- Что ты всё руки мне целуешь? Подумаешь, руки! А в щеки боишься, да? Что я, не моюсь, что ли? Я, по-твоему, гнию? Вы думаете, я гнию? Ну да, гнию, но не сгнила же еще, правда, сыночка?
- Сегодня я без цветов, у тебя и так их полно.
- Да, как на кладбище.
- Но ведь ты любишь розы. Смотри, какие чайные розы, вон там, у окна.
- И на что они мне? Ты же знаешь, что я уже не чувствую запаха. Гладиолусы я терпеть не могу. А хризантемы впору приносить покойникам.
- По-моему, за тобой тут неплохо ухаживают.
- Конечно, чтобы с тебя содрать побольше.
- У тебя вроде все есть.
- Да все - лекарства, каша, уколы. Души только нет.
- Но тут всего шесть или семь больных. Твой врач сказал, что тебе здесь всё дадут.
- Дадут! Догонят и еще добавят.
- Ты разговариваешь тут с кем-нибудь?
- Разговариваю: хорошая погода, плохая погода, ветер. Они доходяги еще больше моего.
- Но у тебя есть телефон, радио. Телевизор в гостиной, в двух шагах. И даже не в двух, а в одном. Только скажи - сестра с радостью тебя проводит.
- Эта дура, что ли?
- Почему? Она очень милая.
- Тебе милая. Засунул мать черт-те куда, в богадельню, даже не спросил, согласна мать или нет!
- Врачи не спрашивают согласия больного. После двустороннего воспаления легких тебе необходимо пожить на покое. А тут и есть покой.
- Как в могиле.
- Ты во всем видишь только плохое. Считай, что ты на отдыхе. Вокруг поля, ивы. Золотая осень. Запах свежего сена. Смотри, в трех километрах отсюда...
- Ты знаешь, что я слепну, и говоришь - "смотри"!
- Ну, извини.
- Нет, это ты меня извини. Я старая перечница. Что ты там еще принес?
- Коробку конфет и киви.
- У меня больше никого нет, кроме тебя. Что бы я без тебя делала?
- Ладно, мама, не плачь.
- У меня внутри ничего не слушается, и глаза тоже. Сердце стучит, как молоток. А ночью я должна звать сестру, чтоб отвела меня в туалет. Ты представляешь, двух шагов и то не могу сделать без помощи. Какой стыд!
- Ничего, через две недели окрепнешь. Доктор предупреждал, что в один день не выздороветь.
- Знаешь, кот-де-франсовские конфетки стали хуже. Ликера в них теперь меньше кладут. А две попались даже пустые. Всюду жулье!
- Ты хотела пройтись по саду?
- Я оделась не для сада, а для тебя.
- Но прогулка полезна для здоровья.
- Господи, как же все пекутся о моем здоровье! Лицемеры. Дай палку.
- Может, возьмешь меня за руку?
- Нет, дай палку. Мне так лучше. Скажи, я сегодня трясусь не больше, чем всегда?
- Да нет.
- А это что за сверток?
- Это тебе теплая кофта.
- Покажи. Верблюжья шерсть. Почему ты такой транжира?
- Хотел, чтоб тебе понравилось.
- А мне не нравится. Наверняка выбирала твоя жена. Уродина.
- Ты же обещала сдерживать себя.
- А как сдержать больное сердце, старость и немощь? Мне не так уж много осталось жить. Хоть перед смертью скажу правду. Тебе первому.
- Осторожно, тут ступеньки.
- На днях я тут села, на самом ветру. И никого не было мне помочь. Я вижу, ты хочешь, чтобы я говорила о другом? Так вот, не нужны мне твои подарочки. Не люблю ни твою жену, ни тебя при ней.
- Будь ты проницательней, то поняла бы, что я упрямый в тебя и я никогда ни при ком, а всегда сам по себе. Ни от кого не завишу.
- У тебя на все есть оправдание. Сколько ты отдал за кофту?
- Не важно. Надень ее сегодня же.
