Последнее время Тюленин стал раздражать старика. Хотя если сказать откровенно, старика многое стало раздражать. Как вариант — весеннее обострение. Смена времени года — крайне важный период. На что звери лесные — крепкая публика, ждут — не дождутся, когда закончится проблемный период. Старик даже к двери перестал подходить — заткнет уши и ждет, когда Николай Федорович прекратит звонить в дверь. А Тюленин звонит и звонит — беспокоится, как бы чего не вышло! Старик-то в возрасте, когда все что угодно может произойти. Возьмет, к примеру, и умрет.

— Да живой я! Живой! — сдался после очередной осады старик, открывая дверь.

Николай Федорович — человек решительный. Может и в полицию позвонить, у него там знакомый имеется. Придут с участковым и дверь выломают. Скажут — сломали без всякой худой мысли, руководствовались лучшими побуждениями. Вдруг старик на полу лежит застигнутый врасплох инсультом. А на плите борщ уже который час варится — в подъезде дышать нечем! Шутки здесь не уместны. Каждый день может последним обернутся.

— Спал? — спрашивает Тюленин, — а чего не открывал? Сын твой — где будет? Хорош сынок — ничего не скажешь! Все они эгоисты бессердечные.

— Чего расшумелся! Нет у меня сына, и никогда не было, — отвечает старик. — Забыл что ли? Или очередной приступ?

— А куда он пропал? — заглядывая по углам, интересуется Тюленин.

— Не было, — отбивался старик.

— Как не было! Меня не обманешь! Кто вчера приходил? Кто дверью скрипел — думаешь, не знаю?

— Кристина приходила, — сказал старик и полез на диван, где вскоре затих, спрятавшись под пледом.

— Какая еще Кристина! — возмутился Тюленин. — Двадцать лет не было, и пожалуйста. Какая еще Кристина?

— А мне откуда знать? — без энтузиазма ответил старик и, похоже, собрался заснуть.

— Потом поспишь, — пристал Тюленин, — ты мне скажи — кто такая Кристина?

— Женщина.

— Понятно, что женщина. Откуда она взялась?

— Телеграмму прислала, а потом приехала, — неохотно объяснил старик, не меняя позиции. — Чего перепугался? Должны же у меня быть хоть какие-то родственники! Кристина — и есть родственник, если не врет, конечно.

— Интересно! — возбудился Тюленин. — Телеграмму прислала? А паспорт смотрел? Вдруг это не Кристина, а мошенник? У них банда и ты — очередная жертва. План они задумали — ночью тебя отравить и сказать, что ты в ванне захлебнулся. Рассказывай! Кто, по какой линии родственник, телеграмма где?

Несмотря на небольшие проблемы с головой, Николай Федорович провел расследование в лучшем виде. Груздь был бы доволен. Он даже в сумку дорожную к Кристине полез, чтобы снять лишние подозрения. И все же подозрения остались. В качестве своих доводов Николай Федорович спросил, почему к нему никто не едет? Почему к старику едут, а к Тюленину никакие Кристины с Анжелами не едут? Минут пять затем Тюленин молчал, вероятно, размышлял. А старик наблюдал за тем, как размышляет Тюленин. Один раз он, правда, отвлекся — поправил ногой плед.

— Кажется, понял, — сказал Николай Федорович спустя пятнадцать минут. Старик к этому времени едва не заснул — наблюдать за мыслительным процессом Тюленина ему надоело. И не видно ничего — сидит мужчина и молчит.

— Кристина, говоришь? — как-то нехорошо повторил Тюленин. — Никакая это не Кристина. Это бес. Для них ориентацию сменить — как плюнуть. Смотрит бес — не получается у него с тобой. Не годится образ сына — с парнями строгость требуется. Вот и решил подкатить с другой стороны. Вроде как внучка приехала навестить дедушку. Да она тебя уже через неделю зарежет! Вспомнишь мое слово — через неделю! На большее терпения не хватит.

— А чего меня резать? — подал голос старик, не открывая глаз, — за мной кроме старых подштанников ничего нет.

