Отомстить и умереть (сборник)

Бортников Сергей Иванович

У майора Егоршина одна цель — найти и покарать тех, кто виноват в несчастье, случившемся с его дочерью. Ему все равно, кто находится с противоположной стороны баррикады… А подполковник Гольцов просто выполняет порученное ему задание — так, как он это умеет: честно и виртуозно. Но и его жизнь становится разменной картой в большой политической игре…

В книгу включены новые произведения известного мастера остросюжетной литературы.

 

Отомстить и умереть

Майор Егоршин терпеть не мог поздних телефонных звонков. Те всегда доставляли ему одни неприятности. Так было в перестроечном 1986-м, когда в авиакатастрофе погиб отец, возвращавшийся домой из долгожданной загранкомандировки, и совсем недавно — в прошлом году, когда от первого же инфаркта скоропостижно скончалась мама. Весть о ее смерти в три часа ночи сообщил младший брат Иван, оставшийся на родной уральской земле. Кстати, тоже оперуполномоченный. Капитан…

Полночь. А выключить сотовый телефон — нельзя. Находиться на связи и днем и ночью велел начальник управления уголовного розыска полковник Ракитский. Он будто предчувствовал беды, грозящие своим подчиненным. И часто оказывался прав…

— Слушаю, — обреченно бросил в трубу Василий.

— Давай быстрее домой…

Звонил не Ракитский — Андрей Шелягов. Майор даже не узнал сразу голос своего лучшего друга. Так он изменился от волнения и тревоги.

— Что… Что случилось?

— Аня…

— О Боже… Моя девочка… Она жива?

— Приезжай — увидишь. Не могу больше говорить…

— Доложи руководству, что я прерываю командировку…

— Есть!

* * *

Анюте шел шестнадцатый год. Василий воспитывал ее один. Не выдержав суровости «милицейских будней», жена сбежала от него в 2000-м, когда дочке исполнилось пять лет. Поехала отдыхать, как позже выяснилось, с любовником на Пиренеи — да там и осталась. Вскоре бросила и того. Легализовалась. Вышла замуж за известного испанского винодела, родила ему двоих детей. Теперь звонит Анне раз в полгода… «Как ты, моя кровинка?» Тьфу, сука…

Егоршин заправил койку в гостиничном номере и вылетел в коридор. Разбудил дежурную по этажу и попросил вызвать c городского телефона такси…

* * *

В огромной больничной палате Аня была одна. Если не считать Шелягова, дремавшего на свободной койке в дальнем правом углу.

— Ну, докладывай…

— Вчера вечером Анюта после тренировки возвращалась домой через городской парк…

— Она всегда ходит напрямик… Поэтому я стараюсь ее встречать. И говорил ведь шефу — нельзя мне в командировку, ан нет, уперся, как баран, «всего на одни сутки»…

— А вот что случилось дальше — сплошной ребус, тайна, загадка. Посуди сам. Деньги и личные вещи у нее не взяли, драгоценности тоже… Кстати, вот они, — Андрей протянул напарнику маленький полиэтиленовый пакетик, в который аккуратно запаковал плеер, часы, цепочку, браслет и кольцо.

— Ее насиловали? — еле выдавил майор.

— В том-то и дело, что нет. Такое впечатление, будто она сама врезалась в дерево и напоролась глазом на сучок. Слава богу, «скорая» приехала мгновенно… Теперь лежит в коме… Знаешь, у моих земляков из Хохляндии «кома» — означает «запятая». А это далеко не точка. И врачи говорят: надежда есть…

— Кто ее ведет?

— Сам заведующий. Шапиро.

— Твоя работа?

— А то чья же?

— Спасибо. Я могу поговорить с ним?

— Конечно. Сейчас в ординаторской — пятиминутка. Сразу по ее окончании начнется обход. Тогда и поболтаете… А я побежал — служба!

— Спасибо тебе, брат.

— Не за что…

* * *

Впервые за долгие годы Егоршину захотелось напиться. Взять бутылку «Зеленой марки», к которой в последнее время пристрастились чуть ли не все его коллеги, и одним махом выплеснуть горючую жидкость в пересохшее горло…

Черт с ним, что пятнадцать лет — ни-ни. Даже пива…

Нет. Нельзя.

Пока он не найдет тех, кто изуродовал его дочурку, — на спиртное табу!

Василий вышел на лестницу и, затянувшись любимым «Винстоном», равнодушно уставился в единственное окно, по которому гулко барабанил теплый летний дождь.

На дворе было пустынно — какой дурак станет гулять в такую погоду? Хороший хозяин собаку из дому не выгонит!

Как вдруг… Внизу громко хлопнула дверь, выталкивая на улицу грузного мужчину в белом халате… Бр-р… Интересно, что заставило его мокнуть. Или кто?

В это же время на пешеходной дорожке, ведущей к приемному отделению, появилась темно-зеленая «тойота-Кэмри», которую майор непременно узнал бы среди тысяч других даже в темное время суток, и медленно поползла к ногам эскулапа. Достигнув цели, остановилась. Правая задняя дверца распахнусь, и доктор, ежась, исчез в чреве автомобиля.

Черт возьми? О чем он болтает с начальником УВД? Уж не о моей ли судьбе?

* * *

Егоршин поднялся в палату и, присев на табуретку у окна, принялся раскладывать на подоконнике личные вещи дочери, заботливо подобранные Шеляговым. Модные кварцевые часы ей подарил на 8-е Марта Гришка Воронов — парень, с которым Анюта встречалась не первый год, кольцо прислала на день рождения из Испании мать. А цепочку купил сам Василий… Но что это? На плоскую золотую вязь была намотана еще одна — тонкая и нежная с серебряным медальоном, на котором красовались какие-то то ли знаки, то ли иероглифы, то ли незнакомые чужестранные буквы.

Майор достал из кармана мобильный телефон и резво прошелся по клавишам дисплея.

— Скажи, Андрюха, на ее шее были обе цепочки?

— Нет. Только золотая.

— А серебряная?

— Серебряная лежала на земле. Она порвалась. Может, от удара, может, во время борьбы, если таковая имела место, в чем я лично очень сомневаюсь…

— Аргументируй…

— Анюта вся в тебя, чуть что — сразу в морду… Если бы на нее кто-то напал, на месте происшествия непременно остались бы чьи-то зубы, уши, яйца, а то и оторванные конечности.

— И кто же тебе таких ужасов понарассказывал?

— Можно подумать, ты этого не знал…

— Ладно, согласен — были зубы… Только преступник их… подобрал…

— Издеваешься?

— Нет, просто пытаюсь проанализировать все версии, чтобы отбросить бесперспективные.

— Понял… Анализируй… Отбрасывай… Если нужна моя помощь — звони.

— Чего даром трезвонить? Освободишься — сразу дуй ко мне…

— Ясно.

— До скорой встречи!

О том, что серебряная цепь не принадлежала его дочери (или, по крайней мере, еще вчера ему об этом ничего не было известно), Егоршин решил не говорить никому. Даже лучшему другу. В нынешнее продажное время положиться на все сто можно только на себя.

* * *

На плечо опустилась чья-то рука.

Майор повернул голову.

Перед ним стоял ладно сложенный, может быть, чуть-чуть полноватый мужчина лет пятидесяти в халате, на котором то тут, то там хорошо были видны влажные пятна — именно этот человек несколько минут тому назад имел честь беседовать с высоким милицейским руководством. Интересно, о чем?

— Я Степан Иванович. Заведующий отделением нейрохирургии, — мягким, вкрадчивым голосом, никак не соответствующим его могучей стати, представился доктор.

— Василий.

— А по отчеству?

— Давыдович.

— Сочувствую. И сразу хочу вас обнадежить. До мозга сучок не достал. Да и основные показатели у девочки в норме… Так что жить Аня, по всей видимости, будет. Только поврежденный глаз придется удалить…

— Когда она придет в себя?

— А вот этого, голубчик, я не знаю. Анюта перенесла тяжелый психологический удар. Шок, последствия которого она будет ощущать всю оставшуюся жизнь…

— Каким образом?

— Депрессии, раздражительность, вспыльчивость, иногда даже немотивированная жестокость, потом амнезия — частичная или полная потеря памяти…

— Черт… Ирка мне не простит…

— Какая Ирка?

— Жена… Бывшая…

— А, — понимающе кивнул Шапиро.

— Она за границей, я воспитываю ребенка один и за это регулярно получаю пилюлей.

— Понятно.

— Составьте, пожалуйста, для меня список препаратов, которые способны облегчить ее участь на данном этапе лечения.

— Хорошо… Как у вас с финансами?

— Можете не щадить мой кошелек. Не хватит — напишу Ирине, она пришлет либо лекарств, либо денег. Да, кстати, о чем вы говорили с генералом Левитиным?

— Экий вы хитрец! «Выпасли» меня, беззащитного…

— Не увиливайте от ответа, Степан Иванович…

— Анатолий Борисович очень обеспокоен судьбой вашей дочери.

— С чего бы это?

— Не знаю. Но он настойчиво просил ежедневно докладывать о состоянии ее здоровья.

— И все?

— Нет. Еще генерал распорядился поставить в палате круглосуточную охрану.

— На каких основаниях? Аня не преступница, не подозреваемая, не ценный свидетель…

— А если неизвестный злоумышленник захочет повторить нападение? Вы об этом не задумывались?

— Какое нападение? Все свидетельствует о том, что произошел несчастный случай… Падая, дочь сама напоролась на этот клятый сучок!

— А вдруг кто-то ее толкнул?

— Все возможно. Дети возвращались с тренировки, дурачились, баловались… Какой в этом криминал?

— Не знаю. Вам виднее!

Доктор отвернулся, красноречиво давая понять, что разговор окончен.

* * *

Оставшись без присмотра, Егоршин подошел к Анюте и принялся тщательно обследовать неподвижное тело. Чуть выше локтя на левой руке дочери красовались два пятна. Свежих, лиловых, не успевших почернеть. Как будто кто-то впился пальцами в ее бицепс и долго не отпускал…

Где это случилось — на тренировке или на аллее парка, Василий, естественно, определить не мог.

Иных следов насилия на теле не оказалось.

Что? Что произошло вчера вечером?

Нападение, на которое намекал доктор Шапиро? Тогда с какой целью? Ограбления? Так ведь ничего не взяли! Изнасилования? Нет, нет и еще раз нет…

Вариант первый… Ребята расходились по домам после тренировки, толкались, Аня не удержалась на ногах и упала. Хулиганы не на шутку испугались и разбежались в разные стороны…

Вариант второй. Что-то вспугнуло ее: человек, зверь, автомобиль… Дочь бросилась в сторону, оступилась и, падая, напоролась на сучок…

Как ни крути — банальное ЧП. Несчастный случай.

Тогда почему дело взял под свой личный контроль начальник УВД? Только потому, что отец жертвы его подчиненный?

Никаких других выводов без осмотра места происшествия сделать было нельзя, и майор решил снова позвонить верному Шелягову.

— Алло, Андрюха, ты на колесах?

— Так точно!

— Давай ко мне в больницу!

— Не могу… Ракитский к себе просят!

— Надолго?

— Это ты у него спроси.

— Ладно. Освободишься — позвони. А я пока топтобусом… В парк. Где это случилось, помнишь?

— Конечно. Зайдешь с центрального входа…

— Ага…

— Свернешь на левую аллейку…

— Есть…

— Перейдешь мостик через пруд — и снова налево…

— К зоопарку?

— Да. Не доходя его, справа — огромный ясень. Когда-то под ним мы распивали бутылочку. Семьями.

— Ну, у тебя и память!

— За ясенем — ряд молодых березок…

— Знаю.

— В одну из них и врезалась твоя дочь…

— Понял.

* * *

Найти нужное деревцо труда не составляло — на нем остались следы запекшейся крови.

Василий несколько раз обошел по периметру прилегающую территорию: от ясеня — до зоопарка, от зоопарка — до пруда и разочарованно развел руками. Нигде ничего! Правда, в одном месте он обнаружил на асфальте две черные полосы, явно следы торможения какого-то легкового автомобиля, судя по базе — иностранного производства, но что могли дать они в сложившейся ситуации?

Несмотря на то что при въезде в парк был установлен знак «Пешеходная зона», сильные мира сего и днем и ночью гоняли по узким аллейкам на своих крутых тачках. Какая из них тормозила ночью у зоопарка и имела ли она хоть какое-то отношение к тому, что случилось с Анютой, установить не представлялось возможным.

Придя к такому обескураживающему выводу, майор присел на свежий пенек и достал очередную пачку «Винстона». Как Марк Твен, он бросал курить десятки раз, иногда периоды воздержания измерялись месяцами, но спустя какое-то время вредная привычка все равно брала верх…

В это время зазвонил мобильный.

— Ты где? — спросил Шелягов.

— На пеньке от ясеня, под которым мы когда-то пили водку. На месте преступ… происшествия растет совсем другое дерево.

— Не дуркуй, Васек! Ты же знаешь: у меня идеальная зрительная память.

— Когда ты, черт возьми, перестанешь спорить со старшими по званию?

— Как только — так сразу…

— Давай быстрей ко мне!

— Есть…

Егоршин выключил трубу и, наконец-то прикурив сигарету, неспешно двинул навстречу товарищу.

* * *

Андрей не стал игнорировать правила дорожного движения — оставил машину у входа в парк и пошел пешком. На мосту друзья встретились.

— Да… Наделала шороху твоя девица…

— Расшифруй…

— Все руководство на ноги поставила! Рахит (так розыскники за глаза называли своего начальника; в управлении ходили слухи, что на заре милицейской карьеры его фамилия звучала менее благозвучно — Рахитский) вообще обнаглел — стал лепить из меня сексота. Чтоб за лучшим другом присматривал!

— За мной?

— А кто у меня лучший друг? За тобой, Василий Давыдович, за тобой…

— Чем мотивировал?

— Мол, кто его знает, что произошло в парке… Неровен час, Егорка найдет виновных и устроит самосуд.

— Я могу.

— Зная твой норов, в этом никто не сомневается.

— Чует мое сердце, что начальству больше нас с тобою известно, Шеля… И это настораживает…

— Почему?

— В нашем деле самым информированным человеком должен оставаться кто? Правильно — опер. А никак не кабинетная крыса. Выходит, где-то ты недоработал, пока я по командировкам шастал…

— Опомнись, Василий, суток не прошло! Что я мог узнать за это время?!

— Ладно, товарищ капитан… Пока других дел нет…

— Как это нет?

— Целиком и полностью поступаешь в мое распоряжение. Я тут вот что надумал. Скорее всего, Аню кто-то толкнул или напугал. Может, зверь какой из клетки убежал, может, кто-то гулял с собакой, как водится — без намордника… Может, модная тачка летела слишком низко…

— Ты считаешь, что произошел несчастный случай?

— Конечно.

— А Рахит сказал: «Смотри за ним, Андрей Иваныч, в оба глаза… А то он его точно укокошит»…

— Вот видишь, что-то наши боссы знают… Что?

— Может, на самом деле лев сбежал из зоопарка или тигр, а они не хотят сеять панику среди населения?

— Неубедительно.

— А может, с собакой гулял кто-то очень крутой или в машине ехал?

— Уже теплее.

— Либо того проще — твою дочурку толкнул мажор, сыночек какого-то влиятельного папика.

— Совсем тепло. Я бы сказал даже — горячо… Обычно ведь как бывает: случилось преступление, а начальство хочет подать его, как несчастный случай, чтобы не портить статистику. В нашем же случае — все наоборот.

— Точно.

— О чем это говорит?

— Что они хотят вывести кого-то из-под обстрела, подставив «левого человечка».

— И ради этой «высокой цели» пойдут на все…

— На что именно?

— На то, о чем ты подумал…

— Тогда Анюте грозит серьезная опасность.

— Вот-вот… Не зря к твоему Шапиро сегодня Левитин приезжал!

— Ну дела… Сам Анатолий Борисович? Чего он хотел?

— Рассказал сказки о моем буйном нраве и распорядился поставить в палате охрану!

— О, дают суки… Слушай, Вася, надо, чтобы возле нее постоянно находился кто-то свой… Может, вызовешь Ирку?

— Умоляю… Не называй вслух это имя!

— Тогда братца своего…

Иван был уже в дороге, точнее, в полете, но об этом Егоршин решил пока не распространяться.

— Ладно. Что-нибудь придумаю, — бросил небрежно. — Давай в зоопарк, расспроси администрацию, сторожей, а я — в спорткомплекс. Попытаюсь установить, с кем ушла Анюта после тренировки… Встречаемся через полчаса. На этом же месте.

— О’кей! — согласился Шелягов.

* * *

Спортивный комплекс «Динамо», в котором раньше тренировался он сам, а теперь дочь Анюта, стоял прямо на берегу стремительной и чистой речки-невелички. Наверное, поэтому главное внимание его руководство с недавних пор стало уделять водным видам спорта: плаванию, гребле на байдарках и каноэ (для этих недавно прорыли канал), водному поло. Силовые единоборства, к развитию которых в обществе всегда относились «трепетно и нежно», оказались не в чести — слишком мало кубков и медалей в последнее время привозили местные самбисты и дзюдоисты. Некогда шикарный борцовский зал с дорогим паркетом из сибирской лиственницы быстро пришел в упадок, со стен стала осыпаться штукатурка, в подвесном потолке появились первые бреши…

— Вам кого? — раздался сзади зычный бас.

Майор повернул голову.

Напротив него стоял Алексей Никитин — ветеран угрозыска, уволившийся в запас в том месяце, когда Василия приняли на работу.

— Узнаете?

— Нет.

— Я майор Егоршин. Мы с вами служили в одном отделе. Правда, всего несколько недель…

— А… Егорка! Сколько лет, сколько зим? Как я тебя сразу не признал? Впрочем — не мудрено… Ты ведь худой был, как охотничья колбаска, а теперь — вон какая глыба!

— Где пропадаешь? Почему не заходишь?

— Да я только недавно воротился.

— Откуда, если не секрет?

— Из Беларуси… Моя красавица родом из под Гродно. И ни ногой из родной деревни, несмотря на все мои уговоры. Впрочем, понять ее можно… Бацька для сельчан все условия создал. Трудись — не ленись… Но не царское это дело в земле ковыряться! Вот я и сбежал на историческую родину. Пока обосновался, нашел посильную работенку.

— А твоя… Как ее…

— Наташа? Она там осталась. С детьми-внуками. Мы не разводились. Так. Разбежались на некоторое время. По обоюдному согласию…

— Ясно…

— Ты по делу али как?

— По делу, Алексей Витальевич. Вчера вечером с моей дочерью случилось несчастье. Сейчас она в реанимации…

— Я-то тут при чем?

— Аня возвращалась домой после тренировки. И не дошла.

— У кого она занимается?

— У Олега Владимировича.

— Он будет только вечером…

— У тебя есть его номер?

— Да, сейчас найду…

Никитин достал мобильный и углубился в телефонную книгу.

— А, черт, — раздосадованно бросил спустя минуту. — Чего я мучусь? Вон список на стене… Строев его фамилия.

Егоршин по старинке записал номер в блокнот и протянул руку для прощания.

— Ты заходи, — сказал при этом. — Не зазнавайся!

— А чего мне у вас делать? — пожал плечами Никитин. — Там, наверное, из стариков никого больше не осталось.

— И то правда… Раньше меня в управление только Рахит пришел.

— Кто-кто?

— Петр Петрович…

— А… Рахитский… Мы его называли Петр Великий. За барские замашки, карьеризм, стремление руководить вся и всеми… Высоко залетела эта птица?

— Как по мне — не очень… Начальник управления УГРО. Полковник.

— Видно, кто-то обломал ему крылья… Честно говоря, я думал, что Рахит — давно генерал, большой начальник в министерстве. Ну, ладно, будь здоров! Да… Вчера вечером дежурил не я. Пашка Синицын. Ты должен помнить. Он в охране служил.

— Когда?

— Лет тридцать тому назад.

— Я в то время под стол бегал!

— И то правда… Запомни его телефон. Домашний. Очень просто… Первая — пятерка, за ней одни двойки.

— Спасибо!

* * *

Шеля стоял возле деревянной будки, в которой продавались билеты в зоопарк. Правда, желающих посетить с утра сие заведение культуры почему-то не находилось, и немолодая кассирша откровенно дремала за стеклом. Рядом с капитаном отчаянно жестикулировал круглолицый мужчина лет сорока — директор зоопарка Абрамян, его холеную рожу Егоршин не раз видел по телевизору — тот был местной знаменитостью, звездой экрана, сочувствующие журналисты просто обожали «главного энтузиаста фауны и флоры», «хранителя нетронутой живой природы» и с удовольствием посвящали ему целые передачи.

— Иди сюда, — позвал Андрей. — Знакомься…

— Ашот Геворгович, — протягивая руку, наклонил голову директор.

— Василий…

— Он утверждает, что все животные находятся на своих местах, — коротко подытожил суть предыдущего разговора Шелягов. — И действительно — пустых клеток в зверинце нет. Я проверял.

— Поймите, господин Абрамян, — не сдавался Егоршин. — Это не обязательно должен быть хищник. Питон, зебра, большая птица — много ли надо, чтобы испугать ребенка, тем более девочку?

— Нет. Наши питомцы никогда не покидают свои вольеры, — в очередной раз клятвенно заверил Ашот. — Вот разве что собаки…

— Какие собаки? — схватился за нить Василий.

— Бездомные. Три из них живут в зоопарке…

— И легко могут выбраться за его территорию?

— Забор для них — не преграда. Тем более в темное время суток, когда по парку бродят целые стаи брошенных псов… Наши запросто могли присоединиться к ним. Но, надеюсь, вы не станете вменять нам в вину такое поведение животных?

— Нет, конечно. Мы просто хотим понять, что здесь случилось вчера вечером?

— Так, может, ночной сторож знает больше?

— Наверняка, Ашот Георгиевич, наверняка…

— Геворгович!

— Простите.

— Сейчас он отсыпается. В шесть будет на работе.

— Хорошо. Мы подойдем…

— В таком случае — не прощаюсь.

* * *

— Ну, чего нарыл? — первым делом полюбопытствовал Андрей.

— Ни шиша…

— Может, позавтракаем? А то в животе настоящий бунт поднимается! Против голодомора. А русский бунт сам знаешь какое страшное дело…

— С удовольствием. Угощаешь?

— Ох, и наглец же ты, Василий Давыдовыч! Заметь: я не служебные проблемы на пустой желудок решаю, а твои личные…

— А в прошлом году? Когда у тебя племянник пропал… Я двое суток не спал — забыл? Хоть бы магарыч поставил, засранец!

— Абижаешь, дарагой, — сымитировал кавказский акцент Шелягов. — Я лучший армянский коньяк тебе предлагал, а ты отказался…

— Ага! Угостила лиса журавля… Мог бы накрыть поляну: шашлык-ташлык — я «хавчик» уважаю. А спиртное не пью. И ты об этом знаешь!

— Ладно. При первой же возможности исправлюсь.

— Не будем оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня. В прошлые выходные в парке открыли новый летник…

— Ты-то откуда знаешь?

— Мой старый приятель — Вован Дымченко…

— Дым?

— Ага… Он теперь главный у них на гриле. Приглашал принять участие в церемонии торжественного пуска, просил, так сказать, разрезать ленточку…

— А ты?

— Я в командировке был!

— Что ж, давай наверстывать упущенное!

* * *

За одним из дубовых столиков сидел небритый дядька неопределенного возраста и потягивал какой-то слабоалкогольный напиток, то ли бренди-колу, то ли колу-бренди, как шутил Егоршин; остальные места были не заняты. За прилавком грузная женщина пыталась натянуть на себя белый (впрочем, уже не совсем белый) халат, еще одна красила губы, умостившись перед большим овальным зеркалом, до двух ранних посетителей им не было никакого дела.

— Эй, где Дым? — не выдержал Шелягов, который тоже хорошо знал гриль-повара — тот имел весьма бурное и длительное криминальное прошлое.

— А шут его знает, — огрызнулась толстуха. — Он вчера набрался, как жаба мула, теперь, мабуть, отсыпается…

(Говор явно выдавал в ней хохлушку, может, даже землячку из Донбасса — Мариуполя, Красного Луча или Северодонецка.)

— К сожалению, банкет отменяется! — с напускной грустью в голосе констатировал Егоршин.

— Ладно, командир, — роскошно улыбнулся Шелягов. — Гуляем! Тащи, Маша, все, что у тебя есть.

— Мы с вами знакомы? — кокетливо надула губки труженица общепита.

— Да тебя весь город знает. По бейсику на груди, — рассмеялся Андрей, кивая на огромный круглый значок, пристегнутый к воротнику халата, на котором было четко выведено «Мария».

* * *

Как только Шелягов принялся за вчерашний шашлык, зазвонил его телефон.

— Рахит! — прошептал капитан, включая громкоговорящее устройство.

— Ты где? — зарычал Петр Петрович.

— Отъехал по делам.

— С Егоршиным?

— Сам!

— Вы эту самодеятельность прекращайте… Давай быстрей в контору — на кражу выехать некому!

— Кражи — не моя специализация!

— Приказываю!

— Есть!

— Ну, чего, Вась, чего они так засуетились? — спрятав телефон в карман, спросил Шелягов, продолжая неспешно жевать жесткое и холодное мясо, постоянно застревающее в зубах.

— Не знаю, — повел плечами майор.

— Я наверняка не последний, кого руководство попытается склонить к сотрудничеству. Так что гляди в оба…

— Не учи отца Камасутре…

— Ладно. Я побежал. Если спросят, где ты, что отвечать?

— Правду и только правду…

— А серьезно?

— Скажи, что в последний раз видел меня утром в больнице — эскулапы все равно сдадут нас, как тару в приемный пункт!

— Понял.

* * *

Егоршин еще раз прошел мимо места происшествия. Когда он был там вместе с Шеляговым — напротив все время стояла «Аварийная водоканала», двое парней в идеально чистых комбинезонах о чем-то переговаривались возле открытого люка; голова третьего время от времени выныривала из-под земли и простреливала окружающую местность наглыми глазами.

Спецавтомобили разных хитрых служб охотно используют в своей деятельности парни из «семерки» — это хорошо известно всем аттестованным сотрудникам МВД…

Фургона уже не было.

Напрасная тревога?

Похоже…

Однако как учит народная мудрость? Береженого Бог бережет!

Заученным движением Василий вошел в телефонную книгу своего мобильника и быстро нашел нужную строку…

— Привет, Сергеич! Что у вас стряслось в парке? Ничего? Значит, халтурят твои работнички… Подрабатывают… Да… Да… Специализированная… Двадцать шесть — семнадцать… Говоришь, нет такой… А частники? Не имеют права использовать вашу символику… Ясно… Ну, спасибо… Как там у тебя дома? Сынок больше не буянит? Ежели что — звони!

Василий засвистел и огляделся по сторонам.

Вдали на аллее парка появилась «неотложка» с включенной «мигалкой». Завыла сирена… В том, что в чреве автомобиля находятся не медики, а милицейские разведчики, Егоршин уже не сомневался. Тем более что прямо по курсу из кустов вдруг выполз пьяный молодой мужчина и, петляя, направился к выходу из парка. Такими дешевыми приемами можно удивить кого угодно, только не профи с двадцатилетним стажем…

* * *

«Итак, за мной следят… Самое обидное, что свои… Интересно, кто отдал приказ? Рахит? Нет… Мелковата сошка… “Семерка” подчинена напрямую начальнику УВД и его первому заму. А до этих так просто не добраться. И если доберешься — что скажешь? “Простите, Анатолий Борисович, зачем вы пустили за мною своих гончих псов?” Так он меня в порошок сотрет… Или проглотит целиком, не поперхнувшись. Когда имеешь дело с высокими начальниками, надо быть троекратно хитрее. Осмотрительней. Нельзя давать им понять, что заметил “хвост”. Но и “пасти” себя все время — давать нельзя. Чтобы не вывести случайно на правильный след. Ладно… Попробую потеряться где-нибудь по дороге…»

Егоршин обогнал пьяного и, не оборачиваясь, помчал через дворы в направлении ближайшей улицы, по которой ходил общественный транспорт. Издали заметил желтый «Богдан», по-черепашьи ползущий в пробке в сторону центра, и прибавил ходу.

Вот и остановка.

Двери микроавтобуса уже начинали закрываться, когда он влетел в его салон и сразу припал к окну. Сзади не было никого.

«Грамотно работают, черти… Интересно, в чем теперь они едут? В той красной “семерке” или в бирюзовом “Опеле”? А может, филер — девчонка в оранжевом жилете, движущаяся на скутере параллельным курсом? Посмотрим на следующей остановке…»

Словно повинуясь его мысленному приказу, шофер включил правый поворот. На миг маршрутка замерла у бордюра. Оба подозрительных автомобиля сразу обогнали ее. А вот скутер… Скутер остался сзади. Его миловидная владелица, как ни в чем не бывало, смотрелась в зеркало и красила губы.

Через полкилометра, прямо в центре города, есть небольшая промышленная зона, огороженная со всех сторон двухметровым забором, вокруг нее — узкая тропа, на которой трудно разминуться даже двум людям. В наглую преследовать его не станет никто…

Василий еле дождался остановки.

Как только двери распахнулись, выскочил на улицу и рванул направо. По пути бросил взгляд на зеркало одинокого грузовичка, припаркованного за углом многоэтажки — теперь за ним, прихрамывая, брел франтоватый мужчина лет тридцати пяти: в старомодном костюме, с полированной тростью в руке, ну просто копия агента царской охранки девятнадцатого века!

Майор поднялся наверх по искусственной земляной насыпи и пошел вдоль забора. Сейчас в нем будет первая дыра, через сто метров, сразу за поворотом — вторая… Прекрасная возможность разобраться с неизвестным филером.

Преследователь не отступал, опровергая все его предположения. Видимо, такую перед ним поставили задачу: ни на миг не упускать из виду объект слежки, даже с риском быть раскрытым.

«У парня на роже не написано, что он из милиции… Значит, я имею право действовать по собственному усмотрению», — решил Василий.

Проигнорировав первый лаз, он юркнул во второй и, стараясь не поднимать шума, бросился в обратном направлении по внутренней территории промзоны. Затем через первую дыру вернулся на «тропу войны». «Фрак» франта как раз исчезал за поворотом…

«Сейчас или никогда!»

Майор бросился вдогонку и, спустя несколько мгновений, настиг незнакомца. Ребром ладони сзади нанес точечный удар в шею и, когда мужчина осел на землю, принялся шарить в его карманах. Ничего. Ни удостоверения, ни оружия…

«Через две-три минуты он очухается и присоединится к своим сообщникам без каких-либо последствий для своего драгоценного здоровья… Что делать дальше? Бросить и уйти? Или продолжить игру? А… Плевал я на вашу конспирацию!»

Егоршин оттащил тело за ближайший куст и принялся хлопать по щекам мужчины. Вскоре несчастный пришел в себя.

— Колись быстрей, сука! — скорчив страшную рожу, заорал Василий и взвел курок табельного «макара». — Кто послал? Зачем?

— Я ничего не знаю… Я просто гулял…

И в это время из рукояти трости донесся грубый голос:

— Четвертый, четвертый… Отзовись!

— Ну! Отвечай! — нетерпеливо пробасил Василий.

— Слушаю! — промямлил разведчик.

— Где ты?

— За забором…

— Мы потеряли тебя из виду… Все в порядке?

— Да.

— Выйдешь — передашь объект первому.

— Понял…

— Говори быстрей, кто послал? Дед? Американец? (Эти двое были последними криминальными авторитетами, уцелевшими в кровавой мясорубке конца прошлого века; теперь они крупные бизнесмены!)

— Не смеши меня, Васек! Ты давно догадался, что мы из одной конторы.

— Ксиву покажи!

— Понимаешь, какая беда, — на задания мы ходим без документов.

— Знаю.

— В нашем подразделении многие сочувствуют тебе… И не понимают, почему начальство всех подняло на ноги. Внештатных, засекреченных — всех! Спрашивай быстрей, что тебя интересует — у нас мало времени…

— Кто отдал приказ?

— Мой непосредственный начальник. Но без согласования с высшим руководством на такой шаг он бы не решился.

— Ясно! Извини… Как тебя звать?

— Серега.

— Позвони мне вечером! На мобильный. Надеюсь, у тебя есть мой номер?

— Нельзя нам Вася. Ни встречаться, ни по телефону разговаривать.

— А черт…

— Но если вылезет что-то важное — я сам тебя найду. Не сомневайся!

— Спасибо тебе, брат…

— Не за что… Пока!

— Ну, пошли… Сначала я, затем — ты. Сможешь без «скорой помощи»?

— Попробую…

* * *

Следующим снова стал тот, кто ранее играл роль пьяного в парке. Егоршин сразу узнал его по роскошной густой шевелюре.

«Что, мальчики, пошли по второму кругу? Идиот… Хоть бы парик догадался нацепить».

Майор улыбнулся сам себе и принял вправо — туда, где возвышались корпуса однотипных пятиэтажек, прозванных в народе «хрущевками».

Здесь ему знаком каждый дом, каждый переулок и сквозной проход. Сейчас будет арка, сразу за которой — спуск в подвал, где уже много лет собираются местные «качки»…

Василий ступил на первую ступеньку, ведущую вниз, когда поднял глаза и увидел юношу с большим букетом роз, нервно переступавшего с ноги на ногу. «Обложили, демоны! Спокойствие… Только спокойствие… Я не замечаю слежки и не пытаюсь скрыться, просто прогуливаюсь, может, собираюсь снять квартиру — о моих проблемах с теперешней хозяйкой известно всем и вся».

Набросив на лицо маску равнодушия, Егоршин принялся по очереди рассматривать фасады близлежащих домов, делая вид, что ищет нужный номер. «Ага вот… Пятнадцать… Третий подъезд… Здесь на втором этаже разбито стекло — через него можно запросто выпрыгнуть на улицу и затеряться в толпе. А филеры будут думать, что я зашел к кому-то в гости и ждать, ждать, пока не посинеют…»

Майор непременно осуществил бы свою задумку, если бы не… скутер, припаркованный прямо под окном. Его водительница (уже без жилета) спокойно покуривала неподалеку.

Егоршин сплюнул и пошел назад.

В дверях столкнулся с обладателем букета. От неожиданности тот выронил цветы, розы разлетелись в разные стороны и рассыпались, устелив своими лепестками бетонированный порог.

Юноша при этом чуть не расплакался…

Утешать его не было ни времени, ни сил, ни желания.

Тем более что Василий уже заметил свободное такси, так кстати подруливающее к подъезду, и понял, что это его последний шанс оторваться от преследователей.

За миг он плюхнулся на переднее сиденье «Волги» и нервно произнес:

— В центр! Быстро!

Не говоря ни слова, седовласый водитель нажал на педаль акселератора.

— Здесь направо — в переулок…

В это время заговорила радиостанция:

— Шестьдесят шестой!

— На связи! — по-юношески бодро отозвался шофер.

— Почему не прибыли на вызов?

— Как не прибыл? Пассажир со мной в салоне…

— Человек ждет вас на улице!

— Понял…

— Сейчас будем, — добавил майор.

— Ты кто? — удивленно повел глазами вправо таксист.

— Старший оперуполномоченный Егоршин, — достал удостоверение Василий. — Не дрейфи, батя! Служебная необходимость… Держи сотенную, надеюсь, это компенсирует твои моральные издержки.

— А как же клиент?

— Ничего с ним не случится за пять минут. Сейчас высадишь меня вон у того здания с крашеным фасадом — и свободен.

— Так и доложить диспетчеру?

— А то!

Водитель лихо притормозил и, высадив наглеца, понесся в обратном направлении.

Когда «Волга» на миг замерла на первом же перекрестке перед красным сигналом светофора, в приоткрытое правое окно вломилась перекошенная физиономия молодого мужчины в старомодном костюме:

— Где ты высадил пассажира?

— Где… Где… В Караганде! — буркнул таксист и сразу же схлопотал по зубам.

Пришлось колоться! Во избежание дальнейших неприятностей…

— Он вышел возле вэтэбешки.

— Что за хрень?

— Так мы называем здание, в котором расположено отделение Внешторгбанка.

— Понял…

* * *

Дорога вела в тупик — туда, где находилась городская станция «скорой медицинской помощи». Автомобили с проблесковыми маячками все чаше попадались ему навстречу. И тут Егоршина осенило.

«Черт побери, кто-то же вызвал “неотложку”! Кто? Кто? “Слава богу, “скорая” приехала мгновенно” — так, кажется, сказал Шелягов. Значит, был невольный свидетель? Или тот, кто толкнул ее, вдруг решил проявить сострадание и позвонил на “0–3”?!»

Майор еще раз оглянулся и, никого не заметив сзади, повернул налево в уютный дворик.

— Антон Петрович у себя? — спросил первую встречную в белом халате.

— А то где же! — отчего-то злобно сплюнула та и скрылась за углом, где медики устроили курилку.

Главврача Куролесова Василий знал давно, они часто встречались по долгу службы, раньше даже купались вместе по утрам, но в последнее время как-то отдалились друг от друга. Мягкостью характера Куролесов не отличался, выгонял с работы за малейший проступок, вот и настроил против себя большую часть трудового коллектива.

— Ба! Какие люди! — Антон поднялся с насиженного места и раскрыл объятья. — Ты где пропадал, Егорушка?

— Служба, сам понимаешь…

— Смотри, сгоришь на работе — никто этого не оценит.

— Знаю… Дело есть…

— С каких пор ты такой деловой стал? Присядь, выпей чаю со старым приятелем! Или, может, того, чего-нибудь покрепче?

— Не употребляю…

— Эта песня мне знакома сто лет. Что случилось, старина?

— Анюта…

— Что Анюта?

— Вчера в парке упала и напоролась глазом на сучок… Теперь вот лежит в коме…

— Так это твоя красавица?! У нас только и говорят о том случае…

— Что говорят?

— В рубашке она родилась, Василий, поверь мне…

— Верю…

— Если бы чуть-чуть вправо — на сучке остались бы и глаз, и мозги…

— Прекрати… Я все же отец… А не просто бесчувственный опер.

— Извини… К счастью, мои орлы прилетели вовремя и сделали все необходимое. Так что с тебя магарыч, дружище.

— За мной не заржавеет…

— Ты ведь знаешь, я сам не пью. Составишь компанию?

— Нет.

— Значит, пьянка переносится на неопределенное время. Пока ты не раскодируешься.

— Лады. А сейчас, Тошик, давай послушаем твой магнитофон.

— Давай, — главврач ловко выдвинул потайной ящик стола, в котором пряталось проволочное звукозаписывающее устройство, подсоединенное к телефону диспетчеров — так он проверял свой персонал на «вшивость». — В котором часу это случилось?

— Двадцать один тридцать.

— Вот… Вот… Слушай!

— В центральном парке умирает девушка лет пятнадцати-шестнадцати, — «глотая» буквы «р», монотонным голосом сообщил неизвестный. — Срочно пришлите карету…

— Это все?

— Все! Он бросил трубку!

— И что ты можешь сказать о звонившем?

— Пожилой мужчина. Может, еврей по национальности. Слышь, как он картавит… Ср-р-рочно… Кар-р-рету! А может, русский — с дефектом речи.

— Не густо.

— Да уж… Но ты по своим каналам можешь пробить, «откуда дровишки»…

— А если звонили с таксофона?

— Не исключено…

— Вот видишь… А в таком случае все, Тошик, кранты… Так что запись ты, того, на всякий случай заханырь…

— В каком смысле?

— Сделай копию и спрячь.

— О’кей! Но зачем?

— Боюсь, что она может заинтересовать еще кого-то.

— Да я пошлю их…

— Успокойся, Антон Петрович… Это не шаромыги какие-нибудь. Взрослые, авторитетные люди с крутыми ксивами в карманах. С такими лучше не ссориться. Надо запись — пожалуйста… Изъять? Ноу проблем! А сам на телефон — и все мне в ухо…

— Номер у тебя тот же?

— Да. Но на него звонить нельзя. Сейчас я куплю новую карточку — и где-то через час сам брякну тебе.

— Понял!

* * *

Черные тучи снова опускались на город, грозя вот-вот разразиться очередным проливным дождем.

Егоршин забежал в офис одного из мобильных операторов, где быстро купил новый телефон и стартовый пакет к нему. Однако первый звонок — к доктору Шапиро, все же сделал со старого номера. «Как Аня?» — «Без изменений!» И только следующий — к брату Ивану — стал пробным для навороченного ультрасовременного «Самсунга»:

— Ну, где ты?

— Подлетаю…

— Тебя встретить?

— Не надо. Сам доберусь… Жди дома.

— Хорошо.

— Да, кстати, что у тебя за номер?

— Запасной…

— Неужели все так серьезно, брат?

— Серьезней не бывает… Вскоре убедишься.

— Ты только того, горячки не пори…

— Не учи отца Камасутре, — который раз повторил свое любимое изречение Василий и отключил мобильный.

* * *

Ваня приехал только через три часа. Хорошо зная его характер, не терпящий никакой спешки, точности и пунктуальности, Василий не волновался — все время спокойно анализировал сложившуюся ситуацию.

«Итак, “неотложку” вызвал немолодой мужчина с дефектом речи… Кто он? Невольный свидетель преступления, насильник-извращенец, просто сердобольный прохожий? Надо срочно установить его личность… И в первую очередь выяснить, откуда он звонил… Сейчас брякну Андрюхе — пускай занимается. Нет, Шелю трогать нельзя… И вообще — никого из коллег нельзя… Разве только позвонить и назначить встречу. Для этого сгодится и старый телефон».

Егоршин в который раз за день набрал своего лучшего друга.

— Ты где сейчас?

— В конторе… Увяз в рутине по самые помидоры!

— Ко мне на чаек заскочить не хочешь?

— Хочу… Только начальство наше мнение в расчет не принимает. Рахит сказал: «Домой только по моему личному распоряжению».

— Сука!

— Вот и я об этом… Ивана вызвал?

— Да!

— Он едет поездом?

— Нет, летит самолетом.

— И когда будет?

— Сказал «скоро», но ты ведь его знаешь…

— Ясно! Я, Васек, приеду. Непременно.

— Когда?

— Как только — так сразу, — в очередной раз выдал свою «коронку» Андрей.

— Понял. Жду.

Майор выключил трубу и, уподобляясь любимому литературному персонажу, принялся рассматривать через лупу медальон на серебряной цепочке.

«Блин, что это за знаки? То ли иероглифы, то ли буквы явно не славянского происхождения… Кто сможет помочь их прочитать, кто? Преподаватели университета? Представители нацменьшинств? А, черт!.. Куролесову позвонить забыл…»

— Алло, Тошик, это я.

— Хорошо, милая, все будет так, как хочешь ты…

И пошли короткие гудки.

Значит, что-то случилось… Егоршин не сомневался — кто-то пришел за записью!

* * *

Антон Петрович позвонил через четверть часа с другого номера и пояснил, что «занял» телефон у одного из своих подчиненных. Василий мысленно похвалил его за сообразительность.

— У нас тут такие дела, такие… — без устали тарахтел доктор.

— Говори четко, не захлебываясь.

— Как только ты ушел — позвонил Петр Петрович. Сам знаешь — мы давно знакомы…

— Ну…

— Не перебивай! Сказал, что расследует одно уголовное дело, и попросил помощи…

— Запись!

— Да… Я, естественно, согласился. Он прислал какого-то парня…

— Тот предъявил удостоверение?

— Нет.

— А почему?

— Зачем? Сказал: «Я от Петра Петровича»…

— Думаешь, этого достаточно?

— Конечно…

— Эх, Тошик, Тошик, сколько можно тебя учить? Завтра тот же Рахит пришлет официальный запрос: «Прошу выдать запись разговоров за такой-то день» — а у вас ничего нет!

— Издеваешься?

— Помянешь мое слово, когда получишь выговор за халатность.

— Ну, это мы еще посмотрим!..

И взбешенный Куролесов выключил мобильник.

* * *

Иван никогда не пользовался звонком — по старинке просто стучал в двери «семеркой» из азбуки Морзе, подчеркивая свою принадлежность к миру «радиопомешаных»; на этот раз условный сигнал прозвучал как-то угрожающе-зловеще и навеял дурные аналогии: мол, пришли по твою душу из седьмого управления…

Однако на пороге был все же он. Последняя родная кровинка на белом свете. Брат, коллега-опер, единомышленник…

— Ну, как там — на земле Уральской?

— Лишь бы не хуже… Люська, Настасья привет тебе передавали, а Колька, как всегда… — он поставил на стол пакет с сушеной рыбой и литровую банку маринованных боровичков (двоюродный брат был большим мастаком по их приготовлению). — Прошлогодние. В этом году еще не начинались.

— Спасибо! А майские что же, не уродили?

— Так… Было немного. Но они на консервацию не годятся — червя много.

— Ясно… Присаживайся. Сейчас перекусим — и разъедемся кто куда!

— Я конечно же в больницу?

— Какой ты понятливый… Если в палате уже поставили охрану — выгоняй без лишних слов. Надо будет написать официальный отказ — вызывай меня. Понял?

— Так точно!

— Ни есть, ни пить, в туалет не выходить. Сам знаешь, если Анюта не выживет или останется инвалидом, — я наломаю дров…

— Знаю… Грибочки открывать?

— А то как же!

Пока Ваня возился на кухне с ключом, пришел Шелягов. Принес в огромном пакете добрый десяток бутылок пива «Три толстяка» и по одной начал выкладывать на стол, напевая старую, невесть кем придуманную песенку:

Трое появились не случайно, Троица придумана не зря… И совсем недаром в каждой чайной Есть картина «Три богатыря»! Ну, где ж ты друг, Наш третий друг Из картины «Три богатыря»?

— Я здесь! — из кухни откликнулся Иван. — Высоцкий?

— Приписывают ему…

— А наш батя утверждал, что эту песню исполнял его любимчик — Рыбников, — присоединился к дискуссии Василий и затянул:

Сделана отметка на стакане И укромный выбран уголок, И уже разломленный в кармане засыхает плавленый сырок…

— «Ну, где ж ты друг, наш третий друг из картины “Три богатыря?” — подхватили остальные.

— Да, были времена… — вздохнул Иван. — Дорога — бесплатно, форма — даром. Коммунизм!

— Точно! — согласился Андрей. — А теперь поездом на Донбасс — сотка баксов и назад столько же. Особо не покатаешься!

— Что-то дороговато… Я и то меньше плачу.

— Это же не Урал — чужая страна! Две таможни… «Что еще вы перемещаете, кроме собственных тел?» Усраться — и не жить!

— Давно дома был?

— В мае…

— И как там — в незалежной неньке?

— Родаки еще так-сяк. Перебиваются с хлеба на воду. Большего на пенсию не позволишь… А братья спиваются без постоянной работы. Правда, иногда ходят на частную копанку за сто гривнюков в сутки. Но на такие деньги семью не прокормишь. А морду залить можно — по самую завязку… Только водка и карты остались в прежнюю цену. Вот они и квасят днем и ночью да в «тысячу» между собой режутся. Ну, ладно… Хватит о грустном! Ты как, Ваня, будешь — из бутылки али из стакана?

— С горла оно привычней!

— Василию я даже не предлагаю…

— И правильно… Вот закончу с этим делом — и оторвемся на полную катушку!

* * *

Пока Андрей с Иваном пили пиво с таранью, Василий составлял планы на вечер.

«Брат — в больницу, а мы с Шелей снова поедем в парк… Он — к Абрамяну, я — к Синицыну»…

Однако время шло, а его сообщники как будто никуда и не собирались.

И Василий не выдержал…

— Эй, ребята, вам не кажется, что пора закругляться?

— В каком смысле? — буркнул Шелягов.

— В прямом…

— Закругляться в прямом… Каламбур какой-то…

— Хватит ерничать. Дел не меряно! Забыл? Тебя ждет сторож…

— Не переживай — ему всю ночь дежурить. Как и твоему Синицыну.

— Вы как хотите, а я поехал…

— Остынь, братишка, — вмешался Иван. — Нам действительно некуда спешить.

— Особенно тебе! Там ребенок… без присмотра… между жизнью и смертью, а вы…

— Василий прав, — неожиданно согласился Андрей. — Анютку ни на миг нельзя оставлять одну, — он отозвал в сторону младшего Егоршина и прошептал ему в ухо: — В этом деле не все чисто… Пока его жертва в коме — преступник чувствует себя в полной безопасности, но как только девчонка придет в себя и начнет давать показания — кому-то может не поздоровиться!

— Ты на что намекаешь?

— Что этот урод сделает все, чтобы Анюта никогда не вышла из такого состояния!

* * *

Как только «десятка» Шелягова тронулась с места, за ней увязался «мицубиси-Ланцер» с затемненными стеклами, доселе таившийся в соседней арке.

— Тьфу, черт! — сплюнул капитан, бросая руль вправо.

Иномарка еле вписалась в поворот.

— К тебе добирались тандемом и от тебя — тем же способом, — сухо прокомментировал Андрей. — Совсем оборзели, сволочи! Раньше хоть менялись, а теперь — надули щеки и тупо едут следом…

— Значит, такое получили указание, — философски заметил Иван. — Только от кого?

— Нам этого знать не полагается…

— Все равно мы от своих планов не отступим, — невозмутимо изрек Василий, сидевший спереди и не спускавший глаз с зеркала заднего вида.

— Точно! — согласился Шелягов и резко нажал на тормоза — как раз напротив здания городской больницы, в которой лежала Анюта.

Иномарка дико завизжала тормозными колодками. Объехать на узкой улице неожиданно возникшее препятствие ее водитель не мог: навстречу несся бурный поток автомобилей, столкнуться с ним в лоб в лоб было бы, по крайней мере, неразумно…

«Мицубиси» ползла и ползла вперед, целясь прямо в багажник российской родственницы, но столкновения не произошло — капитан Шелягов, спокойно наблюдавший за развитием ситуации, просто отъехал на полметра вперед.

Только тогда Иван, путешествовавший на заднем сиденье, оставил свое место и, мгновенно покинув салон «десятки», уселся на капот наконец-то остановившегося «Ланцера». Достал сигарету, закурил, и, дождавшись, когда машина с его сообщниками скроется из вида, небрежно двинул в сторону лечебницы.

* * *

Повторный визит в зоопарк не оправдал надежды сыщиков. Похоже, сторож и впрямь ничего необычного не видел, точнее, вчера он просто не мог ничего видеть. Об этом свидетельствовало и запухшее от беспробудного пьянства лицо, и устойчивый запах перегара, заставлявший Шелягова во время разговора держаться на приличном расстоянии от собеседника.

А Синицын и вовсе не явился на работу. Позвонил Никитину и попросил подежурить еще сутки…

Друзья уже собирались разъехаться по домам, когда на парковой аллее появилась стройная, атлетическая фигура в фирменном спортивном костюме.

— На ловца и зверь бежит, — сообщил Андрей, толкнув товарища в бок. — Это Строев, тренер твоей дочки… Я его пидорский походон издали узнаю. Здравствуйте, Олег Владимирович!

— А… Шеля! Привет. Че ты сегодня такой официальный?

— Потому что на службе… Знакомься… Василий Егоршин… Отец Анюты…

— Сочувствую…

— Только и того? Может, подсобишь чем-нибудь?

— Я бы с удовольствием… Только чем?

— Расскажи поминутно, как проходила тренировка.

— Ничего необычного… Разминка, спарринги…

— А потом?