- Конечно, надену. Все, что от тебя, - радость. Постой-ка. Тридцать шагов пройду - больше не могу.
- На прошлой неделе ты и десяти не могла. Вот видишь: ты уже поправляешься.
- Просто сегодня я хорошо спала, со мной такое редко бывает. Мне снился твой отец. Высокий, красивый. Читал стихи на берегу какой-то большой бурной реки. Боже ж мой, это я его убила!
- Перестань. Ты тут ни при чем. Сотый раз тебе говорю.
- У каждого свои раны.
- Но зачем растравлять их?
- Я же не чурка бесчувственная, как некоторые.
- Я не бесчувственный, просто я переживаю по-своему.
- А никогда не покажешь.
- Выставлять напоказ чувства - дикость.
- Скажи еще, что я дикая. Ты-то со своей женушкой не дикие.
- Давай посидим на скамейке. Уже и листья падают.
- Терпеть не могу хозяйку. У нее одни деньги на уме. А муж ее приятный человек. Португалец. Видишь, сарайчик за деревьями? Он хочет устроить там гончарную мастерскую. Показывал мне вазы: сам сделал. Настоящий художник, принес мне изюму, но просил не говорить жене. И дал прочесть книгу про глиняные изделия. Я ведь лепила из глины... Ах, как летит время...
- Уверяю тебя, ты еще сможешь работать, когда поправишься.
- Красивая страна Португалия. Он меня пригласил туда к своей родне на будущее лето. А мне так не хватает солнца и моря. Куплю билет. Всего-то два часа лету.
- Ты же никогда не летала.
- А ты вечно все усложняешь.
- В твоем возрасте летать не просто.
- Это мы с ним обсудим. А в Португалии хорошо.
- Хорошо там, где нас нет.
- Но здесь же сущая тюрьма!
- Поправишься, переедешь.
- Поправишься! Переедешь! Пустые обещания.
- Послушай, мама, не глупи, сейчас тебе нужен покой, доктор ясно сказал.
- Мало ли что доктор сказал. Вы втроем сговорились, он и ты с женушкой. Успокоили меня под замком, это да. А в Португалии, я слышала, огромные эвкалипты. Ты время не пропустишь?
- Сиди здесь, я принесу тебе чай с конфетами.
- Хочу в Португалию.
- Надо спросить доктора.
- Вы все считаете, что я выжила из ума. Я же не слепая, я все вижу. И этот ваш шахер-махер тоже.
- Какой шахер-махер?
- Сам знаешь какой.
- Если тебе что-то нужно, так и скажи.
- Я хочу к твоему отцу... Что молчишь?
- Твой хозяин прав. Португалия - прекрасная страна. В лиссабонском музее потрясающий Босх - монахи верхом на летающих рыбках. Один из лучших современных поэтов, Фернанду Песоа, тоже португалец.
- Послушай, а что, если я вернусь в Нью-Йорк? Твой папа меня очень ждет.
- Ты прекрасно знаешь, что папа умер.
- Ничего подобного.
- Скоро созреют твои любимые груши, дюшесы.
- Думаешь, я совсем спятила?
- Ну что ты, просто устала.
- Я хочу уехать.
- Ну вот, заладила. Тебе нигде не сидится. Поживешь два-три месяца - и рвешься уехать. И от меня уехала из блажи.
- Блажь? Эта твоя женушка, немая мегера, - по-твоему, блажь?
- Она тебе ничего плохого не делала.
- Не делала, зато думала.
- Она тебе слова поперек не сказала.
- А лучше бы сказала, чем волком смотреть.
- Ты знаешь, что тут я с тобой никогда не соглашусь.
- Потому что боишься ее. Хорохоришься, умничаешь, а сам жалкий трус.
- Тебе, как я вижу, стало получше. Так что давай не будем.
- Нет, будем. Хочу сказать и скажу и тыщу раз повторю, если захочу.
- Ну конечно. А зачем ты сбежала из Анетского замка, ни слова никому не сказав?
