Как ни покажется странным, но чувство неудовлетворенности — прекрасный жизненный стимул. Одна беда — оно вас может раздавить и уничтожить. У меня когда-то был товарищ — весельчак и балагур. Я ему завидовал — все нападки судьбы он встречал улыбкой. Много лет спустя до меня дошло — его улыбка единственная защита в этом жестоком и несправедливом мире. Улыбаюсь я крайне редко — слишком много скопилось во мне иронии и цинизма. Они оба ходят, держась за руку, и часто провести грань и определить, кто есть кто невозможно.
У меня неприятности, верней, неприятности у Миши — Михаила Петровича. Какие-то семейные проблемы, он обратился ко мне — попросил подменить. Я — к Элле Сергеевне. Результат? Мишу уволили. Я был взбешен! Ворвался в кабинет и потребовал объяснений.
— А не много ли вы себе позволяете? — холодно спросила она. — Вы, Дмитрий Анатольевич, вообще-то здесь кто? И почему он не обратился ко мне? Он у кого работает — у вас или у меня?
— Обыденная практика, человек попросил подменить.
— Я бы все равно Лаптева уволила. Давно собирались, но решение откладывала. А вам его жалко?
— Не вижу причины.
— Причина — мое решение.
— Нет, это не причина. Лаптев не вписывается в вашу новую концепцию.
— Странный вы человек, Дима. Какое вам дело? Вы что — друзья? Понимаю, вам его жалко. Какой вы, право, жалостливый человек. Пошло, видно, с тех пор?
— Каких? — растерялся я.
— Когда за кроликами ухаживали.
Рано или поздно конфликт произошел бы — я это чувствовал. Самоуверенная и жестокая баба. Все они — нынешние капиталисты, чья мысль только набить карманы. Какой же я дурак, что не взял в долг! Вот бы сейчас и отыгрался. Знаю, расписки она с меня не взяла бы — я слишком порядочный. И она об этом знает. Оказывается — не знает! Я такая же сволочь, как все. Вот бы было разочарование! Дима Скворцов не только не желает вернуть деньги, он отказывается его признать! Какие деньги? Простите, я не знаю, о каких деньгах вы говорите…
— Расстроен? — спросила Элла Сергеевна.
— Думаю, — ответил я.
— Давайте подумаем вместе. Михаил Петрович ответственный и старательный работник, у меня к нему нет претензий. До некоторых пор он меня устраивал, однако обстоятельства изменились. Вынужденный прогул всего лишь повод, чтобы мирно разойтись. Или вам необходимо знать обстоятельства? Никто не пришел за него хлопотать — никто. Вы не современный человек, поэтому и пришли.
— Я его подвел.
— Вы помогли решить проблему, за что полагается премия. Выпишу уже сегодня — два оклада достаточно?
Элла Сергеевна продолжала издеваться — спокойно, рассудительно, со знанием дела. Аргументов у меня не было и быть не могло — достойный урок.
— Кроме того, вы забыли, что больше не являетесь продавцом. Приказ уже давно подписан — простите, забыла довести до вашего сведения.
Она права — куда я лезу? Любой из нас может вылететь со своего места, прежде чем осознает, что произошло. Лаптева с тех пор я не видел — выбросил из головы.
* * *
Костя деньги даже не пересчитал — открыл ящик и карандашом сбросил их куда-то вниз — в чрево стола. Словно не желал к ним прикасаться.
— Похудел, — заметил он, — и выглядишь неплохо. Все утряслось?
— Справочку наведи.
Костя развернул лист бумаги, что я ему протянул, и загнал на лоб морщину.
— А тебе это нужно?
— Сколько? — спросил я и полез в карман.
— Нисколько. Знаю я его, поэтому и нисколько. Григорий Аркадьевич — заметная фигура. Ты, Скворцов, сильно отстал от жизни — таких людей полагается знать в лицо. Дружок твоей Эллочки?
— Или любовник.
— Дружок, любовник — какая разница? Дима, ты куда лезешь? Она тебя сожрет. Знаешь, чем кончил твой предыдущий коллега? Очень печально закончил, хотя в газетах и не писали. Элла Сергеевна любит мужиков, причем не обязательно состоятельных.
