Старик куда-то исчез. То есть еще вчера он был, а уже сегодня его нет. И непонятно, умер он или еще чего? А хоть бы и умер? Он в своем завещании не просил отрубить ему ноги и голову. К океану ехать никого не просил, чтобы развеяли его прах или насыпали остров. Жизнь к тому времени стала как бы другая. Все, кто еще продолжал жить, утверждали, что жизнь изменилась. Они всегда утверждают, что жизнь изменяется. К лучшему жизнь изменяется или к худшему — сказать невозможно. Чтобы сказать, необходимо прожить, по крайней мере, две жизни. Однако ни у кого прожить две жизни не получается. Как они не старались, какие только меры не принимали, они и одну единственную жизнь прожить не могут. А тут две жизни! Смешно.

Тайные знания по-прежнему не дают покоя. Хотя многие плюнули на тайные знания и живут себе припеваючи. Время от времени поют песни, а кто петь не умеет, слушают, как другие поют. Мало, конечно, кто хорошо поет. А кто плохо поет, тех много. И то верно. Если все как один будут хорошо петь, кто тогда работать будет? Потому как работать уже никто не желает. А желают вкусно кушать и лежать на диване.

* * *

Николай Федорович еще помнит. Вроде где-то здесь. А где именно — не помнит! Экая досада! Куда подевался мальчик, что вылез на белый свет? Неужели он и есть тот мальчик? Спросить у кого? А у кого спросишь? Они же все делом заняты. С утра заняты, днем заняты, а вечером, если не заняты, отдыхают, сил набираются. Получается, не вовремя, получается, что нужное время не подошло. Ждать полагается. Набраться терпения и ожидать — либо на стуле, либо в окно смотреть. Он идет. К слову, не в первый раз. Вот только ему кажется, он прежде здесь бывал. Ну, не насмешка ли? Как он здесь бывал, когда не был? Или в другой жизни? Так нет другой жизни — обман, говорят. Кто говорит, кто бывал в другой жизни? А это уже тайна — еще одна, какая по счету на сей раз?

Был Николаю Федоровичу и другой сон. Ужасный чрезвычайно. И чтобы придумать подобное, нужно быть окончательно больным человек, кем Николай Федорович не являлся. Общаться с больными — общался, слушал разное, но чтобы сам… он же диссертацию украл. Он же над ней не работал, чтобы ночью сидеть или думать напряженно… ничего этого не было. Как все — взял и украл. Никакого греха и угрызений никаких. Люди на то уполномоченные, согласились — не гений, но и в дерьме кому-то копаться нужно. Как вам! В дерьме! В человеческом-то материале — в дерьме? А разве иначе?

Сон был. Николай Федорович к тому времени был вынужден признать — во всем этом определенно что-то есть. Как от бесовского, так и от другого воинства — они вечно лагеря свои походные друг возле друга разбивают. Существование походное, иными словами, — в движении, чтобы не поросло травой, а где поросло — вытоптать. Рассказывать кому сон — дело пустое. Там и язык свой, не подвластный постороннему. И чтобы событий значимых — одни лишь символы. Как хочешь, так и толкуй. Стало быть, тайный человек требуется, который тайными знаниями владеет, а где его взять?

И вот он идет, как собака по запаху. Не думал прежде, что будет он как собака. И что это за жизнь такая? Оказывается, интересно. Оказывается, словно и не жил прежде. Видит, что прежде не замечал — как в кино, только здесь он и режиссер, и актер — забавно в целом. Видит, кто прежде здесь прошел. Фантом видит — образ туманный, оставленный своим хозяином. Видит, чего не может быть в жизни обыденной — сбивает с толку, ставит под сомнение, и возникает желание открыть глаза и проснуться. Встал, чтобы передохнуть, — сердечко бьется от волнения, как давно не билось. Старика видит и парня. Молодому человеку не по себе. Испариной покрылся. Испугался болезни, которой нет. Запершило в горле, сдавило за грудиной. Дальше — хуже. Вдруг стало не хватать воздуха.

Глаз у старика страшный. Он своим глазом дырку у парня в голове просверлил. А дальше что? Николай Федорович и сам испугался, потому как подобное невозможно! Да и как себе подобное представить, чтобы по дырке залезть в голову! Чего ему там — в голове — нужно? Как он в голове поместится?

