На следующий день Эмма, как обычно, пришла в школу. Она старалась быть невозмутимой, однако про себя отметила, что «декорации школьной жизни» сильно подпорчены: потолок и стены — в водяных разводах, запах сырости и мокрой бумаги. Перед входом лежала внушительная куча промокших книг. Техничкам стоило больших усилий привести классы в приемлемое состояние, так что они были не очень рады увидеть Эмму. Она сразу поняла, что им сообщили личность виновника, то есть её личность. Но её это мало беспокоило, её больше волновал вопрос — кто на них донёс.

Эмма вошла в коридор. Около неё сразу же откуда-то материализовались Ева и Маша. Они тоже были не в духе. Ева сразу перешла к делу:

— Твоим родителям вчера тоже звонили?

— Ага, да. Все телефоны обзвонили, — ответила Эмма, вспоминая вчерашнее.

— Как они узнали!? — спросила Маша.

— Нас кто-то выдал, — ответила Эмма.

— Майорова! — вдруг услышала Эмма. Девчонки развернулись. Их окликнула их классная руководительница, — вы, все трое, идите за мной, — она указала на Эмму, Еву и Машу.

Эмма опять была в директорской и стояла перед Людмилой Михайловной, остальных девчонок отвели в другой кабинет, там их отчитывал завуч. А все эти сложности из-за того, что директриса считала, что к Эмме нужен особый подход.

Сама Людмила Михайловна, так звали директрису, была миролюбивая и на редкость спокойная женщина. Главные её усилия были направлены на развитие внеклассной деятельности и повышение статуса школы за счет инновационных внедрений. На другие проблемы, будь то поведение учеников или ремонт школы, времени и сил не оставалось. К сожалению, Эмма с точностью до наоборот не соответствовала её представлениям и была для директрисы занозой.

И вот Эмма в очередной раз сидела в учительской, а перед Людмилой Михайловной стояла задача вразумить хулиганку.

— Ну, рассказывай, Эммочка, как ты докатилась до такой жизни? — начала свои меры воспитательного воздействия директриса.

Эмма вздохнула.

— Твоё поведение и так оставляет желать лучшего. Постоянные твои эти выходки. Драки, прогулы, грубость в отношении с учителями и сверстниками. Не думаешь ли ты, что пора образумиться. А последняя твоя выходка меня просто убила. Это просто немыслимо! Нанести такой ущерб школе. Мы что? Плохое тебе что-то сделали? Почему у тебя такое отношение? Твоё счастье, что твой отец сумел договориться насчёт ремонта школы со спонсорами и убедил пожарников и родителей, что эта твоя пожарная тревога была необходима для отработки плана эвакуации.

«Да уж! Какая я молодец, что провела внеплановые учения МЧС» — подумала Эмма, вспомнив вчерашнее сумасшествие.

— Так что будь благодарна, что он развернул ситуацию в твою пользу, — продолжала учительница, — Ты, благодаря нему, получается, благодетельница.

— Ну, раз я благодетельница, что вы меня отчитываете? — огрызнулась Эмма.

Людмила Михайловна вздохнула:

— Вижу, Эмма, что спорить с тобой бесполезно. Вразумить тебя может только наказание, — директриса встала.

Всё с самого начала к этому и шло. Эмма это прекрасно понимала.

— С этого надо было и начинать, — сказала Эмма. Ей было проще сделать какую-нибудь работу в школе, чем слушать выматывающие наставления директора.

Людмила Михайловна вывела Эмму из своего кабинета обратно в учительскую. Там уже были Ева и Маша. Директриса и завуч (маленькая, светленькая женщина) встали перед ними.

— Почему Вы решили, что это мы сделали, может это кто-то из старшеклассников пошутил? — в надежде снять с себя вину спросила Ева.

— Нет, я видела вашу троицу — девчонки услышали знакомый железный голос.

Все трое обернулись. За ними стояла Эльвира Анатольевна — учитель истории. Эльвира Анатольевна обошла девочек кругом. Они были в недоумении от сказанного ею.