- Потому что там жандармы. Они заставляли есть в одно и то же время. Опоздаешь на пять минут - не получишь супа. Просто концлагерь какой-то! Все по звонку.
- А из отеля "Аржансон"? Ведь тоже сбежала...
- Я должна была побывать на могиле отца.
- И тут плохо, и там нехорошо...
- В этом мире мне теперь везде плохо.
- Неужели здесь тоже? Здесь так спокойно.
- Одиноко, по-твоему, - значит спокойно? А с совестью как быть?
- Врач же прописал тебе успокоительное.
- Душу не успокоишь. Вы хотите, чтоб я стала как лапша вареная, как картошка - наступишь, и нету. Не дождетесь. Твой отец теперь святой, он меня защитит.
- Ну почему мы должны непременно ссориться?
- Ты сам виноват.
- Наверное, я плохой психолог.
- Ужасный. Боже мой, у меня совсем не осталось друзей!
- Но я же знакомил тебя с разными людьми! А помнишь, двоюродные братья? А Наденька Красинская, одесская подруга молодости?
- Старая грымза, у ней только и разговору что о покойниках. И уровень развития у нее слишком низкий. И вообще, все, что она говорит, мне совершенно неинтересно. Хватит с меня страданий. Не хочу новых. Хочу к твоему отцу.
- Мама, надо жить - сегодня.
- А прошлое и есть сегодня, и даже завтра, и послезавтра, можешь ты это понять? Боже ж мой, наверно, вы правы. Как по-твоему, я совсем спятила?
- Нет.
- Ты говоришь одно, а думаешь другое. Потому что после этих лекарств... у меня с головой не все в порядке. Так и скажи.
- Ты просто устала.
- Ну да, и мне нужно отдохнуть. У вас только и разговору что об отдыхе.
- Потому что он тебе действительно необходим.
- Ты знаешь, сыночка, я же все понимаю. И врешь ты мне меньше, чем другие. Дорогой ты мой. А я тебя обижаю. Я, сыночка, страдаю от этого еще больше, чем ты. У меня иногда впечатление, что я, ах, Боже ж мой, разваливаюсь на куски и что я - уже не я.
- У тебя нарушено кровообращение. Кровь не всегда в достаточном количестве поступает в мозг. И оттого все твои "впечатления" и головокружения. Только в этом дело.
- И все ты врешь. Говоришь, чтоб меня успокоить.
- Нет, просто не поддаюсь панике.
- Ты бесчувственный. Ну откуда ты взялся такой бесчувственный?
- Будь я бесчувственный, плевал бы на твои оскорбления и на все остальное.
- Может, у меня с головой и не в порядке, а у тебя с душой. Уходи!
- Гонишь меня?
- Потому что, когда тебя нет, мне кажется, что ты хороший мальчик. Ты совсем изменился. Тебя подменили. И ты знаешь кто.
- Не хочешь прогуляться до дороги?
- Нет, хочу вернуться. Чаю выпьешь?
- Если хочешь. Через десять минут за мной заедет знакомый с машиной.
- Я так и знала, что ты не засидишься. Сорок минут с матерью тебе выше головы. Знаю я тебя, эти твои машины - одни отговорки! Напустишь на себя важный вид, как будто ты министр и очень спешишь, сунешь мне дрянную тряпку, кофтенку, чтобы задобрить, и пропадешь на неделю. А потом позвонишь и скажешь, что должен съездить за границу. А на самом деле вранье, чтоб реже бывать у матери.
- Ты могла бы быть полюбезней.
- Хватит с тебя жены. Уж она-то у тебя любезная, змея подколодная.
- Вот видишь, я же прав.
- Сыночка, ты всегда прав. Ты скажешь мне правду?
- Какую?
- Папа погиб?
- Ты же знаешь, что да, три года назад, первого мая семьдесят третьего года.
- Боже, как давно! Но вам все равно его у меня не отнять, он всегда со мной. Как тебе чай?
- Душистый.
- Что с тобой? Ты хочешь что-то сказать? Что такое?
