Мужчина, по всей видимости, был военным. Однако чтобы об этом догадаться, необходимо и самому быть военным. Моряк моряка видит издалека, а этот, стало быть, военный, но одет как гражданский — в костюме был мужчина. Одно из изобретений человечества — костюм, за которое не стыдно. Крайне удобное изобретение — пиджак и брюки. Носить можно раздельно — либо брюки, либо костюм. Или вот как сейчас — и брюки и костюм. Мужчина курит сигарету — еще одно изобретение человечества, хотя и вредное, однако приносящее хороший доход. Похоже, мужчине курить нравится. Курит мужчина явно с удовольствием, поэтому когда-нибудь ему придется за удовольствие заплатить. Какой ценой? Никто не знает, какой счет предъявят мужчине.

Кроме того, что мужчине нравится курить, ему, вероятно, нравится еще многое. Сам себе мужчина нравится, и жизнь ему нравится. Мужчина — философ в некотором смысле. И на жизнь он смотрит под несколько иным углом, отчего получает еще большее удовольствие. Объяснимся. Если смотреть на привычную жизнь под несколько иным углом, жизнь предстает в новом качестве, словно ты прежде и вовсе не жил. Ну разве не чудно? Прожить привычную жизнь иначе! Однако для этого нужно быть философом. Учить философию и другие науки при этом не нужно — нет в этом необходимости. Все что требуется — лишь глянуть под другим углом на привычные для тебя вещи и явления. Еще одна тайна — совсем крохотная, доступная каждому.

Накурившись вдоволь, мужчина тяжело вздохнул: предстояло вернуться к работе. А кому нравится работать? Однако и работать спустя рукава — грех. Мужчина пиджак снял и принялся заворачивать у рубашки рукава. Делал это он старательно и не спеша. Либо не торопился приступить к работе, либо во всем любил порядок. Ну вот, вроде рукава готовы и сигаретка затушена — еще минутка и синий дымок исчезнет. Все — исчез.

— Говори, — сказал мужчина. — Некогда мне! Слышал? Ты — навозная муха!

И мужчина показал свой кулак. Очень большой и выразительный. Таким кулаком можно что угодно сделать. Можно, к примеру, кого-нибудь треснуть по лицу, и лица не будет. Не знаем, страшно представить, что останется вместо лица — каша с соплями и кровью. Кулак в споре — внушительный аргумент. А если кулак выразительный, значит, и аргумент получается выразительный.

— Где, — грозно спросил мужчина, — тайны твои?

Это был допрос, где мужчине предстояло узнать все до последней тайны. Об этом было написано в тайном доносе — он лежал на столе. Верный человек написал, где следовало искать тайны. Мужчина бросил взгляд с небольшим сомнением — слишком невыразительной была фигура, где скрывались тайны. Однако и верный человек не мог допустить ошибки. Все прежние доносы отличались не только хорошим стилем изложением, но и достоверностью. Хотя слово «донос» — не нравилось. Худое какое-то слово. Произносить не хочется и тем более слушать — режет ухо, как ножом. Поэтому слово «донос» заменили словом «оперативная информация». Вот это уже другое дело! С этим, как говориться, приятно работать.

Злодей, а именно он владел тайными знаниями, впечатление производил отрицательное. И костюма на нем не было. Костюм последний раз он надевал, когда ему вручали диплом об окончании школы — много, много лет тому назад. Неудивительно, что с тех пор злодей не прочитал ни единой книжки. Все в злодее внушало отвращения, поэтому нам его не жаль. Даже если мужчина через минуту треснет его своим сильным кулаком, нам его не будет жаль. Возможно, мы его и пожалели бы, окажись у него старушка мать или маленькая дочь — никого из перечисленных персонажей у злодея не было. И поделом! Мать-то была, но никак не добрая старушка, а старая, выжившая из ума ведьма. И дочь была, но какая это была дочь! Ужас тихий. Одна лежала уже который месяц и категорически отказывалась умирать. А вторая палец о палец не ударила, чтобы оказать помощь старухе покинуть мир, в котором она явно задержалась. Обе нас не интересуют, и мы вернемся к ним по необходимости, хотя, если честно сказать, лучше бы их не было.