— Да, это я про вас рассказала, — повторила она, — я видела вас вчера, как вы втроем удирали через забор.

— Спасибо Эльвире Анатольевне за то, что мы теперь знаем, кто всё-таки принёс такую большую пользу школе, — не без иронии заметила директриса.

— Да уж! Спасибо большое! Тысяча благодарностей, — сказала Эмма в сторону.

— В следующем году мы проведём несколько учебных тревог. И если начнётся пожар, мы будем готовы, — договорила директриса.

— Ну ладно, давайте уже говорите, что мы будем делать. Нам идти на кухню или в уборную? — нетерпеливо прервала Эмма.

— Да, кстати, о твоём наказании, — спохватилась Эльвира Анатольевна.

Эмму насторожило слово «твоём».

— Я так понимаю, что наши обычные наказания тебя не страшат, поэтому на этот раз ты будешь отбывать его на уроке истории.

Эмма вытянула физиономию. Помертвев, она попятилась.

— Эльвира Анатольевна великодушно согласилась подтянуть тебя по истории, — договорила директриса, — сегодня после уроков три часика позанимаетесь и кратенько пробежитесь по темам, которые ты пропустила за этот год.

Время вокруг Эммы остановилось. Она была не здесь, а где-то в другом мире. Мысль о том, что всё, чего она так старательно избегала весь год, сейчас настигнет её, готова была повалить её в обморок. А ведь и эта суматоха с пожаром была тоже только ради того, чтобы не идти на историю, а теперь что!? Эмме было легче умереть, чем целых три часа провести один на один с Эльвирой Анатольевной. Лишь одна мысль облегчала весь этот кошмар. Мысль, что с ней будут её подруги. Но вдруг все надежды Эммы разбились в прах:

— Ева и Маша могут идти. На них наказание не распространяется. В случившемся целиком и полностью виновата Эмма, — снова добавила Людмила Михайловна.

Чем больше она говорила, тем больше Эмме становилось хуже. Её переполняли самые разные чувства. На мгновение ей показалось, что у неё взорвалась голова. Эмма была в недоумении, откуда директриса узнала, что именно она была организатором и сподобила подруг включить сигнализацию. Во-вторых, это нечестно. Пусть девчонки послушали Эмму, но ведь они тоже виноваты и тоже должны сидеть на истории. Всему этому Эмма нашла объяснение тем, что в отличие от неё Ева и Маша не пропустили ни одного урока. Кроме этого, им было незачем сбегать с истории. Но было ещё кое-что, чего Эмма точно не знала: что же будут делать её подруги? Останутся или послушают директора. Эмма бросила на них вопрошающий взгляд. Те тоже смотрели на неё озадаченно, они растеряно стояли, не зная, что делать… Ева потянула Машу за руку, и девчонки ушли. Эмма с сожалением посмотрела им вслед. Всё-таки они оставили её. Эмма ничего не сказала. Это было бы неправильно. Они ведь её подруги и не должны страдать из-за неё.

В этот день у одноклассников Эммы было четыре урока. Весь день Эмма просидела на уроках в раздумье. Она не разговаривала ни с Евой, ни с Машей, да и те не особо жаждали её общения. Эмма не спорила с учителями. Она старалась меньше маячить. И хотя ей было всё равно, что думают о ней другие, в голове у неё иногда пробегала мысль, что всё-таки не надо было вчера устраивать всю эту сумятицу. Она стала побаиваться, что теперь все ребята начнут презирать её. Но как ни странно, мальчишки из других классов, встречая Эмму, улыбались и весело подмигивали.

Шёл четвёртый урок — химия. Учительница рассказывала про свойства благородных металлов:

— А вот вам ещё один драгоценный металл, — продолжала учительница, — платина. Золото с платиной и на одном ряду не стоит. Платина очень тяжёлая. У неё большая температура плавления — примерно 1773 градуса Цельсия, ну а представьте, какая температура кипения! Запишите в тетрадь.