И тут до меня дошло. Костя же занимается супружеской изменой! Получается, что и Эллу Сергеевну он знает?
— И ты все это время молчал?
— Я тебе дал совет, — напомнил он, — она тебя сожрет. Был такой разговор? Был, что тебе еще нужно?
— Мужика своего она тоже сожрала?
— Там другая история.
— Кто ей подарил магазин?
— Дело темное и дело давнее — не могу сказать, слухами не пользуюсь. Бросай свою Эллочку и уходи.
— А где других взять? Ты мне подскажи, где их взять — порядочных, честных и любящих? В газету объявление дать?
— Прежде нужно было думать.
— Прежде, Костя, я был женат.
— Я тебя предупредил. К Григорию Аркадьевичу ездили? Ну, и как он тебе?
— Не разглядел — темно было. Элла Сергеевна — спидрейсер. Нажрется до поросячьего визга и за руль. А чтобы не страшно было, рядом мужиков сажает. Видно, надоело Грише и холопу его Тимуру башкой своей рисковать. Представляешь, развлечение себе нашла? А потом за жизнь, типа, философии на ночь. Костя, портфель — это ее работа. Хоть убей! Чувствую — она все спланировала. Громила этот, как нам его раскрутить? Только он знает.
— Ни черта он не знает! В темную его, как тебя — дурака.
— Кто такой Крименюк? Фамилия довольно редкая — ты узнал?
— Странный ты парень! — возбудился Костя. — Бросаешься из одной крайности в другую — через минуту меняешь решение. Ты мне что сказал? Пусть данным вопросом занимаются другие люди. Затем прибегаешь и требуешь объяснений. Ты сам-то — чего хочешь?
Знать бы — чего я хочу?
— Мне нужна помощь. Один не справлюсь — у меня нет времени. Могут выдернуть в любую секунду. А может, у нее с психикой что-нибудь? Костя, ей не двадцать лет — пора перебеситься.
— У каждого в голове свои тараканы. Спиртное не помогает снять напряжение, вот она и гоняет по ночам.
— А я зачем нужен? Я что — рулетка?
— Увольняйся, — дал совет Костя.
— Найдет другого.
— Тогда напейся и провези свою Эллу Сергеевну ночью с ветерком.
А это идея! Заглотить полбутылки и вдавить педаль газа в пол, чтобы дыбом встали волосы, и желудок прилип к позвоночнику. Вся беда в том, если я пробью лобовое стекло и повисну на ветке дерева с оторванной головой, Элла Сергеевна сломает лишь свой перламутровый ноготок. Я в этом уверен. Они всегда выходят сухими из воды.
— Придешь на похороны? — спросил я. — Костя, мой гроб даже некому нести. Думаешь, она расстроится? Машина застрахована до последнего болта — ей плевать. Элле Сергеевне плевать на весь мир, я ее не понимаю.
— Ты и меня не понимаешь. Я не психиатр, я оказываю детективные услуги. Не могу я и не хочу лезть в душу каждому. Какое мне дело, почему муж изменяет жене, а жена мужу? Это их проблемы. Они желают убедиться — я им помогаю. Что дальше последует — разведутся они, или она наймет подонка проломить голову любимому — меня не интересует. Завтра придет Элла Сергеевна, заплатит деньги и попросит за тобой присмотреть. Я не смогу отказать. Это бизнес. И то, что мы сейчас сидим и беседуем — исключение из правил. Определись — что ты хочешь, мой совет ты слышал.
Костя знает больше, чем сказал. Я вдруг почувствовал, что он имеет какое-то отношение. Вот только какое? И за дело взялся неохотно, а его совет? Увольняйся! Уволиться просто. Написал заявление и свободен на все четыре стороны. Дерьмовый совет — любой может дать. Но и разгребать авгиевы конюшни одному мне не под силу. Это в дешевом детективе старая бабка вяжет носочки и распутывает головоломку. Глупость в угоду обывателя. Во-первых, она старая. Значит — склероз. Она имя свое по утрам забывает, а тут сложная психологическая задача. Во-вторых, бабка отстала от жизни и живет в прошлом, где все было по-иному. Я — не старик, но ума явно недостаточно. Настоящий сыскарь прежде всего психолог, а уж потом детектив. Почему преступность часто берет вверх? Они психологи. Преступления совершают либо в одиночку, либо небольшой группой. А кто их распутывает? Огромная неповоротливая машина. Распутывает по долгу службы, где часто отсутствует внутренний мотив — вот вам и результат. Боюсь, придется забыть про свой диван — слишком долго я на нем пролежал.