- В прошлый понедельник ты собрала чемоданы. Мне сказала хозяйка.
- Мне давно пора домой.
- Твой дом сейчас здесь. А ты просила медсестру взять тебе билет в Париж.
- Потому что в "Аржансоне" мне хорошо. И хозяин - такой милый человек.
- Одна ты бы не доехала.
- Ну да, померла бы в пути, и слава Богу! Толстой тоже помер в пути. А он был моложе меня. А ты бы и рад был, в общем-то. Только совесть бы тебя замучила!
- По закону тебя нельзя здесь удерживать.
- По закону, не по закону! Еще жандармов позовите.
- Обещай мне, что не сбежишь.
- Раз уж тогда не сбежала...
- Приступ случился, потому и не сбежала. Ты спишь и видишь уехать. Никак не угомонишься.
- По-твоему, я должна притворяться и заверять тебя, что всем довольна! Счастливая старая карга! Так тебе спокойней.
- Послушать тебя, твоя главная радость - когда я беспокоюсь.
- Ну давай, давай, говори все до конца.
- И скажу.
- Хочешь еще конфету?
- Все-таки де Голль лучше, чем этот Гишар.
- Не Гишар, а Жискар. Гишар - министр.
- Жискар... как-то там дальше...
- Жискар д'Эстен.
- Слишком длинно для меня. А он со вкусом. Но Помпиду выглядел честней. Мне нравятся толстые политики. Такое лицо, как у Помпиду, очень трудно вылепить. У него черты нечеткие. Или уж тогда будет карикатура. Посмотри на Черчилля. Вот для скульптора находка. И Троцкий тоже. И немец, этот, как его?
- Аденауэр?
- Нет, молодой, с глазами бездельника.
- Брандт?
- Да, да! Вот это модель так модель! Что молчишь? Ну да, тебе плевать на мою скульптуру.
- Просто ты еще слабая. Доктор что сказал? Понапрасну - никаких усилий.
- И никаких удовольствий, кроме как сикать да какать?
- Мне нравится твоя бодрость.
- А, ты принес мне Тургенева! Ах, какой он джентльмен. Какой он элегантный!
- Элегантный, но не глубокий.
- Ох, уж эта ваша нынешняя глубина! Знаешь, что я тебе скажу? Ваша глубина - это все запутать так, чтобы потом не распутать.
- Хочешь перечесть Тургенева?
- Я теперь с такой головой читаю одну страницу три дня. Смотрю в книгу, вижу фигу. Но ты этого не слушай, а то еще решишь, что я выжила из ума. Выжить-то я, может, и выжила, но тебя это не касается. И не смей требовать у доктора справку, что я в маразме.
- Не потребую, не бойся.
- А я не тебя боюсь, а твоей женушки.
- Не вмешивай Марию в наши дела.
- Через месяц ты сдашь меня в богадельню, я уверена.
- Я подышу для тебя прекрасный пансион в Каннах, с мимозами и пальмами.
- Спасибо, сыночка. Уж и не знаю...
- Я тебя утомил.
- Ну ты совсем дипломат - намекаешь, что сам от меня устал и сейчас уйдешь. Боже, твой отец был такой внимательный! Приносил мне газеты и показывал, кто из знаменитостей хорош для лепки. Это он показал мне герцогиню Виндзорскую с ее кривым ртом... Я за нее раз десять бралась... А Юл Бриннер...
- Актер?
- У него был такой интересный череп. Очень интересный. На гладком шаре вена вьется, как змейка. Ты не представляешь, как это интересно. И у Никсона тоже нос сапогом. Что о нем, кстати, слышно?
- Он жулик.
- Но с русскими он знал, как себя вести. Габена тоже интересно лепить, только старого, когда он уже толстый и злой. Наверно, у него шикарная физиономия!
- Хочешь его фотографию?
- Хочу ли я фотографию! Он еще спрашивает! Да отец завтра же мне принес бы целую кучу фотографий, и таких, и сяких, и не знаю каких!