— Наивный! — воскликнул Тюленин. — Он говорит — ничего нет! Верно — ничего нет, если не знать, где искать. Подштанники твои — не самое ценное сокровище. Главные богатства здесь!

— Где? — уточнил старик и открыл один глаз.

— Так я тебе и сказал! — не унимался Тюленин. — Ты же все этой Кристине разболтаешь. Чего, спрашивается, она приехала? Телеграмма — еще одно подтверждение коварного плана. К чему посылать телеграмму, если можно позвонить? Снял трубку и позвонил. Кто в наше время отправляет телеграммы? Чтобы отправить телеграмму, нужно пойти на почту, отстоять в очереди — кому это надо? Сменил тактику. Видит, ничего не получается и сарафан женский надел. А ты сопли распустил — внучка к дедушке приехала, гостинцев привезла. Ведьма она! Она у них вот таких как ты в один миг! Понял? Раз и через бедро.

— Он меня от пули спас, — сказал старик.

— Кто? — не понял Тюленин.

— Говорит, от окна отойди. Сейчас стрелять будут, и точно стрелять стали.

— Вот — еще доказательство, — подняв перст, сказал Тюленин. — Нужен ты им живой. Здесь нужно быть осторожным. Понял? Очень осторожным! И не проболтаться. Как только проболтаешься, ты им не нужен. Они даже с тобой связываться не будут. Как в жизни случается — не замечал? Со всех сторон к тебе внимание, если в этом есть потребность. Посадят на самое почетное место, речь скажут приятную во всех отношениях. В любви признаются вечной и дружбе до гробовой доски. Даже памятник установят при тебе живом и здоровом! Прошла потребность и осень наступила. А за ней зима — кто любит зиму? От пули, — говоришь, — спас? Он пулей и управлял. В полет направил и спусковой курок нажал.

Николай Федорович взял паузу — вероятно, в голову пришла еще одна мысль, которую стоило обдумать.

— Вот чего, — сказал он, — проверить твою Кристину нужно. Кобеля ей знатного, тогда и поглядим. С нас прока никакого, по мужской части мы одно недоразумение. Согласен? Духи злые и прочая нечисть — существа бесполые. Физическая оболочка для них обман. Спортсмен нужен, чтобы мышцы буграми, а шея, как у кабана, — не свернуть шею! И спустить его как пса цепного на твою Кристину. Нынче же весна! Вот и славно! Гормоны играют, кровь кипит — как тебе мой план?

— Кристина на юридический собралась, — зевнул старик, — она его посадит. Твой спортсмен штаны снять не успеет, как она его посадит.

— О чем ты говоришь! Весна за окном — или забыл? Гормоны и у твоей Кристины играют, если она человек. А если нет, осиновый кол и все дела. Серебряной пули у тебя нет? И у меня нет — поэтому осиновый кол.

— Ошибки бы не вышло, — зевнул старик. Скажут — дедушка укокошил внучку осиновым колом. С тебя какой спрос — впал в беспамятство или на дачу уехал. А мне уехать некуда — нет у меня дачи. В баню могу сходить. Но не будешь же в бане сутками напролет сидеть? Хлопот с тобой, Коля! Лежал — никого не трогал. Врываешься и предлагаешь Кристину осиновым колом. Да где его взять — твой осиновый кол? В магазинах не продают — не видел. Хорошая девушка — кефира купила и йогурта клубничного. Хочешь йогурт? Может, мы ее спросим? Ведьма она или нет? Мне, Коля, ничего уже не нужно. Пусть забирает, что хочет, и спокойно поступает себе на юридический.

Добренький попался дедушка. Йогурт купили с кефиром. Ты глаза разуй — старик! Сроки употребления продуктов давно закончились. Умереть — не умрешь, человек скотина живучая. Ничего ему не нужно — еще один кандидат в святые? Всем нужно, а ему не нужно! И откуда он свалился? Со страниц каких романов сошел? Лежит одуванчик на диване и ничего ему не нужно!

