Тайные знания. Книжку открыл, а там тайные знания. Собранные не человеком, но и не дьяволом. А кем тогда собранные и, главное, — для чего? Конфликт очевиден. Животная лень и страх. Чтобы как скотина — сытно и тепло. А кто против — того под нож. Вот и поглядим, кто в дураках ходить будет.

До чего хорошо под пледом. И не думать вовсе. А чего думать, пусть другие думают, пусть у других голова болит. У него голова не чужая — он на ней лежит. А уж потом, конечно, на подушке. Эволюционные миры… ну, ну… в них человек себя и проявит в полной мере. Личность как раз и присутствует в реальности. Старуха просила отрубить ноги, чтобы злые духи не причинили вреда и не воспользовались телом. А к чему рубить голову? И как она себя это представляла? Приходит отец к мяснику и просит отрубить голову и ноги покойной жене.

— Чего? — говорит мясник, — ты в своем уме? Как я твоей бабе буду рубить ноги? А потом еще и голову? Ну, нет — я еще в своем уме! Видите ли, последнее желание покойной! Она у тебя случайно умом не тронулась? Призраки? Какие к черту призраки! Мы строим коммунистическое общество — ты что, забыл? Вот я тебе и напоминанию. Ужас какой-то! Отрубить ноги! Какие еще тайные знания! У нас в пятой квартире живет бывший священник. Три недели как порвал с религиозным дурманом. На человека похож — курит папиросы и пьет пиво. Ты с ним побеседуй. Он тебе расскажет о тайных знаниях. Не хочешь? Сыт по горло? Вот и он, говорит, сыт по горло. Нет там никого! И не было. Уж кому, как не ему знать. Куда все подевались? А хрен знает! Сели на аэропланы и улетели до лучших времен.

Действительно, в пятой квартире жил мужик. Только на священника не был он похож. На кого угодно, но только не на священника. И папиросы курил — сильно он в Боге разочаровался. Вроде, как разошлись у них пути-дорожки. В жизни подобное случается довольно часто. Даже у людей близких или любящих, кто прежде и дня друг без друга прожить не мог. Готовых вот тут и умереть, свершить смертоубийство без видимой причины. Потому как любовь — не причина. Баловство или, проще сказать, когда не знаешь, чем себя занять.

И отец пошел домой от мясника, который отказался рубить ноги и голову покойной жене. Идет и думает — хорошо или плохо, что мясник отказался исполнить последнее желание? Встречает женщину — подругу жены. Они при жизни знакомы были. Платья шили и выкройки друг другу давали. Хорошая женщина. Она ему и говорит: пошли к тебе — я поплачу немножко. Не по-людски как-то. Человек умер, и никто не плачет. Не волнуйся, плакать бесплатно буду и денег мне не нужно, она мне подругой была.

Средневековье какое-то! Словно мы не строили общество счастья. На площади деревянную трибуну соорудили. Три дня грохот стоял. Ночью пост организовали круглосуточный, чтобы какая-нибудь сволочь несознательная диверсию не учудила. Недовольных всегда хватает, и праздник испортят в два счета. Раз и нет праздника! А тут еще похороны. Она что, не могла умереть в другое время? Умирай когда хочешь, только людям жизнь не отравляй! В праздники не умирай и в субботу с воскресеньем не умирай. Зимой не умирай, потому что холодно и простуду можно схватить. И когда у людей отпуск, тоже лучше не умирать — они тебя добрым словом вспомнят. А эта умерла! Всем назло! Ну и характер! Ну и баба! А завещание себе придумала? Отрубить ноги и голову! Ну, хорошо, допустим, отрубит он ей все, о чем она просила, что дальше? Где он океан найдет, чтобы прах развеять? Как вы себе это представляете? Поэтому еще раз скажем — средневековая дикость!

