Аркадий позвонил во вторник. Позвонил с утра. Он всегда поступал подобным образом — звонил с утра. Вероятно, чтобы не забыть. Позвонит и гора с плеч. Номера телефонов Аркадий хранил в записной книжке. Даже те номера, которые устарели. Посмотрит и скажет — ничего себе! Живой ли хоть будет! Да и номера уже такого не существует. Проблем купить новую записную книжку — никаких. Пошел в обеденный перерыв до киоска, где газеты продают, и купил. Тебе еще спасибо скажут.

Позвонил он вот по какой причине. В понедельник его вызвало к себе руководство — Антонина Илларионовна. Аркадий пришел, и они поговорили о какой-то ерунде. И когда говорить было уже не о чем, Куделькина попросила найти материалы, связанные с ранним периодом исследования космоса, однако Аркадий почему-то подумал, что она имеет в виду именно Харламова. И по какой-то причине не желает произносить вслух фамилию Харламова.

И вот Аркадий звонит Алексею Матвеевичу. Сначала он спросил, как у него дела, как здоровье, и только потом перешел к делу.

— Ты бумаги по Харламову читал? — спросил Аркадий, — торопить тебя я не собирался. Только поступило вдруг указание подготовить материалы по космонавтике. Признаюсь — удивлен. Чего это вдруг? Сначала — ты, теперь еще эта.

— Кто такая? — уточнил Груздь. Одной рукой он держал телефонную трубку, а другой чистил штаны. Плевал время от времени на ладошку и чистил штаны, которые неизвестно где запачкал. Во всей видимости, когда выходил из автобуса.

— Антонина Илларионовна.

— Не знаю, — ответил Груздь и еще раз плюнул себе на ладошку.

— Мой начальник, — подсказал Аркадий. — Прежде работала в библиотеке, а когда библиотеку закрыли на ремонт, перешла к нам.

— Библиотеку закрыли? — удивился Груздь, — не знал. Давно закрыли?

— Капитальный ремонт, — объяснил Аркадий, — ты откуда свалился? Федеральный грант — полпарка снесли. Говорят, будет подземная стоянка и кинотеатр.

— А кинотеатр зачем? — не понял Груздь и плюнул в последний раз.

— Кино смотреть.

— А-а-а-а! Тогда понятно. И что теперь?

— Как что? Ты должен либо вернуть материалы, что я тебе выдал, либо позвонить и объясниться.

— Антонина Илларионовна?

— Да — Антонина Илларионовна. Номер сказать?

— А чего она вдруг заинтересовалась? — спросил Груздь. — Лежали себе материалы, лежали. Никому до них не было дела и вдруг возникает суета! Круглой даты я не вижу, как и другого знаменательного события. Книгу что ли кому-то вздумалось написать? Или фильм снять?

— Не знаю, — ответил Аркадий. — Она мне не докладывала. Говорит, поищите материалы, связанные с ранним периодом исследования околоземного пространства.

— Вот ты и дай про околоземное пространство! У тебя что — других материалов нет? Подвалы до потолка коробками забиты — сам видел.

— Нет у меня других материалов. У нас про околоземное пространство вообще ничего нет.

— Тьфу, — сказал Груздь, — диктуй номер.

Все оказалось гораздо прозаичней. Материалы о раннем периоде исследования околоземного пространства потребовались в администрации Научного Исследовательского центра при Академии Наук, куда должна была прибыть профсоюзная делегация из Перу.

— Откуда? — переспросил Груздь.

— Из Перу, — ответила Антонина Илларионовна. — У меня на столе лежит бумага. Группа профсоюзных работников горнодобывающей промышленности.

— Какое отношение они имеют к околоземному пространству? Что-то не могу взять в толк? — честно признался Алексей Матвеевич.

— Вы против контактов с коллегами из Перу? — вопросом ответила Антонина Илларионовна. — Может, они участвуют в международной системе кооперации? Из редких металлов изготовляют детали к межпланетным кораблям. Или желают преподнести какой-нибудь ценный подарок. Коллеги из Научного центра желают подготовить доклад, чтобы не ударить лицом в грязь.

— Кто занимается вопросом из Научного центра? — спросил Груздь, чтобы больше не говорить о международной кооперации.

В Научном центре как всегда никто ничего не знал. Проходил либо симпозиум, либо научная конференции, либо еще — черт их там разберет — какой-то слет ученых мозгов. Тема — еще более путанная. Либо эра формирования планет, либо приливное трение Луны и Земли, либо достижение устойчивости орбит. Все делегаты в данный момент отсутствуют, — сообщил секретарь, — отбыли смотреть в телескоп. Обсерватория на горе стоит. Вот туда и отбыли. А затем, как полагается, ужин в ресторане. У вас приглашение есть?