- Но тебе же пока нельзя работать.
- И мечтать тоже нельзя? Ты такой жестокий, что даже мечты у меня отнял. Дескать, старая развалина знай свой шесток. Подыхаешь и подыхай. Вот вы какие, интеллигенты!
- Мама, не надо.
- Увидел бы тебя отец, снова умер бы.
- Успокойся.
- А я и не волнуюсь. Он в последние годы опасался тебя.
- Неправда.
- Конечно, неправда. Он обожал тебя так свято, так трепетно! Но должна же я тебе что-то ответить!
- У тебя нет никакой логики.
- Зато у тебя ее чересчур много.
- Мы с тобой никогда не договоримся.
- Сережа меня тоже бросил.
- Твою любимый племянник приезжал к тебе две недели назад, забыла?
- Обещал приехать, а сам не приехал.
- Ты забыла. Я же сам его привозил.
- Все вы заодно. Будете теперь говорить, что он приезжал...
- Ну да, приезжал из Лондона...
- ...и посадите меня в дурдом.
- Хочешь, напишу ему, чтоб он подтвердил?
- Ладно, просто у меня опять провал в памяти. Мне здесь хорошо. Спокойно.
- Ну и прекрасно! Вот твой чек за этот месяц, подпишешь?
- Ни за что. Вы меня обкрадываете.
- Без твоей подписи денег не получить. А если не получить - чем платить твоей хозяйке?
- А сколько твоя женушка прикарманит моих денег?
- Мне надо отвечать?
- Ишь, какой хитрый.
- Хочешь, найми адвоката.
- Только адвоката мне не хватало! Да ни за что!
- Тогда доверяй мне.
- Хочу доверяю, хочу не доверяю. Я, наверно, влетаю тебе в копеечку.
- Твой чек покрывает треть расходов на тебя.
- Ох, умирать - дорогое удовольствие. И зачем ты мне это говоришь? Я не желаю знать, что ты из-за меня разоряешься.
- Ты же говоришь, что я вор. Должен же я...
- Ничего ты не должен. Твой отец тактично промолчал бы.
- Отец никогда не просил тебя подписывать чек.
- Отец заботился обо мне.
- Сколько можно повторять одно и то же?
- Хорошо, не буду. Подписываю в последний раз. Отец не мучил меня пустяками.
- И не-пустяками тоже.
- Не смей чернить его память!
- Его память мне дорога, как и тебе!
- Ты никогда о нас не думал.
- Просто была война.
- Ты забыл нас еще до всякой войны.
- Исказить прошлое - проще простого.
- Ты приносишь мне подарки, а я только и знаю, что тебя оскорблять. Видишь, до чего я докатилась. Сердце износилось, чувства все перепутались. То такие прекрасные, нежные, то вдруг скисли. Как молоко.
- Я тоже тут виноват.
- Надоела тебе мать, скажи честно?
- Чепуха.
- Да, сыночка, все - чепуха. И что мать умирает - тоже чепуха. Обычное дело! Я же говорю, увидел бы отец - второй раз умер бы. И третий, и пятый, и десятый. Потому что ты и есть его убийца.
- Не мучай сама себя.
- Отец - святой человек.
- Святой, потому что ты скучаешь.
- А скучаю, потому что ты не смог заменить его.
- Я стараюсь.
- Стараешься обидеть! Отец был добрый.
- Ты забыла, как он злился?
- Захотела - и забыла.
- Очень удобно: хочу - помню, не хочу - не помню.
- Так с матерью не говорят.
- А с сыном так говорят?
- Твой отец - святой.
- Ну, пожалуйста, тверди на здоровье. Твори себе кумира, если тебе от этого легче.
- Боже, какой ты равнодушный!
- Просто не вижу необходимости обожествлять человека. Скажи еще, что он гениальный поэт, не хуже Расина и Гете.
- Не богохульствуй.
- Логика у тебя железная. Поздравляю.
- С тобой невозможно ни о чем говорить.
- По-твоему, говорить - это нести чушь.