— Сколько? — спросил я.
— Ты мне ничего не должен, — улыбнулся дежурной улыбкой Константин, — будут деньги — заходи.
* * *
Григорий Аркадьевич оказался и в самом деле колоритной фигурой. И габаритами, и содержанием, которое фигура в себе заключала. Странно, почему прежде я ничего о нем не слышал. Хотя чему удивляться? Порой жизнь выбрасывает на поверхность столь стремительно, что не успеваешь замечать. Так же стремительно они и пропадают. Вчера был, а сегодня уж далеко — не помнит никто. Григорий Аркадьевич на поверхности задержался.
Я сижу в машине и слушаю музыку — тактический ход, все, до чего я додумался. Вряд ли Элла Сергеевна помнит в деталях наш разговор при луне. Угрохал вечер — в современной музыке я не силен. А тут — джаз. Прежде я полагал, что джаз — это старые афроамериканцы, которые дуют в сурдинку либо издеваются над саксофоном. Оказывается, все гораздо сложней. Молодой парень — хвала его терпению и выдержке — потратил на меня ни один час. Не мог понять, что мне нужно. Ничего удивительного — я и сам не знал. Купил четыре диска — не слишком большая брешь в моем скромном бюджете. Куда значительней затраты — мой новый пиджак. Одна-единственная пуговица в районе живота — сказали, круто. Ботинки старые, но дело справляют — бросаются в глаза.
Она шагает по дорожке, выложенной плиткой и, как всегда, копается на ходу в сумочке. Значит, все же рассеянная. Пусть немного, слегка, но рассеянная. Убавляю громкость и выхожу, чтобы открыть дверь автомобиля — он безупречно чист. Можно, конечно, было поступить иначе — прибавить громкости и сделать вид, что читаю. Однако данное решение ошибочно. С некоторых пор по вечерам штудирую литературу по психологии — есть много полезного.
— Что это? — Элла Сергеевна не успела поправить платье, как уже лезет прибавить звук.
Парень в магазине не обманул — первым делом она обратила внимание на музыку. А что будет, когда Элла Сергеевна заметит мой новый пиджак? Не заметила, наверно, слишком консервативный. Вот если бы там было пуговиц как у гусара и все блестящие…
Мы подъезжаем, но покинуть машину Элла Сергеевна не спешит. Сидит и ждет. Выхожу, открываю дверь и складываю руки в причинном месте — в телевизоре видел.
— Дима, — говорит она, — что происходит? Вы решили за мной приударить? Напрасно — у вас не хватит денег. Сколько стоит ваш пиджак? Понимаю, отказались от ужина и приводите себя в форму. Единственный недостаток у мужчин — пивной живот. Все можно простить — плешь, усы, кривые ноги, но простить пивной живот? У вас большой живот?
Живот у меня нормальный, по крайней мере, не требуется зеркала, чтобы проверить, все ли на месте. Тактично помалкиваю, хотя язык чешется страшно — тоже мне, Бриджит Бордо, ядрена мать. Почему-то женщины думают, что они неповторимые. Самые обычные, как и все остальное.
— Вечером идем на ужин? Столик заказали? — издевается Элла Сергеевна. А затем она красится — достает из сумочки пудреницу и начинает себя штукатурить. — Почему опять без галстука? Или вы мачо? Простите — забыла, мачо не носят галстук.
Улыбаюсь дураком и думаю. Нет, не о том, о чем думают мужики, когда женщина превращается в похотливую стерву. Элла Сергеевна слишком умна, чтобы играть потаскуху. Паршиво получается, впрочем, как и у меня — спектакль художественной самодеятельности. И бедрами она покачивает излишне вульгарно — они у нее еще крепкие.