Николай Федорович сколько через себя кретинов пропустил? И не помнит, чтобы хоть один на старика похожий попался. Не было среди них божьего человека, которому ничего по жизни не нужно. Всем нужно и много! Каждому второму подай сейчас в сей момент, спасу терпеть до утра нет — умереть можно от нетерпенья! Удивительный попался экземпляр — ничего ему по жизни не нужно. Не бывает так. Не нужно только тому, у кого уже все есть. И он от всего этого испытывает сильнейшую апатию. Его от всего тошнит! Плохо ему от всего, что у него есть.

Удивительный экземпляр. Ничего не нужно только тому, кто в гробу. Там точно ничего не нужно — лежишь смирно и наблюдаешь, как они все делят. По сундукам, да чемоданам, по подвалам и чердакам — куда спрятал? Ни себе, ни людям — мог бы и записку оставить. Жизнь прожил и кроме старых порток ничего не оставил? Нас не проведешь — искать будем. А искать-то нечего! Он же кандидат. В святые или больные — время покажет и вскрытие. Батюшку пригласили? А заплатили сколько?

Николай Федорович вдруг понял — вспотел он. Лоб влажный и сердечко бьется. И себя едва не увидал! Как он бездыханный лежит совсем одинокий — ужас! И люди какие-то стоят. Не знает он этих людей. Спрашивается — чего они дожидаются? Чего пришли и смотрят, как он бездыханный лежит?

— Йогурт будешь? — спросил старик, — не нравишься ты мне сегодня, Коля. Плохо спал? Или давление? Вид у тебя нездоровый — бледный. Или представил как осиновым колом по голове?

Николай Федорович лоб рукавом вытер — действительно вспотел. Видишь, куда его мысль увела! Или кто пытается на него давление оказать? Темной силы представитель. Кружит возле и новую гадость задумывает — решает, как еще наказать Тюленина? Старик хоть бы форточку открыл — дышать нечем. Или ему воздух не нужен?

— Кефир есть, — вновь напомнил о себе дед, — чего губами шлепаешь? Слишком много в тебе худого скопилось. Много худого в одном месте — опасно для организма. Мне бабка советовала плюнуть. Облегчения, конечно, не принесет, но отвлечься поможет.

* * *

Не лучше себя чувствовал и генерал. Прокурорские на него навалились. Плановые у них проверки или весеннее обострение — поди, разбери! Крамолу ищут и непорядок. Он же за каждого в Управлении в ответе. Как подобное возможно? Чтобы за каждого? Без интриги не обошлось. По щелям враги затаились. Ждут — чем дело кончится. Его бы воля, так он гранату в каждый угол! В один угол, во второй! Бах! Еще раз — бах! Хорошие гранаты — надежные. Взрываются — любо-дорого. Много врагов и гранат много. Всем хватит и еще останется.

Григорий Петрович, конечно, хватил — разнервничался и едва не потерял над собой контроль. Хорошо, что военным в мирное время не положено носить на поясе гранаты. Им и пистолет в кобуре носить не стоит — опасно, прежде всего, для самого военного. Не сдержался или другая ситуация — жди смертоубийства. Хотя пистолет и был создан для убийства. Не орехи же пистолетом колоть? А убивать людей. И чтобы удобно было, полагается носить пистолет на поясе в кобуре. Достал из кобуры и убил тут же. Или гранату бросил.

Григорий Петрович если бы мог — перекрестился. Слава богу, нет при нем гранаты. Иначе метнул бы в сердцах и сразу подписал бы себе приговор. И карьера генеральская, и пенсия, и домик на холме с видом на море — все коту под хвост! Григорий Петрович лоб рукавом вытер — действительно вспотел. Видишь, куда его мысль увела! Или кто пытается на него давление оказать?

Компот он уже сегодня пил — не помогает. Нужно будет покрепче — спиртного шарахнуть. И дулей занюхать. Сунуть дулю под нос и занюхать — так настоящие военные поступают. Некогда им на всякие пустяки время тратить. Григорий Петрович — настоящий военный. Скоро и они закончатся, останутся лишь не настоящие — непонятно кто, какой породы. Сначала мутанты, потом трансвеститы, а затем киборги. Григорий Петрович к этому времени уже второй том закончит и начнет третий. А всего будет двенадцать томов — в темном переплете каждый. Строго и по-военному сдержанно, без гламура и розовых цветов.