А подруга, представьте себе, пришла к нему домой. Косыночку надела и давай тихонько так, тихонько выть. Сидит и воет. Три минуты, пять, десять… и ничего так в целом. Терпеть можно. Сразу видно, в доме что-то произошло и явно нехорошее. Явно не праздник или иное радостное событие. Ему сперва как-то не по себе было — чужая женщина в доме и вообще. А потом он газету открыл и начал читать про трудовые подвиги в стране. Сколько угля добыли, молока надоили и пшеницы собрали. Короче, видит, что жизнь продолжается и унывать не стоит. Сегодня у тебя кто-то умер, завтра у него или еще у кого-то.

В общем, лежит старик под пледом, а перед ним проносится жизнь. Словно вчера все произошло. Память, конечно, уже не столь цепкая, но и в этом милость покаяния. Сердечко уже не как прежде, для жизни без эмоций, на большее не годится. Другие органы не лучше. Если о ногах забудешь, так они о себе напомнит. Встанешь и думаешь, а если хоть подо мной ноги? А если есть, почему их не чувствую?

Три процента — число не случайное. Это он понял. Любой поймет. Но как возможно, чтобы истина, где наука, образование и философия, — три процента? Горе от ума получается? Так и получается. Досугу и искусству три процента в самый раз. Праздность еще никого до добра не довела. Хотя и любит наш народ погулять. Да и не наш тоже любит. Все любят. Черти любят и ангелы. Демон, что к нему заходил, как на граммофон глянул, тяжело вздохнул. Мол, отстал старик от жизни — граммофон слушает. Было дело — последний раз слушал старик граммофон тридцать лет назад. Он тогда еще жизнью интересовался. А потом жизнью интересоваться прекратил и граммофон не слушал. Стоит себе и стоит. Старик тряпочку возьмет и пыль смахнет, а потом и пыль стряхивать перестал. Чего ее стряхивать, если она вновь образуется?

Верно он поступил, что глаз прикрыл, но не закрыл. Все одно видать. Он и в детстве так поступал — глаз прикроет и делает вид, что спит. А этот ходит в образе мамаши. Однако старика не обманешь — походка не женская. Впрочем, и здесь можно обмануться. С возрастом многие женщины превращаются в мужчин. Смотришь и не поймешь, кто перед тобой. Тело — окорок бесформенный, рожа хоть и в косметике, не женская, нет там и следа от женщины, голос прокуренный и взгляд недобрый. Где женщина? Нет женщины. Ведьма и та краше будет. А это неизвестно что — набор гормонов.

Эра света и жизни. Как посчитаешь, так и будет. Хорошо посчитаешь, счастье прибудет. А коли ошибешься, не миновать горя. Словно айсберг — легко обмануться и не выжить.

И все же верно они поступили. Лучшего хранителя тайных знаний не найти. Самому ему знания не нужны, не видит он в них прока, не доверяет и вообще. К чему чужие знания? Полученные неизвестно кем, неизвестно при каких обстоятельствах. Последнее крайне важно. Кроме полученных знаний, важен еще и личный опыт. Порой опыт еще важней, чем знания. Только кому его личный опыт нужен? На тайные знания большой спрос имеется. Его личный опыт никого не интересует. Демон который день от него не отходит — извелся весь. Стало быть, имеет свой интерес. А кабы кто еще узнал? Кабы стало известно, чем старик обладает? Страшно представить последствия! Воображения не хватит нарисовать картину, если бы кто прознал, чем владеет старикан. Люди страшней любого демона будут. Столько в них яда и злобы. Спасение одно — не знает никто. А если бы узнал, все одно ума не хватит. И разума не хватит, и чувств. Чувства-то где они возьмут? Без чувств ничего не получится. Ловко задумано! Соорудили из старика шкатулку. Кому старик нужен? Кто обратит на старика внимания? С вида никчемный, а в глаза заглянуть — ума не хватит.

Эра света и жизни. Свет — отдельно и жизнь — отдельно. Прошу не путать одно с другим. Это вам не эра светлой жизни. Знать желаете? Старик помнит. И он ребенком был. Верится, правда, с трудом, что и он когда-то мог быть ребенком. Посмотрит на ребенка и думает — как же я мог быть вот таким же? А если так, и я действительно был ребенком, что со мной затем произошло? Сильно хотел он вырасти. Едва ли не каждый день спрашивал — когда вырасту? Без обмана? В самом деле, вырасту?