Так вот, Григорий Аркадьевич. Фамилия — Шепитько. Что-то в этом есть — в его фамилии. Говорит Гриша словно шепчет, но громко. Голос командный, не терпящий возражений, а глаза настороженные — ощупывает постоянно. Он мне трижды звонил — искал Эллу Сергеевну. Мою роль, вероятно, Григорий Аркадьевич еще не определил — то ли водитель, то ли штатный ухажер или мальчик на побегушках. Я и сам еще не определился — в какую шкуру мне влезть и что изображать. Более или менее вырисовывается круг знакомых Эллы Сергеевны, почему-то одни мужики. Женщин крайне мало — мои смотрины она устроила только раз. Невыразительная шатенка довольно нагло меня осмотрела, словно прикидывала мои возможности. Элла Сергеевна, вне всяких сомнений, получала удовольствие. Интересно, какой я у нее по счету? Люди меняют квартиру, машину… так и на меня смотрели, как на новое приобретение.
— Ступай, — разрешила Элла Сергеевна, — подожди в машине.
Ну не барыня ли? Нет, не барыня — они, помнится, подолами разгоняли пыль с мраморной плитки, а здесь упитанные ляжки, и нога на ногу — сидели подруги в летнем кафе. Шатенку звали Римма — Элла Сергеевна потом как-то обмолвилась. Видел я и типа, который приезжал в сквер снимать с меня показания. Чрезвычайно надменная личность. К чему делать вид, что он меня не помнит? Я-то помню. Из всей публики ближе всех оказался Тимур — классно играет на бильярде. Однако разница в возрасте и некоторая заторможенность — он постоянно переспрашивает, даже когда нет необходимости отвечать. В общем, с большим скрипом я вливался в коллектив Эллы Сергеевны. Со мной иногда здоровались, типа, привет, Дима, как дела? Элла Сергеевна держит меня на коротком поводке, разрешая гавкнуть в ответ — нормально. Единственный вынужденный собеседник — все тот же Тимур. Пока Элла ведет светские беседы с Гришей у него на ранчо, мы гоняем шары. И тут мне однажды повезло — мы нашли общего знакомого. Хотя беспокоить прах покойного неприлично, мы все же вспомнили Афтондила. Наш мир — одна большая деревня. Забытый лозунг вновь о себе напомнил. Лучший метод снискать к себе расположение — не задавать лишних вопросов. У меня, кажется, получилось не только закатить победный шар в лузу, я кое-что узнал. Немного. Тимур обронил всего несколько фраз, но каких! Я едва не поперхнулся — Афтондил и Григорий Аркадьевич знали друг друга. Я предложил еще одну партию, однако на этом везение закончилось.
Мне вновь предстояло залезть в кокпит желтого болида и испытать перегрузки на выносливость.
Ночные гонки по пустынному шоссе случались не часто — раз или два в неделю. Где-то я даже привык, чувствуя адреналин в крови и вытекающие отсюда последствия. Однако Элла Сергеевна этим не ограничилась. Она стала гонять на время. Включала музыку, заставляла меня делать отсчет и вперед! Бросить взгляд и оценить состояние, в котором она находилась, невозможно. Я молил господа, чтобы в повороте не отвалилось колесо или шпилька на туфельке — Элла Сергеевна категорически не желала сменить обувь. И настал вечер, когда мы заключили пари — она меня вынудила. Вот тут все пошло серьезно — и сделанные ставки, и гонка на выживание. Теперь бояться за Эллу Сергеевну не приходилось — на второй попытке за рулем сидел я.