Книги всегда успокаивали. Как он подумает о полном собрании сочинений, сразу давление в норму приходит. Если к тому времени народ читать не разучится, обязательно напишет. А если разучится, для себя напишет, а потом придет и даст каждому книгой по голове. Чтобы поняли, какой они талант похоронили. Григорий Петрович в генералы не стремился — все знают! Любого спроси! Так легла карта. Перекинулись в небесной канцелярии, и выпала Григорию Петровичу карта — быть генералом. А теперь все на него набросились — заклевать хотят. Хотят, чтобы он не выпустил полное собрание сочинений в двенадцати томах. Кукиш им всем — выпустит!

Напишет. Еще как напишет, как все было, без всяких вводных предложение и метафор. Простыми предложениями для простых людей. Чтобы не было утомительно. Чтобы пришел простой человек после трудового дня, рюмку принял или пива отечественного. На кушетку лег и принялся читать. И все в книге доступно, честно, без пафоса и розовых цветов. И картинок в книге не будет, фотографии будут исторические, без которых невозможно обойтись.

Во всем виновата Луна. И те, кто живет на обратной стороне Луны, — еще одна тайна, покров над которой медленно начинает приподниматься. Славные наступают времена, на что прежде уходили столетия, нынче требует несколько минут. Не ради, а вопреки — девиз нынешнего столетия. Как же они проглядели? Выстраивали сотни лет, планировали с точностью до микрона и ошибка! Определенно, за всем скрывается заговор. Только заговор не ради, а вопреки! Кто заговор планирует, тот от него и пострадает. Великолепно! Поразительно! Это же элементарный закон физики. Сила действия равно силе противодействия — куда они смотрели, если прибрали к рукам все умы планеты?

Тюленин кефир не пил — понос ему не нужен. Со своим организмом Николай Федорович справляется успешно. Скажет организму — а не пора тебе, организм, спать? И глаза закрываются — до койки бы добежать. Или вспомнит — чего-то давно мы с тобой не были в туалете? И сил терпеть нет — послушный организм, грех жаловаться. С головой дело обстоит иначе. Голова к организму не относится — сама по себе. И характер у головы — непонятно какой, часто вздорный и неуравновешенный. Какие и, главное, откуда в голову приходят мысли — еще один вопрос. Получается, что живет голова по своим, непонятно каким законам и правилам. А порой и вовсе без правил. Отсюда и проблемы. Если признаться, картина с головой Тюленина странная. Занимался человек интересным делом — лечил людей, справки или больничные листы выписывал. Делал доброе дело, в которое сам и угодил — стала давать голова у Николая Федоровича сбои, капризничать стала. Конечно, Тюленину еще крупно повезло. Произошел крах монархии, и никому не было дела до врача. Иначе сидеть ему среди своих пациентов, наслаждаться их обществом и кашей из буфета. Произошедший сдвиг в коре головного мозга не был фатальным. Чувствовал себя Николай Федорович в общем-то неплохо. Что касается общества, так ему глубоко, как чувствуют себя отдельные его члены.

* * *

Забор был длинным — километра четыре. И высокий — не перепрыгнешь. Вдоль забора — тропинка, по которой с удовольствием ходил народ. Идешь вдоль забора и тепло. Ветер, если он есть, не дует. И солнышко припекает, особенно по весне. Летом и вовсе жарко, даже думаешь, а не снять ли пиджачок? Вот вдоль забора и ходил на работу Аркадий. Одно время он иногда думал о заборе, иногда — забывал и думал о других вещах — назовем их, бытовыми. Забор в нашем повествовании не играет никакой роли, и мы даже не представляем, с какой целью о нем написали. Вдоль забора ходил на службу в архив Аркаша. Что с того? Аркаша у нас не главный герой. Он нам вообще не нужен. Мы могли бы и без него обойтись. И тем более, обойтись без этого забора.

Кроме забора на пути был еще мостик. Под мостиком — речка, где плавали утки. Прелестная картина. Вселяет оптимизм. Скажем, что однажды с этого мостка едва не бросился какой-то человек. Вероятно, он устал от жизни и хотел свести с ней счеты. Шел совершенно на себя прежнего не похожий — словно пьяный. Хотя был трезвый. Стоит на мостике и думает — а не броситься мне в ручку вниз головой? И тут, представьте, подплывают утки. Смотрят на мужчину и спрашивают — ты нам хлеба принес? Не принес? Мы кушать хотим!

