Великая цивилизация античного мира не перестает занимать и удивлять нас, людей XX века. Восторгаясь мастерством, необыкновенным вкусом и чувством изящного, которые отличают ее творцов — художников, писателей, поэтов — мы не должны забывать, что эти выдающиеся достижения были бы немыслимы без высокого расцвета книжной культуры. Известный английский исследователь В. Тарн в своей книге «Эллинистическая цивилизация» как-то заметил, что эллинизм представлял собой мир, «лишенный машин и полный рабов». Он мог бы при этом добавить — «и полный книг». Их становилось все больше и больше по мере продвижения греко-римской культуры в новые области и страны, на Запад и на Восток. Когда в результате неудачного похода против парфян погиб римский полководец Красс, его окровавленная голова была доставлена ко двору парфянского владыки. В момент прибытия гонца, доставившего кровавый трофей, парфянский царь вместе со своими приближенными и всем двором смотрел пьесу Эврипида «Вакханки». Актер, игравший Агаву, схватил голову Красса и торжествующе потрясая ею в воздухе, запел арию Агавы: «Мы несем с собой из далеких гор славную добычу, кровавую дичь…». Нас поражает в этом эпизоде, рассказанном Плутархом в биографии Красса, не столько трагичность событий, сколько то, что искусство трагедии к этому времени уже успело проникнуть в далекую Парфию. Поставить трагедию можно было, разумеется, только обладая ее текстом.
Впервые в истории человечества античный мир создал литературу в современном смысле этого слова, с необычайно разнообразными жанрами поэзии и прозы, богатством изобразительных средств не уступающую, а иногда в известном смысле и превосходящую современную, сохраняющую для нас, по словам Маркса, «значение нормы и в известном смысле — недосягаемого образца».
В Афинах классической эпохи мы впервые встречаемся с широкими кругами читателей, их вкусами и запросами, представление о которых мы можем получить из комедии Аристофана «Лягушки». В это время, а еще больше в эллинистическую и римскую эпохи, книга становится широко доступным и все более привлекающим людей предметом культурного обихода — в отличие от средних веков, когда книги становятся очень дорогими и редкими. Занятие литературным трудом становится в античности профессией, позволяющей занять определенное положение в обществе. Расцвет литературы приводит в дальнейшем к возникновению литературной критики и науки о литературе и языке — филологии, занимающейся различными сторонами литературного произведения — его содержанием и формой, языком и стилем, художественными особенностями и т. д. Развитие книгоиздательского и книготоргового дела потребовало от древних редакторов значительного труда по установлению подлинного авторского текста, что привело к возникновению текстологии, имевшей ясно выраженные практические дели.
В это время появляются критические направления и школы, часто враждующие между собой, литературно-художественные «салоны» или кружки, где поэты впервые выступают со своими произведениями перед публикой, подвергая испытанию силу их художественного воздействия. Дворы эллинистических царей и позднее — римских императоров становятся своеобразными литературными центрами, влияющими на вкусы читателей.
Высокий уровень культуры приводит к тому, что книги входят в моду; все богатые и просто зажиточные люди стремятся обзавестись библиотекой. Витрувий в трактате «Об архитектуре» предусматривает для нее место в «типовом проекте» виллы (выражаясь современным языком): «Спальни и библиотеки должны быть обращены на восток, ибо их назначение требует утреннего света. К тому же в библиотеках свитки не будут в таком случае плесневеть. Ибо в тех из них, которые обращены на юг или на запад, свитки повреждаются от червей и сырости, так как влажные ветры, проникая в помещение, производят и питают червей, а также распространяют сырые испарения, покрывающие папирус плесенью» (VI, 4).
Философ, читающий и комментирующий книгу.
Мраморный саркофаг III века нашей эры. Рим, Ватиканский музей.