— Потом дети стали уходить: кто в одиночку, кто — группами. Аня в это время убирала зал… Я ее не заставлял, она всегда добровольно оставалась наводить порядок…

— Чистая правда! — кивнул Егоршин.

— Хорошая девочка, ответственная… Нам ее будет очень не хватать…

— Ты, Лезя, того, погоди хоронить человека заживо, ладно?

— О’кей…

— Кто ушел раньше: ты или она?

— Аня… Я остался ждать Белокурова.

— Прокурора?

— Ага…

— А он что с таким брюхом в спортзале делает?

— Для них по четвергам в спорткомплексе топят баньку. Все начальство съезжается. Горшков, Левитин… Знаешь, новая мода — открывать и закрывать уголовные дела, не выходя из парилки… А у меня племянник недавно загремел. По хулиганке… Гудел в «Версале», ноги на стол закинул, ему сделали замечание, а он, как с цепи сорвался, — набросился на администратора, ну и отметелил его по пятнадцатое число…

— Так этот «Тайсон» — твой племяш?!

— Да… Я думал — перетру с Белокуровым, и его отпустят, а тот так нажрался, что «му» не мог сказать…

— Ты, Олежа, вспомни что-нибудь интересное, мы и без него пацана отмажем!

— Правда?

— Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет.

— Оформим отказняк, оштрафуем на три сотки — и все дела…

— Было бы неплохо! Он мне — словно сын родной, Светка-то три года как умерла…

— Какая Светка?

— Мамка его, моя сестрица… Кирилл после того не просыхает…

— А это еще кто?

— Биологический отец…

— Ясно… Думай, голова, думай! Может, какие извращенцы у вас тут по вечерам бродят?

— Есть… Да вы их знаете… Кум и Могила… Дрочат за кустами, пока девчонки аллеи топчут. Только что с них возьмешь? Больные люди… Анюте с такими справиться — раз плюнуть! Все же каэмэс по рукопашке…

— И то правда…

— К тому же по вечерам они сюда — ни ногой. Освещения — ноль, никто их достоинство разглядеть не сможет, а это для эксгибиционистов — как серпом по яйцам!

— Ладно. Убедил. Собачников в парке много?

— Хватает…

— Всех знаешь?

— Только основных… Самсоновы, Петровы…

— Новых в последнее время не наблюдалось?

— Нет… Вроде…

— Ладно… Ты подумай. Если что вспомнишь — сразу звони мне.

— Есть! — по-военному рявкнул Строев.

— И еще, — улыбнулся Егоршин, до сих пор с напускным равнодушием наблюдавший за разговором. — Я Синицына не могу найти. Трубку домашнего телефона он не берет, а номера мобильного у меня нет.

— Секундочку! — Тренер умело вошел в меню своего старенького «Эриксона» и продиктовал: — Девятьсот шестнадцать, шестьсот девяносто восемь, сорок два, тридцать четыре.

Василий записал номер в телефонную книжку. И продиктовал свой Строеву. Новый. На всякий случай.

* * *

Синицын не хотел общаться даже по телефону. Видел на дисплее незнакомую комбинацию цифр и упрямо не брал трубу… Пришлось пойти на хитрость и воспользоваться функцией «скрыть номер». После этого случилось чудо!

— Алло! — приглушенно прохрипел незнакомый голос.

— Павел Сергеевич! — обрадованно затарахтел Василий. — Майор Егоршин из УГРО. Мы с вами встречались лет десять назад…

— Помню. Кажется, я даже ваш должник…

— Еще бы! Без меня вы не вычислили б вымогателя до конца своих дней…

— Согласен.

— Пришло время отдавать долги.

— Говори…

— Не по телефону… Куда подъехать?

— Щусева, семнадцать, квартира восемьдесят шесть. Четвертый этаж. Когда будете?

— Через полчаса.

— На похмелье что-нибудь возьми, не то башка трещит, как лед на мартовской речке…

— Что, переусердствовали вчера?

— Есть такое дело…

— «Ловен брау» пойдет?

— Пиво без водки — деньги на ветер! Возьми маленькую… В придачу…

* * *

Любимый напиток Джеймса Бонда с недавних пор продавали по всей России — какой-то отечественный завод оперативно наладил его производство. Однако вкус этого лицензионного продукта лишь отдаленно напоминал вкус настоящего бельгийского пива. Об этом Егоршину в пути сообщил Андрей Шелягов — «великий знаток истории пивоварения» и одновременно обожатель похождений непревзойденного агента 007. Но отговорить друга ему не удалось. В довесок к обещанной чекушке Василий все равно взял две бутылки широко разрекламированного «Ловен брау».

Старенькую малосемейку с покосившимся номером на фронтоне было видно издалека — как-никак единственный «небоскреб» в море одноэтажных хижин.

Шеля остановил «десятку» напротив тыльной стороны здания, возле переполненного мусорного контейнера, в нос ударил едкий запах, и рука сама принялась искать ручку, поднимающую боковое стекло.

В это время на лестничном проходе мелькнула чья-то тень. Спустя мгновенье из разбитого окна на третьем этаже вылетел тяжелый полиэтиленовый пакет и рухнул на свежевскопанную грядку.

— Смотри, что творят, суки! Выбрасывают мусор, не выходя из дома. И нет на них управы!

— Здесь что-то не так, — отчего-то разволновался Василий. — Пакет вылетел не из квартирного окна, а с лестничного. Вот ты стал бы выходить на лестницу, если б вдруг решился на такое хамство?

— Блин! — выругался Шелягов и без лишних слов принялся доставать из кобуры оружие. То же самое сделал и Егоршин.

Одолеваемые предчувствиями, они даже не стали закрывать машину — сразу побежали к парадному.

На деревянной скамье у входа сидели несколько пожилых женщин.

— Из дома никто не выходил? — бросился Василий к одной из них, чья внешность внушала наибольшее доверие: ухоженная, в очках, старушка напомнила ему первую учительницу — Неллю Владимировну. Той сейчас тоже за семьдесят…

— Когда?

— Секунду-две назад…

— Молодой человек, — она указала направо, где действительно маячила одинокая фигура в кожаном пиджаке — до нее было чуть больше сотни метров.

— Он здесь живет?

— Нет.

— Точно?

— Точно. Мы своих знаем!

— Ты — за ним, а я на четвертый, — распорядился майор.

Андрей с обнаженным пистолетом рванул вдогонку за незнакомцем.

* * *

Дверь с табличкой «86» была распахнута настежь. В единственной комнатке, маленькой и грязной, гремел старый черно-белый телевизор. Знакомый всей стране голос бодро рассуждал о перспективах экономического роста России.

Напротив экрана сидел Синицын.

Посредине его лба зияло маленькое отверстие…

Егоршин сплюнул и побежал вниз.

Пакет с символикой малоизвестной фирмы «SMS» лежал на прежнем месте. В нем, как и предполагал Василий, был пистолет. «ТТ» — излюбленное оружие киллеров.

«Недавно из такого же завалили банкира, — подумал майор. И тут его осенило: — “SMS” Это же Гришки Синельникова фирма! Он десять тысяч пакетов наштамповал со своей рекламой, и одну упаковку подарил нашему управлению… Тэтэшник китайского производства, взятый с места убийства, лежит в моем сейфе в точно таком пакете! А не он ли это?»

Егоршин достал пистолет и еще раз осмотрел его. Теперь — тщательно и придирчиво…

Продольная царапина на рукояти, потертый спусковой крючок и, главное, номер, в конце которого три двойки не оставляли сомнений — это тот самый ствол. Но кто извлек его из сейфа? Ключ только у него и у полковника Ракитского… Впрочем, при желании изготовить дубликат могла добрая половина сотрудников управления угрозыска.

«Черт! На пакете и пистолете — мои пальцы! Кто-то хотел меня подставить… Кто? Впрочем, почему хотел? Уже подставил… Следаки передадут пулю в лабораторию баллистам, те мигом определят, из какого оружия был сделан фатальный выстрел… Стоп… Пуля! Я должен ее найти раньше, чем это сделает кто-то другой… Только тогда коварные планы подлецов полетят коту под хвост…»

Он снова понесся на четвертый этаж.

Сразу нашел гильзу, спрятал ее и принялся осматривать труп.

Входное отверстие, выходное… Напротив — свежая дырка в обоях. Василий расколупал ее отверткой, лежавшей на телевизоре, но ничего так не нашел. Куда она могла срикошетить, куда?

На полу лежала куча свежевыстиранного белья. Егоршин просмотрел все — до последних семейных трусов. Пули там не было…

И тогда его внимание привлек растущий в вазоне фикус. Как оказалось — не напрасно: в черной рыхлой земельке торчал свинцовый наконечник. Майор удовлетворенно хмыкнул и положил пулю в карман.

«Что же это получается? Я позвонил, сказал, что через полчаса приеду… Они подслушали? Нет… Меня подслушать не могли, ибо я набирал Пашку с нового номера, которого не знает никто. Подслушали Синицына… За полчаса успели взять из моего сейфа пистолет и прибыть раньше нас на улицу Щусева? Нереально, господа… Выходит, “ТТ” у них уже был. А это значит, что убийство запланировали еще вчера — сразу, как только случилось несчастье с дочкой, или, по крайней мере, сегодня утром. Что киллер выбросил оружие — это правильно, только почему за ним не следил кто-то из заказчиков преступления — ведь тот клятый пакет мог подобрать любой пацаненок? А может, все это специально подстроено? Чтобы взять меня на горячем? Тогда почему я еще не в “браслетах”? Нет, они просто не предусмотрели, что мы так быстро выйдем на Пашку! Пришлось рисковать, торопиться, пороть горячку… Вот и наломали дров… Все равно надо избавиться от паленого ствола и быстрее уносить ноги. Блин, что значит “избавиться”? Вещдок должен лежать в моем сейфе… Иначе — тюрьма. Да… Дела… И Андрюха куда-то запропастился… Шеля, родной, где ты?»

* * *

— Мой напарник не появлялся? — спросил Егоршин и, не дожидаясь ответа, погнал в направлении, в котором ранее скрылся Андрей Шелягов.

Старушки отрицательно покачали седовласыми головами и в очередной раз проводили его недоуменными взорами. Мол, гоняет, как угорелый, туда-сюда. Хоть бы преставился…

Капитана нигде не было, и Василий наконец-то догадался позвонить ему на мобильный. В ответ донеслись длинные и, отчего-то показавшиеся печальными, звонки. Майор в одно мгновенье осознал, почувствовал всеми фибрами души — случилась беда: Шели больше нет, и уже никогда не будет…

Пятиэтажку, по периметру которой бегал Егоршин, построили в застойные времена в виде буквы «Г». В правой — укороченной — части находилась малосемейка с одним парадным, где и жил Синицын, в левой — обычный многоквартирный дом с четырьмя подъездами. Именно за его углом исчез Андрей.

Начинало темнеть… Василий сбавил темп и пошел на третий круг. В конце самого длинного прямого участка снова нажал на кнопку вызова своей потертой «Нокии» и вдруг услышал откуда-то снизу знакомую мелодию: «Владимирский централ, ветер северный, этапом из Твери — зла не меряно…»

Огляделся. Под окном первого этажа находилась обычная надподвальная вентиляционная яма или шахта. «Цокольный одинарный проем, облицованный кирпичом» — пользуясь бюрократическим слогом коммунальщиков. В старые добрые времена их накрывали арматурными решетками, но в последнее время «бесхозный» металл ушел на лом, поэтому большинство «проемов» в нашем государстве оказались открытыми и, ввиду недостаточной воспитанности населения, — снизу доверху забитыми бытовыми отходами и мусором. На горе полных полиэтиленовых пакетов и пустых пластиковых бутылок лежал Шелягов, в кармане которого играл мобильный телефон…

Егоршин прыгнул в яму и попытался измерить пульс друга… Его не было… Тогда он вызвал “скорую”, (точнее, позвонил на мобильный Куролесову и попросил срочно прислать карету по адресу: Щусева, семнадцать), милицию, а сам сел в машину Андрея и помчал на работу…

* * *

Чтобы не попасться на глаза дежурному, в отделение пришлось зайти с черного хода. Его не всегда оставляли открытым, особенно после восемнадцати часов, но в этот раз Василию повезло. Нет, майор не питал иллюзий по поводу того, что ему удастся остаться незамеченным — во всех милицейских коридорах технари по указанию начальства давно установили видеокамеры внешнего наблюдения, о которых было известно далеко не всем сотрудникам УВД. Василий просто не желал ни с кем встречаться в тот вечер, ибо знал: любой невинный вопрос может вывести его из равновесия и подтолкнуть к совершению необдуманных поступков, о которых потом придется долго сожалеть…

На третьем этаже, где располагалось управление уголовного розыска, как и предполагал Егоршин, было пусто — все выехали на убийство товарища. В иные дни даже в позднее время здесь всегда «кипела работа» — подуставшие за день опера, в большинстве бывшие убежденными холостяками, никогда не торопились расходиться по домам.

Майор спокойно открыл свой кабинет, положил в сейф «ТТ» и прилепил на дверцу сейфа огромную личную печать, чего раньше почти никогда не делал, нарушая надоевший режим секретности. Затем облегченно вздохнул и уже через парадное вышел на улицу.

В это время зазвонил телефон.

— Ты где? — спросил Петр Петрович.

— Выхожу из конторы…

— Что ты там забыл?

— Долго объяснять…

— Ладно… Давай на Щусева!

— Уже еду…

* * *

— Ну, рассказывай, что здесь произошло? — устало поинтересовался Ракитский, предусмотрительно уводя Егоршина подальше от остальных коллег.

— Мы с Шелей пили пиво… У меня дома.

— Ты вернулся к нормальной жизни?! Браво, браво…

— Не ехидничай, Петро… Я просто наблюдал, как они жрут некогда любимый напиток, и захлебывался слюной, ты это хотел услышать?

(Полковник молча проглотил пилюлю.)

— Кто «они»? — выдавил после непродолжительной паузы.

— Андрей и Ваня — мой брат, он приехал в отпуск.

— Ой ли…

— Твое-то какое дело? — вспылил Егоршин, но тут же взял себя в руки. — Извини, я на взводе, сам понимаешь…

— Понимаю…

— Потом Иван поехал в больницу, а мы — в парк, чтобы встретиться с Синицыным. Тот на работу не явился. Я брякнул ему на сотовый и «забил стрелу»…

— Самодеятельничаешь, да?

— А ты на моем месте что бы делал?

— Не знаю! — искренне признался Ракитский. — Но друзей под пули не подставлял бы!

— Слышь, Петруха, не буди во мне зверя! — заскрипел зубами Егоршин, еле сдерживаясь от необдуманного поступка, — его руки давно чесались хорошенько заехать в гладко выбритую рожу начальника, и только ждали команды головного мозга, а ее все не было и не было. — Если б я предвидел, что с ним случится, — ни за что б не отпустил Шелю одного. Грудью закрыл бы, сам под пули лег…

— Да-да… Ну, и что дальше?

— У дома номер семнадцать мы заметили подозрительного кренделя…

— И чем он показался вам подозрительным?

Василий замялся… Казалось бы, проще вопроса нельзя и придумать, а попробуй ответь? Сказать о пакете с оружием, означает раскрыть все карты, чего он, в принципе, не собирался делать, и к тому же накликать подозрение на себя!

— Интуиция. Просто интуиция, выработанная годами напряженной работы головного мозга…

— Он у тебя есть?

— А ты сомневаешься? Парень нервничал, оглядывался, суетился, вот Шелягов и решил проверить его документы.

— Значит, все-таки Шеля?

— Ну, не я же…

— А Инесса Сигизмундовна…

— Это кто?

— Жительница малосемейки, отдыхавшая на скамье у входа в подъезд…

— А-а… Старая училка!

— …Утверждает, что ты подлетел к ней со словами: «Из дома никто не выходил?»

— Ну…

— Значит, у вас уже тогда были основания подозревать, что Синицын… того… мертв…

— Ты, как всегда, прав — были, — быстро нашел выход из положения Егоршин. — Повернув на Щусева, я позвонил Синицыну сначала на сотовый, затем — на домашний, ответа не последовало, вот мы и заподозрили что-то неладное.

— Ладно… Я проверю эту версию.

— Валяй…

— Как ты со мной разговариваешь?

— Так, как ты заслужил, — снова взорвался майор. — Думаешь, я ничего не понимаю? Ах, Петя, Петя, мы ведь с тобой пуд соли сожрали… Без хлеба, между прочим…

— Ну и что?

— Четверг для кое-кого из нашего начальства — банно-стаканный день…

— Знаю!

— В «Динамо» они не только трут друг другу спины, но и пьют водку, иногда парят девиц… во все места…

— Ты это прекрати!

— В тот вечер городской прокурор, знакомый тебе Саня Белокуров, набрался в стельку — свидетелей у меня хоть пруд пруди. Мог он своим «лексусом» наехать на мою дочь, мог?

— Теоретически… Однако, как тебе должно быть известно, никаких следов столкновения с автомобилем на ее теле не обнаружили.

— Правильно! Но ведь окончательно списывать со счетов эту версию нельзя?

— Нельзя…

— Тем более сейчас, когда убит Синицын, дежуривший в тот вечер в спорткомплексе!

— Куда ты клонишь?

— Куда надо…

— Не понимаешь, с кем связываешься?

— Прекрасно понимаю… С шайкой коррупционеров, к которой примкнул и ты, Петро…

— Ну, знаешь!..

— Знаю… Зачем давил на пацанов, заставлял шпионить за мной, а?

— Я же в твоих интересах, Вася! Ты ж в запале такого начудить можешь…

— Могу…

— Вот видишь! Ну, скажи, чего вы добились со своей самодеятельностью? Синицын мертв, Андрюха Шелягов тоже… Неужели нельзя было сообщить мне, официально возбудить дело, пустить по следу следственно-оперативную группу…

— Паша был обречен…

— Откуда знаешь? Опять интуиция?

— Да! Мы опоздали совсем чуть-чуть… Иначе я уже знал бы всю правду!

— Не слишком ли дорогой ценой?

— А вот это, Петя, не твое дело… Смотри, пойдешь на поводу, я не остановлюсь ни перед чем, понял?

Ракитский молчал.

— Еще раз повторяю: тебе все ясно?

— Ох, и наглец же ты, Вася…

— Наглец…

— Да я тебя!..

— Подавишься… И ты это хорошо знаешь. У меня на тебя говна столько — на пожизненное с головой хватит.

— Ну, ну…

— Не нукай! Я его органам продавать не стану — отнесу Американцу. Он давно интересуется судьбами своих пропавших корешков. Особенно Степчика… Тот, если помнишь, не просто бригадиром был, а и кандидатом в зятья, потенциальным наследником многомиллионного бизнеса. Американец любил его, как родного…

— Хватит…

— Не затыкай мне рот, Петя! Не знаю, как Белокурову, а Левитину о твоих выходках было известно, а они между собою кумовья… Захочешь сдать им меня — можешь сразу позаботиться об уютном местечке на городском кладбище. Если со мной случится несчастье — доверенные люди немедленно доставят компру Американцу. Тот долго разбираться не будет… Так что ты, Рахит, как никто другой заинтересован в том, чтобы я жил и здравствовал, как можно дольше.

— Да с таким дурным характером тебя могут грохнуть в любое мгновенье!..

— Вот и ходи за мною следом, отгоняй мух, дабы заразу не занесли, зонтом накрывай во время дождя, чтобы я не простудился, хавчик с моего стола дегустируй, чтоб меня ненароком не отравили…

— Я подумаю над твоими предложениями…

— А думать-то некогда — время не ждет. Или ты со мной, или, сам понимаешь…

— С тобой, Вася, с тобой! Хочешь откровенно?

Егоршин кивнул.

— Меня действительно просили следить за тобой…

— Кто?

— Левитин… Но я и вправду думал, что это в твоих интересах.

— Тогда держи кардан! — Егоршин улыбнулся и протянул руку; Ракитский крепко пожал ее. — Мы ведь никогда не были с тобой врагами?

— Никогда…

— Одно время вместе в засадах сидели, мокрушников брали, хулиганов на место ставили…

— Чистая правда!

— Мы ведь даже ровесники с тобой, Петя.

— Точно!

— Только и делов, что ты полковник, а я майор…

— Ага…

— Но ведь могло быть иначе, если б я собачился, спину гнул ради карьеры…

— Согласен…

— Поэтому напрягай все силы и готовься помогать мне, горячо любимому…

— Ок! — пробормотал Ракитский, вытирая пот с чела. — И все же… Что ты делал в управлении?

— Заметал следы! — искренне признался Василий.

* * *

Когда на улице стало совсем темно, приехала жена Андрея — Светлана. Она долго голосила у тела супруга, периодически постреливая влажными глазами в сторону Егоршина; тот сразу понял, что тяжелого и нелицеприятного разговора в ближайшем будущем ему не избежать… У Шеляговых была на удивление дружная, крепкая семья, двое мальчиков-близнецов просто обожали своего отца — как теперь их убедить, что он погиб, защищая державу, а не шкурный интерес своего друга?

Утешал женщину не кто иной, как начальник управления собственной безопасности подполковник Горяев, следовательно, объясняться придется не только с безучастной вдовой, но и с коллегами, отвечающими за «чистоту рядов»… Те сами мараться не станут, передадут дело о превышении служебных полномочий в прокуратуру, а там Александр Евгеньевич Белокуров, каким-то образом причастный к тому, что случилось с его дочерью, задействует все свое влияние, дабы показательно наказать виновных и выйти самому сухим из воды… «Он не остановится ни перед чем и сделает все для моей полной изоляции, — догадался майор. — В выходные дни никаких следственно-оперативных мероприятий проводить не будут, сохраняя видимость законности, а в понедельник-вторник меня закроют, значит, осталось только два дня, чтобы разобраться с этим делом, найти виновных и отомстить!»

* * *

Народ начал расходиться только тогда, когда Шелягова увезли в морг. Последней уехала Светлана — на мужниной «десятке». Передавая ей ключи, Егоршин невнятно пробормотал: «Прости», — но так и не удостоился ответа…

Бабулек у подъезда уже не было. Впрочем, разыскать Инессу Сигизмундовну труда не составило — первый встречный мальчишка сразу же указал на квартиру № 1, в которой проживала старушка.

— Майор Егоршин, — представился Василий, раскрывая удостоверение. — Разрешите…

— Конечно, конечно, проходите.

— Инесса Сигизмундовна…

— Слушаю вас.

— Вы мне напомнили мою первую учительницу.

— Все, кто работал в школе много лет, чем-то похожи друг на друга…

— Значит, я не ошибся?

— Нет… Я всю жизнь преподавала химию…

— Нелля Владимировна растила нас честными, верными, одним словом, порядочными людьми.

— Этому учили все советские педагоги!

— Вот! Вот почему вы сразу вызвали у меня доверие… Поэтому не буду врать, юлить и что-то от вас скрывать. Я пришел к вам не как милиционер, а как частное лицо — обычный гражданин, отец потерпевшей девочки, наконец, друг погибшего милиционера. С моей дочерью случилось несчастье, сейчас она в коме… Я подозреваю, что к этому причастны люди, которые занимают очень — очень! — высокое положение. Что-то должен был прояснить ваш сосед Синицын, но его убили…

— Я без очков ничего не вижу, поэтому не смогла прочитать вашу фамилию…

— Егоршин.

— А звать как?

— Василий…

— По-отчеству?

— Давыдович.

— И что вы хотите узнать, Василий Давыдович?

— Человек, за которым побежал мой напарник, вам знаком?

— Нет.

— Когда он входил в подъезд, у него в руках что-то было?

— Да. Пакет. Обычный полиэтиленовый пакет.

— Как долго он находился в доме?

— Минут пять — не более.

— Значит, это он! Пойдем далее… Я поднялся, а мой товарищ начал преследовать предполагаемого преступника. Вы видели, как он его догнал?

— Нет. Они скрылись за углом.

— Там моего друга и нашли. Мертвым. В вентиляционной шахте…

— Знаю.

— Откуда?

— В нашем доме все только и говорят об этом.

— И что говорят?

— Что неизвестный убил сначала Пашу Синицына, а затем и милиционера!

— Но ведь кто-то же должен был видеть, как это случилось?

— Может, кто и видел, только свидетельствовать не станет. Вот вы говорите, что вашу дочь покалечили влиятельные люди…

— Я так не говорил…

— А как?

— Они могут быть причастны…

— Разве это меняет дело? Время нынче такое — бес-пре-дель-ное, — она по слогам произнесла последнее слово. — У руля — сплошь воры и бандиты. А народ — бесправен и не хочет связываться с ними. Себе же дороже!

— Я покараю. Клянусь вам — покараю убийц моего друга! Если вам хоть что-то станет известно — позвоните мне на мобильный, — он продиктовал номер своего нового телефона. — Можете просто «маякнуть», чтобы не тратить деньги…

— Это как?

— Положить трубочку после первого гудка. Я сразу перезвоню.

— Хорошо.

— Что ж… Спасибо! Спасибо вам за все…

— Не за что. Погодите… Его нашли сразу за углом?

— Да.

— На первом этаже там библиотека.

— У них всегда занавешены окна, поэтому никто ничего не видел.

— А на втором — живет инвалид. Генка. Он все время на лоджии гуляет. В коляске.

— Спасибо. Вы очень помогли мне!

* * *

«Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня». Этой прописной истиной Егоршин руководствовался всегда. Но время было позднее, и тревожить инвалида он не рискнул. Сел в троллейбус и поехал домой.

По дороге позвонил брату:

— Ну, что там, Ваня?

— Без изменений.

— Жрать хочешь?

— А ты как думаешь?

— Думаю — хочешь.

— Какой ты проницательный!

— Работа такая…

— Позволь хоть в магазин сбегать — на первый этаж. Водички купить, печенья…

— Я же просил, даже в туалет — ни-ни.

— И так сцу в бутылку. Как ты учил… Вторую заполняю! После пива… Приедь — вынесешь.

— Завтра утром. Устал я…

— В таком случае — пришли кого-нибудь. Мне по большому надобно…

— И кого ж я тебе пришлю?

— Андрюху.

— Нет его больше, брат…

— Как нет?

— А вот так. Встретимся — расскажу!

* * *

«Ну и денек, блин… Голова кругом! А результатов — ноль… Впрочем, почему ноль? Кое-что все же проясняется! Вчера в баньке гудело руководство всех правоохранительных органов: Горшков, Левитин, Белокуров иже с ними… Оказывается, такие оргии они устраивают по четвергам каждую неделю. Прокурор окосел раньше остальных и распрощался с компанией приблизительно в то время, когда комплекс покинула Анюта… Надо бы осмотреть его «лексус», может, на нем остались следы столкновения. Пусть не с дочкой — с бровкой, с деревом. Это задача номер один… Но каким боком здесь Синицын? Паша дежурил в “Динамо” и оказаться на другой стороне парка в рабочее время не мог физически… А вдруг он выходил куда-нибудь? Допустим, в магазин… До ближайшего гастронома — около километра. Туда — пять-десять минут и столько же назад… Никто и не заметит! Хотя… Зачем бить ноги? Возле комплекса — куча автомобилей… Кто сам за рулем приехал, а кто с водителем. Пока боссы парятся — шоферы скучают. Вот он и попросил знакомого сгонять за сигаретами… Тогда должен быть еще один свидетель! А может, у начальства кончилось пойло и его послали за добавкой? И, возвращаясь назад, он что-то увидел?! Тоже вариант… Как бы там ни было, придется установить личности всех, кто находился в тот вечер у “Динамо”… Это задача номер два… Стоп… А вдруг пьяный Белокуров сам сел за руль “лексуса” или же попросил Синицына отвезти его домой? А по пути случилось нечто непредвиденное… Вполне возможно. Вполне… Только как узнать правду? Как? Пойти к Александру Евгеньевичу и прямо спросить, кто управлял его машиной? Так он и понедельника ждать не станет — закроет меня на тридцать суток — и пиши пропало!

Нет… Нет… Путь к установлению истины лежит через Картавого. Он один знает, что произошло вчера в парке. И я должен найти его раньше, чем кто-либо другой… Иначе все усилия — коту под хвост!

Черт, я даже не определил, откуда звонили на ноль три! Вот и задача номер три… Три — три… Мистика какая-то… Эта — номер один, все остальные меняют порядковые номера на более поздние!»

* * *

Несмотря на то что часы давно пробили полночь, спать не хотелось. Василий еще долго ворочался в кровати, анализируя события прошедшего дня. Решил — завтра встанет в шесть утра, завезет завтрак Ивану и займется решением трех поставленных перед собой задач…

«Для начала узнаю, откуда вызвали “неотложку”… Вариантов опять три: со стационарного, мобильного и автомата. Первый практически отпадает: жилых домов вблизи парка нет, значит, стать случайным свидетелем происшествия из окна — невозможно… Правда, существует вероятность того, что кто-то прогуливался в парке и, обнаружив окровавленное тело девушки, срочно вернулся домой, чтобы вызвать “скорую помощь”, но она очень мала и подразумевает под собой два непременных условия: человек опять же должен жить где-то неподалеку (какой резон звонить медикам через полчаса?) и не иметь при себе сотового телефона, что тоже маловероятно в эпоху всеобщей “мобилизации”.

Если звонили с таксофона, — это, с одной стороны, плохо: попробуй установи, кто им воспользовался, с другой — хорошо: тем, другим, что пытаются вычислить преступника (или свидетеля чьего-то преступления), так же, как и ему, будет непросто достичь цели…

Ну а если с мобильного — тогда конец: влиятельные дяди давно вычислили Картавого и отправили его туда, куда ранее уже упекли Синицына с Шеляговым…»

* * *

Посторонних в больницу пускали только с девяти часов утра, и Василий в очередной раз мысленно поблагодарил Господа за то, что у него есть маленькая красная книжица, позволяющая открывать многие двери.

«Суббота. Выходной день для всех, даже для медиков — только не для ментов», — грустно улыбнулся майор, отмечая, что ему на глаза попадается необычно малое количество людей в белых халатах.

Первый этаж, второй, третий…

Черт, «одышка»… Этого еще не хватало! Вот они — первые звоночки!

Палата, где лежала Анюта, была заперта. В голову сразу полезли невеселые мысли, и Егоршин начал дергать ручку так, что со стены посыпалась сухая штукатурка.

В это время изнутри донесся голос:

— Сейчас… Я сейчас!

Дверь отворилась.

Ни слова не говоря, Ваня вылетел в коридор и понесся в конец отделения, где обычно располагаются сортиры. Вернулся только через минут пятнадцать. Василий за это время успел отдать санитарке две полуторалитровых пластиковых бутылки с мочой и поправить белье на постели дочери.

— Чуть днище не вырвало! Еще бы полчаса — и не было б у тебя брата, — отрапортовал Иван.

— Ничего с тобой не случится — до самой смерти.

— Это точно… Ну, рассказывай, что там с Шелей?

— Его застрелили. И, скорее всего, из собственного оружия. Результаты экспертизы будут только в понедельник, но в обойме табельного «макара» не хватает одной пули…

— Как это случилось?

— Я договорился о встрече с ценным свидетелем. А его убрали…

— Еще один труп? Не слабо…

— Неподалеку от места преступления мы засекли подозрительного парня. Андрей бросился за ним вдогонку. Спустя четверть часа я нашел его в вентиляционной яме.

— Свидетелей, понятное дело, нет?

— Нет. К Анюте никто не заходил?

— Только заведующий. Шапиро. Ты с этим жидком поосторожнее…

— Разве он еврей?

— А то ты не знал?

— Степан Иванович?

— Они по части маскировки — большущие мастера. Чуть что, Лейбы сразу становятся Леонидами, Мойши — Михаилами.

— Где ты всего этого набрался, брат?

— С одной еврейкой два года жил, после того как с женой развелся. Жуть какая страстная баба!

— Где она сейчас?

— Кто, Циля? Выехала в Израиль. На ПМЖ. Меня, кстати, с собой звала…

— То есть, вы расстались друзьями?

— Типа того…

— У тебя есть ее телефон?

— Конечно.

— А емэйл?

— Есть. Связывались мы как-то. По скайпу.

— Диктуй.

— Блокнот дома остался.

— А… черт…

— Чего ты так суетишься?

— Консультация нужна. Вот, смотри, какая вещь осталась на месте преступления, — Василий бережно раскрыл пакетик с серебряной цепочкой.

— Сто пудов — иврит! — компетентно заверил Иван, лишь бегло взглянув на медальон. — Я некоторые «иероглифы» знаю. На букву, что изображена на аверсе, начинается слово «шолом». Мир вам, по-нашему. А на реверсе… Чьи-то инициалы…

— А может, это первые буквы имени и фамилии?

— Шут их знает. Я в этой казуистике не много смыслю.

* * *

Решить первую поставленную перед собой задачу оказалось гораздо сложнее, чем предполагал Егоршин. Обратиться за помощью к технарям — нельзя, те сразу донесут начальству, сделать запрос в Ростелеком — тоже: его никто не завизирует, ни Ракитский, ни тем более Левитин. А без их подписи на «петицию» простого опера никто не отреагирует. Да и чревато предпринимать какие-либо официальные шаги: о них сразу станет известно всем, кому надо и не надо…

И тут Василий вдруг вспомнил об одной даме, некогда набивавшейся к нему в сожительницы. Звали ее Алиной, а работала она старшей смены в секретном подразделении ФСБ, фильтрующем всю телефонную корреспонденцию.

Располагался отдел в бывшем коммутаторном зале местного представительства Ростелекома. Громоздкие шкафы после ремонта заменили современной автоматикой, к которой подключили несметное количество звукозаписывающих устройств последнего поколения, настроенных через компьютер на ключевые слова: «убью», «замочу», «взрывчатка», «тротил», «президент» и тому подобное.

Аля никогда не соглашалась выполнять его маленькие просьбы, но ведь нынешний случай — не чета прошлым. Настоящий форс мажор, черт побери!

Он спешно набрал хорошо знакомый номер, которым не пользовался уже полгода, и сразу услышал приветливый голос:

— Слушаю…

— Доброе утро, красавица!

— Это ты, Василий?

— А то кто же?

— У тебя новый номер?

— И старый тоже. Я разбогател и купил еще один телефон.

— Понятно… Ты по личному делу или по работе?

— По личному, — не моргнув глазом, соврал Егоршин.

— Ну, наконец, дождалась… Может, и свидание назначишь?

— Непременно!

— И когда мы свидимся?

— Сейчас…

— Ох, и лгун же ты, Васек… Опять срочная служебная необходимость?

— Послушай, Аля… У меня дочь в реанимации… Без тебя — никак…

— Что ж, приезжай… Адрес помнишь?

* * *

Дверь была не заперта.

Алина сидела на тахте в махровом халатике, узкие полы которого не могли полностью прикрыть главное женское достоинство, высоко вздымающееся после каждого вдоха. На миг в душе Егоршина всколыхнулись забытые желания, однако они угасли сразу, как только он вспомнил о цели своего визита.

Но и говорить исключительно о делах с такой женщиной — непозволительное хамство. Сколько можно безнаказанно водить ее за нос, обещать и ничего не делать? Еще обидится, станет в позу, надует щеки… Потом хоть на колени становись — ничего не добьешься!

Пришлось начать с комплиментов.

— Ты потрясающе выглядишь!

— Спасибо. Это как-то повлияет на твое поведение?

— Конечно. Но не сегодня.

— Я так и знала…

— Ничего ты не знаешь… Я просто горю желаньем встретиться с тобой в укромном месте!

— Что может быть укромнее моей однокомнатной квартиры? — Она взяла Василия за руку и усадила рядом с собой. — Давай… Действуй!

— Погоди… Вот найду тех, кто покалечил Анюту, — и стану грязно домогаться твоего расположения…

— Прости, — Алина наконец переключилась на интересующую его тему. — Совсем забыла… Что там с ней стряслось?

— Дочь нашли в парке. Окровавленную. Без сознания. С поврежденным глазом.

— Жуть… Она будет видеть?

— Хотелось бы надеяться на лучшее, но врач говорит — глаз придется удалить. Но… Если б только это…

— Что еще?

— Анюта в коме, и никто не знает, как вывести ее из такого состояния.

— Какой ужас! Я бы этих подонков… Сама… Собственными руками!

— Вот и я о том же… Только кого?

— И что ты хочешь?

— Для начала узнай, откуда вызвали «скорую». Позавчера в двадцать один тридцать.

— Сейчас попробую…

Она сняла с базы трубку стационарного телефона и набрала чей-то номер.

— Алло… Людочка? Я… Срочно пробей, откуда звонили на ноль-три… Позавчера… Полдесятого вечера…

Через две минуты ответ был готов: с таксофона, установленного напротив городского парка.

Радоваться ему или огорчаться, Егоршин не знал.

* * *

Найти прокурорский «лексус» тоже оказалось не просто. Но и не слишком сложно. Для начала пришлось брякнуть Семенову — бессменному водителю УГРО на протяжении двадцати последних лет. Кстати, теперь Василий звонил с телефона, который первым попадет под руку — после того, как неизвестные подслушивали его разговор с Синицыным — «шифроваться» не было смысла.

— Алло, Слава…

— Я…

— Егоршин беспокоит.

— Ты на часы смотрел?

— Да. Девять с четвертью.

— А на календарь?

— Какой календарь?

— Сегодня суббота, Егорушка! Шеф собирает только в двенадцать. Дай поспать, сволочь!

— На том свете выспимся.

— Логично…

— Ты где свою машину ремонтируешь?

— Нигде. Она у меня на ходу.

— Я не про сегодняшний день. Вообще — когда ломается.

— А… В милицейском гараже. Тебе должно быть известно, что в нашем УВД функционирует ХОЗО. И довольно успешно.

— А прокурорские?

— Ну… У тех своего гаража нет, и они пользуются услугами наших специалистов. Безвозмездно. То есть даром.

— У нас в штате есть и сварщики, и рихтовщики?

— Есть… Но если кто-то разбил машину, то старается ремонтировать ее на стороне, чтобы начальство не узнало. У каждого — своя точка. Например, у меня — ДОСААФ. Там, кстати, и прокурорские часто обретаются.

— Например?

— Игорь — шофер Белокурова. Он парень молодой, неопытный, то крыло царапнет, то бампер раздолбает. Да и сам Александр Евгеньевич в ДОСААФе — частый гость. Женька Оглоблин один из лучших мастеров — то ли одноклассник его, то ли еще какой друг детства…

— Понял… Спасибо, Славусик!

— Ешьте — не обляпайтесь. Только зачем тебе это?

— Товарищ мой «мазду» загнал. Он приезжий — из Курска — и никого в нашем городе не знает.

— Тогда ему прямая дорога к Женьке.

— А у тебя есть его мобильный?

— Конечно! Пиши… Девятьсот десять, шестьсот три, сорок пять, девяносто восемь…

* * *

Оглоблин долго не брал сотовый телефон.

— Да! — наконец прохрипел в трубку после третьего звонка, и Егоршин сразу догадался, что вчера у него был тяжелый день.

— Полковник Зубов, — на всякий случай соврал Василий. — ФСБ.

— Слыхал! — уважительно пробормотал Жека.

— Ты в гараже?

— Нет… Вчера загулял конкретно. Буду в одиннадцать.

— Поздновато, блин…

— Что, срочное дельце?

— Ага.

— Тогда ищите другого мастера. Мой бокс все равно занят. Пока туда-сюда — и день закончится. А вам, как я понимаю, терять время не желательно.

— Точно!

— Кто нужен: рихтовщик, моторист, спец по ходовой?

— Да все! В комплексе… А нельзя так: ты ту машину выгоняешь, а мою берешь? И получаешь двойной тариф.

— Отчего нельзя? Можно… Если с Белокуровым договоритесь.

— С Санькой?

— Для кого Санька, а для кого — Александр Евгеньевич…

— Сейчас я ему брякну.

— До обеда можете не суетиться. Он вчера малость выпивши был. Теперь дрыхнет без задних ног.

— Откуда знаешь?

— Да мы вместе отрывались…

— Белокуров? И ты?

— Не верите?

— Сомневаюсь…

— Наши родители — соседи по даче…

— Ясно… Он сам пригнал тебе «Волгу»?

— «Лексус»! «Волгами» оне только на совещания ездеют.

— Ты не ответил на мой вопрос…

— Сам. Толик уже неделю в Египте отдыхает.

— Толик это кто?

— Его водитель.

— И много там работы?

— Хватает…

— Ладно… Давай телефон.

— Чей?

— Другого мастера!

— Хорошо… Пишите… Никитой звать… Он водки не пьет — закодировался недавно!

* * *

«Итак, Белокуров сам пригнал машину в ремонт. Его водитель — в отпуске, а другого он брать не хочет. Все правильно… По науке… Когда рыльце в пуху, рядом должны находиться исключительно проверенные (и — желательно — подвязанные) люди.

При чем здесь Синицын? Впрочем, не важно — его равно не допросить…

Значит, впредь будем исходим из того, что за рулем «лексуса» находился сам Александр Евгеньевич… Что нам дает сие предположение? Ровным счетом ничего! Повреждения? Зацепил забор, когда заезжал в гараж… На дочери это никак не отразилось… Ни вывихов, ни переломов…

Я топчусь на месте, а времени все меньше и меньше…

Все равно машину надо сфотографировать. Проанализировать характер повреждений и только потом делать последующие выводы. Следовательно, первым делом — в гараж, а затем? Затем — в “Динамо”, к Строеву, он явно что-то не договаривает… Посидим, выпьем, может, и развяжется тренерский язычок?»

* * *

Общеизвестно, что в «русских селениях» есть люди очень легкие на помине. Только вспомнил — они тут как тут! Звонят, пишут, приезжают…

Таким оказался и тренер Анюты.

Вчера он появился в нужный момент в парке. «На ловца и зверь бежит», — сказал тогда Шелягов. И сегодня, не успел Егоршин о нем подумать, как Строев позвонил ему на мобильный. Правда, разобрать то, о чем он говорил, было практически невозможно…

— Василий Дав… Дав… Давыдыч… Я те такое расскажу… В четверг — ик! — Белокуров уехал вместе с Синицыным — ик! — я как только узнал, что Пашка погиб — сразу к тебе… А они сволочи еще и пугать меня вздумали…

— Где ты сейчас? — заорал майор.

— В «Шайбе»…

— Никуда не выходи, понял?

— Ик!

— Через пять минут буду!

«Обидно, блин! Почти дошел до ДОСААФа, а теперь разворачивайся — и вали в другую сторону…»

Он взмахнул рукой. Реагируя на это движение, «шкода-Октавия» из второго ряда включила правый поворот и за миг остановилась прямо у его ног.

«Слава богу, не перевелись еще “грачи”»!

— Давай в «Шайбу»!

— Слушаюсь, товарищ майор!

Черт… За рулем был филер, которого он вырубил вчера за забором промышленной зоны!

— Привет, Серега…

— Здравия желаю!

— Ты по работе или…

— Выходной у меня, Василий Давыдовыч. Как у всех нормальных людей. Это какой-то знак судьбы… После того, что случилось с Шеляговым, я сам к тебе сегодня вечером собирался. Еду на дачу, притормозил у светофора… А тут ты голосуешь…

— Значит, не один Строев легок на помине…

— Это еще кто?

— Тренер Анюты.

— А… Лезя… Я у него тоже немного занимался.

— Все мы, динамовцы, там были.

— Точно!

— Он сидит в «Шайбе», пьяный в жопу, и просто сгорает от желания сообщить мне нечто архиважное…

— Понял!

— Потом мне надо в ДОСААФ и еще в одно местечко… Так что на дачу ты сегодня не попадешь.

— И хрен с ней, Вася! Я честный мент… И, так же, как ты, устал от беспредела.

— В «Шайбу» я пойду сам…

— Не доверяешь?

— Нет. Боюсь вспугнуть ценного свидетеля.

— Хорошо. Подожду на заднем дворе.

— Вот и договорились!

* * *

Олег Владимирович сидел в зашторенной кабинке. Перед ним на столе стоял наполовину полный графин водки и целый ряд пустых бутылок из-под пива. В тарелке лежал небольшой кусочек недоеденного пирожка.

Егоршин сел напротив и включил в кармане ультрасовременный диктофон.

— Вчера мне позвонили — и давай угрожать, — начал Строев. — Чтоб с тобой — никаких разговоров, понял, да?

— Кто позвонил?

— Не знаю. Номер был скрыт…

— На сотовый, домашний?

— На мобилу. А потом я узнал, что Синицу застрелили…

— Как узнал?

— Из последнего выпуска новостей местного телевидения. В двенадцать ночи. А мы с ним — не разлей вода были. Кенты до гроба! Хотел было сразу тебя набрать, но решил дождаться утра…

— Зря…

— Вот… Всю ночь заливал горе. Выпьешь со мной?

— Нет. Не употребляю…

— За упокой души моего лучшего кореша!

— И моего…

— А я и не знал, что Синица был твоим другом…

— Не он — Шелягов…

— Боже мой! И Шелю тоже?

— В новостях об этом ничего не говорили?

— Не знаю… Я выключил телик, как только узнал о смерти Паши, — он плеснул себе в стакан немного водки и залпом выпил. — Белокуров тогда так нажрался, что не мог идти. Но все равно орал: «Я сам поеду за рулем!» — и баста! А Горшков с Левитиным его отговаривали. Мол, Паша завезет тебя домой. На твоей же машине… Но тот — ни в какую! Тогда они на всякий случай посадили Синицу рядом и дали денег на обратную дорогу. Однако он так и не вернулся… Я звоню: «В чем дело?» А Паша плачет: «Белокуров человека сбил…»

— Спасибо… Спасибо тебе, Олег Владимирович. Ты настоящий друг… А за племяша — не переживай, мы его по любому отмажем, — обещаю!

* * *

— Ну, что он тебе наплел? — первым делом поинтересовался Серега.

— Да все то же… О чем я уже знал… Ты лучше скажи, почему сегодня невозможно заметить слежку?

— А ее нет. Приказано снять!

— За какие заслуги?

— А зачем? После завтра тебя закроют. За превышение служебных полномочий.

— Основания?

— Слишком тяжелы последствия твоей самодеятельности — две смерти… Соответствующее дело уже состряпали в собственной безопасности, в понедельник его одобрит прокуратура, в общем, можешь сушить сухари, товарищ майор…

— Всегда готов!

— Куда сейчас?

— В ДОСААФ!

— Что ты там забыл?

— Надо проведать одного товарища…

— Ладно! Иди. Проведай. Только смотри, без «мокрухи»…

— Не учи отца Камасутре!

* * *

Егоршин приоткрыл дверь гаража и увидел человека в замасленном комбинезоне. Посмотрел на часы. 11–05. Это мог быть уже и Оглоблин… На яме стоял перламутровый «лексус». Его левое крыло мастер успел снять, теперь оно лежало на полу в дальнем углу бокса…

— Здравствуйте, — тихо молвил Василий, продолжая озираться по сторонам.

— Утро доброе…

— Мне вас посоветовал один знакомый.

— Ну и…

— Не могли бы вы посмотреть мою «семерку»… Простите, как вас зовут?

— Евгений.

— А по отчеству?

— Викторович… Что с ней?

— Ерунда. Помял чуть-чуть задок, когда заезжал в гараж. Говорят, это можно легко исправить…

— Кто говорит, тот пусть и делает… У меня работы по горло. Хотя, — он неожиданно сменил гнев на милость. — Если вмятина небольшая — ее можно просто выдавить. Пожалуй, я возьмусь… После обеда. Но только при одном условии…

— Каком же?

— Вы должны дать мне небольшой аванс. Рублей сто — не более… Пока я ехал в маршрутке, кто-то «свистнул» кошелек, даже хлеба купить не за что…

— Держите! — Егоршин с удовольствием протянул измятую купюру. Он давно обдумывал, как выманить мастера из бокса, а тот, кажется, сам предлагает ему выход! — И еще сто…

— А это зачем?

— Сгоняйте за пивком, угощаю… А то я вчера перестарался, теперь мучаюсь.

— О, мне это знакомо! Так вот почему вы не попали в ворота гаража!

Они оба рассмеялись.

— У нас прямо на территории недавно ларек открыли. Так что уже через пять минут мы вместе поправим прохудившееся здоровье…

— Жду!

Евгений побежал за вожделенным напитком, а Василий принялся фотографировать поврежденные места «лексуса» на камеру нового мобильного телефона.

Когда мастер вернулся назад, его и след простыл…

* * *

— А теперь — на Щусева! — наказал Егоршин, усаживаясь в «шкоду» рядом с водителем.

— Есть! — бодро рявкнул в ответ Сергей.

— Хочешь посмотреть кино?

— Не против…

Василий включил в телефоне функцию «просмотр фотографий» и поднес монитор к глазам сообщника.

— Что это? — удивился тот.

— Прокурорский «лексус». Отдельно — поврежденное левое крыло…

— Где его так угораздило?

— По всей видимости — на аллее парка.

— Это как-то связано с травмой твоей дочери?

— Боюсь, что да… Хочешь ознакомиться с рабочей версией следствия?

— Давай.

— Похоже, что в тот вечер пьяный Александр Евгеньевич сбил человека. Моя дочь бросилась на помощь потерпевшему. Белокуров оттолкнул ее, спрятал труп в багажник и куда-то вывез. Нам надо обзвонить все морги, больницы, травматические пункты, проверить все неопознанные трупы…

— Боюсь, так мы увязнем до конца года…

— А у меня времени — полтора дня.

— Я продолжу твое дело…

— Не забздишь?

— Нет.

— Странно…

— Что странного-то?

— Отчего ты вдруг так проникся моими проблемами?

— Имеются основания…

— Расскажи.

— Как ты, должно быть, знаешь, профессиональные разведчики распределены по уровням внедрения. Одни состоят легально в штате седьмого управления МВД, получают звания, зарплату; другие — по утрам сдают свои удостоверения и идут в народ, часто маскируясь под сантехников, электриков, а то и вовсе — бомжей…

— Ты среди которых?

— Не торопи события… На последних однажды нарвался мой родной брат. Когда Пятнистый развалил СССР, он в знак протеста бросил воинскую службу и ушел в запой длиною в жизнь. Похмеляясь с утра в одном из баров, Юрий быстро нашел себе собутыльников — как ему показалось, таких же оборванцев, как он сам, и пригласил их к себе домой, где быстро отключился и завалился спать. А в квартире — бесценная коллекция воинских наград со всего мира, — наш покойный отец, бывший дипломат, собирал ее полвека… Я был на задании в соседнем областном центре, как вдруг — звонок на мобильный: «Скажи, Юра и вправду твой брат?» — «Да…» — «Тогда мы закрываем хату — и уходим». Лишь недавно я узнал, кто это был…

— Молодцы, ребята! Проявили профсолидарность. Другие бы забрали все ордена-медали — и поминай, как звали!

— Молодцы-то молодцы… А ты не задумался, откуда они узнали, что я тоже служу в разведке?

— Юра рассказал!

— А он ничего не знал об этом.

— Как так?

— Я находился на третьем, самом последнем уровне конспирации — был обычным гражданским человеком, а зарплату получал по почте.

— Фи-ив! — присвистнул Василий.

— «Молодцы» написали донос куда надобно, и меня «опустили» на уровень ниже… Да еще предупредили: будешь ляпать языком — вылетишь на гражданку без выходного пособия.

— А как обычно поступают в таких случаях?