Злодей нас интересует только в той части, что касается тайных знаний. Удивительно! Почему было нельзя найти более приличного кандидата? Пусть даже без пиджака! Пусть даже с трехдневной щетиной! Кто и почему доверил злодею тайные знания? Как в него их вообще затолкали? Головенка у злодея была невыразительная. На нее даже шапку нет желания надеть — вот какая у него голова. Бугристая и в шишках. Словно он ходил и каждый день головой стукался — открывал, к примеру, разные двери, что случались у него на пути. Парикмахер, что стригла его как-то пару лет назад, извелась окончательно. У нее — мастера своего дела, которая за свою жизнь видела в подробностях десятки тысяч человеческих голов — едва не опустились руки! Она вообще не представляла, что с этой головой делать! А он сидит, в зеркало глядит и, похоже, собой любуется.

Еще раз спросим — кто и почему поместил в эту голову тайные знания? Случаются порой досадные недоразумения — оперативник об этом знал. Головенку выбрали, думал он, неспроста, с хитростью выбирали. Кто покусится на голову, которую и головой назвать сложно? Вот оно! Здесь половина секрета заложена! Никому нет дела. Подобная головенка, даже не старый резиновый мяч, пнуть который нет охоты — перепачкаешься только. И пытать обормота себе дороже — дурень не представляет, кто поместил в голову тайные знания. Вероятно, проделали без его участия. Даст он ему пару тумаков для острастки, чтобы мозги встряхнуть — они у него пылью заросли.

Вот так задача! Как хочешь — так и решай! Смотри — не смотри! Под каким угодно углом. Куда же мне его шлепнуть? — думал оперативник. Какое место выбрать? В лоб или по затылку? Голова-то круглая — соскользнет кулак и попадет в глаз. Либо в ухо попадет — скажут, нарушения прав человека. Прежде лупи себе в удовольствие — никаких ограничений, никаких прав человека. А прошло-то всего на всего ничего. И уже демократия шагает по планете.

— Так как его звали? — зашел с другой стороны оперативник.

— Как звали? Забыл. Сейчас вспомню. Живет в Небадоне, — ответил злодей.

— Где?

— Небадоне.

— Улица что ли?

— А мне откуда знать? Может, и улица, а может, и город. Михаил Небадонский — во! Вспомнил! Говорил, уже бывал здесь прежде.

— Чего еще говорил?

— Глупость какую-то — чего его слушать? Если всякий раз слушать, о чем говорят… я говорит, покидаю вас ненадолго. Многие желали меня сопровождать, однако вам туда нельзя.

— Куда — туда? — уточнил оперативник.

— Откуда мне знать! Он не сказал. Говорит, мол, вам туда нельзя и все. Опыт ему нужен. А уже после возвращения, говорит, займу место среди вас. Михаил Небадонский. На блаженного похож.

— Блаженного? — переспросил оперативник. — А какие блаженные? Ну там… признаки, что бросаются в глаза?

— В том-то и дело, что ничего в глаза не бросается. Ясной утренней звезды.

— Чего?

— Утренней звезды, — повторил злодей, — администратор во вселенной Гавриил. А может, и не Гавриил, может, Эммануил. Говорит, после отбытия сообщение послал, чтобы не волновались. Либо, чтобы внести ясность. Если сообщение было, нужно искать.

— Михаил Небадонский?

— Исчез совершенно из нашего мира, так же как и появился. Я с батюшкой говорил бывшим. У него даже приход свой был. А потом что-то у него случилось, вроде конфликта с администрацией. И его уволили. А может, он и сам уволился. Сказал, был такой. Много лет назад. Ужасно похожий на Мелхиседека. Он любит нас, понимает, прежде был одним из нас — великая тайна.