— Зачем за ними увязался? — спрашивает себя Николай Федорович. — Или мне снится сон? Верно, снится, как я прежде собакой был. Нет мне дела до этих двоих. Одного знаю — вредный старикашка. Только он для людей старик, а для других — фантом бестелесный. К нему демон являлся — в окне стоял и во двор глядел. Что он там увидел?

— У вас пять минут найдется? — слышит вдруг Николай Федорович, и тут же свой голос, как он отвечает.

— Пять минут? Не вопрос! Некуда мне спешить.

Какой же он глупец! Пять минут! Впрочем, откуда ему знать, что это пароль для посвященных. Сейчас и ему совершенно бесплатно достанутся целых пять минут! А вдвоем они украдут у мира уже целых десять минут!

Страшный глаз теперь уставился на Николая Федоровича. Ну вот! Теперь из него сделали обыкновенную шкатулку. Или необыкновенную?

— Совсем не больно, — говорит старик, — быть шкатулкой и вовсе не больно. Вам же не больно? И места много снаружи шкатулка не займет — поставьте, куда хотите.

— Куда? — не понял Николай Федорович.

— Куда хотите, — повторил старик. — И чего, спрашивается, ходил каждый день? Мы же соседи? Вы прежде меня не замечали. Не было на то нужды. А сейчас — пожалуйста. Забавно устроен мир, никак не могу насладиться его несовершенством. Рядом живем и ничего, представьте, не знаем друг о друге.

— Соседи, — согласился Николай Федорович, — только я вас давно не видел.

— И я вас не видел, — ответил старик, — если не ошибаюсь, вы — врач?

— Ошибаетесь. На пенсии буду, — поправил Николай Федорович.

— Как! Уже на пенсии? От всего сердца поздравляю. Не каждому, скажу вам, повезет, чтобы как вы. И хорошо выглядите. Честное слово — хорошо. Другой вышел на пенсию, и смотреть не на что. Бородка у вас замечательная. Воздухом дышим? Верно. Прежде некогда было дышать — хлопоты, заботы, диссертацию написать успели? Поздравляю. Со степенью в старости, как новое пальто. Надел пальто и вид совершенно иной — более привлекательный. И сказать кому, мол, не напрасно прожил время. Не переживайте — пять минут еще не закончились. А если к вашим пяти минутам прибавить мои, получится уже целых десять минут! Экое сокровище! Ходил, ходил, спрашивается — к чему? Поднялся к вам и готово. Вы — не против? Вижу — не против. Никуда я не исчезал. Это вы исчезли.

— Я? — удивился Николай Федорович, — куда же я исчез?

— Пять минут, — понизив голос, сказал старик.

— И что?

— Вы еще не поняли, каким сокровищем владеете. Не огорчайтесь, нечто подобное было и со мной. Но только в другой жизни. Почему я никогда не решался отпустить себе такую же бородку? Думаю, она мне не пошла бы. А вы как считаете?

— Чтобы узнать, пойдет вам бородка или не пойдет, ее нужно отпустить, — подсказал Николай Федорович.

— Верно. Хотя верно только отчасти. Если я решил, что бородка мне не пойдет до того, как я ее отпустил, к чему бородку вообще отпускать?

— Пойду я, — сказал Николай Федорович, — поздно уже, наверно.

— И я пойду, — ответил старик, — заболтались чего-то. А наше дело — не болтать, а делать дело.

— Какое еще дело? — не понял Николай Федорович, — нет у меня никаких дел. На пенсии я.

— Были на пенсии, а теперь при деле — подсказал старик, — мы теперь одним миром мазаны.

— Каким еще миром?

— Пять минут, — повторил старик.

— И что?

— Как что? Я у вас спросил — пять минут найдется? А вы что ответили? Мне спешить некуда. Чьи слова? За язык вас никто не тянул. Зайду как-нибудь, не обессудьте. Вместе сложимся — ваши пять минут и мои. Никто не заметит. Либо вы заходите. Дома, поди, надоело? В окно смотреть далеко не лучшее занятие. Что вы в окне увидите? Вот я ничего в окне не увидел, хотя смотрю каждый день по нескольку часов. А так, может быть, вместе в окно поглядим и что-нибудь увидим. Должен наступить наш день? И что за несправедливость? Другой бросил взгляд и тут же увидел.