— Увольняют. Но у моего отца были очень серьезные тяги в Центральном аппарате, которые он задействовал сразу, как только узнал о моих проблемах… Поэтому с работы меня не выгнали, а легализовали в «семерке» в чине капитана милиции, чем повергли в шок многих моих друзей по гражданке, для которых я был обыкновенным тренером по стрельбе.

— Почему именно тренером? Да еще и такой интересной специализации!

— А то ты не понимаешь…

— Нет.

— Свободный доступ к оружию, плюс умение бить в глаз, чтобы не испортить шкурку, — согласись, такие достоинства имеются далеко не у каждого рядового гражданина…

— И что с этого?

— Ко мне обращались разные люди с разными предложениями… Теперь понимаешь?

— Всех их ты сдал Конторе…

— Так точно…

— Кто-то что-то заподозрил, «накапал» вышестоящим товарищам, те поделились соображениями со своей «крышей»… Тебя вычислили и слили в унитаз!

— Приблизительно так же думаю и я…

— А, может, ты действительно проболтался Юрке, где служишь?

— Исключено. Хотя догадаться он, конечно, мог… Я с детства мечтал стать разведчиком, поступал в училище МВД, но после беседы с одним из руководителей ведомства был направлен на заштатный «дурфак» одного из университетов.

— «Дурфак» — это…

— Факультет физической культуры. Естественно, параллельно закончил заочно Академию МВД, но об этом не было известно никому.

— Тогда откуда растут ноги?

— Юрка — не дурак, как-никак — военный аналитик, с хорошим образованием… Брат на пять лет старше меня и уже служил в Минобороны, когда я поехал поступать в училище. Сказать, что он удивился, когда меня не приняли, — значит не сказать ничего! Да что Юра? Для всей семьи это стало настоящим шоком! Золотая медаль, победы на олимпиадах — все говорило в мою пользу, и такой провал… Брат сразу заподозрил неладное. Не раз лез с расспросами, но я молчал, как Рихард Зорге. И время от времени куда-то пропадал… Сначала — Академия, курсы, затем командировки по всей стране под видом спортивных соревнований. Юра чувствовал, что я веду двойную жизнь, но никаких доказательств у него не было!

— Слышь, кто ты теперь по званию?

— Как и раньше — капитан. Капитан Максимов…

— Давай включим мозги, товарищ капитан… Две головы все же лучше, чем одна…

— Согласен!

— Твой брат — бывший военный, то есть человек, не понаслышке знающий о режиме секретности…

— Да.

— Ни с того ни с сего поделился своими подозрениями со случайными знакомыми, а те сразу поверили и решили позвонить тебе… Сомнительно, не правда ли?

— Вот и я об этом…

— И, кстати, где они взяли номер твоего телефона?

— Юрка дал.

— Ты утверждаешь, что он принял собутыльников за оборванцев.

— Ну да…

— Однако тот факт, что Юрий дал им твой телефон, свидетельствует совершенно об ином…

— О чем же?

— Он был на все сто уверен в том, что его собутыльники, как и ты, имеют отношение к МВД. А это значит, что те парни тоже догадывались о твоей роли, и в тот день разрабатывали именно тебя.

— Вот видите, товарищ майор, вы и сами обо всем догадались…

— Ты хоть говорил с братом после той выходки?

— Нет. Через день он погиб — выбросился из окна своего восьмого этажа.

— И у тебя есть подозрения, что ему помогли…

— Точно!

— Значит, тех, кто побывал в Юриной квартире, ты уже вычислил?

— Да!

— И кто это?

— Теперь — большие люди… Один — в столице, а другой… Левитин!

— О! Чудеса! И что их побудило затеять столь изощренную месть?

— Точно не знаю… Но подозрения имею.

— Поделись…

— Однажды я помог посадить за решетку криминального авторитета по кличке «Монгол»…

— Так вот чья это работа!

— А тот оказался кумом Левы, то бишь Анатолия Борисовича Левитина… Вместе они провернули дел на миллионы! С тех пор мне зажимают звания, не повышают в должности, при каждом удобном случае объявляют взыскания. До сих пор — капитан, а мог бы быть — подполковником.

— Теперь я «догоняю», почему ты горишь желанием помочь мне!..

* * *

Егоршин понимал, что Максимов вряд ли может оказаться двойным агентом. Да и особой надобности приставлять к нему кого-то нет: противник и так осведомлен о всех его перемещениях, благодаря прослушиванию телефонных разговоров. И все же до конца своему новому соратнику майор еще не доверял. Поэтому велел остановить машину между двумя соседними с пятиэтажкой особнячками. Дальше пошел пешком.

Вот он — единственный подъезд злосчастной малосемейки, все те же старушки на скамье, только почему-то без Инессы Сигизмундовны, библиотека… Прямо под ее окнами — вентиляционная яма, где был найден труп Шелягова, а над ними — застекленная лоджия, в которой темнел сгорбленный силуэт человека в инвалидной коляске.

Василий поднялся на второй этаж и позвонил в дверь. В ответ — тишина. Еще… И еще раз… Наконец изнутри послышалось шарканье ног…

— Вам кого? — спросил усталый женский голос.

— Я к Геннадию…

— Он занят!

Оперативник приложил удостоверение к глазку:

— Майор Егоршин, уголовный розыск.

— Чего вы хотите? — завопила дама. — Мы вчера все рассказали вашим коллегам! Больше добавить нам нечего!

— Откройте, прошу вас, чтобы не пришлось вызывать участкового…

Дверь скрипнула и отворилась.

За порогом стояла миниатюрная худенькая женщина не старше сорока лет, к которой наблюдательный гость тут же мысленно прилепил издевательское прозвище — «Дюймовочка». Когда-то, может быть совсем недавно, она наверняка выглядела милой и обаятельной, теперь же больше напоминала неопрятную, раздражительную и злую старуху…

— Позовите сына…

— Гена, к тебе пришли! (Мать не стала дожидаться, пока ее кровинка приедет в просторный зал, — сама бросилась на лоджию и стала что-то шептать парню в ухо. «Не вздумай ничего говорить» — то ли расслышал, то ли догадался Василий).

После короткого «инструктажа» в двери, ведущей на балкон, появилась, наконец, инвалидная коляска.

— Здравствуйте.

— День добрый.

— Я майор Егоршин. Вчера под вашим окном убили моего лучшего друга…

— Ну, чего ты молчишь? Скажи ему, что ничего не видел, — настаивала Дюймовочка.

— Мама, я взрослый человек и знаю, что мне делать!

— Взрослый… Забыл, как связываться с ними?

— К сожалению, в то время, когда случилось несчастье с вашим товарищем, по телику шла очередная «Битва экстрасенсов», а мы эту передачу никогда не пропускаем, — вяло поведал инвалид. — Обо всем этом я рассказал вчера некоему лейтенанту Гаврилову. Надеюсь, он ничего не перепутал, записывая мои свидетельства.

— Значит так, Гена… Тебе сколько лет?

— Семнадцать.

— Моя дочь — Анюта — на год младше. Уже двое суток она не выходит из комы…

— И что с ней стряслось?

— Вот это я и пытаюсь установить…

— А… Это, наверное, та девушка, которую нашли в городском парке?

— Ты прав.

— Точно… Ее фамилия — Егоршина… Мы даже ходили в одну школу. Пока я мог ходить…

— Так ты не с рождения… того…

— Нет, — печально прошептала мать. — Его сбил пьяный судья. Мы пытались взыскать с него хоть какие-то деньги на лечение, да где там!

— А в истории с моей Анютой фигурирует прокурор города Белокуров.

— Одного поля ягоды!

— Что-то мог прояснить ваш сосед — Синицын, но его убили… Мы не успели всего на несколько секунд. Мой друг и коллега — Андрей Шелягов — бросился преследовать подозреваемого. Теперь он тоже мертв…

— Ну, хорошо… Вы добьетесь своего и докажете причастность прокурора к тому, что случилось с вашей дочерью. И что дальше?

— Не знаю… Но так просто ему это не пройдет!

— Да бросьте вы… Гена средь бела дня переходил дорогу по пешеходному переходу. Прямо возле своей школы. Все машины остановились. А этот не посчитал нужным… Потом схему ДТП перерисовали. Оказалось, мой сын не шел, а бежал, причем — в неположенном месте… А судья, который из-за алкогольного опьянения более чем в три промилле не мог выбраться из машины, по мановению волшебной палочки стал трезвым как стеклышко! И вообще, за рулем был его несовершеннолетний племянник, а Горшков сидел сбоку…

— Горшков говорите…

— Ну, да…

— Теперь он председатель городского суда.

— Одна шайка-лейка! Таких, как мы, они и за людей не считают. Бьют, давят, сажают в тюрьмы — из дому выходить страшно…

— Да уж…

— Не поддакивайте! Если б несчастье случилось не с вашим ребенком, а с чужим, вы б и задницу не подняли, чтобы установить истину! Что вы рассчитываете получить с этих подлецов? Зачем за ними гоняетесь?

— Чтобы отомстить…

— Тогда, может, и нашего обидчика прихватите?

— Обещаю — прихвачу. Простите…

Егоршин поднялся и медленно пошел к выходу.

— Постойте! — раздался сзади гортанный юношеский голос. — Я все скажу! Ваш друг догнал убийцу прямо на углу нашего дома. Положил ладонь на плечо, опустил ствол, словно узнал кого-то… А тот спокойно перехватил руку и направил пистолет ему в грудь. Прозвучал выстрел… Все!

— Спасибо, сынок…

— Не за что!

— Ты больше ничего не вспомнишь?

— Нет.

— Твоя мама была права: о том, что ты видел, говорить нельзя никому… (Дюймовочка при этих словах просверлила сына укоризненным и в то же время торжествующим взором). На моем месте может оказаться кто-то другой, и тогда тебе не поздоровится…

— Не бойтесь… Я не дурак! И раскололся только тогда, когда вы назвали свою фамилию. А Аню Егоршину я помню по школе… Но об этом мы, кажется, уже говорили…

— Ладно, конспиратор, — улыбнулся Василий. — Выздоровеешь — возьму тебя на работу.

* * *

Максимов слушал музыку. То ли «Дип Перпл», то ли «Лэд Цэппэлин», то ли еще каких мастодонтов рока. Грохот, исходивший из салона его автомобиля, смог заглушить даже карканье ворон, сбившихся в огромную черную стаю прямо над облезлой малосемейкой. Говорят, они всегда летают по четко заданному маршруту, появляясь над определенными территориями в одно и то же время. Некоторые граждане даже сверяют по ним часы.

Заметив приближающего товарища, Сергей приоткрыл правую дверцу.

— Ну, что скажешь?

— Ноль по фазе…

— Куда теперь?

— Честно говоря — не знаю…

И в это время в кармане Егоршина зазвонил новый телефон, номер которого был известен только Строеву, Куролесову и родному брату.

— Слушаю!

— У меня для тебя радостная весть! — зазвенел в трубке голос Ивана.

— Ну…

— Анюта открыла глаза! Врачи говорят, это перелом!

— Ты уже успел поделиться новостью с медперсоналом?

— Конечно…

— Эх, Ваня, Ваня! Сколько не учи — одни двойки… А еще опер!

— Да я как лучше хотел…

— Теперь эти сволочи знают, что дела пошли на поправку, и нам следует ждать неприятностей.

— Ясно…

— Так что смотрите в оба, товарищ капитан!

— Есть!

— Если хоть на секунду оставишь ее без присмотра — я тебе башку откручу, несмотря на кровное родство… Понял?

— Так точно!

— Готовься, через пять минут буду!

* * *

— И что там стряслось? — провернув ключ в замке зажигания, спросил Сергей.

— Аня открыла глаза!

— Слава богу! Как я понимаю, вы жаждете лично лицезреть случившееся чудо, товарищ майор?

— Так точно…

Разведчик нажал на газ, и «Октавия» лихо рванула с места, поднимая за собой столб пыли.

— Ты хоть понимаешь, что теперь надо усилить бдительность? — вслух высказал свои суждения Сергей.

— А то как же? Соответствующие указания уже сделаны, — отрапортовал Егоршин.

— Кто с ней?

— Брат Иван.

— Справится?

— Не сомневайся…

— Где он служит?

— Служит? Кто тебе сказал об этом?

— Ты сам. По телефону. «Товарищ капитан… А еще опер…»

— Извини… Совсем обезумел. На людей бросаюсь, всех подозреваю…

— Ничего, бывает… Значит, в больницу?

— Да!

* * *

Несмотря на то, что в больнице был «тихий час», возле палаты, в которой лежала его дочь, стоял, теребя в руках скромный букетик полевых цветов, худощавый юноша, в котором Егоршин не мог не узнать Гришу Воронова — первую и пока единственную Анютину любовь.

— Что, сынок, не пущают?

— Не-а… Как она, дядя Вася?

— Плохо…

— А можно мне посидеть у ее койки?

— Конечно, — Егоршин постучал в двери. — Открывай, братан… Подмога идет!

— Заходите, гости дорогие! — расцвел улыбкой Иван. — Вторая смена? — он кивнул на Воронова.

— И не надейся!

— Злой ты — правду Машка говорила.

Вспоминание о первой супруге брата заставило майора содрогнуться: та была страшной эгоисткой и всячески препятствовала контактам мужа не только с друзьями, но и с близкими родственниками. Василия она ненавидела люто и при любой возможности оговаривала его, приписывая все возможные человеческие пороки…

— Ну, ладно, ладно, прости, — заметив гримасу на его лице, покаялся Иван.

— Ты меня тоже… Припахал я тебя по полной, не спрашивая согласия…

— Ничего. Прорвемся!

— Это Анютин ухажер… Я тебе рассказывал о нем.

— Помню… А как же… Дядя Ваня! — он протянул юноше пятерню — крепкую, мозолистую, больше напоминающую ладонь труженика-хлебопашца, чем ревностного служителя правопорядка.

— Очень приятно! — растерянно пробормотал молодой человек. — Гриша.

— Он согласен тебя заменить. Ненадолго.

— И слава богу… Надеюсь, ты не будешь против, если я где-нибудь пропущу бокальчик пива?

— Нет. Даже подвезу тебя до ближайшей корчмы…

— Спасибо. Вот видишь — ошибалась Машка!

Они обнялись.

— Значит, вы оба уезжаете? — недоуменно пробасил Воронов.

— Да.

— А мне… Что прикажете делать?

— Не сводить глаз с Анюты, — посоветовал Иван.

— Закрыться изнутри и никого не пускать в палату! — добавил Василий.

— И докторов?

— Даже Господа Бога!

— Ясно…

— Если возникнут непонятки….

— Что вы имеете в виду?

— Кто-то будет ломиться в дверь или выманивать тебя наружу — сразу звони мне. Сам на уговоры не поддайся. Если что — забаррикадируйся в палате и держи оборону до нашего прибытия.

— Может, ему пистолет дать? — шутливым тоном предложил Иван.

— Не надо! — отмахнулся старший Егоршин. — Гриша — чемпион города по боксу.

— Ну, тогда я не завидую тому, кто станет на его пути!

* * *

— Значит, Анютка открыла глаза? — то ли спросил, то ли просто констатировал вслух Василий, спускаясь вниз по больничной лестнице.

— Более того… Она как бы на мгновенье пришла в себя, что-то несвязно пробормотала — и снова отключилась, — подтвердил Иван, неспешно плетущийся сзади.

— С этого момента — пожалуйста, подробней! — попросил старший брат.

— Аня стала звать тебя: «Папа, папа»… Я подошел, сжал ее руку и прошептал: «Не волнуйся, милая… Мы здесь».

— А она?

— Выдала тираду из нескольких предложений, смысл которой я так и не смог разобрать…

— Давай попробуем сделать это вместе…

— Сначала закричала: «Как дедушка?»

— Бред какой-то…

— Вот и я о том же…

— Помнить нашего батю Аня не можем, его нет уже четверть века. Иркин отец умер в позапрошлом году, но они почти не общались…

— Может, у нее была клиническая смерть? И они встречались там, — на небесах? — неуклюже предположил Иван.

— Ты сам хоть понимаешь, что несешь? — Василий покрутил пальцем у виска.

— А че? Я, например, верю в загробную жизнь!

— Имеешь основания?

— Мамка ко мне не раз приходила… После смерти… Однажды даже отвела беду…

— Каким образом?

— В начале прошлой зимы мы всем отделением собрались на рыбалку. Руководство поддержало инициативу и выделило уазик. А я дежурил накануне, устал чертовски, поэтому навел будильник на пять утра и завалился спать сразу после ужина. Как вдруг вижу, то ли во сне, то ли наяву — мать сверху грозит мне пальцем, мол, не вздумай ехать…

— Ну, да… Она всегда была противницей горячих мужских развлечений: охоты, рыбалки… Не раз говорила мне: лучше останься дома, налепим пельменей, попьем хлебного кваску…

— Я и послушался… А уазик ушел под лед — провалился в огромную прорубь, припорошенную ночным декабрьским снігом. Двое наших остались там до весны — их нашли только в апреле. Впрочем, мы с тобой сильно отошли от основной темы…

— Увлеклись…

— Еще она сказала «Спасите его…»

— Кого?

— Ну, дедушку, наверное… Может там, — Иван ткнул пальцем куда-то ввысь (наверное, хотел в небеса, а попал в свежевыбеленный потолок лестничной клетки), — все же есть жизнь?

— Не знаю, оттуда еще никто не возвращался, — пожал плечами Василий.

— Анекдот рассказать? Философский.

— Как всегда — в тему?

— Точно.

— Валяй.

— Разговаривают в утробе матери два эмбриона. Один говорит: «Как ты думаешь, там, снаружи, есть жизнь?» А второй отвечает: «Не знаю, оттуда еще никто не возвращался!»

— В этом что-то есть, — пробормотал Василий, толкая дверь, ведущую на улицу.

* * *

Рок-концерт в «шкоде» не прекращался ни на миг. Только теперь из салона легковушки доносились менее тяжелые звуки «Джулэй монинг» — некогда самой популярной композиции легендарных «Юрай хип».

Максимов откровенно кайфовал за рулем, отбивая такт ногами и неистово подпевая Дэвиду Байрону. Казалось, даже появление братьев не вернет его на грешную землю. Однако Василий не собирался ждать.

— Поехали! — усевшись рядом, он похлопал водителя по плечу.

— Куда? План на сегодня уже выполнен! — несмело возразил тот, заводя машину.

— Для начала отвезем Ваню в кабак, а потом посмотрим…

— Это твой брат?

— Да. Кстати, познакомьтесь…

— Сергей.

— Иван. Очень приятно…

— Взаимно… Надеюсь, на ночь вы меня отпустите?

— Смотря как карты лягут.

— У меня жена, дети…

— Эту школу прошли все. Помоги следствию — и убирайся на все четыре.

— С удовольствием. Но как?

— У тебя есть знакомые среди евреев?

— Надо подумать… А зачем?

— Хочу сделать обрезание!

— Так не пойдет. Или стопроцентное доверие, или я выйду из игры…

— Ладно… Не кипятись. Мне нужна консультация в одном щекотливом деле…

— Бабка завещала нам медальон, на аверсе которого что-то написано на иврите, — пришел на выручку брату Иван, привычно разместившийся на заднем сиденье. — Может, мы наследники какого-то знатного иудейского рода…

— Ты себя в зеркале видел, пельмень уральский?.. Вспомнил! — капитан подпрыгнул от радости так, что ударился головой в полоток. — Валера Кравец — мой одноклассник, теперь какая-то шишка в еврейском обществе. Кстати, это совсем недалеко. В самом центре, за мостом. Слева — синагога, справа — общество, — он отпустил наконец педаль газа, и заскучавший автомобиль рванул вперед, лихо маневрируя в сплошном потоке транспортных средств.

— Меня не забудь высадить, ирод! — взмолился младший Егоршин. — О! Пивной бар «Рондо». Не знаю, куда вам, а мне — сюда!

* * *

Довоенное здание выглядело вполне прилично и современно. Особенно впечатлял его желто-коричневый фасад, отделанный декоративной штукатуркой а-ля «короед». Отчего эта технология получила столь загадочное название, Егоршин точно не знал. Может, из-за того, что теперь стены дома очень напоминали погрызенное жуком-короедом дерево.

В вестибюле сидел дежурный — худощавый мужчина пенсионного возраста в кипе. На жаргоне головной убор такого типа называли достаточно неприлично. Вспомнив об этом, Василий широко улыбнулся.

— Чему радуетесь, молодой человек? — удивился бдительный вахтер.

— Жизни!

— А… Это правильно. Знаете, что ответил один еврейский мудрец, когда его спросили, какой день он считает самым счастливым в своей жизни?

— Нет, конечно…

— Почему «конечно»?

— Потому что я тупой, как сибирский валенок. Существо с нулевым уровнем интеллекта. Проще говоря — мент.

— На эту тему есть хороший анекдот…

— Не надо! У меня брат — спец по прибауткам.

— Нет, вы послушайте… Учительница в школе спрашивает: «Кто знает минимальную меру длины?» Встает Вовочка: «Миллиметр!» — «Правильно. А минимальную мера веса?» — «Миллиграмм». — «Молодец! Теперь — объема». — «Миллилитр». — «А ума?» — «Милиционер!» Правда, здорово?

— Не знаю. Нам, безмозглым, трудно оценить ваш искрометный юмор…

— Не обижайтесь… Как вас звать?

— Василий.

— А по отчеству?

— Давыдович!

— О, так вы еще и наш!

— Вряд ли… У нас в деревне каждый второй — Давыд!

— И где эта земля обетованная?

— На Урале.

— На Урале? — переспросил охранник. Его карие глаза округлились от удивления. — Не лукавьте, молодой человек… Копайте глубже, и вы обязательно найдете в своем роду еврейские корни! А пока, позвольте, я закончу притчу, с которой начался наш разговор…

— Давайте…

— У мудреца спросили, какой день самый счастливый в его жизни…

— И что он ответил?

— Сегодняшний! Вчера уже прошло, а завтра может не наступить!

— Мудро!

— Когда вы так роскошно улыбнулись, я понял — у вас сегодня — счастливый день.

— Не очень… У меня дочь — в реанимации.

— Не волнуйтесь — это я вам говорю. Все будет хорошо. У человека, который радуется каждому мгновению, просто не может быть иначе!

— Спасибо, отец…

— Гершензон. Лев Ицхакович, с вашего позволения. Бывший врач-сексопатолог, — он протянул руку. — Вы к кому?

— К господину Кравцу.

— К Валерке? Умоляю… Какой он господин? Сейчас я вас проведу. Но удостоверение все же покажите. Дружба — дружбой, а служба — службой…

* * *

Кравец вообще не был похож на семита — русый, голубоглазый, с широким, слегка приплюснутым, азиатским носом на скуластом улыбчивом лице. Еврейское происхождение имел только его отец, рьяно следовавший заветам цадика Нахмана, уроженца украинской Умани. Мать — простая русская женщина — разошлась с ним более десяти лет назад и с тех пор не интересовалась судьбой сына: об этом Егоршину в дороге успел рассказать Сергей. Как Валерию удалось выбиться на руководящую должность с таким «неполноценным» происхождением — оставалось загадкой.

— Здравствуйте. Я от Максимова…

— Знаю. Он звонил мне на сотовый. Чем могу быть полезен?

— Вот посмотрите, — Егоршин осторожно вытряхнул медальон из пакетика на ладонь.

Светлые глаза Валерия полезли на лоб, казалось, вот-вот они выскочат из орбит.

Такой реакции Василий точно не ожидал.

— Где вы его взяли? — прошептал Кравец.

— Вам знакома эта цацка? — вопросом на вопрос ответил майор.

— Да!

— Кто ее хозяин? Кто? — Егоршин схватил собеседника за лацканы пиджака и принялся трясти, как перезревшее фруктовое дерево.

— Лазарь Соломонович, — еле выдавил тот. — «С.Л.» — инициалы его отца…

— Где он сейчас? — заорал Василий.

— Перестаньте меня трясти, — возмущенно завизжал Валерий. — Я вам не пальма!

— Извините…

— Господин Левин читал у нас цикл лекций о происхождении имен и фамилий. Он всемирно известный ученый-ономаст!

— Хорошо еще, что не онанист, — буркнул оперативник. — Вы знаете, где он?

— Убыл в другой город!

— Извините, Валерий… Я что-то не понимаю…

— Последнюю лекцию Лазарь Соломонович должен был прочесть в пятницу, то есть вчера. Но в четверг вечером позвонил нашей сотруднице и сказал, что вынужден срочно уехать…

— У него есть мобильный телефон?

— Да-да… Конечно… Но он все время отвечает: «К сожалению, абонент не может принять ваш вызов!»

— Где он жил?

— На улице Декабристов. Дом двадцать пять, квартира восемнадцать. Мы принципиально не поселяем гостей в отели… Зачем? Если есть море пустующих квартир тех, кто выехал на Землю обетованную…

— Ключи!

— Какие ключи?

— От квартиры!

— А… Сейчас принесу…

Он куда-то ненадолго вышел. Вернулся с гримасой растерянности на бледном, истинно славянском, лице.

— На месте их нет…

— Значит, Левин не сдал ключи?

— Погодите делать поспешные выводы. Устройством Лазаря Соломоновича занималась Лариса Криштопа. Может, она знает больше…

Кравец набрал номер на клавиатуре своего сотового телефона и включил громкоговорящее устройство.

— Слушаю, Валерий Абрамович! — вскоре донесся из динамиков хрипловатый женский голос.

— Как давно ты видела Левина? — без лишних предисловий приступил к делу Кравец.

— В четверг. Провожала его домой…

— На Декабристов?

— А то куда же?

— Ты, должно быть, знаешь, что в пятницу он не явился на запланированную встречу?

— Конечно. Это же я тебе сказала, что он уехал в другой город.

— Точно. Ключи у тебя?

— Нет.

— А где?

— В условленном месте!

— Как это понимать?

— Мы договорились: если случится форс-мажор, то Лазарь оставит их под счетчиком. В квартире установлено индивидуальное отопление, ящик со счетчиком, от которого у меня есть запасной ключ, выведен на лестничную клетку…

— Понял!

— Скажи, что я сейчас подъеду, и мы вместе отправимся на ту квартиру, — прошептал Василий.

— Ты дома? — поинтересовался Кравец.

— Да.

— Сейчас к тебе подъедет мой друг…

— Майор Егоршин, — подсказал оперативник.

— Майор Егоршин… Сгоняешь с ним на Декабристов.

— Хорошо, — согласилась собеседница.

Валерий выключил телефон и в очередной раз оскалил кривые зубы.

— О нашем разговоре — никому ни слова! Даже Сереге! Если хочешь жить! Понял?! — решил испортить ему настроение Василий.

Улыбка мигом исчезла с лица Кравца.

* * *

Лариса — сорокалетняя ухоженная кокетка — ждала на улице. И Василий снова вспомнил «не злым, тихим словом» свою бывшую. Ирину. Та в гастроном за хлебом собиралась никак не меньше часа…

Уступив «козырное» переднее место даме, он сразу же приступил к «допросу».

— Скажите, а этот Левин с вами на каком языке общался?

— На иврите.

— Он что же, по-русски ни гу-гу?

— Отчего же? Лазарь Соломонович до развала СССР жил на западе Украины — в Луцке.

— А…

— Мы сами попросили, чтобы он читал лекции на иврите. Здесь, в России, нам очень не хватает общения на родном языке.

— Ну да, ну да… Значит, это вы встречали его в аэропорту?

— Я.

— А провожал кто?

— Не знаю, — снизала плечами Криштопа. — У него билет вообще на воскресенье. Но, видимо, так получилось, что пришлось улететь раньше.

— И вас это не взволновало?

— Взволновало. Вчера мы с Кравцем целый день звонили Левину на мобильный. Ни ответа ни привета…

— Может, вы чем-то его обидели?

— Упаси боже… Это же голова! Умница! Величина! Мы каждую пылинку с него сдували!

— А в Израиль звонили?

— Да. Сестра сказала, что с ним часто бывает такое.

— Какое?

— Он может уйти с головой в работу, может, никого не предупредив, уехать в другой город, наконец, может кем-то увлечься и отключить все средства связи.

— Сколько же ему лет?

— Под семьдесят.

— И в таком возрасте…

— Лазарь еще бегает за каждой юбкой, — не дала закончить фразу Лариса. — Ах, как он ухаживает? Как?! Засыпает цветами, читает стихи, кстати, собственного сочинения, — она закатила черные очи и принялась вдохновенно декламировать:

Эту дверь я всегда открываю с волненьем, Потому что за ней начинаешься ты, Равнодушно подымешь глаза на мгновенье, Мол, явился — и снова уткнешься в листы… А я буду стоять, как ошпаренный, рядом, Не понятный тебе, без надежд на успех. Отвлекись, оглянись, приласкай же хоть взглядом Человека, что любит тебя больше всех…

— Это он вам посвятил? — не преминул вставить свои «пять копеек» Серега.

— Не важно, — отмахнулась дама:

Монотонный дождь устал стучать По обледеневшим серым крышам… Я люблю — так хочется кричать, Только ты меня, увы, не слышишь…

Егоршин лишь ухмыльнулся. Из рифмованных строчек в его голове откладывались исключительно вульгарные, а то и вовсе — матерные. «Стою на асфальте я, в лыжи обутый, то ли лыжи не едут, то ли я — вольтанутый!»

Ему вдруг захотелось прочесть этой сексапильной барышне что-то самое пошлое со своего богатого репертуара. Но кто знает, как отреагирует его спутница на грубость? Так и по мордам схлопотать не долго…

— Чему вы так загадочно улыбаетесь? — ехидно поинтересовалась Криштопа, наблюдавшая за ним через зеркало заднего вида.

— Да так… Вспомнил кое-что из классики…

— Прочтите!

— Стесняюсь…

— Ой, простите, нам направо, — вдруг вскрикнула она, спасая Василия от необходимости продолжать «светскую беседу». — Сама увлеклась — и вам зубы заговорила! Еще раз — пардон!

Максимов мастерски развернул машину и направил ее в узкий поворот, который они только что пропустили. Слева на фасаде пятиэтажки красовался номер 25, под которым на вывеске черной краской было выведено: «улица Декабристов».

— Приехали! — подытожила Лариса.

* * *

На третьем этаже они остановились.

Криштопа открыла своим ключом металлический шкафчик, включила предусмотренную неизвестным мастером подсветку и принялась шарить рукой под счетчиком. По выражению ее лица Егоршин сразу понял, что ключа на месте нет.

Он несколько раз постучал по бронированной двери с номером «18», даже заглянул на всякий случай в замочную скважину, но ничего этим не добился.

Следовательно, или Левин действительно пропал, или… забаррикадировался изнутри!

Впрочем, даже неплохо, что его сегодня не обнаружили. Зато теперь можно проверить Максимова на вшивость. Если завтра в квартире все будет перевернуто вверх дном, значит, Серега — засланный казачок.

В том, что ему еще предстоит вернуться сюда, Василий не сомневался…

Спускаясь вниз по лестнице, он вдруг осознал, как жутко проголодался. Еще бы! Целый день без пищи. Ни завтрака, ни обеда, ни ужина… Так и ноги протянуть не долго! А Максимов — молодец. Держится. И жрать не просит! Двужильный, что ли?

— Эй, ребята, как вы отнесетесь к тому, что я приглашу вас в кафе или ресторан?

— Нормально отнесемся! — сразу согласилась Лариса, шедшая спереди.

— Давно пора! — подначил капитан. — У меня с утра — ни крохи во рту…

— Кто знает укромное местечко с хорошей кухней?

— Я! Я! — завизжала Криштопа. — Здесь неподалеку. «Берлога»… Эх, мальчики, какие там блины!

— А мясо? Мясо у них есть? — взмолился Максимов.

— Любэ! — заверила дама. — Ребра-гриль, шашлык, стейки… Чего душа пожелает!

— Моя — всего! — наперед оформил заказ Сергей.

* * *

В «Берлоге» было немноголюдно. Две барышни покуривали в правом углу возле угловатого камина с полимербетонной, под искусственный гранит, «мордой», еще две о чем-то оживленно спорили в левом. Едва заметив вошедших, они бросили свои занятия, и, не медля, принялись сверлить мужчин недвусмысленными взглядами, совершенно не обращая внимания на сопровождавшую их женщину.

— Девчонки на работе! — шепнул Серега на ухо Егоршину.

— Что, пользовался услугами?

— Ага, — откровенно признался Максимов. — Хочешь, и тебе подгоню?

— Обойдусь! — отмахнулся Василий, презиравший любовь за деньги. — Я лучше займусь Ларисой.

— Успеха!

— Ну-с, чем будешь угощать? — неожиданно, но вполне естественно переходя на «ты», взяла инициативу в свои руки Криштопа.

— Ты что-то несла про блины, — ответил тем же майор. — Тебе с чем?

— С икрой! И еще рыбы, — она провела пальцем по меню и прочитала вслух: — Судак заливной. Сама его я не осилю, а на троих будет в самый раз…

— Договорились.

— А мне мяса! — подтвердил свое желание Сергей. — Много мяса… Скажи, Танюша, — он повернулся к вовремя подоспевшей девушке в форменном синем одеянии. — Шашлык сегодня из чего?

— Из свинины!

— Не жирный?

— Нет!

— Значит, двести, нет — пятьсот грамм шашлыка на одну общую тарелку. Мы с Васей разберемся… Правильно я говорю, товарищ майор?

— Абсолютно верно!

— Кутить — так кутить. Если у тебя не хватит бабла, — я в доле!

— Я тоже! — присоединилась Лариса.

— Спасибо! — искренне растрогался Егоршин.

— И побольше зелени! Кинза, сельдерей, петрушка… В общем, тащи все, что на кухне завалялось…

— Хорошо, Сергей Михайлович.

— И еще… Закуска «Русь», салат «Днестр»…

— Ну это, как всегда… А на гарнир?

— Мне рис! — подняла руку Криштопа.

— А нам, пожалуй, картошечки…

— Нет. Лучше макароны, — распорядился Егоршин, с детства отдававший предпочтение лапше и вермишели.

* * *

Когда официантка ушла выполнять заказ, Василий решил немного покуражиться над своим партнером.

— Как она возле тебя вилась? «Сергей Михайлович, Сергей Михайлович…»

— Ты о ком?

— О Танюхе.

— Какой, к черту, Танюхе?

— Официантке!

— А…

— Плюс связь со страждущими девицами… Ты, наверное, тут постоянный клиент, завсегдатай, так сказать «хозяин берлоги»?

— Есть такая слабость… Хотя насчет хозяина ты явно перегнул, — нехотя согласился Максимов.

— А прикидывался лохом… «Мясо, мясо у них есть»…

— Мальчики, вы о чем? — ничего не поняла Криштопа.

— Да так… О личном, — улыбнулся Егоршин.

— Ладно, давай выйдем в гальюн, — Серега поднялся со своего места и, не дожидаясь согласия старшего по званию, пошел в коридор.

Василий увязался следом.

Туалет был чист и ухожен.

Пристроившись у соседних писсуаров, продолжили выяснять отношения все в том же шутливом тоне.

— Ну, спрашивай, что еще ты хочешь узнать? Дабы не разводить при бабе гнилой базар…

— Стесняешься?

— Просто щажу ее уши.

— Ясно… Значит, в «Берлоге» ты не впервой?

— Нет.

— И что тебя манит в сие невзрачное заведение?

— Здесь по воскресеньям собирается наша троица: Горшков, Левитин, Белокуров. А я, как ты, должно быть, понял, давно слежу за ними…

— С какой целью?

— Чтобы впоследствии передавать соответствующую информацию кому надо.

— В Центр?

— Тебе это знать не обязательно…

— И много у них «косяков»?

— Достаточно, — Максимов уже собрался уходить, когда Егоршин схватил его за руку.

— Погоди!

— Ты чего?

— Я хочу знать, когда это кончится! До каких пор, такие как они, будут пить нашу кровь? Мою, твою, Шеляговых, Синицыных?

— До бесконечности… Мои рапорта давно остаются без реакции. Это тебе не социализм, Вася, когда только настучал — и человека убрали. Выкинули навсегда из руководящего кресла!

— Как же с ними бороться простым людям, если даже мы с тобой ничего не можем сделать?

— Победить мафию можно только при одном условии.

— Каком?

— Если ее возглавить!

— Мне это не светит…

— А я попытаюсь…

— Спасибо за откровенность… Чем тебе помочь?

— Пока не знаю… Допрос окончен?

— Так точно, товарищ капитан.

— Тогда пошли к даме. Негоже оставлять ее одну.

* * *

— Куда ехать? — поинтересовался Серега и включил передачу.

— По домам.

— Ну, слава богу!

— Что, задрал я тебя, братишка?

— Есть маленько…

— Надо будет — отработаю.

— Надеюсь.

— А пока — спасибо тебе за все.

— Не за что.

— Есть! Без тебя я бы ничего не успел…

— Ладно. Замяли. Как Аня? Ты больше не звонил в больницу?

— Нет смысла. Были бы изменения, неважно в какую сторону: худшую или лучшую, Ваня непременно бы доложил…

— Ты, как всегда, прав.

— Вот мы и приехали. Тормози!

— Тебе же еще в арку — и через двор.

— Ничего. Я пройдусь пешком!

— Ну… До свиданьица?

— До завтра!

— Нет уж. Воскресенье — это святое. Жена. Дети.

— Сколько их у тебя?

— Двое. Юля и Юра.

— Сынка в честь брата назвал?

— Ага… Ну, держи краба!

— До встречи, коллега…

— Ежели что — звони.

— Диктуй номер!

— Держи, — он написал свой домашний телефон на подвернувшемся клочке бумаги и протянул Егоршину.

— А мобильный? — не отставал Василий.

— Думаешь, я его помню? Давай лучше так… Я через минуту наберу тебя, а ты — не поднимай. Потом найдешь мой номер среди пропущенных звонков.

— Договорились!

* * *

Василий не любил долго спать — и так треть человеческой жизни уходит на сон. Чтобы полностью восстановить силы, обычно ему хватало четырех часов, а зачастую — и того меньше. В экстремальных ситуациях Егоршин бодрствовал сутками, обходясь к тому же практически без воды и пищи.

Как ему это удавалось — майор объяснить не мог, наверное, его тренированный организм в нужное время сам мобилизовал внутренние ресурсы для преодоления всех «тягостей и невзгод».

В тот субботний вечер он тоже долго не мог уснуть.

Много думал о своей непутевой доле, о дочери, но более всего — о новом друге Сереге. Как-то уж слишком органично он вписался в его жизнь!

«Ох, чувствую, не так прост этот парень, как кажется! Брат — сотрудник Генштаба, отец со связями в центральном аппарате МВД… После провала его судьба должна была решаться на самом высоком уровне. Как минимум — министра внутренних дел…

И эта фраза: “Чтобы победить мафию, ее надо возглавить…” Интересно, кто первый ее сказал? Впрочем, не важно… Важно продолжение: “Но я попытаюсь это сделать”… Значит, для начала ему надо стать хотя бы начальником УВД, а в наше время без серьезной поддержки сверху это невозможно… Да и Лева будет сопротивляться… А у него тяги тоже будь здоров! Стоп! Не моими ли руками они хотят его убрать? В нынешнем состоянии я готов на все! Стоит только подтолкнуть меня к нужному решению… Тем более что я сам напросился… “Чем тебе помочь?” — “Пока не знаю…” — ответил он… Но это только пока!

Да… Как умело они использовали ситуацию с Анютой! А может, не только использовали, но и подстроили ее? В таком случае Белокуров — тоже жертва, марионетка в чьих-то дюжих руках…

Думай, голова, думай!

Криштопа сказала, что Лазарь бегал за каждой юбкой… Седина в голову — бес в ребро… А если он и вправду напал на мою дочь? Риску-то никакого… Кто вздумает заподозрить иностранца, всемирно известного ученого, в кармане которого к тому же билет в Израиль… А те своих никому не выдают!

Фары прокурорского “лексуса” вдруг выхватили из тьмы два тела… Белокуров отвернул руль и врезался в дерево… Насильник бросил свою жертву и убежал…

Вроде бы все срослось…

Только кто тогда убрал Синицына? И Шелю? Не “Моссад” же?

Скорее — Максимов и те, кто стоит за ним… Но зачем? Мотив слишком прост и очевиден — вызвать больше негодования в моей жаждущей отмщения душе!

Чтобы я уже никогда не свернул с избранного пути!

Отомстил и умер!

Теперь понятно, почему начальство за моей спиной ведет собственное расследование. Оно ведь тоже не понимает, откуда растут ноги, и хочет за любую цену выяснить это!

Но в таком случае Левин жив… Как там у классика? Левин жил, Левин жив, Левин будет жить…

Вычислить его — моя главная задача!

Еще раз — стоп! Вряд ли он так быстро мог поменять билет! Следовательно, вылет завтра! Нет, уже сегодня!» — Он взглянул на часы, показывавшие без четверти час, и принялся искать старый блокнот, в котором был записан телефон одного не менее старого приятеля, много лет служившего в транспортной милиции, а именно — аэропорту.

* * *

Василий хотел немедленно позвонить в аэропорт, но быстро сообразил, что ни с одного из своих телефонов делать этого нельзя, и пошел вниз — прямо у входа в его подъезд недавно установили новый таксофон…

Стас сразу поднял трубу.

— Алло!

— Это Егоршин.

— Привет… Что за срочные обстоятельства заставили тебя в такую пору?

— Извини. Мы еще друзья?

— А как же! Я добро помню.

— Скажи, в котором часу вылетает самолет в Израиль!

— У нас два рейса. Один в восемь по Москве до Тель-Авива, аэропорт Бен-Гурион, второй — в двенадцать тридцать, в Иерусалим, «Атапорт». Регистрация за два часа до вылета. Хочешь сменить гражданство?

— Нет… Отправить передачу.

— Приходи, я дежурю — сделаем!

— Хорошо. Буду.

— На восемь или на двенадцать?

— Посмотрю…

— Давай на восемь — в девять я меняюсь.

— Это не от меня зависит!

* * *

«Блин… Начало регистрации в шесть утра… Значит, уже на пять, в крайнем случае пять тридцать, он заказал такси. Если не надумал идти пешком…

Надо поспать хоть три часа, чтобы быть свежим и бодрым. Иначе можно “запороть мотор”. Слишком часто он шалит в последнее время…»

Егоршин в очередной раз перевернулся с одного бока на другой. Потом обратно. Вспомнил: врачи рекомендуют сердечникам спать исключительно на правом…

«…А как я его узнаю? Как? Впрочем — легко! По паспорту! Левин предъявит документ, таможенники сообщат Стасу, а тот сразу шепнет мне… И что дальше? Задержать во время регистрации? Так он начнет кричать, сопротивляться, прибежит милиция — и тогда кое-кому каюк. Либо мне, либо ему, в зависимости от обстоятельств… Плюс гарантированный международный скандал, если Лазарь не виновен…

Объявить по аэропорту, чтобы гражданин Левин под надуманным предлогом явился в отделение милиции или в таможенную службу? Не придет — и баста! Да и объяснить коллегам, для чего он понабился, совсем не просто…

Нет… Лучше вычислить его еще до регистрации. Желательно по пути в аэропорт. Но как? Как найти в толпе незнакомого мужчину, о котором знаешь только то, что ему около семидесяти и что он не выговаривает букву “р”? Тем более что на рейс до Тель-Авива или Иерусалима такие непременно составят большинство — в цивилизованных странах, как известно, пенсионеры самые путешествующие люди…

Эх, знать бы, где он сейчас…

Впрочем, альтернативы у Лазаря Соломоновича, скорее всего, нет. Процентов девяносто, что этот “ономаст” — в квартире на Декабристов. Затаился, извращенец, и ждет своего звездного часа, чтобы навсегда покинуть Россию…

А там, на Земле обетованной, хоть трава не расти!»

Василий еще долго ворочался в кровати, а когда в очередной раз взглянул на циферблат часов, то увидел только одну большую стрелку, которая накрыла малую сразу за римской цифрой «4»… Двадцать минут пятого!

Пора вставать, черт побери!

* * *

Сначала Егоршин планировал вызвать такси, но быстро одумался и с того же автомата набрал номер домашнего телефона Максимова. Словесный поток, обрушившийся на него в ответ, впечатлял как своей агрессивностью, так и несметным количеством «крепких» слов.

— Воскресенье (трох-тибитох), я же тебя просил (тра-та-та-та-та) у меня семья (йо-пе-ре-се-те)…

Такая реакция товарища только потешила майора. Значит, Сереге можно доверять. Если бы он был «засланным казачком», то б не возмущался.

— Серый, включай мозги!

— Ну…

— Кажется, я вычислил его…

— Кого?

— Левина.

— Я-то тут причем?

— Без тебя никак!

— Отцепись, Василий, дай поспать хоть в выходной день!

— На том свете выспимся… Хочешь, чтобы я помог тебе возглавить мафию?

— Ну…

— Остался последний аккорд… Или — или… У тебя только пять минут на сборы.

— Ох, и достал же ты меня!

— Постони… Пожалуйся… Так «да» или «нет»?

— Да! — заорал Максимов.

Он, видимо, неправильно положил трубку, ибо из таксофона еще долго лилась отборная брань, и только спустя несколько минут нежный женский голос пролепетал:

— Ты куда, Сереженька?

— На службу, — сухо ответил тот.

* * *

Максимов прибыл без пяти шесть.

— Садись, бродяга, — приоткрыв правую дверцу, крикнул зазевавшемуся Егоршину, который после телефонного звонка так и не поднимался к себе в квартиру. — Отчего такой невтерпеж?

— Честно?

— Конечно! Мы ведь партнеры!

— И Криштопа, и Кравец заверяли меня, что у Лазаря билет на воскресенье…

— Помню.

— Надеюсь, он не успел его сдать.

— Я тоже об этом думал… Хочешь перехватить Левина в аэропорту?

— Нет. «До».

— И где ты собираешься его ловить?

— На Декабристов. Если до половины шестого Лазарь не выйдет из квартиры — поедем в аэропорт.

— А там?

— Там у меня есть надежный товарищ, который укажет на него пальцем…

— А вдруг он к этому делу не причастен?

— Причастен. И ты это знаешь не хуже меня. Левин либо свидетель, либо преступник — третьего не дано! В обоих случаях он не жилец. Только исполнители будут разные. В первом — Белокуров сотоварищи, во втором — ваш покорный слуга… Ясно, товарищ капитан?

— Так точно!

* * *

Возле первого подъезда уже стояла черная «Волга» с «шашечками» на кузове. Теперь Василий был на все сто уверен: пройдет еще несколько минут, и он встретится с человеком, знающим всю правду о том, что случилось с его единственной дочуркой…

А пока надо было действовать.

Сообщники загнали «шкоду» за угол дома, дабы не вспугнуть предполагаемого то ли свидетеля, то ли преступника, который мог наблюдать за развитием событий через окно, и неспешно двинули в сторону такси.

В это время дверь распахнулась, и на улицу выскочил стройный, поджарый мужчина с кожаным кейсом в правой руке. На вид ему было пятьдесят, от силы — пятьдесят пять лет, и Егоршин начал сомневаться в правильности своих предположений.

— Гражданин Левин? — поравнявшись с незнакомцем, спросил Серега.

— Вы ошиблись! — отрезал тот и, прихрамывая на левую ногу, предпринял попытку скрыться в машине.

Но не тут-то было!

Василий перехватил руку, уже открывшую правую переднюю дверцу, и резко заломил. Что оказалось весьма непросто: старик оказывал бешеное сопротивление, его оборонительные движения были выверенными, четкими — Егоршин сразу понял, что имеет дело с настоящим профи, в совершенстве владеющим приемами какого-то восточного единоборства.

Максимов тем временем достал удостоверение и принялся размахивать им перед носом ошеломленного таксиста:

— Милиция! Вызов аннулирован — клиент арестован! Ясно?

Ни слова не говоря в ответ, водитель завел автомобиль и, отпуская сцепление, утопил «до полика» педаль акселератора…

* * *

Егоршин и Левин смотрели в глаза друг другу на заднем сиденье «шкоды-Октавии». Ни страха, ни паники в поведении своего пленника майор, как ни старался, заметить не мог.

— Молись, морда жидовская… Прости и сохрани, — приставив пистолет к виску пожилого еврея, издевательски предложил Василий и в тот же миг включил диктофон.

— Наша молитва начинается иначе, — спокойно парировал Лазарь Соломонович. — Шма, Исраэль! Адонай элохейну адонай эхад…

— Че, че? Переведи, Антихрист!

— Слушай, Израиль! Господь Бог наш, и он — Господь — един!

— Круто! — глядя в зеркало заднего вида, прокомментировал Максимов. — Ты готов отправиться на встречу с ним?

— Хоть сейчас… Кто верит во Всевышнего, тот смерти не боится! Так что не тяни, оборотень ментовский, жми быстрее на курок…

— На курок сколько не нажимай — выстрела не последует, — решил «блеснуть» эрудицией Серега. — В нашем случае следует говорить «спусковой крючок»… Слушай, Василий, вышиби, наконец, мозги этому старому извращенцу, чтобы знал, падло, как цепляться к малолеткам!

— Каким малолеткам? — вспыхнул Левин.

— Аня, на которую ты напал в парке, его дочь!

— Так вы не из милиции? — радостно взвыл старик.

— Из!

— Ничего не понимаю… Вас послал не Белокуров?

— Нет. Мы сами по себе!

— Боже мой! Боже! Ты услышал мои молитвы! Спасибо! Спасибо!

— Эй, хватит бурчать! Колись быстрее, у нас мало времени!

— В четверг я гулял по парку… Навстречу шла прелестная незнакомка. Она слушала плеер и поэтому не почувствовала, как на аллею выехала машина. Перламутровый «лексус» летел сзади прямо на нее… Я бросился вперед, сшиб девчонку с ног и толкнул в кювет. Сам увернуться не успел и получил страшный удар в бок… Тут-то и пригодилось мое умение падать, полученное в результате напряженных тренировок по кунг-фу и долголетней работы каскадером…

— Вот почему первое, о чем она спросила, было: «Как дедушка?» — еле пролепетал Егоршин, опуская пистолет и одновременно пытаясь стать на колени в тесном салоне чешкой родственницы «фольксвагена». — Простите меня, уважаемый Лазарь Соломонович, Христом-Богом молю — простите! Что угодно для вас сделаю, любому пасть порву — только не держите на меня зла!

— Да бросьте вы! — засмущался Левин, почувствовавший, что этот, еще секунду назад такой грубый и жесткий человек вот-вот начнет целовать ему ноги. — На моем месте так бы поступил каждый…

— Ага… Дождетесь! Сейчас все живут по принципу «Моя хата — с краю!» — поворачивая голову назад, поддержал разговор Максимов.

— Это правда…

— Прекратить прения, — жестко приказал Василий. — Скоро начнется регистрация. Нам пора в аэропорт!

— Да-да… Точно, — засуетился Лазарь Соломонович. — Я хочу быстрей улететь из вашей гостеприимной страны!

— Скажите, а как вы узнали, что «лексус» принадлежит прокурору?

— О, это очень просто… Номер… Я запомнил номер. Впрочем, что там было запоминать? Ноль, ноль, один… Утром позвонил своему старому приятелю — известному журналисту — тот сразу сказал, чья это тачка. С тех пор я утратил покой и сон. Ведь, если бы меня нашли ваши коллеги, повязанные с прокуратурой, тогда капут — тюрьма!