— Не врешь? — спросил оперативник. — Говорить — одно. А как бумагу написать, получатся уже другое — не отвертишься. Тайна? Какая же это тайна, если твой Михаил был среди нас? Или он притворялся?

— Чего ему притворяться? У него миссия. И послание оставил. Послание-то куда делось?

— Какое еще послание? Где его смотреть? В архиве что ли?

— А хоть бы и в архиве! У него мандат был.

— Что же ты молчал! — рассердился оперативник, — мандат многое меняет. Мандат — уже иная картина получается. Михаил Небадонский?

— Да. Получается, Михаил Небадонский.

Вот тебе и головенка в шишках! Кулаком хотел с размаха в ухо заехать. А если бы заехал? Михаил Небадонский с этим… ясной утренней звезды администратором вселенной Гавриилом.

— Здесь распишись, — объяснил оперативник, — и здесь. Ты теперь особо важный источник. И не пей сразу! Узнаю, что напился, разобью башку! Слышишь! И пиджак себе купи. Не жадничай, обязательно купи. Вдруг мне тебя предъявить придется. Без пиджака нельзя. Понял?

Оперативника звали Алексей Матвеевич Груздь. Он был оперативником всю свою сознательную жизнь — очень ценный кадр, профессионал своего дела. И ему было плевать, какую власть защищать. Главное, чтобы доверили ловить врагов. Он спал и видел — кругом одни враги! Иначе нельзя, иначе не стать ему профессионалом. И вот Груздь отправился к другому профессионалу — Григорию Петровичу, занимающему в сложной иерархии иное — более высокое место. И кабинет у него был на третьем этаже. Помещение размером в тридцать квадратных метров, если не дом родной, где также вполне комфортно и не дует.

Григорий Петрович пожил в этом мире достаточно, чтобы представлять, что в нем творится. Другой живет и не представляет, рисует в своем воображение картинки обманчивые, тем и счастлив. Григорий Петрович не считал себя счастливым — не хватало еще одного разочарования. Профессионалом он был не менее знатным, нежели его коллега — Груздь как раз взбирался по лестнице. Направлялся в кабинет к своему начальнику с докладом. А могло быть наоборот! Могло случиться, что Григорий Петрович взбирался бы по лестнице в кабинет Алексея Матвеевича. Не случилось.

Григорий Петрович выглядит неплохо, а мог бы выглядеть еще лучше. Годы, а еще нервная система — она, к сожалению, расшатана. Кто только не приложил к этому руку! Даже родственники приложили. Сын — балбес, дочурка, которая замуж не желает, супруга, не научившаяся варить борщ, прочая родня — все приложили руку. Тот же Груздь не желает угомониться — врагов ищет с утра до вечера. Он их и ночью ищет. Интересно — где? Где можно искать ночью врагов? Если только под одеялом? Во что превратился, бедняга! Вроде, должно быть наоборот. Отпусти себе живот — для статуса и чтобы было чем заняться. Не желает! С утра, докладывают, делает до тридцати приседаний на пустой желудок. А вечерами может сидеть в позе лотоса, хотя места в доме хватает. Утверждает, что подобным образом мобилизует дополнительные резервы организма.

— Коньяк будешь? — спрашивает Григорий Петрович коллегу. Напрасно спрашивает. За все совместно проведенные годы Алексей Матвеевич выпил трижды. Когда давали капитана, майора и подполковника. Теперь, вероятно, придется ждать, когда дадут генерала. А если не дадут?

— Михаил Небадонский, — говорит Груздь, — личный номер шестьсот одиннадцать сто двадцать три, один из участников создания нашей вселенной. Если не ошибаюсь… около четырех миллиардов лет тому назад.

— Ух, ты! Михаил Небадонский! Сколько же ему лет? — уточнил Григорий Петрович и зевнул.

— Шутить изволишь? — мрачно произнес Алексей Матвеевич, — мне не до шуток. Вот здесь болит. Что у нас здесь? Желудок или сердце?