И что?

Получается, не обманули. Получается, вырос. Вон сколько в нем всего! Удивляешься — как в нем все умещается? Про красоту мироздания не будем — ей немного места нужно. Интересно все-таки — за какие заслуги? Не верит он в случайности. Может, прежде и верил, а нынче не верит — опыт имеется, на который и нужно положиться. Заслуг-то как раз и нет. Пять минут стащил? Так они невостребованные были, считай, ничейные. Время, говорят, обман. Вот он и проверил. И в чем тогда грех?

Николай Федорович диссертацию написал. Он ее украл. И ничего преступного в этом нет. Подобным образом едва ли не все разумные люди поступают. Если бы Николай Федорович претендовал на роль исследователя и желал бы оставить след в науке — ничего этого не было. Диссертация ему была необходима, чтобы получить всего лишь хлебное место. В широком смысле этого слова — чтобы не унижаться и чувствовать себя человеком. Чтобы семью завести, жену какую-нибудь не слишком глупую, ребятишек, чтобы в старости принесли стакан воды. Николай Федорович к этому времени слегка тронется умом, но не в той степени, чтобы представлять угрозу обществу.

Вот и еще одна тайна. Щедрые мы — сколько уже тайн открыли? Обществу тайны не нужны — других забот хватает. Если только в выходной с утра, когда появилось немного свободного времени, которого не жалко убить. И если старик выкрал пять минут, о пропаже которых никому нет дела, общество время убивает. Самым безжалостным образом, либо для потехи. С этой целью годятся развлечения — много их изобрели, не все полезные, а бывают даже вредные.

Николай Федорович в силу своей профессии дело имел с людьми, с человеческим, как он говорил, материалом. Так вот этот материал был столь разнообразным, что скучать было невозможно. Казалось, что нового он может узнать каждый день, общаясь с пациентами? Если их всех — этих пациентов — мысленно заставить взяться за руки, они образовали бы цепь, которая обогнула земной шар по экватору. Николай Федорович пришел к данному умозаключение случайно — стоял как-то перед зеркалом и подправлял себе бородку. Бородка у него выросла случайно. Помнится, он тогда был в отпуске и позволил себе не бриться. А не бриться он себе позволил, чтобы дать организму хоть на какое-то время абсолютную свободу. Вот тут бородка и выросла. Смотрит Николай Федорович на свою бородку и думает, что-то в ней есть, какая-то необъяснимая первозданная свобода. У другого бородка другая будет, она у него самца напоминает и чтобы интеллекта — нет в бородке интеллекта. Обыкновенная щетина непонятно какого окраса. И вот он подправляет себе бородку и представляет, как все пациенты берутся за руки и образуют живую цепь по экватору. Мужчины и женщины, молодые и старые — все как один взялись за руки. А почему, собственно говоря, не взяться? Николай Федорович — кто? Врач, прежде всего, он им всем товарищ и друг. Он им всем добра желает. Велика просьба — вышел и взялся за руки. Но это так — метафора, красочное сравнение, чтобы показать, сколько человеческого материала через него прошло. И за каждым что-то скрывается, какая-то тайна. Даже в том случае, если человек не осознает, что владеет этой тайной. Бывает именно так — не осознает человек, чем он обладает. Николай Федорович спросит, задаст правильный вопрос и видит тайну. В карточку больного он тайну записывать не станет — нет в том необходимости, а для себя решит и подумает. Может быть, не всякий раз, что зависит от количества пациентов и настроения, в котором он пребывает.