Эти библиотеки представляли собой высокие залы, пол которых был выложен мраморными плитами зеленоватых оттенков (римляне знали, что цвет этот благотворно действует на зрение). По стенам и в центре стояли шкафы с «гнездами» для свитков. Удобные кресла были предназначены для хозяев и их гостей, а статуи Муз и портретные бюсты знаменитых писателей создавали атмосферу подлинного храма наук и способствовали особой приподнятости мысли. Библиотеки становятся местом встреч и бесед ученых мужей, литераторов и почитателей их таланта (один из диалогов Цицерона происходит в библиотеке загородной виллы римского аристократа Лукулла). Сицилийский тиран Гиерон снабдил библиотекой даже свою знаменитую галеру. Этот корабль был вначале предназначен для перевозки зерна, но так как его гигантские размеры не позволяли тогдашним греческим портам принимать его, судно было подарено египетскому царю Птолемею и стало использоваться в увеселительных целях.
Античная библиотека. Живопись римской эпохи.
Все то, что мы знаем о римских публичных библиотеках, позволяет предполагать, что они чаще всего состояли из двух частей: книгохранилища и читального зала обычно в виде галереи с колоннами (портика). Пол в читальных залах был устлан плитами из темных пород мрамора, а потолки — лишены позолоты, чтобы яркие цвета не раздражали глаз читателя.
Мир античной книги был удивительно похож на современный. Он также знал периоды расцвета и упадка, блеска гениальных откровений и убогого эпигонства, мелочного и скрупулезного комментаторства, процветавшего в эллинистическую эпоху. От богатых меценатов могла зависеть судьба прекрасных произведений искусства, но они же покровительствовали мелким и ничтожным графоманам, имена которых дошли до нас лишь в случайных упоминаниях их литературных противников. Время оказалось самым беспристрастным судьей их произведений.
Сходство с современностью обнаруживается и в разнообразии типов книги. Из рассеянных упоминаний традиции мы узнаем о роскошных изданиях и одновременно — о дешевых, рассчитанных на небогатого читателя, книгах; о книгах гигантского объема и формата — и о книгах-малютках; о книгах, богато иллюстрированных и снабженных учеными комментариями, — и о книгах повседневных, бедных копиях или даже опистографах, написанных на обратной стороне уже однажды использованного папируса…
Та выдающаяся роль, которую книга играла в жизни античного общества, дает нам право утверждать, что в этом отношении оно стояло к современному обществу гораздо ближе, чем пришедший на смену античности феодализм. В эллинистическую и римскую эпоху книга становится предметом домашнего обихода, едва ли не каждого грамотного человека. Немало способствовало этому и образование государства Птолемеев в Египте, в результате чего производство папируса, этой материальной основы античной книги, оказалось под контролем греков Александрии, точнее греко-македонской верхушки завоеванного Египта. Опытные ученые текстологи Александрии, а затем и Пергама, а также других центров культуры эллинистического мира осуществляли издания памятников литературы и науки в широких, невиданных до этого масштабах.
Литературные и издательские традиции, сложившиеся в древней Александрии на протяжении нескольких веков, не претерпели существенных изменений и тогда, когда появилась новая христианская литература и возникли христианские теологические школы. Первые деятели христианской культуры на Востоке были глубокими знатоками «языческого» литературного наследия.