— Не бережешь ты себя, Леша, — говорит Григорий Петрович, — выпил бы коньяку. В самом деле, не убудет с тебя. Работаешь круглыми сутками, нет, чтобы пивка выпить. Понимаю — не пьешь. Коньяка выпей! Михаил Небадонский, и что с того? Который уже по счету? Ты его по учетам проверял? Не сумасшедший? Каждый второй у нас сумасшедший — я отчеты смотрел. Нас здесь двое сидит. Значит, кто-то один из нас сумасшедший. Вот только кто? Ты или я? Властелин. Да какой он властелин! Желудок он везде, Леша. В нашем чреве кишок — десятки метров. А кто в них ползает — какая сволочь — никто не знает! Сердце тоже плохо. Они что думают? Они думают, мы бессердечные. Может, оно, конечно, и так, в смысле, держим постоянно себя в узде. Иначе ступай в школе преподавай, рассказывай детям о мирах космических.

— Смотреть не на что. Время, говорит, бывает стандартное, а бывает нестандартное. Михаила любила вся система, скорбела, когда прощалась. Знаешь, какой я этому сумасшедшему позывной придумал?

— Ну, и какой?

— У него голова — одна сплошная шишка, — сказал Груздь. — И ума ни на грош. Не понимает, что говорит. Если он дурак, откуда знает о Михаиле Небадонском? Кто ему сказал? Тебе я сказал? А ему — кто?

— Успокойся. Мало ли кто сказал — бывший монах. Что с того?

— Он не дурак. Либо дурак посвященный, — возразил Алексей Матвеевич, — думаю, тресну его по башке. А что? Почему бы и не треснуть? Велел купить костюм.

— Вечно ты возишься с какими-то подозрительными личностями, — сказал Григорий Петрович. — Тебя к ним тянет. Это как наваждение. Дал пинка под зад, а он ему велел костюм купить!

— Знания в нем.

— Чего! Какие еще знания! Сам сказал — дурак!

— Тайные знания. У меня на знания нюх! Как у собаки. Не поверишь, но я их чувствую! С виду — да, смотреть не на что. Голова в шишках.

— Не устал? Сердце, говоришь, болит. Ничего удивительного — любой не выдержит. Мне твои тайные знания уже поперек горла. Меня от них тошнит! Перед глазами одни лишь секретные бумаги. С утра до вечера, каждую неделю триста шестьдесят пять дней в году! А не думал, что я с ними потом делать буду? Когда срок подойдет — что с ними делать буду?

— Ничего делать не будешь, — сказал Алексей Матвеевич. — Умрешь и все.

— Как это — ничего! Да во мне яда столько, что могу всех отравить. Весь мир — за раз и хоть бы что!

— Псих.

— А сам — не псих? Я — генерал, если забыл, — сказал Григорий Петрович. — Видишь, лампасы на мне.

— Мандат у него, — вспомнил Алексей Матвеевич.

— Мандат? Ерунда. Не может быть у него мандата — псих он. Ошибка исключается? С мандатом нужно что-то делать… с мандатом могут и поверить. Денег дал? Верно. Когда, не знаешь, как поступить, дай денег. Рот заткнуть, либо сказать, что не в себе будет.

* * *

Злодей в это время пил пиво. Он его всегда пил. Сидел в баре и пил — заказал для начала две кружки. К чему ему костюм? Сильно он удивился, когда Алексей Матвеевич приказал купить костюм. Куда он в нем пойдет? Михаил Небадонский. И как у него язык повернулся? Взял и сказал первое, что пришло в голову. И прокатило. Еще и денег отвалил. Нужно будет вечером посмотреть — книжка и в самом деле забавной оказалось.

— Чего там? — спросил он минуту спустя, облизывая жирные пальцы. — Форточку не забудь открыть. А мне какое дело! Говорю — комнату проветри. Не ей, а мне дышать нечем. Денег нет и не будет. Когда будут — не знаю. Не порти настроение и не кричи в трубку. Ты уже взрослая девочка. Ах, еще не взрослая! Курить и пить — взрослая, а за бабушкой посмотреть еще не взрослая?