— Скорее, петля! — язвительно ухмыльнулся Серега. — Пока вы отсиживались в шкафу, двое пошли этой дорогой!

— Повесились?

— Нет. Погибли от пуль…

— И кто это был?

— Кого вы имеете в виду — убийцу или его жертв?

— Жертв!

— Один, как и вы, невольный свидетель преступления, случайно оказавшийся в машине Белокурова…

— Да-да, я видел, в салоне был пассажир!

— Второй — опер, напарник майора Егоршина!

— И самый близкий мой друг! — безрадостно уточнил Василий.

— Сочувствую! — растроганно всхлипнул Левин. — Искренне сочувствую вам… Извините, извините, ради бога, что так получилось…

— Да, кстати… Дочь Василия Давыдовича до сих пор в реанимации. Падая, она наткнулась глазом на сучок, — окончательно добил его Максимов.

— О Господи! — только и выдавил Лазарь Соломонович.

* * *

Регистрация заняла всего несколько минут.

Во избежание форс-мажора (мало ли чего можно ожидать от Белокурова с компанией?!) ценного свидетеля решили не «светить» в многолюдном месте и вывели в соседний парк, предложив вернуться в аэропорт только перед самой посадкой. Так и сделали.

Левин поочередно обнял своих провожатых и, показав паспорт людям в форме, сделал первый шаг в сторону новомодных аппаратов, просвечивающих пассажиров с головы до пят…

И только тогда Василий вспомнил о медальоне.

— Простите, я совершенно забыл!

Он в который раз за последние дни выложил на ладонь серебряную цепочку и протянул руку за линию пограничного контроля.

— Ах, да, спасибо… Спасибо, что вы вспомнили о нем, — благодарственно запричитал старый еврей. — Это семейная реликвия, уже много лет переходящая от отца к сыну. Моего отца, кстати, звали Соломоном Лазаревичем, а деда — как меня, — Лазарем Соломоновичем. И так до самого истока нашего генеалогического древа… Ну, прощайте же!

Ученый устало взмахнул свободной рукой и, не оборачиваясь, пошел в сторону аэробуса, одиноко маячившего на взлетной полосе.

Максимов и Егоршин дождались, когда лайнер поднимется в воздух, и только тогда покинули помещение порта.

— Ну, куда теперь? — усаживаясь за руль «Октавии», поинтересовался капитан.

— В больницу!

— По дороге никуда не хочешь заскочить? Попить кофе, сожрать малюсенький бутерброд, — он нагнул указательный палец своей рабочей правой руки до большого так, что между ними образовался зазор не более чем в миллиметр, и лишь потом принялся поднимать его… В итоге желаемая толщина хлеба с маслом быстро возросла до нескольких сантиметров.

— А что?! Я не против, — поддержал товарища Егоршин. — Берем Ларису — и в «Берлогу»!

— Взгляни на часы? Девять утра… Какая, к черту, «Берлога»? Да и Криштопа наверняка еще дрыхнет!

— Тогда давай на вокзальную площадь… Там недавно новый кабак открыли. Работает круглосуточно. И цены в нем не кусаются…

— Я двумя руками «за»!

* * *

Сказано — сделано.

Максимов завел «шкоду» и по недавно отремонтированной объездной дороге, минуя центральную часть города, погнал ее в направлении северной окраины. Когда до автостанции остались считанные метры, в кармане его сообщника задребезжал мобильный телефон. Тогда никто из них еще не знал, что этот ранний звонок не только круто изменит сегодняшние планы, но и поставит жирную точку на карьере майора Егоршина. Да что там карьера? Вся его жизнь полетит к чертям!

— Слушаю!

— Василий Давыдовыч… Это Гриша Воронов…

— Ну…

— Я в больнице… А дядя Ваня боится вам звонить…

— Что? Что случилось?

— Аня умерла…

В одно мгновение мир рухнул.

Участилось дыхание, затрепетало и защемило в груди — второй или третий раз за последнее время.

Мобильный телефон выпал из потной ладони и полетел под водительское сиденье.

Егоршин обхватил голову двумя руками и, уткнувшись лицом в пластмассовую переднюю панель, беззвучно зарыдал.

Той, ради кого он жил на белом свете, его дочери, его кровинки, уже нет, и больше не будет никогда…

О ком теперь заботиться, за кого волноваться, переживать?

От кого ждать внуков, продолжения, так сказать, рода?

…Серега сразу все понял. Выключил двигатель и обнял товарища.

Несколько минут они молчали.

— У тебя есть водка? — наконец подал признаки жизни Василий.

— В машине нет, но если «душа требует» — я сбегаю…

— Погоди… Сперва надо появиться в больнице. Трезвым. Хотя нет… Я не переживу этого зрелища… Ты знаешь кого-то в похоронке?

— Да. Директора. Юру Наконечного.

— Так его же сняли…

— Как сняли, так и восстановили. По решению суда.

— Когда?

— На прошлой неделе.

— Порядочный дядька… Свяжись с ним и урегулируй все вопросы.

— Хорошо…

— Ваня рассчитается…

— Понял…

Егоршин наконец-то извлек из-под сиденья свой «Самсунг» и, включив громкоговоритель, принялся по памяти набирать хорошо знакомый номер…

— Алло, — вскоре разнеслось по салону.

— Что же это ты не уберег мою дочурку, брат?

— Прости, — только и выдавил Иван.

— Ты никуда не отлучался?

— Нет.

— А Воронов?

— Шут его знает…

— Он что же, не рядом с тобой?

— Нет.

— А вчера, когда ты вернулся, Гриша был в палате?

— Да.

— Один?

— Да.

— Что ты заладил, как на полиграфе… Нет. Да. Да. Нет. Расскажи обо всем в подробностях и деталях!

— Я попил пива, это заняло полчаса, ну — час, не более… И пехом — назад, в больничку. Дернул дверь в палату — та заперта. В общем, все, как ты инструктировал…

— Дальше!

— Постучал. Парень открыл. С Аней все было нормально. Как мне показалось, она даже улыбнулась… Я записал номер Гришкиного мобильника — и отпустил его на все четыре.

— После этого в палату никто не заходил?

— Нет.

— Ни врачи, ни медсестры, ни санитарки?

— Шапиро был. Сегодня утром. Спросил, как дела, покрутил ручки, пощелкал тумблерами на своей аппаратуре — и все…

— Анютке поплохело сразу после его визита?

— Где-то через час… Щеки надулись, глаза полезли из орбит… Я на монитор… Там эта чихня, то ли парабола, то ли гипербола: вверх — вниз… И сразу — сирена… Вау! Вау! Народу сбежалось — яблоку упасть негде! Сопливый докторишка — из интернов — принес электрошокер, начал сдавливать ей груди… Одновременно сестра вводила в вену какие-то препараты… Они делали все, что могли, брат…

— Обзвони родственников… Деньги у меня дома. Десять бумажек с портретом президента Франклина найдешь в энциклопедии стрелкового оружия, еще столько же в сборнике произведений моего любимого Конан Дойла…

— Ты че надумал, брат?

— Серега тебе обо всем расскажет…

— Серега это кто?

— Капитан «Максимов», который подвозил тебя в «Рондо».

— Береги себя, Василий…

— А… К черту!

* * *

Егоршин выключил трубу и повернулся лицом к своему сообщнику.

— Ну что, Сергей… Забыл, как тебя по батюшке?

— Михайлович.

— Настал твой звездный час…

— Вы о чем, товарищ майор?

— А то ты не знаешь?

— Нет, конечно…

— Радуйся! Все идет по заранее намеченному плану. Твоему плану!

— Не понял…

— Сегодня я замочу эту суку, и ты, наконец, возглавишь мафию!

— Да я шутил, Вася!

— Зато я — нет.

— Ты что надумал?

— Отомстить и умереть!

— Не дури, братишка… У нас и враги то разные! У меня — Левитин, у тебя — Белокуров…

— Одна шайка-лейка, как говорит Дюймовочка.

— Какая Дюймовочка, блин… У тебя с головой все в порядке?

— Как никогда! В котором часу они собираются в «Берлоге»?

— В шестнадцать ноль-ноль…

— Надеюсь, до этого времени ты меня не бросишь?

— Нет.

— Тогда давай сначала в баню. Помыться, как велит русский обычай, перед тем, как уйти в вечность…

— Значит, в сауну?

— Не возражаю. Распарим косточки — и за работу!

— Сам справишься или помочь?

— Сам!

* * *

Без пяти четыре у «Берлоги» припарковалась серебристая «Аккура».

— Горшков! — шепнул Серега.

Затем — «тойота-Кэмри» генерала Левитина.

Замкнул парад крутых тачек только что отремонтированный «лексус» Белокурова, прибывший с опозданием в три минуты.

— Не торопись. Они надолго, — придержал товарища Максимов, заметивший, что Василий собирается открыть дверцу.

И не напрасно.

Ибо спустя мгновение на стоянку завернула еще одна машина — обычная ВАЗовская «семерка», из которой вышел… Степан Иванович Шапиро!

Майор даже подпрыгнул на своем сиденье. Да так, что чуть не проломил крышу «шкоды». Ну если не проломил, то прогнул — точно.

— Тише ты, медведь! — возмутился владелец автомобиля.

Но Егоршин уже ничего не видел и не слышал.

* * *

Василий осторожно повернул ручку и легонько толкнул дверь; та не поддалась.

«Придется ждать официанта!»

Он сел за свободный столик и выложил перед собой пачку «Винстона».

Рядом сразу же выросла стройная фигурка в синем костюмчике — это была девица, которую Максимов в прошлый раз называл Татьяной.

— Что-нибудь желаете?

— Водки и женской ласки.

— А если серьезно?

— Стакан томатного сока…

Егоршин закурил и уставился на дверь, украшенную табличкой с надписью «Кухня».

— Ваш сок, пожалуйста…

— Спасибо! Вы очень любезны.

— Еще что-нибудь?

— Нет. Я ненадолго… Да, кстати, возьмите деньги, в любой момент меня могут вызвать на работу.

— Оставьте на столе.

— Скажите, Таня…

— Мы знакомы?

— Я был у вас вчера. С Максимовым. Сергеем Михайловичем.

— А…

— Как мне заказать у вас «банкетку»?

— На какой день?

— На субботу…

— О, это непросто! В будни — нет проблем. А насчет выходных надо договариваться с администратором, еще лучше — с хозяином…

— И кто ваш самый главный босс?

— Александр Евгеньевич…

— Прокурор?

— Точно! Только я вам ничего не говорила!

— А администратор?

— У него сегодня выходной.

— Понятно…

— Кстати, Белокуров сейчас в кафе!

— Догадываюсь…

— Откуда?

— У входа стоит его машина!

— Вы знаете, на чем ездит наш хозяин?

— Мы коллеги…

— У вас намечается какой-то праздник или просто так?

— Поминки…

— Для начала поговорите с официантом…

— У них в «банкете» еще и гарсон свой?!

— Ага… Племянник Горшкова. Проштудируете меню, подобьете смету — может, и передумаете. Цены в нашем заведении неслабые… Да… Кстати… Вот и он — легок на помине! — Татьяна жестом указала на крашеного блондина с подносом в руке, внезапно появившегося из дверей, с которых Егоршин старался не спускать глаз. — Иди сюда, Игорь. Нам нужна твоя помощь!

— Сейчас… Обслужу шефа — и подойду!

— Секундочку! — майор погасил сигарету и, бросившись к официанту, прошептал: — Где здесь у вас сортир?

Вопрос был задан не просто так, не случайно.

Василий знал: банкетный зал находится прямо напротив заведения, обозначенного буквами «М» и «Ж». С одной стороны — не очень желательное, а с другой — вполне подходящее соседство для подгулявших ВИП-клиентов!

— Следуйте за мной! — небрежно процедил Игорь.

В конце длинного коридора блондин кивнул налево, а сам постучал условным сигналом в правую дверь.

В тот же миг майор пинками затолкал его в туалет.

Еще через секунду щелкнул замок, и дверь «банкетки» распахнулась.

— Здравствуйте, гости дорогие! — ехидно молвил Егоршин. Подноса в его руках не было. Зато был пистолет.

* * *

Василий закрыл за собой дверь и осмотрелся.

За круглым столом, словно на каких-то важных переговорах, сидели Горшков, Левитин, Белокуров и Шапиро. Последние двое — спиной к двери. Перед ними на полированной поверхности, накрытой свежей белоснежной скатертью, стояли пустые стопки-фужеры и два графина — один с водкой, другой то ли с соком, то ли с квасом, то ли с фруктовой водой.

Чтобы исключить любые неожиданности, Егоршин усадил всех четверых напротив себя и плеснул в один из фужеров немного горючей жидкости…

Попробовал ее выпить — да где там!

Противный запах ударил в нос так, что его чуть не вывернуло.

В это время зазвонил мобильный телефон. На дисплее высветилась фамилия: Максимов.

«Что ему надо?»

— Да! — заорал майор.

— Ты где?

— А то ты не знаешь?

— Прекрати заниматься ерундой, Василий… Возьми с них показания — и отпусти!

«Что он несет? Мы так не договаривались! Стоп! Капитан просто хочет обеспечить себе надежную защиту. Рано или поздно следствие установит, что мы вместе приехали в “Берлогу”, и ему начнут шить пособничество… Подымут распечатку всех входящих-выходящих звонков, может, даже их запись. И убедятся, что Серега ничего не знал о моих планах, более того, даже отговаривал меня от совершения необдуманных поступков! Ай да Максимов, ай да молодец! Интересно, как он вообще объяснит факт знакомства со мной? Впрочем, ничего придумывать ему не придется. Скажет правду… Что ехал на дачу и случайно остановился на взмах чьей-то руки. И лишь потом понял, что это я… Поэтому и принял решение постоянно находиться рядом, чтобы упредить все возможные выходки непредсказуемого майора Егоршина. А начальству доложить не успел — выходные! А может, успел? И получил соответствующие указания. Опять же — постоянно находиться рядом! Но ведь тогда… Да пошли они все к черту… И так голова пухнет!»

— Ну, что, господа, будете молиться своему Богу? — с вопроса начал Егоршин. — Во имя отца, и сына, и святага духа… Прости и сохрани, Господи…

— Что ты себе позволяешь? — завизжал генерал.

— Заткнись! Лучше послушай, — и Василий включил диктофон.

— Перламутровый «лексус» летел сзади прямо на нее. Я бросился вперед, сшиб девчонку с ног и толкнул в кювет… — вскоре послышался из динамиков картавый голос. — И нужные показания дам — не сомневайтесь. Запишу в Израиле на видео и нотариально заверю!

— Значит, ты все-таки нашел свидетеля, — еле пробормотал прокурор.

— Да. Напрасны ваши жертвы… Синицын, Шелягов… Надеюсь, все присутствующие здесь в курсе происходящего?

— Я! — поднял руку Горшков. — Я ничего не понимаю.

— В прошлый четверг прокурор города Белокуров Александр Евгеньевич после баньки, в которой парился вместе с вами, господа свидетели, пьяный в стельку сел за руль своего «лексуса» и едва не совершил наезд на мою дочь Анну…

— Едва — преступленьем не считается, — назидательно изрек судья.

— Случайный прохожий, оказавшийся, как вы поняли, гражданином Израиля, спас ее, столкнув с дороги в кювет. Что, впрочем, не уберегло Анюту от гибели…

— Вот он и виноват во всем, — предпринял попытку оправдаться Белокуров. — Под колесами машины у нее было гораздо больше шансов выжить…

От такого кощунства Василия перекосило.

— Молись, гнида прокурорская! Молись и кайся…

— А я неверующий. Атеист!

— И вы не Господь Бог, чтобы выносить приговоры на свой страх и риск! Передайте кассету в суд, мы ее рассмотрим в купе с другими доказательствами и примем справедливое решение. Если Александр Евгеньевич виноват, то будет отвечать по всей строгости закона! — напустив важности на холеное лицо, приказным тоном распорядился Горшков.

— Нет уж, дорогие мои… Фемида — барышня слепая. И ее меч со всей суровостью опускается только на безвинные головы. А коррупционеры всегда выходят сухими из воды. Поэтому его судьбу будет решать, как говорят американцы, судья Кольт и шестеро присяжных заседателей. У его российского коллеги по фамилии Макаров — присяжных восемь. И один — запасной — в патроннике… Так что шансов выжить у нашего обвиняемого, как вы, должно быть, сами понимаете, еще меньше, чем у подданных дяди Сэма…

Майор замолчал и положил на стол рядом с диктофоном свой табельный пистолет, после чего с удовольствием затянулся сигаретой.

В глазах сразу помутнело, силуэты «свидетелей» размылись и куда-то поплыли.

Василий инстинктивно схватился за сердце и, как сквозь туман, увидел руку, тянущуюся через стол к его оружию. Превозмогая боль, он каким-то невероятным усилием воли успел первым сжать в ладони леденящую рукоять и дважды выстрелить.

Кто-то ойкнул и упал.

Вскоре боль в сердце ослабла.

Прорезалось зрения.

В дружной шеренге напротив не хватало одного бойца. Самого решительного и смелого из четырех. Генерала Левитина.

«Первый отмщен… Кто следующий?»

Сзади раздался стук в дверь.

— У вас все в порядке? — спросил дрожащий мужской голос, скорее всего принадлежащий племяннику Горшкова — Игорю.

— Да! — ответил за всех Шапиро, видимо, еще надеющийся на пощаду.

— Итак, Александр Евгеньевич, я жду… Кто убил Синицына и Шелягова? Говори!

— Да пошел ты! — вызверился прокурор, прекрасно понимавший, что его признание может потянуть на пожизненное заключение — диктофон-то включен!

— Ну что же, не хочешь — и не надо, — Егоршин прицелился и выстрелил ему в бедро.

Белокуров взвыл от боли.

— Не стреляй! Я все скажу, все…

— Мне это уже не интересно…

Майор медленно навел ствол на грудь обидчика своей дочери и плавно, как учили, нажал на спусковой крючок.

Прокурор рухнул замертво.

Увидев второй труп, Шапиро обезумел. Упал на четвереньки и принялся ползать по полу тесной банкетки, бормоча что-то совершенно несвязное.

— Дядя Витя, вы живы! — в то же время донесся из-за двери повторный крик.

— Да! — вытирая пот с чела, промямлил судья.

— Держитесь! Я уже вызвал милицию!

Лучше бы он этого не говорил! Может, его родственник прожил бы на несколько минут дольше…

— Я-то тут причем? — спросил Горшков, завороженно глядя в ствол, «дышащий» прямо ему в чело.

— А чем ты лучше их?

— Не лучше… Но к твоим проблемам не имею никакого отношения.

— А другие что же, не люди?

— Кого имеешь в виду?

— Юношу, которого ты сбил прямо на пешеходном переходе…

— А… Вот оно в чем дело…

— За все надо платить, Витек!

— Согласен! Я исправлюсь! Дам денег…

— Не верю…

— Пощади! Не пожалеешь.

— Не могу! Слово дал…

— Кому?

— Дюймовочке…

— Кому-кому?

— Матери подростка, которого ты сделал инвалидом.

— Так он тебе не родственник, не друг? Ты даже не знаешь его имени!

— Знаю. Гена.

— И все равно… Я просто отказываюсь что-либо понимать…

— Таким, как ты, этого не дано — понимать других людей. Все ваши действия, все поступки имеют под собой конкретную и весьма узкую корыстную цель — получение финансовой выгоды. Без платы за усилие, ты и пернуть не захочешь…

— А ты — Робин Гуд, альтруист, бессребреник…

— Да.

— Откуда такие берутся — ума не приложу!

Он явно пытался тянуть время, но это не ускользнуло от внимания Василия.

— Оттуда, откуда все мы — из мамкиной утробы, — сказал он, прицеливаясь. — В детстве — все равны, все одинаковы… Зато потом… Одни идут на поводу желтого дьявола, другие бескорыстно служат людям.

— Вы конечно же относите себя к другим?

— Естественно!

— Ты что же, никогда не брал взяток, не отпускал взятых с поличным преступников, не возбуждал и не закрывал дела за «бабки»?

— Нет. И очень сожалею, что такие, как ты, этого никогда не смогут понять…

В коридоре раздались чьи-то шаги.

Василий ухмыльнулся и выпустил в Горшкова две пули. После этого перевел взгляд на ползающего Шапиро.

— Нет… Я не хочу… Простите меня, простите, — скулил Степан Иванович. — Это они меня заставили! Они!!!

— Вот ведь как бывает — я ничего не знал, а ты во всем сознался, подписал, так сказать, сам себе смертный приговор…

— Вы не посмеете…

— Еще как посмею! Аня была смыслом моей жизни, понимаешь? Единственной радостью, отрадой, счастьем…

Майор грустно вздохнул и вогнал пулю ему в затылок. Доктор умер, так и не поднявшись с колен.

Снаружи донесся какой-то шорох.

Спустя мгновение раздался взрыв, и помещение наполнилось едким дымом.

«Спецназовцы взорвали кумулятивный заряд. Сейчас пойдут на штурм!» — догадался Егоршин.

— Не стрелять. Брать живым! — послышался до боли знакомый голос. Чужого человека, а по сути — доброго друга, который провел с ним плечом к плечу последние дни жизни…

«Удачи тебе, брат!» — мысленно ответил Максимову Василий и приставил пистолет к виску…

 

Спецагенты: Искать бомжа!

 

Пролог

…Опасность Петруха чувствовал инстинктивно. И когда его прямо с перрона затолкали в старый вонючий «воронок» — сразу понял: добром это приключение не закончится. Тем более что нравы сибирских «мусоров» он знал не понаслышке. Хотя и не был на родине больше трех лет.

Сейчас завезут в «обезьянник», надают по почкам и станут проверять на причастность ко всем резонансным преступлениям последних лет… Нет, не надо было приставать на предложение столичной братвы: «Езжай, разберись на месте, почему твои земляки не отстегивают в “общак”, не придерживаются “понятий” и в то же время тесно сотрудничают с “красножопыми”. Даже проценты с прибыли им отчисляют. За крышу…»

«Вам надо — вы и разбирайтесь, — вспылил тогда Петруха. — А мне там лучше не появляться!» Но его не стали даже слушать. «Сходняк постановил»… Старый урка хорошо знал, к чему может привести непослушание.

Скорее бы очутиться в привычной обстановке СИЗО или КПЗ, осмотреться, отдышаться, прикинуть, в чем могут обвинять его менты и какими козырями они располагают.

Но нет… «Воронок» непривычно быстро катит в сгущающиеся сумерки. Ощущение опасности не проходит, напротив — усиливается с каждой секундой. Хотя безусый юнец, с которым его связывают стальные «браслеты», выглядит спокойным и равнодушным. Его гладко выбритое, холодное лицо демонстрирует полное безразличие к судьбе задержанного. Только битого зэчару, проведшего за решеткой больше двадцати лет, так просто не проведешь. Он нутром чувствует напряженность и отчаянную решимость в колючих взглядах милиционера…

«Непохоже, чтобы мы ехали по городу… Скорость водила не переключает, перед светофорами не останавливается, валит по прямой под девяносто — и не сбрасывает газ! — лихорадочно рассуждает Петруха. — Опять же: никто ему не посигналит, не затормозит сбоку или сзади, лихо, по-русски, так, чтобы асфальт расплавился под раскаленными скатами… Нет, не нравится мне это!»

Минут через сорок автомобиль, наконец, остановился. Снаружи донесся скрежет открываемых замков.

— Вылазь, собака…

Молодой конвоир с дьявольской улыбочкой на устах расстегнул наручники и решительно толкнул вора в осеннюю слякоть. Двое его товарищей, доселе пребывавших в кабине, особо не церемонясь, подхватили беднягу под руки и поволокли к глубокому оврагу.

Петруха понял все. Но тень испуга ни на миг не исказила его лицо. Подыхать — так подыхать, воровской чести он не уронит. Ползать на коленях и молить о пощаде — не станет.

— Эй, дайте хоть закурить напоследок! — требовательно бросил обреченный, буравя палачей исполненным ненависти взглядом.

— Свои иметь надо, — огрызнулся веснушчатый детина, шедший справа, подкрепив свою несговорчивость ударом кулака под дых.

— Есть у меня свои, есть, — превозмогая боль, взмолился вор. — Поищи во внутреннем кармане!

«Мусор» запустил руку под куртку и достал… нет, не пачку сигарет, а портмоне. Жадно начал пересчитывать мелкие зеленоватые купюры.

— Сигареты в другом кармане. Здесь — только пару баксов и паспорт, — наблюдая за ним, тихо, но твердо произнес Петруха. — Бабло можешь оставить себе, а ксиву положь на место, — добавил, все еще надеясь на благополучный исход.

— Она тебе больше не понадобится, — под гоготанье коллег, заключил рыжий…

* * *

Свист — это одновременно и фамилия и кличка, принадлежащая невысокому, ладно сложенному парню. За четверть века Анатолий успел немало: закончил институт, отслужил армию. Да вот беда: связался не с той компанией. По крайней мере, так считали его родители, люди достаточно обеспеченные и весьма влиятельные в своем городе. Хотя, что значит «не с той»? Фонарь, Глобус и Белый были его самыми преданными друзьями и не раз вытягивали кореша из разных передряг…

Свист знал, что Глобус уже мотал срок за вымогательство и теперь пытается сколотить собственную бригаду, костяк которой, по его замыслу, должны были составить пацаны с родного левого берега, но не подавал виду, как всегда руководствуясь излюбленным принципом «моя хата — с краю».

Зная о негативном отношении Толи к уголовщине, привлекать его к откровенному криминалу вожак не торопился, но мало-помалу в систему все же втягивал: то оставит дома у Свистов какой-то сверток, то одолжит на вечер отцовскую «мазду»…

Такая неразборчивость в связях не могла не привести к трагической развязке…

Четверо парней в масках и камуфляже схватили Анатолия в баре «Фонтан», где он по обыкновению отрывался в ночное время, грубо затолкали в специализированный уазик без номерных знаков, и повезли за город. Там, в песчаном карьере, к нему применили, выражаясь милицейским сленгом, «уговоры четвертой степени». Сначала подвесили за ноги со связанными за спиной руками и били до тех пор, пока из горла не пошла кровь, затем бросили на землю и стали складывать, словно почтовый конверт, в результате чего сломали все конечности.

Причина такой жестокости оказалась до обидного прозаичной. Накануне кто-то ограбил квартиру высокопоставленного чиновника. Бдительные соседи засекли рядом с его домом приметную «мазду». Проверили… У Свиста оказалось алиби… Но ведь он мог дать машину кому-то из своих крутых товарищей?! Мог!

Толик не поддавался. «Я в тот вечер был дома, — упрямо твердил он. — Машина стояла в гараже»… Такая несговорчивость только раззадорила садистов. Все закончилось тем, что ему засунули в задний проход бутылку из-под распитого тут же «Шампанского». От многочисленных разрывов кишечника и потери крови брошенный в карьере Свист скончался…

* * *

Сорокалетний Валентин Сидоркин по прозвищу «Морж», полученному за внушительные габариты и любовь к водным процедурам как в летний, так и в зимний период времени, не без оснований полагал, что три предыдущие ходки в места не столь отдаленные по уважаемым в уголовной среде статьям (хулиганство, хранение оружия, кража) дают ему право на бесспорное лидерство в своем кругу.

С этим не соглашались выдвиженцы новой волны, никогда не парившиеся на нарах. С недавних пор деньги, а не понятия, определяли мотивацию всех их действий и поступков; что бы они не делали, чем бы не занимались — во главу угла всегда ставилась финансовая выгода, показушно презираемая старой гвардией, в том числе и ее видным представителем — Моржом.

В зоне Сидоркин слыл дипломатом; его мнение ценили, ему доверяли. А на воле… Наглые малолетки, состоящие на службе у новоявленных паханов, не гнушались посылать дядю на три буквы, как только он начинал «качать права».

Морж взялся за оружие. Сначала «пощекотал пером» некоего Глухаря, осмелившегося сбивать бабки с бывшего вора, после «завязки» переметнувшегося в лагерь бизнесменов, но не утратившего экономических связей с преступным сообществом, затем демонстративно прострелил скаты джипа, на котором к раненому прибыла подмога.

Криминальный авторитет Робик, покровительствовавший Глухарю, не стал устраивать шумных разборок. Просто приказал «замочить суку». Ранним летним утром Моржа встретили в темном переулке двое мужчин, облаченные в ярко-желтые жилеты, обычно полагающиеся работникам коммунальных служб.

Ни слова не говоря, они открыли ураганный огонь из двух стволов, как позже установят эксперты — пистолетов «ТТ» отечественного производства. Впрочем, искать оружие долго не пришлось: «дворники» оставили его прямо на месте преступления…

К сожалению, перечисленные происшествия не получили широкой огласки в свободной прессе. Хотя нет… Столичные журналисты попытались выяснить, куда девался известный вор по кличке «Петруха», а их провинциальные коллеги сообщили о неопознанном трупе, найденном в тайге после того, как сошел снег, но связать воедино два этих события никто не смог или не захотел.

Родственники замордованного Свиста обращались во все инстанции, вплоть до генеральной прокуратуры, требуя покарать виновных, однако их героические усилия оказались тщетными. А убийц Моржа вообще никто не искал. «Замочили» уголовника — туда ему и дорога.

К счастью, об этих случаях пронюхали в ФСБ. Ее руководители поспешили откомандировать в Сибирь одного из лучших своих агентов — Максима Гольцова…

 

Глава 1

Место действия

Город, в котором будут происходить события, основан как острог еще в годы правления первого царя из династии Романовых — Михаила Федоровича. «За годы советской власти он превратился в один из крупнейших центров науки и культуры». Конечно, если верить «совковой» пропаганде, а точнее, высказываниям никогда не отличавшихся скромностью номенклатурных последователей «гения революции», отбывавшего неподалеку ссылку. И, как правило, вещали они это из Белокаменной, а здесь если и бывали, то в составе столичных инспекций или каких-нибудь официальных делегаций. С обязательной охотой и рыбалкой. Ну да бог с ними, уже и вспоминать-то не особо хочется. Пользовались — и допользовались, творили — и натворили, совсем безотносительно к тому, каково оно, это Сегодня. Каким бы ни было, а старое рухнуло необратимо…

С наукой что-то не сложилось. Немногочисленные вузы в начале девяностых пришли в упадок, а когда-то весьма солидный филиал Сибирского отделения Академии наук, давно балансировавший на грани закрытия из-за несвоевременного финансирования (если можно так назвать полное прекращение отпуска денежных средств), и вовсе захирел, превратившись из центра сосредоточения передовой научной мысли в сборище склочников, стремящихся урвать хоть сколько-нибудь, (конечно, желательно побольше) у родного государства под свои «гениальные» исследовательские программы и воюющих между собой за каждый бюджетный рубль.

Хвалиться нынешним состоянием культуры — особых оснований тоже нет. Это не Лондон и не Женева. Даже не Львов и не Санкт-Петербург. Порой здесь могут обложить матом с головы до пят. Причем не только представители сильной половины человечества. Один известный журналист, и в Москве не упускавший случая поучать современную молодежь, схватил инфаркт, лишь несколько минут пообщавшись со стайкой здешних подростков. По полной программе отчитав малолетних бесстыдниц, «гонявших косяки» на лавочке близ ледового Дворца спорта, он с чувством выполненного долга отправился в дальнейший путь, но, к своему несчастью, успел расслышать язвительный ответ:

— Остынь, батя, мы не только курим, мы уже давно трахаемся!

Окончательно добила служителя пера худосочная малышка лет четырнадцати с безобидным веснушчатым лицом:

— Слушай, дедуля, и запоминай: если на тебя повесить все члены, которые я видела в своей жизни, ты станешь похожим на ежика!

Так что назвать город центром науки и культуры коммунистические агитаторы явно поторопились. Скорее, центр тяжелой промышленности. Причем, прежде всего, добывающей, намного меньше — перерабатывающей и еще меньше — машиностроения. Может, и к лучшему: комбайны хуже здешних разве что узкоглазые китайцы лепили…

А жизнь — она все еще течет и, по слухам, не самым наихудшим образом. Загубить производство окончательно при таком несметном количестве природных ископаемых — не хватит способностей даже у самого «выдающегося» губернатора, тем более у нынешнего, присланного сюда из самой столицы.

В период предвыборной кампании он снискал уважение таежников оперативным разрешением мелких бытовых проблем, как то освещение сельской улицы или обеспечение углем одинокой старушки; одновременно повышая свой рейтинг рекламными трюками с известными артистами и исполнителями, — но более всего, кажется, «достал» народ зычным низким гортанным голосом, напоминающим средневековые завывания алтайских шаманов, стремительно возрождающих свое влияние в соседнем крае. Командир и командир.

А цель… Если копнуть поглубже — не такая уже она и туманная. Цель у него довольно простая да ясная: повластвовать единолично годик-другой в одном, отдельно взятом и далеко не самом безнадежном субъекте федерации. Если за это время кризис в народном хозяйстве края не будет преодолен — он тихонько «слиняет» назад в Белокаменную, возложив ответственность за провал на саботажников из предыдущей власти. А, даст бог, ситуация пойдет на поправку, — тогда губернатору прямая дорога в президенты!

Да и материальный аспект нельзя сбрасывать со счетов. Золото и алмазы, никель и алюминий, все это уходит на Запад, оставляя звонкую монету в чиновничьих карманах после каждой сделки…

Не могли остаться в стороне прибыльного дела и лидеры криминалитета. Правда, поначалу Борода, Ляпа и Толмач вполне интеллигентно делили сферы влияния в регионе. Но мир длился недолго.

Ляпу вскоре расстреляли из автомата — и пошло-поехало! Толмач, Синий, Чистяк, Киса, Боря-Дипломат… Каждый из них получил свою порцию свинца.

Воровской мир Центральной России никак не хотел уступать без борьбы лакомый пирог и через своих ставленников, одним из самых влиятельных среди которых был Петруха, все еще пытался противодействовать группировке туземного лидера по кличке «Бык», ненавидящего «старых», традиционных, уголовников, — однако силы оказались явно неравны. Последний, открыто поддерживаемый властями и правоохранительными органами, поднимался все выше и котировался в городе все круче. В конце концов, дошло до того, что милицейские руководители открыто заявили лидерам «старого» криминалитета, что их ставленники будут мгновенно арестовываться (или ликвидироваться) при попытках взять ситуацию под свой контроль.

Получив солидные откупные и гарантированные сферы влияния, «воры в законе» пошли на попятную. Забуревший Бык (кстати, имеющий высшее образование и ни разу не сидевший — вот что значит новая генерация!) к тому времени вошел в совет директоров алюминиевого завода и даже стал подумывать о выдвижении своей кандидатуры на предстоящих губернаторских выборах. Но быстро понял, что с привозными генералами, коммунистическими номенклатурщиками и правительственными протеже ему тягаться еще рановато — и попытался сохранить в такой непростой политической ситуации видимый нейтралитет. Если говорить о невидимом — вроде как сначала за орла нового потянул мазу, но в последнее время они, крепкие ребята, начали малость ссориться. Оно и понятно: бабки-то хоть и большие, да мерянные…

В конце девяностых в Сибири активизировались закордонные подставные фирмы. Кого здесь только не было в то время?! Англичане и израильтяне, швейцарцы и американцы, даже представители экзотического княжества Монако! Именно в Монте-Карло официально была зарегистрирована фирма «ТСС», через которую граждане Израиля — знаменитые братья Черные — вознамерились прибрать к рукам практически весь алюминиевый рынок России. Конечно, не без помощи госслужащих самого высокого ранга. Поначалу Лев и Михаил усердно конфликтовали с Быком, даже, поговаривают, однажды «заказали» его киллерам, но вскоре конкуренты замирились.

Единственной достойной силой, в меру возможностей пытающейся препятствовать израильтянам осуществить задуманное — взять под контроль национальные богатства нашей родины, остались, как ни странно, криминальные синдикаты. Их лидеров правдами и неправдами старательно вытесняли за пределы края или ставили такие условия дележа, при которых экспансия становилась бессмысленной.

Однако преступные группировки мешали не только братцам Черным, но и власть имущим, точнее, одной их специфической части. Во всяком случае, после того как «законники» и их ставленники потеряли свой вес в регионе, на рынке редкоземельных металлов и алюминия начался настоящий чиновничий беспредел.

Правда, он сопровождался относительной стабилизацией криминогенной обстановки. Не станут же воевать между собой три основные «ветви»: чиновники — Черные — быковцы; это ведь, по сути, парни из одной обоймы!

Власть, тщательно оберегаемая всевозможными «органами», еще могла сохранить лицо и решительно пресечь разворовывание природных богатств. Но она махнула на все рукой, согласившись на немалую личную долю с каждого заключенного контракта.

«Красная крыша» действовала умело и эффективно.

Ревнители «чисто российских» интересов, они же — воровские авторитеты, имевшие неосторожность объявиться на необозримых сибирских просторах, — тут же получали пулю в лоб или, в лучшем случае, отправлялись париться на нары…

Зато по официальным сводкам — все чисто и гладко. Никаких тебе трений, разногласий или (упаси боже!) криминальных разборок. Тишина и спокойствие!

 

Глава 2

Павел Волков

Жила-была в Рязани примерная советская семья. Мать-отец да двое деток: Павел и Анюта. В роскоши не купались, но и особой нужды, к счастью, никогда не испытывали. Глава семьи прилично зарабатывал на станкостроительном заводе, его супруга — преподаватель немецкого языка, — тянула полторы ставки в элитной школе. Зарплату учителям тогда платили исправно.

В 1979 году Пашку Волкова призвали в армию. Заперли аж в Ферганскую долину. Впрочем, особенно по этому поводу молодой солдат не расстраивался, ибо некоторые его товарищи очутились в зоне вечной мерзлоты. Ощущение тревоги возникло чуть позже — в декабре — когда всемогущественное (но почему-то безликое) Политбюро приняло историческое решение о вводе в Афганистан ограниченного контингента советских войск.

В одну из темных январских ночей 1980-го Пашкин полк перебросили в соседнюю страну.

Разве мог он тогда предполагать, что основные неприятности в дальнейшей жизни будут исходить не от воинственных моджахедов, а от рязанских отморозков?

Служба пролетела довольно быстро, и весной следующего года сержант Волков, демобилизовавшись, без единой царапины вернулся домой. В отличие от большинства сослуживцев, он не сел на иглу, не увлекся «травкой» и не пристрастился к спиртному. Даже инфекционные болезни чудесным образом миновали парня.

Однако дома вчерашнего воина-интернационалиста поджидал пренеприятнейший сюрприз. Родная сестра Анна пропала без вести еще зимой, но родители ничего не писали об этом сыну, чтобы лишний раз не травмировать обожженную войной психику. В мае, аккурат к Пашкиному возвращению, ее тело с многочисленными следами насилия случайно обнаружили близ одной из городских свалок. Такие трупы менты обычно называют «подснежниками». Как и первые цветы, они появляются сразу после схода снежного покрова…

Чья это работа — догадывались многие. Банда некоего Носкова к тому времени успела «засыпаться» на очередном групповом изнасиловании, закончившемся, как и большинство предыдущих, гибелью жертвы, и уже несколько месяцев находилась в руках правоохранителей. Казалось бы, их ждет прямая дорога за решетку. Но не тут-то было!

Один из насильников оказался сыном городского прокурора. Благодаря стараниям заботливого папаши, его сразу же начали выводить из-под «обстрела» и вскоре перевели из обвиняемых в свидетели. Еще три участника преступной группы ожидали суда почему-то не в родном городе, а в соседнем областном центре. Старший из них — Носков — «закосил под дурачка» и вскоре оказался в психиатрической лечебнице, двое остальных были еще несовершеннолетними и вполне резонно надеялись отделаться незначительными сроками.

Знали бы они, что ждет их на воле, — молили бы судей «отмерять по максимуму»…

Первым на тот свет отправился прокурорский отпрыск. Предварительно отрезав орудие преступления, Волков посадил его на заостренный прут кованого забора, окружающего здание городского суда.

Вскоре его судьбу разделили остальные члены группировки. Носкова нашли повешенным в психушке. «Малолеток» вытащили из пригородного озера. На конце веревки, которой они были связаны, болталась пудовая гиря…

Рязанские «следаки» считались не самыми проницательными и расторопными в стране (лучшие сманивались в столицу), но сопоставить фамилии потерпевших и вспомнить, что все они недавно проходили по одному громкому делу, мозгов у них хватило. Спустя несколько дней Пашку взяли прямо в родительской квартире…

Впаяли бедняге двенадцать лет, хотя могли и расстрелять, на чем, кстати, настаивало обвинение. Но самый гуманный в мире суд нашел, видимо, смягчающие обстоятельства.

Получив в СИЗО «погоняло» Волк не столько за фамилию, сколько за гордый и неуступчивый характер, свежеиспеченный узник пошел по этапу в колонию усиленного режима…

На зоне Пашка не гнул спину ни перед паханами, ни перед администрацией. Поэтому амнистии с завидным упорством обходили стороной его персону. Так и мотал полный срок, освободившись лишь в самом конце теперь уже далекого 2000 года.

Вместо того чтобы немедленно вернуться домой, — рванул на Украину, где жила Орыся, с которой завязался бурный роман по переписке.

Там сел во второй раз. Что-то не поделил с братом избранницы (точнее, повелся на провокацию) и слегка настучал ему по голове.

Последний только этого и ждал. Мигом снял побои и, пользуясь обширными связями в кругах местной юстиции, отправил несостоявшегося «швагра» на пять лет обратно в зону.

Далеко ехать не пришлось — в райцентр Маневичи, где находилось учреждение строгого режима: Украина к тому времени приняла закон, согласно которому иностранные граждане, в число которых попали и россияне, нарушившие ее законы, не депортируются на родину, а отбывают наказание «по месту совершения преступления».

На сей раз Волков решил не дожидаться окончания срока и «стал на лыжи», что в переводе на человеческий язык означает: предпринял попытку бегства. Причина для такого шага была довольно уважительной. Вслед за отцом, не прожив и месяца вдовой, умерла мать, но на похороны Пашку не пустили. Не положено!

Беглеца конечно же поймали и добавили к его послужному списку еще три года.

Как раз в то время Маневичскую колонию вдруг начали перепрофилировать на содержание контингента, приговоренного к усиленному режиму, и Пашку вместе с другими осужденными на «строгач» вывезли в соседнюю Ровенскую область, в район весьма неромантического поселка с романтическим названием Сарны.

Больше он не рыпался. Смиренно отбывал наказание, постепенно дряхлея и быстро превращаясь из красавца-мужчины в беззубого доходягу. Как вдруг… Неньке-Украине надоело содержать непутевого отпрыска «старшей сестры» и его выпустили на волю «по половинке» в связи с очередной амнистией, объявленной властями по случаю успешного завершения парламентских выборов…

Разнообразные поощрительные меры, типа досрочного освобождения, к рецидивистам никогда не применяются. Но Волк не стал задумываться над причинами неожиданной благосклонности судьбы.

Как оказалось в последствии — напрасно!

 

Глава 3

Максим Гольцов

Предыдущая жизнь Максима Гольцова в корне отличалась от Пашкиной. Хотя они оба появились на свет в одном — 1961-м — году. Отец Максима — Иван Сергеевич — служил пехотным офицером и больше трех лет на одном месте не задерживался. Мама в свое время закончила Московский институт тонкой химической технологии, но по специальности (химик-технолог редких элементов) работы в гарнизонных городках для нее не находилось, и Вера Васильевна была вынуждена в основном заниматься домашним хозяйством.

Пашка имел младшая сестру, Максим — старшего брата. В отличие от Анны Волковой его жизнь сложилась вполне благополучно. Антон закончил Высшее политическое училище МВД в Ленинграде и много лет занимал престижную должность в главном милицейском журнале России.

Чуть позже, только уже в МГУ, вручили диплом журналиста и младшему Гольцову. Но это была лишь официальная составляющая его начинающейся карьеры. Параллельно юноша получал образование в закрытой группе Высшей школы КГБ. Курс наук там преподавали специфический: основы агентурной деятельности, методы добывания информации, организация наружного наблюдения, оперативно-техническое оснащение спецопераций…

Так Макс стал разведчиком. В отличие от его коллег без приставки «контр».

И одновременно корреспондентом популярной «молодежки».

Правда, покорный служитель пера из него не вышел. Разоблачительные статьи, на которые оказался горазд молодой журналист, раздражали не так редактора, как стоящих за ним лиц, поэтому гораздо чаще попадали в мусорную урну, чем на газетные страницы. Зато начальство действия своего агента одобряло и всячески поддерживало.

В 1990 году Максим наконец женился. Скромная, тихая девчушка с забитого белорусского села, приехавшая поступать в театральный институт и, естественно, никуда не поступившая, покорила его не столько красотой, сколько терпеливостью, человечностью, умением сопереживать и сочувствовать. Руководство ФСБ, никогда ранее не одобрявшее браки нелегалов, совершенно искренне благословило их союз.

К тому времени семейство Гольцовых в полном составе собралось в Москве. Иван Сергеевич наконец получил престижную должность в Генштабе, но долго на ней продержаться не сумел — принял, как всегда, не ту сторону в разгоревшейся «междоусобице», и мигом вылетел на пенсию. Хотя к такому повороту событий он был готов давно и даже обрадовался отставке. Сплетни, склоки, «подсиживание», фаворитизм, процветавшие в недрах военного ведомства, угнетающе действовали на всех боевых офицеров. Впрочем, таковых в Генштабе было немного…

Вскоре большая родня стала распадаться. Первым съехал Антон, к тому времени, по собственному выражению, обросший детками (он женился на три года раньше меньшого брата).

Затем, благодаря личным хлопотам генерала М., получил отдельную квартиру Максим.

Ровно через девять месяцев после этого исторического события его жена Светлана родила сына, спустя еще два года — дочь.

С тех пор утекло немало воды…

Недавно Андрею исполнилось шестнадцать. Он, видимо, удался в маменьку и отчасти уже реализовал ее юношеские мечты — снялся в небольшом эпизоде на «Мосфильме».

А Юлечка пошла в отца.

Ее статьи с удовольствием печатают во многих подростковых изданиях…

 

Глава 4

Освобождение

Громко щелкнул электронный замок. Паша Волк, сопровождаемый двухметровым контролером в форме прапорщика внутренней службы, что было сил толкнул последние двери, отделявшие его от долгожданной свободы, закурил, окинул пытливым взором площадь перед тюрьмой, на которой толпились десятки уставших граждан, прибывших на свидание со своими осужденными отцами, сыновьями, братьями…

Вертухай крепко пожал ему ладонь и попятился назад за «колючку».

Несколько минут Паша потоптался на пятачке у дверей, затем неспешно двинул вдоль пыльной Сарненской улочки, наслаждаясь несравненным ароматом цветущих каштанов. Когда он поравнялся со зданием, в котором располагалась администрация исправительного заведения, в его дверях появилась могучая фигура в форменном кителе с одной большой звездой на погонах. Это был начальник оперативной части Макарчук, или, если выражаться по-блатному, — Старший Кум.

Среди узников майор имел репутацию честного и справедливого человека. Это не мешало ему держать подопечных в «кулаке», не давая «масти» захватить реальную власть на зоне…

Макарчук сразу заметил освободившегося и приветливо махнул ему рукой. Волка в кумчасти уважали. Благодаря особой, непредательской и принципиальной позиции, которую он неизменно занимал во всех спорах между зэками и ментами, как, по старой привычке, называли персонал учреждения.

— Ну, куда теперь Волчик-братик? — иронично поинтересовался Старший Кум.

— Ты же знаешь, что я решил рвануть в Сибирь, где в последнее время жили родаки…

— И правильно… А к Орысе больше не поедешь?

— Нет… Хотя и не мешает проучить этого петуха…

Майор хорошо знал историю второй Пашкиной отсидки, поэтому не задавал лишних вопросов.

— На… Держи, — он полез в карман и спустя мгновение протянул Волку двадцатку.

— Не надо, начальник, — гордо отказался Пашка. — Я тебя и так буду вспоминать добрым словом.

— Мы тебя тоже… Но деньги — возьми.

— Ты сам месяцами зарплаты не получаешь. Купи лучше конфет деткам!

— Бери… Не выпендривайся… Хоть похаваешь в дороге…

— Спасибо…

Волков неохотно взял двадцатку и положил ее в карман засаленной фуфайки.

— Будь здоров, начальник…

— В будущем зови меня просто — Александром…

— Считаешь, у меня есть будущее?

— Непременно.

— Тогда до свидания, Санек.

— Скажи лучше — прощай!

Они обнялись, словно два товарища, а не мент с зэком.

В этот момент рядом раздался мощный сигнал клаксона.

— Здравствуйте, Григорьевич! — приоткрыв дверцу старенького грузовичка, крикнул шофер — белобрысый паренек с пшеничными усами.

— Привет, Василий. Ты куда? — улыбаясь, спросил майор.

— На жэ-дэ вокзал.

— Подкинь хорошего человека.

— Запросто…

Пашка панибратски хлопнул по плечу Старшего Кума и полез в кабину. Спустя мгновение грузовик, поднимая клубы пыли, рванул в сторону Сарненского вокзала.

Волков оглянулся. Ненавистная «колючка» быстро исчезала с его очей…

 

Глава 5

Внезапная кончина

До оправления московского поезда оставалось целых два часа. Волков со скучающим видом блуждал вокзальными помещениями, не находя достойного применения своей некогда неуемной энергии. Кумовская двадцатка жгла карман. Сначала он хотел потратить ее в станционном буфете, но цены в нем, как говорится, «кусались». И Пашка решил отметиться в ближайшем магазине.

Обогнув справа привокзальную площадь, зашел в «Гастроном». С интересом начал рассматривать прилавки. Винно-водочный отдел выгодно отличался ассортиментом от своих социалистических предшественников. И цены в нем казались доступными.

«Вот дела! Стоимость всех товаров и услуг прыгнула раз так в десять, а горилка осталась на прежнем уровне!»

Денег хватило и на пол-литра «Российской», и на такую-сякую закусочку: хлеб, котлеты, кусок кровянки… Осталось только подобрать собутыльника.

Волк давно приметил крепкого и вполне ухоженного пожилого мужчину, который, опершись на клюку, грустно созерцал через витрину окружающую действительность. Подошел, дернул за рукав, молчаливым жестом указывая на стол, где рядом с открытой бутылкой парили горячие котлеты.

Глаза старика предательски заблестели. Слишком долго он ждал подобное предложение.

— Пошли, вмажем за мое освобождение! — словами подкрепил самые радужные его ожидания незнакомец.

— Ты оттуда?

Дед кивнул головой в неопределенном направлении. Впрочем, догадаться, какое учреждение имелось в виду, было несложно: зона в Сарнах только одна.

Горилка бодро потекла в граненые стаканы.

Чокнулись. Выпили.

— Как хоть звать тебя, добрый человек? — пробурчал старик, принимаясь за аппетитную кровянку.

— Павлом…

— За что калатал?

— Ежели по новому Уголовному кодексу Украины: девяносто третья, пункт гэ. Тебе это о чем-то говорит?

— А ты как думаешь? Тут вашего брата — немеряно. Кого хоть замочил?

— Оно тебе надо?

— Нет…

— Тогда лучше подставь стакан…

Бутылка быстро опустела. Котлеты ненамного пережили кровянку. Волков уже собрался повторить, но, к счастью, его взгляд случайно упал на настенные часы, указывавшие, что до отхода поезда остались считанные минуты.