Помимо Александрии, о культурной роли которой подробно говорилось выше, возникают многочисленные новые центры, в которых расцветают науки и искусства — на островах Родосе и Косе, в далеком Тарсе, расположенном на юге Малой Азии, в Киликии. О Тарсе Страбон пишет с неподдельным восторгом (XIV, 673): «Люди здесь оказались захвачены такой страстью к философии и вообще ко всей совокупности наук (παιδεία ἐγκύκλιος — от этого греческого термина ведет свое начало слово энциклопедия. — В. Б.), что они оставили далеко позади себя и Афины, и Александрию, и любой другой город, который можно только назвать, в котором имеются учебные заведения и философские школы. Город отличается особенно тем, что все, занимающиеся здесь науками и литературой, являются местными жителями, и чужестранцы переселяются сюда неохотно. Сами жители Тарса не все время остаются у себя на родине, но отправляются на чужбину для усовершенствования своих знаний, и усовершенствовавшись, охотно посещают чужие государства; только немногие после этого возвращаются обратно домой». Из этих слов Страбона ясно видно, что важнейшим последствием завоеваний Александра и образования эллинистических государств было также и возникновение интернациональной, если так можно выразиться (то есть не полисной, не связанной с местными традициями обособленного города-государства) интеллигенции, усвоившей общегреческую культуру и общегреческий язык (в основу которых были положены язык и культура древних Афин). Этот общегреческий язык, койнэ, становится языком литературы и науки, на него переводятся памятники восточной литературы (классическим примером служит перевод: Библии на греческий язык, так называемая Септуагинта, названная так потому, что согласно христианской религиозной традиции этот перевод был выполнен 72 «толковниками» по повелению Птолемея II Филадельфа. В основе этой легенды лежит тот несомненный факт, что верующее иудейское население Александрии перестало понимать язык Библии, на котором говорили предки).
Как уже говорилось выше, образование и культура, разносимые странствующими учителями, профессорами красноречия, литераторами и философами, постепенно проникали во все слои общества, даже самые низшие: неграмотные (ἀγράμματοι) встречаются в эллинистических городах довольно редко. Но вместе с тем, как метко заметил Тарн в уже цитированной здесь книге, создаются два общества: «…Одно общество — людей высокообразованных, и другое, более широкое, которое имело достаточно образования, чтобы читать жадно, но недостаточно, чтобы читать серьезно». Для нужд этого последнего слоя общества создается своя особая литература. Появляются многочисленные писатели, создававшие для широких масс читателей произведения популярного жанра, различные развлекательного характера книги, собрания анекдотов из жизни выдающихся людей, ученых, поэтов и государственных деятелей. Великие произведения литературы прошлых веков теперь далеко не все в состоянии одолеть, поэтому на книжном рынке появляется целая «литература отрывков», разнообразные компендиумы и антологии, а также произведения узко утилитарного характера, затрагивающие самые различные стороны человеческой жизни и деятельности, военное дело, охоту, рыбную ловлю, скотоводство, сельское хозяйство, пчеловодство, посвященные театральному делу, организации пиршеств, и даже толкованию снов. До нас дошла книга некого Артемидора «Онейрокритика» — «Истолкование снов», к которой автор присовокупил практическое приложение, состоявшее из примеров снов, которые исполнились. Сочинение излагает целую стройную теорию… Не следует при этом забывать, что этот жанр сохранял свою популярность в течение многих веков, и подобные «сонники» были в большом ходу еще в начале XIX века, во времена, когда жила героиня романа А. С. Пушкина, Татьяна Ларина.
Большую популярность приобрела разнообразная литература типа мемуарной и особенно письма знаменитых людей — из таких в большинстве своем подложных писем составилась целая литература. Одну такую фальшивку — собрание писем тирана Фалариса, жившего в VI веке до н. э., разоблачил в XVIII веке крупнейший английский филолог Бентли в своей «Диссертации о письмах Фалариса, Фемистокла, Сократа, Эврипида и о баснях Эзопа». Работа Бентли составила эпоху в истории европейской науки об античности.
Опираясь на многовековой опыт и богатую традицию, греческий язык и греческая литература приобрели такой колоссальный запас прочности и жизнеспособности, что даже язык победившего в политической области Рима не смог сколько-нибудь серьезно пошатнуть эти позиции. Соответственно этому и греческая книга в новых политических условиях продолжает жить и развиваться. Ее поддерживает сама система римского образования.
