателем назначили бывшего первого заместителя министра внутренних дел СССР Ивана Александровича Серова.
А в 1955-м – возродили отдел, которым некогда руководил Вялов. Точнее, пока это была лишь специальная сверхсекретная группа по исследованиям НЛО в СССР. Основанием для её создания послужили частые зависания «тарелок» над полигонами в Красном Куте и Капустином Яру.
Кто-то из привлечённых к сотрудничеству учёных вдруг вспомнил Павла Агафоновича – «крупного организатора» и «честного офицера». И Серов решил извлечь на свет его дело.
Конечно же, никаких доказательств вины полковника там не оказалось. Обычный набор ругательств: космополит, лжеучёный, проходимец, авантюрист, пособник империалистов.
Иван Александрович решил вытащить Вялова из заключения и стал ждать удобного момента.
Вскоре он настал.
На XX съезде КПСС в 1956 году новый лидер СССР Никита Сергеевич Хрущёв произнёс речь, в которой подверг критике культ личности Сталина и сталинские репрессии.
Тысячи невинных людей были выпущены на волю. В том числе и Вялов. Уже в марте он оказался на свободе.
* * *
Начальство велело прибыть немедленно в Москву, но Вялов не торопился. Сначала надобно заглянуть в Весьегонск, к жене, к Тимофею. Они живы-здоровы, письма присылали регулярно.
Чем только он не добирался домой! И поездом, и попутными автомобилями. Пятые сутки в дороге… А теперь пересел ещё и на повозку, запряжённую одной захудалой лошадёнкой, может быть, даже последней во всём районе.
Погонял её дедуля, пригнанный из-за Урала, где он отбывал наказание, на строительство Рыбинской ГЭС.
Познакомились.
Оказалось, его звать точно так же, как Пашкиного отца – Агафоном. Редкостное, в теперешнее время, имя.
– За что сидел, касатик? – начал разговор старик.
– Как все – за измену Родине.
– Ты за всех не расписывайся! Вот я – пять ходок имел, а политической – ни одной.
– Выходит, ты рецидивист, батя?
– Не… Завязал… Кровью смыл позор. В партизанском отряде.
– Ясно. Командира как звали?
– Макс!
– Где он сейчас, не знаешь?
– Говорят, снова заседает в обкоме, только проверить не могу, в Калинин надобно ехать, а нечем. А ты чего интересуешься? Знакомый, небось?
– Знакомый.
– А ещё кого знаешь?
– Нет. Хотя постой… Афоню помню.
– Сидоркина?
– Точно.
– Тот тоже большим человеком стал. Нашим районом заправляет!
– Понял. Надо бы собраться к нему в гости.
– Давай, ежели не боишься.
– А чего бояться?
– У Афони разговор короткий. Сначала в лоб, а потом: «Ты кто такой?»
– С каждым?
– Почти. Он как лишнего выпьет – совсем дурной становится.
– А когда трезвый?
– Таким его после Победы ещё не видели… Что ж, слезай служивый, мне налево, а тебе прямо. Глянь, какое раздолье кругом. Ни конца ни краю не видать!
– А рыба есть?
– Куды она денется? И рыба, и раки… Бабы, бывало, в воду голые полезут, а оне, сволочи, тут как тут… Клешнями за волосьё цепляются и не отпускают, пока на берегу не окажутся… Однажды мы таким способом целую бочку набрали!
– Ох, и фантазёр же ты, батя…
– Не веришь? Гадом буду! – припомнил Агафон самую распространенную воровскую клятву.
– Ладно, давай, до встречи.
– Будь здоров, служивый!
– И ты не хворай… Окажешься рядом – забегай на огонёк.
– А где тебя искать?
– Улица Дельская, слыхал такую?
– О, это ж у чёрта на куличках! В самом конце Весьегонска. А ты чё, не местный?
– Нет, тверской. Как ты догадался?
– Там местных не осталось. Всех вывезли в Карелию… Один только дед с немым мальчишкой да пару баб возле него…
– Одна из них – моя. Самая красивая!
– Ждёт?
– Конечно. Под присмотром она. Надёжным.
– Эти надёжные – самые главные предатели. Я свою один раз оставил. С корешем. До сих пор прийти в себя не могу…
– Этот не подведёт! Ну, до свидания, Агафон, как тебя по батюшке?
– Иванович.
– Держи лапу, Иванович…
– Прощевай, Павлуша!
Вялов слез с повозки и пошёл навстречу своему счастью вдоль только что освободившего ото льда рукотворного моря…
[1] На профессиональном сленге чекистов – высшее руководство страны.
[2] Калининская область была образована Постановлением ВЦИК от 29 января 1935 года. В ее состав вошли 47 районов из Московской, Западной и Ленинградской областей РСФСР.
[3] Еще в 1932 году в Калинине начала работать военно-химическая школа, которую 16 марта 1937 года преобразовали в военное училище химической защиты РККА.
[4] Стоход – река на Волыни, за которую во время Брусиловского прорыва велись самые кровопролитные бои.
[5] 16 марта 1937 года приказом наркома внутренних дел СССР Ежова № 0018 в составе Главного управления рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР был сформирован отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией (сокращённо ОБХСС ГУМ НКВД СССР).
[6] Советская власть официально разрешила праздновать Новый год лишь в декабре 1935 года.
[7] НСРПГ – Национал-социалистическая рабочая партия Германии. В немецкой транскрипции – НСДАП.
[8] На жаргоне аббревиатура БОСС в те годы означала «был осужден в Советском Союзе».
[9] С 1924 года в СССР выходил журнал «Радиолюбитель», с 1925-го – «Радио всем». В 1930 году они объединились в журнал «Радио Фронт».
[10] Летом 1941 года Наркомат обороны СССР принял решение о передислокации училища в город Кизел Пермской области.
[11] В честь его подвига в 60-е годы прошлого века село Рябиниха переименовали в Падерино. Теперь Торжковского района Тверской области.
[12] Я – да ( нем .).
[13] Альфред Розенберг родился в Таллине и в 1918 году пытался вступить в РКП(б), но не смог заручиться должным количеством рекомендаций.
[14] Их – я ( нем .).
[15] «Тотенкопф» – дословно «мёртвая голова» ( нем .).
[16] Фатер – отец ( нем .).
[17] Либе – дорогая ( нем .).
[18] Little Boy – малыш ( англ .).
[19] Fat Man – толстяк ( англ ).