Ну, хорошо. Купит он костюм, а что дальше? Наверно, Алексей Матвеевич таким образом пошутил. Должен он когда-нибудь шутить? Не все время быть серьезным. Вот он и пошутил, а шутка оказалась неудачной. Существуют дурные, совершенно не в ладах с юмором, люди. Жизнь не задалась, либо напротив чудесным образом удалась, нет им нужды в шутке, чтобы поддержать себя. Шутка необходимо только чтобы себя поддержать. Вроде как ремень на брюках, нет ремня, и брюки падают. Также и шутка помогает устоять.

— Слушай, — сказал он в трубку, которую вновь взял со столика, — пиджак дашь? А штаны? Не сегодня. Когда? Еще не знаю. Какой размер? Наверно, сорок восьмой. У рыжего — какой размер был? Сорок восьмой? Вот и у меня, похоже, сорок восьмой. Да, на пару часов. Какой будет? А какой будет? Не кричи. Я не отрываю тебя от дела, я спрашиваю, можешь ли ты дать на время костюм. Все зависит от покойника… Понимаю — какой размер носил покойник. Если покойник носил пятьдесят шестой, значит, будет пятьдесят шестой. Но покойник же у тебя не один? Женщины меня не интересуют. Да. Меня интересуют мужчины, но не все. Крупные мужчины меня не интересуют. Еще раз повторяю — сорок восьмой. В крайнем случае — пятидесятый.

До чего глупыми бывают люди! Взять на время у покойника костюм — что может быть проще? Какое дело покойнику, кто наденет его костюм на пару часов? Алексей Матвеевич будет доволен.

Товарищ злодея работал в погребальной конторе. Это ему звонил злодей — наводил справки, может ли тот на время дать костюм. Нормальная просьба. В смысле, ничего в просьбе особенного не было. Звали товарища Нюша. Были у него и другие товарищи. Один из них как-то также просил об услуге. Звонил по телефону и спрашивал, не мог ли Нюша позволить ему провести ночь с покойником. Ну и что? Многие не в себе будут. Ночь? — спрашивает Нюша, — что ты с ним делать собираешься? Для меня данный вопрос — не простое любопытство. Люди на то уполномоченные приводят покойников в должный вид. Человек живой и человек мертвый — две больших разницы. Даже если при жизни человек был хорошим, это еще не означает, что он и после смерти будет замечательно выглядеть.

Желаю, говорит товарищ, знать, если жизнь после смерти. Вот у покойника и спрошу. Почему ночью? Чтобы не отвлекало. Ночь наедине с покойником — действительно ничто не отвлекает. Черт знает, может, и не врет. Желает человек знать, как там после смерти. А у кого спросить? Покойник — лучший собеседник. Как не покойнику знать — как там? Кругом одни психи законченные. Злодей как-то приходил к Нюше. Может, хотел денег, либо по иной, известной только ему, причине приходил. Пришел и давай сразу мерить костюм, который принесли покойнику — рыжему мужчине, которого приводил в порядок Нюша.

— Очень даже ничего, — говорит, — подкладка как новая. Обычно у костюма снашивается подкладка. Думаешь, какой замечательный снаружи костюм, а подкладку не видишь. Где, спрашивает, у тебя зеркало? И уже потом перед зеркалом крутится. А покойник тут же лежит и не возражает, что его костюм незнакомый гражданин надел и собой любуется.

Ну, хорошо. Примерил разок и ступай по своим делам. Нет. Ему этого недостаточно. Он теперь будет всякий раз приходить к Нюше и примерять костюмы умерших людей. Желает устроить дом мод в погребальной конторе. А если попадется среди родственников умершего впечатлительный гражданин? Увидит знакомый костюм на живом человеке? Еще неизвестно, как он себя поведет в столь неожиданной ситуации. Вот и заводи себе товарищей после этого.