— Какая температура плавления? — переспросила Женя, главная отличница класса и гордость школы.

— 1773 градуса. Но, пожалуй, главное свойство платины — это её сильная химическая устойчивость. Она растворяется только в горячей «Царской водке».

— Гы гы, водке, — кого-то в классе это слово позабавило.

Эмма скучала. Её ничего не беспокоило и не интересовало: ни свойства платины, ни свойства водки. И в то время как других все эти интересные факты занимали, Эмму интересовало лишь одно: когда же уже это кончится?

— Знайте, что такое «царская водка»? — продолжала учительница, — это смесь азотной и соляной кислоты, вот как! — химичка рассказывала с таким энтузиазмом, как будто хвалила платину за заслуги перед отечеством. — А вот представьте себе, что при всех этих свойствах, платина, между прочим, довольно мягкая, поэтому в ювелирной промышленности её представляют как сплав с другими металлами.

После уроков Эмма осталась ещё на три часа. Учителя-то за этим проследили. Конечно, она ещё раз попыталась смыться, но всё было тщетно. На этот раз Эльвира Анатольевна была чем-то особо довольна. У неё было более-менее хорошее настроение, и она даже ни разу не прикрикнула на Эмму. Вначале учитель рассказывала Эмме про царскую Россию, из чего она мало что поняла. Потом Эмма самостоятельно читала и выписывала основные тезисы учебного параграфа. К концу второго часа Эльвира Анатольевна начала объяснять про революцию 1848 года во Франции. К тому времени голова Эммы сильно распухла, она не привыкла воспринимать столько информации.

Эмма уже не слушала, что рассказывает ей учитель, её взгляд был устремлён за спину Эльвиры Анатольевны, на часы. Эмма только и думала о том, когда же урок кончится и она пойдёт домой.

— Эмма, что ты там высматриваешь? — возмутилась Эльвира Анатольевна и обернулась. — Ясно. Не волнуйся, скоро уйдёшь.

— Да, вовсе и не на часы смотрю, — возразила Эмма.

— А на что же?

Эмма была в смятении. Она растерянно запрыгала глазами по стене. Куда же ей смотреть? На стене ведь столько всего: расписания уроков, графики дежурств, памятки по историческим датам и правителям, фотография Путина, доска, в конце концов.

В конечном итоге Эмма остановилась на стенде почётных граждан города, который когда-то сделали старшеклассники.

— Вон туда, — показала девчонка, — на почётных граждан города.

— И что же ты там такого интересного увидела?

Эмма напрягла глаза и попыталась прочитать подпись под первой попавшейся фотографией, даже не разобрав, кто на ней изображён:

— А-на-ста-сия Л… Лоу?

Эмма даже не знала, кто такая Анастасия Лоу.

— Допустим, ты смотрела на Анастасию Лоу. Но, Эмма, ты учишься в этой школе уже восемь лет. Так почему же ты раньше не смотрела на этот стенд? Почему ты смотришь на него именно тогда, когда я объясняю тебе тему? — рассердилась Эльвира Анатольевна.

— Но этот стенд не висел здесь раньше, правда? Вы ведь недавно его повесили, да? — спросила Эмма.

— Пять лет назад.

— Эмм.… Ну, вы же знаете, время течёт так быстро! Кажется, то, что было пять лет назад, было только вчера…

— Это не пять лет назад было вчера, — оборвала Эмму Эльвира Анатольевна, — это ты здесь была пять лет назад! Ты бьёшь все рекорды, Эмма! Никто ещё так много не пропускал, как ты! Ладно, вернёмся к революции. В 1848 году прошли выборы в Учредитель…

— Нет! — воскликнула Эмма, — расскажите лучше про Анастасию Лоу, — она готова была слушать что угодно, лишь бы не эту заунывную историю нового времени.

— Вот закончим, подойдёшь к стенду и сама почитаешь про Анастасию Лоу.