— Нет у меня приглашения, — признался Груздь.

— Тогда вам необходимо зарегистрироваться, — дали совет Алексею Матвеевичу. — Ужин назначен на шестнадцать часов в ресторане «Плутон». Вы какой регион представляете?

Где находится ресторан «Плутон» Груздь не знал. Нахождение ресторана «Сатурн» представлял хорошо — два месяца назад там взяли директора. Прямо в кабинете. Громкое было дело о взятках.

— Мне нужен человек, который будет заниматься делегацией профсоюзных работников горнодобывающей промышленности из Перу, — объяснил Алексей Матвеевич. — Вы можете назвать мне этого человека.

Конечно, такого человека назвать ему не смогли. В приемной Научного центра даже не знали, что к ним едут коллеги из Перу.

— Бардак, — сказал Груздь, положив трубку. — Впрочем, ничего удивительного. У него в управлении еще тот бардак. Взять, к примеру, последнюю операцию. Ввязались в перестрелку с какой-то девкой! Штурмом вышибли в квартире дверь — оказалось, ошиблись адресом.

Брюки он все-таки очистил. По всей видимости, грязь подцепил в общественном транспорте. Скорей бы наступило лето — будет ходить пешком. Или на велосипеде. Еще окончательно не решил. На велосипеде — хорошо. Свежий воздух и чистое здоровье. Одно лишь смущает — нет подходящего места для хранения велосипеда. Где ты его оставишь? Иначе украдут, глазом моргнуть не успеешь. Поэтому все же придется ходить пешком. Будет ходить. Через парк по мостику — когда-то там себе место утки облюбовали. Плавают в речке, перебирают ластами — замечательно. Груздь, как их увидел, пришел в полный восторг. Словно ребенок — едва не бросился в магазин, чтобы купить хлеба. Не купил. Решил, завтра утром на службу пойдет и захватит с собой булку. А потом и сам себя представил — словно он утка и плавает — перебирает ластами. А по мостику идет человек и кормит Алексея Матвеевича — бросает ему хлеб.

Глупая фантазия? Может, кому-то она покажется глупой. Однако Груздь же никому об этом не сказал — как его человек булкой кормил. Хотя пятно все же на брюках осталось. Ничего страшного — пятно видно, когда внимательно приглядываешься, что случается крайне редко. Не будет, к примеру, генерал приглядываться к штанам Алексея Матвеевича. Генерал на штаны Алексея Матвеевича плевать хотел. Ему сейчас нужно что-нибудь придумать, чтобы заткнуть рот общественности. Они как узнали, что операция провалилась, рот открыли и закрыть не могут. Выпустили секс-бомбу, пресс-атташе которая. Взгляд блудницы, хотя и мундир на ней смотрится неплохо. Вероятно, тот самый случай, когда молодцу все к лицу. Гриша от нее без ума. На все мероприятия таскает — выпустит вперед и любуется, как она задом крутит, нервное напряжение снимает. Публика нынче уже не та, что прежде — обнаглела публика. Прежде цыкнешь, как следует, и нет необходимости затыкать рот. Или по партийной линии. По партийной линии еще больше дисциплинирует. Гриша жаловался — говорит, они — что не понимают? Где мне других работников взять! Кризис мировой! Даже не отечественный, а мировой! Все с ума посходили. И пошел в буфет пить компот.

В понедельник приходил кандидат. И где только они его нашли? Пришел, уселся без разрешения и принялся диктовать условия. Сколько, — спрашивает, — будете платить? Ниже собственного достоинства я позволить не могу. У меня тираж был двадцать пять тысяч. Вы только вдумайтесь! Двадцать пять тысяч. К празднику ваших коллег подготовил замечательный сборник. Все были довольны. И вы будете — я профессионал. Мне долго объяснять не нужно. Фантастика? Замечательно! У меня одна из первых работ была как раз фантастика. Но основанная на реальных фактах. Дело в том, что Тихий океан как бы оказывает давление на грунт, что в свою очередь приводит к поднятию суши. Европа поднимается. И Америка поднимается — только мы этого не замечаем. Замечают ученые или тот, кто живет рядом с океаном. Где у нас океан — нет океана. Поэтому и не замечаем. Антарктида тоже поднимается, хотя там кроме пингвинов и белых медведей никто не живет. Или тюлени живут? Однако поднятие суши — только часть задуманного романа. Речь в романе идет совершенно о другом. О климате идет речь. Когда-то беспроигрышная тема. Только скажешь, что речь идет о климате, народ тотчас приходил в состояние эйфории — делай с ним что хочешь. Поэтому не волнуйтесь, говорит кандидат — с фантастикой он на дружеской ноге.