— Деревья, — сказал Николай Федорович.

— Какие деревья? — не понял старик, — ах, деревья! Вырубили деревья. Вы это хотели спросить? Деревья вырубили давно, еще до вашей пенсии. Только вам не было до них дела. Вот там они и росли.

— Пойду я, — вспомнил Николай Федорович.

И оба разошлись. Один пошел по каким-то своим делам, а другой — по своим. Откроем тайну, у обоих уже давно не было никаких дел. А если они и были, только не в этом мире, а другом — его еще называют параллельном.

Странный какой-то старик, — подумал Николай Федорович. Одним миром мазаны… каким еще миром? О чем он говорит, а как говорит! Словно обоих связывает какая-то тайна. Бородку мою захотел. Кто мешает? Возьми и вырасти — не хочет! Лень проклятая. Бриться каждый день не лень, а отпустить бородку — лень. О чем еще говорил старик? В гости обещал зайти. Больно он мне в гостях нужен! В окно предлагал смотреть. Без него смотреть в окно не получится. Что они вместе там увидят?

Николай Федорович остановился — а туда ли он идет? И вообще — куда он идет? Позвонить надо, спросить у жены, куда ему идти. Не дозвониться. Вечно она вне зоны сети. Говорит, родилась в четверг. Не врет. Николай Федорович лично проверил — действительно родилась она в четверг. Хороший день — не вашим и не нашим. Замечательно. Иначе не миновать проблем. Как он измучался! Чтобы не вашим и не нашим! Вот где искусство! Тонкая грань, шаг влево — и ты уже левый. Шаг вправо — и ты уже правый.

Вспомнил! Николай Федорович улыбнулся. Вспомнил, куда ему идти полагается. Домой полагается. Все дороги ведут домой. Сунул руку в карман — обнаружил записку. Теперь он точно не потеряется. Адрес там написан печатаными буквами. Если даже он вдруг разучится читать, другой кто прочитает. Не может случиться, чтобы все разом читать разучились. Либо улица исчезнет. Случилась как-то неприятность — исчезла с лица города улица. Одного спросил, другого спросил. Нет, отвечают улицы. Вчера была, а сегодня исчезла. Непорядок. Николай Федорович бородку потрогал. На месте бородка — не потерялась. Верно. Николай Федорович уверен, что он с бородкой и родился. Иначе и быть не могло. Переполох устроил! Врачи сбежались посмотреть — не каждый день младенец с бородкой рождается. Не могли взять в толк, что родился их коллега. Они в одной медицинской области работали, а Николай Федорович трудился в другой медицинской области. Что есть лучшее в данной медицинской области, возьмет на вооружение. Иначе и быть не может. Каждый день выслушивать пациентов с их неудержимой фантазией… жаль, не с кем поделиться. Никого не интересует собранный Николаем Федоровичем материал.

Старика интересует! Вот кому Николай Федорович расскажет. Посвятит в свои тайны. Он даже по этому поводу кофе заварит. Не будет никого дома, и он заварит кофе. Все равно никто не узнает. Либо скажет, мол, ничего не знаю! И кофе не заваривал. Старику скажет, чтобы ни при каких обстоятельствах не говорил. Не знает и все тут! Пусть доказывают. Прикинется глухим, пусть доказывают, что это он кофе заварил. А прежде Николай Федорович посвятит старика в свои тайны. Нужно будет не забыть — составить список всех тайн, что он владеет. И потом по списку, кратко, обстоятельно минут на пять… старик говорил, у него имеются пять минут. Получается уже десять минут. А если эти десять минут растянуть?

Звонит. Вспомнила, что у нее есть муж! Старый, больной, выживший из ума, но муж! Выбросить жаль, а вдруг пригодится? Куда ходил? Откуда ему знать — по улице ходил, которая исчезла. Что у него в голове? И ему интересно знать, что у него в голове. Тайны у него в голове — много тайн, только они ей не нужны.