Сумасшествие? — Несомненно. Любая встречная машина означала неминуемое столкновение. Увернуться никакой возможности, слишком узкая дорога. Стрелка тахометра в зоне ограничителя, на скорость я не смотрел — она была бешенной. И мы оба — бешенные, выпучившие от страха глаза, влажные руки и вопли ужаса. Как она кричала! В этом что-то есть — звериное, неподконтрольное чувство. Оно не пугало… оно заводило, как заводит крик большой любви. А потом мы спорили — бранились и доказывали, кто на этот раз вышел победителем. Проверить невозможно. Когда я был за рулем, время контролировала Элла Сергеевна, и наоборот. Она меня обманывала и я тоже — мы оба обманывали друг друга. Затем мы курили — двое идиотов на пустынном шоссе. Пару раз мимо проезжала машина, отчего вновь появлялся адреналин. Мы смотрели друг на друга, понимая, что обманули третьего участника. Видно, и ей было забавно — старухе в подвенечном платье. Смерть нам улыбалась и прощала.
Как-то вечером мы направились за город. Здесь я прежде не бывал — покинутый участок шоссе, на смену которому невдалеке отгрохали современную трассу. Элла Сергеевна остановила машину и выключила радио. Мы вышли. Тишина, сосны качаются — замечательно. Я полез за сигаретами. — Подожди, — сказала она и медленно пошла вдоль дороги. Тишина слегка отодвинулась, и родился звук — каблуки на асфальте заброшенного шоссе. Что-то в этом было таинственное и завораживающее — я двинулся следом. Поверить сложно, но я пропал — растворился, нет, не в тишине, а в звуке каблуков — они отчитывали время. Я его физически чувствовал или даже видел. И вдруг она остановилась, повернулась и пристально на меня посмотрела. Черт! Я понял, что во мне умерли режиссер и оператор одновременно. Это же фильм! И я снимаю кино — навожу камеру и приближаюсь.
— Дима, — сказала Элла Сергеевна, — ты кто?
Кто я? Об не знает ни одна живая душа и не должна знать. Секундное напряжение — я испугался. Испугался, что она заберется на мою волну — она уже подбиралась.
— Последний герой, — отшутился я и вытащил сигарету.
— Не кури, потом покуришь.
Она меня пугала. Определенно, это была какая-то другая Элла Сергеевна — я ее не знал.
— О чем думаешь?
Вновь вопрос, однако на сей раз слишком банальный и затасканный — ответить можно, что угодно. А можно и не отвечать — посмотреть задумчиво вдаль. Я все же сунул в рот сигарету…
Что мы здесь делаем? Стоим на обочине старой дороги и ведем глупый разговор — играем в не менее глупую игру? Элла Сергеевна — не наивная и романтичная барышня. Зачем она меня сюда притащила? Подышать воздухом? Она чертовски умна и коварна, она тебя сожрет, — раздался в голове голос Константина.
Элла Сергеевна уже шла в обратном направлении, постукивая каблучками, а я напряженно думал. Стоял, загоняя в себя одну затяжку за другой, и тут я услышал. Как это произошло — одному богу известно. Скрип тормозов — вот что я услышал. Каблуки на заброшенном шоссе — они отчитывали последние секунды…
— Дима, вы скоро? — она сидела в машине. Я подошел — равнодушная и отстраненная, знакомая Элла Сергеевна.
— Пари?
Она вздрогнула и испугалась. Я был прав! Я все понял! Дима Скворцов все понял! Ну вот и доигралась. Не следует играть с Димой Скворцовым — он далеко не дурак. Убедились? Или все еще сомневаетесь? Элла Сергеевна — скажите. Все еще сомневаетесь? Однако я не зверь — чиркнул двигатель, и машина сорвалась с места. Ох, как я не обделался той ночью — с пьяной дамой за рулем.
— Ремень набросьте, — посоветовал я.
Рычаг тормоза на себя, педаль газа — в пол. А сейчас вперед! Только вперед!
Желтый цыпленок задрал заднее колесо и взвизгнул покрышками — Эллу Сергеевну отбросило. В глазах — ужас. Я смотрел не на дорогу — в ее глаза. Цыпленок — уже не цыпленок, а смертельный снаряд, летящий по заброшенному шоссе. Еще немного — где мы стояли? Поворот приближался стремительно… и тут она закричала. Пытка не может длиться вечность. Вечность — секунды, мы уже их пролетели.
Элла Сергеевна плакала. Закрыла лицо руками и плакала.
— Здесь? — спросил я.
Она кивнула.