Мужчина, конечно, удивился. Его еще в школе учили, что разговаривать могут только люди, а всякие там пернатые — не могут. И если они вдруг заговорят, нужно срочно бежать в поликлинику на прием. Ни в какую поликлинику мужчина не побежал. Ничего себе, — думает, — какие-то курицы водоплавающие требуют хлеба. Невероятно! И принялся поджидать прохожего, чтобы у него поинтересоваться — послушалось ему, или в самом деле утки требуют хлеба?

Прохожим оказался Аркадий. Он шел вдоль забора и размышлял о разных довольно скучных вещах — вроде того — стоит ему покупать новые ботинки на следующий сезон или не покупать? Ботинки поизносились, и прежнего удовольствия не доставляли. Оказывается, кроме своей основной функции, ботинки могут еще выполнять и другую — доставлять владельцу эстетическое удовольствие. На пути у Аркадия оказался мужчина, на которого он не обратил должного внимания, в чем ничего удивительного нет. Чего, спрашивается, обращать на него да еще должное внимание? Он кто — этот мужчина? Никто — случайный прохожий на мостике. И внимания Аркадия он не заслуживает. Если только как случайный похожий, на которого можно на секунду другую бросить случайный взгляд. А можно и не бросать — мимо пройти.

— Товарищ, — говорит случайный прохожий, обращаясь у Аркадию, — можно вас спросить?

Вообще-то «товарищи» закончились лет двадцать назад, когда уполномоченные лица объявили новую эпоху. Аркадий при этом знаменательном событии присутствовал лично — стоял в очереди и покупал пельмени, которые непонятным образом вдруг объявились в магазине. И мужской голос по радио предупредил, что «товарищей» больше не будет. Эпоха «товарищей» закончилась.

Случайный мужчина при внимательном рассмотрении выглядел довольно странно. Возможно, кто-то другой и не обратил бы внимания на данный факт, однако Аркадий был именно тем человеком, которому до всего есть дело. Для начала Аркадий остановился. Однако стоял на безопасном расстоянии — еще одно правило, которого он всегда придерживался.

— Слушаю, — сказал он, явно заинтригованный. В голову ему уже пришла необычная мысль. Накануне он читал занятную историю, впрочем… не будем спешить.

— Скажите, — произнес случайный мужчины, — вы видите уток? Мой следующий вопрос покажется вам странным. Утки могут говорить?

— Утки? Говорить? Не могут! — ответил Аркадий, — а почему, собственно, утки должны говорить?

— Не могут, — повторил мужчина, — вот и я об этом. Как они могут говорить, если они — утки? У нас сегодня какое число? А год — извините — какой?

Аркадий честно сказал человеку — без всяких прикрас. Сказал, как есть, — какое нынче было с утра число, месяц и какой год. Статья, что он прочитал незадолго до этой встречи, помогла Аркадию отнестись к довольно странным вопросам без удивления.

— Скажите, — спросил после некоторой паузы человек, — а пожарная каланча на горке еще существует?

— Нет, — ответил Аркадий, — пожарной каланчи уже давно нет. Там огромный жилой комплекс. Где прежде был пустырь — огромный жилой комплекс — Заречье называется. Вероятно, потому, что находится комплекс за рекой.

— За этой? — уточнил мужчина.

— Да. Только река набирает силу вниз по течению. Утки зиму провели как раз здесь и никуда не улетали. Некоторые, вероятно, погибли. Вы хотели накормить уток?

— Нет, то есть да, — ответил странный мужчина, — я вдруг подумал, как утки ориентируются в пространстве? Когда они летят на юг, как они ориентируются? А эти отказались лететь на юг — почему?

— Я работаю в архиве, — сказал Аркадий, — к уткам не имею никакого отношения. Как часть ландшафта они мне нравятся. Зимой мне было даже их жаль. Иду по мосту и жаль мне их — сидят на снегу и ждут непонятно чего. Зима-то у нас четыре месяца. Думаю, как можно — четыре месяца? А потом успокоился — утки думать не способны. Говорить — тем более. А можно мне теперь вас спросить?