Груздь смотрит и думает. На психа кандидат не похож. Рубашка в клеточку и галстук в полоску — еще не признак душевного расстройства. Вдруг он накануне замочил рубашки? Осталась только одна — в клеточку. И тут раздается звонок. Отменить встречу? Или идти без галстука? Можно, конечно, выстирать рубашки и высушить их утюгом. Но для этого потребуется целая ночь! Если кандидат все же псих — ничего страшного. Страшно другое — слишком он в себе уверен. Не нравятся Алексею Матвеевичу уверенные в себе граждане. А чтобы проверить — псих он или нет, Груздь поднялся и принялся ходить по кабинету. Кабинет у него, конечно, небольшой — не разбежишься. Но и спешить Алексею Матвеевичу некуда. Куда спешить? Он все жизнь куда-то спешил и что? Пять шагов в одну сторону, пять в другую, вот уже и десять шагов получается. И где они его выкопали — кандидата этого? Сидит — головой крутит и не может взять в толк — чего это Груздь вокруг ходит?

— Эра зарождения жизни, — спрашивает Алексей Матвеевич, — как вы к ней относитесь? Умные люди утверждают, во всем Небадоне не существует похожей планеты. Она уникальна и неповторима. Многим она нравится, хотя есть и те, кому не нравится. О морской жизни вы знаете — именно там находится имплантация жизни. Гренландия или Америка — еще не ответ. Потому, что была еще одна Америка, то есть две Америки. Но говорим мы только об условиях, необходимых прежде чем прибыла комиссия.

И дальше шагает — пять шагов в одну сторону, пять в другую, а всего уже четыреста пятьдесят шагов сделал. Кандидат головой крутит — какая еще комиссия? Что за разговор глупый — его же рекомендовали! Или проверка — разговор для разговора, время убить или эрудицией блеснуть?

— Эра жизни? — вспомнил кандидат.

— Да. Эра жизни, — повторил Груздь, хотя вывод для себя он уже сделал. А теперь ждал, когда вывод, но уже для себя сделает кандидат.

Вот и весь разговор — ну разве не смешно? Фантаст, говорит. По мнению Алексея Матвеевича, никакой он не фантаст, а мошенник. Или жулик самый настоящий — так бы и дал по голове. Башмаком или газетой. Взял бы со стола газету, свернул в трубочку и по голове — вот тебе фантастика, вот! Даже Груздь Алексей Матвеевич знает, с какой целью приезжала комиссия — стоит ли приступать к установлению жизни на земле или еще рано? А уже потом континенты двигать, опускать и поднимать океаны, имплантировать примитивные формы жизни. Без комиссии ни одной козявке позволено не будет и организмам не позволено — даже самым простым. И мутации генетической позволено не было, и перехода от растительной жизни в животную — ничего этого не было.

Эх, до чего он устал! А всего лишь начало недели. Земля не устала и солнце не устало за миллиарды лет, впрочем, не одно солнце было. Переходный период был — геологическая летопись тому доказательство. Ученые умы, которые поехали смотреть в телескоп, — что они там увидели? Чего в телескоп скопом смотреть? Эра распространения жизни. Морская жизнь, сухопутная — генерал в буфете пьет компот. Зайдет, как к себе домой, и скажет — дайте-ка мне компота! И попробуй не дай ему компота! Он же генерал. Он и рекомендовал фантаста — откуда еще ему взяться?

Кого брать — астронома или ихтиолога? Ихтиолог еще более важен, чем астроном — человек из океана вышел. Там и следует искать его следы — в море. А как ты их в море найдешь? Вот ихтиолог и нужен. Какой астроном в воду полезет? Ну, если только в бане полезет, а чтобы в научных целях да еще с телескопом? Замочит свой телескоп, и научное открытие не состоится. Интересно, чего это вдруг решили товарищи из Перу приехать? Какое такое дело у них и почему околоземное пространство?