— Вы тоже были в машине?
Размазанная тушь — что может быть ужасней? Дергающие губы — она, кажется, их прикусила.
— Нет! — закричала Элла Сергеевна, — я его не убивала! Он сам себя убил — несчастный случай! Я была в другом месте — Гриша подтвердил. Мы были вместе с Григорием Аркадьевичем! Там еще был Тимур — он тоже подтвердил! У меня алиби!
Ужас. Элла Сергеевна убила своего прежнего водителя — они разбились. Вылетели с дороги и в лепешку. У бедняги голова в кустах, у а бедняжки сломанный ноготок — трагедия. Могу себе представить. Она — пьяная в хлам — вываливается из машины и не может поверить в чудо. Копается в сумочке и звонит Грише. А дальше — совсем немного ума. Григорий Аркадьевич — мужик сообразительный. Интересно, сколько оба заплатили за молчание Тимура? Пять тысяч или десять?
— Убирайся прочь!
— Что?
— Я говорю — прочь! Ты уволен!
Это вновь не Элла Сергеевна, один черт знает — кто. Хотя, может быть, и сам черт. Черт в юбке? Возможно, в жизни всякое возможно, ничего исключать нельзя.
* * *
Домой я добрался за полночь — не привыкать. А к чему мне теперь спешить? Работа? Так меня уволили! Без выходного пособия и прочих полагающихся по закону льгот. Вышвырнули из машины и оставили в лесу — прекрасный шанс пообщаться с природой. Вдохнуть свежего воздуха и подумать о вечном.
Открыл холодильник и тут же закрыл. Он был пуст, а вот бутылка — дурацкая привычка не допивать меня раздражает. Не русский характер — я не могу допить до конца. Забываю.
И чего ты, Дима, добился? Раскрыл преступление? Вывел на чистую воду заблудившуюся в реальности капризную тетку? Мир полон потерянных душ — они кругом. Бегают, летают или ползают. Почему там — на обочине не было креста? Обыкновенного деревянного креста?
Глотнул водки и ждал, когда тепло разольется по телу. Разлилось — у погибшего парня в жизни никого не было. Элла Сергеевна крест ставить боится — еще не так поймут. А зачем она тогда привезла меня на место трагедии? Боялась остаться одна? Чепуха.
Еще глотнул водки — Дима, у тебя, кажется, проблемы. Ты — свидетель. Ерунда. Элла Сергеевна — умная женщина. Это скорей наказание нравственного характера, когда тебя тыкают в дерьмо, что ты сотворил. Думал — все, вышел срок, можно перевести дух и забыть. Ан-нет! Кто-то решил напомнить Эллочке о прежних грехах, но только исполнил задуманное, использовав Диму Скворцова. Какой же я после этого свидетель? Я такая же жертва, случайно выступившая в роли палача. Что последует дальше? — Ничего! Утром позвонит Элла Сергеевна и попросит подать машину к подъезду. А вечером выпишет премию. Сколько? Две тысячи. Одну — Вадиму, вторую — купить каких-нибудь консервов и забить холодильник, чтобы раз и навсегда решить вопрос.
Элла Сергеевна, не переживай. Тебе неприятно? И мне неприятно. Я — не дурак и буду молчать. Думаю, и ты будешь молчать. Или расскажешь Григорию Аркадьевичу? И он меня взорвет в твоей машине — она же застрахована до последнего болта. И прежняя была застрахована. Глупость — слишком много риска. Григорий Аркадьевич умный человек — к чему ему чужие проблемы? В пятницу он выпьет со мной водки на своем ранчо — У Эллы Сергеевны вдруг якобы возникнут какие-то хлопоты. Выпьет по просьбе Эллы Сергеевны — он здорово умеет пить. Дима, ты готов — выпить с Григорием Сергеевичем? Многие сочли бы данное приглашение за честь. Тимур — тот вытаращит глаза и ничего не поймет — примется гонять шары в одиночестве и думать, что же на самом деле происходит? И я все забуду, а через неделю мы отправимся на ночные гонки — ох, как я их жду! Я — мерзкий и противный мальчишка задумал страшную пакость.