День приближался к своему завершению: об этом подсказывали не только сгустившиеся за окном сумерки, но и посетители. Один за другим они спускались по изящной лестнице вниз. Подходили к гардеробу, минут пять топтались в холле и покидали помещение. Лестница, вне всяких сомнений, являлась визитной карточной данного учреждения. Она встречала каждого входящего, как помпезный швейцар в строгой ливрее, и с не меньшим достоинством провожала, снисходительно прощая излишнюю торопливость. Шагать по лестнице было удобно: и подниматься вверх, и спускаться вниз. Темная ковровая дорожка поглощала почти все звуки — не важно, принадлежали они изящным женским каблучкам или грубым мужским ботинкам. Не меньшим украшением являлась и люстра, однако заметить ее было можно, лишь вскинув голову. Большую часть времени люстра просто весела, включали ее крайне редко в особенно торжественных случаях, к которым вряд ли можно отнести сегодняшний день.

Было прохладно — неизбежная составляющая просторных помещений. Особенно прохладно зимой, и почти все работники постоянно кутались в теплые вещи — кофточки и шарфики. Согревались они и чаем — обязательное условие не подхватить простуду и не заболеть. За окном — начало осени, первые числа сентября, в зале прохладно и тихо. Вероятно, тишина отдает предпочтение прохладе и находит с ней общей язык быстрей, нежели когда шумно. Хотя, возможно, мы не правы.

Небольшого роста женщина в длинной вязаной шали поправила очки и подняла голову. За исключением одного все посетители уже давно вернули книги и спустились вниз. Женщина глянула на часы — заметить их не трудно. Располагались они в доступном взору каждого месте — под потолком, украшенном старинным орнаментом — такие сейчас не делают. До закрытия оставалось пять минут, и всякий уважающий себя гражданин знает — пора покинуть помещение. Поднялась, поправила платье и направилась на поиски припозднившегося посетителя. Раздражения не было — она и сама иногда зачитывалась, теряясь в пространстве и во времени, и только годами установленный в голове будильник подсказывал, когда заканчивается рабочий день. Звали женщину Маргарита Петровна и работала она в библиотеке много лет подряд — всю жизнь работала.

Обошла один зал, другой — никого. Выключила настольную лампу, вероятно, забытую в спешке и вернулась обратно. Стрелка часов двинулась и замерла, подсказывая, что рабочий день подошел к концу. Однако одиноко лежащая на столе карточка говорила, что посетитель где-то здесь. Мимо проследовали коллеги, махнув на прощание — кто в легкой курточке, кто в плаще, и, перебирая ногами, заспешили вниз по той самой лестнице на выход.

Может, он в туалете или в курилке? — мелькнула мысль, и Маргарита Петровна тяжело вздохнула. Не спеша надела туфельки, заглянула в сумочку, чтобы убить минутку — другую, и вновь вздохнула.

Прошли пять минут, еще пять — никто не появлялся. Одна за другой стали гаснуть лампочки, и помещение медленно погружалось в темноту.

— Кирилл Гаврилович? Это Савушкина, у меня потерялся клиент, — сняв трубку внутреннего телефона, сообщила Маргарита Петровна, — Да, проверила, в залах нет. В курилке? Неудобно мне, вы же знаете, не выношу я дыма, да и туалет рядом мужской, неудобно право. Вы уж, голубчик, посмотрите, пожалуйста. Мне подождать? Хорошо, я подожду.

Прошли еще тягостных пять минут, и вдруг Маргарита Петровна вспомнила о наличии еще одного читального зала — крохотной комнатушке, где стоял столик и пару стульев. Вздохнула. Подождать? А какая разница — как ждать? Вновь поднялась и засеменила, с осуждением качая головой.

Разве так можно? А все от чего? Отсутствие воспитания и полное пренебрежение к окружающим. Все проблемы возникают только по этой причине — отсутствия должного воспитания. Вроде и книжки умные читают, и одеты опрятно, а элементарных вещей не знают. Хотя что нынче воспитание? Откуда ему взяться, если в почете совсем иные качества…

Зал был пуст, чему она нисколько не удивилась. И освещение кто-то заботливо выключил,… вот только стул забыли поставить на место.

— Ну что?

Маргарита Петровна вздрогнула. — Темный силуэт отделился от стены и стал приближаться.

— Кирилл Гаврилович! Вы меня напугали.

— Нет там никого, я проверил, — ответил мужчина и огляделся.

— И у меня никого.

— В гардероб спущусь, хотя мне бы позвонили. Пойдемте, карточку посмотрим.

Вдвоем они проследовали в обратном направлении, переходя из одного пустого зала в другой. Кирилл Гаврилович на мгновение включал свет и окидывал помещение внимательным взглядом.

— Топить-то когда будут? — чтобы поддержать беседу, спросила женщина.

— Чего?

— Я говорю: топить-то когда собираются, холодно уже. На следующей неделе по ночам заморозки обещали.