— Нет, там не интересно написано, вы интересней рассказываете.

— Эмма, мы должны пройти эту тему, она очень важная! Она будет на ЕГЭ!

— Ну, пожалуйста, обещаю, я прочитаю эту тему дома в Интернете. Хотите, даже учебник возьму, — предложила Эмма.

— Как тему в Интернете почитаешь, так и про Анастасию Лоу тоже в Интернете почитаешь, — не соглашалась учительница.

— Прошу! У меня сейчас голова взорвётся! — взмолилась Эмма.

— Хорошо, — наконец согласилась Эльвира Анатольевна. — Но тему ты обязательно посмотришь дома. Я обязательно у тебя её спрошу.

— Обещаю, — ручалась Эмма.

— Что ж, не знаю, с чего начать…. Анастасия Лоу — дочь одного из самых известных преступников 50-ых. Родилась в 1952 году. Фамилию «Лоу» она получила после замужества. Девичья же её фамилия была — Хановалова. А отец был известен в криминальном мире как «Хан». В отличие от отца, была законопослушной, имела весьма миролюбивый характер, любила детей. В двадцать один год была вынуждена выдать отца и его группировку властям, а деньги, им награбленные, по легенде она спрятала и позже основала детский летний лагерь «Маленький Сокол», который до сих пор остаётся единственным в нашем районе. Через два года вышла замуж и родила двух сыновей. В 1989 году Лоу умерла при загадочных обстоятельствах. Но известность Анастасии Лоу принесло отнюдь не основание лагеря. По легенде перед смертью она спрятала оставшиеся награбленные её отцом драгоценности и деньги где-то в лагере, и поговаривают, что сумма там немалая, — наконец закончила учительница.

— А как она умерла? — спросила Эмма.

— По одной версии её убил один из бандитов её отца по прозвищу «Палач», которому удалось бежать и скрыться заграницей. Таким образом, он отомстил ей за предательство.

— А у неё остались какие-нибудь родственники. Что стало с её детьми? Может быть, у сыновей были дети? — Эмма не на шутку увлеклась.

— Этого я тебе сказать не могу, не знаю, — ответила учительница, но заметив, что Эмма собирается у неё ещё что-то спросить, добавила, — я вижу, что тебя заинтересовало дело Лоу, — она хитрым взглядом посмотрела на Эмму, — так почему бы тебе не сделать доклад на эту тему? Как раз выяснишь, есть ли у Лоу родственники.

Эмма, прежде заинтригованная, отпрянула от Эльвиры Анатольевны. Эта идея ей совсем не понравилась. И это понятно, кому же хочется выполнять какие-то задания летом?

— Где же я найду информацию о Лоу? — завозмущалась Эмма.

— Ух, поройся в Интернете, не всё ж там в игрушечки играть. На крайний случай, в библиотеку загляни. Только лучше не затягивай, делай сразу, а то потом в последний день сложнова-то будет.

На этом трёхчасовое наказание закончилось, если это можно назвать наказанием. В целом урок прошёл неплохо. Эмме даже стало немного стыдно, что она так ненавидела Эльвиру Анатольевну.

Эмма возвращалась домой в пятом часу. На улице почти никого не было, только изредка проезжали машины. Погодка была по-настоящему летней. Заходящее солнце залило всё ярко-рыжим светом, и всё, что оно заливало, отдавало длинную тень. Мягкий теплый ветерок шелестел листьями на тополях, щебетали какие то пичуги.

Эмма шла по тротуару, глубоко вдыхая тёплый воздух. Впереди было ещё целых три месяца свободы. Но что-то не давало ей покоя. То ли предчувствие чего-то недоброго, то ли размышления об Анастасии Лоу. У неё было такое странное чувство, как будто Анастасия Лоу серьёзно повлияет на её жизнь. Или уже повлияла, а Эмма этого не знала.

Так или иначе, но когда Эмма пришла домой, странному чувству чего-то неладного нашлось объяснение.