Профессия, конечно, интересная, но в то же время вредная. Лучшая профессия — не иметь с людьми никаких контактов. Увы, желание хоть и благое, но, к сожалению, не осуществимое. Человек — существо социальное, кстати, как и многие животные. В противном случае не выжить. Николай Федорович не то чтобы устал от людей, но испытывает от общения с некоторыми из них дискомфорт. Физически чувствует усталость, стало быть, не пустой звук в сказанных прежде словах. Имеется скрытый смысл во всем этом. Не иначе как тайные знания заложены. Лучшая наука — личный опыт. Опасность заблуждения также имеется — Николаю Федоровичу приснилось как-то, что он сошел с ума. Открыл глаза и не понимает, где сон, а где реальность. Позвонил супруге, чтобы удостовериться, в каком измерении находится — там или здесь. Супруга не отвечает — вне зоны она или не слышит, как всегда, чертова баба. Хорошо устроилась! Как ей чего надо, так Николай Федорович всегда в зоне действия сети. И телефон у него всегда заряжен, и деньги на счету имеются.

А хоть бы и рехнулся! Какое, спрашивается, их дело? Сходи себе тихонько с ума, только не доставляй окружающим забот. И угрозы не представляй — это Николай Федорович отлично усвоил. Обществу он необходим как статист. Государству — чтобы платить налоги. Он еще не родился, а государство уже его ожидало. Бумагу на стол положили и деньги выписали. Целых три советских рубля! Непонятно? А тут и понимать нечего! Гвоздика по тем временам стоила в магазине семьдесят копеек. Каждой женщине по гвоздике как знак внимания. В одной из женщин находился Николай Федорович — плавал в материнских водах. А товарищ в белом халате каждой женщине по гвоздике вручил. Потом на крыльцо вышел и сказал, что будет гроза.

Как Николай Федорович появился на свет, он не помнит, а мать не рассказывала. Гвоздику к тому времени выбросили — она и прежде не живой была. Стояла на тумбочке в банке из-под сметаны. О чем рассказывал Николай Федорович, когда появился на свет? Он орал, что было сил, рассказывая, как там мрачно и темно. Плавать в материнских водах ему надоело. Двадцать четыре часа плаваешь девять месяцев. Как еще хвост рыбий не вырос! И вот он от радости безмерной орет, что есть сил, — приветствует свой приход в иной мир. Бедный Николай Федорович! Он полагал, что в другом мире его ожидают райские кущи! А ему по мокрой и сморщенной попке в качестве приветствия — мол, чего разорался?

Звонит супруга — чего нужно? Николай Федорович из детства возвращаться не желает. А супруга вновь — чего звонил? Вспомнил, говорит Николай Федорович супруге, как на свет появился, а ты помнишь? Супруга у Николая Федорович — женщина опытная, знает, с кем приходится общаться мужу — через одного сплошные сумасшедшие. Как-то зашла в поликлинику — ужас! Едва сама не потеряла рассудок. Поэтому удивить супругу вопросом невозможно. А как же, — отвечает, — еще как помню. Четверг был, когда родилась. Нет ничего хуже, чем родиться в пятницу или понедельник.

За три рубля, потраченные на гвоздику, Николай Федорович расплачивается вот уже пятьдесят шесть лет. Говорят, инфляция. Государству Николай Федорович выплатил… страшно сказать, какую сумму. И еще неизвестно сколько выплатит. Если произвести расчет, может случиться, что денег, выплаченных государству, хватило бы, чтобы насыпать где-нибудь в океане остров и жить там в счастье и гармонии. Увы, подобная мысль как-то посещала Николая Федоровича. Нельзя сказать, что на тот момент он был пьян, но и трезвым его назвать было нельзя. Пограничное состояние, испытанное лично на себе — что может быть лучше при подготовке диссертации?

Уехать, сбежать из общества, которому ты не принадлежишь — кому в голову придет столь дерзкая идея? Мир уже давно превратился в коммунальную квартиру. Николай Федорович осознал еще не совершенную ошибку и содрогнулся при мысли, что бы произошло, если бы он поддался импульсивному желанию начать жизнь с чистого листа. Куда он уедет? Кому он там нужен? Нужен ли ему мир, в который он собирался уехать? Если здесь через одного его окружают сумасшедшие люди, там его будут окружать сплошь сумасшедшие. Либо он должен превратиться в сумасшедшего, иного не дано, потому как именно таким образом устроен мир. Такова плата, чтобы стать своим среди чужих. Затем он будет учиться жить жизнью сумасшедшего — ему это надо?