— Затопят, не волнуйтесь.

— Книжку оставил кто-то.

— Думаете, его?

— Вряд ли. Брали совершенно другую, исторические мемуары — ничего особенного, местное издание.

— Утащили?

Маргарита Петровна похолодела — еще не хватало неприятностей! Книги, конечно, иногда пропадали, но наиболее ценные, те, что составляли золотой фонд, позволяли читать под бдительным наблюдением работников в специально отведенных помещениях. Однако книги все равно пропадали, что случалось крайне редко и являлось событием чрезвычайным. Маргариту Петровну бог миловал, да и что тащить у нее в отделе? Скорей страничку вырвут, чем утащат. Однако червячок волнения уже закопошился — принялся медленно поедать душевное спокойствие.

— Ну?

Оба стояли у столика Маргариты Петровны.

— Где карточка?

Карточка исчезла!

— Ничего не понимаю! Вот тут она и лежала.

— Поищите как следует, — дал мудрый совет Кирилл Гаврилович.

Явно взволнованная женщина принялась перебирать вещи, и если бы не отсутствие должного освещения, сторож непременно обратил бы внимание, как побледнела Маргарита Петровна.

— Нет! Пропала!

— А книга? — подсказал Кирилл Петрович.

Как он мог вернуть книгу, если карточка была у меня?

— Посмотрите книгу, — настоятельно посоветовал сторож.

— Уффф…

— Чего уффф?

— На месте! — произнесла Маргарита Петровна и улыбнулась блаженной улыбкой.

— Ну и хорошо, — снисходительно заметил сторож, — давайте собираться, а карточку завтра найдете. Если пропала — не велика трагедия, новую оформите, — и, не дожидаясь ответа, нырнул в темноту.

Кирилл Гаврилович пребывал в том возрасте, когда помимо воли начинаешь смотреть на жизнь под несколько иным углом — еще его называют философским. Хотя на самом деле ничего философского здесь нет — обыденный личный опыт, что приходит с возрастом. Изменить его уже невозможно, как невозможно сбросить пару годков — то, о чем мечтает каждый пенсионер. Кирилл Гаврилович ни о чем уже давно не мечтал — последняя его мечта осуществилась к большому удивлению три года назад — он нашел работу. На каком-то этапе после многочисленных безрезультатных попыток махнул рукой и газеты, где печатали вакансии, не покупал. А поработать хотелось, да и рублик лишним никогда не бывает. Однако не везло катастрофически. Как только узнают о возрасте кандидата, тотчас отказ. И вдруг чудо! Чудеса всегда происходят неожиданно — когда их не ждешь. Вот и Кирилл Гаврилович от жизни уже ничего не ждал, а кто предложил? Совершенно посторонний человек — еще одна загадка. Характером Кирилл Гаврилович и ответственный и внимательный, а подать себя не умеет. Чтобы произвести должное впечатление с первого раза — не получается. Пошло, вероятно, с детства — слишком был скромным, а так нельзя, так в жизни не пробиться. Жизнь требует нахрапистых, чрезмерно в себе уверенных, а порой и наглых. И локтями толкаться, и орать громче остальных, тогда и шансов больше, и возьмут скорей — чтобы от нахала отвязаться.

И вот работа. Должность сторожа, женский коллектив и ночные дежурства. Помещение осмотреть, свет выключить, двери проверить, а в остальное время можно и почитать, и поспать можно — как, кстати, многие сторожа и поступают. Кирилл Гаврилович не спал — не позволяла ответственность. Если только под утро покемарить слегка одним глазом, но второй-то глаз начеку. Поэтому утверждать, что сторож спал, было бы несправедливо. И к тому же Кирилл Гаврилович уже по своей личной инициативе через каждые два часа обходил дозором вверенную ему территорию. А чтобы лучше бороться со сном, который, как известно, проявляет себя в предрассветные часы, пил крепкий чай и позволял выкурить сигарету.

Когда человек находится в одиночестве в небольшом по размерам помещении, данный факт создает некую комфортность, как днем, так и ночью. Здание же библиотеки, хотя и было выстроено много лет назад, отличалось простором и даже претендовало на историческую достопримечательность. По крайней мере, в прежние времена на открытках с видами города библиотека занимала далеко не последнее место. Чтобы чувствовать себя уютно, Кирилл Гаврилович выбирал самое крошечное помещение — что-то вроде подсобки, где и пребывал большую часть времени. Однако всегда в одно и то же время по лично составленному графику обходил здание. Очередной вечер начался в принципе обыденно — просьба Савушкиной осмотреть туалет и курилку не в счет. В остальном все как обычно…

Еще древняя настольная лампа, украшенная зеленым колпаком, сразу привлекла его внимание — неяркий свет бросал блики на потолок. Пришлось подняться на второй этаж по центральной лестнице и выключить. Знакомый маршрут, знакомая тишина и полумрак. Дежурные лампочки позволяли не споткнуться и вернуться обратно. Уже перед входом в свою комнатушку Кирилл Гаврилович обернулся, чего прежде никогда не делал. Обернулся и не поверил своим глазам! Лампа вновь горела! Самого светильника он не видел, но видел исходящий свет — крохотный луч пробивался именно в том месте, где он только что побывал.