- Откуда ты знаешь, может, через двести лет его будут читать, а тебя забудут.
- Забудут и меня, и его, и даже тебя.
- Хочешь сказать, что мне незачем жить?
- Прости. Забыл, что с тобой нельзя на равных.
- Ты же первый кричишь, что равенство - чушь.
- Но не с матерью же.
- Ты уверен, что мои деньги целы?
- Твои деньги в банке. Можешь проверить в любой момент.
- Я не ты, я тебя не проверяю.
- Ты же говоришь, что я вор.
- Если вор, то только с моего разрешения.
- Да не трогаю я твои гроши.
- Твой отец всю жизнь работал, чтобы оставить мне эти гроши. Если бы я понадеялась на тебя, то теперь умерла бы с голоду.
- Думаешь, это очень приятно - все, что ты говоришь?
- Говорю, как думаю.
- Машина уже ждет.
- А ты так ничего и не решил. Может, снимешь у меня со счета деньги на отдых?
- Без твоей подписи нельзя.
- Хочешь, укради немножко. Так, чтоб не очень заметно. У матери своровать не грех.
Мать простит.
- Мне не нравятся твои выражения.
- Подумаешь, умник! Начитался, а знаешь все только по верхам.
- Тебе непременно надо довести меня. И непременно за что-то простить. У тебя прекрасная роль.
- Ты меня плохо знаешь. У меня сердце огромное, как океан.
- Сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Ну вот, подбородок дрожит. Сейчас заревешь.
Напрасно, не поможет.
- Господь да простит тебя!
- Не кривляйся. Ты же не веришь в Бога.
- И потому иногда страдаю. Вообще-то иногда я молюсь... молитва помогает.
- Как снотворное.
- Ты такой же Фома неверующий, как и твой отец.
- По крайней мере, тут мы с ним похожи.
- Не клевещи на него. Он настоящий поэт.
- Почти как настоящий.
- Во всяком случае, его я стихи понимаю.
- А мои - нет. Да ты уже двадцать лет моих книг не открываешь.
- Они, как вообще все теперь, тяжелые, непонятные и неприятные.
- Я не могу жить вне времени и пространства.
- Ты нарочно пишешь так, чтобы я не поняла.
- Конечно, нарочно.
- А у меня, к сожалению, не получается.
- Что не получается?
- Сам знаешь что.
- Не знаю.
- Умереть. Умереть - уметь надо. Вот и приходится жить, дожидаться смерти.
- Что у тебя за мысли!
- А какие у меня еще могут быть мысли! Вчера вечером выпила две лишние таблетки. Но меня просто вырвало.
- Хозяйка сказала, что это несварение.
- Это самоубийство.
- Тогда это глупость.
- Твоя мать вообще дура. Ты даже не просишь меня больше так не делать!
- Прошу.
- Так не просят. Говоришь, а сам через пять минут полетишь на всех парах и пошлешь свою бедную мать к черту.
- Я вернусь самое позднее через неделю.
- Ты всегда так говоришь. А потом никогда не приезжаешь. Для тебя эти приезды - тяжкий крест. Ты устаешь еще больше меня.
- Ты будешь хорошо себя вести, ладно?
- Хорошо себя вести и радоваться своей убогой жизни. И ждать тебя. Да, совсем забыла. Тот желтый пакетик, на камине, дай-ка его сюда. Не ты один даришь подарки. Я тоже. Это портсигар из крокодиловой кожи. Тебе на день рождения.
- Потрясающий... У меня день рождения через полгода. Зачем ты потратилась?
- Через полгода, ну и что? Через полгода меня уже не будет на свете. Вот и хочу поздравить заранее.
- Ты еще повоюешь.
- И потанцую с кавалерами! Ну, нравится хоть немножко?
- Очень нравится. Очень!
- Ладно, там твой приятель сидит в машине. Езжай. Не целуй меня, а то получится, что из корысти.
- Мама, спасибо.
- Скажи своей женушке, что она ведьма. Скажешь?
- Скажу, мама.