— Мне надо бежать. Будь здоров, батя!

— Спасибо тебе, сынок…

Пашка выскочил на улицу и напрямик, через площадь, помчал на перрон, к которому уже причалил московский поезд.

В ту же секунду с одной из второстепенных улиц на «майдан» вылетел антикварный автомобиль, хорошо известный людям старшего поколения под названием «Победа», а братьям по соцлагерю — «Варшава».

Легковушка на скорости врезалась в бегущего мужчину. Волк не успел даже испугаться. Сделал кульбит и шлепнулся в лужу, которая сразу же окрасилась в красный цвет…

К месту аварии со всех сторон бросились люди, но они уже ничем не могли помочь пострадавшему. В суматохе все как-то позабыли о виновнике ДТП. Позже некоторые особо бдительные граждане дадут показания, что водитель «Победы» покинул салон автомобиля сразу после совершения наезда, и, даже не взглянув на свою жертву, пересел в свободное такси. Так это было или нет, только, когда приехала милиция, его и след простыл…

Многое мог бы поведать правоохранителям недавний Пашкин собутыльник, по-прежнему маячивший в витрине магазина, но, во-первых, никто не догадался расспросить его, а во-вторых, он и сам не собирался делиться секретами с «украинскими коллегами».

 

Глава 6

Операция «Волк»

Директор службы ждал Гольцова на конспиративной квартире в Китай-городе. В служебные кабинеты вход агентам-нелегалам категорически запрещен.

Максима он считал настоящим профессионалом. О деятельности подполковника хоть сейчас можно было писать книги, снимать фильмы. Жаль, что простые россияне никогда не узнают о его подвигах!

Даже президент не ведает, кого награждает орденами-медалями, кому присваивает очередное звание. В досье разведчика обозначен только псевдоним — Макс. Остальные подробности его жизнедеятельности должен знать только директор. Генерал Б. А для посвященных — Отважный.

Эх, Максим Иванович, Максим Иванович… Столикий Янус… Кем только тебе не приходилось быть? Депутатом-делегатом, филлером-киллером, «бригадиром»-рэкетиром… Количеству твоих жизней позавидует сам Дункан Мак Лауд!

Взять, к примеру, последнюю операцию. Его легализовали в Сочи под видом крупного предпринимателя, которому не подошел столичный климат.

Гольцов сразу проявил инициативу — открыл в Краснодарском крае целую сеть собственных продовольственных магазинов, наладил прямые связи с фермерскими хозяйствами и приватизированными предприятиями пищевой промышленности. Представители различных контролирующих органов, как по команде, бросились на «свежачок». Их нашествие Максим образно сравнивал с потоком, бурным и мутным, сметающим все мыслимые и немыслимые преграды.

Но чекист и не собирался возводить препятствия на его пути. Только умело направлял в нужное русло. То, что оно лежит в противозаконной плоскости, никого не волновало. Через несколько месяцев на подкормке у «бизнесмена» состояло немало влиятельных чинов…

Во время той командировки Макс записал десятки аудио— и видеокассет, отснял сотни фотографий, однако начальство успешно «похерило» компромат. Б. тогда получил недвусмысленное указание из Кремля…

В двери вкрадчиво постучали…

— Заходи! — громко бросил генерал.

Гольцов бесшумно проскользнул в комнату. Они обнялись.

— Ну, как ты? Открыл сезон?

(Директор хорошо знал об увлечении подчиненного подводной охотой и, прежде чем перейти к служебным делам, решил поинтересоваться его успехами именно на этой ниве.)

— Как всегда… В конце апреля! — беззаботно улыбнулся Максим.

— Подстрелил что-нибудь достойное?

— А как же! Судачка на три с половиной ка-гэ и пару щучек…

— Раков видел?

— Да. Только брать не стал. Сейчас они с икрой.

— Как отнерестятся — не забудь обо мне!

— Я помню…

Любовь Б. к членистоногим давно стала притчей во языцех. Чуть ли не каждый сотрудник ФСБ считал своим долгом при случае угостить директора креветками, раками или крабами. Зимой всегда возникали перебои с поставкой панцирных тварей, и Отважный с нетерпением ожидал начала нового сезона.

Макс шефа никогда не разочаровывал. В иные дни добывал по двести, а то и больше раков. Иногда генерал (чего греха таить!) специально отправлял его в командировку то в Тверскую, то в Вологодскую губернию, и тогда деликатесами баловалось все руководство федеральной службы.

«Жаль, в этот раз — не до водных процедур!» — мысленно констатировал Б., а вслух произнес:

— Грех загонять тебя в такую погоду на край света, но другого выхода нет… Слишком много жалоб приходит из того региона. Местное начальство, не таясь, занимается теневым бизнесом. Руду, уголь, металлы продают за бесценок, получая наличными сотни тысяч отката. Процветает странный бартер. Стоимость продовольствия, приходящего взамен экспортируемых природных ископаемых, на бумаге завышена во много раз…

— Разве может быть иначе, когда у руля одни воры?

Отважный пропустил реплику мимо ушей.

— Наши с тобой коллеги — беспредельничают по полной… Тех, кто отказывается переходить под «красную крышу», — бросают за решетку, а то и вовсе — лишают жизни…

— Если речь идет о бандитах, то я только «за»…

— Мало того… В крае сложилась страшная криминогенная ситуация. Бесследно исчезают люди. Собственно, людьми их можно назвать лишь с огромной натяжкой. Так… Бомжи, алкоголики, попрошайки…

— Вы же знаете статистику. Около сотни россиян ежедневно пропадают без вести…

— Далее… Госслужащие ходят по домам и уговаривают одиноких стариков не приватизировать жилье. Потом эти граждане как-то слишком уж быстро отходят в мир иной, а их имущество, согласно закону, обращается в муниципальную собственность и распределяется среди высокопоставленных чиновников и их прихвостней. Если верить агентурным данным, за всем этим стоит бывший заместитель губернатора Олег Иванович Семашко, известный в определенных кругах под кличкой «Бюрократ».

— Как мне выйти на него?

— Недавно Бюрократ развелся с супругой. Оставил ей шикарные апартаменты в центре города, а сам съехал в коммунальную квартиру, ранее принадлежавшую родителям одного рецидивиста — Павла Волкова. А того неожиданно выпустили на волю. Тебе придется воспользоваться его документами…

— А сам он не вернется?

— Оттуда не возвращаются!

— Что с ним случилось?

— Попал пьяный под машину. Вот, посмотри…

Максим бросил беглый взгляд на фотоснимки и вопросительно уставился на генерала, словно пытаясь найти в его бездонных глазах доказательства причастности к той злосчастной аварии. Б. взгляда не отвел. Но Гольцов не испытывал иллюзий по этому поводу. Он сам досконально овладел искусством самообладания и мог в любой момент придать лицу безобидно-невинное выражение.

— Президент лично наделил нас особыми полномочиями, — выдержав взгляд, спокойно и рассудительно продолжал Отважный. — Теперь нет необходимости согласовывать наши мероприятия с местной властью или коллегами. Про операцию с кодовым названием «Волк» не знает никто… Выходит, и помощи ждать неоткуда… Полагаться можешь только на собственный опыт и интуицию.

— Значит, полная импровизация?

— Да!

— Это мне нравится…

— Знаю… Вот досье Волка (директор выложил на стол тоненькую папку)… Тут все: внешность, татуировки, кореша, привычки, увлечения… Выучи — и в дорогу!

— Кто может узнать Пашку?

— Никто. Волков никогда не бывал в том городе. Родители перебрались в Сибирь, когда он уже сидел. На родине, в Рязани, им все напоминало о случившейся трагедии…

— Какой?

— Об этом ты узнаешь из досье. Кстати, именно после той истории у Пашки начались неприятности. Так что его стариков я понимаю…

— Где мне остановиться?

— Конечно, не в пятизвездочном отеле. Волк недавно откинулся. Тот город для него — чужой. Попробуй остаться на вокзале, пока не пристроишься… Побомжуешь немного — только на пользу здоровью!

— Спасибо на добром слове!

— Возьми с собой пару упаковок фенамина.

— Зачем?

— Пригодится. Препарат поднимает настроение, уменьшает аппетит, способствует более быстрому наступлению чувства насыщения, ликвидирует последствия опьянения…

— Но ведь я не пью!

— Придется! Иначе кто поверит в искренность образа.

— Меня уже тошнит.

— Связь с Центром обеспечат автоматические камеры хранения. Дальнейшие указания найдешь в ячейке номер «26». С резидентом будешь общаться через «семьдесят первую». Последний использует метод «водяного давления». Тайнопись проявляется при увлажнении текста…

— Знаю. Достаточно намочить бумагу под краном!

— А для тебя технари приготовили сюрприз. Держи! — генерал с гордым видом передал Максу внешне обычную двухцветную авторучку. — Одна ее половина заправлена обычными чернилами, вторая — симпатическими. Таким образом, прочитать твой рапорт можно будет только в лабораторных условиях!

— А если ручка попадет к противнику?

— Не волнуйся. Прибор обеспечен микродатчиком, реагирующим на прикосновение только твоих пальцев. В чужих руках — корпус сразу треснет, и жидкость, естественно, вытечет. Так что — смотри, никому ручку не давай!

— Понятно. Что делать, если подозрения относительно Семашко подтвердятся?

— Ограничений для тебя не будет. Можешь применять любые методы!

— Даже силовые?

— Почему бы нет? Думаешь, мне не больно, когда наши «замутки» не находят дальнейшего продолжения?

— Не знаю…

— Только сделай все по уму. Запусти цепную реакцию…

— Каким образом?

— Не прикидывайся дураком, Макс! Ты лучше меня знаешь, как действовать в таких ситуациях!

— Нет. Не знаю, — хитро прищурил глаза подполковник.

— С преступниками надо бороться их же методами! — вздохнул Б. — Застрелишь Бюрократа, его «бандюки» начнут «мочить» конкурентов. Те станут огрызаться… А мы будем наблюдать, как они калечат друг друга. Условно назовем это план «А»…

— Теперь ясно! — пробормотал Гольцов и не сдержал смеха. — Есть, их же методами, ха-ха-ха-ха…

Отважный тоже рассмеялся, громко и беззаботно.

Эти двое радовались тому, что, наконец, сказали друг другу то, о чем каждый из них не раз размышлял длинными, бессонными ночами. На насилие следует отвечать насилием.

Собственно, к подобному выводу давно пришли все их младшие коллеги…

 

Глава 7

Бомжи

Бомж. Эта аббревиатура сегодня прочно вошла в лексикон россиян. С каждым годом в стране становится все больше и больше лиц, не имеющих определенного места жительства… Как могло случиться подобное в двадцать первом веке — никто не может объяснить.

Нет, не все они пьяницы и наркоманы, как это хочет преподнести официальная пропаганда.

Взять хотя бы Марью Васильевну, или просто бабу Машу.

Бывшей учительнице — далеко за семьдесят. Уже пять лет она вдова. Дети переехали на постоянное место жительства в одну из скандинавских стран. А трехкомнатная квартира в престижном районе требовала немалых капиталовложений. Поэтому старуха решила ее продать и за вырученные средства купить малосемейку.

Продать — продала, а денег не получила.

С тех пор просит милостыню…

Это только несведущим кажется, что попрошайничать — легко и просто. Мол, сел под церковью, сбросил шляпу, — и, знай, подсчитывай прибыль! Как бы не так! Чтобы получить доходное место, — надо быть в команде.

Баба Маша работает под «патронатом» Актрисы. Эта дамочка действительно когда-то играла второстепенные роли в местном театре оперетты. Теперь она режиссер… самодеятельного театра драмы. В ее труппе — десятки немощных инвалидов. Но есть и вполне здоровые люди, увечья которых — лишь ловкий трюк, призванный выдавливать слезу из глаз сограждан. Иногда они такие спектакли закатывают!

Сама Актриса на вокзале никогда не появляется. Только присылает по утрам кого-нибудь из своих подручных, чтобы сообщить подопечным, где им предстоит нести вахту. Как в «Операции “Ы”»: «Песчаный карьер — два человека!»

Трудиться под ее мудрым руководством — сплошное удовольствие. Правда, большую часть выручки Актриса присваивает себе, зато она сама, без посторонней помощи, улаживает текущие проблемы с ментами и бандитами, чиновниками и конкурентами.

Не все вокзальные бомжи способны вызывать сочувствие. Марья Васильевна, безногий «афганец» Женька да (периодически) Николай Петрович — бывший парикмахер, на лице которого легко читается отчаяние и безнадега. Остальные берутся за любую работу: моют и убирают, выгружают и подносят, стерегут товар и приторговывают разнообразной мебелью…

Есть и такие, что не брезгуют воровством. Большинство из них уже побывали за решеткой и ныне мечтают быстрее вернуться в «альма-матер». Еще один парадокс нашей демократической действительности… Летом на вокзале еще ничего. А зимой? Когда на улице — минус сорок, и озверевшие «мусора» выгоняют несчастных из зала ожидания? В тюрьме же — более-менее тепло, и баланду своевременно дают. То есть, лучше стибрить чемоданчик какого-либо зазевавшегося пассажира и отравиться на нары, чем голодать и мерзнуть на свободе!

Иногда даже воровать не приходится. Придет знакомый мент, скажет: «Сегодня на моем участке — мелкая кража. А портить показатели из-за нескольких блоков сигарет и двух-трех бутылок водки — не хочется. Кто возьмет грех на душу?» Охочие найдутся всегда…

Вывезут такого добровольца на место преступления, проинструктируют, он и на суде будет талдычить, что спиртное выпил, а курево продал незнакомому человеку с кавказской внешностью…

В этом году в городе, куда направили Гольцова, резко возросли официальные показатели раскрываемости преступлений. Благодаря успешной работе милиции по мелким правонарушениям. Ведь именно они составляют львиную долю криминальных происшествий. На одно убийство приходятся десятки случаев угона автотранспорта, сотни краж и хулиганских поступков. Если по ним оперативно выявлять виновных, нераскрытое убийство составит 0,01 процента от общего числа и не сможет существенно повлиять на благополучную картину борьбы с преступностью, а значит, и на количество премий, поощрений, повышений по службе…

Есть ложь, большая ложь и… статистика.

Так, кажется, говорят англичане…

«Нам, россиянам, эта пословица подходит даже лучше, чем британцам!» — грустно подытожил Макс, ознакомившись с секретными документами, проливающими свет на истинное положение дел в регионе.

 

Глава 8

Первое знакомство

Вокзал — далеко не лучшее место для разведывательной деятельности аттестованных сотрудников. В любое мгновение кто-то из коллег может приехать в командировку или отпуск и признать в немытом бомже «однокашника» по училищу — Высшей школе — Академии… Те сразу поделятся подозрениями с кем надо и тогда человека, скрывающегося под чужой личиной, достанут из-под земли и вытрясут из него все. Вот почему такие специфические задания поручают только тем, кто вне кадрового учета, кого ни один человек в мире не видел в форме, то есть нелегалам.

Ровно в десять утра отощавший Гольцов (накануне операции пришлось пройти усиленный курс похудания) сошел с поезда и окинул оком прилежащую территорию. Под вокзальными часами, как раз напротив его вагона, сидел безногий калека и что-то бурчал себе под нос. Их взгляды встретились.

— Держи, братишка, — Максим бросил в кепку несколько монеток, хотя внешний вид его самого тоже взывал к помощи. Особенно жалко смотрелась фуфайка, замусоленная, залатанная, слишком широкая для стройной фигуры и совсем необязательная для теплой поры года.

— Спасибо! — прошептали в ответ обветренные губы. — Ты где служил?

— В Баграме…

— А я в Кандагаре…

Они — ветераны той неправедной войны — всегда безошибочно узнают друг друга. Правда, Гольцов, в отличие от своего прототипа — сержанта Волкова, не принимал непосредственного участия в кровавых сражениях, но в Афганистане бывал не раз. И задания, которые он выполнял в чужой стране, были не менее ответственными и рискованными.

— Меня Женькой звать, — выдержав паузу, представился безногий. — А тебя?

— Павлом.

— К нам надолго?

— Да как получится… Для начала надо утрясти кое-какие формальности…

— Встать на учет?

— И это — тоже!

Даже такой сверхточный вывод никак не мог свидетельствовать о выдающейся Женькиной проницательности. Не признать вчерашнего зэка в небритом мужчине с резко очерченными скулами на изможденном морщинистом лице, мог разве что слепой.

— Жить есть где? — тем временем продолжал расспросы «афганец».

— Было…

— Что сие означает?

— Родаки имели отдельную квартиру. Но они умерли несколько лет тому назад…

— Ты там прописан?

— Нет.

— А квартира приватизирована?

— Не знаю.

— Боюсь, ничего тебе не светит, браток…

— Тогда я стану на льготную очередь. Как участник боевых действий…

— Ну, ты даешь, Паша! Я — безногий — добрый десяток лет ждал… Пока государство соизволило облагодетельствовать общагой с одной кухней на две семьи. Так те подонки — мои соседи — меня и близко к газовой плите не подпускали. Голодом заморить решили, суки… Еле сбежал от них. С тех пор и попрошайничаю на вокзале. Хорошо еще, нашлись порядочные люди. Наши, «афганцы», с краевой организации. Наехали на засранцев, бока намяли… Они потом на станцию прибегали, умоляли вернуться обратно, но я отказался. Сейчас ребята подыскивают им квартиру для размена, значит, две комнатки вскоре могут стать моими…

— Дай боже… Возьмешь меня к себе?

— Запросто!

 

Глава 9

Городское кладбище

О том, где похоронены родители, Пашке сообщила сердобольная соседка. Письмо нашли в одном из его карманов. Теперь этот пожелтевший конверт согревал на груди Макс.

«Куда первым делом должен отправиться Волк? В милицию, на родительскую квартиру? Нет. Скорее всего — на кладбище!» — пришел к выводу разведчик.

Больше часа он бродил среди гранитных глыб и железных крестов со скромным букетом полевых цветов в руках. Казалось, зная номер кладбищенского сектора, найти захоронение будет нетрудно. Но попробуйте сориентироваться в незнакомом многотысячном городе, зная лишь порядковый знак микрорайона!

Нужная фамилия попалась на глаза неожиданно. Взгляд Гольцова упал сначала на фото белокурой девчонки, покоящейся под невысокой корявой березкой, затем скользнул направо — на покосившуюся пирамидку, прижавшуюся боком к давно не крашенному и поэтому быстро ржавеющему кресту, чьей-то пьяной рукой криво сваренному из никак не подходящей для этих целей полуторадюймовой трубы, и остановился на никелированном квадрате. «Волков Степан Васильевич, 2.04.1933—19.10.2003 г.».

У него было больное сердце.

Елизавета Петровна скончалась от инсульта чуть позже, хотя в том же году — 13 ноября. Но таблички, повествующей об этом печальном событии, на кресте не оказалось. Некому поставить!

«Придется заняться мне!» — решил Максим.

Поцеловав фотографию «родителей», он на всякий случай смахнул «накатившуюся» слезу и в очередной раз огляделся вокруг, хотя на все «двести» был уверен, что за ним никто не наблюдает.

Обнаружить «хвост» профессионалам особого труда не составляет. Слежку они чувствуют спиной — это правда. Приезд Волкова не вызвал ни ажиотажа, ни хотя бы повышенного интереса. Играть дальше на публику — не имело смысла.

Гольцов торопливо возложил на могилку цветы и рванул в сторону автострады, на которой успел заметить рейсовый автобус, заходящий на конечную остановку…

 

Глава 10

Бюрократ

Макс почему-то очень волновался, отправляясь по адресу, с которого на зону к Пашке приходили последние письма. По плану операции ему было крайне необходимо познакомиться с Бюрократом, а что там делать Волкову?

Квартиру никогда не вернуть — это же ясно как белый день… Впрочем, вчерашний зэк вряд ли согласится с подобной постановкой вопроса. Не попытаться разобраться с «прихватизатором» своей законной квартиры — значит, накликать подозрение…

Дверь открыл неказистый толстячок не старше сорока в длинном махровом халате, рукава которого были густо засеяны американскими звездами, а на спине красовалась надпись «USA». Что-то похожее накидывают на боксеров в перерывах между раундами. Такая вот пародия на Тайсона!

— Вы ко мне? — круглая физиономия выражала то ли испуг, то ли недоумение.

— К себе! — решительно бросил разведчик, переступая порог.

— Что это значит?

— Здесь жили мои родители!

— А… Так вы Павел Волков?

— Точно.

— Понимаю ваше состояние… Понимаю и сочувствую… Но ничего поделать не могу.

Заметив накатывающиеся огни раздражения в глазах непрошенного гостя, толстячок предпринял попытку смягчить ситуацию:

— А вот обижаться вам не следует. Данная жилплощадь по праву отошла к мэрии, которая распорядилась ей по собственному усмотрению. В строжайшем соответствии с действующим законодательством. Совершенно случайно квартиру выделили мне! Просто повезло.

— А я?

— Вы? Вы никогда не были прописаны в нашем городе!

— Ну и что? Я ведь заявлял из колонии о своих правах на имущество. Вам должно быть известно об этом!

— Конечно, известно! Иначе бы я и не подозревал о вашем существовании. Но неприватизированное жилье через полгода обращается в собственность городских властей.

— И вы, как представитель этой самой власти, не преминули воспользоваться подвернувшейся халявой! — четко чеканя каждое слово, выпалил Гольцов.

— Откуда вам это известно? — хитро прищурив глазки, поинтересовался Тайсон.

«А, черт… Ведь действительно, Пашка ничего не должен знать о чиновничьих играх вокруг родительского очага! Выходит, я проболтался… Надо как-то выкручиваться из положения!»

— Видимо, вы не очень ладите с соседями, — начал импровизировать Гольцов сначала неуверенно, затем твердо и последовательно. — Старушки просто светились счастьем, сообщая о ваших махинациях!

— Какие еще старушки?!

— Те, что сидят на скамье у подъезда. От них я узнал столько интересного…

Видимо, импровизация попала на щедро удобренную почву.

— Опять Стела Никифоровна воду мутит! — разгневанно пробасил толстяк. — С чего бы это ее потянуло на откровенность?

— Не знаю! Я только поинтересовался, в каком подъезде находится квартира под номером тридцать. А она говорит: «Вы, наверное, к Олегу Ивановичу?» «К себе! — отвечаю. — Там жили мои родители». И тут старуху прорвало… «Ой, вы, наверное, Павел… Как я сразу не догадалась… Весь в отца. Нос, губы, глаза васильковые. Не дождались Степан с Елизаветой… Вот радости б то было! А в вашей квартире теперь бюрократ живет…» Да-да, так и сказала — бюрократ! «На машине, — говорит, — его привозють и увозють… Большая, видать, шишка… Только его у нас не любят… Шибко высокомерный — никогда даже не поздоровается», — старческим голосом для пущей убедительности продекламировал Макс.

— Мразь! — спокойно прокомментировал Семашко. — Если бы не муж — Герой Союза — ее б отсюда давно турнули!

Гольцов просек, что у ничего не подозревающей бабульки могут возникнуть неприятности, и решил отвести от нее подозрения:

— Всех на улицу не выбросить, господин хороший! На скамье человек пять сидело. Как минимум. И Героева супруга была отнюдь не самой агрессивной среди них. Чем вы так «достали» несчастных соседей?

— Вы их спросите… — коротко отрезал Бюрократ. И завизжал: — Что вам от меня надо?

— Как что? Квартиру! Мне негде жить!

— Слушайте, вы…

— Павел Степанович!

— Если вы сейчас же не уберетесь — я натравлю на вас милицию и тогда…

— Что тогда? Что тогда? — Макс расставил веером пальцы и пошел на сближение. — «Шнифты» погашу! Собственный болт лизать заставлю!

Тайсон не на шутку испугался и попятился вовнутрь помещения. Уловив панические настроения в поведении противника, Волков мигом перешел в атаку.

— Думаешь, я своих прав не знаю? Старики жили обеспеченно. Новую мебель купили. Телик, холодильник, сантехника… Гони откупные, гад!

— Ка-ка-какая мебель? — еле выдавил Олег Иванович и, повернувшись лицом к импортной стенке, стал поочередно выдвигать из нее все ящички. Внутренне приготовившись к любым неожиданностям, разведчик хладнокровно наблюдал за его действиями, держась на всякий случай за ручку дубовой двери. Если бы Бюрократ вдруг выхватил пистолет — он успел бы выскочить из квартиры!

К счастью, тот искал не оружие. Через секунду толстяк вытряхнул на пол содержимое очередного ящичка и, подняв клочок бумаги со многими печатями, стал трясти им перед носом нахала:

— Это вы видели?

Документ назывался «Опись имущества семьи Волковых». Знакомиться со списком не было необходимости. Гольцов назубок изучил его содержание еще в Москве. Полуразваленный диван, древняя тахта, черно-белый телевизор да несколько ковров, наполовину съеденных молью, — вот и все достояние живших здесь стариков!

Но Макс и не собирался сдаваться.

— У мамки было золото! Несколько цепочек, два обручальных кольца, коронки…

— Мне об этом ничего не известно!

— И деньги… — продолжал блефовать Гольцов. — Пятьсот долларов хранились за иконой Матери-Богородицы… Кстати, сама по себе икона — вещь бесценная. Семнадцатый век. Досталась отцу в наследство от прапрабабушки!

— А-а-а!!! — заорал Олег Иванович. — Вот, возьмите… Возьмите все… Больше у меня нет!

— На первое время, пожалуй, хватит, — спокойно констатировал нелегал, пересчитывая деньги. — Когда закончатся — я наведаюсь еще раз! — добавил нахально и, не прощаясь, шагнул за дверь.

— Лучше не попадайся на моем пути! — угрожающе прошипел Бюрократ, когда крутой визитер удалился на безопасное расстояние.

 

Глава 11

Обустройство

В инспекцию исправительных работ и трудоустройства можно было не спешить. Граждане, отбывшие наказание в местах не столь отдаленных, обязаны становиться на учет в течение трех суток после прибытия. То есть времени у Волкова оставалось предостаточно… Но Гольцов решил не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Вдруг Бюрократ оправится от шока и вздумает воплотить в жизнь свои угрозы насчет «натравливания» ментов… Кто знает, что могут отчебучить эти оборотни?

Разведчик постучался в первый попавшийся кабинет, услышав: «Заходите» — толкнул двери… За столом сидела прелестная молодая женщина в парадной милицейской форме.

«Интересно, какой у нее сегодня праздник?» — успел подумать Макс.

Тщательно отутюженная белоснежная рубашка с двумя маленькими звездочками на красных погонах еле сдерживала напор мощной груди. Узкая полоска галстука, пролегшая меж соблазнительных бугорков, только оттеняла все достоинства бюста.

Гольцову вдруг захотелось сказать грудастой милиционерше что-то ласковое, приятное, в меру льстивое и даже, черт возьми, слегка похабное. Он еле сдержал себя. Разве имеет право зэк заигрывать с такой очаровашкой?

— Здравствуйте… Я Волков. Павел Степанович, — представился, протягивая листок освобождения.

— Людмила Владимировна, присядьте, пожалуйста.

— Спасибо…

— А я вас представляла совершенно иным!

— Разве мы знакомы?

— Заочно. Я читала определение суда о назначении административного надзора. Этот документ переслали в инспекцию, когда вы выбрали для жительства наш город.

— А-а…

— Косвенно я даже причастна к тому, что начальство дало добро на ваше трудоустройство.

— Спасибо… Чем вызвана такая благосклонность?

— Знаете, если бы с моей сестрой случилось нечто подобное, я бы поступила точно так же…

— Еще раз сэнкью.

— Видимо, даже лагерная администрация сочувствовала вам. За пять лет работы впервые встречаю человека, освобожденного спустя всего несколько недель после принятия Указа об амнистии. Обычно на это уходят долгие месяцы!

— Не такой я пай-мальчик, как вам кажется… Почитайте характеристику!

— Читала. Она, по сути, вполне положительна. Даже побег из колонии не портит общего впечатления. Он ведь в какой-то мере был вынужденным… Вы уже сходили на кладбище?

— Да.

— Дома тоже побывали?

— Конечно!

— К сожалению, ваши родители не приватизировали жилье… — огорченно обронила Людмила Васильевна.

— Не сыпьте соль на раны…

— Вот почему некоторые наши товарищи были против вашего проживания в крае. Понимаете, предполагались трения…

— Но мне больше некуда податься! — огорченно выкрикнул Макс.

Впрочем, похожую фразу ежедневно произносят сотни и тысячи наших сограждан, возвращающихся после длительной отсидки. Но разве можно такими «мелочами» прошибить доморощенных чиновников? Что для них отдельная личность, они же мыслят глобально! Просто не замечая за общегосударственными проблемами нужды маленьких несчастных людей…

Хотя в этот раз реплика, кажется, нашла искреннее понимание и даже сочувствие.

— Знаю! — улыбнулась лейтенантша. — Потому и настаивала на удовлетворении вашей просьбы. Вот, возьмите… Это направление на алюминиевый завод.

Принимая стандартный бланк с вписанными фамилией, именем и отчеством, Гольцов без особого энтузиазма разыграл благодарность. А вот Павел, наверное, был бы по-настоящему тронут. В кои веки подумали о нем, а не о тех, кого от него надо защищать и отгораживать.

Людмила Васильевна тем временем пояснила участливым голосочком:

— Мы имеем договоренность с администрацией этого предприятия. Они выделяют квоту для нашего контингента. Вас обязаны трудоустроить в течение нескольких дней. И предоставить общежитие. С пропиской.

— Постараюсь оправдать ваше доверие. Можно идти?

— Да… Листок освобождения не забудьте… Он вам пригодится для выработки паспорта.

— Хоть так, хоть иначе — никто не сделает ксиву, пока я не определюсь, где буду прописываться…

— Вот тут вы не правы! Это дискриминационное положение давно отменено. Хоть сейчас можете наведаться в паспортный стол. Знаете, где он находится?

— Найду…

— Тогда — до встречи!

— Мы еще увидимся?

— А как же! Мы теперь будем видеться чуть ли не каждую неделю. Забыли? Вы под админнадзором!

 

Глава 12

Первая ночь на вокзале

Приближался вечер. С целью разрешения проблемы ночлега, Гольцов неохотно поплелся в сторону железнодорожной станции — других вариантов у него, точнее, у человека, чью роль выпало играть Максиму, просто не было.

Женька сидел на том же месте, под часами. Согласно расписанию, никаких проходящих поездов пока не намечалось, по перрону прогуливались только случайные прохожие, не склонные к даче милостыни, и он решил передохнуть перед «жатвой». Так образно вокзальные старожилы называли небольшой отрезок времени после прихода ночного экспресса из Москвы.

Гольцов пошел в буфет, купил пару бутылок импортного пива и набил «хавчиком» полиэтиленовый пакет. Еще в обед он проглотил таблетку фенамина, но все равно жрать хотелось немилосердно.

Отпускавшая товар пышнотелая буфетчица сверлила подозрительного клиента тревожным взором. Мол, есть ли у тебя деньги, оборванец? И только когда Макс достал из кармана несколько сторублевых банкнот — сменила гнев на милость и, мило улыбаясь, громко стала приглашать его заходить чаще.

Рядом, за столиком, стоя пили водку трое здоровяков с противными физиономиями. Состоятельность заезжего «лоха» сразу бросилась им в глаза. Разведчик спиной ощутил агрессивный взгляд одного из них — узкоглазого уродца с оттопыренными, как у Чебурашки, ушами. Но виду не подал. Пускай смотрят и завидуют. Он знает себе цену.

Женька все еще дремал. Гольцов устало плюхнулся на свободную скамью и, покусывая горячий пирожок, погрузился в раздумья.

«Какая-то странная спецоперация… Ни фамилий, ни адресов, ни даже конкретного задания… Езжай… Разберись на месте… Запусти цепную реакцию! Одним словом, полная импровизация! А я, дурак, еще говорил, что мне нравится такой поворот событий!»

В этот момент от багажного отделения к нему неторопливо направились двое милиционеров, которых разведчик за разницу в росте мысленно окрестил Штепселем и Тарапунькой. Макс интуитивно почувствовал, что менты уже настроились на конфликт, однако действительность превзошла все его ожидания.

— Эй, ты, предъяви документы! — прогремел грубый голос, и в тот же миг чья-то нога в тяжелом ботинке опустилась на ступню нелегала.

Гольцов сорвался с места и запрыгал на одной (неповрежденной) ноге, рассыпая ругательства по адресу «проклятых мусоров».

— Паспорт давай! — тем временем повторил «просьбу» старшина — крепкий сельский молодец со сгорбленной фигурой, слегка напоминающей шимпанзе. Длинные руки, которые, как у всех человекоподобных обезьян, болтались где-то на уровне колен, только усиливали сходство.

— Шевелись быстрее! — поддержал напарника полутораметровый доходяга с погонами сержанта.

Макс молча потянулся за справкой.

— Значит, освободился? — провизжал Штепсель.

— Как видишь…

— Убийство при отягощающих обстоятельствах, умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью, побег из места лишения свободы… Целый букет! Да ты, земеля, настоящий рецидивист, — грозно заметил Тарапунька, ознакомившись с документом.

Его коллега-недомерок тем временем не сводил глаз с просвечивающегося пакета. Уж больно ему хотелось пива! Зарплаты давно не получал, что ли?

— Чего молчишь? — перешел на крик человекоподобный.

И тут сбоку донесся на удивление твердый и сильный Женькин голос:

— Оставь его, Серега! Пашка наш. Шурави…

Как ни странно, громадный страж правопорядка безропотно подчинился. То ли воспоминания о военном братстве сыграли роль, то ли Женька имел на него особое влияние.

Скорее всего, сработали оба фактора. Вокзальные попрошайки наверняка «отстегивают» ментам весомую часть своего дохода и таким образом держат их если не на крючке, то в определенной финансовой зависимости. Это раз.

Да и старшина, по-видимому, оказался не таким конченым человеком, чтобы прессовать бывшего товарища по оружию. Что он и подтвердил мгновение спустя, выдавив располагающую и такую добродушную улыбку на обезьяньем лице:

— Скажи хоть, кого замочил, хе-хе!

— Всех тех, кто насиловал сестру.

— О! Скольких? — в громогласном милицейском голосе зазвучали нотки искреннего уважения.

Настоящий Павел Волков в такой ситуации ни за что не стал бы распространяться. Он прав, тысячу раз прав — всякий, кто пойдет на насилие и убийство, заслуживает смерти без всякого суда и следствия. Это для людей его круга — аксиома.

Макс тоже решил оставаться немногословным.

— Сколько б не было — все мои, — тихо молвил и скромно потупил взгляд.

— Ясно, — как ни странно, до Сереги дошло, почему ответ зэка был таким коротким и резким; но милицейская натура — это больше, чем профессия, и он спросил:

— Что-то не припомню такого случая…

— Это произошло в Рязани. А когда — смотри по первой судимости.

— Понял… — кивнул старшина.

А его единственный подчиненный поспешно полюбопытствовал:

— К нам какими судьбами?

— Предки съехали в ваш город…

— Что ж ты не спешишь к ним?

— Куда? На кладбище?

— Извини.

— Ничего…

— Квартира пропала, что ли? — спрашивает Сергей, сообразив, хоть с опозданием, почему его новый знакомый вдруг выбрал для ночлега провонявший гарью, потом и хлоркой вокзал, не самое удобное место в городе.

— Угадал…

— Ладно… Оставайся с Жекой. Если что — мы дежурим всю ночь.

— Сегодня вам повезло, — поддержал его сержант. — Один вагончик полностью свободен. Там жили ремонтники, но прошлой ночью они уехали в командировку.

— Спасибо! — растрогался разведчик. — Заходите на огонек! Угощаю. В честь освобождения.

— Зайдем, Витек? — старшина повернулся к подчиненному, дожидаться согласия которого он, впрочем, и не собирался. — Зайдем! — сам же ответил за двоих.

Вскоре сгустились сумерки, и Макс с Женькой отправились в свежевыкрашенный вагончик, сиротливо маячивший на запасном пути. Не мудрствуя лукаво, заняли купе под номером «1». Сразу откупорили по бутылке пива… Затем стали накрывать стол. Рыбка, колбаска, куриные окорочка, зелень…

Вдруг из тамбура донесся какой-то шум. Гольцов навострил уши.

— Это Серега с Виктором! — успокоил его Женька.

Спустя мгновение дверь купе отъехала в сторону. В проеме показалась троица, которую Гольцов приметил еще в буфете.

— Гони бабки! — заорал Чебурашка.

Попрошайка почему-то решил, что обращаются к нему, и принялся нервно вытряхивать из «нычек» мелочь. Один из негодяев вызвался «помочь» инвалиду и начал выворачивать Женькины карманы. Второй, не медля, бросился к Максу, схватил его за грудки и потянул на себя.

Резкий взмах правой руки — и парень завалился на пол, загородив своим телом выход из купе. Его «подельник», успевший конфисковать у Женьки несколько монеток, грозно развернул в сторону Гольцова пудовые кулаки и… тут же схлопотал по спине костылем. Тяжелая голова от боли наклонилась вниз и нарвалась на выставленное вперед колено разведчика. Захрустели носовые хрящи, брызнула кровь.

Остававшийся в коридоре узкоглазый вымогатель, заподозрив неладное, рванул из вагона и… столкнулся в тамбуре с подоспевшим Шимпанзе. Один взмах руки — и он сел на жопу. Серега, словно асфальтоукладочный каток, проехался по парню всей массой и, как вкопанный, застыл на пороге первого купе.

— Ну, вы даете, блин! — только и смог вымолвить, пораженный увиденной картиной.

Нападавших препроводили в вокзальное отделение милиции и после короткого допроса… отпустили по домам.

— Эти трое принадлежат к группировке авторитета по кличке «Бубен». С ними лучше не заедаться, — пояснил старшина. — А к вам больше никто приставать не будет — гарантирую!

Когда инцидент был исчерпан, Сергей, Виктор, Макс и Женька сбросились по несколько червонцев и на все деньги купили водки. Победу праздновали до пяти утра. Остаток ночи милиционеры провели в соседнем купе.

 

Глава 13

«Разбор полетов»

— Ты классно дерешься… Сразу видно — наш, «афганец», — едва продрав глаза, начал «разбор полетов» Женька.

— Парни просто не ожидали отпора, — скромно ответил Макс, не подымаясь с вагонной полки. — При другом раскладе они разорвали бы нас в клочья.

— Ну, не скажи! — философски заметил его новый товарищ. — Опыт боевых действий — великое дело.

— Что правда, то правда, — охотно согласился Гольцов и, оседлав любимого конька, продолжил развивать тему, почти целиком использовав рассказ знакомого рецидивиста, проведшего за решеткой большую половину своей жизни. — Тюрьма, брат, — тоже, кстати, неплохая школа. На зоне, бывает, один против целой шоблы идет. И побеждает! Приведу пример. Как говорится, из личного опыта. Со мной одесский авторитет сидел. Погоняло его «Дедушка». Может, слыхал?

— Нет…

— Редкой порядочности человек… Когда на свободу уходил — сотни узников забрались на крыши бараков и пускали голубей, поздравляя его с освобождением. Так вот. Мы на зоне мячи производили. Перед отправкой потребителю их положено было надувать. Для проверки, так сказать, качества. С этой целью в цехе установили два ниппеля. Вот местные отморозки и решили устроить себе забаву. Постановили на сходке — один ниппель для нормальных мужиков, второй — для обиженных… Ну, ты в курсе: петухи там, чушки.

— Знаю…

— Та колония всегда считалась красной, то есть таковой, где порядки устанавливает администрация, а не братва. И один мужик из нашего отряда, по кличке «Квас», по некоторым данным, тесно сотрудничавший с кумчастью, скорее всего по ее указке принялся демонстративно надувать мяч через ниппель для «неприкасаемых». Так он сам стал законтаченным. И местные приняли решение «опустить» парня. Я был против, но к моему мнению не прислушались — пошли искать совета у Дедушки. Как человек авторитетный, он должен был принять сторону братвы, или, как говорят в зоне, — масти, а принял — мужицкую! То есть, косвенно подыграл администрации! Отморозки встретили такое решение в штыки. Кваса вшестером затащили в темный угол и… Тут появился Дед. Вежливо попросил оставить парня в покое. Его послали на… И тогда старый вор бросился в драку. А тут и я подоспел. В общем, Кваса мы отбили… Многие тогда точили на нас зубы, но воры в законе, к которым обратились за помощью в разрешении конфликта, как ни странно, оказались на нашей стороне. «Не стоит вносить в наш дом семена раздора!» — гласил их вердикт… Я к чему эту историю привел. Воля — вот что главное в драке. Никак не физическая сила или какие-то мудреные приемы. Воля и бесстрашие. Дедушке тогда уже за пятьдесят было, да и сам по себе он — человек некрупный, а сокрушит многих молодых… И в первую очередь — не кулаками. Взглядом, голосом…

— Согласен, — неуверенно пробормотал Женька.

— Тебе «Цусиму» читать приходилось? — собирая остатки снеди, продолжал просвещать свежеиспеченного друга разошедшийся разведчик.

— Как двенадцать матросов пошли против трех тысяч, и толпа обратилась в бегство? — блеснул эрудицией «афганец».

Макс оторопел. Он и не подозревал, что попрошайка может знать о таких деталях!

— Да, дела, — тихо произнес, пытаясь скрыть секундную растерянность, но вскоре снова овладел ситуацией и уверенно повел беседу в нужном русле. — А ведь противостояли им не сцикуны. Те же военнопленные! Пороху понюхавшие изрядно. Но такая решимость светилась в глазах дюжины мореманов…

— Не забывай, они зарезали одного для острастки! — сухо прокомментировал Женька и окончательно добил самоуверенного агента, начав цитировать по памяти Новикова-Прибоя. — «Охваченные паникой, солдаты бежали вдаль, по широкой улице, сшибая друг друга, кувыркаясь, бежали так, как будто они никогда не бывали на фронте… Некоторые, гонимые слепым страхом, полезли под крыльцо»… Нам с тобой, Паша, такое состояние хорошо знакомо…

Нет, не так прост этот безногий парень, как казалось поначалу! Макс еще пытался что-то нести про хатха-йогу, кунг-фу, сгустки энергии и убийство взглядом на расстоянии, но Женька уже окончательно перехватил инициативу.

— Ты мне голову не морочь. Скажи лучше, откуда у тебя бабки? — уставившись в собеседника проницательными глазками, требовательно произнес он.

Юлить перед боевым товарищем никак нельзя. Не простит. Но и выкладывать всю правду, мягко говоря, — не рекомендуется.

— Рэкетнул одного негодяя, — заговорщически прошептал Гольцов. — Только смотри, держи язык за зубами!

— Без крови?

— Без. Более того — с деньгами тот тип расстался добровольно!

— Ой, не верю я тебе, Паш…

— Как ты думаешь, у моих стариков были кое-какие сбережения?

— Были…

— Мебель, бытовая техника, радиоэлектроника?

— Что-то имелось — дураку понятно.

— Наша квартира того… «Гавкнула»…

— Слыхал.

— Старое барахлишко новый жилец кому-то сбагрил. Не ожидал, что объявится наследник. Пришлось платить компенсацию.

— Не врешь?

— Честно!

— А я-то думаю, чего эти трое к нам прилипли?! Не из-за моих же копеек! Кто-то навел на тебя, парень!

— Нет… Все намного проще, прозаичнее… Они засекли, как я рассчитывался в буфете!

Безногий подумал и кивнул: возможно, мол. После чего сам приложился к остаткам вчерашней роскоши и предложил приятелю:

— Перекуси… Неизвестно когда следующий раз жрать будем!

Гольцов налег на колбасу.

— Ты сегодня никуда не собираешься? — продолжал допытываться Женька.

— Почему нет. На заводе надо показаться и «ксиву» сделать.

— Постой, брат… Все не так просто. Паспорт месяц ждать придется. А жить с временными документами — накладно. Каждая сволочь будет норовить проверить твою личность. Сколько у тебя «капусты»?

— Немало…

— Лучше заплати за срочность — и завтра получишь документ!

— Да ну?

— Точно. Начальник паспортного стола — мой кореш. Служили вместе в Кандагаре. Я к нему никогда не обращался с подобными просьбами, но почему-то уверен — если надо, Игорек не откажет… И лишних денег не возьмет… Ну что, возьмешь меня с собой?

— Поехали!

 

Глава 14

Местные разборки

Губернатор бросил телефонную трубку и погрузился в раздумья. Звонил Иван Павлов, бывший однокурсник, а ныне начальник краевого ФСБ… Просился на прием… Как-то неудобно было вставлять «клизму» старому приятелю, но что поделать? Разве хочешь — должен!

Кто-то запустил в Интернет информацию о жуткой криминогенной ситуации в его владениях, перечислил десятки нарушений во время приватизации алюминиевого завода и других промышленных предприятий, навел множество примеров коррупционных деяний местных чиновников… Дальше — больше. Автор, укрывшийся под псевдонимом Василий Васильев, поставил власти диагноз — «полный паралич».

«Пришло время задуматься, нужна ли нам власть, которая не в состоянии защитить не только интересы каждого рядового гражданина, но и государства в целом»… Такой вывод журналиста давал губернатору основания считать, что публикация направлена как против региональной элиты, так и против державы!

Вскоре дверь отворилась.

— По вашему приказанию прибыл! — отрапортовал лысоватый мужчина с неприметной внешностью в новой форме с темно-синими погонами, на которых красовались три большие звездочки.

— Садись, полковник…

— Спасибо.

— Ну, что скажешь?

— По поводу чего?

— Про эту грязь. Из всемирной паутины…

— Некоторые нюансы указывают на то, что автор имел доступ к базе оперативных данных…

— То есть ты хочешь сказать, что…

— Кто-то из наших сливает информацию — точно.

— Мотивы?

— Люди устали жить в дерьме…

— Так-так, — губернатор прикурил любимый «Парламент» и начал измерять шагами просторный кабинет. — Что прикажешь предпринять?

— Мои ребята уже работают над установлением личности борзописца. Вычислим, прижмем к ногтю и тогда узнаем, откуда растут ноги…

— Хочешь, чтоб нас с тобой до конца жизни в СМИ клевали?

— Я не имел в виду официальные мероприятия: вызовы, допросы…

— Что тогда значит «прижмем к ногтю»? Действовать надо крайне осторожно. Установить личность, пустить следом «наружку», обеспечить круглосуточное прослушивание, взять под контроль всю корреспонденцию. И — в первую очередь — ту, что поступает через электронную почту. Чем, чем у вас занимается этот… отдел компьютерной разведки?

Сигарета сгорела до конца, и чиновник сразу прикурил новую.

— Мы не против свободы слова. Пускай критикуют. Лишь бы коренья не задевали, — продолжил, выпуская чрезмерно едкий, по мнению некурящего полковника Павлова, дымок. — Значит, так… Твоя главная задача: пресечь отток информации. А журналиста — не трогать. Пусть живет и ничего не подозревает, ясно?

— Так точно!

— В принципе ничего непоправимого пока не случилось. Но люди из Кремля дали понять, что они не заинтересованы в эскалации конфликта. Правда, в данном случае их, скорее всего, заботит не столько имидж государства, сколько собственные финансовые интересы…

— Не без того…

— Что, имеешь какие-то факты?

— Да. Ознакомить? — Павлов развернул папку с грифом «Секретно!», которую держал в руках.

— Оставь, я сам посмотрю. Позже.

Губернатор выпустил очередное кольцо дыма. От сигареты остался только фильтр.

— Чтобы вывести из-под обстрела столичных боссов, придется гасить конфликт на месте… Мелких чиновников, скомпроментировавших себя, надо будет убедить в необходимости добровольной отставки. Я уже дал соответствующие указания… Против некоторых фигурантов — возбудишь уголовное дело. Но только так, для отвода глаз…

— Что-что, а имитировать бурную деятельность нас учить не надо!

— Ничего не поделаешь… За каждым мелким воришкой стоит крупный покровитель.

— С них и следовало бы начать!

— Ты, балбес, хоть понимаешь, чего лепечешь?

— Прости…

— Кто из чиновников законспирирован под кличкой «Бюрократ», установил?

— Процентов на восемьдесят…

— Как это понимать?

— Полной уверенности пока нет. Скорее всего, Олег Семашко, твой бывший заместитель.

— Давай, крути его! Пока нас не опередили другие…

— Так никто ж не посмеет.

— А москвичи?

— Эти могут…

— Вот видишь… Пользуясь расположением нового президента, директор ФСБ отстоял право на самостоятельное проведение некоторых оперативных мероприятий, теперь он может даже не согласовывать свои планы с руководством регионов.

— Знаю!

— Мы должны если не опередить Отважного, то хотя бы контролировать процесс! Иначе грош нам цена! Понял?

— Так точно. Разрешите идти?

— Иди…

 

Глава 15

Гражданин России

В приемной начальника паспортного стола толпились десятки «прихожан». Перед инвалидной коляской они почтительно расступились. И только одна особо агрессивная дамочка попыталась поднять шум, мол, пускай калека зайдет, а сопровождающее его лицо ждет очереди на общих основаниях, но в целом толпа была настроена доброжелательно, и друзья без задержки попали в небольшой уютный кабинет, где за единственным столом сидел, углубившись в чтение бумаг, не старый, но седовласый майор милиции, вокруг которого порхала миловидная особа с пачкой документов в руках.

— Тут все правильно, — улыбнувшись, заметил майор. — Заплатите деньги в кассу и оставьте квитанцию в кабинете номер шесть…

— Спасибо! — перед тем как ретироваться, растроганно протянула красотка.

Лишь только за ней закрылись двери, начальник поднялся с насиженного места и, раскинув в стороны руки, пошел навстречу новым посетителям.

— Привет, Женя!

— Здравствуй, Игореша. Знакомься, это Паша, мой лучший «кореш»… Он служил в Баграме…

— У вас какие-то проблемы?

— Да. Мне нужен гражданский паспорт.

— По замене или по утрате?

— Я недавно освободился… Вот, — Макс протянул листок освобождения.

Майор пробежал глазами по тексту, неодобрительно покачал головой.

— Богатая у тебя биография, браток! — бросил вслух.

— Ты не думай, Паша — не отморозок, — поспешил заступиться за друга Евгений. — Он просто расправился с подонками, лишившими жизни его сестру.

— Понятно… Деньги хоть имеете?

— Есть малехо…

— Бланк паспорта я выдам бесплатно, а вот за фото придется заплатить…

— Сколько?

— Обычное — тридцать рубчиков, моментальное — пятьдесят…

— Считаю, что спешить нам некуда! — посоветовал экономный Женька.

— Ну, как хотите, — пожал плечами Игорь.

— И когда мне выдадут паспорт? — поинтересовался разведчик.

— Как только будут готовы снимки.

— Следовательно, если сделать их сейчас…

— Получишь документ сегодня.

— Тогда лучше не тянуть. Где находится ближайшее фотоателье?

— Теперь у нас все на месте. Сервис!

Майор набрал короткий номер по внутреннему телефону и затарахтел в трубку:

— Алло, Марат? Зайди ко мне с «Полароидом»…

Через несколько минут в кабинет ввалился толстозадый юноша с круглым, гладко выбритым лицом.

— Сними его! — велел начальник, указывая на «Волкова».

— Дайте хоть минуту привести себя в порядок! — взмолился тот.

— Ты и так красивый, — авторитетно заверил Женька.