Вновь подняться и вновь выключить свет — десять минут. Быстрей не получится — не тот возраст, чтобы бегать, да и расстояние все же значительное. Однако едва щелкнул выключатель, как тут же в другом месте почти синхронно вспыхнул свет!

Кирилл Гаврилович растерялся. Пару минут постоял и осторожно двинулся, вглядываясь в темноту. Каким было его изумление, когда, не доходя метров двадцать, лампа погасла! Погасла самостоятельно!

Любой другой, не самый отважный гражданин непременно бы струхнул, однако только не Кирилл Гаврилович. Кого и чего бояться, если не сегодня — завтра встретишься с апостолом Петром? Проводка балует, — решил сторож и тяжело вздохнул. Бегать по этажам и выключать самопроизвольно вспыхивающие лампочки — перспектива мало привлекательная. Ровно через два часа Кирилл Гаврилович отворил дверь своей комнатушки и вновь увидел свет. Однако на сей раз он все же принял некоторые меры конспирации и двинулся в обход.

Склонившая мужская фигура была в плаще и, вероятно, что-то изучала. Раздающийся в тишине шелест страниц подсказывал, что припозднившийся посетитель просматривает книгу. И тут Кирилл Гаврилович кашлянул. Зачем он это сделал — непонятно. Свет сию секунду погас, а вместе с ним пропал и посетитель. Досадная оплошность, когда их разделяли каких-то пятнадцать шагов! А кашлянул сторож непроизвольно — годами сложившаяся привычка взяла вверх. Потухшая лампа сохранила тепло, чего нельзя было сказать о стуле. Стул был холодным, без какого-либо признака, что на нем сидел человек. И никакой книги на столе! А он отчетливо слышал шелест страниц — слух еще прекрасный.

Остаток дежурства прошел в тревожном ожидании и не менее тягостном раздумье. В призраков и иную нечистую силу Кирилл Гаврилович не верил, поэтому возникшие сомнения бедный сторож свалил на разыгравшееся воображение, хотя дальнейшие события заставили по-иному взглянуть на прошедшую ночь. Бегать по этажам и выключать лампы не входило в прямые обязанности, как и объясняться с Савушкиной.

Как только Маргарита Петровна заступила на свой боевой пост, так сразу пришла в ужас. Одной из черт характера скромного библиотекаря, которой женщина в определенной степени гордилась, была педантичность и аккуратность. То, что увидела Савушкина с утра, и в самом деле повергло ее шок. Многие книги занимали на полках явно не свое место, и только слепой не заметил бы, что в них копался чужой. Кто может отважиться на столь дерзкий поступок? Кто остается в библиотеке на ночь? Кто имеет беспрепятственный доступ? Маргарита Петровна была о стороже неплохого мнения, если сказать более точно — вообще никакого. Какое может быть мнение, если все знакомство ограничивается дежурными фразами?

— Кирилл Гаврилович! — именно так начала Савушкина, вложив в слова все свое возмущение. А чтобы более точно передать чувства, повторила: Кирилл Гаврилович!!!

Сторож повернул голову, и Маргарита Петровна едва не забыла продолжение своего дальнейшего выступления.

Когда человек проводит беспокойную ночь, об этом не трудно догадаться, глянув на его лицо. Если это лицо пожилого человека, какая-либо ошибка исключается.

— Вы не заболели?

— Не знаю, — честно ответил Кирилл Гаврилович, — может, и заболел, а может, давление. Чувствую себя паршиво. Вы что-то хотели спросить?

— Скорее, попросить. Если вы читаете по ночам книги, убедительная просьба — возвращать их на место.

— Я ничего не трогал, — заверил сторож, — я даже к ним не прикасался. Не до того было, не до книг. Бегал всю ночь напролет и гасил лампочки.

— Какие лампочки?

— Обыкновенные — настольные. Не успею одну выключить, другая загорается, и так всю ночь.

— В моем отделе горели?

— Горели. Три раза пришлось выключать.

— Странно.

— Это вам странно, а каково было мне?

— А как же они сами загораются? — спросила Маргарита Петровна, явно сбитая с толка. — Вы, думаете, это он? Потерявшийся посетитель, мы его вместе искали. Нужно срочно поставить в известность руководство.

— Давайте не будем спешить, все наши аргументы вызовут смех, да и только. А меня еще и с работы попросят!

Кирилл Гаврилович сказал и испугался. Не тогда ночью испугался, а сейчас. Его же действительно могут уволить! Кому нужен сторож — ротозей?

— Давайте не будем спешить, — повторил он, — и вместе подумаем.