— Меня? — удивился мужчина, — спрашивайте. Только не представляю, о чем можно меня спросить?

— Скажите, — начал Аркадий, — утки вас не интересуют. Верно? Про уток вы просто так? Вас каланча пожарная интересует.

— И?

— Статью накануне читал, — продолжил Аркадий. — Забавная статья — сейчас вспомнил. К чему, спрашивается? Испугать еще не успел. Любой другой, если он в своем уме, перепугался бы. Вы случайно не космонавт?

— Я? — удивился мужчина.

— Или летчик? Я в них не особенно разбираюсь. С техникой я никак. А в словесности знаю толк. Гуманитарий, получается. Вы — летчик? Пожарная каланча вас интересует, потому как вы с нее прыгали — я не ошибся? Прыгали с парашютом — верно?

— Верно, — ответил мужчина, — а вы откуда знаете?

— Говорю же — статью накануне читал! — обрадовался Аркадий. — Как будущие летчики прыгали с каланчи пожарной. Отрабатывали приземление — тренировались. Старая статья — в архиве я работаю. Если по тропинке идти, как раз к архиву и выйдешь. Только сначала нужно через парк пройти.

— В архиве?

— Сижу с утра до вечера — пыль глотаю. Действительно — очень много пыли. Это не игра слов, пыль книжная она кругом. Еще вопрос можно — последний?

— Почему последний?

— Не знаю — спешу. Мне нужно обязательно поспеть до обеда. Вы с неба упали?

— Не уверен, — ответил мужчина, — хотя, возможно, и с неба. Место здесь тихое.

— Тихое, — согласился Аркадий, — днем мало кто здесь ходит, хотя удобно. Если спешишь, получается экономия времени. Минут десять можно точно сэкономить. И не заплутаешь. Идешь вдоль забора, а потом через мост — красивая картина. Можно встать и сэкономленные пять минут потратить на созерцание. Когда еще выпадет подобный шанс? Спешим постоянно, какое созерцание? С мостика картина представляется замечательной. Я грешным делом подумал, вы того… в смысле, прыгнуть хотели. Издалека не видать, чего в голове у вас — какие мысли. Ближе подошел — успокоился. Человек уток кормить собрался. Ради бога! В каждом из нас ребенок живет. Почему бы и не покормить? Спасибо вам. Пойду я.

И Аркадий ушел — быстро через мостик, поднялся по небольшой лестнице и даже не оглянулся. Словно боялся, что либо мужчина все-таки прыгнет с моста, либо все это ему привиделось, и никакого мужчины не было.

Конечно, космонавтом или летчиком мужчина не был. Если он кем-то и был, так с другой планеты. И Харламовым он точно не был. Не похож на Харламова — ничего общего. И ростом он ниже, и вообще — ошибка исключалась. Аркадий как до службы добрался, сразу позвонил Алексею Матвеевичу. Видел, говорит, только что твоего Харламова. Перепугался — слов нет! Стоит на мосту вылитый Харламов. Ботинки нынче такие не носят, и курточка у него из прошлого, и стрижка. Где, спрашивает, у вас пожарная каланча? Я с ней когда-то прыгал — тренировался.

Алексей Матвеевич молчит — еще один с ума сошел. Что-то подозрительно дружно все стали сходить последнее время с ума. Или он подобным образом шутит? Думает, ничего ему за подобные шутки не будет. И действительно — не будет. Что ему Алексей Матвеевич сделает за подобные шутки? Голову оторвет? А куда он потом оторванную голову денет? В портфель оторванная голова не вместится. Раздуется портфель и замок сломается — а кому это нужно? Самое удачное средство для переноса оторванной головы — сетка. Но где ее возьмешь?

— У тебя случайно не сохранилась сетка? — спросил Алексей Матвеевич, — в ней удобно носить всякие мелочи, вроде твоей оторванной головы. Шутка! — и засмеялся в трубку, чтобы Аркадий ничего худого не подумал.