Максима усадили на стул. Марат навел на него объектив и нажал на кнопку. Аппарат зашипел и выдал фото. Гольцов недолго подержал снимок за пазухой и, когда изображение набрало необходимой четкости, довольный, отсчитал деньги.

— Я могу идти? — спросил фотограф.

— Да… А ты, братишка, заполняй бланки.

Разведчик взял предложенную авторучку.

— Что писать в графе «место проживания»?

— Так и пиши — где будешь жить…

— Еще не знаю… Обещали общагу на алюминиевом.

— Хорошо. Паспорт получишь через час. А пропишешься позже. Все… Извините, у меня работа.

Поблагодарив участливого начальника, Макс покатил коляску из кабинета. Агрессивная женщина снова выказала недовольство:

— Вы только посмотрите: как по блату, так и фотографа в кабинет вызывают. Ну ладно, один — инвалид, а второй-то, второй — вполне трудоспособный, мог бы и постоять!

— Как вам не стыдно! — жестко осадил ее Женька. — Паша — Герой Советского Союза!

— Тогда совсем другое дело, — неожиданно засмущалась скандалистка.

 

Глава 16

Слесарь-наладчик

На завод в тот день друзья так и не попали.

Получив паспорт, вернулись на вокзал и до вечера занимались обычными делами: Женька под часами клянчил деньги на хлеб насущный, а Гольцов в вагончике размышлял о плюсах и минусах своей теперешней легенды. Нет, не такая она и совершенная, как убеждало начальство.

Особенно беспокоила разведчика… инспекция исправительных работ. Максим знал, что в личное дело уголовника вклеили его собственную фотографию, но ведь Людмила проговорилась, что держала в руках еще и постановление о назначении административного надзора! Там тоже должно быть фото! Неужели инспекторша не заметила разницы между настоящим Волковым и временным исполнителем его роли?

«Стоп! Наверняка снимки подменили раньше. Выходит… руководство операции уже тогда знало о печальной Пашкиной участи? Черт побери, я еще разберусь с этим странным ДТП. Вот только вернусь в Москву — и сразу выясню, кому принадлежит “Победа” и где отбывает наказание ее водитель…

И еще… Лейтенантша нечаянно призналась, что впервые видит человека, выпущенного на волю сразу после провозглашения Указа об амнистии. Обычно на это уходят долгие месяцы… К тому же неоднократно судимые, к числу которых принадлежит и мой персонаж, никогда не покидают зону досрочно. Значит, в легенде очевидный прокол?

Нет… Не может быть… Наши специалисты знают законодательство не хуже этой сисястой крали… Удивляет другое… Почему Отважный не открыл мне всей правды? Просто не считал нужным? Или недооценил аналитические способности своего лучшего агента? А может, генерал вообще не надеялся на мое благополучное возвращение?

Езжай, разберись…

Полная импровизация…

Цепная реакция…

Интересно, на ком она закончится?

Уж не на мне ли?»

Тревожные мысли долго не давали ему уснуть.

Однако ночь прошла без приключений.

А утром Макс в сопровождении теперь уже неразлучного товарища отправился на алюминиевый завод — целый город с собственной железной дорогой, высоковольтными подстанциями и высоченными трубами.

Полную информацию о состоянии дел на этом предприятии разведчик получил еще в столице.

На бумаге производство выглядело убыточным. Рабочие по полгода не получали зарплаты, энергетики время от времени отключали цеха от электроснабжения, налоговики обкладывали банковские счета штрафными санкциями…

Но заводское руководство совершенно не страдало от такого положения дел — продолжало разъезжать в шикарных иномарках, содержать офисы и секретарш, устраивать пышные презентации по поводу каждого копеечного контракта.

Алюминий отпускался за рубеж по бросовым ценам. Сколько денег оседало затем в швейцарских банках на закодированных счетах мудрых руководителей всех рангов, известно одному лишь Богу!

Правда, не только ему. Еще — Интерполу и неким структурам в ФСБ… Для остальных эта информация закрыта. И совсем не для того, чтобы в один прекрасный и долгожданный день вернуть украденное на Родину. Наоборот. Чтобы простые россияне, не приведи господи, не пронюхали, чем на самом деле занимаются великие ревнители государственных интересов!

Нельзя сказать, что вчерашнего зэка встретили на заводе с распростертыми объятиями. Мусоля в руках новенький паспорт, между страниц которого покоился затертый листок освобождения, старый кадровик долго размышлял вслух о всеобщей безработице, на чем свет клял милицейскую инспекцию, но все же завел на Волкова трудовую книжку и собственноручно сделал в ней первую запись: «Принять на работу слесарем-наладчиком 4-го разряда»…

Соответствующие корочки Пашка получил еще в Сарненской зоне.

На резонный вопрос: «Когда приступить к выполнению обязанностей?» — кадровик ответил весьма уклончиво: «Придите через неделю… Мы подготовим для вас место…»

Впрочем, честно трудиться в промышленности Гольцов и не собирался. Просто добросовестно придерживался всех рекомендаций и предписаний. То есть делал то, что должен был делать на его месте настоящий Волков.

Поэтому и предложение поселиться в общежитии сразу отклонил. На вокзале дешевле. И комфортнее…

 

Глава 17

Бубен

Вечером Пашка решил устроить «фуршет» по поводу своего трудоустройства. Вокзал еще не знал такого шабаша нищих и попрошаек. Бомжи выпили несколько трехлитровых банок «бодяги» и съели всю жаренную телячью печень в станционном буфете. К счастью для окружающих, большинство участников попойки были хроническими алкоголиками и быстро пьянели, поэтому все закончилось довольно быстро и относительно благополучно. Без драк и «разборок».

После нескольких часов беспробудной пьянки на ногах держались только сам инициатор застолья, некий Николай Петрович и Женька. Если вообще можно применять такое выражение по отношению к безногому инвалиду.

Гольцов безбожно пропускал тосты, которые время от времени провозглашали его сотрапезники, но все равно чувствовал себя отвратительно.

Зато Евгений по части выпивки оказался самым настоящим докой. Посуду не мусолил. Брал ее заскорузлыми пальцами и мгновенно опрокидывал содержимое в луженое горло, от чего раздавался звук, напоминавший спуск воды из бочка в унитаз. Словно не двести грамм в стакане, а все несколько литров. При этом он почти не закусывал и беспрестанно причмокивал: «Хор-ро-ша!», даже не подозревая о том, как надоела эта гадость его новому товарищу.

Ночлег пришлось устраивать прямо в зале ожидания: вагончик снова оккупировали законные хозяева, вернувшиеся из командировки.

Николай Петрович приволок откуда-то несколько фуфаек и старых пальто; швырнул их на жесткие полки, ничуть не отличающиеся от тюремных нар.

— Спокойной ночи, — пожелал с откровенной издевкой в голосе.

Гольцов первым закутался в тряпки и быстро заснул. Буквально через несколько минут после этого в зал вошли четверо мужчин. Уже знакомая троица во главе с узкоглазым Чебурашкой плюс высокий элегантный блондин в костюме «от кутюр». Типичный денди.

Они явно кого-то искали…

Впрочем, парни довольно быстро сообразили, что объект их внимания может находиться под чужими обносками, и с брезгливым видом стали перекидывать рваное тряпье.

Сначала нашли Женькин обрубок, потом Петровича, а, в конце концов, обнаружили и Пашку.

— Он! — холуйски загалдели, обращаясь к стоящему в стороне блондину.

Тот небрежно взмахнул рукой, мол, исчезните!

Троица мгновенно растворилась в слабоосвещенном помещении.

— Здравствуй, — тихо произнес незнакомец, тормоша Волка за плечо.

— Привет! — спросонья пробормотал полупьяный нелегал, предпринимая вялую попытку накрыться с головой.

Но почти сразу догадался, что незнакомец обращается именно к нему, и мигом вскочил на ночи.

Хмель как рукой сняло.

— Владимир, — тем временем представился мужчина и протянул потную ладонь.

— Павел…

— Ты прости моих засранцев…

— Каких?

— Которые напали на тебя с Женькой…

— Бог с ними! Мы же отбились…

— Затеяли, понимаешь, беспредел… Где это видано, чтобы у человека последнее забирали? Я правильно говорю?

— Правильно. Во всяком случае — по понятиям…

(Почему бы не подтвердить? Павел бы непременно согласился.)

— Мы с Серегой про твою долю слегка перебазарили… — продолжил «денди».

— С каким еще Серегой?

— С «мусором», — он нагнулся и опустил руки чуть ли не до пола.

— А… С Шимпанзе…

— По всему видно — человек ты авторитетный, о понятиях знаешь не понаслышке… — ровным голосом, не стараясь воспроизвести блатную интонацию, продолжил щеголь.

— Что ты хочешь? Столько лет на зоне!

— Мы тоже воровской кодекс чтим, посему прости еще раз: обмишурились.

— С кем не бывает…

— Если кто трогать будет — ссылайся на меня, обидеть не посмеют!

— Понял, — ответил Макс, поддерживая тон ровного делового разговора; со стороны они, наверное, выглядели забавно: небритый, характерно одетый худой бомж и лощеный господин, так и хочется сказать «из среднего класса», только вот такового у нас пока нет и невесть когда еще будет.

— Это правда, что ты четверых в Рязани замочил? — после небольшой паузы поинтересовался Владимир и взглянул на собеседника чуть пристальнее обычного.

— Правда!

— К нам по делу или отдыхать прибыл?

— Старики здесь похоронены…

— Жить есть где?

— Нет. Пока тепло — перебьюсь. А там… Женька приютить обещает.

— Может, я чем подсобить смогу?

— Вряд ли… Хотя… Поторопи Женькиных соседей, чтоб быстрее съехали. Адресок дать?

— Не надо. Сам знаю. А ты, как я погляжу, — ништяк! Пойдешь ко мне в бригаду?

— Почему бы нет? Только не сейчас. Через месячишко-другой… Дай волей насладиться.

— Слышал, тебя на алюминиевый направили?

— Зацепиться за что-то надо, чтобы получить прописку… А трудиться на дядю я не собираюсь.

Что-то в ответе Макса было не так. Или же Владимир не привык, чтобы от его предложений отказывались.

Во всяком случае интонация стала суше, когда он сказал:

— Что ж, не буду напрашиваться… Захочешь меня увидеть — скажешь Женьке, он все мои точки знает.

— Нет базара…

— Ну, покедова…

Господин крепко сжал ладонь Гольцова и решительно направился к выходу из зала ожидания. Трое мордоворотов еле поспевали за ним.

За последней сценой разведчик наблюдал уже через окно…

 

Глава 18

Женька

— Представляешь, к нам приходил сам Бубен! — ошарашенно пролепетал Женька, как только ночные гости покинули вокзальное помещение.

А Макс думал — он крепко спит.

— Кто такой? — бросил равнодушно, чтобы скрыть собственную заинтересованность этой персоной.

— Вовка Бубенщиков… Очень авторитетный человек. Контролирует несколько прилегающих к вокзалу районов. Но сам на станции доселе никогда не появлялся! Эх, зря ты отказался!

— Ты о чем, дружище?

— Пойти в бригаду…

— А-а… Так ведь он ничего конкретного не предлагал. А покупать кота в мешке — я не привык.

— Особого выбора у нашего брата нет, — безжалостно констатировал инвалид. — Государственные предприятия простаивают, а в частные с такой биографией лучше не соваться… В бизнесе, сам знаешь, все ниши забиты, остается только одно — податься в попрошайки или в банду! Хотя, какие они к черту, бандиты? Скорее — предприниматели, консолидировавшиеся для того, чтобы не платить мзду рэкетирам от власти. Да, кстати… Бубен держит несколько магазинов, малое предприятие, владеет контрольным пакетом акций некоторых добывающий компаний…

— Откуда это тебе известно?

— Из газет! Писаки сейчас ничего не боятся. Режут правду-матушку, не задумываясь о последствиях. Только на их лепет давно никто не обращает внимания!

— Эт точно…

(«Еще и как точно! Который год я в этой шкуре… Не то чтобы совсем и никогда, но чаще всего — все наши стрелы пролетали мимо целей. Или попадали в «молоко»… И еще, на ту же тему… Прошли, в сущности, считанные дни, а меня уже трусит при виде свежей газеты. Никогда не думал, что отсутствие информации станет одним из самых тяжких испытаний во время текущей спецоперации»…)

— К нам в зону пресса поступала нерегулярно, — несколько секунд мысленно поразмышляв о собственной прямо-таки наркотической зависимости от масс-медиа, совершенно искренне пожаловался Гольцов. — Иногда до драки доходило из-за клочка бумаги с правдивой статейкой… За каждой толковой книгой по проблемам преступности — люди в очередь записывались. Ее обладатель на время становился чуть ли не авторитетом. Конечно, писаки часто порют лажу, но и дельные мысли у них иногда проскакивают!

— Будь спок, нам информационный голод не грозит, — многозначительно пообещал Женька. — Я телку хорошо знаю, которая на лотке печатной продукцией торгует… Трахаю ее раз в месяц, чтобы не утратить квалификацию. Она на этом деле помешана…. Хошь — журнал. Хошь — газету. Задаром почитаем. Только аккуратно. Порвешь или загадишь — придется платить! Ленка сама у хозяина на зарплате…

— Понял! Значит, будем с новостями?! — облегченно вздохнул разведчик.

— Без них никак нельзя! Я, когда в общаге кантовался, информацию «из ящика» черпал. В первое время на вокзале дурел без телевизора. А сейчас ничего, привык… — подытожил Женька и, потягиваясь, добавил: — Спать что-то расхотелось.

— Мне тоже.

— Может, поговорим? По душам… А то мы еще ничего не знаем друг о друге…

— Чур, ты первый!

— Ладно…

Бомж натянул по уши ветхое одеяло и, оглядевшись по сторонам, начал свой рассказ:

— Я из местных. Коренной сибиряк… Жили мы в деревне, сейчас она уже в черте города находится. Нормально жили, как все. Отец немного выпивал, мать, как я понимаю с высоты прожитых лет, слегка погуливала… Они разошлись, когда мне было четыре годика. Батяню c тех пор ни разу не видел, он съехал куда-то на юга, а мамка… Та тоже вскоре слиняла в Прибалтику. То ли в Латвию, то ли в Литву, до сих пор не знаю. Ее новый хахаль оказался из высланных, где-то в начале семидесятых некоторым из них разрешили вернуться на историческую родину… Мы вдвоем с бабкой тогда перебивались… Она умерла, когда мне исполнилось шестнадцать. Остался один. Школу забросил. И рванул на север с геологами, так сказать, в качестве подсобной силы. То были лучшие годы в моей жизни… Пока в армию не забрали. Сразу загремел в Афган, как большинство сирот. Попал в самое пекло. До сих пор по ночам кричу… Ты сам там побывал — знаешь. Командиры внушали, что мы выполняем интернациональный долг, а сами… воровали налево и направо. Вот почему так много генералов вскоре оказались в числе совладельцев частных банков, видных политиков. Нашему губернатору тоже в горячих точках служить приходилось. Так что деньжат, поверь мне, нахапал немерянно! Как это делалось? Надо, к примеру, из Пакистана переправить в Афган оружие для душманов. Через охваченные войной города и веси идти небезопасно. Поэтому караван по договоренности с пограничным начальством зачастую проходил через земли Таджикистана! Наши ребята все взоры обращали на юг, а у них в тылу разгружались пушки, «Стрелы», «стингеры», пулеметы для моджахедов…

— Что было — то было, — согласился Максим. — Об этом многие газеты писали.

— Или вот такой случай, — невозмутимо продолжал Женька. — Из Союза пребывает самолет с ценным грузом (вооружение, медикаменты, продовольствие — не важно что!). Его разгружают где-нибудь в горах и порожняком гонят на юг Афганистана. Летчики включают автопилот и… выпрыгивают с парашютами. А в крылатую машину попадает «Стингер». Бывали случаи, когда ракета поражала лайнер раньше, чем его успевал покинуть экипаж! Все заранее выгруженное имущество, естественно, списывалось и передавалось душманам. За американскую зелень…

— Ну, это ты уже загнул! — не выдержал разведчик. — В советское время за такое…

— Эх, Пашка, Пашка! — укоризненно покачал головой Евгений. — Наивный ты чувак… Хошь верь — хошь не верь: мы сопровождали именно такой самолет! На границе его разгрузили. С понтом, для проведения каких-то технических мероприятий. «Регламентные работы!» — объяснили особо любопытным командиры. Известно: после профилактики летчики обязаны совершить пробный или контрольный вылет. Порожняком. Но группу сопровождения почему-то препроводили в салон. Предварительно накачав солдат наркотиками и водкой — кто чего желал! Подозрений у ребят не возникало. Старшему-то из нас в то время всего лишь двадцать стукнуло. Ни ума, ни опыта. Только Влад Проценко из-под Киева что-то неладное почуял. «Не пойму, — говорит, — зачем летуны берут с собой парашюты? В транспортной авиации ими пользоваться не принято!» Полагаю, членам экипажа высокопоставленные организаторы той аферы выплатили немалый аванс, а также предоставили гарантии безопасности, но своего слова не сдержали. Как военные люди, они прекрасно понимали, что свидетелей оставлять в живых нельзя… Вскоре после взлета в самолет угодила ракета. Прямо в кабину. Парашюты не понадобились… Погибли все. Как я спасся — не знаю. Чистая случайность, чудо, один шанс из миллиона… Тем более что уже через несколько минут у места катастрофы были духи. Чтобы лично убедиться в отсутствии уцелевших «шурави». Но я успел с перебитыми ногами отползти на несколько сот метров и затаиться в узкой расщелине. Пролежал там несколько суток, пока меня случайно не подобрали автомобилисты, колонной проезжавшие мимо. Впрочем, слово «случайно» здесь вряд ли уместно. Я «выкатился» из пещеры под колеса головному «Камазу»…

— Ты считаешь, что наше командование действовало в сговоре с моджахедами?

— Конечно! Духи первым делом пересчитали тела и, обнаружив «недостачу», стали тщательно прочесывать местность. Но Богу было угодно, чтобы я остался в живых. Зачем — не знаю. Может, для того, чтобы через столько лет поведал миру правду?

— Ты сообщал о случившемся в контрразведку или военную прокуратуру?

— Я что — сумасшедший? Самоликвидатор? Они б меня и в госпитале достали. Даже имя свое никому не называл! «Дежа вю» — и все тут! Только в Чимкенте, после ампутации, память «частично вернулась» ко мне. Сначала вспомнил фамилию, затем — место жительства, и отправился, наконец, домой… Жил один в родительской избушке. Квартиру в городе получил лишь после того, как она окончательно развалилась. Малосемейку, с общей кухней! Лучше б погиб тогда заодно с друзьями! Соседи меня голодом морили… еле сбежал от них… Но, может быть, все еще наладится, а?

— Наладится, конечно… Но, видимо, нескоро… Ты только никому про эту историю с самолетом не рассказывай, ладно?

— Теперь-то уж мне ничего не страшно, брат… Да и кто сейчас в такое поверит? Скажут, допился бомж до «белки». Еще в психушку запрут!

— Запрут непременно. А ты мне нужен! Так что «фильтруй базар», дружище.

— Ты, Паша, только не думай, что я балабол какой-то… О том эпизоде ни одна душа в мире не знает, кроме нас с тобою…

— Двое — это уже очень много!

— Я тебе, как брату, первому открылся, а ты меня учить вздумал! — неожиданно обиделся Женька и, отвернувшись, сделал вид, что засыпает.

Макс тоже последовал его примеру.

 

Глава 19

Есть контакт!

Планируя какую-либо спецоперацию, ее идейные вдохновители обязаны в первую очередь позаботиться о надежной связи с непосредственными исполнителями. Это — аксиома, другими словами — неоспоримая истина, не требующая доказательств. Во всяком случае — для нелегалов…

Вскоре Максим получил первую депешу. В ней были только фамилии: «Бубенщиков, Семашко». Это означало, что руководители ФСБ признали приоритетными именно эти два направления в деятельности разведчика. Какой информацией руководствовались они, принимая такое (кстати — абсолютно верное!) решение, Гольцов не знал. Но сразу догадался: Отважного информирует еще кто-то. Скорее всего — неизвестный пока резидент, личный контакт с которым предполагалось установить только в случае крайней необходимости.

Обычный листок бумаги Макс обнаружил в автоматической камере хранения, помеченной цифрой «26». Ознакомившись с текстом, переложил послание в ячейку номер «71»: осуществлять информационное обеспечение операции, а значит, и собирать досье на всех фигурантов дела — святая обязанность резидента. Последний, как и Гольцов, должен периодически проверять содержание связной камеры, но напасть на его следы пока не удавалось. Слишком профессионально тот действовал…

«В инспекции я уже отметился, паспорт получил, на работу фактически устроился… Так что теперь, дружище, ты от меня никуда не денешься… Во время следующего подхода будешь мой!»

Максим с самого утра удобно расположился в уголке зала ожидания рядом с камерами хранения. Неподалеку устроился Николай Петрович, часами не сводивший глаз с буфета, точнее — с пивных бутылок, соблазнительно выстроенных в шеренгу за стеклянной витриной. Слабость по отношению к пенящемуся напитку старый парикмахер питал еще со времен социалистического «изобилия»…

Чтобы он не изошел слюной, Волкову пришлось возрождать традиции меценатства:

— Эй, Петрович!

— Что, Паша?

— Пиво будешь?

— Издеваешься?

— Не… Серьезно!

— Я бы с удовольствием… Да «бабла» нету.

— Угощаю! Какое ты больше любишь?

— «Балтику». Троечку…

— Возьми пару бутылочек. И рыбку не забудь!

— Хорошо… Деньги давай!

— Пусть Верка запишет на мой счет… Когда закончим — я рассчитаюсь!

Старик бросился к прилавку и что-то шепнул на ухо толстой буфетчице. Та недоверчиво покосилась в сторону Гольцова, но разведчик вовремя кивнул подбородком, и желанные бутылки с синей этикеткой перекочевали в руки дяди Коли. После чего Вера принялась резать на куски копченую скумбрию, аромат которой мгновенно заполнил весь зал…

Еще секунда — и все это богатство очутилось на скамье перед Максимом.

И понеслось!

Николай Петрович быстро справился со своей порцией. Всего лишь под один кусочек рыбки. И жадно уставился на бутылку товарища, количество напитка в которой, казалось, совсем не убывает.

Пришлось повторить.

Потом еще.

И еще…

Завтрак постепенно превратился в обед, обед — в ужин.

Все это время разведчик вполне успешно пытался не выпускать из поля зрения автоматические камеры. Может быть, за исключеньем тех минут, когда бегал отливать жидкость. Но так никого и не дождался. Или в его «расчеты» закралась ошибка, или резидент проявил чрезмерную осторожность, или Макс попросту «прошляпил момент»…

И только когда стрелки вокзальных часов на всех парах стали приближаться к полночи, на глаза агенту попалась миловидная смуглянка, небрежно и в то же время как-то особенно ловко несущая через зал стройное тельце, облаченное в своеобразное сочетание пестрых, истинно цыганских тряпок и вполне современного импорта. Она спокойно и гордо проследовала к связной камере, набрала нужный код… Было хорошо видно, как цыганка берет записку и прячет ее во внутренний карман легкой замшевой куртки, накинутой поверх платья.

Через мгновение незнакомка покинула просторный зал и сразу затерялась в компании таких же черноволосых девиц. Все они были, как на подбор: тощие, чуть ли не прозрачные, росточком где-то под метр семьдесят. Ни одной привычной толстозадой матроны с парочкой сопливых и чумазых детишек.

Гольцов понял, что резидент обвел его вокруг пальца.

Он не обиделся — нет.

Наоборот, мысленно похвалил коллегу за осторожность.

 

Глава 20

Контрразведчик Байков

Коренной ленинградец Иван Байков с детства мечтал ловить шпионов. Спал и видел, как выводит на чистую воду очередного врага советской власти. Поэтому проблемы выбора профессии для него никогда не существовало…. Закончил среднюю школу в родном Петроградском районе, отслужил срочную службу в Заполярье, где вступил в партию, считавшуюся тогда «руководящей и направляющей», и, заручившись рекомендациями старших товарищей, подался в управление КГБ. Там ему посоветовали поступить в университет. На обычный юрфак. Байков засмущался, мол, не потяну, но краснощекий капитан, с которым его познакомил второй секретарь горкома комсомола — бывший однокурсник старшей сестры — только рассмеялся в ответ…

Вступительные экзамены Байков сдал на удивление легко, хотя особенными знаниями никогда ранее не отличался. Что поразило обычно суровых экзаменаторов? Рабоче-крестьянское происхождение, военная выправка, партийная принадлежность? А может, просто посодействовала Контора?

Капитан первым поздравил свежеиспеченного студента. Еще до обнародования официальных результатов. И сразу предложил «ответственное» задание: еженедельно информировать его лично о всех разговорах в студенческих кругах. Непродажный по характеру, Иван каждый раз краснел, передавая своему куратору письменный отчет.

Летом друзья-студенты разъезжались по стройотрядам, а здоровило-Байков, вооружившись очередным освобождением от «тяжелого физического труда», без устали овладевал секретами будущей профессии. Посещал закрытые лекции в военных училищах и Академиях, где, как оказалось, каникул никогда не бывает, получал навыки работы нелегала в спецгруппах милицейских заведений, даже в летнем лагере ГРУ однажды стажировался… Впрочем, тогда он был совсем не Байковым, а Мухаммедом Аль-Рашидом, посланцем дружественного Ближнего Востока. Благо, «косить» под араба Ивану оказалось совсем не сложно. Почти никто не мог распознать чистокровного «русака» в ярком брюнете с черными проницательными глазами.

Тем временем в руководстве Страны Советов произошли незапланированные изменения. Дорвался к власти Горбачев, начал что-то нести о демократии и гласности. В прокоммунистических убеждениях молодого контрразведчика появилась первая маленькая трещинка, которая существенно углубилась, когда он получил доступ к некогда секретным документам о произвольных действиях КГБ по отношению к русской интеллигенции, которой Иван всегда симпатизировал и к составу которой небезосновательно причислял себя.

В те дни он серьезно сомневался в правильности своего выбора, но пути назад уже не было.

Конец восьмидесятых ознаменовался парадом суверенитетов. Откололись прибалты, участились разговоры о независимости в других «братских» республиках.

Лейтенант Байков получил направление во Львов. В тех краях всегда было немало непримиримых противников советской власти. Младших офицеров, выходцев из Росcии, которых не знали в лицо местные жители, часто внедряли с провокационными целями в националистические организации, растущие повсеместно, как грибы после дождя…

Именно во время таких «оперативных мероприятий» Иван окончательно убедился, что избранная им спецслужба создана не столько для противодействия агентам иностранных разведок, сколько для борьбы с собственным народом.

Такое положение дел просто не могло не привести к краху не только его личного мировоззрения, но и всей коммунистической идеологии.

Да что там идеологии? Огромной страны. Нерушимого, казалось бы, Союза…

Что касается Байкова, то его без лишней волокиты при первом удобном случае отправили от греха подальше — в столицу русских оружейников Тулу.

Так бы и сидеть Ивану на периферии до самой пенсии, если бы в руководство ФСБ вдруг не назначили одного из тех людей, кто знал о его спецподготовке.

Перспективного сотрудника перевели в Москву, повысили в звании.

Но и в столице ему пришлось чаще заниматься очковтирательством, чем выявлять истинных виновников разгула коррупции в государстве Российском…

 

Глава 21

Бандитское предложение

Вокзальная обстановка уже откровенно раздражала Гольцова. Женька чуть ли не круглосуточно пропадал на перроне, Петрович постоянно искал, кому «сесть на хвост», чтобы «вкинуть» дармовую чарку, знакомые милиционеры занимались собственными делами…

А он все торчал в зале ожидания, не сводя глаз со связных камер.

Но новые задания из Центра пока не поступали. Резидент тоже молчал. Наверное, задержался, собирая компромат на Бубенщикова с Бюрократом.

«Да, прав был Женька… Напрасно я не согласился сразу пойти в бригаду! — все чаще упрекал Макс сам себя. — Так и с ума сойти недолго. Нет… Хватит бездельничать. Пора действовать!»

Придя к такому выводу, он оставил свой наблюдательный пункт и, в последний раз скользнув взглядом по надоевшим ячейкам, поспешил к безногому товарищу.

— Ну, как дела? — спросил вместо приветствия.

— Нормалек…

— Сормак заканчивается… Надо идти на работу.

— К Бубену?

— А то куда же? Сам говорил — другого выхода нет!

— Хорошо… Я позвоню ему на трубу. Вези меня к ментам.

Гольцов послушно покатил коляску в направлении вокзального отделения милиции. Только там оставался еще телефон, у которого связисты не успели отключить «восьмерку».

Евгений справился довольно быстро.

— Он ждет в одном из своих баров! — сообщил, сияя радостной улыбкой. — Пошли на маршрутку.

Старый «РАФ» без приключений доставил их к месту назначения.

Вдоль стеклянных витрин под вывеской «Мираж» сновал взад-вперед двухметровый крепыш. Широкая ладонь крепко сжимала миниатюрный «Эриксон».

— Бар закрыт! — рявкнул он, смерив прибывших пренебрежительным взглядом.

— Мы к Бубену! — кратко пояснил Женька.

— Как доложить о вас?

— Скажи, что приехали афганцы!

Гигант привычно прошелся по клавишам «мобилы», что-то промямлил в микрофон. Услышав ответ, жестом указал на дверь и сразу позабыл о друзьях, сосредоточив внимание на группе молодых людей, которые, перейдя дорогу, двигались в направлении охраняемого объекта.

Бубенщиков пил кофе в уютном отдельном кабинете. Пред ним стояла пепельница, до краев забитая свежими окурками. «Один человек столько выкурить не мог… Следовательно, совсем недавно здесь происходил принципиальный и не самый приятный разговор», — предположил нелегал.

Хоть на лице авторитета явно читалась озабоченность, гостей он встретил вполне доброжелательно.

— Привет, братишки! Чем могу быть полезен?

— Твое предложение еще в силе? — сразу перешел к делу Максим.

— Насчет работы? — поинтересовался Владимир так, словно предложений им было сделано с десяток.

— Да…

— Мое слово крепко как сталь. Сказал — возьму, значит, возьму. Пойдешь в бригаду Тихона?

— На роль простого боевика я вряд ли гожусь. Возраст…

Бубен, как парень тертый, «догнал» молниеносно, что дело не столько в возрасте, сколько в статусе и стаже его нового знакомого, поэтому предпочел сменить тон с откровенно властного, хозяйского на более равноправный и доверительный. Но случилось это только после того, как кабинет покинул Женька, почувствовавший, что предстоящий разговор — не для посторонних ушей. «Чем меньше знаешь — тем дольше живешь» — этот нехитрый принцип безногий афганец усвоил навсегда.

— Ты неправильно меня понял, — оставшись наедине с Волком, продолжал гнуть свою линию господин. — У Андрея в подчинении — необстрелянный молодняк. Да и сам он за плечами ни одной ходки не имеет. А желание работать — хлещет через край. Может переусердствовать, наломать дров. Твоя задача — помочь бригадиру наладить контакты с авторитетами воровского мира, привить уважение к понятиям…

— Хочешь сказать, что я должен стать арбитром в вечном споре между бандитами и ворами?

— Именно так…

— Для этого я должен знать реальную обстановку в городе. Кто из авторитетов стоит смотрящим, кто держит общак…

— Да в том и дело, что никто! Менты всех перебили… Кто лежит, кто сидит, кто ноги сделал. Оставшиеся на воле воровского закона не признают. Метелят друг друга, невзирая на лица.

— И в это смутное время ты хочешь объединить братву под собственным началом, чтобы противостоять «мусорам»?

— Люди в погонах уже почувствовали вкус легких денег, теперь они готовы без раздумий убрать любого, кто начнет наступать им на пятки… Разве я похож на самоликвидатора?

— Нет, — поспешно заверил разведчик и надолго умолк, углубившись в раздумья.

«Ну что же, позиция у тебя, парень, вполне грамотная и обоснованная. Подбирать под себя братву ты не торопишься… Может, сил недостаточно, а может, и впрямь боишься стать поперек дороги всемогущественным ментам. Зачем тебе тогда старый зэчара? Замирить без крови местных отморозков — вряд ли возможно. Но если это кому-то и удастся — тот сразу станет тем самым авторитетом на подъеме, которых здесь отстреливают в первую очередь. А ты не камикадзе, не самоликвидатор — точно!»

— Ну что, согласен? — настаивал Владимир.

— Когда я увижусь с Тихоном? — почему-то решил потянуть лямку Макс.

— Он сам тебя найдет! — не менее уклончиво ответил Бубен.

Гольцов догадался, что разговор окончен. Поднялся, внимательно взглянул в синие холодные глаза. Его собеседник тоже вскочил с места и протянул пятерню. Рукопожатие вышло длительным и крепким. Но это было еще не все…

Господин торопливо запустил руку в карман и спустя мгновение выложил на стол несколько новеньких зеленых купюр с изображением президента Франклина.

— Держи, братишка… Переедешь в гостиницу, приоденешься. Одним словом — приведешь себя в порядок.

— Спасибо… Я отработаю.

— Надеюсь… Ну, будь здоров.

— Покедова!

Обнявшись, они горячо похлопали друг друга по спинам. После чего Макс круто развернулся и засеменил к выходу…

Жека сидел на ступеньках. Его взгляд, всегда ласковый и приветливый, на этот раз излучал только плохо скрываемую тревогу.

Он прекрасно понимал, что время расставания с другом уже не за горами…

 

Глава 22

Новости от резидента

Скорое переселение в отель не входило в планы разведчика. Ему было необходимо продержаться на вокзале еще хотя бы несколько суток. Для того чтобы окончательно установить круги друзей и недругов, союзников и противников.

Зато с переодеванием Гольцов тянуть не стал. Для начала купил костюм. Не самый дорогой, но элегантный. Под костюм подобрал рубашку. Серую, неброскую.

В придачу приобрел несколько трусов и добрый десяток пар носков, чтобы избавить себя от ежедневной постирухи.

Последней деталью обновленного гардероба стали черные тупоносые туфли. Кстати, тоже, как и костюм, отечественные.

Нет, Макс не был гиперпатриотом. Просто хорошо помнил, как в прошлый раз Отважный долго не хотел подписывать его финансовый отчет. Особенно возмутила генерала импортная куртку типа «Аляска».

«Покупаешь всякое иностранное дерьмо, вместо того чтобы поддерживать национального производителя, — бурчал тогда Б. — Еще и деньги требуешь вернуть!»

Правда, справедливые требования агента все же пришлось удовлетворить: слишком много налички сдал в кассу бизнесмен, роль которого блестяще исполнил Гольцов.

В этот раз на щедрость руководства рассчитывать не приходится.

Прибыли не ожидается.

Одни убытки…

Утомленный походом на вещевой рынок, Волков обессилено плюхнулся на жесткую полку как раз напротив автоматических камер. Тупо уставился в серые ячейки.

Внутреннее чутье, свойственное всем профессионалам, подсказывало агенту, что во время его отсутствия кто-то пользовался тайным каналом связи. Впрочем, «кто-то» — сказано слишком туманно и расплывчато. Резидент. Только он и курьер центра знали нужные коды. И то — каждый свой.

Курьер уже передал разведчику задание руководства.

Пришло время получить ответы на поставленные вопросы… Макс еле дождался ночи и только тогда, когда в зале полностью утих многоголосый шум, медленно пошел к камерам хранения. Предприняв необходимые меры предосторожности, открыл нужную ячейку и застыл от удивления: она была забита религиозной литературой. Впрочем, его тренированный глаз быстро обнаружил среди этой «агитпродукции» несколько абсолютно чистых листов бумаги.

Именно их он и надеялся найти…

Торопливо захлопнув камеру, Гольцов с бумагами в руке рванул в сортир. Со стороны могло показаться, что беднягу пронесло.

На самом деле с желудком у него все было в порядке. Намочив листы под тугой струей туалетного крана, Максим прочитал:

«Бубенщиков Владимир Яковлевич, русский, 1965 года рождения, разведен, сыну Александру 4 года. Мастер спорта по боксу, образование высшее, условно осужден по статье 222 УК Российской Федерации — “Незаконное приобретение, передача, сбыт, хранение, перевозка или ношение оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств”.

Контролирует привокзальный район, бары «Мираж», “Меридиан” и другие, совладелец целого ряда частных фирм и компаний, входит в совет директоров нескольких добывающих предприятий.

Под его руководством — шесть бригад, в каждой из которых четыре-пять боевиков. В основном — бывшие и действующие спортсмены, ранее не судимые. Особой жестокостью не отличаются, конфликты предпочитают разрешать мирными средствами. К силовым методам наиболее склонна группировка Тихона — Андрея Ивановича Тихонова, чемпиона России по самбо, неоднократного победителя боев без правил. Один из его бойцов — Геннадий Алексеевич Новиков — в настоящее время обвиняется по статьям 163 и 119 УК Российской Федерации, соответственно “Вымогательство” и “Угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью”. Содержится в СИЗО, всю вину берет на себя…

(“Вот она — вакансия! — подумал Гольцов. — Не иначе как вместо Новикова меня берут в бригаду”.)

…Под опекой Тихона находятся также две чисто воровские бригады, специализирующиеся на похищении автомобилей и квартирных кражах. Может быть, поэтому в середине 90-х Бубен активно искал поддержку среди московских преступных авторитетов.

После известных событий влияние “воров в законе” в регионе заметно ослабело. Сейчас город считается красным — здесь всем верховодит власть.

С Быковым Бубен в конфронтацию не вступает, на словах всячески поддерживает его, но в некоторых сферах бизнес-деятельности их интересы часто пересекаются. ВОЗМОЖЕН КОНФЛИКТ.

Связи среди руководителей края: первый заместитель губернатора, глава городской администрации, но особенно дружеские отношения поддерживает с директоратом крупных предприятий заполярных районов.

Места, наиболее часто посещаемые Бубенщиковым: собственный дом (адрес…), квартира любовницы (адрес…), офис фирмы “Росэкспорт” (адрес…), бар “Мираж” (адрес…), спортзал “Динамо” (адрес…)».

«Кажется, я начинаю понимать, почему власть так усердно стремится приукрасить криминогенную ситуацию в крае. Любое расследование столичных спецов неминуемо приведет к обнаружению тесных связей между оставшимися в регионе ОПГ и правоохранителями, а затем и к выявлению преступлений, совершаемых властью. Пользуясь нашим бюрократизированным ментовским сленгом, “как в экономической сфере, так и против конституционных прав человека и гражданина”», — подытожил разведчик, приступая к следующему досье.

«Семашко Олег Иванович, 1955 года рождения, украинец, в крае проживает с 1976 года. Будучи заместителем главы краевой администрации, входил в число трех высших руководителей, имеющих право подписывать разрешения на ведение внешнеэкономической деятельности и лицензии на бартерные операции.

В 1997 году по отношению к С. проводились оперативно-следственные мероприятия, связанные с обвинениями в коррупции. Сотрудники прокуратуры изъяли из его сейфа все записи по выдаче лицензий на право вывоза за пределы края цветных металлов в обмен на сельскохозяйственную продукцию, горюче-смазочные материалы и т. д. Но после вмешательства тогдашнего губернатора документы были возвращены на место.

В преступных кругах известен под кличкой “Бюрократ”. По оперативным данным тесно сотрудничает с Близнецами — братьями Корниловыми, главными конкурентами Бубенщикова. Последние состоят в родственных отношениях с начальником краевого управления МВД…»

Донесение резидента Гольцов сразу уничтожил.

Основные положения доклада по памяти переписал своей чудо-авторучкой на одном из оставшихся листов. Свернул, как надо, и вложил в двадцать шестую камеру.

На днях прибудет курьер, заберет его отчет и передаст в Центр…

 

Глава 23

Повод для размышлений

Курьером оказался обычный железнодорожник.

Высокий, статный мужчина лет сорока в форме сотрудника МПС выглядел совершенно спокойным и беззаботным. Не оглядываясь по сторонам, прямиком направился к камерам хранения, вынул из двадцать шестой ячейки чистые листы и небрежно бросил в серый кейс. Взамен оставил нечто, отдаленно напоминающее косметичку…

Такой откровенный «непрофессионализм» имел простое логическое объяснение: мужчина и не подозревал о роли, уготованной ему милицейскими спецами. Его попросили оказать услугу — он и рад стараться!

Осторожный Макс, как всегда, вскрывал камеру ночью.

Нет, это была не косметичка, а обычный кошелек, туго набитый российскими деньгами. И клочок бумаги с одинокой цифрой, означающей дату очередного сеанса связи…

Итак, новых заданий руководство перед ним пока не ставит.

Значит, приоритетной остается задача внедрения в банду Тихона!

Гольцову не спится…

Он грустно глядит в открытое окно, снова и снова вспоминая жену, детишек… Как им там одним в огромном городе? Супруга никогда не интересовалась причинами его длительных командировок. «Так надо!» — много лет тому назад отрезал Макс и этим навсегда отбил женское любопытство. Конечно, о том, что ее благоверный занимается не только журналистикой, Светлана догадывалась давно, но вида не подавала.

Разведчик задремал…

Как вдруг четко услышал скрежет открываемой камеры.

В ночной тишине он казался особенно громким.

Это же семьдесят первая ячейка!

Возле нее стоит новая «красотка» в пестрых одеяниях, правда, чуть поплотнее да постарше предыдущей, и с дитем в руках. Она уже пошарила короткой ручкой внутри ячейки и, ничего не обнаружив, аккуратно закрывает ее. Еще мгновенье — и ночная гостья семенит прочь.

Нет, на этот раз ты не уйдешь!

Отпустив цыганку на безопасное расстояние, Гольцов осторожно двинул следом за ней.

Да не тут то было!

Зажав малыша под мышкой так, будто это кукла, а не живой ребенок, незнакомка сломя голову бросилась на привокзальную площадь и ловко шмыгнула в такси, ожидавшее ее с открытой дверцей. Тачка рванула — и была такова, а до ближайших автомобилей с «шашечками», сиротливо маячивших на стоянке у сквера, оставалось, как минимум, метров пятьдесят, и разведчик понял, что снова остался с носом…

Понурив голову, бесславно возвратился на постоянное «место дислокации».

— Что, касатик, не догнал? — раздался рядом старческий голос.

Максим повернул голову на звук.

Марья Васильевна все видела и теперь с любопытством смотрела ему в глаза, ожидая объяснений.

— Не догнал… Больно шустрая девка попалась, — как можно равнодушнее сказал Гольцов, усаживаясь на скамью. Но разговор, оказывается, еще не исчерпан.

— Она что-то украла? — вкрадчиво поинтересовалась старуха.

— Нет. Просто мне показалось знакомым ее лицо. Наверное, я обознался… Это не Рита…

— И в самом деле не Рита. Нина. Но наши почему-то называют ее Нинэ.

— Кто — «наши»?

— Вокзальные… Кто же еще?

— А-а…

— Нинэ, как и многие ее соплеменники, в очень тесных отношениях с Актрисой. — заговорщически прошептала баба Маша, — Вроде как ее доверенное лицо.

— Да ну! — искренне удивился Макс; до сих пор он считал, что цыгане весьма неохотно поддерживают контакты вне своей этнической группы.

— Вот что я тебе скажу: неспроста она тут появилась… — вполголоса продолжала бомжиха, поблескивая не по-старчески внимательными глазами из-под затрепанного платка.

— Это почему же?

— Чувство у меня такое!

(«Ну, бабуля, ты прирожденный контрразведчик!»)

— В нашей организации все роли четко распределены. Я никогда не стану работать на базаре, цыганам лучше не соваться на вокзал…

— Но ведь она не просила милостыни!

— Тем более странно. Непонятно зачем приперлась с дитем среди ночи, прошлась по залу, ткнулась в камеру хранения и быстренько убралась восвояси! Не видел, она ни к кому не подходила?

— Ты что, Васильевна, на ФСБ стучишь?

— Чё ече за чудо?

— Есть такая контора!

— Да? Не слыхала!

— Может, и так… Только любопытствуешь, как самая настоящая гэбистка!

Старую аббревиатуру баба Маша знала хорошо, поэтому перекрестилась и выпалила:

— Чур меня, чур! Просто интересно… Не мотыляются они за просто так! Продам тебе по секрету, что мне один мент говорил… Цыгане, значить, главные нарко-курвьеры! — по слогам процедила она сквозь редкие зубы.

— Тебе то что до этого?

— Гришка, ну тот лейтенант из угрозыска, ими очень интересовался… Он славный малый, к нам часто приходит, угощает чаем, сигаретами.

— Знаю я эти приемчики…

Получилось резковато, но как должен был ответить рецидивист Волк? Во всяком случае, Мария Васильевна приняла отповедь как должное. Только спросила после паузы:

— Так что, говоришь, не заметил ничего подозрительного?

— Нет, ни с кем она не разговаривала, никого не задевала и ни к чему не прикасалась…

— Странно… Еще Гриша говорил, что они могут через камеру хранения соломку передавать. Ты не видел, она ничего не открывала?

— Нет.

— Жаль, я поздно проснулась… Когда ты уже бросился вдогонку за нею… — тяжело вздохнула старуха. — Что теперь скажу Гришке?

— Неужели так пачку чая заработать хочется?

— А ты думал!

«Наблюдательная бабулька! Как бы не “спалила” мои “тайники”… И этот лейтенант из уголовного розыска… Странный малый… Зачем называть бомжихе свой чин и отдел? И чего ему надо на вокзале? Может, он на самом деле борец с наркомафией, а может…

Нет, вряд ли… Если верить рассказу Васильевны, ведет он себя, как самый заурядный опер. И при помощи дешевых трюков вербует агентуру из числа все видящих и все знающих попрошаек.

В этом Гриша не одинок. Так поступают его коллеги во всех городах и весях нашей необъятной Родины и прочих стран СНГ! Все они воспитаны одной системой, поэтому и методы используют одинаковые.

Однако, на всякий случай, оставлять без внимания этого лейтенантика нельзя…»

Ничего непоправимого не случилось.

Просто появился еще один повод для раздумий.

Или, если выражаться проще, еще одна головная боль.

Гольцов накрылся с головой и сразу заснул.

 

Глава 24

Актриса

В последнее время Паша Волков был, в принципе, доволен своим существованием.

А что?

Оделся, обулся. Получил деньги.

Погода наладилась, уже и одеяла не требуется.

Бомжи и попрошайки — уважают, «мусора» не трогают, Штепсель с Тарапунькой вообще издалека честь отдают.

Свободного времени — навалом.

Живи — и радуйся.

Ешь, пей, нагуливай животик.

Короче говоря, не жизнь — малина…

А вот исполнитель его роли был совсем иного мнения.

Разведчику хотелось решительных действий, он просто рвался в бой, поэтому неспешное течение вокзальной жизни все чаще раздражало его и выводило из равновесия.

А Тихон не появлялся…

Начальство новых указаний не присылало.

Резидент молчал.

И Макс решил самовольно выйти на него.

Зачем? Тогда он вряд ли смог бы ответить на этот вопрос. Просто сработала интуиция, если хотите — шестое чувство, и агент слепо доверился ему.

Очередной визит посланника резидента Гольцов вычислил заблаговременно (все предыдущие цыганки объявлялись через день, по парным числам), и как следует подготовился к встрече. Во-первых, подогнал такси чуть ли не под парадное, во-вторых, устроил временный наблюдательный пункт за пределами зала ожидания, рядом с кассой, и следил за камерами хранения через распахнутые настежь двери, таким образом не опасаясь ни бабы Маши, ни прочих любопытных граждан…

Невысокая смуглянка в коричневой кожаной куртке поверх цветастого платья открыла семьдесят первую ячейку где-то около десяти вечера и, найдя ее пустой, тут же захлопнула.

Однако это успел заметить не только Макс, но и бдительная Марья Васильевна! Теперь она расскажет все Григорию и тот устроит засаду. Соломку, естественно, не найдут… Но… Но канал связи непременно угробят.

Вот почему интуиция так настойчиво подсказывала ему: «Срочно выйди на резидента!»

Тем временем цыганка выскочила на двор и взяла такси — старенькие «Жигули», «семерку». Разведчик в «тойоте» увязался следом за ней. Оба автомобиля быстро проскочили центр города и помчались дальше в южном направлении. Многоэтажные громадины постепенно сменялись скромными (и не очень) постройками частного сектора, посреди которых связная неожиданно покинула свой автомобиль и дальше пошла пешком.

Максу ничего не оставалось, как следовать за ней.

У большого двухэтажного дома, окруженного оригинальным кованым забором, девушка остановилась. Несколько раз торопливо нажала кнопку звонка на кирпичном столбике, поддерживающем металлическую калитку. Кто-то уже спешил ей навстречу — со двора послышался лай собаки и мужские голоса.

Гольцов приготовился перелезть через ограду — как вдруг что-то тяжелое и холодное с силой опустилось на его затылок. И Макс поплыл в неведомые дали…

Очнулся в пустой тесной комнатушке — кто-то сердобольный плеснул в лицо водой из огромной кружки.

— Живой? — спросил мордатый черноусый цыган в клетчатой рубашке.

Разведчик молчал, пытаясь хоть немного сориентироваться, выбрать линию поведения. Классно его сняли: ни звука, ни движения не почувствовал, а до сих пор ведь выучка не подводила.

— Говори, гаденыш, зачем шел за девчонкой? — злобно прошипел незнакомец.

Не «следил», не «высматривал», а «шел за девчонкой». Это наталкивало на размышления… Неужели его вычислили еще в такси?

Но мужчина ждал ответа, и Гольцов решил все отрицать:

— Не понимаю, о чем вы…

— Сейчас поймешь…

Цыган замахнулся намотанным на руку армейским ремнем с массивной пряжкой, но приятный женский голос неожиданно остудил его запал:

— Прекрати, Петр!

В комнату вплыла высокая крашенная блондинка, с виду не старше тридцати. На холеном лице загадочно блестели зеленые изумрудные глаза, в которых Максим, как ни странно, не заметил ненависти — только любопытство.

— Как тебя зовут? — мелодично и безо всякого акцента, выговаривая слова, как хороший диктор, пропела она.

— Павел, — тихо уронил пленник, чувствуя кожей, что документов в кармане пиджака нет; а значит, наверняка вынули и прочли.

— И что ты, Павел Волков, делал возле моего дома?

Прочли, конечно. И внимательно.

— Искал одного кореша…

— Значит, так… Давай начистоту. Марина видела, как ты ехал за ее такси в частной «тойоте», а затем шел пешком следом. Скажи, кто тебя послал, с какой целью — и сразу отправишься домой…

— Маньяк он — разве не видно? — неожиданно прорычал тот, кого назвали Петром. — Хотел изнасиловать сестрицу… Может, все предыдущие нападения на девок в нашем районе — тоже его работа?! Сейчас я выбью все из этого подонка!

Он снова занес ремень над головой Макса, но тяжелый взгляд изумрудных очей и на этот раз предотвратил расправу.

«Что ж, маньяк — так маньяк. Лучше придерживаться “заданной” версии, чем открыть “истинное лицо”. Сейчас я устрою вам самый настоящий спектакль!»