Груздь уже давно проводил несостоявшегося фантаста-консультанта и терпеливо дожидался, когда проветрится воздух — стоял у открытой форточки. Окно открывать не стал — еще не время. Весна в наших краях коварная. Снег пойти может или вот как сейчас ветер северный. Харламов в Перу упал. А вдруг он следы оставил — это же не море. В море следы искать трудно. Упал и его приютили крестьяне. Вышли в поле — смотрят, а там Харламов раненный лежит. Парашют они, конечно, себе взяли — хорошая ткань шелковая. Хочешь — рубашку шей, хочешь — платье. А хочешь — вези на рынок и продай. Харламова крестьяне выходили — у них народная медицина хорошо была развита, потому как другой — ненародной — не было. И вот в один прекрасный вышел Харламов из хижины и понимает — кажется, поправился. Нечего ему здесь делать — Родина зовет! Еще не хватало, чтобы влюбилась в него местная крестьянка. Скажут — баба от тебя понесла? Понесла! Живи с бабой-крестьянкой, как все живут — с утра до вечера в поле трудись. А в праздники ром из кукурузы пей. Плохие перспективы — мрачные. И Харламов отправился домой — на Родину. Но прежде, как все советские люди, поблагодарил местных крестьян за чудесное спасение.

В действительно, конечно, все было иначе. Рассказчик Алексей Матвеевич не важный, у него и в школе были проблемы по литературе, хотя читать любил — в библиотеку ходил и книжки с приключениями брал. Однако набросал он в голове возможный вариант спасения Харламова, чтобы придать некоторую направленность возможного затем развития событий. Приезжают товарищи из Перу. И в качестве доброй воли решили подарить… что в таких случаях дарят? Верно — какой-нибудь сувенир. К примеру, решили товарищи из Перу подарить сапоги Харламова, которые сохранились в семье, где жил космонавт. Скажем, что сапоги — это возможный вариант. Ничего другого Харламов после себя оставить не мог. А сапоги — мог! Или ботинки на каучуковой подошве.

Ход мысли Алексею Матвеевичу понравился — присутствовал во всей этой истории некий оптимизм. Без оптимизма жизнь и вовсе не жизнь, а мрачная картина. Не хочется жить без надежды, а оптимизм и есть светлая надежда. Мысль о перуанцах не давала покоя Алексею Матвеевичу в течение дня. И Харламов не давал — он как бы незримо стоял в стороне. И, вероятно, на уровне телепатии пытался передать свои мысли Алексею Матвеевичу. Гипнозу Груздь подвергался плохо — совсем не подвергался. Когда в бытность свою Груздя проверяли на полиграфе, товарищ ему так и сказал. Мол, что-то аппаратура ведет себя как-то подозрительно — не реагирует вовсе. И выключил полиграф, чтобы техника окончательно не сломалась. Полиграф же денег стоит. И не каждое управление может себе позволить иметь подобную технику — дорого. Поэтому гипнозу Груздь подвержен не был. Однако по непонятной причине почувствовал, что кто-то пытается его гипнотизировать. Харламов — решил Груздь, больше некому. Как там сказал Тюленин? Требуется сопротивление — изначальная составляющая. Крайняя точка сопротивления, которой является Груздь. Что здесь непонятно? Понятно — как день и ночь. У Алексея Матвеевича еще одна мысль в голове появилась — дерзкая, если не сказать провокационная. А что если у Харламова в Перу остались дети? Мальчик или девочка — не важно. Важно, что остались дети от крестьянской девушки, которая за ним ухаживала. Особенно это важно для истории космонавтики. И хотя нынче космонавтов и астронавтом развелось слишком много, не стоит забывать, что Харламов был первым, что в корне меняет дело. Вдруг в делегации перуанцев, что собирается приехать, каким-то чудным образом зачесался сын Харламова или дочь? Интересная мысль — международного значения.

Алексей Матвеевич честно себе признался — в этом действительно что-то есть. Однако каким образом подобная мысль могла возникнуть у него в голове? Как она вообще могла появиться! Он же не писатель и тем более не фантаст. Главного научного руководителя Груздь знал. Представьте себе, когда-то играл с ним в футбол. Это он сейчас крупная научная фигура, а прежде у него и вовсе фигуры не было. Его и в команду взяли, потому что некому было играть. Научная фигура, вероятно, помнила о своей дискриминации в далеком детстве и Алексея Матвеевича не замечала. Смотрела как на пустое место — мол, что это? Подскажите, уважаемые коллеги, стоит здесь кто, или мне кажется? Кроме того, Груздь не выказывал почитания перед многочисленными заслугами научной фигуры. И все же встреча должна была состояться. В этом, если хотите, имелся определенный философский замысел, впрочем, непонятно какой.