Если «низшее» и «среднее» образование в Риме всецело находилось в руках доморощенных учителей (зачастую выходцев из низов римского общества, каким был учитель Горация, «драчливый» Орбилий, бывший кавалерист, или галл Антоний Гнифон — вольноотпущенник, ставший затем учителем Гая Юлия Цезаря), то «высшая» школа, где гонорары были значительными и сословие профессоров уважаемым, комплектовалась вначале почти исключительно из греческих учителей. Императоры, начиная с Августа, сделали приглашение знаменитых и лучших профессоров модой, которой следовало все высшее сословие римского общества. Высшее образование основывалось на обучении ораторскому искусству, и в школах риторов римская молодежь приобретала ту систему энциклопедических знаний, которая к концу античности оформилась в рамках «семи свободных искусств». Излюбленным упражнением в ораторских школах было составление разнообразных речей, предметом которых оказывались надуманные ситуации, где ученики выступали в роли защитников или обвинителей (если разбирался какой-нибудь фиктивный судебный процесс). Среди тем, предлагавшихся ученикам, мы находим, например, речь любовника, застигнутого мужем на месте преступления, или похвальную речь мухе. Особое место в этих школьных упражнениях занимали суазории (увещевательные, убеждающие речи) и контроверзы (противоположные по содержанию речи, посвященные одному и тому же предмету). Облеченные в римскую форму, эти речи не смогли устранить следов своего греческого происхождения. Содержание в них отступало на задний план, главным была форма. Необычные выражения, архаизмы, неожиданные обороты, изысканные образы и мысли, блеск антитез, отточенная и часто беспредметная игра слов, преувеличенные выражения чувств, звонкие периоды и бьющие в лоб сентенции, погоня за внешним эффектом — таковы были цели, которые преследовались этими речами. Сочинялись изысканные стихи — так, римский школьник 13 лет, Люций Валерий Пудент, был увенчан на Капитолии лавровым венком за искусную импровизацию греческих гекзаметров. Города Галлии, Испании, Северной Африки приглашали и высоко оплачивали наиболее выдающихся риторов и грамматиков.
Помимо новых центров культуры, каким был, например, Тарс (к нему следует присоединить и такие города, как Эфес, Эги, Антиохию, Тир и многие другие), процветали в эпоху империи и старые центры — среди них прежде всего Александрия. Август проявил особое внимание к этому выдающемуся центру, построив там свой храм, Себастейон, который, по рассказу Филона (Leg. ad Caium, VI, p. 151), был оборудован залами для ученых, библиотеками и аудиториями для слушателей. Император Клавдий, отличавшийся особым пристрастием к науке, соорудил там даже второй Музей, так называемый Клавдиум, и назначил особые дни, в которые должны были изучаться в одном Музее — его история этрусков, а в другом Музее — его карфагенская история (как сообщает Светоний в биографии Клавдия). Во втором и последующих веках в Александрийском Музее продолжают процветать филологические и грамматические науки, естественные науки, математика и особенно медицина: для врача свидетельство об обучении в Александрии было лучшей рекомендацией.
На протяжении всей истории поздней римской империи греческий язык продолжал оставаться ее вторым официальным языком. Римский император Марк Аврелий (годы правления 161–180 н. э.), «философ на троне», написал свое сочинение «К самому себе» на греческом языке. Это своеобразная записная книжка, которой император поведал свои мысли и впечатления от внешнего мира, дав этическую оценку фактам своей биографии. Но отсюда ясно, что он не только писал по-гречески, но и мыслил на этом языке… Явление это носило повсеместный и всеобщий характер. Оно было обусловлено повсеместным распространением греческого языка и культуры, носителем которой была книга.
Изучение истории античной книги позволяет нам глубже проникнуть в мир, во многом похожий, но в то же время столь отличный от современного. Книга — одно из великих завоеваний чарующей нас непреходящей прелестью цивилизации, которое часто ускользает от нашего внимания, но которое тем не менее играет важную роль при определении доли античного наследия в жизни современного мира, его культуры.