— Да! Хотел! — истерично выкрикнул Гольцов и, как все примерные психи, сразу резко впал в меланхолию. Закатил слезливые глазки, помрачнел, изображая из себя сентиментального раба Амура, и стал мурлыкать, точно мартовский кот. — Мне всегда нравились брюнетки. А ваша Марина… Она такая милая и стройная, словно лань… Не знаю, что на меня нашло… Я просто ошалел от желанья… Захотелось догнать ее, обогреть, приласкать, сказать нежные слова…

— Тьху, извращенец, — сплюнул цыган.

А блондиночка осталась совершенно безразличной к фокусам разведчика.

— Ты меня такими штучками не прошибешь! — безучастно произнесла она, в очередной раз пронзая хитреца насквозь своими «изумрудами». — Я сама актриса!

— Актриса?

Романтический настрой мгновенно спал с лица Максима. Теперь на нем нельзя было прочесть ничего, кроме недоумения.

Это не ускользнуло от внимания блондинки.

— Ну-ка, выйди, Петрусь… Нам, кажется, надо поговорить наедине, — властно распорядилась она.

Цыган напоследок одарил Гольцова тяжелым взглядом и послушно оставил помещение.

 

Глава 25

Резидент

— Как я погляжу, тебе знакомо мое прозвище? — холодно констатировала блондинка, оставшись наедине со своим пленником.

— Да. Нам надо поговорить.

— Валяй.

— Канал связи с Центром под угрозой провала…

«Если Актриса — резидент, она все поймет. Если нет — пусть считает мои слова бредом сумасшедшего!» — приблизительно так рассуждал разведчик, произнося эту фразу.

Ответной реакции не последовало.

Гольцову ничего не оставалось, как снова и снова убеждать коллегу в искренности своих намерений.

— Вы должны довериться мне — иного выхода у нас попросту нет. Марья Васильевна — кстати, одна из ваших подопечных, — сегодня видела, как Марина вскрывала семьдесят первую ячейку. Нищенка в хороших отношениях… на подкормке, как водится, — у какого-то Гриши из угрозыска, который, предположительно, специализируется на борьбе с наркобизнесом. Обо всем, что видит и слышит, старуха сразу же докладывает ему…

Резидентша по-прежнему молчала. И Макса призвала к тому же, красноречиво приложив к аппетитным губкам указательный палец. Спустя секунду тайна конспирации была раскрыта. Актриса кошкой бесшумно скользнула к двери и, резко нажав на ручку, сильно толкнула ее вперед.

Из коридора донесся такой звук, будто дверь врезалась во что-то габаритное, но мягкое. Этим мягким оказалась Петькина физиономия!

— Снова подслушиваешь?! Так получи же! — совершенно безучастным тоном изрекла Актриса и отвесила цыгану оплеуху. Весьма и весьма сочную!

— Я ничего не слышал! Я ничего не слышал! Я ничего не слышал! — словно робот, повторял Петр.

Но это не убедило его хозяйку.

— Степан! — громко позвала она и, когда пред ее глазами вырос многопудовый амбал с волосатой грудью, выступающей из-под расстегнутой рубахи, безапелляционно велела отвести провинившегося куда следует и строго разобраться с ним.

Здоровяк кивнул, положил лапищу на загривок Петра — тот пригнулся, по-щенячьи заскулил, — и парочка двинулась в глубь коридора. Спустя несколько секунд Макс с Актрисой могли спокойно продолжить беседу.

— Как твое настоящее имя? — первым делом поинтересовалась блондинка.

— Виктор! — соврал разведчик без всякого зазрения совести.

— Мое — Алла. Какое задание я получила от тебя? Извини за подозрительность…

— Понимаю… Разработать Бубена и Семашко. Кстати, откуда Центру известно о моих контактах с ними?

— Это я у тебя должна спросить… Скажи лучше, что было в моем ответе?

— Компромат. Серьезный компромат… Пойми наконец, — я не провокатор…

— Тогда зачем тебя направили в наш город? Все и так шло гладко, без сучка и задоринки. Я оставляла донесения в камере хранения, курьер из Центра регулярно их забирал. И вдруг появляешься ты! Посредник. Лишнее звено. Зачем?

Похожий вопрос Максим задавал себе уже не раз, но так и не нашел на него достойного ответа. Какую-то слишком уж хитрую игру затеяло его руководство.

— Ну, чего замолчал? — настаивала Актриса.

— Не знаю, что тебе сказать… Никакого особого задания у меня нет. Наблюдать, докладывать, обеспечивать связь…

— Не нравится мне все это! — резко рубанула блондинка, не отводя испытующий взгляд.

— Мне тоже, — искренне сознался Гольцов.

Видимо, сам Станиславский воскликнул бы «верю!» Но и его последовательницу Максим, кажется, убедил. Во всяком случае, после паузы она отозвалась с совершенно другой, более доверительной и чуть растерянной интонацией:

— Как же теперь мы будем общаться с руководством, раз ячейка провалена?

— Не знаю.

— Вот что, — Алла впервые улыбнулась. Не жеманно. Без актерской наигранности. — Мы с тобой сыграем влюбленную пару. Всю информацию будешь получать от меня устно во время свиданий. Конечно, это риск, но нам больше ничего не остается.

— Такой вариант тоже не проходит, — бросил Макс с легким сожалением.

— Почему? — вздернула бровь Актриса.

— Во-первых, слишком неравна пара. Кто я по сравнению с великой предводительницей нищих? А во-вторых… Люди нашей профессии не должны знать координат друг друга. Чтобы в случае провала одного, не спалить второго!

— Э, так мы в неравных положениях! — нахмурилась Алла. — Мне ничего не известно о тебе, если не принимать в расчет «лапшу» из явно фуфлыжных документов, а ты…

— За меня можешь быть спокойна. Я своих не сдаю.

— Я тоже…

Она неожиданно потянулась к пленнику, тот сделал встречное движение, и они по-дружески обнялись.

Впервые после отъезда из Москвы в истосковавшемся по женской ласке теле разведчика всколыхнулись было какие-то желания, но они быстро угасли… Надо же, такая красотка и… Не женщина, а коллега, тьфу!

— На, возьми… — он протянул Актрисе свою чудо-авторучку, предварительно демонтировав датчик, приводящий в действие ликвидационное устройство. — Отныне только ей будешь писать донесения.

— Как передавать их в Центр? — спросила, чуть помедлив, Алла.

Похоже, что-то всколыхнулось и в ней. Но будем объективны: наверняка не из-за Максовых достоинств. Просто слишком долго она работает резидентом, не доверяя никому. И вдруг — свой…

— У тебя должен быть запасной канал.

— Г-м… — Алла немного помолчала, затем кивнула, улыбнулась и спросила: — Сообщить, чтобы предупредили курьера?

— Не надо.

— Почему?

— Наше начальство использует вслепую простых железнодорожников. Когда оно получит твое сообщение, написанное моей авторучкой, то все поймет.

— Подумать только, они все время подставляли невинных людей! — вполголоса воскликнула Актриса и непроизвольно покосилась на дверь.

— Не волнуйся — те ничем не рисковали… Даже если бы их поймали с поличным. Подумаешь, пара чистых листов бумаги. Прочесть их все равно не сможет никто.

— А как объяснить тот факт, что я без предупреждения сменила способ передачи информации?

— Не надо ничего объяснять. Такой вариант нами рассматривался перед операцией.

— А вдруг они заподозрят, что авторучка оказалась у противника?

— Это исключено. Она снабжена самоликвидирующим устройством, срабатывающим в случае попадания в чужие руки.

— ???

— Я снял датчик. Устройство отключено.

— Значит, ты подвергаешь риску всю организацию… Теперь авторучка осталась без защиты! И кто-то чужой сможет воспользоваться ею! — Алла всерьез забеспокоилась. Это хорошо, это правильно, это естественно — вот только зря она употребила местоимение «ты», а не «мы». Оговорка по Фрейду? Или от недавнего удара по затылку не только голова болит, но и мозги работают со сбоями, скажем, в сторону излишней подозрительности?

— Да, — успокоил Макс Актрису и заодно себя, — Но самое большее, чего чужой сможет добиться — это пичкать Центр заведомо ложной информацией. По тому же кругу вопросов. И недолго: ты же сразу сообщишь кому надо, если авторучка будет утеряна или изъята.

— А если я… — Алла не стала договаривать, просто сделала жест, толкуемый однозначно.

— Все будет о’кей. Я прослежу.

— Ты тоже не бессмертен. Если, конечно, наше руководство не призвало под свои знамена Дункана Мак Лауда…

— Дункан, не Дункан, однако до меня им не добраться…

— Не будь таким самоуверенным!

— Я знаю что говорю.

— А если Актриса вздумает переметнуться в стан врага? — она кокетливо сложила губки и снова улыбнулась. В этот раз явно «на публику».

— Надеюсь, этого в ближайшее время не случится. А если и случится… — Гольцов сделал паузу, приглашая Аллу закончить фразу.

Она по-актерски подхватила реплику:

— То я все равно ничего не знаю о тебе. Даже имя ты назвал вымышленное…

— Молодец, девочка, соображаешь, — похвалил разведчик и еще раз дружески обнял резидентшу. — Не ищи меня. Все равно не найдешь. И береги себя.

— Для кого?

— Хотя бы для меня…

— Ой, рассмешил! Два раза в один и тот же город нелегалов не направляют. Так что, если мы и встретимся, Мак Лауд, то в следующей твоей жизни…

— Пусть будет так… А сейчас… давай-ка лучше поцелуемся. На прощанье, по русскому обычаю…

Макс сильно притянул женщину к себе и надолго прильнул к горячим устам. Актриса поначалу отвечала с не меньшим жаром, но, как только ощутила, что партнер начал возбуждаться, сразу оттолкнула его:

— Остынь, Виктор, или как там тебя? Мы ведь на работе!

— Одно другому не мешает.

— Смотри, обвиню в сексуальных домогательствах и злоупотреблении служебным положением. Сейчас это модно…

— И как я могу им злоупотребить?

— Например, дать отрицательную оценку моей деятельности, если я откажусь спать с тобой…

— А ведь точно! Как я сразу не догадался? Становись в позу, не то с работы выгоню!

— Не так грубо, милый!

— Извини.

— Ладно, на первый раз прощаю… Удачи тебе, парень!

— Спасибо, сестрица.

— Ну, вот и все. Кончилось свиданьице. Сейчас я распоряжусь и — тебя проводят.

— Распорядись…

— До свидания, Виктор…

— До свидания, Алла… Нет, пожалуй, честнее сказать «прощай». Ведь мы виделись в первый и последний раз!

— Не будем зарекаться… — улучив момент, прошептала Актриса, когда молчаливый здоровяк Степан выслушал ее распоряжение и, чуть поклонившись, пригласил «гостя» к выходу.

 

Глава 26

Неожиданные выводы

Голова гудела немилосердно.

То ли от удара, то ли от нервного напряжения.

Но Гольцов не впадал в отчаяние.

Дело сделано: резидент предупрежден, необходимость ежедневно наблюдать за связными камерами — отпала… Теперь можно и расслабиться.

Разведчик наконец оставил надоевший зал ожидания и, прихватив с собой безногого товарища, переехал в комфортабельный номер привокзальной гостиницы, за который рассчитался аж на целый месяц вперед из средств, милостиво отписанных Бубенщиковым.

Женька сразу завалился спать, а Макс у открытого окна еще долго анализировал события последних дней.

«Итак, Волков — ненужное звено. Актриса через камеру хранения была напрямик связана с Москвой. И вдруг между ними Центр ставит меня.

Как не крути, третий — лишний!

А лишних в нашей организации всегда убирают!

Стоп… Не такую ли судьбу уготовило мне собственное руководство? Внедрят в уголовную среду, подтолкнут к какой-нибудь кровопролитной разборке, например прикажут “замочить” Бюрократа, на что, кстати, намекал Отважный, — и тихонько приберут под шумок…

План “А”. Особые полномочия. Полная импровизация. Ограничений не будет… Нет, в живых Пашку не оставят! Он сделает свое дело — и канет в небытие.

Вместе с ним исчезнет навсегда и Максим Гольцов. Малоизвестный журналист без постоянного места работы. Да разве ж он первый или последний?

Чтобы выжить, необходимо до малейших подробностей восстановить сценарий планируемой спецоперации, представить его именно таким, каким видит его начальство.

Скорее всего, официальная версия будет выглядеть так: матерый рецидивист Павел Волков, освободившись из мест лишения свободы, влился в ряды банды Бубена и устроил кровавое побоище. Как ему это удалось? Да очень просто! Убрал чиновника, за которым стояли определенные силы криминалитета (в случае с Семашко — братья Корниловы) и таким образом столкнул между собой несколько ОПГ.

Кто прикончил его самого? Да разве это важно? Важно, что российские спецслужбы и силовые ведомства не имеют к этому никакого отношения!»

Странно, но, придя к такому обескураживающему выводу, обиды на свое руководство Макс не держал. У них такая работа! Не допустить, чтобы мафия окончательно захватила власть в нашей несчастной Родине. Используя все возможные (и зачастую — невозможные!) методы. Что жизнь одного, пусть даже очень ценного, агента в этой благородной борьбе?

Но ведь речь шла о его собственной жизни!

Расставаться с которой Гольцов не собирался. Во всяком случае — пока.

Как действовать в такой ситуации? Вскочить в ближайший московский поезд, вернуться домой и сидеть под подолом у жены, пока все не утихнет? Или убрать Бюрократа, не дожидаясь указаний Центра, — и в бега? Купить новый паспорт, затаиться на время в необъятной сибирской тайге? Но ведь он давал присягу, массу всяких подписок! Опять же дети! Что будет с ними?

Да и как жить с надломанной душой? С тавром труса и предателя?

«Нет, я выполню свой долг до конца. Просто буду хитрее и осторожнее. Вместе с тем — решительнее, смелее. Авось и обойдется»…

Он уже не имел сомнений, что вскоре получит приказ запустить в действие план «А» и, выполнив поставленную задачу, попадет под прицел кого-то из членов организации, которого мысленно окрестил Контролером-Ликвидатором.

Хорошо бы вычислить его, пока не пролилась кровь…

Курьеры сразу отпали, они, как уже говорилось, вне Системы.

Актрисы тоже можно было не опасаться: Резидентов держат для других целей.

Оставался только один человек.

Тот, от которого Центр узнал о контактах с Бубеном и Бюрократом.

Он здесь. Совсем рядом.

Он или его люди ежедневно следят за обреченным Волком!

Это значит, что с вокзала надо срочно «линять».

Кардинально изменить обстановку, окружение.

Эх, быстрее бы перекинуться под крылышко Тихона… И где его черти носят?

 

Глава 27

Случайная встреча

В Сибирь майор Байков ехал без особого энтузиазма. Во-первых, вот-вот должна была рожать его супруга Галя, во-вторых, слишком туманными выглядели перспективы дела, над которым ему поручили поработать.

Но приказы не обсуждают!

Иван быстренько собрался и служебной машиной рванул на Казанский вокзал — до отправки вечернего фирменного экспресса оставались считанные минуты. Правда, через несколько часов в восточном направлении отправлялся еще один поезд, но майор не любил ночных прогулок. Перебьешь сон — потом целый день ходишь, как побитый…

А голова контрразведчика должна всегда оставаться свежей. Руки чистыми. Сердце горячим. Так, кажется, завещал Ф.Э. Дзержинский.

Несколько суток в СВ-каюте казались ему самым положительным моментом в предстоящей командировке. Отоспаться и просмотреть от корки до корки всю прессу Байков мечтал давно…

К месту назначения состав прибыл ранним утром.

По старинной привычке Иван первым сошел на перрон и, не теряя времени, рванул в сторону стоянки такси.

Под станционными часами сидел безногий попрошайка.

Около него крутился растатуированный доходяга лет сорока пяти.

Их глаза встретились.

«Где-то я уже видел эту рожу!» — успел подумать Байков.

Но останавливаться и присматриваться к подозрительному мужчине — не стал.

 

Глава 28

Бунт на корабле

Нет, все-таки Бог на свете есть! Всю ночь Гольцов молил Всевышнего побыстрее приобщить «Пашку» к делу — и нате вам! Поутру его разбудил высокий, мощный парень с истинно русской физиономией. Бесхитростной и с виду совсем добродушной.

— Волк ты будешь?

— Вроде бы.

— Тебе привет от Бубена….

— А! Ты, наверное, Андрей?

— Зови меня, как все, — Тихоном!

«Да уж, бесхитростный и добродушный. Мало того, что чемпион в боях без правил, так еще руководитель группировки, «наиболее склонной к силовым методам решения проблем». И торпеда из его команды все берет на себя — у слабого руководителя такого не бывает…» — вспомнил донесение резидента Макс.

— У нас — бунт на корабле… — промямлил Тихон чуть надсаженным голосом. Не похоже, чтобы имитировал блатную хрипотцу: скорее, последствие спортивной травмы.

— Что стряслось?

— Подконтрольное ворье отказывается бабло платить. Мол, где это видано, чтобы жулики ходили под бандитами.

Физиономия простецкая, добродушная вроде, но когда глаза сверкнули злобой, впечатление сразу изменилось. Да, боец он неслабый — без очков видно…

— Правильно говорят… — совершенно спокойно заявил Волков, глядя прямо в бледно-голубые глаза.

— И ты туда же?

— Сужу по понятиям!

— Какие, блин, понятия! Мы их от ментов ежедневно отмазываем, с клиентами договариваемся, обеспечиваем «возвратку», все шкурные вопросы решаем, а они, видишь ли, делиться не желают! На фиг нам терпеть это говно в собственном районе? В две секунды интернируем!

Ба! Блатному Тихону знакомы даже такие термины!

— Что вы хотите от меня? — с напускным равнодушием полюбопытствовал разведчик.

— Сегодня будет маленькая разборка с воровскими лидерами. Стрелку забили на десять утра. Поедешь с нами?

— Я уже говорил Бубену, что вряд ли гожусь на роль боевика. Перерос…

— Не переживай… Физической мощи нам хватает. Ты нужен только как консультант, научный руководитель. Чтоб все четко было, по понятиям — заедаться с говном не шибко хочется. Это ж ворье… Они на воле никакого влияния не имеют, зато в зоне — кум королю. Один из моих парней сейчас в СИЗО парится. Не хочу, чтобы у него возникли неприятности… Это во-первых. А во-вторых… От сумы да от тюрьмы лучше не зарекаться. Где гарантия, что завтра кто-то из нас не окажется за решеткой?

— Ты прав… Все под Богом ходим!

— Значит, договорились?

— Да… У нас есть пять минут?

— Конечно.

— Мне с «корешем» надо попрощаться…

— Хорошо… Я подожду…

Гольцов бросил на руку новый пиджак и побежал к Женьке, по обыкновению пребывавшему «на рабочем месте».

Только он приблизился к другу, как ощутил на себе чей-то острый, пытливый взгляд…

«Черт возьми! Это же Мухаммед Аль-Рашид! Мы с ним встречались в летнем лагере ГРУ под Рязанью! — уколола мозг шальная догадка. — Что ему здесь надо?»

— Паш, ты чего? — вопросительно буркнул Женька, заметивший, каким недобрым взглядом провожает его товарищ крепкого брюнета, мгновенно растворившегося в толпе.

— Да вот… Пришел проститься…

— Тебя берут в бригаду?

— Похоже на то.

— Ладно… Иди… Только смотри: не зазнавайся. И друзей того, не забывай!

— Ни за что… И никогда!

— Может, мы с тобой того, по соточке… Так сказать — на прощанье?

— Я бы с удовольствием… Но меня уже ждут.

— А… Тогда — бывай!

— До свидания, братишка…

Разведчик наклонился и обнял товарища.

По лицу попрошайки покатилась скупая мужская слеза.

— Беги, Паш… И помни мой наказ: не причиняй людям зла!

— Все будет путем, Жень, — пообещал Макс и, накинув на плечи пиджак, медленно пошел прочь.

…Андрей ждал на привокзальной площади в обществе еще двух крутых парней. Одного из них звали Боча, второго — Шумахер.

Спустя мгновение блатная компания исчезла в салоне жемчужно-серого джипа «лексус». Шумахер, в полном соответствии со своим «погонялом», уселся за руль, остальные удобно расположились на просторной задней сидушке, оставив пустовать место спереди. Почему — выяснилось через несколько секунд. Роскошный автомобиль не просто несся с сумасшедшей скоростью, он низко летел, как на воздушной подушке обминая многочисленные ямы и ухабы. Путешествие длилось где-то около получаса; за это время Гольцову удалось как следует расспросить Тихона и подготовиться к предстоящему разговору, который обещал стать непростым.

На тормоза Шумахер начал давить только тогда, когда впереди, справа от дороги показалось стекло-бетонное сооружение в стиле «а-ля модерн» с броской вывеской «Италия». Для разборок этот тихий уголок подходил как нельзя лучше…

В зале было пусто.

Уютная, зашторенная кабинка на четыре человека скрыла Макса и Тихона от посторонних глаз. Боча с Шумахером остались дежурить возле входа, но до приезда «партнеров по переговорам» никто так и не рискнул забрести в заведение, имевшее неутешительную репутацию.

Все четверо лениво потягивали пиво, когда с улицы донесся визг тормозов. Спустя несколько секунд ватага молодых мужчин попыталась прорваться в ресторан, но бдительный Боча пропустил только двоих из них, одетых в джинсы и не по сезону теплые свитера явно с чужого плеча.

Парни, вошедшие в кабинку, были схожи фигурами — невысокие, щуплые, но жилистые; однако они сильно отличались друг от друга фейсами. Первый имел чисто славянское, широкое и простоватое лицо, основной «достопримечательностью» которого являлся нос картошкой, широкий и ноздреватый; второй наверняка был кавказцем: то ли чеченом, то ли еще каким-то ингушом…

Судя по тому, что воры прибыли на «стрелку» позже своих оппонентов — они были уверены в собственной правоте и превосходстве. По неписанным законам, опоздать на разборку может себе позволить только более авторитетная, если хотите — более крутая сторона. И хотя самоуверенные рожи «крадунов» ничего доброго не предвещали, разведчик чувствовал, что сумеет «обломать» этих нахалов — не зря же перед отъездом он прослушал особый курс психологии преступников. Читал его профессор П. — большой специалист по переубеждению уголовников.

— Слон…

— Алик… — тем временем представились воровские парламентеры.

— Это — Волк… Авторитет из нашей команды. Он недавно откинулся, — раскрыл карты Тихон. И громко добавил по адресу официантки: — Таня, беленькой… И хавчика побольше!

В «Италии» было душно, и Макс снял пиджак. Засучив рукава рубашки, начал разливать принесенную Татьяной водку.

Впрочем, жара была здесь ни при чем. Просто Гольцов хотел продемонстрировать ворам свою наколку — церковь с тремя куполами. Три ходки — это не слабо. Тем более что парни уже успели рассмотреть белый крест на запястье, означающий «смерть активу». Такую татуировку позволено носить далеко не каждому!

— Где парился, брателло? — уважительно поинтересовался кавказец-Алик.

У него на одном из пальцев был выколот перстень с диагональной белой полосой на черном фоне — знак, призванный сообщить сведущим, что его обладатель отбывал срок на зоне.

Но перстень — это бравада, подобным тату балуются в основном малолетки. Серьезные взрослые дяди, числящиеся в авторитетах, предпочитают не афишировать такие отметины.

Однако пора ответить на вопрос, слишком долго он размышляет…

— В Сарнах. На Украине. В родных краях меня держать побоялись.

— На «строгаче»?

— Да…

— Чем же ты так отличился?

— Сто пятая, часть вторая. Ежели по новому российскому кодексу… Пунктики «а» и «д».

— Фи-ив… Убийство двух и более лиц, совершенное с особой жестокостью! — присвистнув, продемонстрировал свои юридические познания доселе помалкивавший Слон. — Какой же ты авторитет? Ты просто беспредельщик, братец!

— Ошибаешься. Я мстил за убийство сестры…

— Это меняет дело!

— Кто из знатных воров тянул лямку вместе с тобой? — продолжал допытываться Алик.

— Вы оба, наверное, плохо представляете, что такое «строгач»…. Там все в авторитете! Хан, Клыкатый… Из кавказцев — Мерседес, Афанасий, знаешь таких?

— Известные урки… Теперь ты под Бубеном?

Пришло время показать зубы.

Макс поднялся и врезал кулаком по столу. Так, что тарелки со свежей закуской, недавно принесенные официанткой, подпрыгнули на несколько сантиметров.

— Слушай, юноша, и запоминай: Волк никогда ни под кем не был и не будет! Я сам по себе!

— Тогда что привело тебя сюда?

— Тихон пригласил… Как человек бывалый и, если хотите, авторитетный, я уже неоднократно разрешал споры между братвой. В предвзятости, несправедливости доселе никто меня не упрекал.

— Не кипишуй, брателло, — поспешил успокоить его кавказец. — Мы просто хотели узнать, с кем ты… Если вместе с Бубеном или Тихоном, воры ничего против иметь не будут. Я правильно говорю? — добавил он, в поисках поддержки покосившись на напарника, который своими габаритами никак не оправдывал звучную кличку и тянул скорее на Слоненка, чем на Слона.

— Только Господь знает, кто с кем. Я с ними или они со мной, — не давая ворам опомниться и выработать общую платформу для противостояния, философски заметил Макс.

— Наши проблемы знаешь? — «забросил удочку» Алик.

— Слыхал краем уха.

— Мы работаем на чужой территории. Бомбим хаты… Половину выручки отдаем Бубену. Мне кажется, это не по понятиям!

В его голосе звучало уже меньше агрессии и злобы. Может, повлиял спокойный тон «арбитра», может — татуировка, а может быть, и упоминание известных кавказских авторитетов. Скорее всего — все вместе взятое.

— Мне ничего не остается, как согласиться с вами, — твердо произнес «мирильщик», чем поверг в шок неуравновешенного Тихона. Тот даже ткнул под столом ботинком ему в колено. — Воры не должны никому платить за крышу.

Алик победоносно оглядел всех присутствующих и громко крикнул:

— Официант, водки!

Горячий от природы, как и большинство его собратьев, он посчитал, что дело сделано, и не собирался выслушивать до конца «третейского судью».

Но Волк сказал еще далеко не все!

— Понимаешь, Алик, те деньги, которые ты отстегиваешь Бубену, идут в конечном счете не ему лично, а нашим братьям, которые томятся за колючкой…

— Чистая лапша! — вспыхнул кавказец. — Я сам недавно откинулся. Как все, жрал баланду и пухнул без курева. Хоть бы кто «дачку» подкинул…

— Разве до отсидки ты был в его команде?

— Нет!

— Вот видишь! Не знаю, как твои кореша, а мы с Бубеном «греем» и СИЗО, и многие зоны по всей Сибири… Сегодня вечером через своих «вертухаев» отправим внеочередную передачу Генке Новикову. С ним в одной хате тянут лямку несколько известных воров, в том числе и ваш знакомый Пак (об этом Андрей рассказал ему в дороге).

— Знаем такого… — без промедления подтвердил Слон и, желая еще что-то добавить, покосился на своего товарища, явно игравшего роль первой скрипки в этой паре; тот кивнул, как бы давая добро на дальнейшее продолжение беседы.

Очень важно, когда оппонент начинает соглашаться, пусть даже еще не в главном. Как бы отвечая на невысказанный вопрос, Макс тихо, но солидно добавил:

— Генка наверняка с ним поделится… Так что бабло — не по «крыше», а в общак.

— Наверное, ты прав, — неуверенно пробасил Слон.

Алик тоже кивнул, вроде бы соглашаясь, но не преминул конкретизировать:

— Что-то мы должны отстегивать в общак, не без этого, но не пятьдесят же процентов!

— А сколько?

— Десять!

Тихон шумно вздохнул. Макс не стал демонстрировать разочарование, только молча уставился в переносицу Алика, туда, где сходились густые брови.

Кавказец понял все и решил сразу поднять ставку:

— Ну, двадцать…

— Хорошо… Двадцать пойдет в общак, десять — Бубену и его команде, — спокойно согласился Волк.

— Им-то за что?

— Думаешь, к Бубену граждане не обращаются с претензиями? Мол, почему ты, такой крутой, на своей территории элементарный порядок навести не можешь! У своих же воруют.

— Мы своих не трогаем! — заверил Алик.

— А что на них — написано: свои — не свои? — не повышая голоса, спросил Гольцов.

И Тихон тут же подхватил:

— Вот недавно вы бомбанули хазу на Привокзальной, а в ней близкий родственник одного из наших пацанов проживает — ты этого и знать не захотел! Он к нам — делайте возвратку, а товар уже сбагрили за треть цены. Кто вернет копейку «терпиле»? То-то же — Бубен.

— Так что десять процентов не так уж много, — холодно констатировал разведчик.

— Ладно. Так тому и быть. Отныне мы будем отстегивать в общак третью часть дохода. По рукам? — засуетился Слон, предчувствуя неладное.

Но и это было еще не все!

— Ты забыл про господ ментов. Никогда не задумывался, почему твоей бригаде все сходит с рук? А потому, что Бубен за вас перед органами подписался. Если бы не он — век воли не видать!

Слон с Аликом в очередной раз переглянулись. Эйфорические настроения, преобладавшие в начале переговоров в их общем-то прогнозируемом поведении, быстро сменялись депрессивными «мотивами». Слишком много информации для скудных воровских мозгов выдал Волк на первый раз.

Они уже и не рады были, что затеяли этот разговор. Подумать только: за считанные минуты «арбитр» насчитал сорок процентов и не собирается останавливаться! Если так и дальше пойдет, глядишь, вообще без штанов оставит… Нет, лучше пусть все останется по-старому.

Кавказец заказал еще водки (два трехсотграммовых графинчика к тому времени уже опустели) и начал льстивым тоном:

— Спасибо, брателло, помог разобраться… Ты не думай, мы претензий никому не предъявляем. Просто наш товарищ — Аскер — после отсидки входит в долю и хочет знать все расклады по деньгам. Парень он крутой и тертый, как ты, но вот беда — давно не был на воле и как бы это правильно сказать…

— Утратил чувство реальности, — как всегда заумно пояснил Тихонов.

— Теперь мы знаем, что все по-честному, что часть средств идет на грев братвы и ментов. Правильно я понял?

— Да. Запомни, Алик, вы платите не за мифическую крышу, а за конкретные услуги, реальную помощь… Вот на прошлой неделе ваших друзей-угонщиков замели красножопые. Так мы с Бубеном две штуки зелени из общака выложили, чтобы их выкупить, — снова подал хриплый голос бригадир.

Воры перемигнулись — и Слон подвел итог:

— Базар окончен.

Больше о делах не говорили. Под пошленькие анекдоты прикончили третью емкость, закусили, и поспешно распрощались друг с другом.

— А ты парень — ништяк! — восторженно прохрипел Андрей, как только Слон с Аликом покинули «Италию». — Каюсь, когда Бубен предложил взять тебя в команду — я был категорически против. Думал, подсунет какого-то безмозглого отморозка, помешанного на «понятиях»… Теперь вижу, что был не прав… Даю сто пудов — сработаемся!

— Посмотрим, — уклончиво ответил Гольцов. — Только не побрезгуй моим советом. Найди этого Аскера и сделай так, чтобы с ним произошел несчастный случай. Иначе он еще долго будет мутить воду.

— Сделаем! — нетрезво пообещал Тихон.

Он уже заметно окосел (как-никак мешал водочку с пивом!), а Макс, благодаря заблаговременно принятой таблетке, чувствовал себя вполне дееспособным. Поэтому не отказался принять участие в продолжении пиршества, состоявшемся в каком-то частном заведении, напоминающем подпольный бордель.

Задумку его хозяев разведчик оценил по достоинству. Случайных посетителей, людей со стороны в дом терпимости не пускали. Только по визиткам. Если нагрянут налоговики — хозяева пошлют их подальше, ссылаясь на неприкосновенность жилища. Но если те все-таки ворвутся — пусть попробуют доказать, что здесь происходит нечто противозаконное… Посетители конечно же как один подтвердят, что они просто… приглашены в гости! Так сказать, на вечеринку. А девицы… Самые что ни на есть их верные подруги. Или даже любовницы, иметь которых законом, как известно, никому не возбраняется. Хоть две, хоть восемь. Кто сколько выдержит!

Заночевали там же…

Когда поутру Макс продрал глаза — рядом лежала стройная, на трезвый взгляд — даже слишком, малышка лет двадцати. Занимался он с нею чем-то или нет — агент, хоть убейте, вспомнить не мог…

«Черт возьми… Вчера я должен был отметиться у ментов! — проскользнула в раскалывающейся от боли голове крамольная похмельная мыслюга. Вот это оторвался! Даже таблетки не помогают!»

Со старшим участковым инспектором Привокзального района — Мироном Романовичем Ракитским, которому теперь предстоит протоколировать его запланированные по надзору визиты, Волк познакомился еще на прошлой неделе. Они с Женькой зашли в опорный пункт, возвращаясь из «Миража» после встречи с Бубенщиковым. Капитан произвел впечатление человека рассудительного и незлобивого. Поэтому Гольцов втайне надеялся, что он войдет в положение и не станет принимать административных мер по факту первого нарушения режима.

«Впереди — два выходных… Как-нибудь перекантуюсь, а в понедельник с утреца приду к Романычу с повинной!» — решил разведчик.

 

Глава 29

Чекистские игры

Байков первым выбежал на привокзальную площадь в надежде захватить такси раньше остальных пассажиров московского поезда, огромной волной накатывающихся сзади, но когда увидел целый парк свободных автомобилей, вспомнил, что социалистические времена давно канули в Лету, и… передумал.

Решил пройтись пешком.

Растатуированный мужчина не давал покоя.

«Где я видел эту физиономию? Где? Где? Стоп… Уж не в Рязани ли? Точно! В летнем лагере ГРУ! Между собой мы называли его… Хотя это неважно… Потому что все слушатели спецкурсов были зашифрованы под псевдонимами…

Столько лет прошло! Неужели он так опустился? Нет… Не верю… Конечно, кое-кто из наших может запятнать себя коррупционными деяниями или даже пойти на открытое сотрудничество с преступным сообществом — в семье не без урода, но превратиться в конченого рецидивиста и дать разрисовать себя с головы до пят — это уже слишком!

Скорее всего, он остался в Системе и сейчас просто выполняет очередное задание руководства. Возможно, наши пути еще пересекутся!»

Тем временем слева по курсу уже показался угол серого сооружения с колоннами, в котором размещалось краевое управление ФСБ.

Иван вошел, предъявил служебное удостоверение.

— Вы к кому? — автоматически справился прапорщик — неприметный молодой человек, совсем недавно сменивший колхозную фуфайку на форменный китель.

Такой, на первый взгляд, невинный вопрос всегда раздражал Байкова. Сотрудник центрального аппарата прибыл в командировку (да еще и с оперативными целями!), а его расспрашивают, как зеленого салагу! Сразу захотелось нагрубить дежурному, типа: «Не твое собачье дело!», но в этот раз контрразведчик совладал с нервами и спокойно молвил:

— Я к Степанову. О моем прибытии никому не докладывать!

— Есть! — козырнул сверхсрочник.

Но Иван знал, чувствовал: как только он скроется из вида, дежурный поспешит предупредить начальство о прибытии столичного визитера.

Чтобы убедиться в своей правоте, поднялся на полтора пролета и, наклонившись через перила, посмотрел вниз. Прапорщик и вправду что-то тарахтел в трубку внутреннего телефона.

«Все равно сначала проведаю Сергея, а потом отмечусь в канцелярии», — решил майор.

С капитаном Степановым его связывали не только служебные, но и просто человеческие отношения. Они часто общались по телефону, поддерживали друг друга и следили за передвижениями по службе.

— Чаю сделать? — спросил хозяин кабинета после недолгих церемониальных объятий.

— Лучше кофе…

— С коньяком?

— Разве что каплю.

— Ты рассказывай, как дела, а я тем временем все приготовлю.

Сергей включил кипятильник и принялся резать на бутерброды сначала длинную мягкую булку, затем колбасу, масло.

— На личном фронте — все нормально, — начал Байков. — С дня на день ждем пополнение… Врачи утверждают: будет мальчик!

— А на службе?

— По-прежнему…

— Слыхал, тебе предлагали возглавить отдел по борьбе с коррупцией?

— Да. Но я отказался.

— Почему?

— Собачья работа… Этого не трогай, того не задевай… Знаешь, какие у них «тяги»?

— Подозреваю… Такую страну просрали, гады.

— А ты не боишься? В служебном помещении…

— Нет… Мой кабинет чистый. Я с технарем одним дружу… Только вчера со сканером все уголки облазили.

— Понял…

— Бери… Угощайся, — Степанов наконец залил кипятком растворимый кофе и придвинул чашку поближе к приятелю. Не забыл и про бутерброды.

— Спасибо, — улыбнулся Байков.

— А теперь говори, зачем пожаловал…

— «Беспредел» в вашем городе. Менты «крышуют» и «мокрушничают», чиновники породнились с бандитами…

— Эка невидаль! По всей стране так. Или в Белокаменной иначе?

— Коррупция — еще полбеды. Мы ее не скоро одолеем… А вот с откровенно уголовными преступлениями следует бороться более решительно!

— Что ты имеешь в виду?

— Слишком много людей пропадает без вести.

— Ну и что? Ежегодно тридцать тысяч россиян…

— Ты на всю Рассею не кивай! Отвечай только за свой участок! По нашим данным за всем этим стоит высокопоставленный чиновник. Бюрократ. Он прикрывает бандитов, распределяет освободившиеся квартиры…

— А… Семашко… Его давно уволили.

— На сей раз полумерами не обойтись… Начальство требует крови!

— То есть?

— Придется возбудить уголовное дело, наказать виновных…

— Сделаем…

— Э, дружище! Не так все просто… У Бюрократа самые серьезные подвязки в Кремле… Эти люди опасаются, что на процессе могут всплыть их имена!

— Тогда может лучше его…

— Не стоит. Ты просто контролируй ход следствия. Чтобы он не болтал лишнего…

— Договорились.

— Скажи Семашко, пусть все берет на себя… Пообещай «золотые горы»: свидания, передачи, условный срок…

— А на самом деле?

— На самом… Запакуй его на полную катушку!

В этот миг в кабинет вкрадчиво постучали.

— Зайдите! — крикнул капитан.

Дверь заскрипела и отворилась. В проеме показалась лисья мордашка офицера связи Петренко, холуя Павлова.

— Так вот вы где! — поочередно измерив друзей пытливым взглядом, злорадно констатировал он.

— Что-то стряслось? — холодно поинтересовался Степанов.

— Нет… Просто начальник управления хочет видеть господина майора… А он нас почему-то игнорирует…

— Ладно… Иду… Мы еще встретимся, дружище!

Байков поспешно оставил помещение и пошел по длинному коридору следом за Петренко, но вдруг остановился и, врезав себе по лбу, со словами: «А, черт! “Дипломат” забыл!», бросился назад в кабинет Степанова. Схватил кейс и прошептал Сергею на ухо:

— На вокзале среди попрошаек крутится какой-то рецидивист. Срочно пробей, что это за фрукт!

Капитан кивнул головой и, не теряя времени, потянулся к телефону.

 

Глава 30

Бригадные будни

В субботу и воскресенье бригада Тихона гудела напропалую. Сауны — рестораны — бордели; спиртное — женщины — карты; все «прелести» земной жизни смешались в голове ошалевшего от вседозволенности Волка.

Только тот, кто таился под его личиной, ни на мгновение не терял здравого смысла.

Бригадир внимательно следил за новобранцем, не забывая периодически проверять его на «вшивость»: то «косячок» через кого-то подсунет, то с каким-то стриптизером-гомосексуалистом познакомит. Но Гольцов всегда достойно выходил из щекотливых ситуаций. И от «травки» предусмотрительно отказывался, и педиков без раздумий гнал от себя подальше.

Тихону порадоваться бы за подчиненного, ан нет! Подозрения стали закрадываться в его душу, подтачивать мозг…

Будучи человеком прямым и, по большому слову, бесхитростным, Андрей в конце концов не выдержал и вызвал «Пашку» на откровенный разговор, который состоялся в салоне все того же «лексуса», только ни Бочи, ни Шумахера в этот раз рядом с ними не оказалось.

Он притормозил сразу за городом и предложил сигарету. Престижное «Марльборо». Но Волк снова не повелся.

— Ты что, совсем не куришь?

— Нет.

— Еще один плюс… Не много ли?

— Тот, кто при деле, должен быть трезв и не уколот.

— Да… Но табак-то здесь причем?

— Стараюсь вести здоровый способ жизни. Тебе это не нравится?

— Почему нет? Только с каких пор ты заделался таким праведником?

— С недавних… На зоне все бывало. Но теперь я завязал. Окончательно и бесповоротно.

— Мы тут понаблюдали немного за тобой… Молодец… Красавчик! Лишнего на грудь не берешь, поведение под кайфом контролируешь, на телок не бросаешься… Одним словом, не катишь на кореша после длительной отсидки…

«Ну вот, кажется, и влип… Несоответствие имиджа “легенде”. На этом прокалывались многие разведчики! А Тихон хорош… Не ждал я от него такой прыти, такой ясности мышления. Придется исправлять положение…»

— Извини, брат… Но я не родился в полосатом прикиде, — мгновенно сориентировался Макс. — В юности с законом никогда не конфликтовал. Хорошо учился, спортом занимался. «Мурчащих урок» — скажу честно — недолюбливал. Пока с ними вместе баланды не похлебал…

— С чего все началось?

— Разве Бубен тебе ничего не рассказывал?

— Не-а!

«Ой, врет! По глазам вижу. Но мы люди не гордые. Хотите послушать еще раз Пашкину историю — нате вам, пожалуйста!»

— Сестрицу мою младшенькую насильники чуть ли не части разорвали, пока я свой интернациональный долг в Афгане выполнял. «Мусора» тех извращенцев не смогли достать или не захотели — а я достал… По одному выдернул — и замочил. Благо, на войне убивать научили. Судьи намотали по максимуму — заступиться некому было, но я не унывал и раскаиваться не собирался. Думал, первый срок откалатаю, начну новую жизнь, но, как говорят на Украине, «не так сталося, как гадалося». Только вышел — сразу по новой залетел! Родственничка подруги отметелил. Подставил он меня, сука. Не хотел сеструху за зэка отдавать… Ну, да Бог ему судья. К нарам мне не привыкать… По накатанной дорожке отправился на строгач. А тут как раз предки померли. Почти одновременно. На похороны меня не отпустили. Пришлось становиться на лыжи. Далеко не ушел — попался… И схлопотал «трюльник»…

— Представляю, как ты поступал на зоне с теми, кто сидит за изнасилование!

— А никак… Теперь все статьи считаются правильными!

— Не понял…

— Это в былые времена у них была одна дорога — в петушатник, а сейчас их статус ничем не отличается от остальных заключенных… Слишком часто менты стали использовать сто тридцатую для сведения счетов. Подставят свою кобылу, пацаны ее трахнут по согласию, а она — бац! — «заяву» прокурору на стол.

— Во, блин, какие дела! — совершенно искренне возмутился Тихон. — Это что же получается? Теперь извращенцы могут учить меня жить по понятиям?

— Выходит так! Да и сами понятия сильно изменились… Где и когда ты видел, чтобы авторитеты занимались бизнесом или сотрудничали с погонами?

— Сегодня с ними все хотят дружить. Иначе гайка, Паша…

— Пойдем дальше… Раньше у братвы существовал негласный кодекс чести… По нему пацаны должны были оказывать всяческое уважение представителям некоторых профессий. Например, врачам, адвокатам, журналистам… Отомстить оперу — считалось не по понятиям, западло. Логика такова: «мусор» делает свою работу точно так же, как вор ворует. Теперь же их мочат сплошь и рядом.

— Как менты с нами, так и мы с ними! Кровь за кровь!

— Да хрен с ними, с красножопыми… Скажи лучше, как быть с «мокрушниками», рэкетирами, «гоп-стопниками», другими беспредельщиками?

— Кого ты имеешь в виду? — насупил брови бригадир.

— Догадайся с трех раз!

— А ты сам разве не такой?

— Я мстил за сестру. Такие поступки на зоне только приветствуют. Сам знаешь: большинство узников — простые «мужики», так сказать, жертвы обстоятельств… К бандитам они относятся с презрением, а то и с ненавистью, ибо в числе потерпевших от беспредела чаще всего оказываются невинные люди: чьи-то жены, матери, сестры… Иное дело — крадуны, не имеющие права прибегать к насилию… Настоящие, правильные авторитеты, воры в законе — это прежде всего люди слова, чести. С отморозками, ныне правящими бал в наших городах и весях, они не имеют ничего общего.

— Признаюсь откровенно. Мы тоже всякую уголовную шпану на дух не переносим! Жаль, что рядовые граждане нас с ними на одну доску ставят… Мол, бандиты, рэкетиры! Не так просто все это. Бубен, к примеру, вообще душа-парень, человек мирный, добродушный и нас нацеливающий на неприменение насилия. Если хочешь знать, с моей подачи его за глаза называют Толстовцем или Пацифистом… Но ведь должен же кто-то прикрывать и контролировать фирмачей?

— Зачем? Они сами справятся!

— Не скажи… Отморозки им покоя не дадут. За пять баксов побьют стекло в киоске, за десять — сожгут машину. Кто с ними будет разбираться? Менты? Они такие дела считают безнадежными и даже не регистрируют! А мы оперативно вычисляем засранцев, чистим рыла… Для того и существует «крыша», чтобы ограждать честных бизнесменов от всяких беспредельщиков!

Нет, определенно, этот парень умел мыслить. Таких, как он, можно условно отнести к новой генерации «крышевиков». Первые рэкетиры, появившиеся на свет, как только у народа с копейкой стало чуть посвободнее, ни о чем таком не думали. Если думали вообще. Но по мощам и елей: в основном-то «первая» братва если не в земле, то за колючкой.

Или выбилась очень-очень высоко…

— А если бизнесмен вдруг не согласится добровольно отстегивать «капусту», сами же этих отморозков и натравите! — подначил Макс.

— Ха-ха-ха! — добродушно рассмеялся Тихон, — Но до этого почти никогда не доходит. Чаще фирмачи сами нас ищут, чтобы заключить «пакт о ненападении».

— Где ты таких слов набрался? «Интернировать», «ненасильственные формы», «пакт о ненападении»?

— Где, где… В университете! У меня незаконченное высшее! — даже вроде как обиделся Андрей. — Три курса закончил. И не на дурфаке лямку тянул — на юридическом!

— Почему бросил?

— Перспективы не вижу… Всю жизнь ишачить за копейки? Я, брат, каждый день пару соток зелени имею! И все равно не хватает. Кстати, возьми на первое время…

Бригадир небрежно пошарил внутри широких брюк и спустя мгновение протянул разведчику добрый десяток помятых сотенных купюр.

Гольцов деловито рассовал деньги по разным карманам.

— А это тебе от Бубена! — добавил Андрей и положил на колени собеседника пистолет «Макарова»…

 

Глава 31

Угроза провала

Обратный путь пролегал близ вокзала, и Макс решил проведать своего безногого друга.

Тихон не возражал. Припарковал «лексус» под сенью деревьев и опустил тяжелую голову на руль, собираясь то ли покемарить, то ли обмозговать состоявшийся разговор…

Женька сидел на привычном месте, под часами. Печальные серые глаза, тоскливо устремленные куда-то ввысь, в бездонное синее и, несмотря на летнюю пору, — холодное небо, даже не соизволили опуститься к очередному благодетелю.

Но две сотенные бумажки, с хрустом опустившиеся в замусоленную кепку, быстро вернули его на землю.

— Пашка!!!

В этом коротком восклицании было столько радости и неподдельного восторга, что Гольцов чуть не прослезился.

— Куда ты запропастился? Тебя все ищут! — окончательно ожил афганец.

— Кого имеешь в виду?

— Ну, во-первых, участковый… Мирон Романович.

— Понял… Разберемся…

— Он был не один… А с шикарной кралей. Сиськи у нее восемнадцатого калибра. Ментовская блузка по всем швам трещала…

Колоритное Женькино описание не оставляло сомнений в том, что Волкова проведывала лейтенантша из инспекции исправработ.

Раньше они встречались через день. Но после того, как Пашка получил паспорт и фактически трудоустроился, все обязанности по надзору легли на плечи участкового. Тогда что делала на вокзале Людмила свет Владимировна?

— И еще, скажу тебе по секрету… — неугомонно продолжал попрошайка. — К нам приходила сама Актриса! С понтом, подбирала кадры. Меня к себе фаловала…

— Ну и…

— Я, конечно, отказался… Но не в этом дело. Уж больно настойчиво она расспрашивала, куда съехал с вокзала высокий, худощавый мужчина лет сорока! Убежден: Актриса имела в виду тебя!

«Эта выходка похлеще милицейской! Неужто ошибка резидентши? Нет… Вряд ли… Она просто была вынуждена рисковать! Почему? Ответ напрашивается сам собой: над нашим делом нависла угроза провала, и Алла хотела предупредить меня об опасности…

Значит, нам надо срочно встретиться и поговорить.

Снова поехать на загородную виллу?

Нет… Это неразумно…

Второй раз появляться в логове резидента я не имею права.

Остается одно — ждать!

Ждать и надеяться, что мое новое местонахождение она вычислит так же быстро, как и предыдущее…

Стоп! Актриса могла оставить сообщение в связной ячейке! Хотя мы и приняли решение больше не пользоваться этим каналом связи…

Во всяком случае, я на ее месте поступил бы именно так!»

Конечно, озвучивать свои внутренние раздумья разведчик не стал. Просто наклонился и обнял товарища, благодаря и одновременно прощаясь.

 

Глава 32

Участковый инспектор

Безрассудно бросаться к камерам хранения осторожный Макс не стал. Чтобы «заценить обстановочку», тормознул возле окошка справочного бюро и бросил цепкий взгляд в середину зала ожидания.

Баба Маша наслаждалась бутербродом в правом уголке, как раз напротив станционного буфета. Сразу за ней, положив под голову портфель, на жесткой полке дремал, или делал вид, что дремлет, незнакомый толстяк в сером костюме. Пожелтевшую рубаху украшал яркий и довольно модный галстук, совсем не гармонировавший с неглаженым пиджаком… Еще один подозрительный тип прогуливался между рядами с газетой в руке.

Внешне оба выглядели обычными транзитниками, но внутреннее чутье подсказывало разведчику, что это далеко не так.

«Нет, ребятки, сам я в петлю не полезу!»

Гольцов развернулся и рванул с вокзала в сторону тихой улочки, на которой остался бригадный автомобиль.

Тихон издалека «засек» бегущего приятеля, поэтому на всякий случай приоткрыл дверцу и запустил двигатель.

— Ты никуда не спешишь? — спросил запыхавшийся Макс, усаживаясь рядом.

— Нет… А ты?

— Мне надо к участковому.

— На фига?

— Отметиться пора. Я ведь под «колпаком у Мюллера».

— Ясно… Говори, куда ехать.

— В опорный пункт.

К счастью, капитан оказался на месте.

— Явился, пропажа… — не подымаясь с кресла, Ракитский протянул руку вчерашнему зэку, словно старому знакомому. На морщинистом лице заиграла лукавая улыбка.

«С чего бы это?» — насторожился разведчик и на всякий случай завел привычную блатную песенку:

— Извини, начальник… Загулял я малехо. И вспомнил о тебе только в субботу утром. Если можешь — поставь «галочку» задним числом. Магар с меня…

— Да ладно. Я — человек маленький, со мной можно договориться. А как быть с другими?

— Ты про Владимировну?

— Уже сдали! Вот шустряки! — искренне восхитился добрейший Мирон Романович.

— Что ей было надо?

Капитан посмотрел на собеседника чуть пристальнее обычного и сказал после паузы, слегка утрируя казенные формулировки:

— Задача инспекции — трудоустроить и прописать освободившегося. Хотя бы формально. На работу тебя, как мне известно, оформили, паспорт выдали, а вот от общаги ты опрометчиво отказался…

— За нее такую цену заломили!

— Прими бесплатный совет — пропишись у кого-нибудь из корешей, не то проблем не оберешься!

«И откуда ему только известно о моих новых друзьях?»

— Что, уже подкатывают проблемы?

— Да… Забери трудовую с алюминиевого и попроси Бубена, чтобы поставил штамп одной из своих фирм! — спокойно продолжал участковый.

«Неужели за несколько дней я так засветился в бригаде Тихона, что слух обошел всех ментов края?»

Удивление настолько явно читалось на лице поднадзорного, что даже не отличавшийся особой наблюдательностью Мирон Романович заметил это и решил расставить все точки над «і».

— Удивляешься моей осведомленности? Зря, зря… Мы с Бубенщиковым живем мирно и дружно. Спонсорскую помощь от него регулярно получаем. Ксероксы, компьютеры, принтеры, разную канцелярию… Скажу тебе честно: беречь его надо, как зеницу ока. Не дай бог с Вованом что-то случится — такой беспредел в городе начнется!

Вот так. Просто и четко, безо всяких обиняков.

Гольцов знал — точку зрения старого участкового разделяют многие сотрудники правоохранительных органов. Мол, лучше иметь дело с уже утвердившимися лидерами криминалитета, хоть не полностью, но подконтрольными и «работающими» во вполне определенных рамках, не допуская беспредела, чем с новоиспеченными отморозками, которые никаких авторитетов не признают и отвергают всякое сотрудничество с ментами.

Сам он такое мнение считал ошибочным. Каким бы хорошим не казался Бубен — он все равно жулик. Правда, не самый крупный по сравнению с рэкетирами в погонах или чиновничьих мундирах, но это не значит, что он должен оставаться на свободе.

Как и его высокие покровители.

Почему именно в его, собственно незлобивой душе скопилось столько ненависти ко всем этим «нуворишам от власти», — разведчик объяснить не мог. Может быть, потому, что его «легальные» коллеги, месяцами не получающие зарплаты, всегда первыми страдают от правовой незащищенности и произвола власть имущих?

Или потому, что именно они ежедневно созерцают изнанку общества, многократно убеждаясь в отсутствии какой бы то ни было добропорядочности и морали у руководителей всех рангов, тесно обросших связями с разнокалиберными бандитами?

Так, районное начальство повсеместно прокручивает свои грязные делишки, кооперируясь с районными бандитами, городское — прикрывается криминальными хозяевами города, местными паханами, ну а членам правительства уже сам бог велел быть связанными с ворами в законе. Тогда чем одни отличаются от других?

Кто у власти — то ли бандитской, то ли государственной, тот всегда уходит из-под обстрела. Рядовой гражданин, от бедности похитивший имущества на пару сотен долларов, идет по статье «в особо крупных размерах», а чиновники, умыкнувшие у государства миллионы и миллиарды, продолжают жить в коттеджах, разъезжать в иномарках и протирать штаны в руководящих креслах!

Только что значит «умыкнули у государства»? Надо говорить прямо — у нас с вами. Ведь государство само не зарабатывает. Оно лишь забирает заработанное нами. Под видом различных узаконенных поборов. И вместо того, чтобы содержать за эти средства пенсионеров и бюджетников, обеспечивает безбедное существование своих преданных слуг. Государственных служащих!

Бюджет для них — безразмерная кормушка, дырявое корыто, изо всех щелей которого брызжут струи достатка и изобилия, предназначенные для избранных.

Если следовать воровской терминологии (почему бы и нет, если у власти одни воры?), то бюджет — это всего лишь общак страны, а то, чем занимаются его держатели, называется крысятничеством. Такие деяния в криминальной среде не сходят с рук. В преступном сообществе сначала полагается обеспечить из общака рядовых братков, томящихся в застенках, «подогреть» ментов и судей, оплатить услуги адвокатов и работающих на систему банкиров, киллеров, членов правительства (да мало ли кого!) — лишь затем можно облагодетельствовать авторитетное начальство.

В случае с бюджетом страны — все наоборот. Сначала отхватят себе лакомый кусочек государственные паханы, а что останется — бросят народу. Не хватило — ну и не надо, ложитесь на рельсы. Нам всегда хватит! Мы ведь сами делим!

Однако пауза слишком затянулась.

— Ну, чего замолчал? — раздраженно пробасил Ракитский.

— Не знаю, что и сказать…

— Воспользуешься моим советом?

— Непременно.

— Ну, тогда до встречи…

Капитан поднялся и, все так же язвительно улыбаясь, подал для прощания вспотевшую ладонь.

Гольцов крепко пожал ее.

 

Глава 33

День рождения

В ту ночь бригада отрывалась на хате лупоглазой Дуньки по прозвищу «Тыква». Все происходило по обычной схеме: музыка, девчонки, «бухло»… Страсти улеглись далеко за полночь. Поэтому и подъем сыграли как никогда поздно — аккурат перед обедом.

— Просыпайтесь, склерозники! — в сердцах орал еле оклемавшийся Тихон. — Сегодня у шефа день рождения.

— Как я мог забыть? — спросонья пробормотал Шумахер, натягивая помятые штаны.

— Куд-куда едем? — прокудахтал из-под одеяла полупьяный Боча.

— За подарком!

— И шо будем ему дарить?

— Не знаю! У него все есть! — раздраженно махнул рукой Андрей и запустил пятерню в собственную шевелюру, всем видом демонстрируя полнейшую безысходность.

— Хочешь, анекдот продам? — наконец подал голос Макс.

— Вали.

— Два таможенника обсуждают, что преподнести третьему в честь дня рождения. Первый предлагает: «Давай купим ему квартиру». «Зачем? — отвечает второй. — Он недавно третий особняк отгрохал. Со всеми прибамбасами. Ну там бассейн, зимний сад, бильярдная… Может, лучше нолевый “шестисотый” подогнать?» — «У него тех “мэрсов”, как гноя… Гараж забит, ставить некуда!» — «Придумал! Придумал! Давай оставим его на сутки дежурить одного!» — «Ты что, дурак? Такой дорогой подарок!»

Шумахер кисло улыбнулся.

Боча захихикал.

А вот Тихон «не догнал».

— Хороша байка, но какое отношение она имеет к нашему шефу?

О его проблемах с юмором знал весь город. Даже неоконченное высшее образование не смогло ликвидировать врожденную патологию. Состязаться с таким диагнозом — напрасная трата сил. Поэтому Гольцов не стал ничего пояснять бригадиру — просто оделся и следом за компаньонами с обреченным видом поплелся во двор.

Шуми, как всегда, уселся за руль.

Великолепная троица, опять же — как всегда, в полном составе поперла на заднее сиденье. В тесноте да не в обиде! Правда, «с бодуна» мудрым правилом решили пренебречь и, чтобы кого-то отрядить на «место смертника», быстро скинулись на пальцах. «Повезло» Гольцову. «Лексус» с пробуксовочкой стартовал с насиженного места и начал лихо петлять в сплошном потоке транспортных средств.

— Для начала дуй в «Каскад», — как-то неуверенно распорядился Тихон. — Электронику посмотрим, бытовую технику… Или есть другие предложения?

— На Балке новый сексшоп открыли, — не поворачивая головы, затарахтел неугомонный «водила». — Давайте купим надувную телку. Струевый выйдет подарочек!

— Некрасивых резиновых женщин не бывает, — философски заметил Боча. — Бывают плохие легкие. Одного мы не учли… Бубен, как и Тихон, шуток не понимает…

— Я что? Я ничего… Вы меня в свои аферы не впутывайте, — в очередной раз подтверждая «диагноз», невпопад пробормотал Андрей.

— Тогда лучше преподнести живую! — игнорируя реплику бригадира, предложил Волк. — Завернуть в целлофан, завязать красной ленточкой…

— Хорошо, но больно дешево, — сморщился Тихон. — Инфляция, кобылы дешевеют, за полтинник любую пустим по кругу. Надо что-нибудь оригинальное в придачу…

— Чем он интересуется, окромя девок? — продолжал дискуссию Максим. — Предметы искусства, монеты, «волыны»?

— Насколько мне известно, Бубен не равнодушен к холодному оружию… Собирает сабли, мечи, ножи, рапиры, кортики, только я в них ни черта не смыслю, — сокрушенно залепетал Андрей. — Еще фуфло подсунут!

— Было бы неплохо, — зашелся смехом Шумахер. — Мы б с них такую неустойку слупили… Помните того валютчика, что мне фальшивую сотку всучил? Бубен с него впоследствии штуку баксов содрал…

В оружии Гольцов разбирался неплохо, но вот Паше Волкову, только что «выписанному из санатория», демонстрировать такие знания ни к чему. Лучше промолчать. Что он и сделал.

— Не всегда коту масленица, — бесцеремонно прерывая приятные воспоминания Красного Барона, подвел черту бригадир. — Не будем рисковать, времени в обрез… Сначала — «матчасть»… Девки и цветочки пойдут довеском!

Тем временем автомобиль уже притормаживал у грандиозного сооружения с мраморными колоннами, в котором с недавних пор разместился суперсовременный салон радиоэлектроники. Хотя здание так и просилось под музей…

— Давайте разделимся, — неожиданно предложил Шумахер, через открытое окошко обращаясь к Тихону, успевшему покинуть салон автомобиля. — Вы с Бочей выбирайте подарок, а мы с Пашкой по быстрячку организуем для шефа свежую соску…

— Только по борделям не шныряйте. — улыбаясь, посоветовал Андрей. — Телка должна быть незатасканной. В этом весь цимус!

— Да где ж такую взять? — огрызнулся Макс.

— На прошлой неделе в университете состоялся конкурс красоты. Можете подцепить кого-нибудь из номинанток, — нашел выход Боча.

— Это ж как? Ходить вокруг университета и кричать: «Эй, красотки, кто хочет переспать с Бубеном?»

— Зачем? Подкатите к общаге. Там любая даст за шоколадку! Только выбирайте самую красивую. Облажаетесь — Бубен вас обоих по очереди трахнет!

* * *

В тот день Шумахер превзошел сам себя, «долетев» до общежития за пять с половиною минут. Когда осатаневший «лексус» наконец остановился, Макс случайно бросил взгляд налево и заметил знакомый особнячок. Именно в нем находилась инспекция исправработ и трудоустройства. Грех было не воспользоваться моментом и не «перебазарить» с участливой лейтенантшей!

— Шуми, ты не обидишься, если я с тобой не пойду?

— Нет. Но четыре глаза лучше, чем два. Не дай бог, выберу крокодила… Слыхал, что нас ожидает?

— Я полностью доверяю твоему вкусу!

— Тогда я пошел?

— Иди.

— А ты посидишь в машине?

— Нет. Проведаю одну кралю… Может, она захочет поехать с нами?

— Симпатичная?

— Спрашиваешь… Памелла Андерсон с ее силиконовыми имплантантами по сравнению с нею — первоклассница!

— Когда вернешься?

— Раньше тебя.

— Хочешь пари? На ящик водки?

— Я столько не выпью.

— Тогда на твою Памеллу.

— Я сам ее еще не пробовал…

— Хорошо… Спорим на студентку. Победивший трахнет ее раньше соперника. Сразу после шефа… Договорились?

— О’кей!

Они ударили по рукам.

После чего Шумахер нажал кнопку на дистанционном пульте и, когда сработал центральный замок, понесся по ступенькам общежития со скоростью, достойной своего роскошного автомобиля.

Гольцов, напротив, — не спешил. Он и не собирался претендовать на столь «ценный» приз.

* * *

Максим без стука приоткрыл дубовую дверь и через образовавшуюся щель осторожно заглянул вовнутрь кабинета. Людмила Владимировна скучала возле открытого окна. На ней была только короткая форменная юбка и белая блузка, плотно облегающая соблазнительные бугорки. Серый милицейский китель висел на спинке стула. Жара!

— Здравствуйте!

— А… Это вы, — и без того хорошенькое лично озарила ослепительная улыбка. — Входите!

(«Черт возьми, она на самом деле рада меня видеть!»)

— Прекрасно выглядите, госпожа милиционерша…

— Именно поэтому вы избегаете встреч?

— Я считал, что все обязанности по отношению ко мне инспекция выполнила сполна.

— И у нас больше нет поводов для свиданий?

— Да…

(«Не понимаю: флиртует она или прикалывается?»)

— Жалоба поступила на ваше поведение… Мы обязаны отреагировать!

(«Вот почему она меня искала… Раскатал губу, идиот!»)

— Виноват… Исправлюсь!

— Скажите, почему вы до сих пор не прописаны?

— Не успел… Но сегодня-завтра все улажу.

— Сообщите-ка мне свой новый адрес…

— Зачем? Я ведь теперь под наблюденьем участкового. Ему и передам все координаты.

— Нам надо заполнить до конца ваше личное дело. Поставить в нем прописку и место работы… Кстати, — продолжила она, поменяв тон с любезного на сухой, официальный, — на алюминиевом, куда мы вас направили, вы так и не появились. Почему?

— Нашел другое, более денежное занятие…

— Тогда заберите трудовую и поставьте в ней штамп этого прибыльного предприятия!

— Непременно…

— Даю вам три дня… У меня все. До свидания!

— Будьте здоровы!

(«Не много ли внимания уделяет эта ментовская штучка моей скромной персоне? Мужик — как мужик, не самый высокий, не самый стройный… Две руки — две ноги, еще этот… В общем, как у всех. Чего она от меня хочет?»)

* * *

Когда Макс вернулся к месту стоянки автомобиля, Шумахер уже сидел за его баранкой и весело насвистывал какую-то попсовую мелодию, по-видимому предвкушая сладкий миг близости со своей избранницей, которой в салоне почему-то не оказалось.

Гольцову так и подмывало сбить с него спесь.

— И где твоя супершлюха?

— Сейчас выйдет.

— Значит, ты специально оставил ее в общаге, чтобы опередить меня?

— Яволь, майн фюрер…

— Мы так не договаривались. Ты должен быть с «подарком»!

— Ты не признаешь моей победы?

— Нет.

— Знаешь, что я с тобой сделаю?

— Знаю. Наберешь в рот говна и плюнешь мне в морду!

Водила покраснел и сжал кулаки.

Чтобы не усугублять ситуацию, Пашка громко рассмеялся и миролюбиво потрепал его по плечу:

— Не кипишуй, Шуми! Мне твоя лахудра на фиг не всралась…

За конфликтом оба прозевали момент выхода студентки из общаги. И «врубились» только тогда, когда услышали легкий стук по кузову «лексуса».

Волк повернул голову направо и сразу пожалел о своих последних словах, хотя из салона покамест было видно одни лишь стройные девичьи ножки — настолько высокой оказалась претендентка на бандитскую ласку. А когда, спустя мгновение, она уверенно плюхнулась на свободное заднее сиденье и открыто улыбнулась, жизнерадостно поблескивая изменчивыми коричнево-зелеными глазами, у него вообще отвисла челюсть.

— Меня звать Наташей.

— Я… Я… Я — Павел… А это — Шуми…

— Мы с ним уже познакомились…

— Тогда взлетаем?

— Можно. Но бабки — вперед, — нахально процедила красотка сквозь белые зубки.

— Сколько с нас? — со знанием дела поинтересовался Гольцов.

— Сотка баксов. Полтинник сейчас и полтинник — по окончании работы!

— Чего-чего? — нахмурился Шумахер. — Да ты у меня за два червонца…

— Остынь! — довольно жестко осадил его разведчик. — Это ж тебе не уличная потаскуха, а мисс Абитуриентка, правильно я говорю?

— Ага! — согласилась студентка и наградила нелегала благодарным взглядом.

Шуми еще немного посомневался и протянул в тоненькие девичьи руки зеленоватую бумажку.

* * *

Тихон с Бочей ждали на площади перед магазином. Возле их ног стояли три фирменные коробки.

— Где вы шляетесь?! — с ходу принялся отчитывать подчиненных грозный бригадир, но вдруг заметил красу-девицу и осекся. Несколько секунд оторопело глядел на ее ноги, затем без лишних слов рванул на себя дверцу так, что чуть не вырвал завесы, и завалился на сиденье рядом с очаровашкой.

Бедный Боча в одиночку погрузил тяжелые коробки в багажник джипа и примостился к студентке с другой стороны.

До начала празднования оставалось еще несколько часов. Их потратили на то, чтобы довести живой подарок до нужной кондиции. Сначала Наталью на Дунькиной хате нарядили в мини-юбку из прозрачного материала и такую же прозрачную блузу, а затем над ее и без того впечатляющей внешностью изрядно поколдовала профессиональная визажистка. Классно получилось. Какая-то последняя грань между соблазнительностью и вульгарностью.

Слегка переусердствовали и… опоздали. В бар «Мираж» попали последними, когда остальные приглашенные уже заняли свои места и теперь скучающе недоумевали, почему им до сих пор не наливают.

Сначала Боча с Маклаем под бурные аплодисменты затащили в просторный зал аппаратуру, потом Волк с Тихоном, заблаговременно освободив от посуды место перед именинником, поставили на стол продолговатую картонную коробку с большими круглыми отверстиями.

— Внимание! Сюрприз! — прокричал Андрей.

В этот момент коробка развалилась и…

Сказать, что Вован ошалел от неожиданности, — значит, не сказать ничего. Его глаза сначала округлились от удивления, затем их застелила поволока желаний; подбородок упал вниз, приоткрыв рот, набитый белоснежными зубами; казалось, вот-вот наружу вывалится язык.

Несколько минут он неотрывно глядел на лицо под целлофаном, затем все же собрался с духом и рванул за кончик завязанной бантиком красной ленты.

Хрустящая упаковка быстро осела на стол. В то же мгновение полуобнаженная красотка спрыгнула вниз, с визгом обхватила шею Бубена и надолго впилась в его бледные уста.

Что здесь началось! Шум, крики, выстрелы шампанского. Кто-то даже попытался кричать «горько».

Счастливый юбиляр усадил Наталью рядом с собой и просто поедал ее глазами. Остальные гости его уже не волновали.

Воспользовавшись таким положением вещей, уже в девять вечера Гольцов решил «сделать ноги»…

 

Глава 34

Трюк резидента

Все члены бригады Тихона заранее условились собраться после дня рождения в облюбованном борделе.

Конечно, можно было воспользоваться услугами такси, но Волку чертовски хотелось прогуляться, подышать свежим вечерним воздухом. Спешить некуда: его крутые компаньоны прилезут только под утро…

Он отошел всего на метров двести от бара «Мираж», как вдруг прямо по курсу на его пути выросла стройная женская фигурка в длинном цветастом платье.

— Позолоти ручку, погадаю… — поравнявшись с одиноким прохожим, предложила цыганка.

— Отстань! — сердито пробурчал Максим.

— Всю правду расскажу. Как жить, с кем дружить. Не пожалеешь, касатик…

Для особо надоедливых людей в арсенале спецагента имелся один безотказно действующий приемчик. Гольцов решил воспользоваться им.

— Как можно узнать будущее, не зная прошлого?

— Я знаю…

— Назови мне мое имя, фамилию, должность, место работы — и получишь кругленькую сумму.

— Хорошо… Ты — разведчик. И звать тебя Виктором!

Макс сразу понял все. Чтобы развеять жалкие остатки сомнений, немного приподнял черный парик и, заметив под ним светлые волосы, радостно улыбнулся:

— Чем вызван сей маскарад?

— Есть экстренные новости, — вполголоса сообщила Актриса.

— Давай спрячемся за угол…

Они повернули направо, на какую-то пустынную второстепенную улочку, и медленно пошли по проезжей части, пренебрегая грязными тротуарами.

— Во-первых, что касается Гриши, — тихо щебетала резидентша, не выпуская, как и надлежит настоящей гадалке, ладонь своего «клиента». — В милицейских списках такой кадр не значится.

— Уверена?

— Да. Пробивала по компьютеру.

— Наши?

— Возможно. Хотя они неохотно прикрываются ментовскими мундирами. Скорее всего — ФАПСИ. Там есть подразделения, решающие схожие задачи…

— Впрочем, какая разница… Что говорят бомжи?

— Васильевна уверена, что Гриша служит в розыске и борется с наркоманами. Она уже доложила про твою эпопею с камерами хранения; сейчас в зале круглосуточно дежурят люди в штатском…

— Знаю. Ты выяснила, на какую контору они работают?

— Покамест — нет. Но это не так важно… Потому что на вокзале ты больше никогда не появишься!

— А как же Женька?

— Кто?

— Кореш мой безногий…

— Можешь проведать его напоследок.

— Не понял…

— Вскоре ваша команда будет вынуждена перейти на нелегальное положение. Я получила новую порцию компромата. Компаньоны Семашко — братья Корниловы — опять перебежали дорогу твоему шефу. Вот-вот между ними вспыхнет полномасштабная война. Бубен, кажется, вполне искренне не хочет крови, зато вот Близнецы вовсю бряцают оружием…

— Ты уже послала донесение в Центр?

— Да. По запасному каналу.

— Ну и?

— Ответ пришел как никогда быстро. «Рекомендуем срочно привести в действие план “А”. Что это означает?

— Дело сделано… Меня отзывают назад, в Москву, — не моргнув глазом, в очередной раз соврал Макс. — Спасибо, сестрица. Спасибо и… Прощай!

— Как по мне, «до свидания» звучит более оптимистично…

 

Глава 35

«Мавр должен уйти»

«Итак, мое руководство решилось пойти на физическую ликвидацию Бюрократа…

Черт возьми… В Москве все рассчитали наперед! И вытащили Пашку из тюрьмы только потому, что у него имелись веские причины ненавидеть Семашко!

Даже если я откажусь выполнять приказ — это сделает кто-то другой. Хотя бы тот же Контролер.

А подозрение неминуемо падет на бедного “бомжа”!

Чью квартиру присвоил Бюрократ? Пашкину!

Кто требовал откупного и угрожал расправой? Волков!

Не верю, что Олег Иванович с его криминальными связями никому не рассказывал об этом инциденте!

Семашко “контактирует” с Близнецами. Ясно, что это за контакты, отношения и интересы. Прирученный крупный чиновник — кормилец, таких (до поры до времени) обхаживают, лелеют и холят, ограждают от опасностей; потеря такого человека для банды — трагедия…

За покушение на “кормильца” — мстят. Узнав, что подозрение в убийстве Бюрократа не без оснований упало на одного из боевиков Бубена, братья-разбойники подготовят акцию возмездия и объявят войну конкурирующей фирме.

Войну, первой жертвой в которой должен пасть Волк.

И пойдет цепная реакция, на которую намекал Отважный! Бандиты с остервенением начнут истреблять друг друга. А мудрым милицейским боссам останется только радостно потирать руки!

А я?

Я к тому времени уже буду на небесах…

Мавр сделал свое дело. Мавр должен уйти…

Мной решили пожертвовать, не спрашивая моего мнения!

Зачем весь этот беспредел?

Пока у меня есть только предположения, подсознательные догадки: кому-то очень хочется дестабилизировать обстановку в крае, показать россиянам беспомощность и слабость одного из потенциальных кандидатов в президенты перед лицом организованной преступности.

Кто так накрутил моего шефа? Неужели неизвестные просто заплатили деньги генералу Б., и старый служака с остервенением ринулся выполнять поставленную задачу? Тогда кто бы это мог быть? Коммунисты, демократы, олигархи? Эх, узнать бы, откуда растут ноги…

Только ни к чему мне это сейчас. При любом раскладе предавать интересы службы я не намерен. Пусть в данном эпизоде моя служба не права, но это моя служба…

Думай, голова, думай…

Даже если Волков обречен, Гольцов может — нет, просто обязан, выжить!

Стоп.

Центр употребил слово “срочно”. Значит, все фигуры уже расположились как надо. И тянуть больше нечего: Пашка, какой он есть по основной легенде, хорошо “накормленный” и отогретый в бригаде Тихона, в конце-концов забудет обиды, махнет на господина Семашко рукою и через какое-то время уже не будет являться главным подозреваемым…

Бюрократа пора кончать!

Как только я сделаю это — появится Ликвидатор и…

Тогда мы посмотрим: кто кого!

Хватит ломать голову. Надо действовать.

Вот попрощаюсь с Женькой — и за работу!»

 

Глава 36

Формальный повод

Откровенная беседа с начальником краевого управления ФСБ забрала у Байкова немало сил. Старый лис Павлов и слышать не хотел ни о каком показательном процессе. Это и понятно: любое самое невинное расследование неминуемо приведет к раскрытию его истинной роли в чиновничье-бандитских махинациях, а именно — обеспечении прикрытия.

Но хочет того генерал или нет — маховик запущен! Кого он зацепит на этот раз — известно одному лишь Богу.

… Капитан Степанов терпеливо ждал своего друга в собственном кабинете. Даже на обед решил не уходить. Уж больно интересной оказалась информация, которой поделился лейтенант Андронов. Пришло время удивить московского гостя!

— Тебе повезло… На вокзале работает один наш оперативник. Под видом сотрудника угрозыска. Он предоставил полную информацию про твоего бомжа. Фамилия его Волков. Павел Степанович. Всю жизнь провел за решеткой и лишь недавно освободился. Сразу влился в бригаду Тихона, главного подручного самого крутого нашего авторитета — Бубенщикова…

«Фи-ив… “Всю жизнь за решеткой”… Как же тогда мы оказались в одной группе Академии?»

— Это все? — с напускным безразличием бросил Игорь.

— Нет. Вот… Ознакомься…

Сергей положил на стол доклад сексота, зашифрованного под погонялом «Граф». Майор Байков углубился в чтение.

«На прошлой неделе к О.И. Семашко обратился некто Ю.Т. Ковалев с просьбой оказать содействие в разрешении жилищного конфликта. Его семья претендует на квартиру Филимонова Евгения Ивановича, бывшего воина-интернационалиста, ныне попрошайничающего на ж/д вокзале. Как мне стало известно, Бюрократ лично дал указание Близнецам разобраться с несговорчивым “афганцем”»…

— Ну и что?

— Этот попрошайка — близкий друг интересующего тебя лица.

— Так чего же мы медлим? Давай быстрее на вокзал! — распорядился Игорь.

Он уже не имел сомнений в том, что под видом рецидивиста в крае легализован сотрудник какой-то «конкурирующей фирмы». А может, и коллега из ФСБ.

Мешать ему майор не собирался. Напротив, дал себе слово всячески содействовать разведчику.

* * *

На привычном месте Женьки не оказалось.

Гольцов пробежался по перрону, но друга так и не обнаружил.

В тот самый момент из-за пивного киоска появился Петрович с пересушенной таранью в руке.

— Привет, Паша… Кого ищем?

— Кого-кого… Дружбана своего… Женьку.

— А он недавно уехал.

— Куда? С кем?

— А шут их знает… Пришли «крутомордые», взяли его под руки и понесли в тачку, которая стояла на площади.

— Давно?

— Говорю ж тебе: недавно. Минуты две прошло.

— Номер машины не запомнил?

— Нет, конечно…

— А марку?

— Думаешь, я в них разбираюсь?

Разведчик понял, что больше ничего не добьется от пьяницы, и, не теряя времени, рванул в сторону автостоянки. Может, наблюдательные таксисты знают больше?

Когда Макс перебегал дорогу, прямо перед его носом затормозил черный «опель» с тонированными окошками. Одно из них опустилось вниз, и в образовавшемся проеме показалась довольная физиономия Аль-Рашида.

— Куда спешим, старина? — на чисто русском спросил Мухаммед.

— Вы меня с кем-то спутали! — отрубал Гольцов, предпринимая попытку затеряться в толпе.

Но коллеги Байкова — Андронов и Степанов — оказались более проворными и ловкими.

Спустя мгновение агента скрутили, обезоружили и бросили на заднюю сидушку иномарки. Прямо в лапы «араба». Сами же остались на улице.

— Давай играть честно, — начал Игорь, забавляясь конфискованным пистолетом. — Мы работаем на контрразведку. А ты?

— Я безработный… Что вам от меня надо?

— Твоего дружка забрали бандиты. Времени в обрез… Так что колись, пока не случилось непоправимое…

— Отпусти меня. Я сам с ними разберусь.

— Их уже не догнать…

— Если Женька погибнет — это будет на твоей совести.

— Пойми, наконец, я тебе не враг. Напротив…

— Тогда скажи, кто стоит за похищением?

— Твой старый приятель…

— Бюрократ?

— Да. Но — боюсь — мы ничего не сможем доказать…

— Я докажу!

— Каким образом?

— Верни «макара» — увидишь!

— Имеешь полномочия?

— А ты как думал!

— Что ж… Тогда держи, — Байков вложил пистолет в ладонь Максима и дружески похлопал по его плечу. — О тебе я не докладывал никому. Можешь спокойно делать свою работу. А за Женьку не волнуйся: мои ребята «ведут» автомобиль, в которой он находится…

— Спасибо, Мухаммед, — искренне улыбнулся Гольцов.

— Узнал, а прикидывался. Ну, ни пуха ни пера тебе, парень!

* * *

До дома, в котором проживал Олег Иванович, Макс не бежал — летел. Ненависть и жажда мести просто разрывали на части его мятежную душу. Если бы Бюрократ вдруг попался в этот миг ему навстречу, — от него не осталось бы и мокрого места.

«Все складывается, как по нотам… Словно по команде невидимого дирижера, — на ходу размышлял разведчик. — Люди Семашко похищают моего лучшего друга, эфэсбэшники преследуют их машину… Как бы специально все сделано для того, чтобы я возненавидел Бюрократа!

Черт побери! Этот инцидент — дешевая инсценировка, формальный повод для того, чтобы подтолкнуть меня к решительным действиям!

Напрасно стараетесь, стратеги…

Я давно созрел для ликвидации всей этой погани!»

На улице быстро темнело.

А в окнах Семашко, как и прежде, не горел свет.

Максим на всякий случай уже трижды поднимался на седьмой этаж, стучал в двери, топил надолго кнопку звонка, шарпал за ручку — но все напрасно.

Олег Иванович словно предчувствовал свою участь и не спешил возвращаться домой.

От нечего делать Гольцов обследовал прилегающую территорию в радиусе нескольких сотен метров, но следов Контролера-Ликвидатора нигде обнаружить не удалось.

Правда, мимо многоэтажки несколько раз проезжали старенькие «Жигули». Может, “первой”, а, может, “третьей” модели. То ли бежевого, то ли кофейного цвета… Попробуй разобрать в кромешной тьме!

Почему именно этот автомобиль все время попадался ему на глаза — разведчик объяснить не мог.

Случайность? Совпадение?

Или шестое чувство? Профессиональный, если хотите, нюх? Вскоре далекий бой курантов известил об окончании очередных суток.

А Бюрократа еще не было.

Макс уже почти утратил надежду, когда на горизонте появилась знакомая фигура…

 

Глава 37

Ликвидация

Бывший заместитель губернатора в костюме с галстуком возвращался явно с какого-то фуршета. Полы расстегнутого пиджака, пронизываемые колючими сквозняками, постоянно зарождающимися среди арочных лабиринтов новых микрорайонов, играли роль парусов: Семашко бросало то влево, то вправо.

Бюрократ был изрядно пьян, чем, сам того не подозревая, серьезно огорчил своего Могильщика.

«В таком состоянии он даже не испугается, как следует!» — с сожалением констатировал Гольцов, направляясь в подъезд следом за «клиентом».

Олег Иванович тем временем добрался до лифта и успел ткнуть не в меру грубый пальчик в черный кружок. На световом табло замелькали цифры. 6, 5, 4, 3, 2, 1… Еще мгновение — и двери распахнулись. Пьяный толстяк никак не мог попасть в кабинку. Пришлось немного подтолкнуть его.

— Мне на седьмой! — собрав волю в кулак, вполне трезво распорядился Семашко, но его спутник уже нажал на нижнюю кнопку, помеченную цифрой «12».

Бюрократ просверлил нахала злым взглядом.

— А, это снова ты?! — наконец что-то шелохнулось в его затуманенной башке. — Чтобы это было в последний раз, понял?!

Что ж, в последний, так в последний! Долго уговаривать его не придется…

Разведчик деловито вынул пистолет и дважды выстрелил в круглую голову. Кровь и мозговое вещество забрызгали не только стены кабинки, а и одежду Макса, но он не обращал на это внимания — брезгливо бросил оружие к ногам своей жертвы и, дождавшись остановки подъемного механизма, сбежал по ступенькам вниз. Набрал полную грудь свежего ночного воздуха, осмотрелся и, не заметив ничего подозрительного, рванул вперед, на запад, по темной улочке.

Следом за ним на безопасном расстоянии двигалась коричневая «Лада».

 

Глава 38

Искать бомжа!

«Искать бомжа!»

Именно этот звучный клич прозвучит в ночи над большим сибирским городом. Первыми его издадут правоохранители разных мастей и рангов, затем подхватят жаждущие мести Близнецы, братья Корниловы; даже вчерашние друзья, тихоновцы-бубеновцы, захотят пролить кровь бывшего соратника, чтобы доказать оппонентам свою непричастность к убийству Бюрократа.

«Возможно, труп уже нашли, пистолет отдали на экспертизу… Снять отпечатки пальцев — дело нескольких минут. Наши умеют работать оперативно, если есть соответствующее указание. Потом криминалисты сверят их по компьютеру с дактилокартой главного подозреваемого — Волкова. Рисунки не совпадут! Это даст мне шанс продержаться, как минимум, до утра. Хотя… Черт побери! В картотеке наверняка мои собственные отпечатки. Гольцова! Как я сразу не догадался?!

Эх, зря ты бросил в лифте оружие, киллер сраный!

Но не возвращаться же назад на место преступления… Уверен: там уже вовсю хозяйничают менты! Скорее всего, Контролер их вызвал еще до того, как я покинул помещение. Удивительно, что мне посчастливилось уйти. Повезло! Впрочем, везет только дуракам и пьяницам… Что-то не сработало в их сложном забюрократизированном механизме. А я, напротив, действовал грамотно и четко. Один — ноль в нашу пользу… Но это только первый гейм! Сколько их впереди — никто не знает.

Чтобы выбраться живым из этой мясорубки, придется применить максимум усилий. Умственных и физических. Ждать до рассвета — самоубийство. Надо уходить прямо сейчас. А как? Железная дорога — отпадает. Там меня могут ждать и Гришка, и Мухаммед… Рассчитывать на воздушный транспорт тоже особо не приходится. Билет на самолет продают только при наличии паспорта. А фамилией Волков теперь лучше не бравировать. “Компетентные органы” уже давно предупредили кассиров о возможности его появления…

Рейсовые автобусы отпадают. Они по ночам почти не ходят.

Остаются только попутки…

Однако, прежде чем я выберусь на трассу, наверняка придется потолковать с Ликвидатором.

Где он запропастился?»

Как вдруг… Рядом с ним остановилась ржавая «копейка». За ее рулем сидела сама… Людмила Владимировна!

— Куда вы так разогнались, Павел Степанович? — приоткрыв правые дверцы, полюбопытствовала она и жестом пригласила бегущего мужчину в салон автомобиля.

Бедная женщина и не подозревала о том, что произойдет в следующее мгновение.

Волк накинулся на нее, как жаждущий на воду. Начал целовать шею, губы. Оборзев до предела, полез под блузу. Красотка не сопротивлялась и даже подыгрывала ему. Но пальцы Гольцова искали совсем не эрогенные зоны. Оружие.

Когда милиционерша разгадала его замысел, сопротивляться было поздно. «Макар», безответственно заткнутый за пояс юбки, уже перекочевал в руки спецагента.

— Давай, девочка, жми на газ… — тихо, но твердо приказал Макс. — Не бойся, я слабых не обижаю. Вывезешь меня подальше за город, пересадишь в другую тачку — и мы расстанемся друзьями!

— У меня будут неприятности! — глухо обронила Людмила; потом машинально поправила волосы, одернула смятую блузку и тронула с места.

— Не больше тех, что были уготованы мне, — спокойно уточнил нелегал, запихивая пистолет в просторный карман широких брюк.

— Боюсь, меня ожидает такая же участь! — горько констатировала хозяйка автомобиля.

Гольцов прекрасно знал, как поступают в его организации с теми, кто не выполнил приказ, но все же решил успокоить незадачливую Контролершу.

— Ерунда. Кому нужна твоя кровь, зайка? Тебя всего лишь лишат дополнительного приработка. Перестанут давать ответственные задания. Может, это и к лучшему. Заживешь спокойной жизнью, выйдешь замуж, нарожаешь детишек…

— Твоими б устами — да мед пить!

— Ты ведь старалась: боролась, противостояла, как могла… Просто я оказался сильнее. Хитрее, если хочешь, опытнее. «Наверху» поверят — там хорошо знают мои способности.

— Это не оправдание… Сам знаешь. Прострели мне хотя бы руку… Я доложу в Центр, что случилась осечка, и ты успел вырвать пистолет.

— А коллегам по инспекции что скажешь?

— Сверну на случайный выстрел в результате неосторожного обращения с оружием…

«Это ты неплохо придумала, девочка, но меня такое не устраивает. Бюрократа я положил, выполняя недвусмысленное распоряжение руководства, а вот поднять руку на своего, на ни в чем не запятнанного сослуживца — дело совсем другое. Я еще не конченный убийца».

— Хочешь — стреляйся сама, я на такое не пойду!

Людмила покосилась на разведчика, немного помолчала (по-видимому, обдумала его мотивы) и уже чуть другим голосом попросила:

— Может, ты слегка поранишь себя?

— И с кровушкой помчу через пол-Сибири да всю Европу? Мне и так несладко.

— Что же мне делать?

Она готова была расплакаться, но все же продолжала довольно уверенно вести автомобиль, который, несмотря на солидный возраст, бежал довольно резво и легко.

— Не знаю… Хотя…

Может быть потому, что машина ехала на запад, в нужном направлении, Макс подумал, что ситуацию можно и нужно обернуть на свою пользу. Они ведь не просто случайные попутчики и не враги с противоположными друг другу заданиями, — они оба, во многом, в одинаковом положении, а следовательно, у них обязаны оказаться общие интересы.

— Отрапортуй, что выполнила приказ, а я на месте что-нибудь придумаю. Сам подставлюсь, но тебя отмажу.

— Как?

— Пока не знаю… Но отмажу. Точно!

Она недоверчиво покачала головой.

И правильно, что недоверчиво.

Гольцов и не думал выгораживать ее. Эгоистично защищал свою собственную шкуру. Неприятности могут случиться с ним даже в столице. А вот если Контролерша доложит, что агент мертв, — шансы избежать их несоизмеримо возрастут.

Но эта ее неправильная информация, при правильном раскладе, может оказаться спасительной и для нее самой! У разведчика уже были кое-какие задумки на этот случай. Оставалось убедить Людмилу в правильности выбранного им метода защиты.

— Где тебе рекомендовали «встречать» меня после задания? И кстати, как ты вычислила момент ликвидации?

— Это обязательно — отвечать?

— Сейчас я работаю на тебя. Если спрашиваю — значит нужна информация. В «темную» можно все напортачить.

Женщина еще раз посмотрела на него, даже скорость немного сбавила; чуть меньше горечи и чуточку надежды появилось в ее взгляде; похоже, она уже поняла, что Макс не собирается стрелять ее в таежном глушняке, — так почему бы не предположить, что он и в самом деле попытается отвести гнев грозного начальства?

И она сказала:

— Центр предупредил, что ликвидация ожидается сегодня-завтра. За Семашко присматривали, ну и за его двором тоже, тебя опознали. А способ твоей… (она запнулась) эвакуации с места преступления я выбирала на свое усмотрение…

— Значит, так… Ты доложишь, что посадила Волкова в автомобиль, вывезла за город и грохнула посреди тайги. Это объяснит то обстоятельство, что труп пока не найден. А я тем временем доберусь до генерала Б., это мой друг, и распишу, как мужественно и профессионально ты себя вела.

— Не врешь?

— Век воли не видать! — выдал Макс воровскую клятву и рассмеялся. Вот, блин, вжился в образ…

Они уже проехали милицейский пост, на котором «Жигули» не останавливали (значит, в городе еще не подняли тревогу!), и помчали дальше на запад.

С каждой секундой Людмила все больше успокаивалась, к ней быстро возвращались заложенные природой веселость и жизнерадостность.

— Может быть, хорошо, что все так закончилось?

— Для меня, определенно — да!

(«Еще не закончилось, еще много чего может произойти и на длинном пути домой, и самое главное — в столице, но первый тайм, похоже, удается».)

— Ха-ха… Я о себе говорю. Хорошо, что не взяла грех на душу!

— Ага… Не взяла… Если б не спецподготовка — гнить мне в тайге уже этой ночью!

— Хи-хи-хи… Ты настоящий мужчина. Сильный. Умный.

— Давно пришла к такому выводу?

— С первого свидания. Нет, правда, ты мне сразу понравился. Возможно, поэтому и не прикончила тебя на месте. Решила поиграть в кошки-мышки, дура…

— А я взял и все испортил?

— Выходит, так… ха-ха…

— Как твое настоящее имя?

— Люда! (Она искренне удивилась его недоверчивости.)

— Тебя давно завербовали?

— Еще в институте.

— Ты не замужем? — спросил Макс, предполагая заранее отрицательный ответ.

— Нет! Честно говоря, даже боюсь этого, хи-хи…

— Почему?

— Вдруг муж начнет настаивать на том, чтобы завести детей.

— В чем проблема? Родишь ему двойню-тройню…

Лейтенантша покосилась на него, помолчала, прикусив губку, и наконец выпалила:

— Бытует мнение, что женщины во время родов могут выболтать любую тайну!

(«Интересно, она это серьезно? Или начинает морочить мне голову и планирует собственную игру?»)

— Боишься предать интересы службы?

— Ага!

(И снова дурацкое «хи-хи».)

— Брось ты все это, Людок… Займись настоящим бабским делом. А то, словно мужик, на тачке гоняешь, щеголяешь в ментовской форме с табельной «волыной» за поясом. Живого человека чуть было не грохнула! Не для тебя все это.

— А ты женился бы на мне? — неожиданно полюбопытствовала она, поблескивая лукавыми глазками.

— Запросто. Прямо сейчас!

— Дурак, я серьезно.

— Я тоже…

В этот момент «копейка» дернулась, зачихала, немного еще прокатилась по инерции и замерла.

Кончился бензин. Гольцов давно был предупрежден о неизбежном сначала мерцающей, а затем и постоянно горящей лампочкой, но дамам-автомобилисткам назойливые сигналы датчиков, видимо, ни о чем не говорят…

Людмила попробовала снова запустить двигатель. Не вышло.

В это время далеко сзади на трассе появился свет мощных фар. Макс положил на аппетитные коленки разряженный «ствол», выщелкал патроны из обоймы и, зажав их в кулаке, вышел на дорогу. Настойчиво замахал рукой.

Вскоре возле них остановился могучий КамАЗ.

— Подбросишь? — спросил Макс у седовласого увальня, уютно расположившегося в теплой кабине. — Мне срочно, а красотка дальше не едет.

— А байки травить будешь? Мне всю ночь гнать надо.

— Заслушаешься! — улыбнулся разведчик во весь рот. — Я сейчас, только с подругой попрощаюсь.

Людмила услужливо распахнула перед ним дверцу, но Гольцов не стал садиться в салон.

— Ну, прощай, солнышко… Будь умницей, сделай все, как я велел, — пробасил поучительно и бросил на освободившуюся сидушку все восемь патронов. — Авось обойдется.

(Женщина машинально накрыла их ладонью, но зарядить пистолет даже не попыталась.)

— Да… Кстати… С машиной — полный порядок. Просто закончился бензин.

— Почему ты не предупредил меня об этом?

— Чтобы исключить непредвиденные выходки. Так даже лучше. Иначе бы мне пришлось повредить твою тачку.

— И как мне добраться до заправки?

— Всех проблем! Выйдешь на дорогу, потрусишь «булками» — любой сочтет за счастье поделиться с тобой горючим. Ну, цьом, киса…

Она неожиданно выскочила на дорогу и повисла на его шее. Страстно прильнула к жаждущим губам.

— Я буду ждать тебя… Ты ведь вернешься, да?

— Смотря что ты передашь в центр…

— Я сделаю все так, как ты велел…

 

Эпилог

В приемной директора службы сидела молодая миловидная секретарша и безостановочно барабанила по клавиатуре компьютера.

Гольцов вошел, поздоровался, сел рядом с нею.

— Вы договаривались? — не отрываясь от работы, поинтересовалась девица.

— Да…

— Как вас представить?

— Пока — никак. Я зайду вместе с полковником Сохацким.

(Он назвал первую пришедшую на ум фамилию штатного сотрудника управления.)

— Хорошо… Ждите…

— Спасибо.

Разведчик знал, что нарушает все инструкции и правила, но других вариантов для встречи с Отважным придумать не мог…

Вскоре дверь кабинета приоткрылась, и из него вышел совсем еще зеленый, но уже достаточно уверенный в себе, норовистый и холеный адъютант, из новеньких.

— Танюша, срочно отпечатайте это в трех экземплярах, — строго наказал и снова скрылся за дубовой дверью.

Сделав вид, что ему совершенно безразлично содержание документа, нелегал бросил острый взгляд на листок бумаги, исписанный знакомым почерком. При этом секретаршу совершенно не заботил режим секретности, она как бы специально поворачивала к нему докладную, чтобы посетитель смог подробно ознакомиться с ее содержанием.

«В результате спецоперации погиб нелегальный агент Гольцов Максим Иванович. Прошу представить его посмертно к правительственной награде и оказать семье погибшего материальную помощь в размере…»

Сумму генерал почему-то не указал. Забыл или просто не захотел?

В это время адъютант вновь показался из-за двери и соизволил отметить присутствие постороннего.

— О вас доложить? — спросил безучастно.

— Не надо! Он ждет Сохацкого! — опередила Макса машинистка.

— Тогда я исчезну на минутку. К шефу никого не пускать!

Откровенно игнорируя «высочайшее повеление», Татьяна продолжала равнодушно стучать по клавишам. На судьбу начальника ей было, кажется, наплевать. Воспользовавшись секундным ослаблением бдительности, разведчик тихо проскользнул в кабинет. Ходить бесшумно его учили долго и нудно…

Директор сидел за столом. Перед ним лежал план какой-то местности, по-видимому, одной из баз управления. Подземный городок, стрельбище, тренажерный зал…

Подполковник стал сзади него и тоже уставился в карту. Отважный долго не замечал его присутствия, и Макс решил поторопить события: не дай бог, вернется адъютант — весь кайф перебьет!

Он собрался с духом и… громко кашлянул.

Седая голова резко повернулась в его сторону, карие глаза мгновенно наполнились неподдельным ужасом. Раздался нервный вскрик. И… обмякшее тело генерала начало сползать с кресла под стол!

От души надавав шефу по щекам, Гольцов быстро привел его в чувство.

— Что, старина, не каждый день приходится встречаться с мертвецами?

— Откуда ты взялся? — еле выдавил Б.

— Из леса, вестимо…

— Контролер — жива?

— Так точно… Иначе, кто бы сообщил вам радостную весть!

— От тебя всяких фокусов можно ожидать!

— От вас — тоже!

Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг друга, затем генерал не выдержал и по-отечески обнял нелегала.

— Я был уверен, что ты выкрутишься!

— Вашими молитвами…

— Надеюсь, ты зла на меня не держишь?

— Нет… На вас — не держу. Только на будущее: не советую рисковать таким ценным агентом.

Отважный искренне рассмеялся и достал из шкафчика початую бутылку своего любимого дагестанского коньяка. Плеснул себе и подчиненному в широкие фужеры…

Дверь скрипнула, и на пороге вырос адъютант.

— Ты уволен, — спокойно произнес Б. — Скажи Татьяне, чтобы печатала приказ.

Денщик щелкнул каблуками и молча удалился.

— Ну, за благополучное возвращение! — торжественно выпалил генерал и опрокинул фужер.

Макс последовал его примеру.

— Напугал ты меня, — сознался директор, отставив хрусталь, — но и порадовал.

— На правах покойника позвольте полюбопытствовать: зачем вы организовали весь этот цирк?

— А весь и не получился… пока, — ответил Б., отреагировав только на ключевое слово.

— Значит, будете пытаться снова? Из-за чего? Или как у Задорнова: «Все из-за бабок»?

— Ну, ты, «жмурик»… Чтоб я такого больше не слышал!

— Понял, — кивнул Гольцов, продолжая издеваться над шефом. — А я-то вас не сильно подвел, что не подыграл акции, не подставился под пулю?

Отважный скорчил гримасу, будто удерживаясь, чтобы не чихнуть, а затем сказал:

— Ты вот что запомни, пока еще остаешься на правах живых: есть замысел — и есть «сопротивление материала». И если вроде во всем правильный замысел не осуществляется из-за сопротивления материала, то всегда надо подумать: а действительно ли он такой хороший?

— Ясно…

А генерал тем временем интересовался уже совсем другим, деловым и безапелляционным тоном:

— Рассказывай, каким ты находишь состояние нашей агентурной сети в регионе?

— Резидент — на пять баллов. И сама хороша, и способы работы находит правильные. Проблемы только с конкурентами: ФАПСИ, мусора, пардон, милиционеры…

— Место горячее. Ничего не поделаешь.

— А вот Людмилу Владимировну лучше заменить. Не обижать, но заменить. Слишком мягкотела и замуж сильно хочет.

— Так возьми, раз хочет…

— Я еще со своей не развелся.

Б. протянул ему кусочек шоколада и еще раз наполнил бокалы.

— Сколько дней тебе понадобится для реабилитации? — забросил удочку.

— Неделя. От силы — две. Что, имеется свежая работенка?

— Не скрою… Есть одно дельце…

— Надеюсь, без летального исхода?

— Не язви, Гольцов… Служба такая. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Ты выжил. Повезло! Можешь просить, что хочешь.

— Оставьте в силе предыдущий приказ… Только сумму, пожалуйста, укажите как можно больше!

Ссылки

[1] «Травка» — легкий наркотик: план, опий, марихуана ( жаргон ).

[2] «Погоняло» — прозвище, кличка ( жаргон ).

[3] «Швагро» — шурин ( укр. диалект ).

[4] Майдан — площадь ( укр .).

[5] Шнифты — глаза ( жаргон ).

[6] Шурави — так афганцы называли советских воинов.

[7] «Белка» — белая горячка ( жаргон ).

[8] «Фильтровать базар» — подбирать слова ( жаргон ).

[9] «Дачка» — передача ( жаргон ).

[10] «Греть» — оказывать помощь, в том числе и материальную ( жаргон ).

[11] «Вертухай» — устаревшее название контролера (надзирателя) в местах лишения свободы. В наши дни их все чаще называют просто ментами ( жаргон ).

[12] «Петушатник» — особое место в бараке для «опущенных» (обесчещенных) братвой ( жаргон ).

[13] «Гоп-стоп» — разбойное нападение ( жаргон ).

[14] «Дурфак» — физкультурный факультет.

Содержание